Рехберг-и-Ретенлевен, Карл, граф (1775-1847). Корнеев, Емельян Михайлович (1780-1839). Деппинг, Жорж-Бернар .“Les peuples de la Russie". - страница 8
Он назвал Гянджу Елизаветполем, оставив там достаточный гарнизон, вернулся в Тифлис. Мне пришлось покинуть Воронцова, чтобы тоже вернуться в Тифлис, откуда я должен был, до того как перевалы будут завалены снегом, вновь перейти Кавказский хребет и разыскать моего генерала, назначившего мне встречу в Херсоне. В Тифлисе я присоединился к Шмидту и Нехлюдову. На этот раз здесь все было по-другому: чума наконец приостановила свои опустошения, пребывание в городе стало более сносным, жители начали возвращаться в свои дома и уже открылись несколько лавок. Князь Цицианов теперь относился ко мне с отеческой добротой, прибыла украсить Тифлис своим присутствием прекрасная княжна Юстиниана, в общем, пришло время насладиться спокойной жизнью, а мне - вот досада - нужно было уезжать. На несколько дней, но по совершенно иной - печальной - причине, я все-таки задержался: вдруг пришло известие о несчастье, только случившемся с нашим отрядом, стоявшем на Алазани: славный генерал Гуляков, в прошлом году уже дошедший до Джара, главного города лезгин, решил перебросить наши войска в глубь их гор. Противник лишь слабо сопротивлялся движению, но, как оказалось, это была хитрость; когда генерал, двигаясь почти во главе колонны, углубился в очень узкий проход в ущелье, ограниченный с одной стороны непроходимым лесом, а с другой - пропастью, лезгины с яростью обрушились на наши войска, и генерал Гуляков стал одной из их первых жертв. Остатки войск были опрокинуты в пропасть, откуда с огромными потерями были вынуждены отступать в самом большом беспорядке. Графу Воронцову повезло: он удачно упал на груду сброшенных с обрыва лошадей и всадников и, контуженный, все таки сумел бежать. Потеря отважного генерала Гулякова привела в уныние армию и всю Грузию, которая потеряла в нем самый надежный щит против лезгин, на которых он наводил ужас в течение двух последних лет. Несколько дней спустя граф Воронцов вернулся в Тифлис, я рад был увидеть его живым и невредимым. Мы распрощались, и я поехал обратно на Кавказ. Мы уже преодолели перевал, спустились с Ларцы, я уехал один от конвоя довольно далеко вперед и вдруг вижу: черкес скачет ко мне навстречу крупной рысью. Следовало насторожиться. Но будучи при оружии и видя, что он один, я не стал замедлять ход своей лошади, чтобы не демонстрировать этим малодушную осторожность, и мы встретились у подножия горы. Он посторонился как бы для того, чтобы дать мне проехать, и я узнал Максимку, того самого, с которым я познакомился на водах Кавказа и которого потом еще один раз видел, направляясь в Грузию, во Владикавказе. Мы обнялись, будто старые друзья, и он стал быстро говорить мне, что, узнав о моем прибытии, выехал встретить, потому что у него ко мне важное дело: Князь Цицианов отдал приказ взять его живым или мертвым и что он рассчитывает на мою поддержку, а спешит потому, что он не может рисковать, опасаясь моего конвоя, который вот-вот подойдет и может его узнать - вот, видишь, он даже оделся как можно беднее. Он просит сейчас же поехать с ним в его селение, конвой отправить во Владикавказ, а меня он сам потом туда проводит. Я сказал, что давно искал случая показать своим друзьям, Шмидту и Нехлюдову, селение горцев изнутри и прошу его разрешения взять их с собой. Он согласился. Я приказал конвою ехать дальше без нас; офицер, командовавший им, не хотел нас отпускать, но я дал ему расписку, что беру всю ответственность на себя, и мы - Шмидт, Нехлюдов и я - отправились к нашему князю Максимке, или в этих местах уже, как он объяснял однажды, Максиму Павловичу. Чтобы успокоить нашего хозяина, мы двигались как можно быстрее. По очень узким и извилистым тропам мы приехали в его замок, все подходы к коему охранялись вооруженными людьми; мы заехали во двор, где спустились на землю обезоружившимися: таков обычай страны, и он очень мудр - горцы говорят, что не нуждаются в оружии дома, особенно находясь за столом, где они могли бы, мгновенно вспылив, неуместно воспользоваться им. После прекрасного обеда Максим Павлович попросил меня выслушать его дело: он рассказал, что, когда увидел меня тогда во Владикавказе, ему помешала последовать за мной не только чума, но и распря с селением, расположенным на другой стороне ущелья; что жители этого враждебного селения, собрав много людей, неожиданно напали и вырезали несколько человек и, что еще хуже, угнали всех его баранов; что через некоторое время он собрал всех своих людей и ему удалось разорить вражеское селение и принести оттуда десятка четыре голов, за которых ему уже вернули большую часть его баранов, и что он надеется за те, которые у него остались, получить обратно все, что у него взяли; но что это столь невинное дело было искаженно передано князю (то есть главнокомандующему князю Цицианову) и он хотел бы, чтоб я оказал ему большую услугу - подробно изложить это дело князю и, заверив в полной его преданности России, добиться от князя, чтобы между ними восстановилось полное согласие. Я написал все, что он хотел, и отправил письмо нарочным в Тифлис. Сия исповедь Максима Павловича, на самом деле, есть полная картина горских нравов. Для них позорно оставить в руках врага тело или голову своего родственника или друга, и их выкупят любой ценой перед тем, как отомстить за его смерть смертью убийцы, его сына или одного из близких. Такой способ мести увековечивает войну и ненависть между селениями и семействами. Наш занимательный и гостеприимный хозяин, как обещал, проводил нас до места, откуда была видна наша крепость, и, посоветовав оставшуюся часть пути мчаться во весь опор, поехал обратно к своей горе. Мы прибыли в Моздок, где нам устроили карантин и где, после того как мы хорошо надушились, нас заперли на несколько дней в отвратительной хижине, в которой ветер и снег, проникавший во все дыры, как нельзя лучше очистили нас от всех возможных заразных болезней. Некоторые были против оккупации Грузии, которая на самом деле требует от нас множества людей и денег; но Грузию надо рассматривать как передовой рубеж, который Россия имеет в Азии, для того, чтобы быть вовремя осведомленной о военных приготовлениях, которые Азия может однажды предпринять за непроницаемым заслоном, каким является Кавказ.