RARUS'S GALLERY

Мы остановились в 70 верстах вниз по течению от Нижнего Новгорода в Макарьевском монастыре, расположенном на левом берегу Волги, богатом и знаменитом благодаря ярмарке, которая здесь проходит каждое лето. Эта ярмарка, на которой встречаются Европа и Азия, является одной из самых богатых из известных ярмарок, оборот, происходящий здесь, трудно переоценить. Вся ширина Волги между Макарьевом и Лысковом, и на несколько верст вверх и вниз по течению усеяна лодками. Лагеря и барачные постройки, кочевые юрты, трактиры и театры покрывают всю Макарьевскую равнину; здесь можно увидеть татар, калмыков, персов, индийцев, смешавшихся с купцами из Москвы и Петербурга. Огромная толпа торговцев приезжает сюда со всех уголков империи, больше всего здесь товаров, прибывших из Китая через Сибирь и из Персии, - последние плывут через Астрахань и затем вверх по Волге. Сюда привозят большое количество железа, тысячи лошадей, меха поступают отсюда в Европу, а предметы роскоши покупают дворяне из соседних губерний. Мы продолжали свой путь, любуясь этой благодетельной рекой, проплывая мимо живописнейших мест и городов, и всюду видели торговую деятельность. Все города этих областей являются значительными и богатыми, их обитатели статны и очень искусны. Вот Свияжск - маленький городок при слиянии рек Свияжки и Волги, в течение паводка он бывает полностью окруженным водой так, что в него можно добраться только на баркасе. Наконец мы прибыли в конечный пункт нашего плавания - в Казань, знаменитую древнюю столицу Золотой Орды. Этот город очень важен. Довольно обширная часть в нем населена еще потомками тех татар - некогда грозы мира и поработителей Руси. Теперь этот народ подает пример покорности и спокойствия. Татары законопослушные граждане, преданные и храбрые солдаты. Над городом высится Кремль. Раньше это была древняя татарская крепость, покорившаяся царю Ивану Васильевичу, который пожелал построить на ее месте православный собор. Другие церкви города тоже внушительны, а дворяне и русские купцы застроили город красивыми каменными домами. Но Казань имеет несчастье быть опустошаемой частыми и такими сильными пожарами, что с трудом вновь возрождается из пепла. Это, однако, не мешает оставаться Казани одним из самых важных городов империи благодаря своему богатству, народу и безграничным ресурсам, кои она предоставляет для внутренней торговли.

Здешний климат очень здоровый и способствует ведению хозяйства, хороший рынок, находящийся здесь, обеспечивает легкую жизнь, а это способствует росту населения. Мы очень приятно провели несколько дней, осматривая город и его окрестности. Вдобавок я познакомился здесь с одной славной женщиной, которая совсем недорого предоставила мне татарских девушек, чьи не только имена и национальные костюмы возбудили мое любопытство, новизной они пришлись мне так по вкусу, что я совсем забыл о моих интрижках в Костроме и Нижнем Новгороде. Мы присутствовали за городом на татарском празднике, где на лошадиных скачках с борьбой раздавали призы борцам-победителям. И зрелище, и атлеты так разожгли во мне азарт, что назавтра же я зазвал к себе одного из борцов помериться силами. Выглядел наш поединок вот как. Я приблизился и одним приёмом опрокинул его на землю. В ответ он ударил меня так, что я упал и оставался почти без сознания. Это падение вновь обострило мою легочную болезнь, от которой я только оправился, но зато отвлекло меня от скачек и от моих необузданных занятий. Отбывая из Казани, мы вновь набрали ту же команду и направились к реке Каме, которая впадает в Волгу в 75-ти верстах вниз по течению от Казани. Кама еще не вошла в свое русло, и мы пересекли ее на большом пароме. Ее разлив был так широк, что мы плыли посередине великолепного леса. Приблизительно в 30-ти верстах от маленького городка Тетюши и почти в 140 верстах вниз по течению от Казани на берегу Волги мы посетили развалины древнего болгарского города. Здесь ещё прекрасно можно различить замок, образующий городскую крепость, сильно возвышающуюся и достаточно сохранившуюся башню, остатки какого-то протестантского храма и то, что более свойственно азиатской архитектуре - одно большое строение, в котором легко узнавались общественные бани. Все эти развалины, чьи внушительные размеры указывают на то, что они являются останками большого города, сложены из тщательно скрепленных камней, смешанных с кирпичами - на древнегреческий манер. Мы обошли эти руины, недоумевая и раздумывая, что здесь скрыла от нас история, и после этого отправились дальше - в Оренбург. Надо сказать, что я вел обстоятельный дневник своего путешествия. Не стану утверждать о других, но уж по меньшей мере одним достоинством - безукоризненной точностью и подробным описанием всего, что со мной происходило, он обладал. Это его достоинство, увы, и оказалось причиной недолговечности его судьбы.

Однажды одна столь же любознательная, сколь и ревнивая дама заглянула в него без моего ведома и, обнаружив там описание моих любовных похождений, в припадке ярости бросила его в огонь. Я до сих пор жалею об этой утрате, тем более что, описывая моё путешествие спустя 12 лет, я вижу, что воспоминания ускользают от меня и представить полный отчет о том, что со мной произошло, могу весьма несовершенно. Оренбург расположен на реке Урал, которая начиная с Верхуральска, маленького укрепления почти в 700 верстах по течению от этого города, и образует нашу границу  вплоть до своего впадения в Каспийское море около города Гурьева. По названию Оренбург - крепость, а на деле - скорее нищий городок, окруженный ничтожными крепостными стенами, которых, однако, более чем достаточно, чтобы внушать уважение киргизам, против которых он и был построен. Но городок этот очень важен своим расположением, облегчающим нашу торговлю с этой многолюдной ордой, к тому же он является местом, куда прибывают караваны из Бухары и Хивы. Вне всяких сомнений, если бы провидение хоть один раз послало в Оренбург губернатора, руководствующегося в своих действиях разумными взглядами, коммерческими и деятельными, то город смог бы извлечь из здешнего товарообмена огромное богатство для империи, а в киргизах вызвать естественную склонность к осёдлому заселению этого пустынного края. Но до настоящего времени наши губернаторы остаются неспособными решать подобные задачи, они скорее полицейские надзиратели, притесняющие торговцев, а для находящихся в их полной зависимости киргизов - ограниченные и алчные начальники. Племя киргизов разделяется на 3 части, которые называют Большой ордой, Средней ордой и Малой ордой. Против Оренбурга находится Малая орда. Киргизы занимают безграничную пустыню, которая, начиная с Каспийского моря, простирается до границ с Китаем и образует нечто вроде зоны, разделяющей Сибирь с оставшейся частью Азии. Все их орды - кочевые, бедные и занимаются грабежом. Летом они приближаются к нашим границам, чтобы искать здесь корм для своего многочисленного скота, который составляет все их богатство, а зимой орды уходят, чтобы обеспечить для скота более теплый климат. Киргизские вожди зовутся султанами, они не могут иметь какой-либо власти над народом, не имеющим определенного местожительства и кочующим по обширным, лишенным растительности и воды равнинам. У этого народа нет никакой организации, поэтому он, несмотря на его численность, нисколько не опасен. Шайка киргизов пробует порой увести скот из приграничных районов у беззащитных людей. Их наказывают тем, что посылают в ответ несколько казаков тоже воровать у них скот и лошадей. Таким образом, мы им не даем никакого примера, который смог бы внушить им уважение к нашим законам; наоборот, киргизы видят в нас только разбойников, чуть более сильных, чем они, и которые чаще сами провоцируют их к грабежам, чтобы иметь повод ограбить их ещё больше. На некотором расстоянии от Оренбурга находится соляной карьер, очень богатый, в котором разместилась пехотная рота - чтобы обезопасить карьер и защитить рабочих от киргизов. Я совсем оправился от болезни легких, выпивая каждый день довольно большое количество кумыса, или кобыльего молока, которое киргизы заставляют киснуть и которое им служит напитком. Кумыс очень питателен, но от желудка требует серьезной закалки, поскольку очень труден для переваривания. Тренировки мне было не занимать: генерал Бахметьев - в то время командующий войсками этого участка нашей границы, давал мне превосходных местных рысаков, и каждое утро мы мчались вместе верст 30 или 40. Покидая Оренбург, мы вновь поднялись по реке Урал до Верхуральска и оттуда продолжили идти вдоль линии границы до крепости Троицкой, постоянно меняя лошадей и конвой в маленьких фортах, защищающих нашу границу и являющихся в то же время единственными населенными пунктами на этой дороге. Они были основаны казаками, отставными солдатами и несколькими регулярными войсковыми частями, которые здесь понемногу освоились.

В население этой части линии границы входят башкиры - народ очень похожий на киргизов, но менее дикий, чем их заклятые враги киргизы, они способствуют здесь обеспечению воинской повинности. На каждой станции генерала Спренгтпортена ожидал отряд казаков и башкир верхом, который сопровождал нас, демонстрируя воинскую выучку и забавляя ловкими трюками. Самым красивым, но и самым опасным зрелищем было, когда один из них водружал на свою пику шапку и несся во весь дух, преследуемый всей группой, которая старалась сбить эту шапку стрелой или пистолетным выстрелом. Их лошади очень легки и гораздо выносливее европейских лошадей. Мы покинули линию границы в Троицкой, чтобы возвратиться в глубь края, где мы посетили шахты Чебаркуля. Впрочем, одна довольно хорошенькая дама, с которой я познакомился на балу, устроенном в нашу честь в этом городке, заняла меня много больше, чем шахты. Зная, что я был всего лишь залетной птицей, она пренебрегла формальностями и, не теряя времени, сама нанесла мне визит сразу после бала. Увы, нужно было покинуть ее уже на третий день, чтобы последовать за генералом в Екатеринбург, административный центр этих мест. Этот край, может быть, один из самых богатых на земле рудами всех пород - здесь в изобилии можно найти золото, серебро, медь и железо, но не хватает рабочих, чтобы добывать все эти богатства. В некоторых из этих месторождений можно найти яшму, мрамор всех видов, обнаружить великое разнообразие драгоценноых камней и особенно аметистов и аквамаринов и, наконец, знаменитый малахит, о коем не ведают ни в каком другом месте. В Екатеринбурге добывают яшму и мрамор и с большим мастерством делают из них различные украшения, которые так любят в Петербурге, вырезают орнаменты на вазах, чеканят также медные монеты. Этот город полон рабочих, есть несколько очень богатых купцов; служащие приисков здесь живут очень неплохо. Мы посетили множество близлежащих рудников и среди них наиболее примечательные, принадлежащие короне и таким именитым собственникам, как граф Строганов, Демидовы и Турчаниновы.

Мое же внимание, больше всего, но, увы, безответно, привлекла жена генерала Певцова, командира полка из Екатеринбурга. Вот ведь как бывает - ёе муж был солдафон и невежа, в то время как она была мила, любезна и приятна в обхождении. Он был явно её не достоин. Признаться, я влюбился в нее, может быть, именно потому, что завоевание ее оказалось делом трудным; она ответила на мою страсть лишь любезным высокомерием, и я покидал Екатеринбург, не получив ничего, кроме отказов. Мы прибыли в Тобольскую губернию. При пересечении этой границы Сибири, меня охватило какое-то безотчётное смятение: трудно передать ощущение, которое производит на человека переход границы края, на который нас приучили смотреть, как на гибельную тюрьму и могилу позора. Мысль, что мне предстоит теперь находится среди преступников и несчастных, меня ужаснула, я осознал, что очутился на земле, орошенной столькими слезами, местопребывании стольких преступников! Но и стольких же невинных жертв. Я оказался в крае, который щедро одаривает Россию богатствами и который получает взамен от неё только отбросы людей, чьи преступления должны караться смертью, или известных интриганов, сосланных другими интриганами. Тобольск построен на реке Иртыш, в месте, где в Иртыш впадает Тобол, и является городом. Он разделен на две части: верхний и нижний город. Верхний город включает собор, административные здания и нечто вроде форта - все это построено шведскими пленными, которых сюда на работы направил Петр I. Нижний город самый важный: купцы, рабочие, несколько ссыльных и гарнизон образуют все его население. Лавочки здесь полны товаром, есть ряд церквей, несколько красивых каменных домов и даже театр. Тобольск несколько скрашивает грустное и тяжкое впечатление, которое оставляет Сибирь. Он имеет вид города зажиточного и оборотистого; в этом городе можно встретить несчастных, которые своим примерным поведением получили свободу и возможность зарабатывать себе на жизнь трудом и сноровкой; губернатор, городничий или исправник надзирают за этими людьми, приговоренными к моральной смерти. Труппа театра состоит из ссыльных, дирижером оркестра служит итальянец, который имел несчастье в порыве ревности убить своего соперника; его нос был изуродован знаком позорного наказания за свое преступление.

Нас уверяли, что это только теперь Тобольск стал так уныл, но во времена Императора Павла здесь много развлекались. Этому есть очевидное объяснение: только правление Императора Александра заселило Сибирь истинными преступниками, в то время как в предыдущее царствование этот край был наполнен богатыми и знатными людьми, которых сюда сослала прихоть императора Павла и теми, кто хоть и не искал случая быть удаленным от света, но и не считал позором для своей репутации выказывать этим людям открытое сочувствие.  Эти многочисленные жертвы Павла были сразу же возвращены Императором Александром в их привычный круг и к своим семьям, они оставили Тобольск опустевшим и сожалеющим о времени своего процветания, подобно заключенным, с завистью смотрящими, как выходят на свободу товарищи по несчастью. В Тобольске меня посетила фантазия увидеть берега Ледовитого океана. Захваченный этой идеей, я купил лодку, приказал соорудить на ней палубу, мачту, руль. Я наладил паруса и, проверив мое судно на Иртыше, решил, что смогу отправляться в путешествие. В конце июня, сопровождаемый нашим художником Корнеевым, своим слугой и двумя казаками, запасясь провизией, мы двинулись в путь. Мы плыли по течению довольно быстро. Изредка на правом берегу Иртыша мы встречали изрядно выстроенные города, в них мы набирали гребцов и проводников для путешествия ночью. Но примерно в 450 верстах от Тобольска, в месте, где эта река впадает в Обь, поселения стали редкими, а навигация более трудной из-за быстрых и беспорядочных течений, небольшой глубины и каменистого берега. В этом месте Обь имеет уже значительную ширину и образует множество островов. Левый берег реки низкий и удобен для ловли рыбы почти на всем протяжении; в то время как правый берег - крутой. Вначале он покрыт густым лесом, затем, по мере приближения к северу, деревья становятся мельче и мельче, потом остались только кусты; и наконец, примерно в 300 верстах от места, где Иртыш впадает в Обь, растительность исчезла полностью, а земля оказалась сплошь покрыта мхом, - ничего, кроме мха, в течение тех немногих недель, когда земля здесь не покрыта снегом; меня удивило, что и под снегом мох сохраняет ярко-желтый цвет. В месте слияния рек находится монастырь, населенный всего тремя монахами, очень бедными, у которых мы, в их глазах приплывшие Бог знает откуда, искали той скромной помощи, на которую можно расчитывать в монастыре в любом месте на земле. По всему было видно, что мы на самом краю света; несколько остяков, со своими переносными шалашами и собаками кочующих по этой бесконечной снежной пустыне, были, повидимому, единственными её жителями. Этот край, тем не менее присутствует в титуле Российского Императора и именуется "князь Кондийский". Наша провизия уже заканчивалась, и бедные остяки в обмен на табак и водку могли нам предложить только вяленую рыбу. Дни были очень теплыми и увеличивались по мере того, как мы продвигались на север.

Случалось, вследствие нашего неумения объяснить свои трудности, местные жители, не понимая, чего мы хотим, даже отказывали нам в проводниках. Солнце почти не покидало горизонт, и, как сказал бы поэт, утренняя заря приходила прогонять вечерние сумерки. Но если вдруг налетал северный ветер, всё мгновенно менялось: наступал пронизывающий холод, а на реке поднимались такие волны, что надо было немедля искать укрытие, а это было непросто: неумение управлять лодкой не позволяло нам лавировать, и в любой момент наша непрочная посудина могла разбиться о берег. На одном маленьком островке мы пережидали непогоду целый день, окоченев от холода и ничего не съев, кроме отвратительной вяленой рыбы. Несколько остяков, загнанных сюда, как и мы, непогодой, пришли составить нам компанию. Один из них, говоривший немного по-русски, скрасил наше времяпрепровождение, отвечая довольно толково на наши расспросы об образе жизни его земляков. Остяки идолопоклонники, хотя некоторые их них и были крещены монахами Кондинского монастыря. Так и не поняв, что означала церемония, которой их подвергли, они ставят маленькие иконки и кресты, которые получили при крещении, рядом со своими идолами, которые представляют собой грубо обработанные деревянные фигурки, они приносят им в жертву часть добычи и часть улова, оставляя все это на колу в стороне от хижин. Их шалаши состоят из множества жердей, по кругу закрепленных одним концом на земле, а другим соединенных наверху в конус. Жерди покрыты шкурами оленей таким образом, чтобы наверху оставалось отверстие, через которое мог бы выходить дым. Это жалкое жилище имеет не больше четырех шагов в диаметре, и в нем располагается вся семья со всей утварью, провизией и вообще всем, что у нее есть. Северные олени, чьи шкуры используются при строительстве этих переносных жилищ, являются самыми необходимыми этому народу животными; они питаются мхом и находят его под снегом; олени являются и средством передвижения, остяки их впрягают в очень легкие и довольно высокие нарты. Оленья шкура, покрытая довольно длинной и густой шерстью, идет на изготовление одежды и мужчин и женщин; они шьют из нее разновидность рубашки с капюшоном, надевая ее одну на тело мехом внутрь, а когда холодно, еще одну поверх мехом наружу.

Остяки едят также сало оленей, кое они считают самым изысканным блюдом, которое я так и не смог взять в рот. Остяки любят табак, они его и курят, и нюхают, и жуют. Табак поставляют остякам русские купцы. Взамен они получают шкуры соболей, лисиц, белых волков и медведей. Надо заметить, эти купцы необыкновенно наживаются на этой незаконной спекуляции; они привозят также водку, небольшие отрезы драпа, которыми женщины обшивают свои одежды, котлы и другую утварь. Вплоть до настоящего времени цивилизация не затронула жизни этого народа и едва ли сможет это сделать; почва здесь не может быть обработана, а снега покрывают эту невеселую страну в течение 9 месяцев в году. Остяки могут существовать только охотой и рыболовством, а для этого они должны оставаться всегда кочевыми, чтобы в зависимости от времени года передвигаться вслед за предметом своего промысла. Они обладают крайне тихим и покорным нравом, небольшую дань пушниной, которую на них наложили, платят исправно, называя эту дань ясак. Они отправляют ее с нарочными в те места, кои им укажет губернское начальство. В остальном они вполне независимы, какими были и до покорения Сибири; их не принуждают ни к никакой барщине, они не поставляют рекрутов и почти не видят русских, кроме тех, купцов-скупщиков что приезжают их обирать. Но судя по тому, что я смог узнать, их население все же заметно сокращается. Первые покорители их страны, будучи казаками и сборищем авантюристов, нещадно эксплуатировали их, и в конце концов прибрали к рукам все природные богатства края, оставив этим несчастным только то, что невозможно было отнять - непригодные для жизни условия, суровость которых пагубно воздействует на народонаселение. Еще одно страшное бедствие опустошает население остяков - это сифилис. Вероятно, он был завезен русскими и стремительно распространился, холод и отсутствие лекарств только способствовали этому.

Почти весь народ разрушен этой болезнью и носит ее отвратительные отметины: мужчина 25-ти лет уже имеет вид облезлого старика; девушка 10-ти лет выходит замуж и рожает слабых и уже пораженных гангреной детей; их кости открыто гниют и отстают от плоти, многие из этих несчастных умирают, заживо разложившись. Ничто не может спасти остяков от этого бедствия, пройдёт немного времени и этот народ совершенно исчезнет. Наконец мы прибыли в Березово, небольшое русское селение на левом берегу Оби в 940 верстах от Тобольска. Меня разместили у одного ссыльного, человека очень благородного. В молодости он служил в конной гвардии, но был вовлечен в аферу с печатанием фальшивых ассигнаций и вот уже 28 лет как расплачивается за свое преступление. Здесь он женился, а своей предприимчивостью и ловкостью достиг достаточно обеспеченного существования. Впоследствии я имел счастье способствовать его помилованию. Березово стало известно как место ссылки знаменитого Меншикова; ненависть завистливых придворных к его могуществу не смогла найти места более удаленного, более жуткого для того, чтобы заточить сюда объект своих страхов и мести. Меншиков, стремительно взлетевший к трону, правивший Россией, бывший другом Петра Великого, соратником в свершениях, коими этот могущественный государь украсил честь и величие империи, - так вот, этот человек, чтобы уберечь свою старость и семью от суровости самого страшного во всей империи климата, вынужден был здесь собственноручно строить свой домишко. Те же руки, что помогали держать императорский скипетр, должны были взяться за топор. Он построил возле своего жилища небольшую часовенку и самолично обозначил место своего погребения. К стыду своих гонителей и неблагодарной родины, Меншиков оказался в беде и нищете более стойким и достойным, чем стоя во главе армии и на вершине успеха. Еще видны остатки маленькой часовенки и место, где была его хижина. После двухдневного отдыха в Березове я продолжил путь, все время спускаясь по Оби, которая уже в нескольких местах становилась столь широкой, что думалось, что мы в настоящем море: берега очень невысокие, кроме мха не видно ни малейшего следа растительности; почва столь болотиста, что, ступив, боишься увязнуть.

Было самое начало июля; стояла томительная жара, а мгновение спустя - уже свирепствовала пронизывающая зимняя стужа, принесённая сильным северным ветром. Почти в 200 верстах от Березова мы встретили несколько льдин, которые этот ветер пригнал против течения, которое порой становилось настолько уже слабым, что мы медленно продвигались только с попутным ветром. Начали открываться Уральские горы, образующие на всем необозримом пространстве империи с юга на север естественную границу между европейской и азиатской частями России. Эта горная цепь, первоначально довольно высокая, по мере нашего продвижения к Северному морю уменьшала свою высоту, было такое впечатление, что она как бы уходит под воду; зрелище гор дало приятную передышку нашим глазам, уставшим от однообразия плоских берегов Оби. Мы остановились в местечке под названием Обдорск, где еще были видны следы небольшого форта, построенного здесь первыми отважными покорителями этих краев (Император украшает себя также титулом "Князя Обдорского"). Около этого местечка, расположенного на правом берегу реки, находится самое значительное поселение самоедов, привлекаемых сюда, особенно летом, удобной и обильной рыбной ловлей. Я нанес визит их вождю. Он принял меня с удивлением, но выразил мне большое почтение.

Я преподнес ему несколько подарков и вернулся на судно. Вечером я наслаждался неповторимым зрелищем: солнце опускалось за цепь Уральских гор, прячась только наполовину, и сразу же вновь поднималось на небосклон, знаменуя сиянием наступление нового дня. На следующий день вождь нанес мне ответный визит; я едва не расхохотался, глядя на него: он был выряжен на французский манер в кафтан из малинового бархата, обшитый галуном по всем контурам, и панталоны, и при этом босой и с туземной прической. Оказывается, когда-то Двор прислал ему этот костюм, и он посчитал своим долгом в него нарядиться, чтобы нанести мне визит во всем параде. Его сопровождала толпа самоедов, и прием прошел со всеми формальностями, как этот вождь себе их представлял. Он мне преподнес четырех соболей, бутылку водки и огромную рыбу. Я ему подарил табак, сукно, женские украшения, и мы расстались добрыми друзьями. Самоеды, чье имя будучи превратно истолковано, дискредитировало их как каких-то пещерных людоедов, на самом деле, как и остяки, совсем кротки и ведут тот же образ жизни; они платят тот же ясак, а живут еще более бедно, чем остяки. Они обитают по берегам устья Оби и на побережье Северного моря. Трудно постичь, как это племя слабых, маленьких, худых людей может существовать в этом студеном климате, - без иного крова, кроме убогих шалашей, таких же, как и у остяков, а согреваться, сжигая жир белого медведя или китов, на которых они с риском для жизни охотятся в течение короткого лета. Этот бедный народ, который, кажется, и родится и живёт только для того, чтобы переносить все страдания, кои выпали на долю человечества, также опустошает сифилис. И тем не менее самоед может жить только в том жутком климате, в котором родился; перевезенный в Петербург, окруженный заботой и уходом, живя в изобилии, в хорошем и отапливаемом доме, он тоскует по родине и, в конце концов, умирает вскоре от ностальгии. Кто способен объяснить сердце человека и диковинную игру, в которую играет с ним природа, будто наслаждаясь тяготами человеческими.