RARUS'S GALLERY

Les peuples de la Russie ou description des moeurs, usages et costumes des diverses nations de l'Empire de Russie, accompagnee de figures colones (“Народы России, или Описание нравов, обычаев и костюмов различных национальностей Российской империи”). Paris, D. Colas, 1812-1813. 2 т.т. Т.1.- [2], 13, [138] c. 48 л. ил.; Т. 2.- [2], [138] с, 48 л. ил.; всего 96 раскрашенных от руки акватинт, офортов и меццо-тинт. Текст на французском языке с посвящением Императору Александру I; тексты на гравюрах - на двух языках: русском и французском, при этом нумерация отсутствует. Каждый том издавался в 8-ми выпусках по 6 гравюр. Экземпляр из тиража с «выполненными с особой тщательностью иллюстрациями». 96 иллюстраций с изображением типов и костюмов различных национальностей России - русских, украинцев, татар, киргизов, ногайцев, армян, грузин, чувашей, финнов - выполнены по рисункам Е.М. Корнеева в техниках акватинты, офорта и меццо-тинто с ручной акварельной раскраской работы В. Мельникова, В. Осипова, Е. Скотникова- самого Корнеева, а также А. Адама, И. Гросса, Э. Менца. Скотников исполнил 20 листов; сам Корнеев награвировал девять листов. В двух полукожаных переплетах эпохи. Крышки оклеены бежевой бумагой. На передней крышке зеленая кожаная наклейка с тиснеными золотом названием книги и номером тома. Корешок и уголки из зеленой кожи. Форзацы из мраморкой бумаги. 48x39 см. Помог графу Карлу Рехбергу с написанием текста литератор и историк Жорж-Бернар Деппинг. Приложен издательский проспект с подробным описанием планирующегося издания с указанием фамилий первых подписчиков, и предполагаемыми ценами - самый роскошный вариант исполнения должен был обойтись покупателю в 1600 франков! Всего предполагалось 4 варианта издания, которые должны были отличаться качеством бумаги и раскраски. Намеревались выпустить 200 экземпляров аналогичных представленному, но война помешала напечатать запланированное число. Пожалуй, это самое ценимое библиофилами иллюстрированное издание, посвященное народам России.

Библиографические источники:

1. Соловьев. Кат. № 105: Редкие книги. № 334.

2. Губар. Каталог собрания. 1234-1235;

3. Аукцион Кристис. 30 ноября 2006 года. Valuable Russian Books and Manuscripts . Лондон. Лот № 46, (без 2-х ил.) Уход: £40,800.

4. Аукцион Bonhams. 24 марта 2009 года. Printed Books, Manuscripts, Music & Photographs.

Лондон. Лот № 77. Уход: £25,200.

5. Аукцион Кристис. 03 июня 2013 года. Лондон. Лот № 43. Уход: $72,257.

6.  Lipperheide, № 1348;

7. Russica, 2 vols., R 229;

8. Фекула, № 3568.

9. Colas, № 2491;

10. Brunet IV № 582;

Как известно, Корнеев был прикомандирован к генералу Спренгпортену, который по повелению императора Александра I совершил обширное путешествие по России в 1802-1805 г.г. Корнеев нарисовал за это время большое количество рисунков, которые привлекли внимание баварского посланника при русском дворе графа Карла Рехберга, страстного собирателя акварелей и рисунков на русские темы. Рехберг предложил Корнееву издать альбомы гравюр по его рисункам. Это было как раз то, о чем мечтал художник: показать широкому зрителю свои работы- виды отдаленных уголков России, облик народов ее населяющих. И Корнеев уехал с Рехбергом за границу. Там он напряженно трудился над созданием двухтомного альбома “Les peuples de la Russie”, состоящего из 96 гравюр. “Все рисунки, составляющие этот труд, были самым превосходным образом выполнены заслуженным мастером г-м Корнеевым в течение его трехлетнего пребывания в Мюнхене”- сообщал издатель альбома. Мюнхен, столица Баварского королевства, был родным городом Карла Рехберга. Здесь же жил и его знаменитый брат Алоизий фон Рехберг известный дипломат, министр иностранных дел, участник Венского конгресса и Карлсбадской конференции. Здесь, в Мюнхене, Е. Корнеев делал рисунки по своим путевым эскизам, а затем наблюдал за созданием гравировальных досок. Печатался альбом в Париже в 1812-13 г.г. уже без присмотра автора. Два роскошных тома не исчерпывали запаса рисунков, а также замыслов издателя и художника. Однако в Европе грянули наполеоновские войны. Корнеев вернулся домой, а Граф Рехберг стал главным интендантом баварской армии на долгие годы. В те годы интерес к Российской империи, ее жизни, нравам и обычаям был очень велик. Сюда устремились не только политики и купцы, но и художники, запечатлевшие костюмы, быт, уличные сценки. Правда, в основном это касалось Москвы, Петербурга и небольшого ряда провинциальных городов. Да и сами рисунки чаще всего были сделаны с иронией, запечатлевали курьезы, представляя по сложившемуся шаблону русских дикарями. Емельян Михайлович Корнеев получил образование в Петербургской академии художеств, прославился как русский художник-путешественник, гравер и рисовальщик, впоследствии стал профессором исторической живописи, в 1807 году получил звание академика за картину "Похищение Деяниры Центавром". В 1803—1805 гг. ездил за границу. Еще в бытность учеником Академии исполнил для строившейся тогда в Царском Селе церкви образ Воскресения, за который ему было выдано 150 руб. В 1807 – 1810 годах участвовал в росписи Казанского собора. Граф Карл Рехберг был страстным собирателем акварелей и рисунков на русские темы. Он задумал многотомное иллюстрированное издание о России и купил для этого все рисунки Корнеева. Для альбома они отобрали только те, что носили этнографический характер и демонстрировали разные народности – русских, украинцев, татар, киргизов, ногайцев, армян, грузин, чувашей, финнов… Вот, например, что было написано в альбоме о русских: “Обычно русские бывают росту скорее среднего, нежели высокого, телосложения хорошего и крепкого. Волосы у них черные, иногда светлые… Живость, подвижность, веселость, упорство в любом предпринимаемом деле, безразличие к препятствиям и опасностям, а также некая врожденная учтивость составляют национальный русский характер. Гостеприимный, общительный, добрый по природе, русский, однако, впадает в ярость под воздействием страстей. Порядочность и умеренность в целом присущи этому народу, вплоть до низших классов. Русские хорошие солдаты, трудолюбивые работники, предприимчивые, но хитрые и ищущие своей выгоды торговцы. При этом наделены они и всеми способностями и склонностями, делающими людей пригодными к науке и искусству. И можно сказать, что русские вполне в этом преуспевают, если их не останавливает на сем пути некоторое непостоянство и самодовольство”. “Для чеченцев, - отмечается в альбоме, - покориться победителю – это позор, которого они пытаются избежать всеми возможными способами и даже самоубийством, если не остается ничего другого. Управлять ими при помощи силы почти невозможно, и их князья правят ими исключительно при помощи кротости и убеждения. Когда мальчик вырастает настолько, что способен носить оружие, отец вручает ему его и отпускает сына из-под своей опеки. Оказавшись свободным, молодой человек не должен больше спрашивать своих родителей о чем бы то ни было, он сам должен заботиться о своем существовании”.

Экспедиция генерала Спренгтпортена по пределам Российской империи,

как она описана в мемуарах графа А.Х. Бенкендорфа

Граф А.Х. Бенкендорф

Мое путешествие на край ночи и к границам Китая

... Генерал Спренгпортен возвратился из Парижа, где он выполнял поручение, данное ему ещё Императором Павлом. Он сразу же представил новому Императору план намечавшейся экспедиции по России, и попросил включить в её состав двух офицеров для сопровождения. Император одобрил его проект. Узнав о намечавшейся экспедиции, я ухватился за представлявшийся случай покончить, наконец, с уже мучившим меня бездельем. Я представился генералу, Спренгпортен попросил за меня у Императора, который милостиво разрешил включить меня в состав этой экспедиции. Вторым офицером стал майор артиллерии Ставицкий.  К нам прикомандировали художника Корнеева, и мы без промедления стали готовиться.  Мы покинули Петербург в конце февраля 1802 года. Несмотря на непогоду и отвратительные дороги, я ехал в хорошем настроении: наконец осуществилось моё желание всё бросить, забыть интрижки, любовь и сбежать. В Шлиссельбурге я присоединился к генералу Спренгтпортену, и на следующий день мы уже вместе продолжили наш путь, двигаясь вдоль Ладожского канала до одноименного города. По этому каналу в нашу столицу, можно сказать, плывёт дань со всей России, по нему перевозятся в Кронштадтский порт товары из наших самых удаленных губерний, он соединяет Волгой, Свирью, Сысью и Волховом Каспийское море с Балтийским. Сразу же вспоминаешь, чьим детищем является это сооружение. Находясь в Петербурге, или его окресностях, Его колоссальные проекты, создавшие процветание и славу России, встречаешь и узнаешь на каждом шагу; невольно поражаешься - кажется нет идеи, которая своим рождением не была бы обязана этому гению созидания! Великолепный порт Кронштадт; флот, который строили его собственные руки; войска, организованные его стараниями и его неукротимым характером приученные побеждать; наконец, гроза Азии и гарант европейского равновесия - сама наша столица, воздвигнутая на болоте, ныне ставшая образцом красоты и великолепия, местопребыванием наук и искусств; эти загородные дворцы со всех сторон Петербурга, которым Петр умело выбирал место и сам планировал парки; и, наконец, этот водный путь, который доставляет к набережным столицы товары со всего обширного пространства России! Мы остановились в Тихвине, маленьком городке, очень богатом, очень оборотистом и особенно известном как место паломничества к Иконе Божией Матери, находящейся в здешнем монастыре. Икона Божией Матери покрыта драгоценными камнями, а монастырские постройки образуют великолепный ансамбль. Самые хорошенькие женщины Петербурга едут искать здесь отпущения грехов за свои любовные ошибки, оплакивать потерю своих любовников, скрываться здесь с ними от назойливости супругов и света. Здесь священная тайна этой святой связи покрывается сенью религиозности: ребенок, которого не осмелились бы родить в столице, появляется на свет здесь, и, таким образом, это место и вправду часто служит местом, где освобождаются от тяжкого, и не только духовного бремени. Мы проехали через весьма старый город Устюжну, затем - через Мологу и Рыбинск, где Шексна, впадая в Волгу, обеспечивает этому городу активную торговлю. В Ярославле мы провели несколько дней; этот город настолько же древний, как и русские летописи, находится на правом берегу Волги, на сильно возвышенном месте и выглядит как большой центр. Он украшен множеством прекрасных церквей, монастырей и большим количеством каменных домов. Этот город обязан своим богатством в особенности фабрикам по производству скатертей и полотен, которые здесь существуют с давних пор и которые снабжают значительную часть России. Великое множество дворян, имеющих собственность в этой богатой и многолюдной провинции, собирается в главном губернском городе Ярославле для приятного времяпрепровождения.

В 70-ти верстах от этого города, на левом берегу Волги, расположена Кострома, также столица одноименной губернии. На следующий день после нашего прибытия была годовщина восшествия напрестол, и после богослужения в соборе мы присутствовали на званом ужине у губернатора. В конце ужина я почувствовал себя так плохо, что вынужден был встать из-за стола. Едва я вышел в переднюю, как у меня горлом и из носа пошла кровь и я потерял сознание. Меня перенесли на канапе, послали за доктором, он мне сделал кровопускание. Очнувшись, я увидел себя уже раздетым, закутанным в смешной домашний халат губернатора и, что было неожиданно и приятно, окруженным полудюжиной дам, одна из которых - м-ль Крамина, была совсем недурна. Они окружили меня такой заботой, что моя грудная болезнь показалась мне весьма кстати. Генерал Спренгтпортен, желавший уехать на следующий день, был вынужден задержать свой отъезд, а вдруг начавшийся ледоход и вовсе оставил нас в Костроме почти на 6 недель. М-ль Крамина приходила следить за моим выздоровлением, но так как могло показаться двусмысленным приходить одной к постели молодого офицера, то она приходила вместе со своей сестрой. Эта сестра, весьма стройная девица, правда уже лет около 30-ти, пришлась весьма по вкусу старому генералу Спренгтпортену, она тут же ответила ему благосклонностью, так наша компания удвоилась и стала удивительно приятной. Мой влюбленный шеф не торопился с отъездом, он обстоятельно приводил в порядок красивую и большую лодку, чтобы спуститься в ней по Волге. Когда все было наконец закончено, после очень нежных прощаний, я получил от моей красавицы рекомендательное письмо для одной из ее подруг в Нижнем Новгороде, мы поднялись на судно, и доверились течению прекрасной матушки-Волги.

Было время половодья, и река затопила окрестности более чем на 40-50 верст вокруг. Течение было столь стремительным, что невысокие берега с трудом противостояли паводку: города и деревни, мимо которых мы плыли были окружены водой и казались островами среди безграничного озера. Огромное множество лодок, баркасных шлюпок всех размеров покрывали водную гладь и делали зрелище большой воды поистине восхитительным. Мы любовались и не могли наглядеться: непрерывно меняющиеся пейзажи даже заставляли нас замедлять ход. Наконец мы бросили якорь у причала Нижнего Новгорода, который расположен на высоком берегу, при слиянии Оки и Волги, и величественно возвышается над безграничным зеркалом воды и неописуемо живописными далями окрестностей. Глядя на эту незабываемую картину невольно подумалось: местоположение этого города в центре самых прекрасных губерний подлинной России так выгодно для торговых сообщений, что он мог бы быть и резиденцией Государя. Очень естественно, что двор в своё время удалился из непредсказуемой Москвы, печально известной своими бунтами и жестокостями, но очень сомнительно, чтобы Петр первоначально имел план сделать средоточением своей империи место, где был построен Петербург, тогда самый удаленный угол России, наименее здоровый и наименее населенный, куда все предметы первой необходимости должны пребывать с большими издержками из глубины страны, где всякий русский оказывается чужаком и где всякий собственник находится по меньшей мере в 300 верстах от своих владений. Петр сделал Петербург столицей, видимо, только потому, что в этом месте оказалось всё, что ему было нужно для осуществления своих государственных замыслов. Этот новый город предоставил ему возможность и средства укрепиться на Балтике и здесь создать военный флот, ради удобства он перевёл сюда часть Сената и своих министров, потому что сам заседал в Сенате. Но когда было нужно показать плоды своих побед, свои празднества и триумфы он устраивал именно в первопрестольной Москве. Возможно, если бы Рига и Ревель принадлежали России до образования Петербурга, то он создал бы свой флот в Ревеле, а торговлю в Риге, и ограничился бы тем, что в устье Невы для защиты границ и покровительства торговле построил бы только форт. Таким образом, Петербург не существовал бы, или был бы небольшим провинциальным городком.

Первые преемники Петра, оставаясь только жалкими подражателями его грандиозных начинаний и опасаясь, быть может, еще и недовольства Москвы, не покинули Петербург. Теперь, спустя столетие, когда это престолопребывание освящено кротким правлением Елизаветы, блеском и великолепием Екатерины и, наконец, замечательными благоустройствами, кои привнес сюда Император Александр, кому придёт в голову оставить Петербург, когда в него вложено столько миллионов, где появились на свет все наши rнязья, где сосредоточены финансы и где деньги значат всё, где, поистине, удалось покорить природу; но если посчитать то, чего лишает эта резиденция тружеников в провинциях, насколько она их превосходит всеми товарами, отдаляя этим их развитие, то можно было бы ужаснуться от этой картины и со всей очевидностью увидеть, что Петербург есть настоящая язва, разъедающая Россию. Нижний Новгород, наоборот, сближая дворян с их поместьями, был бы центром культуры, чьи лучи проникали бы в самые дальние уголки и окраины России. Присутствие Государя только поддерживало бы интерес собственников и устранило бы притеснения, отягощающие население, а коммерция легко вернулась бы в руки русских торговцев, которых совершенно вытеснили иностранные предприниматели и которые теперь чужеземцы в Петербурге. Мы высадились в Нижнем Новгороде в день Пасхи; я направился вручить мое письмо от м-ль Краминой к ее подруге м-м Радионовой и был пленен, найдя в ней прехорошенькую женщину, пухленькую и очень доступную; ее сестра, как и она, разлученная со своим мужем, была также очень приятной. Та и другая жили у отца.

Вскоре мы познакомились гораздо ближе, но для того чтобы увидеться ночью, мне пришлось преодолеть обычные в таком деле препятствия: перелезть через довольно высокую ограду, пройти незаметно через сад к дому и, наконец, влезть в окно, которое вело в спальню, где обе сестры почивали вместе. Признаться, я был несколько озадачен, обнаружив там обеих сестер вместо одной; но быстро сориентировался: сначала все-таки направился только к даме, которой я был рекомендован, а затем улегся прямо между двумя сестрами. Это было на третий день нашего пребывания в Нижнем Новгороде, но, к моему глубокому сожалению, оказавшийся также и последним. С восходом солнца, в точно назначенный час, мне необходимо было уже быть на нашем судне. Мы подняли якорь и продолжили путь вниз по Волге, оставляя позади мою новую и неутолённую страсть.