RARUS'S GALLERY

Мы направились вдоль пограничной кавказской линии и остановились в Георгиевске, главном городе Кавказской губернии. Вся эта пограничная линия защищает наши южные губернии от неспокойных и разбойных жителей Кавказских гор. Впечатляет вид этой знаменитой горной цепи, предела побед Александра Македонского и границы рабства, которое Рим навязал народам; сколько армий нашли в нем свою погибель, сколько народов вышло оттуда для того, чтобы опустошать земли, внушать уважение и вызывать удивление! Посреди этой, покрытой вечными снегами, громадной горной цепи возвышается отовсюду видимый еще более величественной Эльбрус, который жители именуют Кот-гора. Проехали в Константиногорск, маленькую крепость у подножия пяти гор, именуемых Бештау, примерно в 20-ти верстах от Гергиевска. Здесь находятся сернистые горячие воды, которые привлекают сюда великое множество самых разных больных. Мы оставили генерала и его супругу согревать их любовь в сере, а сами отправились еще на добрых 30 верст дальше, к минеральным водам, именуемым кислыми водами, которые имеют много сходства с водами Зельцера. Там мы обнаружили общество на водах, радушно предложившее нам разделить с ними их развлечения. Один полк стрелков и два казачьих полка охраняли здесь воды и больных и защищали их от посягательств черкесов, которые с крайним неудовольствием смотрят на это чужеземное заведение, расположенное в их горах. Здесь я познакомился с одним черкесским князем, именуемым Рослам-бек, братом Исмаил-бека, который служил в наших войсках и был в тот момент в Петербурге. Сам Рослам-бек имел чин полковника и получал довольно значительную пенсию, но поскольку он уже несколько раз воевал против нас, то большого доверия к его лояльности не было. Тем не менее я с удовольствием принял его княжеское предложение поехать с ним на добрые 30 верст в горы, увидеть его жилище, его воинов и его сестру, которая слыла красавицей. Надо сказать, здесь почти невозможно увидеть ни одну черкешенку, а их красота столь славится, что я пренебрег предостережениями, которые мне делали, об опасности, подстерегающей русских в горах, к тому же еще несколько молодых людей присоединились к нам. Мы ехали несколько часов по горам мимо живописных селений и наконец прибыли в селение нашего князя. Он дал в нашу честь очень хороший обед на манер своей страны, показал нам своих лошадей, свое оружие и только мельком - свою сестру, у которой мы, правда, смогли рассмотреть фигуру, которая была великолепна, как у всех черкешенок - их элегантное одеяние дает возможность показать ее. Потом мы вновь оседлали коней, и по сигналу - стрелы, которую Рослам-бек самолично пустил из своего лука на невероятную высоту, более 400 черкесов в кольчугах и шлемах, вооруженных различным оружием прискакали к нам во весь опор. Это была кавалерия наивысшего уровня, самая искусная и наилучшим образом вооруженная из всех, какие только могут быть. Наблюдая с самодовольным видом, как мы любовались его войском, он заметил нам, как бы между прочим, что у нас всего один конвой казаков. После того как нам показали их манеру ведения боя и как точно они стреляют по цели во время скачки во весь опор из ружья, из пистолета и из лука, он так же церемониально проводил нас в наш лагерь, где все уже отчаялись вновь увидеть нас живыми и дружно укоряли нас за такое легкомыслие. Между прочим, этот самый Рослам-бек два года спустя разбил две роты наших стрелков, лишил двух пушек и объявил себя навсегда самым непримиримым врагом России. Я познакомился еще с одним князем, живущим в горах; все его называли Максимка. Он сказал мне с кичливостью, которая присуща горцам: "Это здесь, у вас, в России, я - Максимка, а вот когда вы пойдете через горы ущельем, которое ведет в Грузию - над ним как раз и лежит мое селение, - убедитесь, что там все меня величают Максимом Павловичем". Несколько женщин присоединились к развлечениям общества, и мы продлили даже более, чем могли, наше пребывание на водах. В шатре неподалеку от моего, проживали две сестры - дочери одного старого генерала. Старшая, будучи замужем, позволила мне, с условием, что это останется между нами, разделить с ней ее неприхотливое, да жаркое ложе любви, но несколько дней спустя она узнала, что я, увы, оказался отнюдь не скрытным, и, оскорбившись, ушла искать счастья в другом шатре. Что делать - пикантность иной связи и состоит в том, чтобы не сохранять ее тайны.  Некоторое время спустя наш жизнелюб генерал, запасясь здоровьем и силой, вернулся к нам в Георгиевск, где тем временем мадам губернаторша с большим знанием дела испытывала мою силу. Это была очень красивая женщина, более чем легкомысленного поведения, и, надо сказать, это было именно то, что нужно для путешественника. Наконец мы покинули эти места удовольствий и вновь поехали по пограничной дороге до Кизляра, повсеместно сопровождаемые приграничными казаками, из которых гребенские и семеновские являются наилучшими. Они одеты, вооружены и ездят верхом в точности, как черкесы, перед лицом постоянной опасности и необходимости защищать свои очаги и собственную жизнь они так закалились, что можно смело утверждать, что они во многом превосходят лучших донских казаков. Эта линия границы, кроме того, защищается регулярными войсками, как пехотой, так и драгунами, а также поселениями с укреплениями и наблюдательными пунктами. Кизляр - левый край этого участка, он расположен почти в устье Терека, который образует нашу границу, начиная за 50 верст вправо от Моздока и до самого Каспийского моря. Город этот пользуется доброй славой из-за количества вина и водки, производимых здесь. Тут мы покинули пограничную линию и наш смелый конвой и отправились в Астрахань через ужасную пустыню, в которой калмыки, единственный народ, который способен в ней жить, поддерживают наши посты, кочуя по ней со своими жилищами. Астрахань - одна из столиц бывшей Татарской Империи. Город очень обширен, украшен прекрасными церквами, множеством высоких домов и окружен бескрайними садами и виноградниками. Обладая исключительно благоприятным для торговли месторасположением в устье богатой Волги и почти на берегах Каспийского моря, этот город получает товары со всей России и из Азии. Прозорливый Петр, вот уж действительно великий гений: он не только развернул флаги России в северных морях и построил верфи в Финском заливе, но позаботился и о южных рубежах: он создал флот и в Астрахани и тем укротил Персию, которая уступила ему безраздельно навигацию в Каспийском море. К несчастью, вместе с Петром I закончилась и деятельная забота правительства о процветании астраханской торговли. Она чахнет и ждет, пока некая покровительствующая рука обеспечит ей доступ в то пространство, которым она должна бы пользоваться, и завершит прекрасный труд, начатый Петром. Нет никакого сомнения, что нужно лишь немного заботы государства и астраханская торговля станет для России источником неиссякаемого богатства. Улицы этого города похожи на настоящий маскарад; здесь можно встретить индийцев, бухарцев, турков, персов, армян, евреев, калмыков и другие нации, и все они имеют собственные храмы вкупе с полной свободой вероисповедания. Мы спустились по одному из многочисленный протоков Волги, чтобы присутствовать на зрелище колоссального сезонного промысла, который здесь происходит, когда рыба идет на нерест; этот промысел снабжает рыбой большую часть России. Это какая-то настоящая морская баталия, в движении одновременно находятся больше сотни баркасов. Вытащенная рыба покрывает все вокруг, и по меньшей мере сотня людей занята тем, что солит ее и укладывает в бочки. Я встретил к Астрахани молодого графа Воронцова, с которым я был очень близок в Петербурге, и американского путешественника Аллена Шмидта. Они оба готовились к поездке в Грузию. Убедившись, что они не отказались бы и от моего участия, я с готовностью ухватился за представлявшуюся возможность повидать легендарную страну. Генерал позволил покинуть его на несколько месяцев. Мы не упустили удовольствия побывать еще на нескольких балах, которые давали в Астрахани; в добавок к этому одна почтенная, пожилая и уважаемая молодыми людьми женщина добилась для меня благосклонности одной очень милой армяночки. Мы запаслись вином, и - Шмидт, Воронцов и я - вновь пересекли жуткую калмыцкую пустыню, по которой уже проходили. Из Кизляра снова отправились вдоль границы Кавказа и остановились в Екатеринограде, чтобы приготовиться там к путешествию в горах, для чего купили лошадей, и стали дожидаться конвоя, который должен был нас сопровождать. Через несколько дней мы двинулись в путь. Первое впечатление от встречи с непокоренным Кавказом мы испытали, когда вместе с ротой егерей и 80-ю казаками с границы переходили через Терек: вдалеке, на возвышенности, показались несколько всадников-черкесов и демонстративно наблюдали за нашим передвижением. Вечером мы прибыли на Елизаветский редут, охраняемый двумя ротами солдат с двумя пушками. Там нас покинули егеря, и мы на следующий день продолжили наш путь уже только с казаками. Дорога проходила по чудесной равнине, ограниченной высокими горами Кавказа, которые, по мере того как к ним приближаешься, кажутся выше и выше. Мы остановились на берегу Терека, быстро текущего по этой равнине, чтобы накормить своих лошадей и искупаться самим, хотя и был уже октябрь месяц. Внезапно наши пикеты сообщили о появлении противника. Ну что ж, вот наконец и дело! - а каждый из нас жаждал проявить себя, добраться до горцев первым, и мы пустили лошадей во весь опор. Предвкушение победы еще больше нас взбудоражило, когда мы увидели, что, заметив нас, всадники обратились в бегство. Но каково же было наше разочарование (но и радость тоже), когда мы узнали в тех, за кем гнались, казаков, которые конвоировали почту из Владикавказа в Елизаветский редут. В приподнятом расположении духа мы прибыли во Владикавказ, крепость, возведенную у подножия Кавказских гор и защищаемую одним батальоном с несколькими орудиями. Комендант выделил для нас хорошую просторную землянку, где после ужина, который показался нам превосходным, мы сразу же заснули крепким и здоровым сном. На рассвете мы были уже в седлах, а наш эскорт пополнился 50-ю пехотинцами из владикавказского гарнизона. Тот самый Максимка, с которым я познакомился на водах, находился в крепости, и мы должны были пройти как раз под его владениями (и, стало быть, узнать, как его там величают), но он передал, что приносит извинения за то, что не может нас сопровождать и пригласить к себе, так как в это время чума опустошала его селение. Действительно, чума объявилась почти во всех окрестностях, следовало быть настороже, и солдатам было строго запрещено прикасаться к чему-либо из того, что могло встретиться в дороге. Мы проехали лесом и сделали привал поблизости селения Балта, чтобы приготовиться к входу в ущелье. Туда заходишь как в некий коридор: солнца не видно, становится почти темно, на вершинах гор, отвесно вздымающихся с обеих сторон словно гнезда, видны селения горцев. Все они - наши враги, но нередко воюют и друг против друга, а зачастую приходят и уговаривать наших офицеров, чтобы те помогли им перерезать друг другу глотки. То несогласие и раздор, которые царят меж ними и которые мы всеми средствами стараемся подогревать, - единственное, что позволяет нам держать открытыми эти неприступные ворота, охраняемые местными жителями с таким упорством, волей и искусством, которые могли бы соперничать с целой армией. В этом месте Терек бурно катится меж отвесных и высоких гор, и его приходится множество раз переходить вброд. Невдалеке от Балты мы были остановлены несколькими ружейными выстрелами; на этот раз это уже были враждебные горцы. Надо было действовать без промедления. Я принял командование авангардом, а Воронцов - основными силами нашего маленького отряда. Не буду описывать подробности своей первой в жизни атаки, скажу только, что я бы был счастлив, если б каждый последующий в моей военной карьере бой позволил мне ощутить столь радостный подъем духа, какой я пережил в те минуты боевого крещения! Отразив нападение (два казака были легко ранены), мы прошли до Ларцы, где в небольшом редуте на склоне горы, увенчанной замком под тем же названием, улеглись спать. Чума посетила этот замок и оставила после себя трупы несчастных, умерших от этой болезни, так что на следующий день мы предпочли любоваться этими древними укреплениями лишь на расстоянии. 15-й и Севастопольский егерские полки, направлявшиеся в Грузию, раскинули свои бивуаки вдоль ущелья, великолепным видом которого мы наслаждались на своем пути. Спускаясь от Ларцы, мы вернулись в ущелье, которое становится в этом месте еще уже - настолько, что в некоторых местах можно было идти лишь по два или три человека в ряд. За 17 верст Терек переходят раз 20 по мостикам, которые по большей части приходится сооружать самим, поскольку злоба местных жителей и буйство реки часто разрушают их. Самый опасный и наиболее часто атакуемый переход - это Дарьял. Там опасаешься и быть унесенным с камнями, которые катит Терек, и быть расплющенным огромными скалами, нависающими над головой и, кажется, готовыми скатиться в любую минуту. В конце этого ущелья находится замок Казбек, у подножия горы с тем же названием, принадлежащий князю, которого также называют Казбек и который объявил о своей полной преданности России. Мы остановились на ночь в его замке, напомнившим нам таинственные замки мадам Радклиф, по крайней мере его тяжелые ворота закрывались столь же тщательно и заботливо, как это делали средневековые рыцари, оберегаясь от нападений врагов. Казалось, что мы перенеслись в какой-то роман - вокруг ни одного человека, который бы не был вооружен с головы до пят. Покидая Казбек, испытывали облегчение, что миновали это ужасное ущелье. И снова Терек мелькает меж гор, однако уже менее высоких, образующих долины и панорамы восхитительной красоты и разнообразия. По сравнению с предыдущими днями этот день - вплоть до селения Коби - был настоящей прогулкой.