План столичнаго города Санктпетербурга с изображением знатнейших онаго
проспектов изданный трудами Императорской Академии наук и художеств.
Спб., [тип. Акад. наук], 1753. [2], 6 c.; 21 л. план., илл. 2°.
Альбом гравюр, состоящий из плана Петербурга на 9 листах и 12 видов Петербурга на 16 листах.
Под планом Петербурга подписи: «Чертил Академии наук адъюнкт И. Трускот.
Под смотр, мастера Ив. Соколова грид. художники обще.
Литеры грид. общеж художн. под смотр. подмастерья М. Махаева».
Виды Петербурга рисовал М. И. Махаев под руководством И. Валериани,
гравировали — мастер Г. А. Качалов, а также Е. Г. Виноградов, Я. Васильев,
И. Еляков, А. А. Греков, Е. Внуков под руководством И. А. Соколова.
С воцарением Елизаветы Петровны было велено все книги с посвящением Иоанну Антоновичу представить в синод для уничтожения посвящений прежнему императору и замены их посвящениями Елизавете Петровне. Несколько позже, именно 19 августа 1748 г., вышел другой указ, в котором было сказано: «книги российскiя и иностранныя, в которыхъ упоминаются въ два бывшихъ правленiя известные персоны» — «предъявлять въ десiянсъ Академiю» (131). Всего любопытнее то, что по этим указам стали поступать во множестве книги и карты, которых вовсе и представлять не следовало, что, несомненно, служит характерным показателем того, с каким усердием исполнялись такого рода распоряжения власти и как мало тогдашнее русское общество дорожило книгами. В царствование Елизаветы Петровны Академия Наук в 1747 году получила новый Регламент, и вместе с этим значительно расширилась издательская деятельность Академии приглашением к литературному делу профессоров и переводчиков, при чем в качестве последних выступили такие силы, как Ломоносов, Тредьяковский, Лебедев, Теплов, Поповский, Сергей Волчков, проф. Крашенинников, Ремизов и др., и мы видим, что переводы с латинского, немецкого, французского и итальянского языков составляют главную часть литературы, изданной в эту эпоху. В первой половине царствования Елизаветы Петровны, за время с 1741 г. по 1750 г., число напечатанных изданий не превышает 180 названий, но с основанием в 1755 г. Московского Университета и с учреждением в 1756 году типографии при нем, а в 1757 году при Сухопутном Шляхетном Корпусе, число изданий во второй половине царствования, т.-е. с 1750 года по 1761 г., уже достигает 432 названий. Общее число названий, вышедших при Елизавете Петровне, достигает 612, не считая «публикованныхъ въ народъ» около 1.600 манифестов и указов. Кроме того, значительное число книг в 1761 году находилось в «тисненiи», и не малая доля изданий, вышедших в 1762 и 1763 г.г. в количестве 215 названий, как ранее «зачатыхъ тисненiемъ», должна быть отнесена к елизаветинскому времени. Таким образом среднее число изданий, выходивших в год при Елизавете Петровне, равняется 30 названиям со включением в это число книг на латинском, немецком, французском, итальянском, польском, греческом и голландском языках (132). Из числа всех книг, изданных в эту эпоху, большая часть была напечатана на русском языке. Иногда выходили издания на двух языках, при чем на русском языке печатались четные страницы, а на иностранном — нечетные. Выпускались издания в два столбца, главным образом, на русском языке. Речи академиков, научные их сочинения, а также разного рода обращения Академии Наук и Московского Университета к «любителямъ наукъ», программы лекций и проч., печатались на латинском языке. На немецком языке были напечатаны оды, сочиненные немцами-профессорами и книги, касающиеся военного дела (вместе с русским текстом), а также «Санктпетербургския Ведомости» и некоторые манифесты и указы. На французском языке печатались, главным образом, оперы, драмы и балеты, а также приглашения «любителям наук» на торжественные собрания Академии и некоторые манифесты. На итальянском языке печатались оперы, драмы и балеты. На польском и греческом языках печатались приветственные стихи Елизавете Петровне, произносившиеся членами Киевской Академии и Троицко-Сергиевой лавры, и на голландском языке была напечатана одна книга по морскому делу. В количественном отношении первое место занимают манифесты и указы, большая часть которых была «публикована въ народ». Эти указы дают богатый материал для выяснения экономических и социальных фактов жизни того времени, в них находили себе отклик события из жизни российского народа: вопросы о государственных преступлениях, о налогах, о войнах, о торговле, о раскольниках, о дамских нарядах, о неввозе кружев из-за границы, о неезде цугом, о народном образовании, о беглых, о благоустройстве по-мещичьих земель, о продаже соли и вина, о некреплении малороссиян в услужение и проч. Академия Наук была олицетворением умственной жизни всей страны благодаря участию таких выдающихся ученых, как Ломоносов, Миллер, Крашенинников, Крафт, Эйлер, Рихман, Делиль, Сигезбек, Гмелин, Румовский и др. Можно сказать, что не было такой стороны духовной жизни России, в которой Академия не оставила бы заметного следа: чистая наука, сделавшая в то время большие шаги вперед, широкая издательская и типографская деятельность Академии, издание научных и популярных книг, учебников и переводов с иностранных языков, издание русских, французских и немецких «Ведомостей», «Ежемесячных Сочинений» — первого на русском языке общеполезного журнала с энциклопедической программой, — издание календарей, атласов, карт, гравированных портретов и видов, академические университет и гимназия, публичные ассамблеи, публичные лекции и опыты, конкурсы на премии, научные экспедиции, академическая библиотека и кунсткамера, химическая лаборатория, анатомический театр, географический департамент и историческое собрание, типография и книжная лавка, состоящее при Академии особое собрание Академии Художеств, устраивавшиеся при участии Академии иллюминации и фейерверки, имевшие в то время общественное значение, так как в своих девизах и аллегориях они проводили известные просветительные идеи, наконец, многочисленные, состоящие при Академии, палаты, как то: рисовальная, гравировальная, фигурная, инструментальная, переплетная, столярная, токарная, пунцонная и др., с их мастерами и многочисленными учениками, — вот те многоразличные и многочисленные учреждения и стороны деятельности, которые объединяла в себе Академия Наук того времени (133). Весьма важную страницу в истории Академии, по словам академика В.И. Ламанского, составляет служба в Академии Ломоносова, ибо в нем выражался идеал русской Академии, несмотря на то, что никогда еще в такой степени не господствовали в ней неразумный произвол, непотизм, кумовство и казнокрадство. Большинство книг печаталось в типографии Академии Наук. Манифесты и указы печатались, главным образом, в типографии при сенате. Книги по морскому делу печатались в Морской Академической типографии и в типографии Морского Кадетского Шляхетного Корпуса. Шрифт в этих типографиях был старый, оставшийся еще от петровских времен. Внешность книг, выходивших из этих типографий, имела довольно грубый вид. В типографии Сухопутного Шляхетного Корпуса, основанной в 1757 году, печатались, главным образом, учебные книги. Шрифт в этой типографии был новый, четкий. Таким образом, в Петербурге было пять типографий, печатавших книги гражданским шрифтом. В Москве манифесты и указы печатались в типографии при Сенате. Шрифт, которым печатались эти манифесты московского издания, был крупнее шрифта Петербургской Сенатской типографии и более грубой работы. В Москве было также отделение типографии Академии Наук. В этой типографии печатались также манифесты и указы, и весьма ограниченное количество книг. В 1756 г. была основана типография при Московском Университете. Здесь печатались учебные книги, а также разные другие; одной из первых книг, напечатанных в этой типографии, было второе издание сочинений Ломоносова. Шрифт в этой типографии был новый, более тонкой работы и походил на шрифт петербургской Академической типографии. Таким образом, можно считать, что в Москве было три типографии. В Киеве не было типографии, печатавшей книги гражданского шрифта, но в Киево-Печерской Лавре были латинский и польский шрифты (134). Украшались книги заставками, концовками, виньеточными буквами и отдельными гравюрами, причем большинство заставок и концовок были типографской работы, но помимо их довольно часто встречаются заставки и концовки, гравированные на меди, иногда с латинскими и русскими подписями. Резались заставки и в виде фамильных гербов тех лиц, имени которых посвящалось данное произведение или в честь которых писалась ода. Наиболее изящные украшения встречаются в книгах, вышедших из типографии Академии Наук, и сравнительно бедно украшены книги, печатавшиеся в типографии Московского Университета. Среди авторов и переводчиков этого времени нельзя не отметить того внимания и любви к книге, с которым относился Василий Тредьяковский. Никто так не заботился о внешности книги, как этот «профессор элоквенции». Выбор заставок и концовок, расположение текста и шрифтов сразу же отличают издания, на которых стоит имя Тредьяковского, от многих других изданий того времени. Вообще нельзя не признать, что желание украсить книгу является одной из характерных черт издательского дела в России в эту эпоху. Лучшим памятником русского гравирования и издательства при Елизавете Петровне, нисколько не уступающим заграничным изданиям подобного рода, является «Описание коронации Елизаветы Петровны» (135). Книга начинается портретом Елизаветы Петровны, гравированным черной манерой Штенглиным с портретом Каравакка; за портретом следует гравированное заглавие книги с виньеткой, на которой изображено вензелевое имя Елизаветы; далее, на первой странице перед текстом — превосходная виньетка, гравированная И.А. Соколовым, с изображением московского кремля; на 168 страницах текста идет описание коронационных торжеств и иллюминаций, на страницах 128 и 168 помещены отличные виньетки того же И.А. Соколова, а в конце книги на 49 листах помещены гравюры, из которых некоторые на больших листах, в несколько раз перегнутых. Рисунки сделаны рисовальщиком Гриммелем, а гравюры исполнены Вортманом, Качаловым и Соколовым (136). В этом роскошном издании особенно замечательны превосходные листы церемониальных шествий из бесчисленного множества мелких фигур, вроде Калло, исполненные Соколовым и Качаловым. Прекрасно также выгравированы Соколовым ордена и троны. «Описание коронации» было издано в трех видах. Первый — лучший — с немецким текстом, в переплете с супер-экслибрисом: вензель Елизаветы Петровны с короной на верхней крышке переплета и гербом на нижней. Эти экземпляры рассылались в подарок. Второй вид с русским текстом в переплете, на котором вытиснены золотом герб, корона, держава и скипетр. Эти оба вида экземпляров напечатаны на плотной бумаге, а гравюры в первых сильных оттисках. Третий вид — без всяких украшений на переплете и напечатан на обыкновенной бумаге. Это издание, являющееся гордостью русской гравюры, было по приказанию Николая Павловича переиздано А.Ф. Бычковым и Б.М. Федоровым без обозначения места и года печати, с рисунками в особом атласе (137). Лучшие гравюры этого издания принадлежат работе Вортмана и Соколова, исполнившего три виньетки и 25 гравюр. Иван Алексеевич Соколов родился в 1717 году и умер в 1757 году; он учился рисованию у архитектора Шумахера, а гравированию — у Еллигера и Вортмана (138). В этой последней школе он скоро превзошел своего учителя: его резец имеет еще более силы и блеска. За увольнением в 1745 году Вортмана по болезни и старости, И.А. Соколов сделан был «мастеромъ грыдорованiя портретовъ». Из числа целого ряда прекрасно исполненных им портретов самым замечательным является портрет Петра III; также чрезвычайно интересен портрет Бирона, оставшийся неоконченным «за отправку оригинала в ссылку» (139). И.А. Соколов — один из лучших русских граверов XVIII века, и появление первого русского талантливого гравера в эту эпоху совпадает с появлением первого русского ученого — Ломоносова. И.А. Соколов образовал много хороших граверов, и никогда граверные классы Академии не были так многочисленны, как при нем. Кроме учеников Вортмана, перешедших к нему, у него учились: Никита Плотцев, Илья Рукомойкин, Филипп Внуков, И. Кудрявцев, П. Балабин, С. Фокин, И. Золотов, М. Охлопков, И. Челноков, П. Артемьев, Д. Герасимов и Н. Саблин. Для книг И.А. Соколовым было исполнено несколько виньеток. Для речи на немецком языке Юнкера, сказанной в Академии Наук 29 апреля 1742 г., им была исполнена виньетка — герб со сфинксами по бокам: «dat et aufert» — «вырезалъ Иванъ Соколовъ»; вторые отпечатки этой виньетки приложены при русском тексте той же речи, вышедшей под заглавием — «Венчанная надежда 1742 г.». Другая виньетка, с портретом Елизаветы Петровны была приложена к манифесту об изменении монеты. Его же работы виньетки к «Описанию Сибирскаго Царства» 1750 и к изданию «Военное Собрание Оттоманской Империи» 1737. Далее, им были исполнены четыре листа к «Описанию Академии Наук» в 4°, и один лист для издания 1738 г. в 2°, два листа фейерверков, доска с 18 гравированными страничками для придворного календаря на 1735 г., и несколько «проспектов» к плану и видам С.-Петербурга 1757 г. Работы учеников И.А. Соколова, из которых многие перешли по смерти И.А. Соколова к Шмидту, более относятся к позднейшему, екатерининскому, времени. Кроме Вортмана и Соколова, много способствовал образованию русских художников и граверов «профессоръ аллегорiи» Штелин, выписанный в Академию Наук из Германии в 1735 году. В 1747 г. Штелин отделил художественные классы Академии Наук и образовал из них «Академiю Художествъ при Академiи Наукъ». Штелин, прослужив России 50 лет, умер в Петербурге 73 лет 25 июня 1785 г., оставив огромное количество бумаг, записок и заметок о художествах в России в XVIII веке. В царствование Елизаветы Петровны было выпущено 35 названий книг, посвященных различным торжествам, фейерверкам, праздникам и т.д. Необыкновенную любовь к различным празднествам Елизавета Петровна, очевидно, унаследовала от своего отца. Показателем этой любви может служить то, что празднества ее коронации, начавшиеся 27 апреля, окончились только 7 июня. Любя все французское и желая подражать пышности французского двора, она не останавливалась перед огромными затратами народных денег на празднества: так, только на один фейерверк по случаю ее коронации было асигновано 19.000 руб., сумма, по стоимости денег, равняющаяся 120.000 довоенных рублей. Можно себе представить, во что обошлись государству празднества всей» коронации, длившиеся непрерывно 40 дней. По меткому определению талантливого исследователя этой эпохи H.H. Врангеля, главные черты искусства елизаветинского времени составляли: яркая пышность народного творчества, облеченная в иноземные формы, грубая «крестьянская» простота в соединении с изысканной манерностью и в отличие от иностранного — восточная «дурь», пестрота и яркость цвета, широкая трактовка и отсутствие мелочности, — все соединенное с некоей кривизной и «корявой сочностью», свойственною вообще всем провинциалам.
В эту эпоху появилось у нас и первое оригинальное русское иллюстрированное произведение, правда, снабженное всего одной гравюрой, — трагедия Ломоносова «Тамира и Селим», 8°, 75 стр., вышедшее в 1750 г. Из оригинальных литературных трудов к этой эпохе относятся многочисленные сочинения Василия Тредьяковского, Сумарокова, Хераскова и почти неизвестного одописца Ивана Галяневского. Из научных сочинений надлежит указать на «Описание Сибирскаго Царства», книга I, 4°, 14 нен. + 457 нум. + 33 стр. (140). Автор этого капитального труда, историограф Миллер, в течение 10 лет путешествовал по Сибири, где разобрал архивы важнейших городов. Труд этот был составлен на немецком языке, перевод был сделан академическим переводчиком Голубцовым и исправлен Модерахом. Академия Наук относилась враждебно к Миллеру и чинила ему различные препятствия к изданию последующих глав этой истории, являющейся, по мнению А.Н. Пыпина (141), до сих пор незаменимой. Вследствие этих препятствий Миллер помещал отдельные главы сибирской истории в «Sammlung Russischer Geschichte» и «Ежемесячных Сочинениях» за 1763 и 1764 г.г. Вторично «Описание Сибирского Царства» было издано в 1787 году. Первое издание относится к числу библиографических редкостей; к их числу относится также речь того же академика Миллера: «Происхождение народа и имени Российскаго, изъясненная в публичном собрании Академии Наук 6 сентября 1749 г.», 4°, 56 стр. (142). В этой речи Миллер, разделяя мнение Байера, доказывал, что варяги-руссы произошли из Скандинавии. Большая часть академиков была против речи Миллера, а поэтому произнесение ее было отменено, и затем академическая канцелярия, приняв в основание отзывы Ломоносова, Крашенинникова и Попова, постановила речь Миллера уничтожить, а «такъ какъ она предосудительна Россiи», Миллеру за эту речь угрожали наказанием, и он долго не мог оправиться от страха. Надо полагать, что в данном случае русскими учеными отстаивалось мнение в ущерб научной истине исключительно из-за идеи национализма. Среди военных книг надлежит указать на издание: «Книга о Атаке и обороне крепостей, изданная чрез Господина де-Вобана, переведена чрез Ивана Ремизова порутчика Шляхетнаго Кадетскаго Корпуса. В СПБ. при Академии Наук. 1744», 4°, 8 нен. + 5 + 184 нум. + 1 стр. с XXXII чертежами, к которым принадлежат еще 14 нен. страниц (143). Книга состоит из 2 частей и посвящена Елизавете Петровне. Кроме этого издания, надлежит указать «Опыт военнаго искусства, сочиненный графом Тюрпином де-Криссе. Переведен с французскаго на российский, артиллерии капитаном Сергеем Косминым 1757 г. в Санктпетербурге. Печатано в типографии при Московском Университета 1758», 4°, часть I, XXIII + 308 нум. стр.; ч. II, 114 нум. + 32 н.н. стр. и 25 чертежей (144). Сочинение это посвящено графу И.И. Шувалову, по распоряжению которого оно было переведено. Представляет интерес «предуведомленiе». Характерной особенностью переводных сочинений этой эпохи являются эти «предуведомленiя». В большинстве случаев переводчик в нем делает введение к тому вопросу или предмету, о котором говорится в книге. Нередко такие введения представляют собою компиляцию, а иногда переводчик писал самостоятельную вводную статью. Оригинальными и ценными являются также примечания некоторых переводчиков, объясняющих разного рода понятия, названия и факты, непонятные, на их взгляд, для широкого читателя. Иногда такие примечания разрастаются в небольшие статейки по тому или другому вопросу. В царствование Елизаветы Петровны впервые в деле развития военно-морского образования начинает проявляться частный почин и появляются первые оригинальные труды наших моряков по различным отраслям военно-морских знаний. На первое место в этом отношении надлежит поставить имена А.И. Нагаева и С.И. Мордвинова, которые своими замечательными трудами сразу заполнили научные пробелы по гидрографии, лоции, навигации, тактике, компасному делу, астрономии и морской практике. Значительную помощь в деле развития морской науки оказывает Академия Наук в лице гениального Ломоносова, являющегося автором обширной и ученой речи «Рассуждения о большой точности морского пути» (145) и ряда трудов по мореходной астрономии, и известного математика Эйлера, написавшего, по поручению Академии, исследование законов кораблестроения под названием «Трактат о корабельной науке». Что касается трудов Мордвинова, то капитальнейшим из них является: «Книги полнаго собрания о навигации, 4 части 1748—1753», типогр. Морского Корпуса, 456 стр. и 22 листа чертежей и рисунков (146). Этот замечательный труд — обширнейший курс мореходства, который послужил фундаментом для развития морских наук в России. В 1751 году появилось первое на русском языке путешествие вокруг света: «Путешествие около света, которое в 1740, 1741, 1742, 1743 и 1744 годах совершил лорд Ансон. С немецкаго на российский язык переведенное Академии Наук переводчиком, Васильем Лебедевым», 491 стр. (147). Громадный успех этой книги, выдержавшей в один год 11 изданий в Англии и переведенной на голландский, французский и немецкий языки, побудил нашу Академию Наук перевести книгу на русский язык, что было исполнено В. Лебедевым, который в предисловии перечислил все экспедиции, начиная с похода Колумба до последнего времени, указав на общеобразовательное значение подобных книг. В эту же эпоху очень много у нас было сделано по части картографии. Капитальнейшим изданием в этой области является издание 1745 г. — «Атлас Российской Империи», заключающий в себе 20 карт и 9 страниц текста. Заглавие каждой карты помещено в углу листа и украшено эмблемами, долженствующими разъяснять ту местность, которую представляет карта. Так, вокруг заглавия «Россiйская Лапландiя» находятся: северный олень, рыбы, белый медведь, колчан со стрелами, лук, копья, боченок, в котором воображению читателя представляется увидеть соленую рыбу, парус с мачтой и флаг. Горы на картах выступают рельефно, леса обозначены отдельными деревьями, масштаб — 50 верст в дюйме, каждая карта заключена в рамку. Это замечательное издание начато было составлением еще при Петре Великом, который для этой цели вызвал в Россию известного уже своими трудами по картографии Иосифа Николая Делиля (Joseph Nicolas De L'Isle), нашедшего в России ревностного себе помощника в лице обер-секретаря сената, Ивана Кирилловича Кириллова, который много лет тщательно занимался собиранием карт и планов разных частей России, как старинных, так в особенности снятых геодезистами, и который издал в 1734 году атлас под заглавием: «Atlas Imperii Russici» (состоящий из генеральной и 14 специальных карт). Работу Делиля закончили гениальный математик XVIII ст. Эйлер и географ Гейнзиус, с помощью инженера Шварца и студентов Кенигсфельса и Трускота. Большую помощь в составлении атласа оказал знаменитый историк В.Н. Татищев, доставивший ряд карт восточных частей России. Работа над атласом продолжалась почти 20 лет, и 2 сентября 1745 года отпечатанный атлас был представлен конференции Академии Наук. Он вышел с русским и латинским шрифтом на самих картах и с четырьмя заглавными листами: на русском, латинском, французском и немецком языках (148). Другим замечательным изданием является «План столичнаго города Санктпетербурга 1753 г.» на девяти листах; вверху Российский и Санктпетербургский гербы в воинской арматуре. Слева внизу Слава венчает Елизавету, стоящую на пьедестале, в короне, со скипетром и державою в руках; у пьедестала — Аполлон с лирою и фигура женщины, изображающая Россию, читают высеченные на пьедестале слова: «Столичный городъ С. Петербургъ Елисавете I Всероссiйской Императрице Петра Великаго Дщери посвящено». (Та же подпись на латинском языке.) Кругом плана рамка, под нею слева: «Чертилъ Академiи Наукъ адъюнктъ, И. Трускотъ». Справа: «Подъ смотренiемъ И. Соколова грыд. художники обще. Литеры грыд. обще же художн. под смотр. подмастерья М. Махаева». Исследователь петербургской старины Столпянский пишет, что планы эти только до известной степени являются соответствующими действительности, на самом деле они представляют из себя те предположения и предначертания, которые делались особыми Комиссиями о строении, ведавшими застройкой в Петербурге, при чем большинство этих предположений не проведено в жизнь; несмотря на то, что это были только проекты, обозначались они на планах, как реально существующие (149). К этому плану относятся 12 видов Петербурга на 16 листах с подписями на русском и французском языках. Эти «проспекты» имеют подписи: «подъ смотр. Валерiани снималъ подмастерья Михаила Махаев». Гравированы они «подъ смотренiемъ мастера Ивана Соколова»: Иваном Еляковым, Ефимом Виноградовым, Григорием Качаловым, Яковом Васильевым, Алексеем Грековым и Екимом Внуковым (150). По поводу этих «проспектов» тот же Столпянский пишет: «К этим видам нужно относиться очень и очень осторожно; они, если так можно выразиться, слишком идеализированы; на них нанесено не то, что было, а то, что предполагали, то, что хотели видеть. Ведь все эти рисунки посылались за границу и посылались, конечно, с тою целью, чтобы Западная Европа могла увидеть, каких успехов достигла Россия под державою «дщери» Петра, как в течение нескольких десятков лет на том месте, где «по мшистым топким берегам чернели избы здесь и там — приют убогого чухонца», возникли монументальные постройки, воздвиглись дворцы, храмы, проложена «Невская перспектива». Цель этих рисунков до известной степени была политическая» (151). Действительно, с проспектов Махаева за границей делались копии и две парижские были в 1912 году на выставке в Петербурге «Ломоносов и Елизаветинское время» (152).
В Елизаветинскую эпоху большой интерес представляют «слова» и «речи» церковных проповедников: Арсения Могилеанского, Сильвестра Кулябки, Симона Тодорского и др. Можно сказать, что проповедническая кафедра в это время была почти учреждением публицистическим, своего рода газетой, толковавшей о всем на свете. Проповедники даже острили и рассказывали в своих проповедях анекдоты по образцу иезуитских ораторов. Еще при Петре Великом между проповедниками была идейная борьба: сторонником церковно-культурной старины, как бы «шишковистом» и «славянофилом XVIII в.» являлся Стефан Яворский, а его противником «поборникъ и провозвестникь великихъ трудовъ и преславныхъ делъ обновителя и просветителя Россiи Петра Великого» — Феофан Прокопович. Борьба эта до сих пор еще недостаточно изучена; до 200 проповедей, напр., Яворского остаются в рукописях архива Синода. В Елизаветинскую эпоху в «словах» и в «речах» проповедников можно встретить нередко обсуждение политических событий, совершенно отсутствующих на страницах газет и журналов того времени. Особенно ярко это видно в первые годы царствования Елизаветы Петровны, когда так много говорилось о врагах православной церкви, защищать которую надлежит Елизавете, об идеалах Петра Великого, следовать коим должна была она, о неустройстве государства по вине правителей, бывших до Елизаветы. В «речах» некоторых академиков мы также находим отклики на жизнь общественную. Приветствуя Елизавету, «дщерь Петрову», произносивший речь главным образом говорил о Петре Великом, о его задачах внутреннего устройства государства и о его военных завоеваниях. Состояние периодической печати этого времени представляется в следующем виде. Выходившие по повелению Петра Великого с 2 января 1703 г. «Ведомости о военных и иных делах, достойных значения и памяти, случившихся в Московском государстве и иных окрестных странах», в 1728 г. прекратились или, вернее, были заменены «Санкт-Петербургскими Ведомостями», первый номер которых вышел 2 января 1728 г. Ведомости эти издавались Академией Наук с присовокуплением ежемесячных «историческихъ, генеалогическихъ и географическихъ примъчанiй», где встречаются уже легкие статейки и стихотворения. С 26 апреля 1756 г. в Москве при университете начинают выходить «Московския Ведомости» по два раза в неделю — по вторникам и пятницам. Они печатались на небольшом листе толстой серой бумаги, сложенной in-quarto, без нумерации страниц. На заглавной странице была виньетка, изображающая трубящую славу. В «Ведомостях» печатались сообщения из разных городов — русских и иностранных — о самых разнообразных событиях, подходящих под рубрику «разных известий». «Московския Ведомости» выходили под редакцией профессоров Московского университета: И.И. Поповского, А.А. Барсова и П.О. Вениаминова. Наряду с описаниями разного рода праздников, фейерверков, приемов иностранных послов, реляций, манифестов и указов, сообщений о торжественных собраниях Академии Наук, в интересных объявлениях можно найти богатейший материал для характеристики бытовой жизни петербуржца и москвича того времени. Ответственность за благонамеренность содержания как «Петербургских Ведомостей», так и книг, издававшихся Академией Наук, всецело ложилась на Академию. Но когда Академией решался вопрос о том, печатать или не печатать новое сочинение, то вопрос сосредотачивался не столько на политической безобидности произведения, сколько на его научных и литературных достоинствах. Таким образом, по замечанию А.М. Скабичевского, слово «цензура» вполне отожествлялось со словом критика, и Академия Наук далеко выходила из пределов цензуры в тесном смысле слова. С 1755 г. начал выходить в Петербурге под редакцией Г.Ф. Миллера первый учено-литературный журнал «Ежемесячныя Сочинения, к пользе и увеселению служащия», имевший общую цель —бичевание пороков и нравоучение. Журнал существовал 10 лет и имел большой, по тому времени, успех у публики, доказательством чего может служить его тираж — от 500 до 700 экземпляров, а с 1758 г. от 1.250 до 2.000. Сотрудниками его были: Нартов (младший), Рычков, Поповский, Соймонов, Дубровский, Сумароков, Тредьяковский, Елагин, Херасков, Нарышкин, Измайлов, Порошин и др. Из академиков, кроме самого Миллера, в нем принимали участие: Ломоносов, Браун, Цейгер, Эпинус, Штелин, Кельрейтер, Фишер и Шребер. Переводные статьи принадлежали: Козицкому, Воронцову, Красильникову, Голубцову, Лебедеву и др. Наибольшее число беллетристических статей почерпнуто из английских журналов «The Tatler», «The Spectator» и «The Guardian», а также переводы и переделки из бременских и гамбургских сочинений. 2 января 1759 г. начало выходить «Праздное время, в пользу употребленное». Журнал этот издавался молодежью Шляхетного корпуса, где он и печатался. Это было первое у нас частное еженедельное периодическое издание, притом чисто литературное. В 1760 г. выходило «Полезное увеселение», а с 1752 г. «Трудолюбивая Пчела», издававшаяся А.П. Сумароковым, где печатались его сатиры, элегии и эклоги. Это был первый в России сатирический журнал (153). В 1755 г. издавался «Le Camelйon littйraire» и ученые известия Академии Наук «Novi Commentarii Academiae» 1747—1748, СПБ. 1750, 4°, 498 стр. и «Commentarii Academiae, Tomus XII ad annum 1751», 4°, 364 стр. Таким образом, русская периодическая печать за время со 2 января 1703 г. по 2 января 1752 г., созданная по казенному почину, является чисто официальной. Редакторы и журналисты в эту эпоху оказывались, с одной стороны, в зависимости от академической конференции, которая нередко вмешивалась довольно некстати в литературные дрязги со своей цензурой, а с другой стороны — праотцы нашей журналистики злоупотребляли взаимными пререканиями и чинили друг другу не мало неприятностей. Но это были, так сказать, ссоры домашние, крупные же осложнения и цензурные правонарушения были немыслимы в этих изданиях, имевших строго правительственный характер. Пыпин дает интересную характеристику деятельности периодической прессы в своей статье: «Редакторы, сотрудники и цензура в русских журналах 1755—1764» (154). Из всех иллюстрированных изданий, вышедших в период времени с 1741 по 1761 год, «художественных» можно насчитать только 28. Рассматривая этот список (155), мы видим, что все эти лучшие издания вышли из типографии Академии Наук. Обращает на себя внимание бедность количества иллюстраций в этих изданиях: большинство изданий имеет не более четырех, и только три содержат значительное количество гравюр. Из 28 этих изданий 9 относятся к различным празднествам; но, с другой стороны, издания этого времени имеют значительно больше типографских украшений, чем издания предыдущей эпохи. Большинство гравюр принадлежат работе русских граверов. Синод следил за выходившими изданиями и не мало чинил неприятностей некоторым авторам. Так в марте 1757 г. синод принес жалобу Елизавете Петровне на Ломоносова по поводу его стихотворной шутки «Гимн бороде», в заключение этой жалобы была просьба: «высочайшимъ указомъ своимъ таковые соблазнительные ругательные пашквили истребить и публично сжечь, и впредь то чинить запретить, и означеннаго Ломоносова для надлежащаго въ томъ увещанiя и исправленiя въ Синодъ отослать». Жалоба не имела последствий для Ломоносова и только вызвала оживленную перестрелку письмами, сатирами и эпиграммами в литературе. Но синод не успокоился и в том же 1757 году по поводу высказанного Ломоносовым мнения о том, что учение о множестве миров не противоречит св. писанию, особым докладом просил Елизавету издать указ «дабы никто отнюдь ничего писать и печатать какъ о множестве мiровъ, так и о всемъ другомъ вере святой противномъ и съ честными нравами несогласномъ подъ жесточайшимъ за преступленiе наказанiемъ не отваживался». У нас не сохранилось сведений о том, каким образом Ломоносов и на этот раз отвратил от себя обвинение синода, но уже самый факт опубликования в 1761 году целого ряда рассуждений в защиту своих мнений показывает, что он сумел доказать правоту своих убеждений. Помимо синода, и сама Елизавета Петровна боялась привоза из-за границы книг, в которых найдутся «противности» православной вере, и эта боязнь побудила ее дать распоряжение — привозимые на кораблях и сухим путем книги отбирать и объявлять синоду для рассмотрения. Указ этот, встретивший некоторые возражения со стороны канцлера Бестужева-Рюмина, — первая мысль об иностранной цензуре. Что касается книг церковной печати, то в эту эпоху была издана роскошная, известная под названием «Елизаветинской» Библия, напечатанная в Александро-Невской петербургской типографии. Издание в свет исправленной Библии было задумано еще Петром Великим указом от 14 ноября 1712 г. Исправление тянулось очень долго, и с 1744 года был издан целый ряд указов синоду о том, чтобы было приступлено к ее изданию, и наконец, 1 марта 1750 г. последовало категорическое распоряжение печатать безо всякого отлагательства. В 1751 году Библия была напечатана, при чем об ее появлении в свет было опубликовано в СПБ Ведомостях (156). Эта Библия является прекрасным образцом современной техники типографского дела. Огромный том заключает в себе более, чем 1.000 стр. текста. Фронтиспис — с изображениями из Нового и Ветхого Завета и видами Кремля и Петропавловской крепости с двуглавым орлом над ними и отметкою анонимного мастера на нижнем поле об исполнении работ в С.-Петербурге «при Академiи Наукъ и Художествъ въ 1751 г.». Тексту предшествует гравюра с изображением Елизаветы Петровны в порфире и короне; вверху надпись: «Да недоконченная исправиши», напоминающая о приведении ею в исполнение завета Петра Великого. Текст Библии напечатан в два столбца тонким четким некрупным шрифтом; страницы окружены узорными рамками; в начале и конце отдельных глав — заставки и концовки. Перед текстом — посвящение труда Елизавете Петровне от синода и обширное предисловие Варлаама Лящевского с изложением истории пересмотра и исправления Библии. Первое издание разошлось очень скоро. Новое издание было поручено Гедеону Слонимскому и вышло в свет в 1757 году в Москве и 1758 году в Киеве. В царствование Елизаветы Петровны книг священного писания вышло 71 и богослужебных 177. Они печатались в Московской Синодальной типографии, Киево-Печерской, Черниговской при Свято-Троицком Ильинском монастыре и Петербургской Синодальной. Среди книг церковной печати этой эпохи особое место должно быть отведено книгам, посвященным проповеднической литературе; их вышло сравнительно огромное количество — 99 отдельных проповедей и несколько сборников, из которых одно собрание «словъ» архиепископа Гедеона (1760 г.) заключает 100 поучений. В особенности много их вышло в первые годы царствования Елизаветы 1742—1744 г.г. Проповеди эти принадлежали ораторам, вышедшим из Киевской Академии, как: Симон Тодорский, Арсений Мацеевич, Амвросий Юскевич, Кирилл Флоринский, Рафаил Заборовский, и Академии Московской: Дмитрий Сеченов, Гедеон Криновский и др., а также Харьковского Коллегиума: Арсений Могилеанский, Гедеон Антонский и др.
Среди этих проповедников некоторые выделились, как «полемисты и обличители». Книг догматического и обличительного характера в эту эпоху было напечатано около 30. Что касается учебников, напечатанных церковной печатью, то за это время их напечатано было всего 7. В числе книг, печатавшихся церковной печатью, находятся и книги светского содержания: стихи, панегирики, несколько указов, манифестов и межевая инструкция. Среди панегириков обращает на себя внимание панегирик Михаила Козачинского, префекта Киевской Духовной Академии, написанный по случаю приезда Елизаветы Петровны, на славянском, латинском и польском языках; он заключает в себе три «рифма», писанных тяжелыми силлабическими стихами (157). По количеству выпущенных изданий на первом месте стоит Московская Синодальная типография, выпустившая 266 названий церковно-славянских книг, затем Киево-Печерская — 119 названий, за нею Черниговская — 41 название и, наконец, Петербургская — 9 названий. В качественном отношении первое место бесспорно принадлежит киевским изданиям, отличающимся изяществом и тонкостью типографской работы и искусной орнаментировкой. Текст книг в большинстве случаев окружается орнаментом или гравированным на меди или типографским; художественно орнаментируются выходные листы книг; заставки и концовки богато украшают текст; некоторые из них дают целые картины на библейские темы. В иллюстрациях принимали участие отличные граверы, как: Г.К. Левицкий и А.С. Козачковский. Особенно хорошие гравюры первого из них в Евангелии 1737 г. и в Философии Аристотелевой на славянском, латинском и польском языках (1745) и 8 гравюр в Апостоле 1737 г. Московские работы в отношении техники типографского дела далеко ниже киевских. Они однообразны, небогаты орнаментировкой, а иллюстрации их плохи. В 1754 г. в Московской Синодальной типографии было напечатано колоссальное по своим размерам напрестольное Евангелие, — книга самого большого формата за все время существования церковно-славянской печати. Это Евангелие выделяется среди московских изданий богатыми заставками и орнаментировкой. Черниговские издания приближаются к киевским, и позади всех идут издания петербургские. Книги гражданской печати этой эпохи печатались в весьма разнообразном количестве экземпляров. Так, оперы издавались в 200—300 экземплярах. «Ролленева история», в переводе Тредьяковского, была издана в 30 томах, и каждый том печатался в количестве 2.525 экземпляров (158). «Похождения Телемака» печатались в количестве 1.200 экземпляров (159). «Хитрости и происки воинския», в переводе капитана Шишкина, изданы были также в количестве 1.200 экземпляров (160). Журнал «Трудолюбивая Пчела» в 1759 г. выходил в количестве 1.200 экземпляров. Несмотря на эти сравнительно скромные цифры, книги расходились чрезвычайно туго. Так например, рассуждение о войне со шведами Шафирова, отпечатанное в количестве 20.000 экземпляров, разошлось за время с 1722 г. по 1725 г. всего в количестве 50 экземпляров. Из описи 1752 г. видно, что в складах синодальной конторы накопилось 11.000 экземпляров курантов разных годов. Велено было брать их на обертки и продавать на бумажные мельницы. В Московской Синодальной типографии накопилась такая масса нераспроданных изданий, что начальство вынуждено было продавать их на бумажные фабрики и обертки, часть же петровских изданий в 1752 г. была просто сожжена. Продажа на обертки была повторена в 1769 г. и 1779. В петербургской книжной лавке находилось такое множество нераспроданных книг, что для того, чтобы от них избавиться, начальство просило учинить «милостивое распоряжение» обязать присутственные места и служащих лиц покупать эти книги с вычетом 5% из жалованья. По предложению начальника канцелярии Академии Наук А. Н. Нартова 30 апреля 1742 г. Академия представила сенату об установлении обязательной продажи русских книг не только в коллегии, но и во все присутственные места, при чем все служащие, как военные, так и гражданские, обязаны были покупать от Академии Наук на 5—6 руб. с каждой сотни получаемого ими содержания (161). Вследствие нередкого в Академии Наук безденежья бывали случаи, что академики получали вместо денег книги, благодаря чему терпели убыток, так как книги приходилось продавать ниже тех цен, по которым они были получены. Очень много книг выходило в свет в переплетах. Почти все книги церковной печати издавались в кожаных переплетах: красных, белых, желтых, зеленых и коричневых. Хорошо выработанная кожа, изящные орнаменты и тщательно исполненные гравюры со священными изображениями и иногда с подписями граверов, исполнявших переплетные доски, превосходные обрезы с цветным узором по золоту — являются характерными особенностями переплетов книг церковной печати, в особенности киевских изданий. Книги гражданской печати также нередко выпускались в коричневых переплетах с тисненой золотом рамкой, иногда с супер-экслибрисом в виде вензеля Елизаветы Петровны или тисненого золотом по средине штампа с орлом и орнаментом. Книги гражданской печати часто также выходили в бумажных обложках различных цветов, в золоченой бумаге, а переплеты иногда покрывались шелком разных цветов. На церковных книгах тиснены золотом изображения святых, а на обложках гражданских книг — птицы, звери, маски, цветы и проч. На переплетах книг, принадлежавших Московской Синодальной типографии, тиснена надпись: «Образцова» такого-то года. В «росписи» 1736 г. и в «реестре» 1751 г. указаны цены книг в переплетах и в тетрадях; из сравнения этих цен видно, что стоимость переплета в среднем колебалась от 33 до 50 коп., т.-е. на деньги довоенного времени от 2 до 3 рублей — цена далеко не маленькая. Книги издавались, главным образом, Академией Наук, которая обычно заботилась о всех необходимых условиях работы авторов и переводчиков, включительно до письменных принадлежностей, и вела все дело по изданию. Так, например, в деле «о напечатанiи Ролленевой исторiи», хранящемся в архиве конференции Академии Наук, значится: «1745 году февраля 5 дня въ журнале канцелярiи Академiи Наукъ записано: секретарю господину Тредьяковскому для переводу ролленевыхъ книгъ выдать полстопы хорошей пищей бумаги i пучекъ перьевъ... Подлинное за подписанiемъ Советника г-на Шумахера» (162). Бывали случаи, что книги издавались также и «собственнымъ коштомъ» авторов и переводчиков. Сюда относятся все ежемесячные журналы, часть опер и балетов, некоторые книги, печатанные в типографии Сухопутного Шляхетного Корпуса и др. издания, а также серенады на бракосочетания знатных особ, надгробные речи и проч.; печатались они в небольшом количестве экземпляров и за счет их авторов. Печатались книги елизаветинского времени на разных бумагах, носивших следующие названия: белая, серая, русская комментарная (на которой печатались «Commentarii»), заморская комментарная, почтовая и александрийская. В зависимости от сорта бумаги были и цены на книги: так Практической Геометрии часть I на белой бумаге продавалась по 1 р. 10 к., на серой по 1 рублю; Уложение Царя Алексея Михайловича на русской комментарной — 1 руб. 50 к., на заморской комментарной — 1 руб. 25 коп.; Французская Грамматика на белой бумаге продавалась по 85 коп., на серой по 80 коп.; Российская азбука продавалась по 4 к.; Новый календарь на предбудущий 1759 год, без переплета — 10 коп.; Малый придворный календарь на предбудущий 1759 г., без переплета, — 15 коп. Немецкая грамматика с вокабулами — 13 коп.; «С-Петербургския Ведомости» по подписке на 1761 год на российском и немецком языках на ординарной бумаге стоили 3 рубля, а на почтовой 3 руб. 50 коп. (163). Русская книга второй четверти XVIII столетия как по своему содержанию, так и по своему внешнему виду представляла уже значительный шаг вперед по сравнению с петровской книгой. В эту эпоху появляются первые оригинальные сочинения русских авторов во главе с великаном русской литературы и науки Ломоносовым, писавшим научные сочинения, переводы, предисловия, примечания, сочинявшим оды, панегирики и трагедии, составлявшим вводные статьи философского содержания и дававшим практические советы в области науки и техники. Затем поэты—Тредьяковский, Сумароков, Херасков; философы — Теплов и Поповский; ученые — Миллер, Леонард Эйлер, Эпинус, Гришов, Крашенинников, — дали целый ряд научных и литературных оригинальных трудов. Благодаря тому же Ломоносову в эту эпоху выработан литературный и научный язык. Наконец, немало начинает появляться переводных сочинений с иностранных языков. Во внешности книги видно желание возможно лучше ее украсить, и хотя число иллюстраций в книгах по-прежнему не велико, но почти все они исполнены русскими граверами. Шрифт, по сравнению с петровской эпохой, значительно тоньше и красивее. Но в общем, над печатным словом господствует безусловная и всесторонняя правительственная опека. Печать составляет монополию правительства, и только при Екатерине II становится более общим достоянием и переходит на новый широкий путь.