RARUS'S GALLERY

Глава вторая.

КНИГА ВТОРОЙ ЧЕТВЕРТИ XVIII ВЕКА.

Со смертью Петра Великого в России прекратилась планомерная книгоиздательская деятельность. За полным отсутствием частной издательской инициативы, книги появляются вследствие правительственных заказов и, главным образом, по поручению двора по художественно-увеселительной части. Литература XVIII столетия отличалась ложно-классическим направлением и искусственно сочиненным языком. Будучи совершенно чужда жизни, литература того времени не оказывала никакого влияния и скорее терпелась, как одна из принадлежностей культуры жизни, чем ценилась по своему внутреннему содержанию 106). Русское издательство этого времени в значительной части питается незадолго до того основанной Академией Наук. Еще в 1727 г. Академия Наук начала издавать свои труды на латинском языке: Commentarii Academiae Scientiarum Imperialis Petropolitanae. Одновременно Академия решила издавать труды своих членов и на русском языке. Издание это было задумано широко, и для исполнения гравюр к трудам специально был выписан из-за границы гравер на меди Оттомар Еллигер, приехавший в Россию в 1726 году (107). Первая часть этих трудов появилась в 1728 году под заглавием: «Краткое описание комментариев Академии Наук, часть первая, на 1726 год. Напечатано в Санктпетербурге при Академии Наук. 1728 года». 4°, 8 нен. + 245 нум. + 4 нен. стр. с 7 таблицами и тремя виньетками (108). В этом издании труды наших академиков печатались в извлечениях, полностью же переводились только исторические исследования Байера: 1) «О начатке и древних пребывалищах Скифов», 2) «О местоположении Скифии в лета Геродота» и 3) «О стене Кавказской». В комментариях, кроме статей исторических, помещались следующие исследования по физике, математике, анатомии, ботанике и астрономии: 1) «О первых учения физическаго фундаментах, 2) о щете интегралном, 3) о Кеплериа предложена, 4) ботаника, 5) о движении мышиц, 6) описание анатомическое сосудов млечных, 7) о меху, в котором первопитательный сок отвсюду скопляется, и его протоке грудном, в катапарде, фоке и в слоне усмотренном, 8) о Сиянии северном, 9) о причине тяжести от движения вихрей, 10) о исправлении барометров, 11) история о скорби, приключившейся в (uterque) литие, 12) наблюдения астрономическия, увещание, 13) затмения спутников Юпитеровых, наблюдены в С.-Петербурге через господ Iосифа-Николая Делиля и брата его Людовика Делиля де-ла-Кроэра, 14) примечания на сии наблюдения, 15) употребление прежде бывших усмотрений, для установления расположения Санктпетербурга, смотря по протчим Европейским обсерваториям, 16) затмения спутников Юпитеровых наблюдены в Парижа, 17) разность меридианов Парижа и Санктпетербурга, 18) затмнения спутников Юпитеровых наблюдены в Болонии, в Италии, 19) разность меридианов Санктпетербурга и Болонии — иже в Италии, 20) затмении перваго спутника Юпитерова, наблюденныя в Лисбоне, и 21) примечания на сии наблюдения». К некоторым статьям приложены рисунки. В предисловии к Комментариям, которое начинается следующими словами: «Доброхотному Россиискому читателю радоватися», между прочим сказано: «Зде предлагается тебе книга, в ней же все то содержится, в чем Профессоры здешния Академии Наук потрудилися, 1726 года. Якоже бо без сумнения тебе довольно известно есть, что кроме повседневных часов, к наставлению назначенных, такожде повсенедельно дважды свое особливое собрание имеют, в котором все то, что всяк в доме испытывал, всему обществу представлял, и их разсуждению предлагал, и тако оттуду произошла перед несколькими месяцами изданная на Латинском языке книга, из которых cиe изъято и сокращено есть», и далее: «И хотя тебе от всего сего довольно известно есть, что Профессоры время свое к расширению наук добре и честне употребили, но еще опасаемся, да не речеши: Бог весть, что cиe все между собою смешано? Не буди нетерпеливым, любезный читатель, хотя cия вещь тебе и не весьма понятна. Прародители наши сего такожде не знали; дождешися оныя радости, что чада твоя со временем не точию тебе оное изъяснят, но и сами помощию Божиею, может быть, такие же добрые плоды принесут». Академики обещали на следующий год еще изготовить две части Комментариев; но Миллер свидетельствует, что русское общество не поняло Комментарий; этого, впрочем, как видно из приведенного предисловия, академики и ожидали, вследствие чего это весьма важное и интересное издание, являющееся одним из первых научных трудов русских академиков, прекратилось на первой части. Академия Наук ввела некоторое усовершенствование в орфографию русской азбуки и ввела знаки препинания. Получив в свое ведение типографию, Академия ежегодно печатает календари и впоследствии указами 1739 и 1780 г.г. получает на это печатание монопольное право. За время с 1726 г. по 1740 г. количество печатавшихся в России книг, по сравнению с прошлым, уменьшилось; за это время было выпущено всего 175 названий, т. е. по 11,9 в год, тогда как в первой четверти XVIII столетия их выходило, не считая церковно-служебных, по 19 названий в год. Существовавшие прежде цензурные стеснения продолжают попрежнему сказываться и в описываемое время: так, в 1728 г. академику Делилю не было разрешено издать на русском языке перевод книги «О движении земли». С воцарением Анны Ивановны стеснения эти еще более увеличиваются; так в 1732 г. была арестована книга «Камень веры», а автор ее, Феофилакт Лопатинский, лишается сана и заключается в Выборгский замок. В 1735 году Синод запрещает книгу «Учениe о начале христианскаго жития». В 1733 году издается указ, в котором поведено «изданную книгу на немецкомъ языке о жизни бывшихъ гр. Остермана, гр. Миниха и герцога Курляндского Бирона, въ которой между прочимъ вымышленно затейные предосудительные въ Россiйской Имперiи пашквильные пассажи находятся — сжечь». За все десятилетие царствования Анны Ивановны выходит всего 140 названий книг, при чем из них значительная доля падает на издания, относящиеся к различным дворцовым торжествам и праздникам. Вообще взгляд правительства на просвещение в России прочно устанавливается знаменитым указом 12 декабря 1735 г., в котором говорится, что «подлый народъ не следуетъ обучать грамоте, дабы его не отвлекать от черной работы». Самым красивым и наиболее богато иллюстрированным изданием этого времени является «Описание коронации Императрицы Анны Иоанновны. Печатано в Москве, 28 Апреля 1730 году»; в лист, 46 страниц, портрет и 15 листов с гравюрами (109). Книга начинается портретом Анны Ивановны, гравированным Вортманом с портрета, рисованного Караваккой. Все гравюры исполнены под руководством Еллигера, и его именем подписаны четыре из них. То же издание было выпущено в 1731 году с текстом на немецком языке, причем кроме тех гравюр, которые находились в русском издании, здесь помещены две виньетки: на странице 1 — герольды, объявляющие о дне коронации, с подписью: «Schumacher delin. —  Or. Elliger fecit» и на странице 28 — народный праздник и угощения из жареных быков и винных фонтанов; на канате виден танцующий персианин. Хотя русское издание было выпущено прежде немецкого, но отпечатки с досок для немецкого издания были сделаны ранее и потому лучше, за исключением портрета Анны Ивановны, который в русском издании лучше, чем в немецком (110). Гравер Оттомар Еллигер, под руководством которого были исполнены все гравюры для этого издания, как сказано выше, был выписан в Россию еще в 1726 году для работы в Академических Известиях. Биографические сведения о нем как в труде Д.А. Ровинского «Словарь русских граверов» (111), так и в некоторых иностранных словарях, например у Наглера (112), неполны и неточны. Так, в некоторых словарях совсем не указан год его рождения, а год смерти ошибочно указан 24 ноября 1732, также неверно, что он спился и умер в тяжелых условиях в Амстердаме. Наглер же ни слова не говорит о том, что Еллигер был и умер в России. Только в недавно, сравнительно, вышедшем словаре Тиме (113) мы находим более обстоятельную его биографию, из которой видно, что Еллигер родился в Гамбурге 19 февраля 1666 года и умер в Петербурге 9/20 ноября 1735 года. Он был, главным образом, исторический и портретный живописец и посредственный гравер. Живописи он учился у своего отца, а по смерти его — у Михаила Мушера в Амстердаме, а затем у Лереса. В 1716 году он был сделан придворным живописцем курфюрста Майнцского. Картины его находятся в музеях Вены, Касселя, Бордо и в Детском Селе (114). Гравюры его работы в Библии Мартье 1700 г.; ему же приписываются гравюры в «Новом Завете» (Jan Luykens). По приезде в Петербург, Еллигер в 1726 г. награвировал три вида Петербурга с рисунков архитектора Марцелиуса, прибывшего в том же году из Дании. Им же вместе с учениками были награвированы 10 досок к неизданному описанию ордена св. Андрея (115) и четыре картинки, изображающие четыре времени года в календарь на 1730 г. Им был выгравирован портрет Анны Ивановны для описания коронации, но почему-то был забракован и заменен портретом работы Вортмана.

Гораздо большее значение для истории русской гравюры имел другой иностранный гравер —Христиан-Альберт Вортман, приехавший в Россию в 1727 году по приглашению Шумахера занять место гравера при Академии Наук (116). Появление Вортмана в России составляет новую эру в истории русского гравирования, преимущественно портретного. Вортман родился в Померании в 1692 году и умер в Петербурге 31 декабря 1760 года; учился он гравированию у И. Г. Вольфганга в Берлине. Еще до приезда в Россию Вортман составил себе имя хорошего гравера исполнением двух больших портретов короля польского Фридриха-Августа и короля шведского. В России Вортман взял к себе целый ряд учеников, из числа которых особенно выделились: Филипп Маттарнови, Иван Соколов, Григорий Качалов, Андрей Греков, Ефим Виноградов, Яков Васильев, Ефим Внуков, Андрей Поляков, Иван Еляков. Эта школа граверов, просуществовавшая у нас около 30 лет, отличалась блестящим резцом и чрезвычайной добросовестностью в исполнении подробностей. Деятельность этой школы относится, главным образом, к елисаветинскому времени, и только доски к изданию «Палаты Санктпетербургской Императорской Академии Наук» были награвированы в 1738 году (117). Книга эта одновременно напечатана в двух изданиях, одно в лист, другое в 4°. При издании в лист на фронтисписе изображена мать (Анна Ивановна), приводящая к Минерве детей своих; вдали аллегорические изображения наук и статуя Петра I и подпись: «Петръ началъ, Анна совершила» и вензель «A»: «Bartolomeo Tarsia inv. P. G. Mattarnovy sculp.». Есть экземпляры, на которых вензель «А» заменен вензелем «Е». Издание это не было закончено при Анне Ивановне и поднесено Анне Леопольдовне с посвящением. Впоследствии посвящение это было уничтожено и экземпляры с посвящением чрезвычайно редки. Впереди помещено описание на 26 страницах, далее на 8 страницах идет краткое известие об Академии и объяснение чертежей. При книге XII гравюр, из них три листа для издания в лист и в два листа для издания в 4° гравированы Вортманом, остальные листы — Иваном Соколовым, Андреем Поляковым, Григорием Качаловым и Маттарнови. Чертежи издания in 4° копированы с издания в лист. Кроме этих двух лучших изданий этой эпохи, надлежит указать на издание Академии Наук 1734 г., «Описание о Японе» (118) в 3 частях с четырьмя гравюрами; перевод сделан Степаном Коровиным Синбиренином и Иваном Горлицким. Подписи под гравюрами—на русском и немецком языках. Из предисловия к «Описанию о Японе» видно, что оно заимствовано из путешествия Тавернье. Особый успех имел перевод с французского Василия Тредьяковского «Езда на остров любви» 1730 г., 12°, 12 нен. + 210 + 2 нен. стр. с гравированным гербом кн. Куракина и гравюрой (119). Книга эта вторично была издана в 1778 г., а в 1834 г. вышло 3-е издание. Другой перевод того же Тредьяковского, «Истинная политика знатных и благородных особ», 1737 г., 8°, 4 нен. + 10 +224 стр. (120) также выдержал три издания: 2-е — в 1745 г. и 3-е — в 1787 г. К числу переводов с французского относится «Грациан придворный человек» 1741 г., 4°, 2 нен. + 262 стр., перевод секретаря канцелярии Академии Наук Сергея Волчкова, с посвящением Анне Леопольдовне (121). Этим же С.С. Волчковым были переведены с французского: «Совершенное воспитание детей». СПБ. 1747 г., «Езоповы басни». СПБ. 1747 г., «Полибиева военная история» 1756—1760 и «Монтаньевы опыты» 1762 г. и с немецкого: «Житие и славныя дела Марка Аврелия Антонина» 1740 г. и «Достопамятное в Европе» 1761 г. В царствование Анны Ивановны развивается особый вид литературы, это — «оды» и «слова» на разные случаи, издаваемые с хорошими гравированными виньетками, как например, «Ода на взятие Гданска 1734 г.» Тредьяковского, «Панегирек Императрице Анне 1732 г.», «Ода Императрице Анне на 1736 г.» с четырьмя виньетками и др. В числе изданий этого времени надлежит указать на издание 1740 г. «Описание жития и дел Евгения Савойского», перевод Тауберта. В этом издании две красивых гравированных заглавных буквы, одна заставка — герб Савойскаго, красивая концовка, портрет Савойского, гравированный Маттарнови, планы и виды сражений. О том, какие книги издавались в эту эпоху, полное представление дает чрезвычайно интересная «Роспись книгам, изданным при Академии Наук и продающимся в лавке Академии в 1736 году» (122). Согласно указа Сената (123), росписи эти должны были быть публикованы «для известiя въ губернiяхъ и провинцiяхъ». Сохранилось известие о том, что архангельский губернатор, получив эту роспись, приказал «оными печатными росписями черезъ барабанный бой публиковать» (124). Очевидно, появление росписи в губерниях составляло в то время крупное событие, своего рода диковинку, раз о появлении ее оповещалось с барабанным боем. Роспись эта, составляющая большую библиографическую редкость, напечатана в два столбца на большом листе шероховатой серо-желтой бумаги, в алфавитном порядке, и носит заголовок: «Роспись оным книгам, которыя поныне при Императорской Академии Наук в Санктпетербурге напечатаны и в книжной лавке для продажи находятся 1736» (125). Из 56 перечисленных в росписи книг только около половины — 25 — напечатаны на русском языке, остальные напечатаны на иностранных языках, главным образом на немецком, или на двух языках, из которых один русский. По своему содержанию роспись представляет огромное разнообразие: наряду с иностранными лексиконами, словами и речами на разные случаи, комментариями Академии, известиями о винтовках, законах, календарями, мы видим историю японскую и древнюю, описание солнечных часов, книги по математике, разговор «читанный чрезъ господина Делиля» о движении земли, и тут же рисовальную книгу и чуть не десяток книжек, описывающих «иллуменацiи» и «фейерверки», и, наконец, такую, вероятно, очень заманчивую для современников по названию книгу, как «Езда на остров любви». Наряду с этими книгами в росписи встречаются книги, правда в весьма ограниченном количестве, относящиеся к истории русской литературы, как например, «Словесная книга на немецком, латинском и русском языках, вместе с первыми основаниями российскаго языка» (1731 г.). Надо полагать, что эти «основания русскаго языка» — переложения из переизданной в 1721 году грамматики Милетия Смотрицкого и изданной несколько позже грамматики Максимова. Обращает на себя внимание своеобразное правописание многих слов росписи, в которой встречаются чуждые родному языку обороты, например: «тарiвъ» (тариф), «Сvнопеевы медiчесюя усмотренiя на латинскомъ языке, «механiка», «оптiка». В некоторых же словах еще заметны следы церковного языка; так, в словах «Буксбаум» и «лексикон» напечатана буква «кси», вскоре изъятая из гражданской азбуки. Наконец, напечатанные в росписи «Слова при погребенiи высокоблагородныхъ господъ: фонъ-Вейде, фонъ-Гинтера, Карла фонъ-Бирона, Бриссе» и др. очень наглядно говорят о значении того иностранного влияния, которое было так сильно в эпоху составления росписи. Не менее интересна и другая роспись, Московской Синодальной типографии, под заглавием «Реестр имеющимся в московской Типографии печатным продажным церковным и гражданским в десть, в полдесть, в четверку и в осмуху книгам, и каким ценам каждая в переплете и в тетрадях». Реестр этот относится к 1751 году (126) и также рассылался в провинциальные города, при чем в препроводительной бумаге было выражено желание, «дабы всякъ о продажныхъ книгахъ надежно ведалъ, могъ бы для покупки ихъ самъ прiезжать или кого присылать». Сохранилось сведение о том, что в Галиче, например, было определено реестр прибить на стенах и публиковать о том с барабанным боем, а в Чухломе — копии с реестра решено дворянам объявить через сотских (127). В этом перечне 1751 года идет целый ряд церковных книг, служебных и духовно-назидательного характера, между которыми встречаем известную книгу «Камень веры», а также розыск о раскольниках. По этому реестру весьма трудно судить о вкусах публики к книгам, потому что реестр представляет пеструю массу по всем отделам знаний; обращает на себя внимание значительное число книг, имеющих деловой характер, как, например: «о огородныхъ уборахъ», «о снастке англiйскихъ кораблей», «календарь журнальный», «система о законе махометанскомъ», «исторiографiя», «геометрiя», «синусъ или логарифмъ», «исторiя Самуила Пуффендорфа». Почему-то молитвенники были разные: сухопутный и морской. Сравнение стоимости книг того времени с современной приводит к тому, что в эпоху рассылки реестра цены на все книги были весьма высоки, что, конечно, в сильной степени тормозило их распространение, а следовательно, и общее развитие просвещения. Если мы представим себе, что цена денег в половине XVIII столетия была только в шесть раз дороже теперешней, то в таком случае читатель 1751 года, приобретая, положим, «Новый Завет» за 1 р. 20 к., уплачивал то же, что нам теперь стоило бы 7 р. 20 к; букварь в 25 к. равняется 1 р. 50 к.; сочинения Ломоносова, покупавшиеся за 1 р. 50 к., на наши деньги равнялись 9 руб., а «Меморiи Артиллерiйскiя», продававшиеся за 6 р., равнялись 36 руб.; 12 книг «Миней Месячных» стоили 24 р. 20 к., т.-е. 145 р. 20 к. Что касается периодической прессы в эту эпоху, то «Ведомости» в 1727 г. прекратились и были заменены «Санкт-петербургскими Ведомостями », находившимися под смотрением Академии Наук; редактировались они членами Академии по ее избранию: Г.Ф. Миллером, потом И.И. Таубертом, а с 1748 года — М.В. Ломоносовым и профессором «элоквенции» Я.Я. Штелином. С 1727 года издавалась при Академии «St.-Petersburger Zeitung». Эта газета должна была знакомить Запад с тем, что происходит в России (128). Газеты носили строго правительственный характер; все, что происходило за границей на политическом театре, передавалось в очень осторожных выражениях. Газеты, главным образом сообщали отдельные курьезы и факты, подходящие под рубрику «разных известий».

Среди всех иллюстрированных изданий, вышедших в России за время с 1726 г. по 1740 год, «художественных» изданий мы не можем насчитать более 19, считая в том числе три книги, изданные уже в 1741 году (129). Из числа этих 19 изданий — шесть относятся к разным придворным торжествам. Все издания печатаны в типографии Академии Наук. Гравюры в них исполнены: Адольским, Вортманом, Еллигером, А. Зубовым, Качаловым, Любецким, Маттарнови, Пикаром, Ростовцевым и И. Соколовым. Известно, что литературный русский язык в первую четверть XVIII столетия, в эпоху петровских реформ, представлял собою довольно пеструю смесь древних русских слов, церковно-славянских и многих иностранных с примесью варваризмов. В оборотах речи была полная произвольность и правил правописания не существовало. При Академии Наук в 1735 году было учреждено Российское Собрание, которое, между прочим, имело целью «радеть о совершенстве, чистоте и красоте языка», но ни это собрание, ни некоторые писатели, как например, Кантемир и Тредьяковский, не могли выработать более чистый и литературный язык. Для того чтобы создать письменный русский язык и сделать его пригодным для выражения всевозможных мыслей, требовался гений, и этим гением был Михаил Васильевич Ломоносов. Ломоносов прежде всего определил взаимные отношения русского и церковно-славянского языков и строго разграничил и тот и другой; затем он старался освободить русский язык от накопившихся в нем варваризмов и иностранных слов, обогатив его новыми словами из лексического материала, предоставленного органическим процессом жизни языка родного. Неологизмы его были словами вполне понятными для русского, совершенно соответствующими духу и всему складу нашего национального языка, поэтому русский язык от них не терял своего облика, но становился богаче и красивее. В 1739 году Ломоносов писал: «Я не могу довольно о томъ нарадоваться, что россiйскiй нашъ языкъ не токмо бодростью и героическимъ звономъ греческому, латинскому и немецкому не уступаетъ, но и подобную онымъ, въ себе купно природную и свойственную версификацiю иметь можетъ». Свои мысли и взгляды на взаимные отношения русского и церковно-славянского языков Ломоносов впоследствии изложил подробно в статье «О пользе книг церьковных в российском языке» (напечатана в 1757 г.) (130). В то же время он никогда не стремился вполне изгнать все иностранное: он не колебался употреблять иностранные слова, если не было соответствующих славянских слов, и оставлял чужестранные выражения, к которым все успели уже привыкнуть. Ода на взятие Хотина, написанная Ломоносовым, была первым произведением на чистом, ясном и легком языке, она была написана ямбом, — тоническим размером, примененным, как известно, впервые В.К. Тредьяковским. В 1739 году эта ода, вместе с письмом о правилах российского стихотворства, где, кроме правил и примеров, имеется и критика взглядов В. К. Тредьяковского, была передана Ломоносовым Академии Наук, но напечатана она была лишь в 1751 году. Первыми же напечатанными одами Ломоносова были: ко дню рождения Иоанна Антоновича и на победу над шведами при Вильманстранде (23 августа 1741 г.). Оды эти были напечатаны в «Примечаниях» к «Санктпетербургским Ведомостям» и своим ясным и легким языком обратили на себя общее внимание. Заслуги Ломоносова пред всем русским народом в деле образования литературного языка, несомненно, огромны: он дал русскому языку самобытное место, доставил ему права гражданства в ряду других письменных языков. Деятельность Ломоносова, главным образом, относится к царствованию Елизаветы Петровны, с восшествием на престол которой окончилось десятилетнее господство немцев; долго накоплявшееся озлобление против немцев вызвало естественную реакцию и повело за собой подъем национального чувства. Ломоносов и был блестящим представителем идеи национализма того времени. Ломоносов был творцом не только литературного языка, но и языка научного. В предисловии к переводу труда Христиана Вольфа «Экспериментальная Физика» он писал: «Сверхъ сего принужденъ я былъ искать словъ для наименованiя некоторыхъ физическихъ инструментовъ, действiй и натуральныхъ вещей, которые хотя сперва покажутся несколько странны, однако, надеюсь, что они со временем черезъ употребленiе знакомее будутъ». И надежда Ломоносова на то, что слова эти «будутъ знакомее», вполне оправдалась: очень многие слова нашего научного языка, с которыми мы теперь вполне свыклись, как например: барометр, термометр, атмосфера и т.д., были именно Ломоносовым введены в научный оборот. Кроме Ломоносова, несомненно, ценными в научном отношении являются труды В. К. Тредьяковского, как например, его «Разговор между чужестранным человеком и Российским об ортографии старинной и новой» 1748. По мнению Перевлесского, некоторые из замечаний Тредьяковского, изложенные в его «Разговоре», давно уже сделались неотъемлемым достоянием науки.