Рехберг-и-Ретенлевен, Карл, граф (1775-1847). Корнеев, Емельян Михайлович (1780-1839). Деппинг, Жорж-Бернар .“Les peuples de la Russie". - страница 12
Наш бриг бросил якорь в порту Пирея! Наше судно было единственным в столь оживленной прежде гавани. Поселения, храмы, крепостные стены, некогда украшавшие эти берега, представляли теперь всего лишь груду руин - жители, торговля, богатство исчезли отсюда, как и флоты афинян. На выдвинувшейся в море скале еще видно могилу Фемистокла, а напротив этой могилы - остров Саламин и воды, которые принесли победу Фемистоклу, поражение персам и залог величия Афинам. Я провел бессонную ночь на борту нашего брига, пытаясь пожить за две тысячи лет до моего рождения. Едва занялся день, я сошел на берег, и не могу выразить того живого ощущения, которое я испытал, ступая по этой земле; мое воображение поднимало из руин разрушенное, вновь отстраивало храмы, воскрешало рядом со мной Алкивиада и его великих воинов. Я проследовал по еще различимым следам тех стен, что некогда соединяли порт и город Пирей со стенами Афин; несколько виноградников и оливковых рощ заполняют теперь пространство, некогда занятое домами трудолюбивого народа. Я почти бежал, чтобы скорее войти в этот город - школу правителей, героев, школу философии и искусств. Первое, на что устремился мой взор, был храм Тезея, возведенный спустя 10 лет после битвы при Саламине. Его считают шедевром архитектуры, тем более ценным, что он полностью сохранился, только барельефы изуродованы. Греки, уже утратив свое величие и оставив культ своих богов, устроили в нем церковь, их фанатизм уничтожил все украшения, которыми этот храм был некогда убран. После того как я обосновался в маленьком домике, который мне уступил один грек, я представился французскому консулу Фуэлю, принявшему столько участия в прекрасном труде графа Шуазеля; он познакомил меня с превосходным итальянским рисовальщиком Лузьери. Пребывание в Афинах вдохновляет на живое погружение в прошлое, потому что ваше внимание не отвлекается никакими современными предметами: в Константинополе азиатский блеск уводит в тень незначительные остатки произведений искусства и памятников древней Византии, броская роскошь турок затмевает славу утонченной Греции, в Риме Капитолий унижен церковью Св. Петра, могущество и преступления пап смешиваются там с семью чудесами света и с римскими доблестями. В Афины последующие столетия не принесли ничего, что могло стать рядом с произведениями Фидия и Праксителя, и слава Перикла и Фемистокла одна парит над обломками их отчизны. Лачуги нынешних жителей, прилепившиеся к руинам древних памятников, лишь подчеркивают их красоту и издали почти не видны. Может показаться, будто народ Афин только что покинул свой город, в котором землетрясение накануне разрушило его прекраснейшие сооружения. Это те же улицы, те же общественные места, почти та же крепостная стена. Я направился к Парфенону, подъем туда был довольно крутой; он идет вдоль античной стены, столь же древней, как и само рождение государства-республики; незабываемое чувство, когда через ворота входишь в прибежище основателей Афин, ставшее с тех пор навсегда святыней просвещенного человечества и обращенной теперь турками в скверную крепость. Ступени, по которым некогда с достоинством и благочестием поднимались граждане города до входа в Пропилеи, покрыты обломками. В прекрасных руинах этого замечательного портика помещены плохонькие пушки, отчетливо различим общий план этой постройки, многочисленные колонны еще невредимы, и внутренний вход, ведущий в храм Минервы, существует и поддерживает огромный архитрав из единой мраморной глыбы. И самый дерзкий механик был бы изумлен, увидев столь огромный мраморный блок, поднятый на столь значительную высоту. Наконец оказываешься в храме Минервы. Созерцая этот памятник, столь же обширный, сколь и совершенный в своих пропорциях испытываешь чувство благоговения. Колонны дорического ордера из самого прекрасного белого мрамора поражают своей массой и совершенно сохранились; главный фасад и поднятые наверх метопы суть творения Фидия, здесь еще находят куски мрамора, которые сохраняют все непревзойденное совершенство резца этого великого мастера. Боковые стороны храма в середине обрушены, это результат сильного взрыва от попадания венецианской бомбы в пороховой склад, который устроили здесь варвары-турки, бесчисленные обломки от него еще покрывают внутреннюю часть и подходы к храму. Посреди храма, где статуя Минервы, блистающая золотом и слоновой костью, обоготворенная возвышенной рукой бессмертного Фидия, вызывала поклонение Афин и всей Греции, теперь поднимается построенная из обломков храма мусульманская мечеть, которая кажется поставленной здесь нарочно, чтобы убогостью своей архитектуры оттенить его величественные и прекрасные пропорции. Я не мог удержать себя, чтобы не приходить сюда постоянно - восхищаться этим памятником, которого одного было бы достаточно, чтобы показать величие афинской республики; я ходил и ходил по этому священному полу, прогуливался под портиками - свидетелями стольких событий, торжеств, процессий, свидетелями рождения и умирания стольких поколений, свидетелями процветания и свободы Афин, и их падения, и которые видят теперь их отвратительное рабство. Божества язычества отступили при рождении Креста, потом Крест был попран вызывающим господством полумесяца, а храм Минервы, паря над Аттикой, бросая вызов векам и превратностям истории, кажется ожидающим возвращения свободы, искусств и почитания богов. Совсем рядом с этим храмом находится храм Эрехтейон, возведенный на том месте, где Нептун в знак славы, которую он сохранил за афинскими моряками, заставил бить источник и где Минерва, как залог богатства и процветания земледелия, заставила появиться оливковое дерево. Храм этот ионического ордера и был украшен пятью кариатидами, одна из которых вывезена лордом Элджином, большим варваром, нежели турки, которые уважали эти драгоценные памятники, или, по крайней мере, боялись их разрушать. Храм этот столь же древний, как и самые первые сооружения Афин, и восхищает своими прекрасными пропорциями и завершенностью декора. Театры Вакха и Ирода Аттика почти придвинуты к стенам Парфенона, незначительные остатки первого едва различимы, но второй еще достаточно сохранился, чтобы можно было точно себе представить, каким он был. Почти напротив находится памятник Филопаппу, на верхнем рельефе которого можно видеть колесницу, запряженную четверкой лошадей, почти в натуральную величину прекрасной работы. Недалеко находится агора, где 30 тысяч граждан могли собираться и отчетливо слышать речи ораторов. Именно с этого места Алкивиад, дабы склонить народ к экспедиции на Сицилию, показывал мачты кораблей, которые покрывали порт Пирея. С противоположной стороны, и вне стен города, проходишь под триумфальной аркой Адриана, которую афиняне, побежденные, но еще великие своими искусствами, науками и прошлыми подвигами, воздвигли этому императору, добивавшемуся расположения замечательного народа, которому он же и нес оковы. На некотором расстоянии от этого места величественно возвышается группа колонн коринфского ордера, которые были частью огромного и величественного храма Юпитера. Эти колонны, огромной высоты и совершенной работы, кажутся еще более гигантскими, поскольку они отделены от всего здания. Внутри города обнаруживаешь полностью сохранившийся храм Эола, который служит теперь мечетью вертящихся дервишей, рода монахов-мусульман: этот небольшой восьмиугольный храм украшен на каждой из сторон фигурой, представляющей одного из посланцев Эола. На углу греческого монастыря восхищаешься прелестной ротондой, которую именуют фонарем Диогена; она превосходно сохранилась и украшена барельефом замечательного рисунка и легкости. Позади лавчонок, пробитых в укреплениях древней стены, есть несколько огромного размера колонн ионического ордера, которые время и, возможно, пожары полностью окрасили в черный цвет. Совсем рядом с этими руинами теперь жилище турецкого воеводы. На улице, ведущей к рынку, еще можно видеть вмурованную в древнюю стену мраморную доску, на которой отчетливо читаются цены на зерно и другие съестные припасы, объявленные в чрезвычайном народном собрании; к сожалению, место, где был высечен год, сбито. Почти все стены нынешних домов являются отчасти остатками древних строений, и те, которые возведены совсем недавно, построены из обломков колонн, орнаментов и барельефов: шагу не ступить, чтобы не встретить какие-нибудь фрагменты произведений искусства и былого великолепия. Я посетил место на некотором удалении от Афин, где в одной почти уже бесформенной руине надеются обнаружить следы храма Венеры в Садах, считают, что мирты, растущие у этого места, - единственное, что только есть в окрестностях, как раз окружают место древнего жилища этого божества. Спускаешься в некое подобие довольно узкого подземелья, которое вело, быть может, в одно из святилищ, где совершались мистерии в честь Венеры. Обломки не позволяют проникнуть далее, и народное предание гласит, что те, кто пытались проникнуть в это подземелье дальше, были истреблены огнем, который вырывался из недр. В стену этого прохода вмурован барельеф, представляющий вакханалию, позы на котором не свидетельствуют в пользу благопристойности почитателей Венеры. На некотором расстоянии от города располагается цирк, очертания которого столь хорошо сохранились, что без малейшего труда можно было бы устраивать там бега на колесницах и сражения гладиаторов. Здесь же легко распознается местоположение любопытного храма, который с одной своей стороны был посвящен Фортуне, а с другой - Победе; перед боем участники взывали к милостям Фортуны, после же боя победители восходили к высшим почестям, воздавая благодарность Победе. Маленький проход под амфитеатром, который предназначался для того, чтобы дать возможность побежденным ускользнуть от негодования публики, еще существует, так же как и вход в подземелья, в которых содержали диких зверей, предназначенных для гладиаторских боев. Мраморные скамьи для зрителей, которые некогда окружали всю арену, более не существуют или покрыты землей и мхом. Справа от порта Пирея есть большая гора, на которую надменный Ксеркс, уже хозяин Афин и огромной части Греции, поднялся, чтобы насладиться видом своего несметного флота, который, казалось, должен был подавить слабые силы Греции: однако он стал зрителем совсем другого зрелища - разгрома и уничтожения своих кораблей - и спустился с этой горы трусливым беглецом. Славной этой победой при Саламине Фемистокл на 18 веков отодвинул тот момент, когда Азия должна была наложить оковы на его родину. Простор, которым наслаждаешься с высоты этой горы, один из самых величественных и разнообразных, какие приходилось видеть. Выходя из Афин через самые близкие к храму Тезея ворота, следуешь священным путем, по которому процессии мистов и посвящаемых шли в Элевсин, в храм, где справляли мистерии, в которых наслаждались распутствами любви, принятыми в ритуалах этого сладострастного культа. На дороге еще видна колея от колесниц, направлявшихся в Элевсин. По обеим сторонам этого священного пути некогда возвышались храмы, множество памятников и статуй, воздвигнутых в честь великих людей Греции, и гробницы самых знаменитых граждан республики; от них остались лишь мелкие обломки, рассеянные в этом месте разорения и опустошенности. В самом Элевсине не найдешь ничего, кроме бесформенной груды обломков; единственный невредимый пьедестал привлек наше внимание, надпись на нем сообщала, что памятник был поставлен в честь одной женщины, во все время своего замужества остававшейся верной своему мужу. Видимо и тогда это считалось великим подвигом. Вернувшись с прогулки в Элевсин, мы отправились в загородный дом воеводы, пригласившего нас присутствовать на жалком фейерверке, сопровождавшемся отвратительной музыкой. Мы совершили долгую и, надо сказать, утомительную прогулку к горе Гимет, особенно известной отменным медом, который там собирают. Ночь мы провели у подножия горы, в бедном греческом монастыре, и поднялись на вершину горы до рассвета, чтобы насладиться прекрасным зрелищем восхода солнца и увидеть в его сиянии море, множество островов, город Афины и почти всю Аттику. Мы посетили заброшенную каменоломню, из мрамора которой были построены все храмы и здания Афин. Огромные блоки прекрасного мрамора, высеченные последними рабочими, еще лежат на своем месте, словно ожидая воскрешения Афин. Французский консул Фуэль и рисовальщик Лузьери, оба уже давно обосновавшиеся в этом городе, занимаются здесь один другому на зависть раскопками - найденные ими произведения послужили достойным наполнением самых лучших кабинетов античности Европы. Из особенного они нашли многочисленную коллекцию этрусских ваз всевозможных форм и размеров, черные или красные рисунки на которых удивительно свежи. Некоторые из фигур раскрашены в разные цвета. Они нашли также множество урн, заключавших останки и благовония, посуды, ламп, бронзовых украшений и среди прочего - оливковую ветвь из золота, исполненную с утонченностью, которая могла бы послужить моделью самым искусным нашим ювелирам. Я уверен, что при формальном разрешении визиря и с помощью большого числа работников в самом городе и в окрестностях найдено будет множество драгоценных предметов. Прибытие генерала Спренгтпортена прервало незабываемые шесть недель, проведенных в Афинах, я должен был покинуть этот город. Надо ли говорить, с каким чувством я отплывал!