RARUS'S GALLERY

Раньше чем закончить мои заметки о старых книгах, хочется разсказать о полузабытых ныне бродячих антикварах-книжниках. В половине прошлаго столетия они имели большое значение для книжнаго рынка, а главным образом для наших библиофилов. О таких книжниках, почему-то называвшихся «холодными букинистами», никто не вспоминал доселе, и мне удалось собрать о них сведения частью благодаря сообщениям антикваров-библиофилов Н. М. Волкова и покойнаго ныне В. И. Клочкова, частью благодаря воспоминаниям старых собирателей книг, которым еще памятны эти оригинальные типы. Такие бродячие букинисты—высшая ступень офеней—главным образом, были известны в обеих столицах в шестидесятых и семидесятых годах прошлаго века; к концу восьмидесятых годов они уже исчезают. Их было немного и они были известны всему литературному и собирательскому мирку; некоторые из таких книжников знали наперечет все значительныя библиотеки и умели всегда принести такое издание, какое у даннаго лица в каталоге не встречалось. Бродячий книжник своего постояннаго угла~ лавченки не имел. С ранняго утра до поздняго вечера бродил он с холщевым мешком на плече. Эти мешки, очень длинные, с зашитыми концами, лишь с большой прорехой в середине, куда и вкладывались книги, представляли собой походную лавку такого книжника. Кто являлся покупателем у этих бродячих антикваров? Круг этот был очень широк.— «Холоднаго антиквара» в длиннополом сюртуке, смазных сапогах, с характерным высоким треухом~ картузом можно было встретит и в хоромах знати, и в богатых домах собирателей, и гвардейскаго офицерства того времени, и в неказистых квартирках литераторов и ученых. Они знали вкусы и потребности своих покупателей; и всегда находили чем заинтересовать, а порой и обрадовать ревниваго собирателя. Большинство таких антикваров (ярославские уроженцы, сметливые и изворотливые) прежде служили приказчиками в книжных лавках, но почему-либо не уживались в подневольном труде и шли на самостоятельную торговлю. Достатки и барыши «холодных букинистов» для того времени были более чем приличные. Тогдашняя дешевизна жизни, невысокия цены на антикварныя издания со стороны продавцов давали возможность некоторым из таких «холодных антикваров» составить значительные капиталы. «Трудом праведным не наживешь палат каменных», и не все «холодные антиквары» отличались честностью и безупречностью своей торговли, особенно, когда дело касалось случайных покупателей. В большинстве случаев практиковался следующий способ провести доверчиваго покупателя. Доставались книги сравнительно редкия и высоко ценившияся, но не в полном виде, а с вырванными страницами, потом подбирались подходящая по формату и пагинации страницы новых изданий, с артистической ловкостью вклеивались вместо не~ достававших, и подделка была готова. Такими книгами «холодные букинисты» награждали порой и опытных библиофилов. Конечно, более серьезные из холодных букинистов к подобным проделкам не прибегали; у них клиентура была солидная, постоянная, и им не для чего было одной случайной продажей подделки терять богатаго покупателя. Коллекционеры того времени и вообще все люди, интересовавшиеся книгой и пользовавшиеся услугами «холодных букинистов», весьма ценили их. И по заслугам. «Холодные» букинисты, зная перечень той или иной библиотеки, зная, чего в ней не хватает, и, с другой стороны, хорошо знакомые с тем товаром, который находился у первобытных рыночных книжных торговцев, всегда имели возможность притти на помощь доставлением нужных изданий; они знали еще, у кого то или иное издание есть в дублете и меняли его, получив подходящий заказ. Доставали и расширяли круг покупателей такие «холодные букинисты» оригинальным способом. Наложив полный мешок книг, они отправлялись в места гуляний и вообще туда, где могли встретить подходящую публику; они высматривали, кто, по их мнению, мог заинтересоваться книгами и, подходя, перечисляли все, что у них бывало интереснаго. Если удавалось привлечь внимание, то букинисты старались узнать адреса, ссылаясь на то, что тут, мол, людно и вынимать товар из мешка не удобно. В большинстве случаев им в адресах не отказывали, и таким образом, завязывалось постоянное знакомство, и клиентура таких «холодных букинистов» росла и росла. Летом столицы пустели; но «холодные букинисты» переносили свою деятельность в лагери. Особенно гвардейские офицеры того времени давали им изрядный доход и часто не только одним приобретением книг, но и займами, расплачиваясь за оказанныя одолжения по~ барски широко и нередко случалось, что такими операциями в течение месяца — двух бродячий букинист наживал себе деньги куда большия, чем своей торговлей. «Холодные букинисты» крепко держались друг за друга, представляя собой нечто в роде корпорации. Они никогда не конкурировали между собой, не сбивали цен. Собираясь ежедневно в петроградском трактирчике около Апраксина рынка, теперь уже давно несуществующем, они делились между собой приобретенным товаром, сообразуясь со вкусами и требованиями своих покупателей. Когда предстояла довольно крупная покупка, то почти всегда она делалась сообща, и сообразно взносам каждаго, распределялась полученная прибыль. По вечерам они опять собирались, обменивались впечатлешями дня, указывали, что тот или иной клиент просил достать, или распределяли барыши, коль скоро сделка была совершена на товарищеских началах. Одним из дольше всех державшихся в Петрограде «холодных букинистов», и притом едва ли не самой характерной фигурой среди них, был петроградский «холодный букинист» старик Семен Андреич, по прозвищу Гумбольдт. Многие из старых любителей книг обеих столиц (он и в Москву наезжал) помнят его и до сих пор. Это был презанимательный тип. Откуда он родом, как были его настоящее имя и фамилия, никто не знал. Вероятнее всего, что и сам ста~ рик точно не смог бы ответить на эти вопросы. Гумбольдтом его назвал кажется Салтыков-Щедрин (он был поставщиком всех членов редакции «Современника»); и действительно по внешности он очень походил на знаменитаго ученаго. Он выделялся среди товарищей большой начитанностью, пытливым, саркастическим умом; любил поговорить со «стоющими людьми» о политике и разных государственных вопросах, нередко высказывая столь здравыя мысли, что можно было дивиться, как может так судить простой полуобразованный букинист. Гумбольдт презирал, как он сам говаривал, «регламентацию жизни». По тогдашнему строгому времени прожить в Петрограде без паспорта нельзя было и дня, а Гумбольдт прожил, никому не предъявляя своего вида, в течение восьми лет. Он так поступал не оттого, что не имел паспорта, а просто-напросто, потому, что считал это лишним, как находил лишним иметь квартиру или какое-либо имущество, кроме книг. Если он ходил в баню, что случалось с ним не так часто, то тогда он покупал новое белье, а заношенное оставлял в бане. Где проводил он ночи, не имея, даже постоянного угла,—неизвестно; вероятно, в гостиницах, где его знали, на постоялых дворах, а летом прикурнув где-либо на садовой скамейке. Круг своих покупателей, главным образом, состоявший из литераторов того времени, ученых и самых видных собирателей, он не расширял, работая только среди знакомых лиц. Но, вероятно, доходы его были не малы. У него была страсть игры на биллиарде и посещения первых театральных спектаклей. В один вечер он свободно проигрывал сотню рублей и не было ни одного, хоть сколько-нибудь выдающагося спектакля, который 6ы не посетилъ Гумбольдт, не стесняясь платя за места. И странно бывало, расказывают старые собиратели, встречать его в своей обычной одежде в первых рядах партера среди нарядной публики. Старыя книги Гумбольдт знал, действительно, превосходно. Знал, где и как можно достать, и то, что другим во век не удалось бы приобрести, он всегда получал. Гумбольдтом интересовались и в высшем кругу столицы; он имел доступ во дворцы великой княгини Елены Павловны и великаго князя Константина Николаевича. И он не те-рялся, держал себя равно с достоинством как в бедной квартирке литератора, так и в блестящих дворцах знати. В литературе о Гумбольдте нет ни одного упоминания, кроме известнаго стихотворения Некрасова «букинист и библиограф». Помните:

БУКИНИСТ. А вот еще изданье. Страсть как грязно. Впрочем, ваша власть— Взять или не взять. Мне все равно: Найти купца не мудрено. Одно заметил я давно, Что, как зазубрина на плуге, На книге каждое пятно Немой свидетель и заслуга.

БИБЛИОГРАФ. Ай, Гумбольдт, сказано умно.

БУКИНИСТ. А публика, небось, не ценит, Она тогда свой суд изменит, Когда поймет, что из огня Попало ей через меня Две-три хороших книги в руки.

БИБЛИОГРАФ. Цена?.. Некрасов вообще очень дружелюбно относился к Гумбольдту. Они выручали друг друга во время проигрышей, и это чаще делал «холодный букинист», нежели поэт. В половине восьмидесятых годов, когда «холодные букинисты» перестали торговать, Гумбольдт исчез из Петрограда так же таинственно, как и появился...

ПАМЯТИ АНТИКВАРА. В мае 1915 года умер в Петрограде Василий Иванович Клочков. Имя это говорит много всем тем, кто любит книгу, собирает ее или посвящает себя тщательному изучению той или иной науки. Магазин В.И. Клочкова на Литейном проспекте в Петрограде знают не только любители книг и ученые обеих столиц, но по всей России со вниманием следили за деятельностью его по тем каталогам, которые Клочков выпускал периодически, и которые служат важную службу, как справочный материал и как материал для истории ценности русских книг. В Москве, среди Московских собирателей, имя В. И. Клочкова не менее популярно, чем на берегах Невы. Можно с уверенностью сказать, что нет ни одного более или менее значительнаго книжнаго собрания в Москве, которое составилось бы помимо участия В.И. Клочкова. Это был влюбленный в свое дело человек, выросший на книге и знавший историю русской книги так, как мало кто теперь ее знает. В.И. Клочков вышел из семьи стариннаго книжнаго торговца, начал свою деятельность, еще торгуя в ларе на Невском проспекте, около Аничковскаго моста, которых уже не существует более четверти века, постепенно расширял ее и довел до того, что стал одним из первых книжных антикварных торговцев и из ларя перешел в просторный магазин. В его магазине на Литейном можно было встретит и ученых, и любителей книги и книжных редкостей, и скромнаго студента, и почтеннаго государственнаго деятеля, имя котораго известно всей России. А за его уютным столиком в зимние вечера почти всегда собирался весь цвет петроградских ученых, собирателей, журналистов и просто друзей В. И. Клочкова. Тут раздавались горячие споры и толки, целые ученые диспуты, любители приходили и делились своими впечатлениями и разсказами о ценных приобретениях, устраивались импро-визированные аукционы, когда на одну книжную редкость, попавшую к В. И. Клочкову, находилось несколько претендентов. Писатели, журналисты, актеры, словом, все, хоть сколько-нибудь причастные к книге, с удовольствием проводили вечерний часок-другой в магазине В.И. Клочкова. А уж приезжий ученый или коллекционер из Москвы ли или из провинции прямо шел к Клочкову и находил там нужных людей, особенно в прежнее время, когда телефоны не были так распространены, как теперь, и сношения не были столь просты. Перечислять ли постоянных и дружественных посетителей магазина «антиквара» Клочкова? Если приняться за это, то придется перечислить буквально всех, хоть сколько-нибудь выдающихся ученых, писателей, журналистов, книговедов и любителей книг —коллекционеров. К В.И. Клочкову шли за указаниями самые изощренные русские книговеды и всегда находили у него нужную справку, указание или совет. В. И. Клочков был купцом, но самый факт продажи книги интересовал его всего менее. Часто бывало, что в его магазин кто~ нибудь приносил редкостный экземпляр издания, в присутствии заинтересованного в приобретении коллекционера, и Клочков, купив книгу, тотчас перепродавал ее, нажив несколько рублей, когда мог нажить, если не сотню, то многие десятки рублей. И сознание того, что книга попала в «надежныя» руки, в отличное собрание, составляемое с большой любовью и знанием, ему было во сто крат дороже наживы. На глазах Клочкова русския старинныя издания, в особенности русския иллюстрированныя издания прошлаго века, главным образом, первой половины и четверти его, возросли в своей цене во много раз, но это его нисколько не радовало и он говаривал, что ему было куда приятнее торговать книгой, когда на нее цена не была так вздута состоятельными коллекционерами, как в теперешнее время. В. И. Клочков умер еще нестарым человеком. Хворал он давно, но такого скораго конца никто не ждал. О нем добрым и теплым чувством помянут все те, кто в течение его жизни сталкивался с ним. Да будет ему легка земля, доброму, хорошему человеку, так любившему русскую книгу... На Симеоновской улице, в Петрограде, как раз против Моховой, в старинном громадном доме до весны 1913 года ютилась лавка старейшаго в Петрограде букиниста, Николая Ивановича Герасимова. Не один десяток лет он торговал в ней, и нет в Петрограде любителя книги, который не обращался бы к его помощи. Все привыкли видеть в окне лавки некогда русую, а потом уже седую голову букиниста, слышать его размеренную, образную речь, которую старик часто пересыпал незлобливыми шутками. Любители прежняго времени особенно охотно захаживали в лавку Герасимова поговорить о милом прошлом, когда цены на антикварныя издания были настоящия, а не теперешния, вздутыя, пото~ сковать о минувшем и побранить нынешнее. Но вот в один из апрельских дней 1913 года двери лавки не открылись в обычный час и на них забелела записка, извещавшая, что хозяин ея скончался. Для собирателей последняго времени, привыкших к богатым магазинам новых антикваров, умеющих покупать только готовое и брезгающих рыться и искать по маленьким лавченкам, имя Н.И. Герасимова почти ничего не говорит. Но все собиратели, составлявшие свои библиотеки двадцать-тридцать лет назад, с благодарностью вспомнят о нем. Н.И. Герасимов действительно знал старую книгу, страстно любил свое дело и честно и строго относился к нему. Немудрено, что круг его покупателей был большой и прочный. В его маленькой лавочке, где двоим трудно повернуться, можно было встретить и виднейших собирателей, как например, Д. Ф. Кобеко, Е. Н. Тевяшова, Г. К. Репинскаго, П. А. Ефремова, В. И. Яковлева, писателей и ученых— Н. Страхова, В. Стасова, Ап. Майкова, А. С. Суворина, Д. В. Григоровича, Н. Шильдера и многих иных их современников. Гончаров, кажется почти никуда не показывавшийся в последние годы своей жизни, превозмогал свою лень, брел в лавку стараго букиниста и просиживал у него часок-другой. А. С. Суворин очень любил Н. И. Герасимова и часто захаживал к нему, нередко даже советуясь с ним, коль скоро дело касалось издательскаго начинания. Познакомились они лет сорок назад. А. С. Суворин как-то зашел к Герасимову и предложил ему купить лишния книги. — «Я пошел по указанному адресу,— разсказывал мне Герасимов.—Самого Алексея Сергеевича не застал дома, только одна ихняя супруга. Показали мне кучку книг; книг было много, но все не важныя,—новыя, не мой товар. Однако, захотелось, как по нашему говорится, «знакомство заключить»,— уж тогда Алексея Сергеевича знал весь город, фельетонами его зачитывались. Сторговался, помню, за тридцать рублей, забрал покупку и вернулся в лавочку. Только успел разобраться в купленном и разставить по полкам, как входит запыхавшись Алексей Сергеевич. — Послушайте, говорит, господин Герасимов, вы у меня только что книги купили? — Так точно, отвечаю, и вашей супруге деньги отдал. — Не в том дело, перебивает он меня, а не нашли ли вы сейчас в одной из книжек такой небольшой пакетец? А сам на меня смотрит так зорко, так испытующе. — Нет, говорю, Алексей Сергеевич, ничего посторонняго не нашел, а вот не потрудитесь ли сами просмотреть книжечки, и показал, где я их примостил. Алексей Сергеевич эдак быстро схватил одну книжку, другую—хлоп, хлоп переплетом, все не может найти, что искал. Чуть ли не в последней книжонке нашел серый конверт и так радостно схватил его и тряхнул им. Вылетело несколько кредитных бумажек и много исписанных листков. Не помню, какую сумму сказал тогда Алексей Сергеевич, только он заметил, что эти деньги ему страшно нужны, а особливо те листки ему дороги, что там же с деньгами были. Оказалось, что Алексей Сергеевич перед уходом из дому получил деньги и поскорее засунул их в переплет книги, да забыл о том своей супруге сказать. С того знакомство наше и началось». За последние годы Н. И. Герасимов торговал мало. Дела его пошатнулись, и он поддерживал свою торговлю ранее накопленным небольшим капиталом. Лет с десять как Герасимов почти совершенно перестал торговать антикварными книгами. «Знаете,—говаривал старый букинист,—не могу я спрашивать теперешния бешеныя деньги за то, что десять лет назад продавал по настоящим ценам, не могу да и только, а продавать дешевле других тоже не фасон, так вот я просто и отказываюсь от покупок и посылаю к новым книжникам в их шикарные магазины—там цены такия загнут с покупателя, что мне-то и не выговорить никогда». Умер Герасимов тихо, почти не хворая. Старые годы подошли и взяли свое.