RARUS'S GALLERY

Впрочемъ книжная редкость—не продуктъ первой потребности, безъ котораго нельзя обойтись, а потому и чрезмерныя порой антикварныя цены ничего въ сущности непозволительнаго не представляютъ, такъ какъ, если нетъ у меня на нихъ средствъ, я вовсе не покупаю высоко-таксируемой книги, а если покупаю, значитъ—есть лишния деньги, которыя и трачу на свою прихоть. Это дело взаимнаго и невынужденнаго соглашения, и я коснулся высокихъ ценъ нашего антиквария, только какъ его характерной черты, но въ упрекъ я ему поставлю другое: это малую и неспешную отзывчивость на запросы и некаталожные заказы его клиентовъ, въ сравнении съ чемъ такъ выгодно выделяется деятельность заграничныхъ антиквариевъ, съ ихъ безконечными широко распространяемыми списками дезидератъ. Впрочемъ этотъ недостатокъ не личный недостатокъ только этого антиквария, а общий. Наши российские Гирземаны и Кваричи желаютъ, въ большинстве случаевъ, чтобы книги ихъ искали, а не они—книги, забывая мудрую поговорку, что подъ лежачий камень и вода не течетъ. Вотъ противоположность ему торговецъ—безсребренникъ, самъ страстный любитель книги, поэтъ, созерцатель природы, вечно безъ гроша, вспоминающий о завтрашнемъ дне, если только въ этотъ день надо платить, а денегъ нетъ. Тогда начинается у него бегание по всему городу. На-конецъ, добывъ такъ или иначе потребную сумму и замазавъ ею неотложную долговую дыру, онъ вновь погружается въ свое беззаботное бытие, витая все время въ области иллюзий и предположений. Тоже самое происходить, когда подвертывается и какая нибудь значительная по сумме покупка. Удалось достать деньжонокъ, заработаетъ; не удалось, печалится мало. Къ самостоятельнымъ покупкамъ онъ, благодаря своей вечной финансовой несостоятельно¬сти, неспособенъ, разве только дело идетъ съ знакомыми, которые отдаютъ ему книги въ долгъ, подъ обещание разсчитаться после продажи этихъ самыхъ книгъ. Самъ по себе и по своему внутреннему облику этотъ милый торговецъ пользуется общими симпатиями, но какъ коммерческий деятель, онъ злейший врагъ своего благосостояния. Вотъ другой, застывший въ прошломъ, когда онъ игралъ въ своемъ деле видную роль, но теперь онъ потускнелъ, отошелъ въ глубь, хотя очень интересенъ, какъ обломокъ старины, въ любопытныхъ разсказахъ котораго живо проходятъ старые книжные люди всякаго чина. Любительскаго товару у него теперь мало — это не Щаповския времена; да и что попадается, осталось отъ преж¬ней поры, такъ какъ новыхъ выдающихся покупокъ онъ не делаетъ уже давно. Далее оборотистый „книжныхъ делъ мастеръ", начавший торговлю съ сотней рублей, но въ 5—10 летъ выбившийся въ люди, промышляющий всякимъ книжнымъ и старымъ и новымъ товаромъ, любящий скупать остатки изданий и даже самъ пустившийся въ издательство, разсчитанное, преимущественно, на спросъ сераго, а главное провинциальнаго потребителя. Издаетъ онъ или духовно-нравственныя книжки, или сборники куплетовъ, самоучители танцевъ, фокусовъ и т. п. Этотъ не пропадетъ и съумеетъ изъ разорительной для многихъ книжной торговли сколотить капиталецъ. А вотъ книжный „стрелокъ", обыватель Хитровки, вечно въ подпитии, оборванный, подбитый, со связкой трепаныхъ учебниковъ или никуда негодныхъ книжонокъ подъ мышкой или въ мешке, перекинутомъ чрезъ плечо. Однако библиофилу интересоваться товаромъ тако¬го субъекта нечего: любительской книжки у него не найдешь. И много, много подобныхъ типовъ и ихъ разновидностей встретить московский собиратель въ своихъ книжнымъ поискахъ. Если въ этихъ наброскахъ иной изъ моихъ приятелей-книжниковъ узнаетъ некоторыя собственныя черты, то пусть онъ не сердится на меня: накидывая ихъ, я вспоминалъ о немъ благодушно, съ приязнию, такъ-какъ только очень немногихъ изъ книжной братии я не переношу за ихъ грубость и нахальство, но у техъ Я никогда теперь не бываю и посвящать имъ своего внимания не стану. Не могу здесь кстати не помянуть букиниста Павла Васильевича Шишова, скончавшагося 15 января 1901 года, на седьмомъ десятке летъ своей серенькой трудовой жизни. (Коротенькая посмертная заметка о II. В. была напечатана Н.П. Бочаровымъ въ „Русскомъ Словъ" отъ 25 января 190! г. за № 25, въ статейке „Старая Москва") Старика знали все московские и многие провинциальные собиратели. Книгами онъ занимался смолоду. Это былъ типичный книжникъ прежняго времени, не до-любливавший новшествъ, каталоговъ, порядка въ грудахъ своего книжнаго старья. Когда я съ нимъ познакомился, онъ торговалъ подъ воротами въ старомъ доме Греческаго Монастыря на Никольской. После того, какъ эти подво-ротныя книжныя торговли тамъ уничтожили, онъ перебрался на Волхонку и основался здесь въ темненькой лавочке безъ окна, въ которую светъ проникалъ лишь чрезъ входъ, и где зимой, когда дверь, хотя и стекляную, приходилось держать закрытой, всегда было темно, и лампа горела почти целый день. Безпорядокъ въ этой лавочке царилъ всегда невообразимый, и я сильно сомневаюсь, чтобы самъ хозяинъ зналъ, что у него тамъ свалено. Новыя покупки не разбирались, а складывались, какъ попало,, но разъ въ году Шишовъ делалъ торжественный смотръ всемъ своимъ книжнымъ катакомбамъ. Это бывало обыкновенно во время вербнаго торга на Красной площади. Онъ снималъ огромное место и вывозилъ туда все, что накопилось за годъ, но последние годы здесь все-таки почти ничего любительскаго найти было нельзя, взаменъ чего старикъ пускался въ воспоминания и разсказы о прежнихъ покупкахъ, старинныхъ любителяхъ и продавцахъ. Онъ очень любилъ продажи „числомъ поболее" и въ такихъ случаяхъ за ценой не стоялъ, при продаже-же одной книжки былъ неуступчивъ. По воскресеньямъ его неизменно можно было видеть за прилавкомъ на Сухаревке, куда онъ вывозилъ все одинъ и тотъ же товаръ, для котораго держалъ особый амбарчикъ около Сухаревки и котораго не подновлялъ и не освежалъ целыми месяцами. Въ воспоминанияхъ старыхъ библиофиловъ Сухаревка и Смоленский рынокъ рисуются какими-то книжными Эльдорадо, где за гроши можно было купить чуть-ли не Радищева. Эта пора прошла давно, и теперь Сухаревка, не говоря уже о совершенно оскудевшемъ по книжной части Смоленскомъ рынке, являетъ печальный видъ. Большинства опытныхъ Московскихъ любителей сюда не заманишь ни за что, такъ-какъ имъ известно очень хорошо, что найти здесь настоящую любительскую книжку все равно, что выиграть 200 тысячъ. Действительно, на Сухаревке работаютъ торговцы двухъ категорий: во-первыхъ—букинисты, имеющие въ городе лавки, но на Сухаревку доставляющие, подобно Шишову, особый Сухаревский товаръ, въ который хорошая книга не попадетъ ни подъ какимъ видомъ, а во-вторыхъ—специальные Сухаревские книжники, въ руки которыхъ любительская книжка можетъ попасть лишь чудомъ, а если когда и попадетъ, то они ее немедленно снесутъ своему знакомому собирателю или торговцу, и до Сухаревскаго торга ей у нихъ не дожить. Кроме того некоторые неторгующие тамъ букинисты забираются въ воскресенье на Сухаревку часовъ въ 6—7 утра, когда только выкладывается товаръ, и подбираютъ все мало-мальски порядочное. Следовательно, собирателю, пришедшему на Сухаревку, хотя бы и въ раннее для него время, т. е. часовъ въ 9—10, поживиться здесь будетъ нечемъ. Пока я всего этого не усвоилъ, я тоже бегалъ чуть не каждое воскресенье на Сухаревку, вставая для этого пораньше, но пока я отъ себя, съ Пречистенскаго бульвара, успевалъ добраться до места,—было часовъ 10, и поиски мои обыкновенно оставались безрезультатны. Даромъ пропадали лишь время и деньги на извощиковъ. По типамъ своимъ Сухаревка любопытный Московский уголокъ, ожидающий еще своего бытописателя, хотя наиболее рельефныя черты ея съ каждымъ годомъ все утрачиваются. Тамъ, напр., былъ торговецъ книгами, неумевший читать; тамъ и до сихъ поръ сохранился старый книжникъ, такъ плохо знающий все-таки книги, что о какой-бы знаменитой редкости вы его на смехъ ни спросили, онъ пресерьезно предложить вамъ поискать ее въ грудахъ безпорядочно наваленныхъ трепаныхъ книженокъ, составляющихъ его товаръ. Преимущественный покупатель Сухаревки — учащаяся молодежь; изъ любителей—или новички или особо настойчивые, но, въ сущности, наивные люди, которые мечтаютъ найти тамъ когда-нибудь за грошъ такую редкость, ко¬торая съ лихвою вознаградила-бы все предшествовавшие безплодные поиски. Изъ своей собственной практики, какъ новичка, вспоминаю о некоторыхъ моихъ курьезныхъ Сухаревскихъ покупкахъ: такъ однажды зачемъ-то купилъ я ни къ чему мне ненужное рукописное „Уложение Царя Алексея Михайловича" въ скверномъ списке конца XVII века и заплатилъ за него, какъ сейчасъ по- мню, 5 руб. Старинныя рукописи я и теперь плохо разбираю, а тогда въ нихъ никакого понятия не имелъ, такъ что, покупая „Уложение", я не могъ даже разобрать толкомъ, что покупаю; но мне оно ужасно почему-то приглянулось, и я живо вообразилъ себе, что покупаемая мной рукопись необычайнаго достоинства. Впоследствии я съ трудомъ сбылъ ее рубля за полтора. Потомъ какъ-то вздумалось мне, впрочемъ не надолго, собирать вообще Новиковския издания, и вотъ, какъ результатъ этого, я вдругъ притащилъ съ Сухаревки книгу: „Городской и деревенской коновалъ или собрание необходимо-нужныхъ наставлений, какимъ образомъ заводить, содержать и лечить лошадей, коровъ и овецъ и пр. Въ Университетской типографии, у Новикова. М. 1783." Потомъ я долго конфузился этого „Коновала", котораго куда-то далеко забросилъ. Подобныя-же покупки насчитаетъ, вероятно, на заре своей собирательной практики не одинъ любитель. Ознакомившись постепенно съ сущностью книжной Сухаревки и сделавшись более толковымъ собирателемъ, я давно прекратилъ свои туда экскурсии и вполне убежденъ, что ничего не потерялъ. По крайней мере вотъ уже летъ десять, какъ не слышно ни объ одной примечательной Сухаревской покупке.