[Лукин С.П.] Собрание видов села Городни и его окрестностей в семи верстах от Калуги.
Владения Ее Сиятельства княгини Натальи Петровны Голицыной, Двора Их Императорских Величеств Штатс-дамы и ордена Св. Екатерины кавалера. [то же на французском языке] (Lithographie par S. Loukin), [конец 1820-х г.г.]. 16 литографий размером 23х28 см, наклеенных на плотную серую бумагу того времени и помещенных в п/к папку эпохи с кожаной наклейкой, тисненой каратным золотом, на передней крышке. Экземпляр без сохранения печатных издательских обложек. Формат папки: 33х25 см. Литографированные живописные виды усадьбы Городня, находящейся под Калугой и являющейся вотчиной легендарной пушкинской «пиковой дамы» Н.П. Голицыной, представляют значительную историческую ценность. Чрезвычайная редкость!
Библиографические источники:
1. Обольянинов Н. Каталог русских иллюстрированных изданий. 1725-1860. Спб., 1914, №2525.
2. Дар Губара. Каталог Павла Викентьевича Губара в музеях и библиотеках России. Москва, 2006, №2679.
4. Тевяшов Е.Н. Описание нескольких гравюр и литографий. Спб., 1903, стр. 132-133.
5. Три века русской усадьбы. Живопись, графика, фотография. Изобразительная летопись XVII- начало XX веков. Альбом–каталог. Москва, 2004, стр. 127 — приведены портрет княгини Н.П. Голицыной с оригинала В.Л Боровиковского, 1820-е г.г. и два живописных вида села Городни из нашего альбома:
а). Вид усадебного дома.
б). Вид обоих прудов и части деревни Городни, снятый с террасы.
Русские дворянские усадьбы с их неповторимыми архитектурными ансамблями, с их особой жизнью, овеянной ореолом романтики, всегда пользовались неизменным интересом широкого круга почитателей и знатоков русской истории и культуры. История русской усадьбы восходит ко временам древней Руси. Несмотря на некоторую условность самого термина «усадьба», ее можно определить как административно-хозяйственный центр земельного владения — вотчины или поместья. В ХVI-ХIX веках вокруг крупных городов, и прежде всего вокруг Москвы, существовало немалое количество крупных, средних и мелких усадеб, которые были «загородными дворами», выполнявшими в основном функции по снабжению владельцев всеми необходимыми для жизни продуктами. С течением времени такие загородные дворы начинали обстраиваться и превращаться в благоустроенные усадьбы, где семьи бояр проводили летнее время. В богатых вотчинах и поместьях возводятся деревянные и каменные хоромы и многочисленные хозяйственные службы, разводятся фруктовые сады и парки, устраиваются каскады прудов. В ряде крупных усадеб сооружаются великолепные каменные храмы, часто шатровые, ставшие неотъемлемой частью усадебных ансамблей.
Изображений древних усадеб сохранилось очень немного, они представляют большую редкость: ведь они почти все попали в легендарный труд П.П. Шибанова разыскиваемых изданий «Дезидерата русского библиофила» (1927). Одно из них — альбом «Собрание видов села Городни и его окрестностей в семи верстах от Калуги. Владения Ея Сиятельства Княгини Наталии Петровны Голицыной» Автор этих видов Степан Прохорович Лукин — преподаватель Первого кадетского корпуса. Он был приглашен графом Павлом Александровичем Строгановым (1772-1817), владельцем знаменитого имения «Марьино» Новгородской губернии, генерал-лейтенантом, генерал-адъютантом, сенатором, одним из деятельнейших членов «негласного» или «неофициального комитета» при Александре I, воспитывать своего любимого сына Александра. Женат граф был на княжне Софье Владимировне Голицыной (1774-1845), родной сестре московского генерал-губернатора кн. Дмитрия Владимировича Голицына и дочери не менее знаменитой пушкинской «пиковой дамы» Ее Сиятельства княгини Натальи Петровны Голицыной. «Женщина необыкновенного ума, соединенного с широким образованием и мягким сердцем», — говорит о Софье Владимировне один из видных историков Пермского края, Д. Д. Смышляев, — «она ставила выше всего благосостояние своих крепостных людей, являя в то же время в высшей степени замечательные административные и хозяйственные способности. Вступив в управление (пермским заповедным) имением, обремененным долгами, она привела его, после многих лет неусыпного труда, в блестящее состояние во всех отношениях. В то время, когда в России никому на мысль не приходило ничего подобного, в ее имении существовали выборные суды, взаимное страхование от огня, страхование скота, крестьянская «ссудная касса», благоустроенные школы и госпитали». Вся администрация в ее имениях состояла из местных уроженцев, бывших ее крепостных или их потомков. Лица, назначавшиеся на должности, требовавшие специальных познаний, предварительно обучались в основанных самой же графиней школах (напр., в Петербурге, Москве и с. Марьине, Новгородск. губ.) и за счет ее посылались даже в высшие учебные заведения Западной Европы. Насколько хорошо и широко было поставлено преподавание предметов в строгановских школах, видно, например, из того, что многие из бывших в них воспитанников, даже не получившие дальнейшего образования, впоследствии оставили по себе память ценными научными трудами по местной археологии, истории, этнографии, сельскому хозяйству и лесоводству. Мероприятия Софьи Владимировны в области управления своими вотчинами поистине замечательны, и не только для своего времени — кроме исторического, они в значительной своей части имеют самодовлеющий интерес даже и для настоящего времени. Вскоре по кончине своего мужа в июне 1817 года, она дала доверенность на управление пермскими имениями своему крепостному Волегову (впоследствии известному историку Строгановского рода), которому главнейшей обязанностью поставила «больше всего заботиться о благосостоянии крепостных людей и уже затем о доходах с имения». «В доме Софии Владимировны Строгоновой или, лучше сказать, в семье ея, жил один весьма достойный человек по имени Семен Прохорович Лукин, в чине подполковник. Он был наставник убитаго при Краоне сына ея, Александра Павловича, но дети ея, потому ли что слово подполковник было труднее выговорить, чем полковник, или по другим причинам, называли его всегда полковником. Император Александр Павлович, посещая семью Строгоновых и зная, что Лукин был подполковник, а не полковник, позволил себе сказать им, что они ошибаются. Но дети стояли на своем, упрямо возражая и говоря смело Государю, что Лукин их полковник. Тогда Государь, видя, что с упрямыми детьми ничего не поделаешь, сказал им: «Ну, пускай же Лукин будет и мой полковник». И в самом деле, через некоторое время спустя Лукин, по высочайшему повелению, был произведен в чин полковника, каковым он и остался до самой своей смерти, последовавшей в 1840 годах». По документам известно, что С.П. Лукин осуществлял надзор над архитектурными работами в имении Марьино. Среди видов имения господский дом, построенный по проекту А.Н. Воронихина, и множество флигелей, павильонов и хозяйских построек, возведенных его учеником из крепостных, П.С. Садовниковым, братом художника В.С. Садовникова. Две женские фигуры, возникающие на многих из этих листов, могут быть изображениями Н.П. Голицыной и ее дочери С.В. Строгановой, владелиц усадьбы, и многочисленной дворни, в числе которой в ту пору и были братья Садовниковы. Но вернемся к ее матери, княгине Н.П. Голицыной. Название «Городня» («Городенка») впервые упоминается в духовной грамоте Ивана Калиты, но точно ли в ней идет речь об этой расположенной близ Калуги местности, с уверенностью сказать нельзя. По писцовым книгам сельцо Городня, вотчина Епифания Климентьевича Хитрово, известна с 1631 года. В прежние времена Городню называли еще Чертовским. Это была одна из старейших вотчин князей Голицыных, перешедшая к ним через связанные родством фамилии Хитрово, Бегичевых и Стрешневых. Городня принадлежала Голицыным с середины XVIII века до 1917 года. Почти полвека Городней, расположенной к северо-востоку от Калуги, в четырех верстах от Грабцева, владела знаменитая «усатая княгиня», бригадирша Наталья Петровна Голицына (1741 — 1837) — прообраз пушкинской «пиковой дамы», прославившаяся своим волевым и властным характером и независимостью суждений. Ее мнение нередко становилось высшим приговором общественного мнения. Ко дню именин Н. П. Голицыной, которые праздновались летом, в Городню съезжалось большое количество гостей из Калуги и Москвы, а также ее дети и внуки. В своем доме она всех гостей принимала сидя, как у Пушкина в «Пиковой даме», и только для Императора могла сделать исключение. В Городне у Н. П. Голицыной было большое хозяйство, включавшее, помимо господского дома со службами, каменные скотный и конный дворы, оранжереи, погреба, ригу. Из этого большого числа хозяйственных построек до наших дней почти ничего не уцелело.
Усадебный ансамбль в Городне был создан еще в первой половине ХVIII века, но с тех пор он не раз перестраивался. В середине ХVIII столетия здесь стояли деревянный господский дом с двумя каменными флигелями и службами, при котором был разбит регулярный липовый парк с белокаменным обелиском в центре. Когда усадьба перешла в руки Голицыных, она была значительно перестроена. Сохранилась только Успенская церковь, возведенная в первой половине ХVIII века. «Я нашла здесь по приезде законченное крыло нового здания, исключительно красивого, — писала Н.П. Голицына своей дочери С.В. Строгановой в конце лета 1798 года. — Послезавтра я туда переезжаю... Хорошенько поблагодари от меня Андре, это он сделал план». Андре — прославленный зодчий Андрей Николаевич Воронихин (1759-1814), строитель Казанского собора в Петербурге и усадьбы Строгановых в Марьине. Бывший крепостной Строгановых, он получил вольную в 1786 году и долгое время оставался «своим художником» в семье Строгановых. По его проектам в конце ХVIII века была осуществлена реконструкция усадьбы в Городне, дочь хозяйки которой, княжна Софья Владимировна Голицына, вышла замуж за П. А. Строганова. Двухэтажный голицынский дом в Городне был летним. Выстроенный из дерева и штукатуренный, он оформлен подчеркнуто скромно. Его фасад украшают только лепной герб Голицыных и большие полукруглые «итальянские» окна. Интерьеры дома были оформлены весьма изысканно, их украшали тонкая лепка, росписи, изразцовые печи. Все внутреннее убранство дома погибло во время Великой Отечественной войны. По обеим сторонам от дома стояли два несохранившихся деревянных флигеля. В левом во время своих приездов в Городню жила сама Н. П. Голицына, а в правом — ее знаменитая дочь. Помимо флигелей, небольшой парадный двор с клумбой в центре ограничивали два «официантских» корпуса и решетка на каменных столбах с воротами, перед которыми лежали каменные сфинксы. Весь усадебный ансамбль стоит на насыпной террасе над прудом, на берегу которого начинается пейзажный Нижний парк. Над его созданием, как считают, работал высококлассный английский специалист. На опушке парка некогда стоял «Новый павильон», от которого уцелели только фундаменты. Тщательно, с учетом всех особенностей рельефа спланированный парк в Городне сильно пострадал от времени. Несколько раз ураганы валили множество деревьев в парке, а в 1965 году ветром сорвало даже крышу с главного дома. Старые живописные виды Городни уцелели только на бумаге, благодаря настоящему полковнику Степану Прохоровичу Лукину.
Княгиня Голицына, Наталья Петровна родилась в январе 1741, в девичестве Чернышова, знаменитая «la princesse moustache» (т.е. усатая княгиня), послужившая Пушкину прототипом для образа старухи-графини из Пиковой дамы, статс-дама; † 20 декабря 1837 года, вслед за поэтом, прославившего ее на века. 1 марта1834 года в III книжке «Библиотеки для чтения» вышла в свет повесть Александра Пушкина «Пиковая дама». 7 апреля того же года Пушкин записал в дневнике: «Моя «Пиковая дама» в большой моде. Игроки понтируют на тройку, семерку и туза. При дворе нашли сходство между старой графиней и Натальей Петровной и, кажется, не сердятся». Кто же была эта Наталья Петровна, чье сходство с героиней пушкинской повести, к счастью, не рассердило придворную публику? Родилась она 17 января 1741 года в семье видного русского дипломата, сенатора графа Петра Григорьевича Чернышова. Отец его, Григорий Петрович, представитель небогатой и незнатной дворянской фамилии Чернышовых, был денщиком Петра Первого. Стремительный взлет к почестям и богатству императорского денщика начался тогда, когда Петр I женил его на 17-летней красавице, бесприданнице Евдокии Ржевской, дав за нею приданного 4 тысячи душ. И потом родившимся от этого брака сыновьям жаловал «на зубок» деньги и деревни. В светских кругах ходила упорная молва, что Наталья Петровна была Петру Первому родной внучкой. Императрица Елизавета Петровна, как и ее отец, осыпала Чернышовых особыми милостями, жаловала им доходные поместья, графские титулы, и вскоре Чернышовы стали одним из богатейших семейств России. В год рождения дочери Петр Чернышов был назначен посланником в Данию. Затем были Пруссия, Англия, Франция. Вместе с отцом колесила по Европе и юная графиня. Она получила блестящее воспитание и образование. Свободно владела четырьмя языками. Лучшие живописцы, как, например, Людерс, Друэ, Рослин, писали ее портреты. В 1762 году Петра Чернышова жалуют сенатором. Его дипломатическая карьера на этом заканчивается, и вся семья возвращается в Россию. Наталье Петровне 21 год. Молодая, интересная, очень умная, прекрасно образованная, завидная невеста, она кружится в вихре светской жизни. При блеске екатерининского царствования начинается и ее головокружительная придворная карьера — она становится фрейлиной. На придворных балах молодой Павел, будущий Император, танцует с ней менуэты. Наталья Петровна выделяется среди других при дворе. Молодая фрейлина блеснула в спектакле, устроенном для великосветского общества графом Шереметевым. На спектакле присутствовала сама Императрица Екатерина II. Но главный триумф ожидал ее впереди. В конце июня 1766 года в Петербурге была устроена карусель (конная военная игра, турнир) — одно из пышных и веселых празднеств времен Екатерины, на котором среди женщин победительницей вышла Наталья Петровна. Вручая ей приз, главный судья престарелый фельдмаршал Миних сказал: «Государыня моя! Вы та персона, которой я уполномочен от Ее Императорского Высочества вручить первый приз, выигранный вашим приятным проворством». В том же 1766 году она вышла замуж за очень красивого, богатого, но с несколько расстроенным состоянием князя Владимира Борисовича Голицына. Энергичная, с твердым мужским характером, Наталья Петровна взяла управление хозяйством в свои руки и вскоре привела его в порядок. Она всегда умела устраивать свои дела. Привыкнув быть везде и во всем полновластной хозяйкой и повелительницей, Наталья Петровна впоследствии будет влезать во все подробности хозяйственных дел своих уже взрослых детей. По свидетельству современников, в своем слабохарактерном и простоватом муже Наталья Петровна чтила больше всего его фамилию. Цензор Иван Снегирев записал однажды в своем дневнике: «Она все фамилии бранит и выше Голицыных никого не ставит, и когда она перед внучкой своей 6-летней хвалила Иисуса Христа, то девочка спросила: «Не из фамилии ли Голицыных Иисус Христос?». Став княгиней, Наталья Петровна приобретает еще более внушительное положение при Дворе Императрицы. Дети ее тоже всегда стояли на высших ступенях социальной лестницы. (У нее было три сына и две дочери. Старший сын Петр умер еще ребенком.).
В 1783 году княгиня Голицына для воспитания и образования детей выехала за границу. Этим годом заканчиваются ее «Заметки о событиях моей жизни». В дальнейшем она вела записи в путевом дневнике. Княгиня была тепло принята в Париже при дворе Марии Антуанетты. Ее величают Московской Венерой. Ей оказывал знаки внимания английский король Георг II и даже подарил свой портрет с автографом. В Париже у княгини был прекрасный особняк. Балы, приемы, воспитание подрастающих детей. В мае 1789 года из-за начавшихся в Париже беспорядков Наталья Петровна вынуждена была уехать в Лондон, взяв с собой дочерей. Сыновья остались в Париже со своим гувернером Оливье. В переписке их с матерью много места уделялось происходящим во Франции событиям. Оливье к революции относился благожелательно. Такого же мнения придерживались и сыновья княгини, в чем старались убедить и свою мать. В марте 1790 года Голицына вернулась в Париж. Встревоженная вестями из Франции и боясь дурного влияния французских событий на своих подданных, Екатерина II велела всем русским поскорее вернуться в свое отечество. 27 августа Наталья Петровна с дочерьми и мужем покинула Париж. Сыновей она отправила в Рим. «...И вот, наконец, я вне пределов Франции, которая внушает мне такой сильный страх. Впрочем, с тех пор, как я пересекла ее границу, я больше, чем когда бы то ни было, сожалею о том, что рассталась с нею. Я покинула страну, где провела самым приятным образом семь лет», — записывала в путевой дневник Наталья Петровна. Вернувшись в Россию, Наталья Петровна поселилась в Петербурге на углу Малой Морской и Гороховой. Свой дом она превратила в великосветский салон для французской эмиграции. Злоязычный Федор Вигель в своих воспоминаниях насмешливо язвил насчет стараний княгини Голицыной устроить у себя в доме нечто похожее на Сен-Жерменское предместье. Голицыны, которые, по замечанию Вигеля, «разъезжали по чужим краям», «хотели ввозить к нам все то, что, разжигая самолюбие средних классов, породило ужасную революцию 1797 года, а сия знаменитая дама схватила» «священный огонь, угасающий во Франции» «и возжгла его у нас на Севере». И вся эта «кампания» эмигрантов «светского и духовного звания» «назвалась высшим обществом и правила французской аристократии начала прилаживать к русским нравам». Екатерина II видела в этом обществе опору против вольнодумства и поддерживала его, а потом ему покровительствовал Павел. Естественно, что все это еще более способствовало укреплению положения Натальи Петровны при Дворе. Ее авторитет был непререкаем в обеих столицах. Наталья Петровна была буквально образцом придворной дамы. Ее осыпали почестями. На коронации Александра I ей пожаловали крест Святой Екатерины меньшей степени. На ее бале 13 февраля 1804 года присутствовала вся императорская фамилия. В 1806 году она уже статс-дама. При коронации Николая I ей был пожалован орден Святой Екатерины II степени. В 1824 году Голицыну принимают почетным членом крупнейшего научно-хозяйственного общества, признавая ее равной со всеми членами общества во всех правах и имуществах. В свете Наталью Петровну прозвали «la princesse moustache» («усатая княгиня») за выросшие к старости бороду и усы. Но поистине достойна удивления предупредительность властей к княгине Голицыной. Она очень увлекалась картами, но стала плохо видеть, так для нее специально были изготовлены карты большого формата. По ее прихоти к ней в имение, расположенное вдали от столицы и дорог, могли прислать придворных певчих. В доме княгини в Петербурге часто выступала оригинальная труппа, организованная Сергеем Голицыным, ее внуком по прозвищу Фирс, где все женские роли исполнялись мужчинами. В оперных партиях особенно выделялся Михаил Глинка, впоследствии известный композитор. Бывал и Джон Фильд, талантливый и очень популярный в России английский пианист. По воспоминаниям Феофила Толстого, музыкального критика и композитора, «к ней ездил на поклонение в известные дни весь город, а в день ее именин ее удостаивала посещением вся царская фамилия. Княгиня принимала всех, за исключением Государя Императора, сидя и не трогаясь с места. Возле ее кресла стоял кто-нибудь из близких родственников и называл гостей, так как в последнее время княгиня плохо видела. Смотря по чину и знатности гостя, княгиня или наклоняла только голову, или произносила несколько более или менее приветливых слов. И все посетители оставались, по-видимому, весьма довольны». 18 января 1821 года Константин Булгаков писал своему брату Александру в Москву: «Вчера было рождение старухи Голицыной. Я ездил поутру ее поздравить и нашел там весь город. Приезжала также Императрица Елизавета Алексеевна. Вечером опять весь город был, хотя никого не звали. Ей вчера, кажется, стукнуло 79 лет, а полюбовался я на ее аппетит и бодрость». Такую же «фотографически верную картину с натуры» Булгаков дает в письмах к брату и через шесть лет, и потом через восемь, добавляя лишь в качестве гостей Императрицу-мать, Великого князя Михаила Павловича с Великой княгиней Еленой Павловной или самого Государя Николая I... К княгине на поклон приводили только начавшую выезжать молодую девушку; только надевший эполеты молодой офицер являлся к ней представляться как к высшему начальству. По средам у нее были балы. «Но не подумают, что княгиня Голицына привлекала к себе роскошью помещения или великолепием угощения, — вспоминал Феофил Толстой. — Вовсе нет! Дом ее в Петербурге не отличался особой роскошью, единственным украшением парадной гостиной служили штофные занавески, да и то довольно полинялые. Ужина не полагалось, временных буфетов, установленных богатыми винами и сервизами, также не полагалось, а от времени до времени разносили оршад, лимонад и незатейливые конфекты». Толстой вспоминал также, что в Марьине, где он однажды гостил у Голицыной вместе с Михаилом Глинкой и Сергеем Голицыным (Фирсом), «обстановка была еще скромнее. Так, например, для Глинки, Фирса и меня была отведена одна комната и для троих один только умывальник». Еще в 1819 году поэт Василий Пушкин, «писатель нежный, тонкий, острый», по выражению его знаменитого племянника, разразился в честь княгини Голицыной восторженными стихами. Однако характер и повадки Натальи Петровны не совсем соответствовали качествам, воспетым в хвалебном гимне Василия Львовича. Все современники единодушно отмечали крутой надменный нрав княгини, ее характер, лишенный, по словам Вигеля, «всяких женских слабостей», суровость по отношению к детям. Она называла их уменьшительными именами до солидного возраста, почитая еще за маленьких, а единственного оставшегося в живых сына Дмитрия Владимировича, прославленного московского генерал-губернатора, держала в «черном теле», лишив его наследства и назначив ему годичное содержание в 50 тысяч рублей. Он вынужден был влезать в долги, и мать прибавила ему еще столько же лишь после замечания самого Николая I. Рассердившись как-то на своего старшего сына Бориса Владимировича, она около года совершенно не имела с ним никаких сношений, на его письма не отвечала. Князь Борис никогда не был женат, но умер, оставив сиротами двух внебрачных дочерей, носивших фамилию Зеленских. «Княгиня Татьяна Васильевна (жена Д.В. Голицына) по своей доброте взяла этих сироток к себе, воспитывала их и впоследствии хорошо выдала замуж, но от старой княгини о существовании их скрывали. Вообще вся семья пред княгиней трепетала», — так писал Дмитрий Благово в книге «Рассказы бабушки». Княгиня Голицына была очень богата. После ее смерти осталось 16 тысяч крепостных душ, множество деревень, домов, поместий по всей России. О ее богатстве говорят, в частности, сведения, недавно обнаруженные в книге для записей подорожных за 1832 год. Только Н.П. Голицына, единственная, могла себе позволить для проезда из Москвы в Петербург нанять 16 лошадей. Самое большее, что позволяли себе самые богатые путешественники — это 6 лошадей на тот же путь. И эта гордая, независимая, своенравная княгиня, видевшая шесть царствований, неизменная, преданная и ревностная хранительница всех дворцовых устоев и традиций, это живое воплощение твердости и незыблемости престола, в итоге не выдержала испытания на вечную верность и преданность ему. Она оказалась в числе сочувствующих и защитников тех, кто дерзнул в декабре 1825 года посягнуть на эту твердость и незыблемость. По иронии судьбы в числе последних были и ближайшие родственники Натальи Петровны. Ее внучатый племянник граф Захар Чернышов, ротмистр Кавалергардского полка, за участие в декабрьском восстании был осужден на два года каторжных работ. А его сестра Александра Муравьева была одной из первых жен-декабристок, последовавших за мужьями в Сибирь. Когда однажды княгине Голицыной был представлен Александр Чернышов, граф, военный министр, сделавший себе карьеру на деле декабристов, «княгиня не ответила на его поклон и резко сказала: «Я не знаю никого, кроме одного графа Чернышова — того, что в Сибири». Современники помнили, что княгиня Голицына «содействовала помилованию от смертной казни ее племянника Чернышова и Муравьевых; может статься, что просила и за других,» — писал в книге «Рассказы бабушки» Дмитрий Благово. Такова была княгиня Наталья Петровна Голицына, вдохновившая однажды великого поэта на создание одного из колоритнейших образов в русской литературе. Родившаяся при Елизавете, блиставшая при Екатерине и Павле, увенчанная высокими почестями при Александре и Николае, она умерла в один год с Пушкиным, не дожив всего четырех лет до своего столетия.
Загадка дома Пиковой дамы. Откроем знаменитую повесть Пушкина «Пиковая дама», самую таинственную и мистическую повесть в его творчестве. Вот Германн впервые приближается к дому старой графини: «...очутился он в одной из главных улиц Петербурга, перед домом старинной архитектуры. Улица была заставлена экипажами, кареты одна за другою катились к освещенному подъезду. Из карет поминутно вытягивались то стройная нога молодой красавицы, то гремучая ботфорта, то полосатый чулок и дипломатический башмак. Шубы и плащи мелькали мимо величавого швейцара. Германн остановился.
— Чей это дом? — спросил он у углового будочника.
— Графини ***, — отвечал будочник».
Кто же эта графиня, имя которой заменили три звездочки, и где мог находиться ее дом «старинной архитектуры»? 7 апреля 1834 года, вскоре после выхода в свет повести «Пиковая дама», Пушкин записывает в своем дневнике: «Моя «Пиковая дама» в большой моде. Игроки понтируют на тройку, семерку и туза. При дворе нашли сходство между старой графиней и кн. Натальей Петровной и, кажется, не сердятся». Это многозначительное «и, кажется, не сердятся» говорит само за себя. А ведь могли и рассердиться! Фрейлина и статс-дама при дворе пяти русских императоров, кавалерственная княгиня Наталья Петровна Голицына, отличавшаяся умом и крутым нравом, олицетворяла преемственность и незыблемость царской власти. К ней являлись, как к высокому начальству, и юнкер, и важный генерал. Прежде, чем вывезти в свет девицу, ее показывали Наталье Петровне Голицыной. В доме княгини на Малой Морской появлялись иной раз и члены царской семьи. Сын — московский генерал-губернатор князь Дмитрий Владимирович Голицын вытягивался перед грозной матушкой, как перед государем. Суровый нрав Голицына унаследовала от своего деда А. И. Ушакова, начальника Тайной сыскной канцелярии при Анне Иоанновне, известного истязателя и палача. Отцом княгини был видный дипломат граф П. Г. Чернышев. Он был сыном денщика Петра I. Государь женил своего денщика Григория Чернышева на 17-летней Евдокие Ржевской, бывшей любовнице Петра I. Таким образом, Н.П.Голицына, возможно, была внучкой царя. Близкий друг Пушкина Павел Воинович Нащокин отмечал, что в образе старой графини из повести «Пиковая дама» нашли воплощение черты еще одной великосветской дамы, фрейлины и дальней родственницы жены Пушкина Натальи Кирилловны Загряжской, урожденной графини Разумовской. К моменту создания повести ей было восемьдесят семь лет, как и старой графине. Пушкин любил подолгу беседовать с Натальей Кирилловной, узнавая многие любопытные подробности из эпохи Екатерины II и Павла I. И все же у пушкинской графини больше сходства с Н.П. Голицыной, чем с Н.К. Загряжской. Дневниковая запись Пушкина подтверждает это. Черствость, эгоизм, властность, присущие и старой графине, и Голицыной, не были характерны для Загряжской. В облике литературного героя чаще всего отражаются черты характера и биографии не одного, а нескольких реальных людей. Персонаж книги, как правило, — собирательный образ. Не все совпадает в биографиях молодой Голицыной и графини из пушкинской повести, о чем подробно рассказано В. А. Мельничной в статье «Записки «Пиковой дамы». Конечно, петербургская жизнь княгини Голицыной была известна Пушкину гораздо лучше, чем годы ее молодости, проведенные за границей. Впервые Пушкин увидел Голицыну в ее подмосковном имении Большие Вяземы. Будущему поэту еще не было и десяти лет. Наталье Петровне шел седьмой десяток. В отличие от графини из повести «Пиковая дама», княгиня в молодости не отличалась особой красотой, к старости же она стала весьма непривлекательной. За глаза ее называли «усатой княгиней». Портреты старой Голицыной работы французских художников, как правило, льстили ей. Сохранился набросок одного из родственников княгини, на котором она изображена без каких-либо прикрас. В литературе нет свидетельств личного знакомства Пушкина с Голицыной, но кто в Петербурге не знал княгиню и ее дом? Дом №10 по Малой Морской. На фронтоне остатки лепного герба. При Голицыной дом был менее нарядным: отсутствовал балкон над входом, иным был рисунок окон в центре фасада. Но в основном и внешний, и внутренний облик дома сохранился. Просторный вестибюль. Парадная мраморная лестница ведет к камину на площадке. Над ним высокое полуциркульное зеркало, а в нем небольшие круглые часы. Полустершиеся римские цифры на циферблате. Внизу надпись: «Leroy Paris». Интересно, что Германну, когда он шел по дому Пиковой дамы, повстречались столовые часы работы «славного Leroy». Но часы — не единственная нить, связывающая этот дом, где жила в 1830-х годах Н.П. Голицына, с тем особняком, что изображен в «Пиковой даме». Записка Лизы служила Германну путеводителем: «Ступайте прямо на лестницу. (...) Из передней ступайте налево, идите все прямо до графининой спальни. В спальне за ширмами увидите две маленькие двери: справа в кабинет, куда графиня никогда не входит, слева в коридор, и тут же узенькая витая лестница: она ведет в мою комнату». На втором этаже дома, как раз над вестибюлем, — приемный зал. В доме давно расположилась одна из городских поликлиник. Раньше этот зал соединялся с другими анфиладой, что шла вдоль Малой Морской. Из приемного зала можно было пройти вслед за Германном к сохранившейся угловой комнате. Сегодня из-за перепланировки внутренних покоев дома Голицыной так пройти невозможно. Мы сможем войти в бывшую опочивальню княгини через узкий коридор, минуя внутреннюю винтовую лестницу. Два окна выходят на Гороховую, три — на Малую Морскую улицу. Камин из белого мрамора у наружной стены. Глубокий и широкий альков во внутренней стене указывает место, где стояла кровать. Слева и справа от алькова две маленькие двери. Та, что правее, ведет в небольшую комнату, по-видимому, служившую кабинетом. Та, что левее алькова, связывает бывшую опочивальню с узким коридором, через который мы и проникли сюда. Еще одна высокая двустворчатая с лепным орнаментом дверь теперь закрыта. Удивительное сходство! Альков, две маленькие двери, узкий коридор, внутренняя винтовая лестница (в повести она названа витой), наконец, анфиладная дверь. Все указывает на то, что перед нами спальня старой графини, куда проник Германн. В чем же секрет такого сходства? Может быть, Пушкин бывал в доме Голицыной? Допустим, что бывал, но мог ли оказаться в спальне старой княгини? Сюда могли войти лишь прислуга или близкие родственники. За несколько месяцев до создания «Пиковой дамы» Пушкин жил совсем близко от дома Голицыной. Его квартира находилась в доме Жадимеровского на углу Большой Морской и Гороховой. Поэт не раз проходил мимо дома княгини и той полицейской будки, что стояла на углу Малой Морской и Гороховой. Не к этой ли будке приблизится вскоре пушкинский Германн? Дом княгини Голицыной был выстроен во второй половине XVIII столетия и сочетал черты барокко и зарождавшегося классицизма. На старинной гравюре, изображающей дом Голицыной, видно крыльцо со стороны Гороховой. Напомним, что Германн, покидая дом графини, воспользовался потайной лестницей: «Он спустился вниз по витой лестнице и вошел опять в спальню графини. Мертвая старуха сидела окаменев; лицо ее выражало глубокое спокойствие. Германн остановился перед нею, долго смотрел на нее, как бы желая удостовериться в ужасной истине; наконец, вошел в кабинет, ощупал за обоями дверь и стал сходить по темной лестнице, волнуемый странными чувствованиями... Под лестницею Германн нашел дверь, которую отпер тем же ключом, и очутился в сквозном коридоре, выведшем его на улицу». Потайной лестницы в доме на Малой Морской нет. Возможно, что она была, но не сохранилась. Однако под «кабинетом» — маленькой комнатой, что правее алькова, — находится наружная дверь, связанная сквозным коридором с помещениями на первом этаже. Эта дверь выводит на Гороховую. Такой дверью и мог воспользоваться Германн, покидая дом Пиковой дамы, так и не узнав тайну трех карт. История с тремя картами взята из жизни. Внук Голицыной Сергей Григорьевич Голицын (по прозвищу Фирс) был в приятельских отношениях с Пушкиным. Фирс любил поэзию, музыку. Но, пожалуй, больше всего любил карты. Однажды после крупного проигрыша он пришел просить денег у своей богатой бабки. Скупая Наталья Петровна вместо денег дала внуку совет поставить на три карты и таким образом отыграться, Что это были за карты, неизвестно. Каково же было удивление Фирса, когда он шутя поставил на три карты, названные Голицыной, и неожиданно с лихвой вернул проигрыш. Эта история стала известна Пушкину. Ученые-пушкинисты подвергают сомнению тот факт, что Голицына была знакома со знаменитым авантюристом Сен-Жерменом и от него узнала тайну трех карт. Тройка, Семерка. Туз. Отчего возникли в повести именно эти карты? Прежде всего, тройка. Она связывается в нашем представлении с тремя заповедями Германна. Всю жизнь он ставил на три верных карты: расчет, умеренность, трудолюбие. Если внимательно проследить за игрой Германна и его ставками, можно обнаружить и в них скрытые, на первый взгляд, тройку и семерку. Но прежде — несколько слов о правилах игры в банк, а также в штосс и фараон. В эпиграфе к повести сказано:
А в ненастные дни
Собирались они
Часто;
Гнули — бог их прости! —
От пятидесяти
На сто...
Правила игры были выгодны банкомету и толкали его противника-понтера в случае проигрыша на удвоение ставки («от пятидесяти на сто»). Такая игра называлась «пароли». Учетверение первоначальной ставки — «пароли-ле» В сущности, так именно и играл Германн. Допустим, что понтеру улыбнулось счастье, как оно в первый день игры улыбнулось Германну. Тогда он мог к первоначальной ставке присоединить выигрыш и эту двойную ставку положить на банк. В случае выигрыша понтер учетверял первоначальный капитал, а следующим выигрышем мог увеличить его в восемь раз. Вот такую игру вел Германн, уверенный в своем успехе. Первоначальная ставка Германна — 47 тысяч рублей. Первый выигрыш приносит ему еще 47 тысяч. Во второй день Германн ставит уже 94 тысячи. Выигрыш на семерку даст ему еще 94 тысячи. Впереди последняя, третья, ставка. Она обещает Германцу 376 тысяч. Во всех этих расчетах можно обнаружить тройку и семерку: в результате второго выигрыша пушкинский герой получает утроенный первоначальный капитал, а в результате третьего должен был прибавить к первоначальной ставке еще семь таких же. Не случайно все помыслы Германна сводились к желанию утроить, усемерить свое состояние. Вот и отыскались две первые карты в этом наборе. Итак, предстоял третий вечер. Ведь по завещанию старой графини Германн должен был играть одну «талью» (игру) в день. Впрочем, лучше вспомнить повесть: «Германн стоял у стола, готовясь один понтировать противу бледного, но все улыбающегося Чекалинского. Каждый распечатал колоду карт. Чекалинский стасовал. Германн снял и поставил свою карту, покрыв ее кипой банковых билетов. Это похоже было на поединок. Глубокое молчание царствовало кругом. Чекалинский стал метать, руки его тряслись. Направо легла дама, налево туз.
— Туз выпал! — сказал Германн и открыл свою карту.
— Дама ваша убита, — сказал ласково Чекалинский. Германн вздрогнул: в самом деле, вместо туза у него стояла пиковая дама. Он не верил своим глазам, не понимая, как мог он обдернуться. В эту минуту ему показалось, что пиковая дама прищурилась и усмехнулась. Необыкновенное сходство поразило его...» Да, его дама убита. Он променял Лизу на карты. Он и не собирался выполнять условие, поставленное ему старухой: жениться на ее бедной воспитаннице. Он все поставил на карту. И не стал Тузом. «Тройка» и «семерка» — излюбленные цифры в русских народных сказаниях. Немало пословиц и поговорок, в которых фигурируют эти цифры. И не случайно в сказках Пушкина, основанных на народном фольклоре, есть и три девицы под окном, и тридцать три богатыря, а в сказке о мертвой царевне — семь богатырей. В повести «Пиковая дама» причудливо переплелись действительность и фантазия. Пушкин превосходно знал мир московских и петербургских картежников. Многие годы его очень тяготил крупный карточный долг московскому профессиональному игроку B.C. Огонь-Догановскому, отдельные черты которого, видимо, Пушкин придал Чекалинскому. Наталья Петровна Голицына до глубокой старости любила раскладывать пасьянс. Для нее специально были изготовлены карты крупного размера. В молодости она жила подолгу во Франции с отцом, графом П.Г. Чернышевым. В своих записках, помимо всего прочего, Голицына вспоминает распространенные в XVIII столетии карточные игры — фараон, красное и черное, крепе. Скончалась Наталья Петровна на 98-м году жизни и была похоронена в родовой усыпальнице князей Голицыных в Донском монастыре. Ее сын Дмитрий Владимирович Голицын повелел начертать на надгробной плите под гербами князей Голицыных и графов Чернышевых: «Под сим знаком погребено тело супруги бригадира, статс-дамы и ордена святой Екатерины первой степени кавалерственной княгини Наталии Петровны Голицыной, урожденной Чернышевой, скончавшейся в 1837 — декабря 20 дня в 11 часов пополудни на 98 году от рождения, родилась января 17 дня 1739-го...» В большинстве источников ошибочно указывается год рождения Н.П. Голицыной — 1741. Почти на год пережила она обессмертившего ее Пушкина( январь-декабрь 1837). После смерти княгини ее дом на Малой Морской был приобретен казной. В нем поселился военный министр А.И. Чернышев. Генерал-адъютант Чернышев снискал расположение Николая I после восстания декабристов. Назначенный членом Чрезвычайной следственной комиссии, он проявил особое усердие, допрашивая арестованных декабристов. В 1852 году в память двадцатипятилетнего пребывания Чернышева на посту военного министра Император подарил ему особняк Голицыной в вечное и потомственное владение. На фронтоне дома появился герб князей Чернышевых. Видимо, при новом владельце и был частично перестроен дом на Малой Морской, но опочивальня и соседние с ней помещения остались в прежнем виде. С домом Пиковой дамы связаны различные легенды. Одна из них почему-то относит его к Литейному проспекту. Однако ни Н.П. Голицына, ни Н.К. Загряжская на этом проспекте не проживали. Автор известной книги «Портреты заговорили» Н.А. Раевский пытался отыскать следы Германна в доме Салтыкова на Дворцовой набережной, 4. Здесь в пушкинское время находилось Австрийское посольство и здесь же был хорошо знакомый петербургскому свету салон Д.Ф. Фикельмон — жены австрийского посланника. По рассказу П.В. Нащокина, записанному П.В. Бартеневым, Пушкину однажды пришлось покинуть опочивальню одной довольно знатной дамы, воспользовавшись потайной лестницей. Кто была та дама? Об этом история умалчивает. Раевский полагает, что этот эпизод из жизни Пушкина произошел в доме на Дворцовой набережной, и, вспомнив его, поэт решил вывести своего Германна из дома старой графини по потайной лестнице. В этой версии все спорно. Во-первых, ни Д.Ф. Фикельмон, ни ее мать — Е.М. Хитрово, жившая в том же доме, не могли оказаться в роли прототипов старой графини. К тому же дом Австрийского посольства стоял на набережной, а не «на одной из главных улиц Петербурга». Сохранившаяся до наших дней спальня Д.Ф. Фикельмон тоже имеет три двери, но в остальном она меньше похожа на спальню старой графини, чем княжеская опочивальня в доме на Малой Морской. Очевидно, Пушкин знал примерное расположение спальни в доме Голицыной. Но, скорее всего, он набросал наиболее характерную планировку спален в старых барских домах Петербурга. И этот набросок оказался удивительно верным для дома Голицыной. Тем самым дом №10 на Малой Морской приобретает для нас особую ценность своеобразного памятника истории и культуры. А если помечтать, то можно представить музейный уголок в бывшей опочивальне Голицыной, где в настоящее время размещается комната отдыха сотрудников поликлиники. Здесь могли бы появиться материалы и документы о создании повести Пушкина «Пиковая дама», о жизни Н.П. Голицыной, истории дома. Во время блокады Ленинграда в этом доме находился госпиталь. Бывшая княжеская опочивальня служила спальней для медперсонала. Центральное отопление не работало, поэтому топили «буржуйку» и печь, что стояла в углу «кабинета». При налете фашистской авиации исхудавшие сестры и нянечки перетаскивали раненых и больных в бомбоубежище. Одна из бомб попала в дом, но не разорвалась, застряв в перекрытии. Перекресток Малой Морской и Гороховой — скрещение судеб, жизни и литературы, правды и вымысла. Если мысленно перенести художественную ткань повести на реальную петербургскую топографию, то от дома Пиковой дамы до игорного дома, где понтировал Германн, всего пять минут ходьбы. B.C. Огонь-Догановский в 1831 году, приехав из Москвы в Петербург, снял квартиру в доме №13 по Невскому проспекту, на углу Большой Морской; здесь собирались столичные картежники. Крутолобый Эрмитажный мостик над Зимней канавкой иногда называют Лизиным мостиком. Но это уже взято не из повести, а из оперы «Пиковая дама». В пушкинской повести Лизавета Ивановна благополучно выходит замуж за добропорядочного молодого человека, сына бывшего управителя старой графини. Германн же оказывается в Обуховской больнице, в 17-м номере. Старая Обуховская больница находилась у Обухова моста на набережной Фонтанки. Ее называли раньше «простонародной». Открылась больница в 1780 году. Вначале несколько деревянных домов вмещали шестьдесят коек. Вскоре началось строительство большого каменного здания по проекту Д. Кваренги. В той же больнице закончил свой жизненный путь еще один литературный персонаж — лесковский Левша. Сегодня на месте старой петербургской больницы находится здание клиники Военно-медицинской академии. Мокрый снег падает хлопьями на мостовую. Раскачиваются на ветру уличные фонари. По Малой Морской проносятся легковые машины. Троллейбус неторопливо переваливает через перекресток. К вечеру гаснут огни в трехэтажном доме с фронтоном. Дом становится угрюмым и таинственным. Вот в такую же погоду стоял перед домом графини Германн, с нетерпением ожидая условного часа. Кажется, сейчас к этому старинному зданию подкатит карета. Слуги вынесут из подъезда нарумяненную и напудренную немощную графиню, как не раз они выносили бережно завернутую в шубу княгиню Наталью Петровну. И через несколько минут Германн решительно шагнет к парадному входу. С запиской Лизы в руке он поднимется по мраморной лестнице. Стрелки круглых каминных часов «Leroy Paris» вздрогнут на половине двенадцатого и начнут отсчитывать время действия пушкинской повести...