RARUS'S GALLERY

Рисовал с натуры и на камне Р.К. Жуковский. СПБ, в литографии М. Бергманн, [1850]. Издание это не имеет текста. Заглавный лист присутствует. 15 литографий без нумерации, печатанных в два тона. Крашенная от руки издательская литографированная обложка. Folio. Величайшая редкость! В статье Н. Основского «Сад в селе Шаблыкино» («Журнал садоводства», 1857, №7) сказано, что известный художник польского происхождения Рудольф Казимирович Жуковский, приглашенный Николаем Васильевичем Киреевским приезжал в Шаблыкино для снятия видов парка и, проработав более месяца, едва успел набросать на бумагу карандашом только главные, и то ещё далеко не всё. Рисунки эти, по указанию Н.В. Киреевского, переведены на камень и оттиснуты в числе немногих экземпляров для подарков знакомым. Село Шаблыкино, принадлежащее ныне С.В. Блохину, находится в Орловской губернии, в Козельском уезде. Большая редкость!

Перечень листов в папке:

Лист 1. Заглавие. Вид поля. На переднем плане группой крестьянок национальных одеждах с детьми. На втором плане работающие крестьяне, на заднем плане господский дом и церковь.

Лист 2. Вид правой стороны византийской беседки. На первом плане косящий крестьянин и три сидящих крестьянки.

Лист 3. Вид с балкона господского дома на село Шаблыкино. На первом плане на лужайке группа крестьян занятых поливкой садовых насаждений парка и группы гуляющих и играющих господ.

Лист 4. Вид из Федосинской беседки на дом. На переднем плане крестьянин, катающий на лодке парочку господ по пруду.

Лист 5. Вид на господский дом из села Шаблыкино. На переднем плане крестьянский огород с работающей на нем крестьянкой в национальной одежде и детьми, на втором плане крестьяне удящие с лодки на пруду. На заднем плане вид усадьбы.

Лист 6. Вид на Ольховый остров. На переднем плане офицер катает на лодке двух дам по пруду с фонтаном.

Лист 7. Вид из кьеска синопа на западную часть пруда. На переднем плане клумбы и пристань пруда. На пристани дама с ребенком, рядом косящий крестьянин и две сидящие на траве крестьянки.

Лист 8. Вид из Шведовской беседки. Вид на Шведовскую беседку. Виды парка.

Лист 9-а. Вид из родительской беседки. На первом плане два хорошо одетых крестьянина косят и убирают траву, и три крестьянки в национальной одежде с ребенком трапезничают.

9-б. Ключ лягушка.

Лист 10а. Вид с грота через Амфитеатр.

10б. На грот через Амфитеатр. Виды парка.

Лист 11-а. Вид с балкона на родительскую беседку.

11-б. Вид с балкона, вид на вольеру.

Лист 12. Вид на Николаевский холм и остров Любезного. На перовом плане крестьянка в национальной одежде катает на лодке парочку любезничающих господ, на втором плане крестьянин на маленьком веревочном пароме перевозит на остров Любезный двух дам.

Лист 13.Вид с Ольхового острова.

Лист 14-а. Вид на Швейцарскую беседку.

14-б. Вид на турецкий кьеск-синоп. Две девушки крестьянки рассматривают мраморную группу конфликтующих полуголых греков.

Лист 15. Вид пруда и церкви села Шаблыкино с острова Гай. На переднем плане лодка с шестью крестьянами имеющими косу и четверо грабель, на втором плане две церкви.

Лист 16. Вид на Еловый холм и Византийскую беседку. На преднем плане семь крестьян тянут невод из пруда, приказчик показывает барину с двумя собаками рыбу в кадке, еще один барин созерцает усилия крестьян.

Знаменитый художник Рудольф Казимирович Жуковский (1814-1886), гостящий в имении Киреевского, проделал хорошую работу, дающую нам обильный материал для изучения. Точное время его посещения и создание этих рисунков еще предстоит выяснить, как и обстоятельства, побудившие его создать их, но это не суть важно. Главное надо понимать, что рисунок не является фотографией, а глазами господина Жуковского, мы теперь все-таки видим достаточно точно картины той жизни. Основная цель Жуковского показать зрителю стандарты жизненного успеха, как понимал его господин Киреевский и его окружение. Он показывает нам его дом, виды парка и, в дополнение к мелким деталям ландшафта, можно рассмотреть и жизнь имения, и его обитателей, и даже чуть-чуть жизнь за пределами парка. И эти живые картины этой мало известной нам жизни и представляют для нас наибольший интерес. Огромный интерес представляют для нас изображения национального костюма, способ ношения одежды. Особенно женского костюма. Сцены труда и отдыха крестьян также дают обильную пищу пытливому этнографу. Это предмет отдельного исследования. На фоне парковых видов, особенно важно увидеть крестьян в их национальной одежде, фрагменты их жизни, в частности, и через изображение части огорода, и через картины, как работающих крестьян, так и отдыхающих.

Библиографические источники:

1. Обольянинов Н. «Каталог русских иллюстрированных изданий. 1725-1860». Спб., 1914, № 366.

2. Антикварная книжная торговля Соловьева Н.В. Каталог №105, Спб., 1910, «Редкие книги», Livres Rares, № 74. Очень редкое издание! 100 рублей.

3. Шибанов П.П. «Ищем купить. Our desiderata». Москва, «Международная книга», 1927, № 303.

4. Собрание редких и ценных изданий из библиотеки Максима Якимовича Синицына. Л., 1930. Антикварный каталог Акционерного о-ва «Международная книга». Choix de Beaux livres provenant de la bibliotheque de M. S… «Mejdounarodnaya kniga», section des livres anciens, Leningrad, 1930, № 6

Село Шаблыкино принадлежало Н.В.Киреевскому (1799–1870 гг.), известному фольклористу-этнографу, археологу и публицисту, который поселяется в Шаблыкино в 1821 г., выйдя в отставку в чине ротмистра. С его поселением с. Шаблыкино превращается в своеобразную «охотничью столицу» Орловской губернии, а сам хозяин становится охотником, известным на всю Россию. С его деятельностью связано и создание великолепного памятника садово-паркового искусства. В 1865 г. в Шаблыкино приезжал Л.Н. Толстой. Он писал жене Софье Андреевне: «Обходил я весь парк. Парк хорош, но деревья молоды, и все-таки парк лучше тех подмосковных, которые ты знаешь».

Л.Н. Толстой писал Фету: «А жалко, что ты не был у Киреевского. Расскажу вам, что это за прелесть – он сам и весь этот мир, который уже перешел в предание, а там действительность». Шаблыкинский парк представлял собой неповторимый пример увязки в единое целое различных элементов ландшафта с произведениями архитектуры и культуры. Одним из основных композиционных элементов парка являлись искусственно созданные пруды. В центральной части парка был обширный пруд. Еще два водоема примыкали с разных сторон к центральному пруду, соединяясь при этом сетью каналов. На одном из каналов был устроен каскад и ключ «Лягушка», изо рта которой с ласковым журчанием выливалась вода. Бархатистый ковер газонов и аллеи пирамидальных тополей вели от пруда к дому. Усадьба Киреевского была задумана как ряд живописно разбросанных сооружений. Барский дом стоял на возвышенности, а из окон надстройки открывалась панорама парка вплоть до куполов церкви. Около дома был разбит цветник. Цветочные клумбы оживлялись различными видами декоративных растений: георгинов, роз, нарциссов и др. Чудесный и удивительный мир растений окружал каждого, кто вступал на территорию парка. В настоящее время сохранились очертания парка, следы его планировки и остатки фундаментов былых сооружений. Участок имеет форму неправильного прямоугольника, вытянутого в направлении с севера на юг. Северной границей парка является пруд, южной – здания районной больницы, на востоке парк граничит с деревней, на западе примыкают сельскохозяйственные угодья. Гидротехнические сооружения сохранились, но опустевшие русла каналов и углублений прудов имеют прежние очертания и могут быть наполнены водой. Сохранилась система пешеходных дорожек, некоторые из них используются и по сей день. Парк является излюбленным местом отдыха местного населения и гостей. В самом-самом конце XVIII века в обычном дворянском доме жила в Шаблыкино молодая пара — Елизавета и Василий Киреевские. Владели они огромной усадьбой, располагавшейся в преддверии дремучего Брянского леса, жили уединенно, потихоньку вели хозяйство. Летом барыня смотрела со своей веранды, как девки под руководством экономки варили в медных тазах малиновое да земляничное варенье, слушала, как пели они песни. Василий уезжал охотиться в лесную глушь. Привозил рябчиков и зайцев. Зимой устраивали катанье в легких санках, грелись потом у изразцовой печки, пили наливочку, угощались соленым грибочком. И все бы ничего, а счастья не было. Не было в доме радости, потому что не было детей. Елизавета Фёдоровна Киреевская (урожденная Стремоухова) ездила молиться о наследнике в довольно далекое от Шаблыкино село Лески. Между тем в Шаблыкино была своя церковь — Георгиевская. Pядом имелись и другие церкви. Однако что-то связывало семейство Киреевских с храмом в Лесках. Как установила известный литературовед Р. М. Алексина, Елизавета Киреевская делала в него постоянные вклады. Пока что доподлинно неизвестно, что было тому причиной. И знаете, кто в это время служил в церкви во имя иконы Казанской Божией Матери в Лесках? Дед великого писателя Н. С. Лескова отец Дмитрий! «Мой дед, священник Димитрий Лесков, и его отец, дед и прадед, все были священниками в селе Лесках, которое находится в Карачевском или Трубчевском уезде Орловской губернии, — писал Николай Семенович. — От этого села «Лески» и вышла наша родовая фамилия — Лесковы». Отсюда, из Лесков, отец писателя Семён Дмитриевич, не пожелавший становиться священником, «бежал в Орёл с сорока копейками меди, которые подала ему его покойная мать». Умный, горячо верующий, умеющий зажечь неугасимый пламень веры в других, отец Дмитрий, должно быть, поддерживал и в Елизавете Киреевской уверенность в дивной силе искренней молитвы к Богородице о ниспослании ей младенца. И чудо произошло. Раба Божия Елизавета вымолила себе сына Николая, рожденного ею в 1799 году. Церкви в Лесках владелица Шаблыкино тогда же подарила ценную икону Пресвятой Богородицы в ризах и с серебряными венцами, с короной и жемчужным ожерельем за 2000 рублей. (Данные об этом вкладе и дате рождения Киреевского были разысканы Р. М. Алексиной). В 1800 году Елизавета Фёдоровна скончалась. В начале XIX века гвардии ротмистр Николай Киреевский получает в наследство от матери усадьбу в Шаблыкино. В 1821 году он решает в ней поселиться. С этих пор на несколько десятилетий Шаблыкино становится одним из центров культурной жизни Орловской губернии и ее «охотничьей» столицей. Эстет, интеллектуал и страстный охотник, Киреевский полностью перестраивает усадьбу и создает в ней превосходный, во многом уникальный дворцово-парковый комплекс. Его основу составлял регулярный парк, внутри которого располагались два огромных пруда, занимавших 40% его территории. Слово «регулярный» означает, что парк был тщательно распланирован. Из окон двухэтажного, с бельведером дома, выстроенного на самом высоком месте усадьбы, открывался невероятный по красоте вид на парковый ансамбль и гладь прудов. По оси комплексной постройки был развернут луговой партер с двумя фонтанами. К берегу пруда шел широкий пандус, обрамленный деревьями. Около дома находились флигели-оранжереи. Рощицы, лужайки и аллеи с островками посреди прудов составляли единую природно-ландшафтную зону. Искусственные каналы и протоки живописно соединяли острова с берегом. В кленах, липах, серебристых тополях, вязах и лиственницах парка скрывались неожиданные для посетителя беседки, памятники и фонтаны. Действовала сложная гидротехническая система, позволявшая поддерживать водный баланс с помощью плотин, каналов и водостоков. Эффектные фонтаны в Шаблыкинском имении поражали воображение. Великолепный фонтан перед главным домом именовался «Ананасная планета». На понижении рельефа вздымалась струя фонтана «Леда». Вода в нем поднималась на высоту трехэтажного дома. На одном из островов действовал стильно оформленный «Римский» фонтан. Возмущая зеркало прудов, остальные фонтаны поднимали свои струи прямо из воды. Островки соединялись тремя чугунными, оригинальной формы мостами. В парке Киреевского имелось 5 каменных, 7 деревянных и 10 дощатых беседок, среди которых выделялись византийская, китайская, турецкая, шведская, швейцарская. Главная аллея была украшена статуями. 110 видов деревьев, газоны и клумбы с редкими цветами создавали настоящее природное великолепие. Современники называли Шаблыкино «восточным заколдованным городом». По их воспоминаниям, «сад был прохладный, дремучий, разбитый на сорока десятинах; были аллеи, где не было видно голубого неба — все зелень и тень». Николай Васильевич был не просто гостеприимным хозяином. Он искренне любил гостей и приглашал их к себе в огромном количестве. Один из домов был предназначен под гостиницу, размеры которой позволяли вмещать сотни приезжих, которые жили в Шаблыкино неделями. Если не хотели, гости могли и не показываться Киреевскому на глаза. Так часто и делали небогатые дворяне, с удовольствием проводившие время в Шаблыкино. Некоторые из них месяцами жили в имении, стесняясь представиться хозяину. Но были гости особые. Их ждали, бесед с ними жаждали. Их приезд всегда был для хозяина настоящим праздником. Среди таких гостей мы назовем известного художника XIX века P. К. Жуковского, а также И. С. Тургенева, Л. Н. Толстого и И. С. Аксакова. Последние трое были не только интеллектуалами и известными всей России писателями. Они, как и Киреевский, были увлечены охотой. А Аксаков, написавший «Записки ружейного охотника» (1852), был еще и фанатичным поклонником рыбалки. Его «Записками об ужении рыбы» (1847) восхищались не только рыбаки. Лев Толстой слышал имя Киреевского с детства: его отец служил в одном с Николаем Васильевичем кавалергардском полку и часто ездил на охоту в Шаблыкино. «События в детской деревенской жизни были следующие: поездки отца к Киреевскому и в отъезжее поле, рассказы об охотничьих похождениях, к которым мы, дети, прислушивались как к важным событиям», — вспоминал впоследствии Толстой. Познакомившись с Киреевским в 1851 году, писатель не раз потом бывал в Шаблыкино. В конце июля 1865 года, работая над эпопеей «Война и мир», он специально навестил старого охотника, чтобы послушать этого необыкновенного рассказчика и увидеть жизнь поместья старинного уклада. Во времена Киреевского усадьба просыпалась рано: хозяин и его гости — местные помещики, а с ними Тургенев, или Аксаков, или Толстой — отправлялись на псовую охоту. Эти, как они в шутку называли себя, собачеи составляли обыкновенную свиту хозяина. Стая гончих, числом более двухсот, отправлялась с выжлятниками (так именовались наемные псовые охотники) в «отъезжие поля» на травлю волков и зайцев. Выезд Киреевского растягивался чуть ли не на версту, так много было приглашенных. Охотники одевались в красные куртки и синие шаровары с желтыми лампасами; на красной тесьме с кистями у них висели охотничьи рога, в которые при необходимости они с удовольствием трубили. На болотную дичь Киреевский «отъезжал с не меньшим парадом, один обоз состоял не менее чем из сорока телег», пишет член Орловской ученой архивной комиссии А. К. Юрасовский. «Правду сказать, — писал Толстой из Шаблыкино супруге, — мне здесь дороже охоты этот охотничий мир и стариковский. Я не жалею, что поехал, и не нарадуюсь». А в письме к А. А. Фету Лев Николаевич пишет о Киреевском: «Изустно расскажу Вам, что это за прелесть — он сам и весь этот мир, который уже перешел в предания, а там действительность». В «Войне и мире» Киреевский выведен в образе дядюшки «Чистое дело Марш». Николай Васильевич стал прототипом и одного из героев Тургенева. Еще в XIX веке существовало мнение, что Александр Михайлыч Г., «богатый помещик и охотник», выведенный Тургеневым в рассказе «Гамлет Щигровского уезда», это и есть Николай Васильевич. Герой рассказа Тургенева Александр Михайлыч так же, как и шаблыкинский барин, «жил на большую ногу, увеличил и отделал дедовские хоромы великолепно, выписывал ежегодно из Москвы тысяч на пятнадцать вина и вообще пользовался величайшим уважением». Об обедах Киреевского говорила вся губерния. Их отголоски слышны и в тургеневском «Гамлете…»: «дворецкий подал рыбу в полтора аршина длины и с букетом во рту», «слуги в ливреях, суровые на вид, угрюмо приставали к каждому дворянину то с малагой, то с дрей-малагой и …дворяне, особенно пожилые, словно нехотя, покоряясь чувству долга, выпивали рюмку за рюмкой». И хочется воскликнуть: на их месте так поступил бы каждый! Малага считалась в высшей степени тонким и дорогим испанским вином ликерного типа. Дома без веских оснований далеко не каждый дворянин позволял себе выпить хоть рюмку малаги. А у Киреевского в его Шаблыкино это было просто-таки «пей-не хочу». Малага имела несколько разновидностей — сладкая, сухая (та самая «дрей» или «драй»), белая и бурая. Напиток имел цвет темного янтаря, а если вино постояло, то приобретало золотисто-красный оттенок. Разлитое по хрустальным рюмкам, расцвеченное солнечными лучами или огоньками свечей, оно доставляло еще и эстетическое наслаждение». Автор статьи Елена Ашихмина.

Также большой интерес вызывают выдержки из книги «Историческое описание церквей, приходов и монастырей Орловской епархии». Том 1. Орел 1905.

«Село Шаблыкино и его приход расположены при большой Орлово-Трубчевской дороге, занимают ровную, немного прорезанную в востока и юго-запада оврагами, квадратную площадь, около 25 кв. километров, орошаемую небольшою речкой Могом, тихо протекающую в илистых берегах. Климат и условия места очень благоприятны, местность сухая, в северо-восточной части покрыта лиственным лесом. От Орла 60 вёрст к востоку, от Карачаева 35 к северо-востоку. Шаблыкинский приход получил свое название, как говорит предание, от фамилии помещика Шаблыкина, который лет 200 назад владел этой местностью, покрытой первобытными лесами. К приходу теперь принадлежат деревни – Павловка, в южной его части, Савостино и Погорельцево, в восточной части. Общая численность прихожан до 1895 года была более 2000 обоего пола. Но в этом году 189 семейств в числе 1313 человек выехали на поселение в Тобольскую губернию где получили на каждую наличную душу мужского пола по 15 десятин земли. Следующие причины побудили крестьян к переселению в таком количестве. Выходя на волю по Высочайшему Манифесту 19 февр. 1861 года, крестьяне села Шаблыкина отказались получить от помещика Киреевского полный земельный подушный надел, а согласились взять лишь по 0,5 десятины на тягло дарственной земли. Полная невозможность увеличившемуся населению прокормиться с имеющегося надела заставила искать земли в Тобольской губернии, где в Ишимском округе Щаблыкинцы облюбовали себе участки. Их надельная земля поступила в пользование оставшимся на старом месте около трех десятин на душу. В настоящее время в приходе числится 570 м. и 550 ж в 182 дворах. Из описи храма за 1791 год видно, что в селе была деревянная церковь Покрова Пресвятой Богородицы, а по описи 1818 г. значится деревянная церковь Св. Великомученика Георгия Победоносца. Настоящая каменная церковь начата в 1833 г. старанием и на средства Николая Васильевича Киреевского и освящена в 1853 году Высокопреосвященным Смаргадом. Церковь имеет величественный и даже грандиозный вид, крестообразную форму и может считаться одной их лучших сельских церквей. В ней в ряд стоят три престола. Главный и средний во имя Георгия Победоносца, придельный с правой стороны во имя Святит. и Чудотв. Николая, а с левой стороны во имя Святой и праведной Плисаветы, покровителей имен строителей храма и его матери. При церкви каменная четырех ярусная колокольня. Вокруг каменная ограда. В 1896 году на средства помещика Сергея Владимировича Блохина левый предел сделан теплым и отделен от настоящего стеклянной перегородкой. Капитальный ремонт всего храма произведен в 1890 году. Все три иконостаса были отделаны заново и вызолочены. Из святынь храма особенно замечательна икона Владимирской Божей Матери, которая стоит в главном алтаре, и икона Покрова Пресвятой Богородицы в середину которой вложен небольшой серебряный вызолоченный крест со Св. мощами разных святых с надписью: «Святые мощи». Первая икона из стари именуется чудотворной и уважается всею местностью. Подарена она в церковь в 1799 г. матерью строителя настоящего храма Елизаветой Федоровной Киреевой, урожденной Стремуховой. Икона эта считалась покровительницей рода Стремуховых. На иконе риза и венцы серебряные, вызолоченные, украшенные местами жемчугом и драгоценными камнями. На венце Богоматери корона выложена жемчугом, шея украшена жемчужным ожерельем с одним зеленым камнем. На венце спасителя корона унизана жемчугом с тремя большими и четырьмя малыми камнями. На короне небольшие крестики из драгоценных камней в серебряной оправе. Серебра на иконе семь фунтов, ценою 2000 рублей ассигнациями. Церковь владеет двумя 4% билетами государственной ренты по 200 рублей, которые находятся на хранении в отделении Орловского Государственного Банка».

Последний из могикан.

В парижском архиве автора «Записок охотника» есть весьма любопытный набросок предисловия И.С. Тургенева к рассказам и сказкам для детей. Этот ранее неизвестный фрагмент недавно обнаружил академик М.П. Алексеев во время своей научной командировки во Францию и привел его в статье, опубликованной журналом «Русская литература». «Жил был у нас по соседству один старичок, одинокий, бездетный, превеселый старичок — и такой краснобай! Бывало, примется рассказывать — мы все так словно и замрем — не наслушаемся, целый день прослушал бы его, право. Он и на войне сражался, и в чужих краях бывал, и в больших городах живал подолгу… всего насмотрелся. И так все хорошо помнил! Но больше всего он любил рассказывать про свои приключения на охоте… Охотник он был страстный до самой старости. Удивительные с ним случались приключения! Не знаешь, верить ли ему или нет? Иногда такое скажет, что мы закричим: «Дедушка, ты это выдумал!» — а он только посмеивается». В собирательном образе старого охотника-рассказчика, нарисованном И.С. Тургеневым, можно без труда узнать отдельные характерные черты его знакомого — Николая Васильевича Киреевского. Будущему писателю не было еще и трех лет, когда он впервые увидел и услышал этого по-своему незаурядного человека в орловском доме своих родителей, на крестинах младшего брата Сергея. Сослуживец отца и дяди автора «Записок охотника» по кавалергардскому полку, Н.В. Киреевский как раз в 1821 г., когда у Тургеневых родился еще один сын, вышел в отставку и поселился в родовом поместье Шаблыкино, Карачевского уезда, Орловской губернии. Здесь он и умер 72 лет от роду, в 1870 г., прожив всю жизнь холостяком. Своему поместью Киреевский отдал, таким образом, полвека и сумел превратить за это время незаметное и почти никому неведомое дотоле сельцо в известный на всю Россию центр не только охотничьей, но и культурной жизни. Люди, видевшие Шаблыкино до того, как в нем поселился Киреевский, после поражались резким переменам, которые там произошли. «Тридцать лет тому назад,— писал в 1857 г. Н. Основский в статье «Сад в селе Шаблыкино»,— место, на котором в настоящее время красуются и шумят рощи, сверкают и блестят огромные пруды с великолепными чугунными мостами, пестреют тысячи сортов красивых дорогих цветов, где возникли разной архитектуры беседки, представляло не более как голое поле». Тут вместо георгинов, розанов, нарциссов раньше росли крапива и лапушник, а там, где засверкали пруды, изобилующие карпами, карасями, лещами, судаками и другой рыбой, зеленела когда-то конопля. Благодаря стараниям Киреевского, в селе Шаблыкино «природа и искусство, соединившись, шли дружно, рука об руку, чтобы придать двойную прелесть этой местности». Приезжавшие туда многочисленные гости удивлялись необычайной растительности в Шаблыкинском парке. В усадьбе Киреевского произрастало в ту пору 43 рода деревьев 110 различных видов. Очень много было также разных пород кустарников и цветов. Осматривая в 1843 г. свои орловские имения, мать И.С. Тургенева заехала в «карачевскую дядину деревню», откуда писала своему сыну: «Да!.. Само собою разумеется, что из Юшкова проеду я к Киреевскому, хотя бы его и не было дома. Но! — видеть его сад, его заведенья я себе не откажу». Шаблыкинское поместье охотника и хлебосола приобрело известность на всю Россию. Выписка всевозможных книг, журналов и газет, великолепный, широко раскинувшийся сад, ежедневный приезд гостей — лиц большей частью добрых, умных и образованных, сам всесторонне знающий, радушный и к тому же страстный охотник хозяин — все это взятое вместе, как отметил в одном из своих охотничьих рассказов Н. Основский, привлекало в Шаблыкино людей самого разного круга из Петербурга, Москвы и многих других городов и губерний. В числе гостей Киреевского были И.С. Тургенев, Л.Н. Толстой, художник Р. К. Жуковский, литераторы-охотники Е.А. Прокудин-Горский, Л.Н. Ваксель, Н.А. Основский… Съезды на праздник гостей, по большей части охотников, были очень многочисленны. Один из домов в усадьбе Киреевского напоминал лучшую гостиницу: здесь могли останавливаться сразу более сотни приезжих, жить по неделям и даже не являться на глаза хозяину. Все желания гостей исполнялись в точности его дворецким. В громадном барском доме, по прихоти Киреевского, все украшения, как наружные, так и внутренние, представляли непривычному взгляду довольно странный вид. Начиная с решетки и вплоть до флюгера на крыше дома — все изображало одни принадлежности охоты. Из окон выглядывали медвежьи головы, в углу прятался пушной зверь, вместо ковров разбрасывались звериные шкуры. На стенах висели картины, изображающие псовую охоту. Мебель была сделана из оленьих и лосиных рогов, кабаньих голов, лошадиных ног и т.д. Странные причуды были у этого помещика — собирателя охотничьих предметов. В одной из беседок, богато отделанной в виде надгробного мавзолея, внутренность здания украшалась более чем оригинально: здесь были собраны все враги пернатых. Над самою дверью царила с распростертыми крыльями и разинутым клювом огромная сова. По стенам, окрашенным черным цветом, были прибиты крылья и головы филинов, орлов, коршунов, кобчиков, ворон, обведенные каймою из мышей, хорьков, ласок. Все это образовывало своего рода узоры в виде звезд, треугольников, розеток и т.п. Имение Киреевского жило шумной, полной всякого довольства жизнью. Многие из бедных дворян жили здесь иногда по нескольку месяцев, пользуясь всеми удобствами. Об обедах и подарках хозяина говорили во всей губернии. И.С. Тургенев в очерке «Гамлет Щигровского уезда» коснулся одного такого обеда Киреевского. В черновой редакции, между прочим, это произведение так и было названо — «Обед». Более десятка линеек, шарабанов, троек всегда были готовы для выезда гостей. На пруде ждали желающих шлюпки, гондолы с гребцами. Особенно пышными, по свидетельству одного «орловского старожила», устраивались Киреевским отъезжие поля. Стая его гончих состояла более чем из двухсот смычков выжлецов и выжловок. Выжлятники были одеты в красные куртки и синие шаровары с желтыми лампасами. У ловчих для отличия были куртки, обшитые позументом. Охотничьи рога у всех висели на красной тесьме с кистями. Каждый имел борзых собак на своре, не более трех. Хортых собак Киреевский не любил. Борзые у него были чистопсовые и густопсовые. К походу всегда играли борзятники «позов». Выезд тянулся с обозами чуть ли не на версту: так много приглашалось гостей на травлю волков, лисиц и русаков. На болотную дичь Киреевский отъезжал тоже не с меньшим парадом. Один обоз состоял не менее как из сорока телег. Сам знаменитый охотник с почтенными гостями ехал в линейке, остальные гости — в тарантасах и беговых дрожках. Охотничьи рассказы Основского, Прокудина-Горского, Делоне и других литераторов полны воспоминаний о Киреевском, который вел постоянный дневник своей охоты, упоминаемый в книге Прокудина-Горского «Поездка в Карачевские болота». «Прибавить численность взятой дичи было бы недобросовестно и недостойно настоящего охотника,— пишет он,— да и к тому же журнал старого стрелка есть улика налицо. Все число заполеванной дичи введено в журнал, и итоги каждого дневного поля подведены рукой главного распорядителя». Прокудин-Горский и его сотоварищи, гостившие у Киреевского, нередко заставали своего хозяина «за своими утренними обыкновенными занятиями. Перед ним на столе варился на спирту кофе и лежал развернутый охотничий журнал, в который он, по-видимому, намеревался вписать вчерашнее поле…» Об охотничьем дневнике Киреевского знал и сын автора «Записок ружейного охотника Оренбургской губернии» — И.С. Аксаков. В августе 1855 г. он сообщал своему отцу о встрече с Основским и Киреевским — «… каким-то богачом, очень добрым человеком и горячим охотником. Киреевскому лет 60, и он ведет постоянно журнал своей охоты». Некоторое представление об этом журнале дает написанная Киреевским книга «Сорок лет постоянной охоты. Из воспоминаний старого охотника». В предисловии ко второму изданию, выпущенному уже после смерти автора, справедливо было отмечено, что эти весьма оригинальные мемуары довольно ясно очерчивают «как грандиозные охоты наших отцов и дедов, так и личность этого последнего из наших могиканов, всю жизнь свою посвятившего на служение охоте…» Эпистолярное наследие Н. В. Киреевского осталось, к сожалению, совершенно неизвестным для охотничьей литературы и едва ли не полностью утраченным. Тем интереснее было обнаружить в рукописном отделе Государственной публичной библиотеки имени М.Е. Салтыкова-Щедрина его подлинное неопубликованное письмо к Л.Н. Вакселю — автору «Карманной книжки для начинающих охотиться с ружьем и собакой»*. Письмо датировано 26 и 28 октябрем 1850 г. Оно было отослано из села Шаблыкина, где в ту пору гостил брат Л.Н. Вакселя — Владимир Николаевич, тоже увлекавшийся охотой и ради этого приезжавший туда. «На любезное Ваше письмо, почтенный Лев Николаевич,— писал Н.В. Киреевский,— я ожидал окончания осени отвечать. Вчера мы возвратились из отъезда, который был очень неудачен, и зверя мало нашли, да и повсеместно его нет в изобилии, к тому ж погода стояла отвратительная. Мое поприще по этой части этим и кончится. Оставлю маленькую стаю для вашего брата и несколько свор, а сам предамся до последнего отлета ружью: и веселее и вернее, лишь бы здоровье не изменило… Третьего дня еще Владимир убил бекаса и намеревался нынче порыскать по нашим местам, но снег выпал ночью и только теперь к вечеру от дождя начал сходить, может быть, завтра, если не будет мороза, он сбегает проститься с долгоносыми. Я немного нездоров, поневоле должен сидеть дома».