RARUS'S GALLERY

4 тетради с илл. и нотами. Спб. 1842-1843. In-Folio. Легендарное издание с портретами, крокадами, сценами из опер и балетов, с биографическими очерками лиц, изображенных в альбоме, программами и партитурами опер и балетов, вновь аранжированными для фортепьяно. «Вот ещё одно издание, покрытое той непроницаемой тайной, которая возможна только у нас, при удивительной скудости наших библиографических сведений»,- так выразился о нём известный знаток русской иллюстрации В.А. Верещагин. Одна из самых таинственных и загадочных книг в истории антикварной книги в России. Величайшая редкость, «разобранная» современниками на партитуры нот и портреты любимых артистов!

Тетрадь первая: Литографированный загл. лист с виньеткой (лира в сиянии, внизу хоровод граций), шмуцтитул (на обороте: В типогр. Спб-го Губ. правления). Текст: Вместо предисловия. А. Башуцкий (2 нен. стр. в 2 стб.). 2. Л. В. Маурер. Биогр. очерк б. п. (3 нен. стр. в 2 стб., I пустая стр.) 3. «Тень», балет в 3-х действиях. Соч. балетмейстера Тальони. Муз. Маурера. Очерк В. Межевича (3 нен. стр.,1 пустая стр.) — Рисунки: I. Луи Маурер, директор музыки Ими. Спб-ких театров — с нат. Шрейнцер, на камне — Шмид, лит. К. Поля в Спб. (I л. черн. и 2 раскр., разн. раскраски). 2. Луиза-Александра Мейер (в Жарвис) — те же подп.— (I л. черн. и 2 раскр. разн. раскр.). 3. «Тень». Балет соч. Тальони, муз. Маурера. Портрет артистки Тальони и 8 сцен из балета. Литогр., подп. В. Тимм (I л. черн. и 1 крашен.).— Ноты: «Тень», балет... муз. положена для фортепиано К. Мейером.— Литогр. золотом з. л., 2-11 стр. нот.

Тетрадь вторая: (Загл. л. такой же). Текст: I. Карл Лашук. —Очерк б/п. (2 нен. стр. в 2 стб.) 2. О. Шлейфохт. Очерк б/п. (2 нен. стр. в 2 стб.) 3. «Морской разбойник», балет в 2-х действ. Соч. балетмейстера Тальони, муз. Адама. Очерк В. Строева (4 нен. стр. в 2 стб.) — Рисунки: I. Карл Лашук (в балете «Морской разбойник») — с нат. Шрейнцер, на камне — Шмид, лит. К. Поля (I л. черн. и I крашен). 2. Ольга Шлейфохт (в балете «Морской разбойник») — с нат. В. Тимм, остальные подп. те же (I л. черн. и I крашен.). 3. «Морской разбойник», балет соч. Тальони, муз. Адама. Портр. О. Шлейфохт и 8 сцен из балета—лит. б/п. (несомненно В. Тимма).— Ноты: «Морской разбойник», балет...—литогр. золотом з. л., 2-11 стр.

Тетрадь третья — четвертая: (Загл. л. такой же). Текст: 1. К. В. Гринева. Очерк Р. 3. (Рафаил Зотов) (2 нен. стр. в 2 стб.). 2. Н. В. Самойлова. Очерк, его же (2 нен. стр. в 2 стб.). 3. «Велисарий», драма в 5 д. соч. Э. Шенка, перев. с нем. П. Г. Ободовским. Очерк Н. Перепельского (псевдоним Н. Некрасова). (4 нен. стр. в 2 стб.). 4. Е. Я. Андреянова. Очерк Р. Зотова (3 нен. стр. в 2 стб.). 5. Т. П. Смирнова. Очерк В. В. В. (так подписывался В. Строев) (I нен. стр.). б. «Озеро волшебниц», больш. пантомимный балет Скриба и Тальони. Очерк Федора Кони (4 нен. стр. в 2 стб.) — Рисунки: I. К. В. Гринева (в драме «Велисарий») — с нат. Шрейнцер, на камне — Шмид, лит. К. Поля (I л. черн., 1 крашен, и I отпеч. на японской бумаге). 2. Н. В. Самойлова (в роли Кетли) — с нат. В. Тимм, остальные подп. те же (I л. черн. и I крашен.). 3. Е. Андриянова (в Сартарелла) — лит. б/п. I л. черн. и 1 крашен.). 4. Т. П. Смирнова, танцовщица (в опере «Карл Смелый») — рис. с нат. Житнев, остальн. подп. те же. (I лист, черн., I — крашен, и I на японск. бумаге). 5. «Велисарий», драма... Портрет К. Гриневой и 8 сцен из спектакля. Лит. В. Тимма (I л. черн. и I крашен.). 6. «Озеро волшебниц», балет соч. Тальони, муз. Келлера и Обера. Портрет Никитина и 8 сцен из балета — лит. б/п (несомненно В. Тимма) (I черн. и I крашен.).— Ноты: I. «Велисарий», опера в пяти актах, муз. Доницетти. Литогр. загл. л., 2—13 стр. 2. «Озеро волшебниц», балет... перелож. на фортеп. К. Лядовым. Литогр. золотом загл. л., 2—11 стр.

Материалы к невышедшим тетрадям: Рисунки: I. И. Н. Никитин, в балете «Луиза и Колен»— с нат. Шренцер, на кам.— Шмид (I л. черн.) 2. Н. С. Аполлонская (в роли Фенеллы) — с нат. Житнев, на кам. Шмид, лит. К. Поля (I л. черн.). 3. М. И. Ширяева (в водевиле «Жених на расхват») — с нат. Гау, на кам.— Шмид (I л. черн. и 1 крашен.) 4. А. М. Степанова (в опере «Бронзовый конь», в роли Пеки) — с нат. Гау, на кам. Головачевский (I л. черн. и I крашен.). 5. В. И. Волкова, танцовщица Имп. Спб. Театра — с нат. Гау, на кам. Головачевский, лит. Мошарского (I л. черн.). 6. «Фенелла», опера Скриба, муз. Обера. Портрет Н Аполлонской и 8 сцен из спектакля — лит. б/п (несомненно В. Тимма) (I л. крашен.). 7. «Роберт», опера Скиба, муз. Мейербера.

Н.П. Смирнов-Сокольский в своей статье “Таинственный «Театральный альбом» писал:

«Театральный альбом» 1842-43 года — неуловимая мечта каждого собирателя книг «по театру» — прежде всего, действительно замечательное, и не только для своего времени, издание. Большие тетради, размером в лист (ин-фолио), судя по предисловию, должны были быть изданными в количестве шести, и в каждой из них «в превосходной обертке, с отпечатанными золотом надписью и очерками прелестной группы фигур», должно было находиться:

1.  Два портрета, с отдельными к ним биографическими очерками

2.  Один лист со сценами и особенное при нем описание

3. Нот от 10 до 15 страниц, с цветными орнаментными бордюрами.

Независимо от сего, к некоторым тетрадям приложены:

4. Рисунки декораций и

5.  Новые неизданные романсы и танцы композиторов, любимых публикой».

Тетради намечено было выпускать с литографиями черными и раскрашенными от руки, по цене три и пять рублей за тетрадь. Имена художников, писавших для альбома портреты артистов и сцены из спектаклей, говорили сами за себя. Это были Василий Тимм, Александр Гау, Карл Шрейнцер, Е. Житнев. Должны были участвовать Карл Брюллов и П. Басин. Рисовал на камне Г. Шмидт, литографировал К. Поль. Из литераторов участвовали Н. Некрасов (под псевдонимом Н. Перепельский), Федор Кони, В. Строев, Р. Зотов и Александр Башуцкий. Последний, не называя имени издателя альбома (почему-то это держалось в секрете), нисколько не преувеличивал, говоря в предисловии, что «кто хоть немного знает, что значит у нас предпринять художественное, подобного рода издание, при требовании от него возможного совершенства, а не принимая безразлично и беспонятно все, что вам думает дать рисовальщик, печатник и др. Кто понимает, скольких это требует беспокойств, досад, хлопот, чистых утрат, какого стоит времени и каких ужасных издержек, тот должен истинно подивиться и решимости издателя, и любви его к искусству, и терпению, с которыми он, через все препятствия вел свое дело три года. Одни оригинальные портреты, писанные нарочно акварелью, составляют коллекцию, в полном смысле драгоценную». Эти портреты и в напечатанном виде, особенно раскрашенные от руки, остались настоящими произведениями искусства.

Портреты популярных артистов того времени — Луизы Мейер, Ольги Шлейфохт, К. В. Гриневой, Н. В. Самойловой, Карла Лашука, Е. Я. Андрияновой, Т. П. Смирновой, Луи Маурера и других, — великолепно исполнены и художниками и печатниками. По несколько сцен на каждом листе (т. н. «крокады») очаровательно сделал замечательнейший мастер Василий Тимм. Балетные спектакли «Озеро волшебниц», «Морской разбойник», «Тень», драма «Велизарий» — как бы оживают перед глазами. К каждой тетради приложены и листы нот, окруженные художественным орнаментом. Музыка Доницетти, Адама, Обера и Келлера, Мауера переложена для фортепиано К. Лядовым, К. Мейером и другими. В целом, «Театральный альбом» 1842-43 года — выдающееся произведение печатного станка, повторяю, не только для своего времени. Среди русских иллюстрированных изданий сороковых годов прошлого столетия ему по праву должно принадлежать первое место. В. Г. Белинский в своем обзоре «Русская литература в 1842 году» отметил: «Театральный альбом» истинно великолепное издание, имеет свое значение и идет своим путем. Доселе вышло его два выпуска». Казалось бы, все сулило «Театральному альбому» успех, широкое распространение, которое могло бы обеспечить ему и сегодня место, может быть, редкого, но, во всяком случае, доступного документа по истории русского театра. Этого, к сожалению, не произошло. «Театральный альбом» 1842-43 года не только прекратил свое существование на четвертой тетради и на нескольких, выпущенных уже после, отдельных листах из заготовленных следующих, но и то, что вышло — исчезло с книжного рынка. «Театральный альбом» превратился в величайшую редкость, никем не виданную, хотя бы в приблизительно полном виде.

Дореволюционные книголюбы и библиографы окутали «Театральный альбом» легендами и вымыслами, доходившими вплоть до того, что единственный, обращавшийся среди библиофилов более или менее полный его экземпляр якобы ускорял смерть каждого его владельца. Называлась целая цепь фамилий дореволюционных собирателей — Александрова, Синицына, еще кого-то и, наконец, знаменитого П. А. Ефремова, скончавшегося, действительно, вскоре после приобретения этого «смертоносного» альбома. Никто не учитывал, что и почтенному Петру Александровичу Ефремову, и всем предшествовавшим обладателям этого издания было по паспорту столько лет, что уже никакие «Театральные альбомы» не могли ни помочь им, ни повредить. Всю чудовищную глупость этой, с позволения сказать, «легенды» я понимал великолепно, но когда в 1934-1935 годах, именно этот, так называемый «ефремовский» экземпляр «Театрального альбома», «плыл» мне, что называется, в руки, милейший мой старый друг, ленинградский книжник-антиквар Андрей Сергеевич Молчанов, много и бескорыстно помогавший моему собирательству, без особого труда уговорил меня воздержаться от покупки.

— Не связывайтесь с этой чумой, — говорил он; — мы с вами соберем экземпляр не хуже «ефремовского»... Слово свое он сдержал, несмотря на то, что это было далеко не легкой задачей. «Ефремовский» экземпляр «Театрального альбома», хотя и был тоже сборным, но отличался прекрасной сохранностью и исключительной полнотой. Полнота его была даже чрезмерна.

По присущей П. А. Ефремову собирательской манере, он, пользуясь услугами очень хорошего переплетчика, пополнял принадлежащие ему экземпляры книг всякого рода портретами, рисунками, газетными вырезками и многими другими вещами, по теме хотя и имеющими отношение к данной книге, но отнюдь для нее не предназначенными. Получались, благодаря этому, весьма ценные и, иногда, очень интересные пухлые тома, никак не похожие на те, которые были выпущены в свет издателями.Так было и с принадлежавшим ему «Театральным альбомом». Рядом с портретами артистов, литографированными специально для этого издания, появились портреты из известного «Листка Тимма». К тиммовским же «крокадам», изображающим сцены из балетов и спектаклей, прибавились литографии сцен из этих же спектаклей, сделанные для журнала «Пантеон» и т. д.

Учтя все это, старый книжный «волк» Молчанов пригласил меня «приступить к делу». Потребовалось, прежде всего установить, что же именно было в «Театральном альбоме»? Наиболее полное его библиографическое описание сделано Н. Обольяниновым в «Русском библиофиле» за 1912 год, на основе, как он пишет, «самого полного и лучшего из известных экземпляров, подносного экземпляра из библиотеки императрицы Александры Федоровны, находящегося теперь в библиотеке Румянцевского музея в Москве». Работа Н. Обольянинова подтвердила, что в свет вышло всего 4 тетради «Театрального альбома», вместо объявленных шести, причем, третья-четвертая тетрадь была сдвоенной. Описание портретов, крокад, нот и текстов, находящихся в этих четырех тетрадях, Обольяниновым сделано правильно. Другой дореволюционный библиограф — В. В. Верещагин, трижды до этого писавший о «Театральном альбоме», весьма туманно говорил все время об одном и том же, далеко не полном экземпляре, принадлежавшем, по-видимому, ему лично. Н. Обольянинов, описавший полный экземпляр «Театрального альбома», лишь вскользь упомянул о существовании еще кое-каких портретов, крокад и нот, не относящихся к выпущенным четырем тетрадям.

Эти портреты, ноты и крокады были, как я говорил выше, пущены в розничную продажу издателем уже вне «Театрального альбома». Среди них — ноты к балету «Гитана», крокады В. Тимма к операм «Роберт» и «Фенелла», портреты артистов В. Асенковой, Н. С. Аполлонской, М. И. Ширяевой, А. М. Степановой, И. Н. Никитина и других. Разумеется, именно эти листы стали наиболее редкими. Все это сумел достать для меня неутомимейший А. С. Молчанов, потративший со мной несколько лет на «сколачивание» нового полного экземпляра «Театрального альбома». В основу был положен неполный экземпляр этого издания, принадлежавший издателю «Русского библиофила» Н. В. Соловьеву, к нему добавлен также неполный экземпляр, приобретенный у Л. И. Жевержеева (крупнейшего ленинградского собирателя книг «по театру»), и далее — от кого лист, от кого два. Смело можно сказать, что после нашей совместной работы по комплектованию альбома вряд ли у кого из любителей-собирателей осталось что-либо значительное, относящееся к этому изданию.

Работой этой заинтересовались многие и, зачастую, совершенно бескорыстно, приходили на помощь. Советские книголюбы этим выгодно отличаются от своих дореволюционных предшественников. Получился у нас, действительно, «неслыханный по полноте» экземпляр «Театрального альбома», со всеми обложками, нотами, текстами, крокадами и портретами (и те и другие — все в двойной сюите — черные и крашеные), как принадлежавшими к основным четырем тетрадям, так и выпущенными после отдельно. В дополнение к этому, А. С. Молчанов умудрился где-то раскопать и оригинал В. Тимма — писанный маслом портрет артистки Н. В. Самойловой в роли Кетли из пьесы «Влюбленный рекрут».

Очаровательная картинка, воспроизведенная в «Театральном альбоме», является одной из лучших работ этого художника. Оставалось узнать: кто же издатель «Театрального альбома», чем объясняется его некая «таинственность» и каковы причины исключительной редкости альбома. Собственно говоря, изданием, «покрытым той непроницаемой тайной, которая возможна только у нас, при удивительной скудости наших библиографических сведений», назвал «Театральный альбом» искусствовед В. А. Верещагин. «Кто был издателем «Театрального альбома, — вторил ему Н. Обольянинов в «Русском библиофиле», — не так легко решить. По крайней мере, у меня нет никаких данных, чтобы приписать издание кому-либо». И далее он же продолжал: «Заявление Верещагина, что издатель альбома был А. Башуцкий,— едва ли справедливо, хотя предисловие и подписано этим писателем». Как раз в этом Н. Обольянинов был абсолютно прав. Однако, перечисляя фамилии старых библиографов — Геннади, Губерти, Черткова, Остроглазова и Березина-Ширяева,— из которых якобы «никто не упоминает ни одним словом про «Театральный альбом» 1842-43 г.», Н. Обольянинов явно ошибался. Кто-кто, но Григорий Геннади, в своей весьма популярной книжке «Русские книжные редкости», не только не пропустил «Театрального альбома», но и прямо указал его фактического издателя. Геннади писал: «Я не мог до сих пор отыскать полный экземпляр, выходившего тетрадями в лист «Театрального альбома», изданного А. Черноглазовым, Спб., 1842, с литографированными портретами артистов петербургских театров и нотами. Экземпляры Публичной библиотеки и Московского университета не полны, а в продаже они не попадались». Как видите, фамилия издателя интересующего нас альбома вовсе не оказалась «окутанной непроницаемой тайной». Остается только подивиться отсутствию любопытства во многом другом весьма дотошных исследователей — В. Верещагина и Н. Обольянинова. Наконец, если даже предположить, что книга Г. Геннади просто случайно не попалась им на глаза, то в весьма известном каталоге библиографических изданий Н. Бокачева, книги, которой ни Верещагин, ни Обольянинов не видеть просто даже и не могли, под № 736 значится: «Геннади Г. Н. Описание осмотренных им экземпляров, изданного в Спб. А. Черноглазовым «Театрального альбома» в большой лист, с литографированными портретами артистов петербургских театров». Неправда ли, хорошо звучит в свете этого обольяниновское заявление, что у него «нет никаких данных, чтобы приписать издание кому-либо»? Этот «кто-либо», которому А. Башуцкий в своем предисловии, почему-то не называя его фамилии, желает: «Да ниспошлет ему Апполон всевозможнейший успех!»,— А. Черноглазов, точнее Александр Григорьевич Черногла-зов, кстати сказать, брат известного сенатора В. Г. Черноглазова. Что он был фактическим издателем «Театрального альбома», финансировавшим все это предприятие,— вне всякого сомнения. Но, также вне всякого сомнения и то, что душою, изобретателем и вдохновителем этого замечательного издания — был не он. Имя А. Черноглазова как издателя встречалось и на других книгах. В 1854 году, например, вышло «Горе от ума» А. Грибоедова (Спб., тип. Штаба Воен. Учеб. Зав.), на котором стоит гриф: «Издание А. Черноглазова».

В годы Севастопольской кампании он издавал популярные «ура-патриотические» брошюры. Все эти издания, однако, не рисуют его способным выдумать и поднять такое грандиозное даже и для сегодняшнего дня мероприятие, как «Театральный альбом». Вдохновителем этого издания был, конечно, Александр Башуцкий, автор программного предисловия к «Театральному альбому». Писатель Александр Башуцкий — интереснейшая фигура своего времени. И. И. Панаев в своих «Воспоминаниях» пишет о нем: «Говорил Башуцкий с большим искусством. Когда Башуцкий развивал свои проекты разных коммерческих предприятий (а они рождались у него чуть не ежедневно), его слушатели, пораженные его красноречием, готовы были отдать на эти предприятия последний грош. Так убедителен и заманчив казался оратор. Это фантазер, облекавший свои фантазии в щегольские фразы, которыми он сначала только любуется, не веря им, но которыми потом сам увлекается до такой степени, что принимает их серьезно». И далее И. И. Панаев указывает: «Он затевал все в роскошных широких размерах, рассчитывал на десятки и сотни тысяч, но его литературные и другие затеи никогда почти не удавались и не приносили ему ничего, кроме убытка». Последнее не совсем верно. Сам Башуцкий убытка не терпел, поскольку, кроме красноречия, необычайной силы убеждения, размаха и фантазии, никаких ценностей у него не было. Убытки терпели другие и, в данном конкретном случае, издатель «Театрального альбома» А. Черноглазов, очередная жертва необузданной фантазии Александра Башуцкого. Затеянное в невиданных масштабах художественное издание ничего ему не принесло, кроме убытка и разорения. Для возвращения громадных денежных средств, потраченных на художников, литографов, сотрудников, печать и бумагу, надо было иметь такое же громадное количество подписчиков и покупателей, а их не было. Читатели сороковых годов были равнодушны к роскошным художественным изданиям, в особенности, отечественного производства. В гостиных аристократов и буржуазии пылились на столах модные заграничные «кипсеки», а людям среднего сословия затеи Александра Башуцкого были не по карману. «Театральный альбом» оказался выше вкусов своего времени и прогорел, едва-едва дотянув только до четвертой тетради. Годом раньше, а именно, в 1841 году в Петербурге же лопнуло и другое крупное мероприятие А. Башуцкого — сборник «Наши, списанные с натуры русскими». На этот раз жертвой его был петербургский издатель — книгопродавец Я. Исаков. Издание тоже было задумано и начало уже осуществляться широко, роскошно, с размахом. Тетради были украшены модными тогда деревянными гравюрами, резанными Клодтом, Дерикером, Недельгорстом, по рисункам В. Тимма, Т. Шевченко, И. Щедровского и других. В. Г. Белинский приветствовал издание словами, что «по части изящно-роскошных изданий мы можем собственными силами и средствами не уступать иногда и самой Европе». Все было напрасно! Не помог даже цензурный скандал с напечатанным в сборнике очерком самого А. Башуцкого «Водовоз». Цензор А. Никитенко в своем «Дневнике» так отметил это обстоятельство: «Водовоз» наделал много шуму. Демократическое направление его не подлежит сомнению. В нем, между прочим, сказано, что народ наш терпит притеснения и добродетель его состоит в том, что он не шевелится. Государь очень недоволен». Однако не «недовольство государя» послужило причиной прекращения издания «Наших, списанных с натуры русскими» на 14 выпуске. Причина была самая прозаическая: подобное же издание Курмера в Париже, с которого А. Башуцкий взял пример для своего художественного сборника, собрало свыше двадцати двух тысяч подписчиков, а книгопродавец Я. Исаков для «Наших, списанных с натуры» собрал едва-едва восемьсот! И, конечно, лопнул с треском, проклиная заворожившую его «сирену» — Александра Башуцкого. До этого, в 1834 году, А. Башуцкий от своего имени (хотя, вероятно, за ним скрывались какие-нибудь Черноглазовы или Исаковы) начал издавать также с невиданной роскошью «Панораму Санкт-Петербурга». Сто шестьдесят пять тысяч рублей золотом, неслыханная цифра для того времени, была затрачена только на одно гравирование за границей видов и планов Петербурга. Разумеется, и это издание прогорело на половине обещанного, не собрав необходимого количества подписчиков. На чью-то голову свалились бешеные убытки. После А. Башуцкий затевал и другие издания, подобного же характера, но они все кончались, примерно, таким же образом. Однако, несмотря на незаконченность всех этих изданий, душой и вдохновителем которых был А. Башуцкий, история русской иллюстрированной книги обязана ему великолепными образцами подлинной художественности, вкуса и богатства содержания. И не вина, а беда Башуцкого, что он не сумел преодолеть равнодушия читателей своего времени. «Театральный альбом» 1842-43 г. — лучшее подтверждение издательских заслуг Александра Башуцкого. Любопытна дальнейшая судьба этого человека. Авантюрная жилка, несомненно, бившаяся в его сердце, толкнула А. Башуцкого в какую-то темную историю с бриллиантами, пожертвованными с благотворительной целью. Позднее он поступил послушником в монастырь, писал образа, сочинял мракобеснейшие статьи для пресловутой «Домашней беседы» обскуранта Аскоченского. Потом бросил все это и, вдруг, увлекся гомеопатией. Уходя в монастырь, он сумел уговорить и собственную жену также решиться на этот шаг. Видимо, сила его красноречия и убедительности была, действительно, необыкновенна. Умер он в самом преклонном возрасте. Впрочем, это все уже не имеет отношения к интересующему нас «Театральному альбому». Осталось сказать только несколько слов о причине его чрезвычайной редкости. Это, собственно, уже сделал тот же Г. Геннади в упомянутой выше его книге. Он вынес такое, совершенно точное, по-моему, определение: «К легко истребляемым произведениям (а, следовательно, в дальнейшем редким) принадлежат издания, выходившие листами и тетрадями». Это определение полностью относится и к «Театральному альбому». Тетради его выходили несброшюрованными. Портреты артистов разбирались любителями по папкам, вешались на стены для украшения, ноты клались на рояль — они для этого и печатались. От самого альбома у немногочисленных современных владельцев его (тираж был весьма незначителен) фактически в целом виде ничего не оставалось: это же не книга для чтения. «Театральный альбом», что называется «растаял», и оставшиеся целые и полные экземпляры его (всего шесть-семь, как насчитывают специалисты-книжники) — подлинные диковинки библиотечного царства.