RARUS'S GALLERY

Перевод и примечания А.И. Малеина. С приложением 19 рисунков на отдельных листах и указателей. Издание А.С. Суворина. Спб., типография А.С. Суворина, 1906. 4 пустых листа-бланка: по 2-ва перед передними и задними форзацами, XII —предисловия от издателя и переводчика, [8], 322, 19 plts. на отдельных листах, из коих одна складная, одна одинарная, 6 double plts. видов и 11 карт и планов, одинарных и двойных. Подробно перечислены в конце книги на стр. 321. Столько же рисунков было и в подлиннике. Буквицы, заставки и концовки. В составном издательском п/к переплете паровой мастерской Н.В. Гаевского с тиснением золотом на корешке и передней крышке. Золотая головка в английском стиле. Форзацы — белая мелованная муаровая бумага. Торшированный обрез. Тираж 1200 — список книг 1906 года, №1214. Все экземпляры печатаны на толстой веленевой бумаге; наш из библиотеки писателя и публициста Власа Михайловича Дорошевича (1865-1922). Формат: 30х22 см. Редкость в хорошем издательском виде!

Библиографическое описание:

1. Библиотека Д.В. Ульянинского. Библиографическое описание. Т.3. Москва, 1915, №4028.

2. Минцлов С.Р. «Обзор записок, дневников, воспоминаний, писем и путешествий, относящихся к истории России и напечатанных на русском языке». Новгород, 1911, №333.

3. Антикварная книжная торговля П.П. Шибанова в Москве. Каталог № 166. Новые приобретения. М, 1913, №451 — 12 рублей!

4. Научная и справочная литература-искусство. Каталог-прейскурант на покупку и продажу букинистических и антикварных книг. Москва, 1977, №1187 — 100 рублей!

Корб, Иоанн Георг (1670-1741) — родом из местечка Неймаркт в Верхней Баварии, умер в звании канцлера в Зульцбахе в Оберпфальце. Автор настоящего Дневника посетил Россию в самом конце XVII столетия, в звании секретаря посольства, отправленного римским цесарем Леопольдом I к Петру Великому, после заключения в 1697 году между Австрией, Россией, Польшей и Венецианской республикой оборонительного и наступательного союза против Турок.

Должность секретаря посольства была отнюдь не маловажной, так как в предшествующем цесарском посольстве к Московскому Двору ее занимал тот самый Игнатий фон Гвариент и Ралл, который при Корбе стоял во главе посольства. Корб прибыл в Русские пределы 3-го апреля 1698 года, а обратно переехал русскую границу 28-го июля 1699 года. Пребывание Корба в России совпало с одним из весьма интересных моментов нашей истории. Секретарь австрийского посольства был свидетелем возвращения Петра I из его первого заграничного путешествия и пережил в Москве всю ужасную и кровавую драму подавления последнего стрелецкого бунта.

Массовые казни мятежников продолжались весь октябрь 1698 года. Корб присутствовал на них как зритель вместе с другими дипломатами, находившимися тогда в Москве. «Хотя все участники мятежа были присуждены к смертной казни, однако Его Царское Величество не пожелал выходить за пределы строгости, особенно, в применении к тем многим, в пользу которых говорила незрелость их возраста и про которых можно сказать, что они скорее заблудились, чем прегрешили. Для таких преступников смертная казнь была заменена другим телесным наказанием: именно, у них были отрезаны уши и ноздри, и они должны были влачить позорную жизнь не в недрах царства, как прежде, а в различных варварских местах на границах Московии.

В этот день так были наказаны пятьсот человек, которые затем были сосланы. Для виновных не хватило палачей. На помощь им явились некоторые из офицеров, вынужденные к тому царским приказом. Обвинённые не были ни связаны, ни скованы. К обуви у них привешены были колодки, которые взаимным столкновением мешали скорости ног, но, тем не менее, не препятствовали их обычной деятельности. Добровольными усилиями взбирались они по лестницам к перекладине и, осенив себя на четыре стороны света крестным знамением, сами себе закрывали глаза и лицо (таков обычай у этого народа). Очень многие, надев петлю на шею. стремглав бросались с подмостков, желая ускорить свой конец повешением. Всего насчитали двести тридцать человек, которые искупили свой позор петлёй и повешением». Несколько дней спустя его внимание привлекли уже другие ужасные подробности экзекуции: «У двух братьев, обвинённых в злом умысле, палач перебил оконечности, а затем они живыми были привязаны к колесу и с завистью смотрели на своего брата, бывшего в числе двадцати других, усечённых топором и обагрённых собственной кровью: живые братья негодовали шёпотом на то, что более быстрый род смерти оторвал от них человека, соединённого с ними прежде всего узами природы, а затем позорною привязанностью к преступлению. Неподалёку от Новодевичьего монастыря было воздвигнуто тридцать виселиц в виде квадрата, на которых повешены были двести тридцать стрельцов, а три зачинщика гибельной смуты, которые, подав челобитную Софье, приглашали её к управлению государством, повешены были у стен названного монастыря у самого окна Софьиной кельи; висевший посередине между ними держал бумагу, сложенную наподобие челобитной и привязанную к его мёртвым рукам; вероятно, это было сделано для того, чтобы сознание прошлого терзало Софью постоянными угрызениями». Однако самое сильное потрясение Корбу пришлось пережить 27 октября: «Триста тридцать человек были выведены вместе зараз для смертного удара секирою и обагрили всю равнину преступною кровью. Все бояре, сенаторы царства, думные и дьяки были по царскому указу позваны в Преображенское, где им приказано было нести службу палача. Всякий, приступая с дрожащими руками к новой и необычной должности, старался нанести верный удар. Неудачнее всех действовал тот боярин, который, промахнувшись, вместо шеи вонзил меч в спину и, разрубив таким образом стрельца почти пополам, усилил бы его страдания до невыносимости, но Алексашка Меншиков более удачно перерубил шею у несчастного осуждённого. Царь, сидя в кресле, смотрел на всю трагедию.

Описано в Дневнике Корба семь таких октябрьских расправ 1698 года.». По своему положению Корб мог вращаться в лучших кругах тогдашнего Московского общества и нередко даже пировал за одним столом вместе с государем. Родословие Царя, бракосочетание Царей, двор Царя, пехота и конница, русские монеты, монастыри, праздничные дни, общественное управление, плодородие почв, климатические условия, перечень кораблей флота, о православной вере-круг интересов Секретаря австрийского посольства в Москве. По понятным причинам максимально точно и подробно описано устройство Военной составляющей, вплоть до конкретных людей и служащих. О Петре Корб пишет: «Нынешний государь всяким приятным развлечениям предпочитает ратное искусство, огненные потехи, рёв пушек, построение кораблей, опасности моря и выдающиеся подвиги для достижения славы. Он занимал воинские должности, начиная с самой низшей степени, и не ранее хотел сесть на дедовский престол и достичь наивысшего могущества, чем пройдёт с похвальным усердием все воинские чины вплоть до конечного почётного звания Воеводы. До такой степени достославным он считает прежде заслужить почётную должность, а потом занять её». Отдельные главы книги посвящены описанию русской пехоты, конницы, пушечного дела и даже военной музыки. Заставший самый начальный этап формирования Петром регулярной армии, Корб весьма невысоко оценивал военные возможности русских. По его словам, «если бы московиты были настолько же сильны своей крепостью, храбростью и воинским опытом, насколько сильны они численностью, телесными силами и выносливостью к трудам, то соседи имели бы основание опасаться их; но в силу своей несообразительности и привычки к рабству они и не стремятся к великому и не достигают его». А вот его суждение о московитском народе: «Весь Московитский народ гораздо скорее пребывает в рабстве, чем пользуется свободой, ибо все люди всякого звания, без всякого уважения к лицам, угнетены самым суровым рабством. У лишенного образованности народа нет стремления постигнуть Добродетели, облагораживающей бессмертную душу. Они полагают высшую славу мудрости в коварстве. У них нет никакой стыдливости перед ложью, никакого стыда перед обнаружением обмана; присутствует сплошное сквернословие и жестокость в обращении с ближними; из этой страны до такой степени изгнаны посевы истинной Добродетели, что самый Порок имеет славу Добродетели». Время выхода в свет Дневника Корба может быть определено только приблизительно, так как год издания на книге не указан, но цесарская привелегия, выданная автору, помечена 8 октября 1700 года.

Так везде и пишут: circa 1700. Первым русским, узнавшим о выходе в свет книги Корба, был князь П.А. Голицын, посланный в январе 1701 года в Вену «в должности министра и для примечания военных цесарских против француза движений». Голицын сейчас же отправил экземпляр сочинения в Москву к Ф.А. Головину, заведывавшему тогда иностранными делами, при письме, в котором жестоко обвинял почему-то посла Гвариента, как будто тот был автором книги: «таково поганца и ругателя на Московское государство не бывало; с приезду его сюда нас учинили Барбарами». Гвариент, который собирался в это время вторично ехать послом в Московию, сейчас же стал оправдываться в совершенно несправедливо возведенном на него обвинении и написал с этой целью ряд писем как Головину и Шафирову, так и самому Царю. Гвариент указывал, что, по его мнению, обижаться на такую книгу в сущности и не следовало бы, так как «в ней более похвального, кроме некоторых смехотворных и неверных описаний». Между тем Московское правительство все же настояло перед Венским двором на том, чтобы воспретить продажу книги и не дозволять ее нового издания. Это запрещение Дневника оказалось настолько злополучным, что, хотя вызванные появлением труда Корба треволнения давным давно улеглись, книга эта ни разу не была перепечатана впоследствии и считается теперь одной из библиографических редкостей. Между тем, по-видимому, экземпляры Дневника успели все-таки проникнуть в Россию и найти здесь распространение.