RARUS'S GALLERY

И совершенное в 1727, 28 и 29 годах под начальством флота Капитана 1-го ранга Витуса Беринга. С присовокуплением краткого биографического сведения о Капитане Беринге и бывших с ним офицерах. С. Петербург, при Императорской Академии Наук, 1823. [2], IV, 126, 1 скл. табл. – извлечение из журнала мичмана Чаплина и сходного с ним, но неполного, лейтенанта Чирикова и 1 скл. грав. карта от Берингова пролива до Камчатки, соч. Василием Берхом. Книга посвящена начальнику морского штаба А.В. Моллеру. В ц/к переплете эпохи с тиснением золотом на крышках и корешке. Золотая английская головка. На передней крышке- суперэкслибрис в виде официального герба российской империи. Оригинальные непечатные форзацы из мраморной бумаге. На листе перед шмуцем- автограф автора- издателя Василию Михайловичу Головнину (1776-1831): «Его Превосходительству,  Милостивому Государю Василию Михайловичу Головнину с глубочайшим почтением от издателя». На переднем форзаце присутствует экслибрис сына российского флотоводца и путешественника В.М. Головнина- Александра Васильевича Головнина (1821-1886), видного государственного деятеля России, единственного сына знаменитого адмирала. Формат переплета: 20х13 см

Библиографическое описание:

1. Соколов А.П. «Русская морская библиотека. 1701-1851». Исчисление и описание книг, рукописей и статей по морскому делу за 150 лет. Второе издание под редакцией В.К. Шульц с приложением портрета А.П. Соколова, библиографических статей, списка трудов, алфавитных указателей книг, рукописей и статей. Санкт-Петербург, 1883, № 160

2. [Пенкина З.М.] «Русская библиография морского дела за 1701-1882 год включительно». Специальный каталог русских книг по всем отраслям знаний, относящихся до морского дела, с двумя подробными алфавитными указателями. Издан комиссионером ученого и кораблестроительного отделений Морского министерства Н.Г. Мартыновым. Спб., 1885, № 1390

Берх, Василий Николаевич — русский писатель и историк, родился в Москве 18 мая 1781 года, умер 21 декабря 1834 г. в С.-Петербурге. Поступив в морской кадетский корпус, Берх в 1797 г. был произведен в гардемарины, а в 1799 г. выпущен мичманом. в балтийский флот и назначен в эскадру, посланную в помощь англичанам для освобождения Голландии от французов. После этой экспедиции Берх пробыл несколько месяцев в Англии и вполне овладел английским языком. В 1803 г. он получил предложение принять участие в первой русской кругосветной экспедиции на корабле Нева, под командою капитана Лисянского. Страстно любя путешествия, Берх с радостью принял это предложение.

Вернувшись в Россию в 1806 г., он получил чин лейтенанта и пенсию по 800 руб. в год. В 1808 году Берх представил составленную им карту русско-американских владений и за этот труд был награжден бриллиантовым перстнем. В 1809 г. болезнь заставила Берха отказаться от морской службы, и через год он уехал в Пермь советником казенной палаты. Вскоре после кругосветного плавания Берх выступил на литературное поприще. В 1807 г. он издал перевод английской книги Вита "Жизнь и деяния лорда Вискона Нельсона", в 1808 г. — "Путешествия по Северной Америке к Ледовитому морю и Тихому океану, совершенные господами Херном и Мякензием" (перевод с английского), а в 1809 г. перевел "Коран, или жизнь, характер и чувства Лаврентия Стерна"; в том же году Берх поместил ряд мелких статей и заметок в "Северном Меркурии". Отъезд в Пермь прервал литературную деятельность Берха на восемь лет. За это время он, ничего не печатая, собирал исторические материалы в Пермском крае, главным образом в Чердыни и Соликамске, куда ездил из Перми с ученою целью; впоследствии Берх опубликовал эти материалы в книге: "Путешествие в города Чердынь и Соликамск для изыскания исторических древностей" (СПб., 1821). Еще живя в Перми, Берх в 1817 г. издал в С.-Петербурге брошюру: "Описание несчастного кораблекрушения фрегата Российско-Американской компании Невы, последовавшего близ берегов Ново-Архангельского порта", а затем поместил в "Сыне Отечества" (1818—1820 гг.), "Благонамеренном" (1818 г.) и "Вестнике Европы" (1820 г.) ряд статей, преимущественно по истории географических открытий.

Литературная деятельность Берха стала особенно плодовитой с 1821 г., когда он снова перешел на службу в С.-Петербург, в адмиралтейский департамент, с прежним чином капитан-лейтенанта. Разбирая архив департамента, он нашел в нем богатейший материал по истории флота и занялся научной разработкой этого материала, не оставляя в то же время работ по истории географических открытий. В течение 20-х годов Берх издал отдельными книгами, кроме помянутого уже "Путешествия в Чердынь и Соликамск", еще следующие труды: "Древние государственные грамоты, наказные памяти и челобитные" (из пермских же архивов; СПб. 1821); "Хронологическая история всех путешествий в северные полярные страны" (2 ч., СПб., 1821—23); "Хронологическая история открытия Алеутских островов или подвиги российского купечества" (СПб. 1823); "Первое морское путешествие Россиян" (Беринга; СПб. 1823); "Взгляд на историю Великобританского флота" (СПб. 1828); "Собрание писем Императора Петра І к разным лицам, с ответами на оныя" (4 ч., СПб., 1829—30). В последней книге Берху принадлежат только примечания и указатель, самые же письма были собраны адмиралом А. И. Нагаевым и изданы Берхом по копиям Нагаева, без сверки с оригиналами и не без искажений текста. Есть сведения, что обилие изданий Берха за 1821—1823 гг. объясняется материальной и нравственной поддержкой, оказанной ему гр. Н. П. Румянцевым. В то же время Берх продолжал сотрудничать в различных журналах, помещая географические статьи в "Сыне Отечества" (1821, 1822 и 1829 гг.), "Северном Архиве" (1822, 1823, 1825, 1826 гг.), "Новостях литературы" (1822 и 1823 гг.), "Русском Инвалиде" (1823 г.), "Записках, изд. Адмиралтейским Департаментом"(1824—1827 гг.), "Московском телеграфе" (1825, 1826, 1828 гг.), "Горном Журнале" (1826, 1828 гг.), "Северной Пчеле" (1828 г.) и "Славянине" (1828 и 1830 гг.). Назначенный, по Высочайшему повелению, в 1828 г. к продолжению истории русского флота, Берх в последние годы жизни печатал "Жизнеописания первых российских адмиралов или опыт истории российского флота" (4 ч., СПб., 1831, 33, 34 и 36 гг.), основанные на архивном материале адмиралтейского департамента, и издал три книги по истории России в XVII в.: "Царствование царя Алексея Михайловича" 2 ч., СПб. 1831 г. "Царствование царя Михаила Федоровича и взгляд на междуцарствие" (2 ч., СПб., 1832) и "Царствование царя Феодора Алексеевича и история первого стрелецкого бунта" (2 ч., СПб., 1834).

Последние три труда основаны на случайном материале и далеки от полноты и точности истинно научных исследований; кроме того, стремление автора к внешней занимательности изложения не сопровождается ясным пониманием эпохи и характера исторических деятелей. В журналах 30-х годов ("Сыне Отечества" за 1831 г. и "Русском Инвалиде" за 1831, 1832, 1834 и 1836 гг.) помещено несколько статей Берха, находящихся в связи с работами по "Жизнеописаниям адмиралов". В общем, Берх напечатал в разных журналах за разные годы 81 статью, из коих некоторые выходили потом отдельными оттисками. Кроме того, после него осталась в рукописи "История географических открытий Россиян", отрывки из которой он помещал в периодических изданиях. Наконец, Берх принимал участие в "Энциклопедическом Лексиконе" Плюшара. Берх был членом королевского Копенгагенского общества северных древностей, горного ученого комитета, Вольного Общества любителей словесности, наук и художеств и Вольного Общества любителей российской словесности. Движение Берха по службе после возвращения в Петербург было следующее: в 1823 г. он был избран почетным членом адмиралтейского департамента, в 1827 г. — почетным членом ученого комитета морского штаба, произведен в подполковники корпуса флотских штурманов и назначен начальником отделения в гидрографическое депо, а 6 декабря 1830 г. произведен в полковники. Кроме того, он участвовал в различных комиссиях: о составлении общего тарифа (1822 г.), по рассмотрению проектов о телеграфах и пр. За труды свои по истории флота и по ХVIІ веку Берх неоднократно удостаивался Высочайших ценных подарков.

Грандиозное географическое предприятие, осуществленное русскими людьми — мореплавателями и учеными — в XVIII в., известное в свое время под названием Большой Северной или Второй Камчатской, или Второй Беринговой, или Первой Академической экспедиции, а затем под общим названием Великой Северной экспедиции, навсегда прославило имена его участников и руководителей, в первую очередь капитан-командора Витуса Ионссена Беринга и капитан-командора Алексея Ильича Чирикова. Задуманное как единая комплексная экспедиция по исследованию морей и побережий от Архангельска и западных границ Северного Ледовитого океана до Аляски на северо-востоке Тихого океана, до Кореи и Японии на юге, оно фактически представляло собой две действовавшие одновременно самостоятельные экспедиции. Одной из них была собственно Северная экспедиция, отряды которой занимались изучением северного побережья страны, другой — Вторая Камчатская экспедиция, отряды которой открыли морской путь из Охотска в Корею и Японию, завершили открытие всех Курильских островов, исследовали Камчатку, открыли Командорские острова, Алеутский архипелаг и северо-западное побережье Америки. Каждая из этих экспедиций была огромной по замыслу, масштабам и результатам исследований. Объединенные временем действия и единством цели, они по заслугам заняли место в мировой истории как географическое предприятие, не имевшее себе равных. Это было прежде всего колоссальное научное исследование, намного превосходившее все, что могло казаться осуществимым в такой короткий срок, на таком громадном пространстве и с такими несовершенными техническими средствами, какими мог располагать исследователь в первой половине XVIII в. Наконец, это было важнейшее государственное мероприятие, целью которого являлось точное определение северных и восточных границ страны, поиски морских путей в Японию и Америку, создание правильной географической карты и навигационная подготовка будущей трассы Северного морского пути. Успех обеих экспедиций стал возможен благодаря двум главным факторам. Первый из них — предшествовавшие экспедициям на протяжении ряда веков походы русских мореплавателей-поморов, проложивших путь среди льдов вдоль северных берегов Европы и Азии на восток и через северную часть Тихого океана к Анадырю, Камчатке, Шантар-ским и Курильским островам, к устью Амура; второй — создание русского военно-морского флота, кадры которого оказались в состоянии решить задачи, возложенные на обе экспедиции. В одном из своих решений Адмиралтейств-коллегия специально напомнила участникам экспедиций об опыте русских землепроходцев и мореплавателей-поморов — первых разведчиков Северного морского пути из Белого моря на восток и первых мореплавателей в северной части Тихого океана: «... Когда из давних лет не знающими навигации людьми и почитай погибельными судами, — ибо, по известию, на иных парусы из оленьих кож, а снасти из ремней и шиты доски ремнями, а якори деревянные с навязанными каменьями были, а походы морем бывали, то уже искусным в навигации и в практике служителям, на морских судах, которые перед оными (т. е. перед ночами опытовщиков) к мореплаванию безопасны суть и удовольствованы такелажем, парусами и протчими припасами надежными, надлежит вящую ревность к службе... оказать». Пример, следовать которому Адмиралтейств-коллегия призывала моряков, поистине был героическим. Память о нем жила в нашем народе вместе с именами отважных опытовщиков Москвитина, Реброва, Пояркова, Дежнева и других уроженцев русского Поморья, Мезени, Великого Устюга, преодолевших неслыханные трудности и разгадавших одну из величайших географических тайн. Это они в течение первой половины XVII в. разведали и прошли Северный морской путь на всем протяжении от пролива Югорский Шар до Берингова пролива и северную часть Тихого океана от мыса Дежнева до устья Амура. Мысль о научном завершении и государственном закреплении трудов землепроходцев на всем пространстве исследований зародилась в то время, когда в русском флоте появились люди, в достаточной степени подготовленные к столь важному и нелегкому делу. Начатое Петром I строительство кораблей в Архангельске вызвало необходимость дальних плаваний русского флота из Белого моря на Балтику вокруг Скандинавии. В этих походах получило морскую практику большинство участников Великой Северной экспедиции, задуманной дальновидным Петром незадолго до смерти и осуществленной лучшими людьми тогдашнего флота — славной плеядой «птенцов гнезда Петрова». Мысль была правильна и вполне отвечала интересам страны, однако, прежде чем предпринимать подобную экспедицию, следовало убедиться в существовании выхода из Ледовитого океана в Тихий. Дело в том, что пренебрежение правящих кругов допетровской Руси к мореходству и открытиям поморов привело в конце концов к печальным последствиям. Документы о плаваниях и открытиях были рассеяны по канцеляриям сибирских воевод, а в Москве и Петербурге позабыли, что значившийся на картах загадочный Анианский пролив между Азией и Америкой давным-давно пройден русскими опытовщиками. В то время как зарубежные географы оспаривали самое существование пролива, челобитная С. И. Дежнева с извещением о плавании через пролив лежала под спудом казачьих «отписок» в Якутском архиве. Русские люди всегда отличались отвагой и любовью к морю. Выращенные Петром кадры моряков дали миру новых Колумбов. Плавание геодезистов Лужина и Евреинова вдоль Курильской гряды, плавание Беринга и Чирикова, а вслед за ним плавание подштурмана Федорова и геодезиста Гвоздева к проливу между Азией и Америкой, походы через Охотское море в Японию, через Тихий океан из Камчатки в Америку-— вот летопись героических дел, совершенных русскими людьми в первой половине XVIII в. Венцом их были Большая Северная и Вторая Камчатская экспедиции. Впервые мысль о возможности плавания сквозь льды на восток подал Петру I в 1713 г. в своей «Пропозиции» Федор Салтыков. Эту же мысль повторил Петру его советник по флотским делам капитан-лейтенант Ф. И. Соймонов, просвещенный моряк, немало сделавший для развития отечественного мореплавания, в частности на Тихом океане. Летом 1722 г., в дни персидского похода на привале в Казани, где зашел разговор о богатствах Камчатки, Шантарских и Курильских островов, открытых казаками, Соймонов посоветовал Петру: «—А как вашему величеству известно, сибирские восточные места и особливо Камчатка от всех тех мест и филиппинских и нипонских островов до самой Америки по западному берегу не в дальнем расстоянии найтиться можно. И потому много б способнее и безубыточнее российским мореплавателям до тех мест доходить возможно было против того, сколько ныне европейцы почти целые полкруга обходить принуждены». Карты северной части Тихого океана, составленные в странах Западной Европы, изобиловали нелепостями. Например, Курильская гряда упиралась в мифические земли Компании и Штатов. Между ними и мысом Мендосино в Калифорнии была изображена так называемая «Земля Гамы» — остров несметных сокровищ, якобы открытый в 1643 г. никому неведомым мореплавателем Жуаном да Гама и положенный на карту моряками голландского брига «Кастрикум». И вот спустя семьдесят три года после похода Дежнева все началось сызнова. Петр сам занялся подбором людей, которым предстояли поиски пролива. По свидетельству А. К Нартова, бывшего при Петре дворцовым (придворным) «механиком и токарного искусства учителем», решение об экспедиции было принято при следующих обстоятельствах: «... Петр Великий, за несколько недель до смерти, сочинил и написал собственною рукою наказ Камчатской экспедиции, которая долженствовала проведывать и отыскивать мореходством того, не соединяется ли Азия к северо-востоку с Америкою, отдал оный наказ генерал-адмиралу Апраксину. Призванному к себе генерал-адмиралу, вручив, говорил следующее: «Худое здоровье заставило меня сидеть дома; я вспомнил на сих днях то, о чем мыслил давно и что другие дела предпринять мешали, то есть о дороге через Ледовитое море в Китай и Индию. На сей морской карте проложенной путь, называемый Аниан, проложен не напрасно. В последнем путешествии моем в разговорах слышал я от ученых людей, что такое обретение возможно. Оградя отечество безопасностью от неприятеля, надлежит стараться находить славу государству через искусства и науки. Не будем ли мы в исследовании такого пути счастливее голландцев и англичан, которые многократно покушались обыскивать берегов американских? О сем то написал инструкцию; распоряжение же сего поручаю, Федор Матвеевич, за болезнию моею, твоему попечению, дабы по сим пунктам, до кого сие принадлежит, исполнено было». Инструкция, о которой говорил Петр, была написана им 23 декабря 1724 г., за пять недель до смерти. Она гласила:

«1. Надлежит на Камчатке или в другом тамож месте сделать один или два бота с палубами.

2. На оных ботах возле земли, которая идет на норд, и по чаянию (понеже оной конца не знают) кажется, что та земля часть Америки.

3. И для того искать, где оная сошлась с Америкой; и чтоб доехать до какого города Европейских владений, или ежели увидят какой корабль Европейской, проведать от него, как оной кюст (берег) называют и взять на письме, и самим побывать на берегу, и взять подлинную ведомость, и посгавя на карту, приезжать сюды».

Начальником экспедиции Петр I назначил В. И. Беринга, а его вторым помощником А. И. Чирикова. Биографии и судьбы этих людей необычайно ярко характеризуют не только личные качества обоих мореплавателей, но и борьбу двух направлений, сыгравшую знаменательную роль в истории русского флота: преклонение перед утверждениями западноевропейских картографов и отрицание их. Капитан-командор Витус Ионссен Беринг (Иван Иванович, как называли его моряки), уроженец датского города Виборга, провел юность в океанских плаваниях на кораблях Ост-Индской компании. Службу в русском флоте он начал двадцатичетырехлетним унтер-лейтенантом в 1704 г., участвовал в Азовском походе Петра I, в победных баталиях на Балтике, был на хорошем счету за отличное знание морского дела, исполнительность и честность. Не раз в течение долгой Северной войны Беринг выполнял специальные поручения Петра (например, провел из Копенгагена в Кронштадт корабль «Перл», а из Белого моря в Ревель вокруг Скандинавии — корабль «Селафаил», построенный на Архангельской верфи). В начале 1724 г. Беринг вышел в отставку, но уже в конце года по специальному указанию Петра. I вновь был принят на флот. Петр I лично включил Беринга в число капитанов, которым предстояло вести первые корабли под русским флагом вокруг Европы из портов Азовского моря на Балтику, а затем утвердил его командиром крупнейшего тогда в русском флоте боевого судна — девяностапушечного корабля «Лесное». Во исполнение предсмертной воли Петра Беринг возглавил Первую Камчатскую экспедицию. Воспитанник Морской Академии, лучший ученик ее первого выпуска, в составе которого значились такие известные впоследствии офицеры русского флота, как С. Малыгин, А. Нагаев, Д. Лаптев и другие, Алексей Ильич Чириков при выпуске был произведен по распоряжению Петра I, присутствовавшего на экзаменах, сразу в унтер-лейтенанты (второй офицерский чин тогдашнего флота). После трех лет практического плавания на кораблях Балтийского флота он вернулся обратно в Морскую Академию, но уже в качестве преподавателя, — таково было решение Адмиралтейств-коллегии. «Сентября 18, 1742 года, по доношению лейб-гвардии капитана Козинскаго, в Кронштадт к командующему флагману послать указ, которым велеть морского флота унтер-лейтенантов Алексея Чирикова и Алексея Нагаева для определения в Академию, к обучению гардемарин, прислать в Коллегию без умедления». Об успехах Чирикова на педагогическом поприще говорит постановление Адмиралтейств-коллегии о производстве, которое утвердил Петр I незадолго до назначения Чирикова в Первую Камчатскую экспедицию. Представляя Петру свое решение о внеочередном присвоении Чирикову звания лейтенанта, Адмиралтейств-коллегия указывала на педагогические способности Чирикова и отличное знание им теории военно-морского дела. В частности, в постановлении Адмиралтейств-коллегии были приведены отзывы авторитетных на флоте офицеров — контр-адмирала Сандерса и гвардии капитана Козинского. Оба офицера считали Чирикова лучшим воспитателем будущих командиров флота. Эти отзывы и постановление Адмиралтейств-коллегии снова обратили внимание Петра I на талантливого моряка и сыграли немаловажную роль при обсуждении кандидатур офицеров, намечавшихся в Первую Камчатскую экспедицию. Отвечая Петру на его вопросы в связи с организацией исторического похода, Адмиралтейств-коллегия рекомендовала назначить Чирикова помощником начальника экспедиции. Всей своей жизнью Алексей Ильич Чириков доказал, что Адмиралтейств-коллегия не ошиблась, направив его на тернистую дорогу моряка-исследователя. С 1725 г. почти до самой смерти деятельность Чирикова была посвящена решению государственной проблемы отыскания и освоения морских путей у дальневосточных границ нашей страны. Назначенный с одобрения Петра в Первую Камчатскую экспедицию вторым помощником Беринга (первым считался Шпанберг — человек в русском флоте случайный и ничем, кроме жестокого обращения с подчиненными, не выделявшийся), Чириков в самый решительный момент экспедиции проявил себя как истинный исследователь и верный долгу исполнительный морской офицер. Первая Камчатская экспедиция продолжалась пять лет, но морской поход в поисках пролива длился всего полтора месяца; остальное время заняли подготовительные мероприятия: строительство кораблей, заготовка провианта и строительных материалов, путешествие из Петербурга на Камчатку и обратно. Выйдя 13 июля 1728 г. из Нижне-Камчатска на боте «Св. архангел Гавриил», построенном участниками экспедиции, Беринг взял курс на север через море, названное впоследствии Беринговым. 29 июля бот прошел устье Анадыря, на следующий день он достиг бухты, которую моряки назвали заливом Креста, а еще через пять суток бросил якорь на рейде бухты Преображения. Там экспедиция пополнила запас пресной воды. Продолжая затем плавание к северу вдоль материка, 10 августа Беринг открыл новый остров и назвал его островом Лаврентия. Спустя еще сутки бот благополучно обогнул Чукотский нос и вошел в Чукотское море. В хорошую погоду с корабля, находящегося у мыса Дежнева, можно видеть противоположный берег—вершины гор на американском материке; однако на этот раз туман не позволил участникам экспедиции убедиться в том, что они достигли пролива и даже проникли к северу от него. 13 августа 1728 г., когда бот Первой Камчатской экспедиции достиг 65°30´северной широты, т. е. фактически прошел пролив между материками и находился уже в Чукотском море, о чем моряки не знали, ибо из-за тумана не видели противоположного (американского) берега пролива, Беринг усомнился в целесообразности дальнейшего пути на север. Решив повернуть обратно к Камчатке, он предложил обоим помощникам представить ему в письменном виде свои соображения. Шпанбергу было все равно. Чужой для русского флота человек, совершенно равнодушный к исторической дели экспедиции, он посоветовал возвратиться на Камчатку. Иное высказал Чириков. Письменное предложение, врученное им Берингу и внесенное мичманом Чаплиным в путевой журнал экспедиции, гласило: «Понеже известия не имеется, до которого градуса ширины из Северного моря у восточного берега Азии от знаемых народов европейских жители бывали; и по оному не можем достоверно знать о разделении морем Азии с Америкою, ежели не дойдем до устья реки Колымы или до льдов, — понеже известно, что в Северном море всегда ходят льды, — того ради надлежит нам непременно, по силе данного... указа, подле земли итти, ежели не воспрепятствуют льды или не отыдет берег на запад, к устью реки Колымы, до мест, показанных в означенном указе, а ежели земля будет наклоняться еще к норду, то надлежит по 25 числе сего настоящего месяца в здешних местах искать гавани, где бы можно было зимовать...» Этот документ великолепно характеризует еще совсем молодого Чириков а как здравомыслящего', рассудительного мореплавателя-исследователя, как человека долга, готового ради достижения цели преодолеть любые трудности. Беринг отверг предложение дальновидного лейтенанта, и это сыграло огромную роль в дальнейшей судьбе обоих мореплавателей. Содержание «Юрнала бытности» (экспедиционного дневника) стало известно Адмиралтейств-коллегии, которая признала предложение, внесенное Чириковым, правильным, а возвращение экспедиции без достоверных доказательств существования пролива — ошибкой ее начальника. Тем более, что в 1726 г. (т. е. когда экспедиция находилась в пути) в Петербурге видели карту, которую доставил казацкий голова Афанасий Шестаков, приехавший из Якутска. На карте Шестакова была обозначена «Большая Земля», лежавшая на восток от Чукотки. Естественно, что Адмиралтейств-коллегия ожидала от Первой Камчатской экспедиции не только подтверждения сведений, доставленных Шестаковым, но и обстоятельного доклада о «Большой Земле». И вдруг Беринг не оправдал ожиданий. Он не только не нашел пролива между материками, но и отрицал (без всяких оснований, ибо он прошел пролив в тумане) само существование «Большой Земли» на востоке от Чукотки. В «Юрнале бытности» было приведено официальное заключение, сделанное начальником экспедиции: «...К Чукоцкому или Восточному углу земли никакой не подошло». Все это навлекло на Беринга немало справедливых нареканий и еще более укрепило мнение Адмиралтейств-коллегии о Чирикове, как о человеке, на исполнительность которого можно рассчитывать в самых важных поручениях. Та же самая неудача постигла экспедицию на обратном пути: снова туман помешал морякам увидеть противоположный берег пролива. 20 августа участники экспедиции открыли в проливе остров и дали ему название острова Диомида (впоследствии выяснилось, что это не один, а два острова, известные теперь под двойным названием — острова Гвоздева или Крузенштерна и Ратманова). 2 сентября 1728 г. бот вернулся на Камчатку. Оттуда, после зимовки, экспедиция снова вышла в море на восток на поиски земли, о которой моряки слышали от жителей Камчатки, однако из-за встречного ветра и тумана вынуждена была изменить курс на обратный, обогнуть Камчатку и пойти в Охотск. Результаты Первой Камчатской экспедиции были не столько в том, что она фактически открыла, сколько в том, что она наметила на будущее. Это грандиозное будущее предрешали выводы, сделанные Берингом в итоге наблюдений в Сибири и на Дальнем Востоке: «Понеже выведывая изобрел я, что далее оста, то море (ныне Берингово) волнами ниже подымается, також и на берег острова, именуемого Карагинской, великой сосновой лес, которого в Камчатской земле не растет, выбросило; и для того признаваю я, что Америка, или иныя, между оной лежащие земли, не очень далеко от Камчатки... Не без пользы было, чтоб Охотской или Камчатской водяной проход, до устья реки Амура и далее, до Японских островов, выведывать... Ежели за благо разсуждено будет, северные земли или берег от Сибири, а именно от реки Оби до Енисея, а оттуда до реки Лены, к устьям оных рек можно свободно и на ботах или сухим путем выведывать...». Возвратившись в 1730 г. в Петербург, Беринг представил Адмиралтейств-коллегии проект организации новой экспедиции, в котором повторил предложение Салтыкова и Соймонова о сквозном плавании через льды на восток. Проект был озаглавлен: «О мерах к устройству Охотского края и Камчатки, о проведывании пути к Америке и Японии для учреждения с оными странами торговли, и о проведывании северного берега Российской империи между Обью и Леной». По сути Беринг лишь развил мысль Салтыкова, подкрепив ее выводами из своих наблюдений. Через два с половиной года проект был одобрен, однако окончательный план экспедиции существенно отличался от проекта, предложенного Берингом. То, что предложил Беринг, было зерном, из которого передовые люди того времени вырастили колос — Большую Северную экспедицию и в дальнейшем отпочковавшуюся от неё Вторую Камчатскую экспедицию. Разработанный с помощью старшего секретаря сената И. К. Кириллова — автора первого атласа России, и тогдашнего президента Адмиралтейств-коллегии Н. Ф. Головина — весьма просвещенного моряка, план новой экспедиции оказался поистине грандиозным. Круг задач, возложенных на экспедицию, был расширен до пределов возможного в то время: ей поручалось не только найти морской путь из Камчатки в Америку, из Охотска в Японию, из Оби в Лену, но определить и нанести на карту государственные границы на севере и северо-востоке России — от Белого моря до Японского. Вместо постройки двух судов, как предлагал Беринг, Сенат разрешил построить десять-двенадцать кораблей, предписал Академии наук включить в состав экспедиции своих представителей, предложил Адмиралтейств-коллегии назначить командирами экспедиционных отрядов лучших офицеров, вышедших из Морской Академии, и объявил экспедицию секретной. Руководителям ее, на случай встречи с иностранцами, было приказано: «... И содержать... их (инструкции) в секрете, и особливо во время вояжа во охранении. А для публичного показания Берингу и Чирикову, которые поедут к Америке, Шпанбергу до Японии и на ту шлюбку, коя из Лены к востоку и к Камчатке следовать будет, из той же коллегии дать особые инструкции, в которых объявить, что по требованиям и желанию, как Санктпетербургской, так Парижской и иных Академий, блаженные и вечнодостойные памяти император Петр Великий, для куриозите, посылал осведомиться от своих берегов, сходятся ль берега американские с берегами Азии, но тогда, оное в действие не произошло...». 28 декабря 1732 г. по специальному указу, подтверждавшему, что «действительно к славе Российской империи отправлена быть может», новая экспедиция начала свое существование. Руководство Большой Северной экспедицией, а затем отпочковавшейся от нее Второй Камчатской экспедицией было поручено тем же мореплавателям, которые возглавляли Первую Камчатскую экспедицию, — капитан-командору В. И. Берингу и капитану (впоследствии капитан-командору) А. И. Чирикову. К началу Большой Северной экспедиции Беринг имел за плечами почти тридцатилетний стаж службы в русском флоте. Выводы из наблюдений, сделанные им в годы первого путешествия на Дальний Восток и обобщенные в докладных записках Адмиралтейств-коллегии и Сенату, показывают капитан-командора Беринга человеком, верным петровской традиции: «Оградя отечество безопасностью от неприятеля, надлежит стараться находить славу государству через искусства и науки». Проект, представленный Берингом, не ограничивал вновь задуманную экспедицию рамками морского' плавания. Однако осуществление задач, поставленных перед Большой Северной экспедицией, оказалось не под силу автору проекта. Не столько из-за преклонного возраста мореплавателя и трудностей, возникавших на каждом шагу (и в период подготовки экспедиции и во время похода), сколько из-за нерешительности и административной неспособности , Беринга и, самое главное, из-за неумения его освободиться от слепой веры в непогрешимость западноевропейских картографов. К счастью, большинство моряков русского флота, в первую очередь участники экспедиции, получившие воспитание в Морской Академии в Петербурге или в свое время в Московской навигацкой школе, не разделяли точку зрения Беринга. К числу таких передовых людей, взявших из меркаторской «Космографии» только полезное, принадлежал Алексей Ильич Чириков, назначенный товарищем, т. е. правомочным заместителем Беринга по руководству экспедицией и командиром одного из двух кораблей, предназначенных для плавания к Америке. Вскоре после завершения работ Первой Камчатской экспедиции Чириков был произведен в капитан-лейтенанты и назначен командиром придворной яхты. Сам этот факт свидетельствует о том, что репутация Чирикова, как опытного морского офицера, была безупречной: должность командира придворной яхты считалась весьма почетной. Впрочем, вряд ли Чириков разделял такое мнение о своей службе при дворе, ибо известно его личное ходатайство о командировке в Казань. Известно также, что такая командировка была ему предоставлена и что он выехал в Казань на заготовки строительного леса для Адмиралтейства в июле 1732 г. Ясно, что Чириков сознательно уклонялся от придворной карьеры. Спустя семь месяцев командировка была отменена. Адмиралтейств-коллегия неожиданно для Чирикова срочно вызвала его в Петербург для обсуждения плана новой экспедиции в связи с тем, что Сенат, желая застраховаться от ошибок, вроде той, какую допустил Беринг в Первой Камчатской экспедиции, поручил Адмиралтейств-коллегии «определить в товарищи ему доброго моряка из русских». Прежде чем окончательно остановить свой выбор на Чирикове, Адмиралтейств-коллегия заслушала его мнение о плане экспедиции. Чириков категорически возражал против курсов, предложенных Берингом для плавания от Камчатки на поиски Америки. Район плавания кораблей в тех широтах был определен Берингом без учета реальных возможностей. Беринг предлагал искать Америку или на юго-востоке или к северу от 67° северной широты. Чириков пояснил, что идти курсом на юго-восток нет смысла, поскольку побережье Мексиканской провинции уже открыто, а направляться « Америке в район 67° и выше — значит дублировать действия того отряда экспедиции, которому поручено следовать из устья Лены на восток и обогнуть Чукотский нос с запада. Справедливо указав на то, что расстояние между курсами одолеть за время одной навигации невозможно, Чириков предложил ограничить район поисков северо-западных берегов американского материка плаванием на восток в пределах 50—65° северной широты. Поправка была принципиальной. Адмиралтейств-коллегия и Сенат приняли ее и внесли в обязательную инструкцию для экспедиции вместе с двумя другими, столь же существенными предложениями Чирикова. «Для плавания в Северном море тому офицеру, которому назначен участок от Лены к востоку, кругом Чукотского носа, вместо дубель-шлюпки построить палубный бот, и в первое лето назначить ему дойти только до Колымского устья и завезти туда провиант; Пакетботы для плавания к Америке построить в Охотске, ежели там сыщется годный лес, а не в Камчатке». Важность обоих этих предложений также несомненна. Они были продиктованы желанием гарантировать полный успех гигантского географического предприятия. Приняв все поправки, предложенные Чириковым (в том числе и к способам доставки в Охотск провианта и материалов), Адмиралтейств-коллегия единогласно избрала Чирикова равноправным товарищем Беринга по экспедиции, «...понеже в бывшую сибирскую экспедицию под командою капитан-командора Беринга посылаем был он, Чириков, о котором, как чрез рекомендацию помянутого Беринга, также и коллегия сама известна, что он в службе показывал себя тщательным и исправным, как надлежит искусному морскому офицеру. Ныне при назначенной вновь Камчатской экспедиции коллегия Сенату мнение приносила, дабы его, Чирикова, паки во оную экспедицию отправить, утверждаясь на нем по искусству его не без надежды в той экспедиции доброго плода, чего ради он в общий совет во всех отправлениях с капитан-командором Берингом сообщен». Это назначение доказывает, что Адмиралтейств-коллегия и Сенат во всех отношениях доверяли Чирикову и на его исполнительность полагались больше, чем на исполнительность Беринга. Почти одновременно с присвоением Берингу звания капитан-командора Чириков был произведен в капитаны, опять-таки «не по старшинству, а по знанию и достоинству», и, кроме того, получил «старшинство перед произведенными по штатам» (то есть в списке капитанов). Под стать Чирикову были и остальные участники обеих экспедиций, назначенные начальниками отрядов и штурманами. Лейтенант Степан Малыгин, товарищ Чирикова по Академии, известный не только своим участием в экспедиции, но и теоретическими работами в области морского искусства; лейтенанты Дмитрий Овцын, Дмитрий и Харитон Лаптевы, Петр Ласиниус и Василий Прончищев, штурманы Семен Челюскин, Иван Елагин, Матвей Петров, Федор Минин, Дмитрий Стерлегов и многие другие участники экспедиции — все эти люди, настоящие моряки-ученые, самоотверженно выполнили свой долг; их имена и труды навечно вошли в историю нашей страны и отечественного флота, в историю географических и этнографических открытий мирового значения. Великая Северная экспедиция в момент ее организации состояла из трех групп. В первую группу входили так называемые северные отряды (они фактически и представляли собой Большую Северную экспедицию), занимавшиеся составлением описи побережий Белого моря и Ледовитого океана; таких отрядов было четыре. Вторая группа возглавлялась членами Академии наук Гмелиным и Миллером и имела своих представителей на кораблях обоих отрядов Второй Камчатской экспедиции, на Камчатке, в Охотске, Якутске. Наконец, третья группа, получившая самостоятельное значение и название Второй Камчатской экспедиции, состояла из двух отрядов — северного и южного тихоокеанских. Первым из них непосредственно командовали Беринг и Чириков. Северный отряд имел задание найти путь через океан к северо-западному побережью американского материка, южный отряд предназначался для поисков морского пути из Охотска в Японию (который и был открыт моряками этих кораблей благодаря навигационному мастерству штурмана Матвея Петрова). Деятельность всех сотрудников академического отряда, как называлась группа ученых, прикомандированных к экспедициям, и особенно молодых русских исследователей, числившихся в академическом отряде (студентов Московской навигацкой школы, впоследствии действительных членов Академии наук С. Крашенинникова и А. Красильникова, научных сотрудников экспедиции Ф. Попова, А. Третьякова, Л. Иванова, А. Горланова, рудознатцев (геологов) Д. Одинцова, 3. Медведева и других) принесла огромную пользу науке. Изыскания, предпринятые сотрудниками академического отряда в сибирских архивах, привели к неожиданному открытию челобитной С. И. Дежнева, которая стала неоспоримым доказательством того, что пролив между материками Азии и Америки впервые пройден русскими людьми еще в 1648 г. Всесторонние научные исследования в Сибири, на Крайнем Севере и на Камчатке, в плаваниях к Японии и к Северной Америке были во многом заслугой ученых — сотрудников академического отряда, принимавших участие в походах экспедиционных кораблей. Однако даже в тех местах, где не сумели побывать представители академического отряда, научные наблюдения не были исключены. Их вели моряки отрядов, занимавшихся описанием побережий Северного морского пути. Например, отряд лейтенанта Малыгина производил опись берега между устьями Печоры и Оби, отряд лейтенанта Овцына — от Оби до Енисея, отряд штурмана Минина и подштурмана Стерлегова — от Енисея до Таймыра, отряд лейтенанта Прончищева и подштурмана Челюскина (после смерти Прончищева отрядом командовал лейтенант Харитон Лаптев) — от устья Лены на запад до Таймыра, отряд лейтенанта Ласиниуса — от устья Лены на восток до Колымы. После смерти Ласиниуса отряд принял лейтенант Дмитрий Лаптев, который не только исследовал участок побережья между Леной и Колымой, но и пошел дальше, вплоть до Большого Баранова мыса (в Восточно-Сибирском море) и далее по суше до Анадыря. На утлых дубель-шлюпках, построенных самими участниками экспедиции, пешком и на собачьих упряжках, под незаходящим солнцем арктического лета, когда блеск льдов вызывает мучительную снежную слепоту, и в полярную ночь, озаренную лишь слабыми сполохами северного сияния, в пургу и зимнюю стужу, через болотистую тундру и тучи гнуса, через таежный бурелом и торосистые ледяные поля прокладывали себе путь отряды экспедиции между Архангельском и Юшаром, между Обской губой и устьем Енисея, между Туруханском и Таймыром, от ленской дельты до колымского бара, от гранитных террас Чукотского полуострова до Анадыря. Жесточайшие лишения сопровождали моряков. Помощи ждать было неоткуда. Тысячи километров бездорожья отделяли отряды от Адмиралтейств-коллегии. Многие моряки умерли от цинги, однако ничто не сломило оставшихся в живых. Каждый из них с честью выполнил свой долг. Геодезист Чекин и его спутники (два матроса из ленско-енисейского отряда лейтенанта Харитона Лаптева), посланные для описи берега между устьями рек Хатанги и Таймыры, проникли по морскому льду за 75° северной широты и только после того, как заболели снежной слепотой, почти ничего не видя, ощупью возвратились в бухту, где стояло зажатое льдами их судно. Тридцать семь человек из ленско-колымского отряда, в том числе первый начальник отряда лейтенант Петр Ласиниус, погибли во льдах от цинги. Лишь девять моряков вернулись в Якутск. Первый начальник ленско-енисейского отряда лейтенант Василий Прончищев, совершенно больной руководил походом дубель-шлюпки «Якутск». Цинга сразила Прончищева и его жену, первую женщину — участницу арктического плавания. Тогда командование (временно, до приезда нового начальника отряда лейтенанта Харитона Лаптева) принял подштурман Семен Челюскин. Подробная опись побережий Ледовитого океана, астрономические определения важнейших пунктов Крайнего Севера трех материков — Европы, Азии и Америки, метеорологические наблюдения, этнографические исследования, ценнейшие открытия в области географии и геологии Сибири, Камчатки, Курильских островов, открытие Алеутских островов и северо-западных берегов американского материка, наконец, завершение десятилетнего героического труда — первого исследования будущей трассы сквозных походов по Северному морскому пути, — вот перечень важнейших дел, совершенных учеными и моряками — участниками Большой Северной и Второй Камчатской экспедиций. Вторая Камчатская экспедиция, которой были поручены поиски северо-западного побережья Америки, четыре года добиралась от Петербурга до Охотска через сибирское бездорожье и таежные дебри. Еще четыре года ушли на строительство экспедиционных кораблей-пакетботов, годных для плавания по океану. На плечи моряков легло все, что называлось подготовкой к плаванию: мучительные переходы из Якутска в Охотск через тайгу с провиантом и материалами для экспедиции, отковка корабельных частей, выварка смолы и соли, сплав по реке Охоте бревен для постройки бараков и пакетботов и, что более всего осложняло подготовку похода, непрестанные недоразумения с местными якутскими и охотскими властями, не понимавшими великих целей экспедиции и всячески препятствовавшими ей. Так, в результате злобного противодействия походу со стороны начальника Охотского порта Скорнякова-Писарева, человека образованного (был в свое время директором Морской Академии), но опустившегося после ссылки, моряки отправились в плавание с негодным провиантом: попорченной солониной и прогорклыми сухарями. За восемь долгих лет подготовки исторического похода четко выявились качества обоих руководителей экспедиции. Морякам стало ясно, что Берингу не под силу не только руководство Большой Северной экспедицией (да и как мог практически руководить ее отрядами, разбросанными на всем пространстве Северного морского пути, даже самый искусный организатор той эпохи, пусть с непреклонной волей и железными нервами, но сидя в Якутске, а затем в Охотске и на Камчатке!), не под силу Берингу было и руководство двумя тихоокеанскими отрядами, которые составляли Вторую Камчатскую экспедицию. Деятельность его, как начальника, вызывала и нарекания моряков и недовольство Адмиралтейств-коллегии. Последняя слала капитан-командору выговор за выговором, стыдила его за медлительность, грозила понизить чином, лишила прибавочного жалованья. Дошло до того, что Чи-рикову официально было поручено разбирательство жалоб на Беринга, — такое количество их накопилось за годы пребывания экспедиции в Якутске и в Охотске. Причина недовольства Берингом и снизу и сверху заключалась в его нерешительности. Эта пагубная для исследователя нерешительность доставила немало неприятностей капитан-командору в Первой Камчатской экспедиции и сыграла роковую роль в его дальнейшей судьбе. Истинная трагедия Беринга была не в том, что он вообще шел на поводу у обстоятельств, а в том, что неизменно подчинялся только тем из них, которые противоречили здравому смыслу. В этом моряки окончательно убедились на совещании офицеров обоих кораблей северного тихоокеанского отряда Второй Камчатской экспедиции перед походом к Америке. Совещание происходило 4 мая 1741 г. в каюте капитан-командора Беринга на пакетботе «Св. апостол Петр» на рейде Петропавловской гавани. Несмотря на то, что Адмиралтейств-коллегия и Сенат совершенно точно указали курс от Камчатки через океан к Америке, Беринг вынес на обсуждение подчиненных выбор курса. Подбил капитан-командора на это Людовик Делиль де ла Кройер — невежественный пройдоха, авантюрист, попавший в экспедицию по протекции своих братьев — Гильома Делиля, носившего громкий титул «географа короля французов», и Жозефа Делиля — географа Академии наук, впоследствии разоблаченного шпиона. Людовик Дел иль де ла Кройер выдавал себя за профессора астрономии, но в экспедиции был известен своими спекулятивными проделками с пушниной. Развернув перед участниками совещания составленную Гильомом .Делилем карту Восточного океана, на которой к югу от Камчатки была нанесена фантастическая «Земля Гамы», Людовик Делиль настойчиво уговаривал моряков отправиться прежде всего на поиски этой земли, соблазняя их ее кладами и сокровищами.

Корабли Великой Северной экспедиции в Петропавловской гавани.

Чириков тут же высмеял доводы Делиля и предупредил участников совещания, что поиски земли, существование которой никто не сумел доказать в течение ста лет (т. е. с тех пор, как была пущена в ход легенда о ней), будут напрасной тратой благоприятного навигационного времени. По мнению Чирикова, экспедиция была обязана следовать курсом, предписанным инструкцией, — на северо-восток в пределах 50—65° северной широты, пока не найдет северо-западного берега американского материка. Правота Чирикова была несомненна. Он участвовал в составлении инструкций, которыми Адмиралтейств-коллегия снабдила руководителей экспедиции, и так же хорошо, как и Беринг, знал, что означали слова инструкции: «и в том у вас руки не связываются, дабы оной вояж от того не учинился небезплодной, как в первой». Этими словами Адмиралтейств-коллегия предостерегала Беринга от повторения ошибок, допущенных им в Первой Камчатской экспедиции, не сумевшей по его вине подтвердить существование пролива между материками Азии и Америки. Чириков ясно представлял, к чему могла привести любая попытка отклониться от курса, утвержденного Адмиралтейств-коллегией после всестороннего обсуждения: к риску оказаться на несовершенных судах с недостаточным запасом провианта среди океана в период осенних непогод. Любая проволочка ставила под удар выполнение главной задачи экспедиции: открытие северо-западного берега американского материка. Поэтому никакие ссылки на то, что Беринг и Чириков должны при выборе курса из Петропавловска учитывать указания Делиля, не были правильным выходом из положения. Экспедиция не могла терять ни одного дня благоприятной погоды. Тем более, что у руководителей экспедиции были две инструкции, позволявшие принять самое разумное решение: одна — известная всем участникам плавания — составленная на случай встречи с иностранными мореплавателями, скрывавшая истинную цель похода и ограничивавшая экспедицию поисками пролива между Азией и Америкой; другая — секретная, о которой знали только Беринг и Чириков и в которой морякам точно предписывалось итти прямым курсом через океан на восток до-тех пор, пока не будут найдены берега Америки. Вот чем руководствовался Чириков, выступив на совещании против предложения Делиля. Офицеры пакетбота «Св. апостол Павел», которым командовал Чириков, — Чихачев, Дементьев и Елагин — присоединились к мнению своего командира, но все офицеры пакетбота «Св. Петр» — Ваксель, Эзельберг, Хитрое — стали на сторону Делиля. Решающее слово оставалось за начальником экспедиции. И снова Беринг, как и в предыдущую экспедицию, не внял предупреждению своего дальновидного и образованного товарища. Сославшись на формальное указание Адмиралтейств-коллегии, «чтобы в вояж сперва шли по предложению и мнению профессора Делиля», капитан-командор высказался за поход на юг, до 46° северной широты. В результате совещание решило: «... иметь от здешней гавани курс сперва зюйд-остен-остен по правому компасу и итти оным румбом, ежели земли не найдем, до 46 градуса северной ширины, а от той ширины иметь курс остен-норден, непременно, докамест получим землю». Пример с выбором курса — доказательство того, насколько Чириков и офицеры пакетбота «Св. Павел» понимали задачи экспедиции правильнее, чем Беринг и те участники совещания, кто заодно с капитан-командором и Делилем де ла Кройером проголосовали за поиски «Земли Гамы». Экспедиция направилась из Петропавловска не прямым курсом на восток и потеряла три недели драгоценного летнего времени на бесплодные поиски «острова сокровищ». Это весьма пагубно отразилось на всех, кто находился на борту флагманского корабля. То, что происходило в плавании в течение первых трех недель после выхода судов из гавани Петропавловска, очень неблагоприятно характеризует Беринга. Последний не только не желал следовать инструкции Адмиралтейств-коллегии, но даже не считал нужным придерживаться хотя бы курса, избранного на совещании 4 мая. Сомневаться в мореходном искусстве Беринга нет оснований. Все говорит за то, что он был знающим, опытным мореплавателем. Тем удивительнее промахи, допущенные им и в течение трех недель совместного плавания экспедиционных пакетботов и в дальнейшем. Объяснить их должно единственным: фаталистическим стремлением Беринга к «Земле Гамы», в существование которой он верил со всей убежденностью человека, воспитанного на традициях западноевропейских космографов. Уже на следующий день после выхода из Авачинской губы Чириков обратил внимание на то, что флагманский корабль неизменно держит курс южнее избранного на совещании, и сигналом известил Беринга о необходимости переговоров. Только через два часа капитан-командор привел свой пакетбот, находившийся с наветренной стороны, к «Св. Павлу» на расстояние голоса. Чириков тотчас предупредил Беринга: «... ежели так пойдем, как ныне были меж собою в расстоянии, то хотя малый туман найдет, то можем скоро разлучиться и потом в искании друг друга упустить немало удобного времени». Мыс Ледяной (слева) и гора Ильи, расположенная в том месте американского побережья, к которому подошел пакетбот «Св. Петр». Предусмотрительность Чирикова исходила не из обычной предосторожности: он трезво учитывал навигационные условия района плавания в то время года. Дальнейшее показало морякам, что Чириков не зря советовал Берингу держать пакетботы как можно ближе один к другому. На исходе третьей недели плавания к югу от Камчатки все участники экспедиции убедились в том, что «Земля Гамы» — плод досужего вымысла.

Только тогда капитан-командор приказал подойти ближе к «Св. Павлу» и объявить в рупор: «Наступает время, по определению капитан-командора и прочих экспедичных офицеров и астрономии профессора Делильдела Кройера, переменить нам свой курс и держать по правому компасу на румб остен-норден». Чириков, не раз предлагавший такой курс, немедленно согласился и повторил маневр флагманского корабля. С опозданием на три недели оба пакетбота пошли через океан тем курсом, который был указан в инструкции Адмиралтейств-коллегии, — на восток. Миновала еще неделя совместного плавания. И вот в то время, когда пакетботы находились на 49°30' северной широты, т. е. уже ушли на расстояние трех градусов от места, в котором Беринг и Делиль представляли себе «Землю Гамы», разыгралась непогода. Пал туман, и корабли потеряли друг друга. Верный своим обязанностям и долгу Чириков предпринял все для того, чтобы найти флагманский корабль. В течение суток он вел свой пакетбот переменными курсами в районе 49° северной широты, надеясь встретиться с Берингом. Никто из спутников Чириков а и не предполагал, что капитан-командор вторично изберет роковой курс к «Земле Гамы». Потеряв сутки с лишним на бесплодные поиски Беринга, Чириков принял решение продолжать поход самостоятельно. А тем временем Беринг, едва рассеялся туман, опять избрал курс к 46° северной широты. Формально — для поисков «Св. Павла», на самом же деле для того, чтобы снова попытаться отыскать «остров сокровищ», так как никаких оснований предполагать, что Чириков вторично поведет свой корабль на юг, у Беринга не было. Тем не менее он вопреки здравому смыслу, вопреки мнению спутников предпочел искать Чирикова не на востоке, а на юге. Эта очередная ошибка повлекла за собой немало других, ставших роковыми для Беринга. Вначале, когда капитан-командор согласился прекратить поиски «Земли Гамы», все благоприятствовало походу флагманского корабля на восток. 16 июля на широте 58°14' моряки «Св. Петра» увидели снежный хребет величественной вершины горы Ильи (одной из самых высоких в Северной Америке). Вечером 18 июля пакетбот был уже возле берега. А 20 июля, т. е. пятью сутками позже высадки моряков пакетбота Чирикова на мысу американского материка, Беринг привел свой корабль на рейд острова, названного им в честь Ильина дня островом св. Илии (ныне остров Каяк), но тут же заторопился в обратный путь и после десяти часов стоянки на рейде приказал сняться с якоря. «Обстоятельства дела требовали совместного обсуждения, что делать дальше, как лучше всего использовать время и случай исследовать сушу: остаться ли на зимовку, или, ввиду приближения осени и малых запасов провианта, немедленно отправиться в обратный путь,— рассказывает в своих записках о стоянке у острова участник плавания на флагманском корабле, ученый-натуралист, адъюнкт Академии наук Г. В. Стеллер. — Но совещания никакого не последовало; говорилось лишь об одном, и в этом все были согласны, что необходимо запастись свежей водой. Поэтому я не мог воздержаться, чтобы не заметить, что мы приехали сюда лишь для того, чтобы привезти американской воды в Азию. Меньший бот был использован для доставки воды, а большой был предоставлен корабельному мастеру Хитрову, который и отправился с достаточным количеством команды и снаряжения обследовать сушу... Как только я очутился на острове, я немедленно направил свои шаги в глубь страны, так как для меня было очевидно, что время слишком дорого, и что его необходимо использовать как можно' плодотворнее. Пройдя с версту вдоль берега, я наткнулся на следы человека. Под деревом лежало старое, выдолбленное из древесного ствола корыто, в котором дикари за несколько часов до того по старому камчадальскому способу варили мясо... В некоторых раковинах я нашел приготовленную по камчадальскому способу сладкую траву... Рядом с бревном, на котором находились тлеющие угли, я нашел огневицу камчадальского типа... Изо всего этого я позволяю себе сделать вывод, что жители этого американского побережья одного происхождения с камчадалами...». Важность находок Стеллера была вне сомнения. Поэтому адъюнкт принялся уговаривать начальника экспедиции зазимовать возле вновь открытой земли. Однако Беринг в ответ на доводы Стеллера о значении научных наблюдений заявил: «...Мы воображаем, что все открыли, и строим воздушные замки; а никто не думает о том, где мы нашли этот берег? Как еще далеко нам до дому? Что еще может с нами случиться? А берег нам незнакомый, чужой, провианта на прозимовку нехватит...». На рассвете 21 июля, т. е. после десяти часов стоянки у острова, Беринг, узнав, что из ста бочек налиты пресной водой семьдесят, приказал сняться с якоря и повел пакетбот вдоль американского материка, но не на север, где несомненно мог встретиться с Чириковым, а на юго-запад, что опять-таки противоречило инструкции после дополнений, внесенных в нее Чириковым и принятых Адмиралтейств-коллегией. Причина такого поведения Беринга точно не установлена. Скорее всего это логическое продолжение ошибки, допущенной капитан-командором на совещании в Петропавловской гавани. Беринг во что бы то ни стало хотел найти «Землю Гамы» и ради своего желания пренебрег указаниями, полученными от Адмиралтейств-коллегии. Так следует судить и по его поведению на совещании перед отплытием из Петропавловска, и по непрестанным отклонениям от генерального курса в совместном плавании обоих пакетботов к 46-му градусу, и по выбору курса у американского материка. В дневнике Стеллера сохранились следующие строки, объясняющие цель плавания флагманского корабля на юго-запад от острова св. Илии: «...12 августа состоялся судовой совет, на котором было решено, ввиду приближения осени и дальнего расстояния, немедленно направиться в обратный путь в Авачу. Это постановление было записано и подписано всем командным составом вплоть до помощника шкипера (кроме, как всегда, меня). Но тем не менее, не было взято прямого курса, а держались берегов, что обозначало, что мы следуем вдоль американского побережья... 18 августа произошел странный случай. Утром около четырех часов я услышал разговор, что видна земля. Я сейчас же вышел на палубу и увидел — правда, вследствие восхода солнца, еще неясно — землю, но в неожиданной стороне, именно на юге. Утверждали, что ее нельзя исследовать или установить на карте, и предполагали, что это земля Иоганна де Гамы...». Все эти отклонения от генерального курса, допущенные Берингом, не могли не привести к пагубным последствиям. Благоприятное навигационное время было безвозвратно потеряно. Приближалась осень — пора непогод. Вот почему обратное плавание флагманского корабля было очень тяжелым. Правда, в течение первого месяца пути от Аляски Беринг и его спутники сделали несколько важных географических открытий в восточной части Алеутской гряды: открыли Евдокеевские острова, остров Стефана и острова Шумагина, получившие свое название в честь матроса Никиты Шумагина, погибшего от цинги и погребенного на острове. Несмотря на краткость пребывания пакетбота в бухтах Алеутских островов, Стеллер сумел познакомиться с природой островов и с бытом островитян. Записи об этих весьма ценных наблюдениях сохранились в дневнике адъюнкта, и правильность их подтверждена трудами всех последующих исследователей Алеутских островов. Но времени для подробного исследования островов у Стеллера было, к сожалению, недостаточно. Непогоды, захватившие пакетбот еще у Алеутских островов, вынудили моряков сократить стоянку и уйти в океан. Вслед затем флагманский корабль попал в полосу жестоких осенних штормов. Два месяца его носило по океану по воле ветров. Недостаток пресной воды, однообразная пища из солонины и тухлой рыбы сделали свое дело: на корабле началась цынга. Двенадцать человек скончались в тяжелых мучениях, тридцать четыре человека лежали без надежды на выздоровление. На исходе был даже запас протухшей известковой воды и прогорклых сухарей. Лаконичные записи в шканечном журнале скупо засвидетельствовали трагедию, постигшую экипаж корабля: «И как мы себя и команды нашей служителей, — писал позже в рапорте Адмирал-тейств-коллегии помощник командира пакетбота «Св. Петр» С. Ваксель, — от жестокой болезни увидели в крайнем бессилии... тогда... судно было без правления, понеже тогда команды нашей людей находилось таких, которые чрез великую мочь ходить о себе могли, только 8 человек, но из оных наверх ходили с нуждою 3 человека... а протчие лежали больные при самой смерти». Штурманские просчеты, затяжное обратное плавание, во время которого капитан-командор дважды пытался выйти к параллели мифической «Земли Гамы», в конечном счете привели к гибели самого Беринга и многих его спутников. На третий месяц непрерывных бедствий флагманский пакетбот приблизился к безлюдному острову, ошибочно принятому моряками за Камчатку, и стал возле него на якорь. Однако место, избранное для якорной стоянки, оказалось ненадежным. Как только начался очередной шторм, волны сорвали пакетбот с якоря и перебросили через рифы в лагуну, откуда выхода в море для корабля не было, а впоследствии (когда моряки уже обосновались на берегу, в землянках) выбросили на берег острова. На этом острове 8 декабря 1741 г. после долгих и мучительных страданий капитан-командор Беринг закончил свой жизненный путь. «... Сожалеть должно, что он жизнь свою скончал таким несчастным образом, — писал впоследствии один из участников (экспедиции академик Г. Миллер. — Можно сказать, что он еще при жизни уже погребен был; ибо в яме, в которой он больной лежал, песок со сторон всегда осыпался, заваливая у него ноги, коего он напоследок больше огребать не велел, сказывая, что ему от того тепла, а впрочем де он согреться не может. И так песку на него навалилось по пояс; а как он скончался, то надлежало его из песку вырывать, чтоб тело пристойным образом предать земле...». Таков был конец Беринга, заплатившего жизнью за роковую ошибку, допущенную им на совещании в Петропавловской гавани. Трагична и тем не менее величественна фигура Беринга, несмотря на все ошибки, допущенные им. Названия на географических картах, навсегда сохранившие в истории его имя — Берингово море, Берингов пролив, остров Беринга и другие, не только напоминают о тернистом пути мореплавателя XVIII в., проложенном через ошибки и заблуждения, свойственные людям того времени, но и утверждают навечно славу русских исследователей, прошедших до победного конца этот тернистый путь во имя познания истины. На долю моряков «Св. Павла» выпали такие же трудности, как и на долю экипажа «Св. Петра», которым командовал Беринг. Но Чириков не поколебался ни разу. В точности исполняя инструкцию Адмирал-тейств-коллегии, он вел пакетбот на восток. И одержал победу. Вполне закономерно, что уверенность Чирикова в правильности курса, отстаиваемого им на совещании и взятого после прекращения поисков флагманского корабля, гарантировала успех плавания пакетбота «Св. Павел» сквозь те самые непогоды, которые принесли гибель Берингу. Найденный в секретных архивах и впервые полностью опубликованный в 1941 г. в сборнике документов «Экспедиция Беринга» подлинный рапорт Чирикова подтвердил первенство моряков пакетбота «Св. Павел» в открытии северо-западных берегов Америки и объяснил, почему Чирикову удалось достигнуть американского материка раньше Беринга, на одиннадцать градусов севернее и провести возле материкового побережья не десять часов, как Беринг, а десять суток. Дело было не в благоприятных обстоятельствах или в счастливом случае, на что обычно ссылались историографы, сопоставляя результаты похода обоих кораблей. Только полная уверенность в своей правоте, железная воля исследователя, сознание долга и превосходное знание навигации позволили А. И. Чирикову и его спутникам выполнить в самых тяжелых условиях все, что поручила морякам Адмиралтейств-коллегия «не без надежды в той экспедиции доброго плода». Осмотрев побережье американского материка и пройдя вдоль него 400 километров к северу, Чириков был вынужден значительно раньше, чем предполагал, повернуть корабль в обратный путь через океан. Произошло несчастье. Две группы моряков, отправленные Чириковым на берег (одна во главе со штурманом Дементьевым, вторая во главе с боцманом Савельевым), пропали без вести. Установить причину их исчезновения было невозможно, так как вместе с ними пропали обе шлюпки, а подойти вплотную к берегу корабль не мог. Исчезновение пятнадцати человек и потеря гребных судов сразу ухудшили положение экипажа. У моряков не оказалось никаких средств для связи с берегом, хотя бы для того, чтобы пополнить запасы пресной воды. И все же Чириков вел пакетбот возле американского материка и составлял карту побережья до тех пор, пока позволяли обстоятельства. Он повернул пакетбот обратно к Петропавловской гавани только из-за недостатка воды и провизии, но повел корабль иным курсом, рассчитывая встретить на пути новые земли. И этот достойный истинного исследователя поступок вполне оправдал себя. Выбор нового курса для обратного перехода через океан дал возможность участникам экспедиции открыть ряд островов Алеутской гряды (Умнак, Адах, Агатту и Атту). Тяжелейшие испытания выпали Чирикову и его спутникам на обратном пути, однако глубокие навигационные познания и уверенность в правильности курса позволили морякам «Св. Павла» успешно завершить свое историческое плавание, причем оно закончилось на месяц быстрее, нежели поход «Св. Петра» от Америки до Командорских островов, находящихся в трехстах милях к северо-востоку от Камчатки. Вот выдержки из документа, подписанного Чириковым 7 декабря 1741 г.: «. . . Июля 15 числа, перешед от устья Авачипской губы (то есть из гавани Петропавловска-Камчатского) к востоку расстоянием на румб остен-норден 2178 минут или миль италийских, а русских верст, которых заключается в градусе по сту по четыре версты с половиною — 3793, в северной широте в 55 гр. 36 мн. получили землю, которую признаваем без сомнения, что оная часть Америки . А как оная земля простирается, явствуют по журналу пеленги и плавание наше в параллель оной, а наиявственное приобщенная при сем карта... ...При окончании 26 числа июля дошли до ширины северной 58 градусов и 21 минута... И во оном месте в начале 27 числа ... понеже у нас при пакетботе не осталось ни одного малого судна и для надлежащего разведывания посылать на берег стало не на чем, также и получить в прибавок воды к пропитанию своему не на чем же. Того ради, согласно со мною, лейтенант Чихачев, штурман в ранге флота лейтенанта Плаутин, штурман Иван Елагин положили ... сего числа возвратиться... ...Августа 21 числа, усмотри, что долго стоят ветры нам противные, приказал я варить... два дня по одной каше, а токмо в третий день две каши и для питья давать воду каждому человеку мерою, которою могли токмо жажду утолять... в дожливые дни служители собирали текущую воду с парусов, которая вкусом от примешания с снастей - смолы и горька. .. А понеже ветры противные весьма продолжались, тогда приказал я, дабы людям через день давать по одной каше... А с 14 сентября принужден был приказать варить и давать людям в неделю токмо одну кашу... пришла на многих болезнь цинготная, и с великим трудом офицеры по должности своей управление, а рядовые работы исправляли, а некоторые уже совершенно слегли и наверх не выходили..., а которые и ходили, то уже через силу должное им исправляли; и с 16 числа сего месяца по возврат наш в гавань умерло: шесть человек... октября 6 умер лейтенант Иван Чихачев; тако ж октября 8 штурман в ранге флотского лейтенанта Михайло Плаутин. А за болезнями своими вахт уже не содержали до кончины своей Чихачев за три, а Плаутин за две недели. В то же время и я весьма от, цинги изнемог и уже по обычаю был приготовлен к смерти, а наверх не мог выходить сентября с 21 числа и по самый наш возврат в гавань... в управлении судном остался один штурман Иван Елагин, да и тот был весьма ж болен, но по крайней возможности преодолевал свою немощь, почти несходно (т. е. безотлучно) был для управления наверху, которому от меня только вспоможения было, что, смотря счисления по журналу пути нашего, приказывал ему, какой иметь курс... ...Октября 8 числа в 7 часу пополуночи увидели камчатскую землю, а 10 числа пополудни в 9 часу вошли в Авачинскую зализу и легли на якорь, причем уже имевшуюся пресную воду всю издержали, только остались две бочки, которую выгнали из морской воды через котлы огнем... 12 числа пришли в здешнюю святых апостол Петра и Павла гавань. А господин капитан-командор и по нижеписанное число еще не возвратился...». Эти выдержки, а тем более полный текст обстоятельного и содержательного рапорта, пролежавшего в течение двухсот лет под спудом в секретных архивах дают ясное представление о том, какой ценой достался морякам пакетбота «Св. Павел» успех их исторического похода. Рапорт свидетельствует о многом, достойном восхищения: о правильном расчете и отличных навигационных познаниях самого Чирикова и подчиненных ему офицеров; о качествах настоящих исследователей, которыми обладали моряки пакетбота, — упорстве, терпении и дисциплине во имя долга; о мужественном преодолении экипажем неслыханных трудностей в течение ста двадцати восьми дней непрерывного плавания под парусами; о героической выдержке всех участников похода, исполнявших свои обязанности даже в условиях такого ужасного испытания, как постоянная, свыше полутора месяцев изо дня в день, жажда, с которой не может сравниться и голод. Все преодолел русский человек. Не слепому случаю, а замечательным качествам русских людей был обязан Алексей Ильич Чириков своим успешным походом. Именно глубокой верой его в моряков «Св. Павла» объясняется то, что он с одним лишь офицером-штурманом Елагиным и сорока семью служителями (матросами) вместо семидесяти, переждав зиму в Петропавловской гавани, отважился на второй поход через океан к берегам Америки. Измученный цингой и чахоткой, он в 1742 г. снова повел свой пакетбот на восток и снова достиг Алеутской гряды (острова Атту). Крайняя изнуренность экипажа вынудила Чирикова прервать повторное плавание и поиски Беринга. Взяв обратный курс, он повел пакетбот к Авачинской губе, прошел с юга на расстоянии видимости мимо Командорских островов, не предполагая, что на одном из них бедствуют моряки флагманского корабля, и вновь благополучно возвратился в Петропавловск-Камчатский. Честь рапортовать о выполнении задач, возложенных на экспедицию, по праву досталась тому, от кого Адмиралтейств-коллегия ждала «доброго плода»: просвещенному мореплавателю, смелому новатору, самоотверженно выполнившему до конца свой долг исследователя. Таким справедливо прослыл капитан-командор Алексей Ильич Чириков среди современников, таким навсегда вошел он в историю нашей страны. Чириков пережил Беринга на восемь лет. Цинга, которой заболел он на обратном пути из Америки в Петропавловск-Камчатский, пагубно отразилась на здоровье мореплавателя. Поэтому он послал на имя императрицы Елизаветы еще из Енисейска (где некоторое время жил после окончания работ экспедиции) ходатайство об увольнении в отставку по болезни или о переводе в Петербург «к делам таким, которые бы он по слабости здоровья своего несть мог». Содержащее эти строки, официально пересказывающее их постановление Адмиралтейств-коллегии, найденное историком В. Верхом среди бумаг адмирала Нагаева, школьного товарища Чирикова, документально подтверждает тот факт, что ходатайство мореплавателя было удовлетворено и он был вызван в Петербург. В постановлении, адресованном Нагаеву, было сказано: «... И сего апреля 18 дня (1746 г.)... Адмиралтейств-коллегия определила: означенному Чирикову, доколе флот капитанами укомплектуется, быть здесь (т. е. в Петербурге) и определить его в присутствие в Академическую Экспедицию (так называлось управление, ведавшее морскими учебными заведениями) к смотрению над школами на месте вашем; для того вам с ним, Чириковым, учинить смену..., а о том же к капитану Чирикову, и для ведома в Кронштадт указы посланы, и в Экспедицию Академии и школ сообщено...». Назначенный вместо Нагаева начальником всех учебных заведений флота, произведенный в капитан-командоры, Чириков, однако, недолго пробыл в Петербурге. Здоровье мореплавателя продолжало ухудшаться. Для него был не годен климат прибалтийских мест. Пытаясь спасти измученного многолетними лишениями капитан-командора, Адмиралтейств-коллегия перевела его в Москву на должность уполномоченного по делам флота. К сожалению, перемена климата уже не могла помочь больному, и он в 1748 г. «на страстной неделе» скончался «по крайней слабости здоровья своего, расстроенного чахоткою и цинготною болезнью», как сказано было в статье, посвященной Чирикову в «Ежемесячных сочинениях», выходивших тогда в Петербурге. Именем Чирикова назван ряд мест в северной части Тихого океана (мыс Чирикова у входа в Тауйскую губу на Охотском море, остров Чирикова в заливе Аляска, мыс Чирикова на острове Атту в Алеутской гряде и др.). Эти названия, сохранившиеся до наших дней, подтверждают сказанное о Чирикове участником экспедиции историографом Миллером: «Память его у всех... в забвение не придет». Долголетняя эпопея мужества и лишений закончилась торжеством человека над природой, разума над суеверием, здравого смысла над косностью. В делах участников Большой Северной и Второй Камчатской экспедиций нашли свое великолепное отражение качества вообще присущие людям нашей страны с тех далеких времен, о которых Нестором сказано в летописи: «нача ее прозывати Русская земля; отселе почнем». Ибо наш народ всегда являл миру образцы героизма: и на полях сражений с чужеземными поработителями, и в битвах за освоение новых пространств, еще неведомых человечеству. Об этом свидетельствует вся история географических открытий, совершенных русскими людьми в самых трудных для исследователя местах земного шара. Лишь два географических предприятия прошлого могут сравниться с великим подвигом русских людей грандиозностью замысла и практическими результатами: плавания Колумба и Магеллана. Подобно им экспедиция Беринга — Чирикова была решительным наступлением на взгляды западноевропейских космографов, достойно оправдавшим многовековое подвижничество прославленных русских опытовщиков — землепроходцев и мореплавателей. Значение этого подвига непреходяще. Автор статьи Е.С. Юнга.