RARUS'S GALLERY

185, [2] с. Множество иллюстраций текстовых и полностраничных. Супер-обложка, переплет и титульные листы в тексте работы Эль Лисицкого.  Цветные форзацы. Издательский переплёт с серебряным тиснением на передней крышке. Издательская конструктивистская суперобложка. 20х26,8см. Тираж 7000 экз. Недорогая, но очень важная книга в истории советского конструктивизма. Сразу после ее выхода началась эпоха "сталинизации архитектуры", когда пришлось напрочь отказаться от многих своих взглядов и принципов.

 

 

 

Аркин, Давид Ефимович ( 1899-1957 ) - советский искусствовед, художественный критик и историк архитектуры, изобразительного и декоративно-прикладного искусства. Давид Ефимович Аркин родился в Москве в 1899 году. Учился в Московском университете (1916‒22). С 1934 года профессор Московского архитектурного института, с 1953 профессор Московского высшего художественно-промышленного училища. Автор нескольких книг. Исследовал эстетические и технические принципы современной художественной культуры.  В его работах идейное содержание произведений искусства выявляется анализом их тектонического и пластического строя. Д. Аркин также выступал пропагандистом современных ему технических и эстетических принципов архитектуры. Был обвинён в космополитизме.

Библиография его работ:

Искусство бытовой вещи. Очерки новейшей художественной промышленности. — М., 1932. — 174 с.

«Архитектура современного Запада» (1932)

«Париж. Архитектурные ансамбли города» (1937)

"Образы архитектуры" (1941)

"Растрелли" (1954)

"Образы скульптуры" М.,1961

«Мастера искусства об искусстве» (1934—1938)

В книге " Архитектура современного Запада " опубликованы статьи ведущих европейских и американских архитекторов: Ле Корбюзье " Новая эпоха в архитектуре ", " Перестройка городов ", " Современный город на 3 млн. жителей ", " Эстетика нового города ", " План перестройки Парижа "; Бруно Таут " Что такое новое архитектура ", " Проблемы жилищной архитектуры "; И.П. Ауд " Будущее архитектуры и её возможности "; Франк Ллойд Райт " Третье измерение "; А. Люрса " Новые элементы "; В.Гропиус " Интернациональная архитектура ", " Задачи и методы работы Баухауза "; Моголи-Наги " Проблема пространства в архитектуре "; Л. Гилберсеймер " Против маскировочной архитектуры "," Проблема градостроительства " и др.

Имя Эль Лисицкого и конструктивистский дизайн книги несомненно сыграли важную роль в судьбе монографии. В ней представлены различные достижения новейшей архитектуры, её бесспорное продвижение вперёд в таких проблемах, как внедрение новых материалов и их архитектурное осмысливание, механизация и стандартизация строительных процессов, типизация жилой ячейки, а также разрыв со многими архаическими приёмами архитектурного проектирования. Наибольшее внимание уделено тем архитектурным течениям, которые выступили и развились под знаком " нового движения ", " нового стиля ". Но самое интересное произойдёт уже после выхода этой хвалебной и красиво-оформленной книги. Так получилось, что в следующем году начнётся «сталинизация советской архитектуры», а она предполагала совсем другие эстетические воззрения.

Московский конгресс новой архитектуры (СИАМ), запланированный на июнь 1933 года, был отменен советским правительством за месяц до начала. Вместо того, чтобы в июне обсуждать с западными коллегами тему "Функциональный город", советские архитекторы в начале июля 1933 г. участвуют в "Творческой дискуссии Союза советских архитекторов", в первом из длинной череды предстоящих им воспитательных мероприятий. Отдельных творческих организаций отныне не существует. Больше того, не существует и творческих направлений. Все внутригрупповые связи прерваны, по крайней мере официально. Выступающие публично бывшие лидеры направлений больше не осмеливаются говорить "мы", имея в виду творческих единомышленников. Вопрос о защите прежних принципов не ставится. С этого момента все члены единого союза архитекторов - творческие единомышленники. Задача этой и последующих дискуссий - согласовать взгляды и отшлифовать общие формулировки. Фракции внутри творческого союза невозможны так же, как внутри партии. Дискутанты выступают только от своего лица и формально выражают только собственное мнение. Но их новые мнения поразительно отличается от их же взглядов двухлетней давности.

Тема дискуссии:

"Творческие пути советской архитектуры и проблема архитектурного наследия".

Главный докладчик - искусствовед Давид Аркин, недавний сторонник новой архитектуры и автор хвалебной книги "Архитектура современного Запада", вышедшей в 1932 г., буквально накануне дискуссии.

Аркин отмечает большие завоевания советской архитектуры за послереволюционные годы, которые "...лишь с еще большей рельефностью оттеняют целый ряд зияющих пробелов в нашей архитектурной культуре".

Пробелы - низкая художественная культура основной массы построек, "отказ от всяких элементов архитектурной выразительности...сводивший все архитектурное задание к сумме "чисто функциональных" обусловленностей". К домам-ящикам привел художественный нигилизм, который "перевел на язык архитектуры... распространенную теорию "отрицания искусства" и нашел себе союзника в "бумажных абстракциях архитектурного формализма". "Бумажные абстракции"  - удар по АСНОВА и АРУ, "отрицание искусства" - удар по конструктивистам. То что они союзниками не были - забыто как несущественное. С точки зрения новой эпохи различий между ними почти нет. Их объединяют "ошибки, допущенные целым рядом архитектурных течений по отношению к проблеме архитектурного наследства".

Аркин не видит принципиальной разницы между произведениями лидеров новой архитектуры и массовой продукцией.

"Только один шаг отделяет лучшие образцы этой архитектурной линии от безликого примитива "домов-коробок". Эта архитектура в принципе не способна дать идейно и художественно выразительное архитектурное решение, что и было продемонстрировано в конкурсе на Дворец Советов - "значительное число конкурсных проектов оказалось попросту распиской в невозможности ответить на это задание".

Фактическая, смена стиля в СССР началась уже год назад, некоторый опыт накоплен и Аркин критикует тех архитекторов, которые

"пошли по линии наименьшего сопротивления. Проблему критического усвоения и переработки всего лучшего, что создано мировой архитектурой они пытаются подменить пассивной имитацией старых архитектурных форм и стилевых систем".

Не менее ошибочна, однако, и "ориентировка на какой-либо один определенный стиль, принимаемый за наиболее совершенный и вечный идеал...Советская архитектура должна критически переработать ценности всей мировой архитектуры, всех ее эпох и стилевых формаций. Особенно богатый материал могут дать периоды восхождения новых общественных классов...".

Итак, под недвусмысленный запрет подпадает только новая архитектура. Все остальное разрешено к "овладеванию" и использованию независимо от стилей и эпох. Но это разрешение сопровождается такими оговорками, которые, не устанавливая никаких правил, позволяли в любой момент подвергнуть критике все, что угодно. Перед нами чисто сталинская, лишенная всякого догматизма логическая конструкция. Ее цель - смоделировать ситуацию при которой у руководства развязаны руки , а из исполнителей никто не чувствует себя в безопасности. Такую программу предстояло теперь обсуждать ведущим советским архитекторам. Точнее, не обсуждать - это слово из другой цивилизации - ее нужно было натянуть на себя и убедить власть, что она - впору. В речи Моисея Гинзбурга, наверное, только одна фраза выдает его действительные чувства:

"Нужно откровенно сознаться, что мы имеем сегодня колоссальную диспропорцию между грандиозными горизонтами архитектурного творчества и жалкой растерянностью большинства архитекторов".

Гинзбург, как и Аркин официально не сомневается в важности изучения наследия и тоже предостерегает от греха реставраторства и греха эклектики. Он согласен с точкой зрения Аркина: "Эта точка зрения очень мудра. Она говорит:

"Не подражайте памятникам прошлого, а только его композиционным законам".

Тут Гинзбург хватается за соломинку. Он делает вид, будто не понимает, что "освоение наследия" в данном контексте означает буквально освоение наследия, то есть исторических стилей, а вовсе не абстрактных композиционных законов, совсем не исключающих конструктивизм. Задачу современного архитектора Гинзбург видит в том, чтобы "...вновь воссоздать на новой расширенной базе синтетический творческий профиль архитектора... эту миссию стремилась разрешить функциональная архитектура". Защищать функционализм уже нельзя, но еще можно напомнить о прошлых заслугах, уравновесив напоминание покаянием:

"Колоссальная наша ошибка заключается в том, что мы недостаточно ясно и четко указывали, что функциональная архитектура только тогда выполнит свое назначение, когда она будет не механически строить свои предпосылки, а творчески сплавлять их в единое целое... однако теперь функциональная архитектура к счастью перестала быть "модной", она избавилась от эпигонства и будет проводиться немногими, которые имеют мужество и твердость, и умеют правильно разбираться в историческом наследстве прошлого... и понимают историческую миссию Советского союза".

Гинзбург фактически благодарит за разгром конструктивизма, который дал ему и его друзьям возможность разобраться в историческом наследстве прошлого. Понять смысл его высказываний невозможно, как и смысл деклараций Аркина. Но это и неважно, речь произносится только ради интонаций. Идет борьба за право и в дальнейшем произносить речи. В мутной речи Александра Веснина почти ничего не указывает на его недавнюю роль вождя конструктивизма. Веснин призывает к пониманию сущности архитектуры, то есть организации жизненных процессов и архитектоники, к правильному разрешению проблемы формы и содержания, единства архитектуры и техники - все это разумеется в процессе изучения наследия. На недавнюю роль вождя конструктивизма намекает только последняя жалобная фраза Веснина:

"Не эклектическое использование старых приемов нам может помочь, а изыскание новых форм, связанных с новым содержанием. Поэтому к конструктивизму и функционализму нельзя так легкомысленно относиться. Борьба против эклектики, изыскание новых форм и нового содержания - вот какова задача".

А. Веснин не только по характеру смелее Гинзбурга, у него и положение легче. В начале тридцатых члены партии массами садятся в лагеря по обвинению в участии в какой-нибудь давно забытой оппозиции начала двадцатых. Веснин - практик, всегда избегавший писать. Гинзбург - теоретик, много написавший и, следовательно, гораздо более уязвимый. Лидер АСНОВА В. Балихин - единственный, кто осмеливается оказать сопротивление. Он признает полезность изучения классики, но открыто отвергает обращение к классике и ее, классики, преимущество перед новой архитектурой. Балихин защищает формализм, продолжает бороться и с конструктивистами и эклектиками. Он не понял, что правила игры необратимо изменились. В ближайшем будущем он вылетит из советской архитектурной иерархии. Как и Ладовский, вообще не участвовавший в дискуссии. Выступление Ивана Фомина наиболее ясное и спокойное из всех. Фомину везет. Его концепция упрощенной классики, кажется, вовсе не противоречит моменту. Фомина нельзя упрекнуть ни в функционализме, ни в формализме, ни в эклектике, ни в механическом копировании. Он единственный, кто может позволить себе не кривя душой честно излагать свои взгляды.Недавний конструктивист Андрей Буров, раньше многих переключившийся на освоение наследия, ругает конструктивизм за ограниченность языка. Для Бурова, по его словам, отошедшего от конструктивизма в 1927-1928 годах, конструктивизм был лишь средством "очиститься от ряда наслоений в архитектуре", он возник "как протест против того мусора, который накопился в архитектуре и других пространственных искусствах" и теперь полностью исчерпал себя. Буров призывает подождать с критикой нового стиля: "...конструктивизмом занимались 15 лет и ему можно сказать: "довольно", а нам еще рано это говорить, мы только еще пытаемся выступать и начать работать, идя по новому пути". Под "мусором" подразумевается в первую очередь модерн. А. Власов (бывший лидер ВОПРА) заявляет:

"...Для нас всех теперь должно быть ясно, что новая культура пролетариата может быть построена только при условии критического овладения наследием прошлого. Функционализм как рабочий метод в той форме, в какой он существовал раньше, себя изжил. Глубочайшей ошибкой т. Гинзбурга мне кажется то, что он в своей работе фактически себя изолирует от определенной социальной среды".

Каро Алабян, партийный функционер и ответственный секретарь Союза архитекторов, выбрал своей жертвой Гинзбурга, уцепившись за его неосторожную фразу о растерянности. "Тов. Гинзбург обмолвился здесь... о "жалкой растерянности" архитекторов. Это мнение разделяет и ряд других товарищей. Это те, кто считает, что после конкурса на Дворец советов большая часть архитекторов растерялась и не знает как выйти на настоящий путь советской архитектуры. Я думаю, что такая оценка в корне неправильна и вредна... Тов. Гинзбург заявляет здесь, что он ничего против культурного наследия не имеет... Тов. Гинзбург считает, что конструктивизм и функционализм, которые являются по сути дела определенным течением последнего этапа буржуазной архитектуры, должны "врастать" в социалистическую архитектуру....Он рекомендует нам ухватиться за это звено и идти дальше... Не случайно т. Гинзбург умалчивает о синтезе архитектуры, живописи и скульптуры. Отказываясь от сотрудничества этих искусств, мы тем самым, ограничим выразительные средства архитектуры и действительно окажемся в состоянии "жалкой растерянности"...".

Речь Алабяна самая агрессивная и напоминает по стилю вопровскую критику недавнего прошлого. В целом, однако, видно, что стиль и лексика дискуссии уже изменились в соответствии с новыми правилами игры. В будущем такие мероприятия будут сопровождаться еще более мягкой лексикой. В зрелую сталинскую эпоху персональные выпады будут, как правило, допустимы только после падения человека. Обвинения в адрес присутствующего - редкость, они предварительно санкционировались сверху и означали быструю гибель жертвы. В заключительном слове Давид Аркин мягко подвел итоги дискуссии. Он в свою очередь укорил Гинзбурга за фразу про "растерянность" и за недостаточность самокритики. "...Как же следует обращаться с архитектурой прошлого, по мнению уважаемого автора книги "Стиль и эпоха"?... Тов. Гинзбург призывает изучать историю архитектуры для того... чтобы знать историю архитектуры. Это - говорит он - поможет нам понять механику возникновения архитектурного образа"...

А.А. Веснин добавляет: "и даст нам возможность познать сущность архитектуры".

Таким образом, здесь рекомендуется строго законченный подход к архитектурному наследству. Обогащайтесь познанием архитектурных ценностей.... но… пуще всего опасайтесь это свое познание превратить в творчество и использовать что-нибудь из ценностей архитектурного прошлого в современной практике... Таков по сути дела итог высказываний и советов и М.Я. Гинзбурга и А.А Веснина. ... Надо ли говорить, что эта точка зрения есть лишь перефразировка старых, хорошо известных принципов "новой архитектуры", принципов наглухо отрывавших современное архитектурное творчество от всех богатств, накопленных архитектурной культурой?". Аркин берет слова "новая архитектура" в кавычки. Для него это выражение теперь звучит иронически. Аркин полностью перестроился и может рассчитывать на забвение собственных недавних грехов. Впрочем, и Гинзбург, и Веснин тоже прощены. Доказательство тому - публикация в одном номере журнала вместе со стенограммой дискуссии статьи Гинзбурга "Архитектурное оформление магистрали Москва - Донбасс" с его проектами вокзалов (конечно, еще конструктивистскими) и статьи Хигера "Творчество братьев Весниных". Статья чрезвычайно уважительна, хотя и с ритуальными оговорками об исчерпанности языка функционализма. Весниным рекомендовано "расширить круг применяемых ими средств художественного воздействия". "Декоративность - в широком и разнообразном смысле - должна найти свое место в новом архитектурном словаре". Мероприятие, объявленное как "творческая дискуссия", совершенно очевидно не есть дискуссия. Это ритуальная акция, символизирующая верность новой теоретической догме. Никто из присутствующих не может считаться автором этой догмы и не ставит ее на обсуждение от своего имени. Автора вообще нет, точнее он не присутствует на дискуссии как физическое лицо, но все выступления адресованы именно ему. Горизонтальные связи между участниками дискуссии прерваны, они на выступления друг друга почти не реагируют. Выступления ориентированы вверх - невидимому наблюдателю. В дальнейшем все советские творческие дискуссии будут протекать именно так. Еще год назад никто из участников и не заикался о таком символе веры, как "возрождение наследия", даже единственный среди всех прирожденный классицист Ива Фомин. Его проповедь упрощенной классики предполагает, естественно, знание истории архитектуры, но не более того. Уже через год и сам Фомин от "пролетарской классики" отходит, становится обычным, неупрощенным классицистом. Гинзбург и Веснин больше не конструктивисты. Карен Алабян, Александр Власов, Андрей Буров за год полностью сменили стиль и взгляды, а теоретики Иван Маца и Давид Аркин - теоретические концепции. Другими словами, врут, в той или иной степени, все участники "дискуссии". Врут от ужаса. В 1933 году это нормальное состояние духа всего советского населения - сверху донизу. Легко можно представить себе как практически выглядел механизм стилевой переориентации. Вождю устраивали просмотр проектов, он тыкал пальцем и начиналась работа по теоретическому обоснованию именно этого варианта "социалистической архитектуры". Творческая дискуссия должна была решить две проблемы - проверить архитектурную элиту на лояльность и дать архитекторам образцы для подражаний. Выступления участников решали только первую задачу. Вторую должен был решить сопровождавший публикацию зрительный ряд. На нижней части страниц, где публиковались тексты выступлений, располагались лозунги и творческие призывы, проиллюстрированные картинками.

Текст "Комплексное проектирование обогащает архитектуру новыми средствами художественной выразительности" сопровождался изображениями форума в Риме, Версальского дворца и акрополя в Пергаме.

"Творческий опыт прошлого вооружает нас в борьбе за новую социалистическую архитектуру" - Капелла Пацци Брунеллеско и Палацццо в Монтепульчино А.Сангалло старшего.

"Не подменять проблему критического усвоения всего лучшего, что создано мировой архитектурой, пассивной имитацией старых архитектурных форм и стилевых систем" - интерьеры Пантеона и кельнского собора.

"Переработаем архитектурный опыт минувших эпох в творческой лаборатории советской архитектуры" - кельнский собор и палаццо Канчелярия в Риме.

Цитата из Ленина про пролетарскую культуру - Парфенон и Палаццо дожей.

"Эпоха социализма должна вновь вернуть архитектуре полноту языка, образность, органическую связь с жизнью" - Палаццо Кьерикати в Венеции.

"Покончим с казарменным штампом "домов-ящиков" - квартал строчной застройки в Ленинграде.

"Покончим с бумажными абстракциями архитектурного формализма" - параболическая схема Москвы Ладовского, конкурсный проект Дворца советов АСНОВА, дома отдыха Н. Соколова.

Под титулом "Из практики последних лет" - проекты Бурова (конструктивистский 1926 года и классицистический 1933), вариант проекта гостиницы Москва Щусева с подписью: "образец стилизаторского решения", постройки И. Фомина (без комментариев).

"Из практики функционализма" - проекты Корбюзье, Гинзбурга, Гроппиуса (без комментариев) .

В сочетании с неудобопонимаемыми текстами выступлений, изображения вносили на первых порах относительную ясность в представление о том, куда следует двигаться, где черпать материал и от чего решительно отказываться. Передовая статья номера 3-4 "Архитектуры СССР" за 1933 год под названием "Подготовка архитектурных кадров" посвящена полной перестройке архитектурного образования. В ней говорится, что по вине формалистов и функционалистов молодое поколение советских архитекторов оказалось лишено знаний архитектурного прошлого и теперь положение следует исправить. Этой цели должно послужить создание Академии Архитектуры - "высшего института по подготовке по подготовке наиболее квалифицированных мастеров архитектуры и по научно-исследовательской разработке архитектурных проблем". В передовой упомянуты грешники - Гинзбург и Балихин, которые, судя по их выступлениям в дискуссии, проявили "настойчивое желание остаться на старых позициях. Так т. Гинзбург предостерегал аудиторию от активного усвоения архитектурного наследства, рекомендуя ограничиться его "изучением" и отстаивая ... "функциональный метод" как наиболее передовой. Тов. Балихин... ратовал за формалистический подход..., пытаясь представить "формальный метод" не больше и не меньше как методом социалистической архитектуры".