RARUS'S GALLERY

Под смотрением св. Синода, Донским Архимандритом Варлаамом Лящевским, и Иеромонахом Гедеоном Слонимским, по исправлении первым тиснением. Санкт-Петербург, в типографии Александро-Невского монастыря, 1751. Гравированные на меди портрет Императрицы Елизаветы Петровны во весь рост, стоящей на троне, окруженном различной арматурой, в порфире и короне с атрибутами имперской власти: державой и жезлом, лежащими на столике с надписью вверху: «Да недоконченная исправиши» и заглавный лист с 9-ю медальонами, из коих 7 заняты библейскими сюжетами и два внизу с великолепными видами двух имперских столиц России: Московского Кремля и Санкт-Петербургской Петропаловской крепости, а над ними — двуглавый орел с царской короной. В середине листа — заглавие книги «Библiа сиречъ книги Священнаго писанiя Ветхаго и Новаго Завета»; кругом его небольшие изображения — вверху: беседа Иисуса Христа в храме Иерусалимском, по углам — изображения медного змея и голгофского распятия; по бокам — справа: ветхозаветное жертвоприношение и законодательство Моисея,— слева: чаша с дискосом и сошествие Святого Духа. Обе гравюры резаны на меди и, как значится под ними, в Санкт-Петербурге «при Академии наук и художеств 1751 года». 46 нум. листов, 1744 и 504 столбца и 24 нум. листа, 2 л.л. илл.; на страницах 59 или 37 строк. В тексте, перед каждой главой, гравюры в треть страницы на библейские сюжеты. Книга украшена великолепными гравированными заставками, концовками и инициалами. Печатано первым по исправлении тиснением в два столбца, мелким и тонким шрифтом. Текст в орнаментальной декоративной рамке. В 3-х ц/к переплетах эпохи с тиснением золотом на корешке. Тройной золотой обрез с необычным узором. Оригинальные «marble» форзацы. Формат: 39х26 см. Это так называемая Елизаветинская библия, замечательная во многих отношениях, и особенно, как выдающийся образец отечественного гравировального и типографского искусства. Имеет значительное культурное и историческое значение, а для XVIII-го века — событие всероссийского масштаба! Чистые и комплектные экземпляры — редкость!

Библиографическое описание:

1. Зернова А.С. Сводный каталог русской книги кирилловской печати XVIII века. Москва, 1968, №1397.

2. Сопиков В.С. Опыт российской библиографии. Редакция, примечания, дополнения и указатель В.Н. Рогожина. Т.1-2, Ч.1-5, Спб., издание А.С. Суворина, 1904-1906, №112.

3. Описание старопечатных и церковно-славянских книг, хранящихся в библиотеке Санкт-Петербурской Духовной академии. Составил библиотекарь Академии Алексей Родосский. Выпуск второй. 1701-1897 г.г. Спб., 1898, №185.

4. Ундольский В.М. Хронологический указатель славяно-русских книг церковной печати с 1491 по 1864 год. Выпуск I: Очерк славяно-русской библиографии. Москва, 1871, №2167.

5. Петров С.О. Славянские книги кирилловской печати XV-XVIII в.в., хранящихся в ГПБ УССР. Киев, 1958, №670.

6. Миловидов А.И. Описание славяно-русских старопечатных книг Виленской публичной библиотеки (1491-1800). Вильна, 1908, №131.

7. Русская книга от начала письменности до 1800 года. Ч.1-2. Под ред. В.Я. Адарюкова и А.А. Сидорова. Москва, ГИЗ, 1924, часть I, стр. 213-214.

Русские граверы середины XVIII века, обучавшиеся и затем работавшие в гравировальной палате («гридырне») Академии наук, к числу которых относятся М.И. Махаев, Г.А. Качалов, И.А. Соколов, Х.-А. Вортман, И.П. Еляков, Е.Т. Внуков, Н.Ф. Челноков, А.А. Греков, Е.Г. Виноградов, И. Рукомойкин, И. Кудрявцев, П. Балабин, С. Фокин, И. Золотов, Н. Плотцев, М. Охлопков, П. Артемьев, Д. Герасимов, Н. Саблин и Я.В. Васильев внесли значительный вклад в историю русского гравировального искусства. Все они вместе с другими мастерами работали над многими гравированными проектами того времени, как то: «Коронация Елизаветы Петровны» 1744 года, «Атлас Российской империи» Джозефа Делиля 1745 года, «Путешествие около света, которое в 1740-44 годах совершил лорд Ансон» 1751 года, «План столичного города Санкт-Петербурга» на 25 листах, законченный и поднесенный Императрице Елизавете Петровне в день её восшествия на престол 25 апреля 1753 года, «Виды Санкт-Петербургских окрестностей» на 8 листах 1753 года, «Виды Каменного острова гр. Бестужевой-Рюминой» на 7 листах, «Описание земли Камчатки, сочиненное Степаном Крашенинниковым» 1755 года и «Обстоятельное наставление рудному делу» Ивана Шлаттера 1760 года. В этих гравюрах, ставших впоследствии шедеврами, сочетались достоверная точность и эстетичность. документальность и парадность, нарядность и помпезность, присущие эпохам русского барокко и рококо. В царствование Елизаветы Петровны Академия Наук в 1747 году получила новый Регламент, и вместе с этим значительно расширилась и издательская деятельность самой Академии, и участие ее граверов в некоторых интересных проектах других издателей. Академия Наук была олицетворением умственной жизни всей страны благодаря участию таких выдающихся ученых, как Ломоносов, Миллер, Шлаттер, Крашениннников, Крафт, Эйлер, Рихман, Делиль, Гмелин, Сигезбек, Разумовский и др. Можно сказать, что не было такой стороны духовной жизни России, в которой Академия не оставила бы заметного следа: чистая наука, сделавшая в то время большие шаги вперед, широкая издательская и типографская деятельность Академии, издание научных и популярных книг, учебников с энциклопедической программой,— издание календарей, атласов, карт, гравированных портретов и видов, академические университет и гимназия, публичные ассамблеи, лекции и опыты, конкурсы на премии, научные экспедиции, академическая библиотека и кунсткамера, химическая лаборатория, искусство мозаики и горнорудного дела, анатомический театр, географический департамент и историческое собрание, типография и книжная лавка, состоящее при Академии особое собрание Академии Художеств, устраивавшиеся при участии Академии иллюминации и фейерверки, имевшие в то время общественное значение, так как в своих девизах и аллегориях они проводили известные просветительные идеи, наконец, многочисленные, состоящие при Академии, палаты, как то: рисовальная, гравировальная, фигурная, инструментальная, переплетная, столярная, токарная, пунцовая и др., с их мастерами и многочисленными учениками,— вот те многоразличные и многочисленные стороны деятельности, которые объединяла в себе Академия Наук того времени. Что касается Елизаветинской библии, в оформлении которой принимали участие граверы Академии Наук, то само издание исправленной Библии было задумано еще Петром Великим указом от 14 ноября 1712 г. Исправление тянулось очень долго, и с 1744 года был издан целый ряд указов Синоду о том, чтобы было приступлено к ее изданию, и наконец, 1 марта 1750 г. последовало категорическое «историческое» распоряжение печатать безо всякого отлагательства.

В 1751 году Библия была напечатана, причем об ее появлении в свет было опубликовано в СПБ Ведомостях. Огромный том заключает в себе более 1000 страниц текста. Гравированный на меди титульный лист с изображениями из Нового и Ветхого Завета и видами Кремля и Петропавловской крепости с двуглавым орлом над ними и отметкою анонимного мастера на нижнем поле об исполнении работ в С.-Петербурге «при Академии Наукъ и Художествъ въ 1751 г.». Тексту предшествует гравюра с изображением Елизаветы Петровны в порфире и короне; вверху над ней надпись: „Да недоконченная исправиши", напоминающая о приведении ею в исполнение завета Петра Великого. Текст Библии напечатан в два столбца тонким четким некрупным шрифтом; страницы окружены узорными рамками; в начале и конце отдельных глав — заставки, инициалы и концовки. Перед текстом — посвящение труда Елизавете Петровне от синода и обширное предисловие Варлаама Лящевского с изложением истории пересмотра и исправления Библии. Первое издание разошлось очень скоро. Новое издание было поручено Гедеону Слонимскому и вышло в свет в 1757 году в Москве и 1758 году в Киеве.

Библия (от греч. βιβλία — книги, ед. ч. βιβλίον, уменьшительное от βίβλος — книга) — собрание древних текстов, созданных на Ближнем Востоке на протяжении 15 веков (XIII в. до н. э. — II в. н. э.). Является Священным Писанием для всех авраамических религий — иудаизма, христианства и ислама, однако канонизирована она только в первых двух названных. Около 1455 года в Майнце увидела свет Библия Иоганна Гутенберга на латинском языке (42 и 36 строчные). Это было одно из первых изданий, напечатанных с помощью набора сменных литер. Гениальное изобретение Иоганна Гутенберга состояло в том, что он стал изготовлять металлические подвижные выпуклые буквы, вырезанные в обратном виде, набирать из них строки и с помощью пресса оттискивать их на бумаге. Сегодня около полусотни экземпляров Библии Гутенберга — первой книги, отпечатанной в Европе в XV веке — хранятся за семью печатями в престижных библиотеках и монастырях мира. Огромных денег стоит даже один листок из этого шедевра — типографского первенца человечества. Начало отечественной библейской традиции восходит к славянскому переводу Священного Писания, выполненному свв. братьями Кириллом и Мефодием во второй половине IХ века в связи с их миссионерской и просветительской деятельностью в западных славянских землях. В первой половине XVI века уроженец Полоцка, доктор медицины Франциск Скорина переводит все книги Ветхого Завета на современный ему белорусский язык. Перевод, сделанный им с латинской Библии Иеронима, был напечатан в 1517-1525 в Праге и Вильне. В IX веке Библия была переведена на язык, понятный восточным славянам. Перевод был предпринят братьями-миссионерами Кириллом и Мефодием — «первоучителями и просветителями славянскими». Их родным языком предположительно мог быть вариант старо-болгарского языка, на котором разговаривали в их родной Солуни); воспитание же и образование они получили греческое. Перевод Библии на славянский язык Кирилл и Мефодий осуществили с помощью составленной ими славянской азбуки — глаголицы; позже была создана кириллица на основе греческого алфавита. Списки с кирилло-мефодиевского перевода распространились среди восточных славян, что способствовало крещению Руси. Не сохранилось ни одного экземпляра какого-либо библейского текста с первоначальным переводом Кирилла и Мефодия; однако, без сомнения, он имел влияние на все последующие. Со временем в переписываемых от руки книгах Библии накапливались ошибки, пропуски, толкования и вставки с целью ясности, замены болгарских слов русскими аналогами и т.п. Некоторые священные книги бесследно исчезли. Поэтому митрополит Алексий (1332-1378 гг.), в бытность свою в Константинополе, запасся греческими списками Нового Завета и по ним составил весь перевод на славянский язык. Много исправлений внёс митрополит Киприан, серб по происхождению (1378-1406 гг.). Некоторые книги переводились даже с еврейского текста (по распоряжению митрополита Филиппа). В XV веке архиепископ Геннадий поставил задачу собрать книги Священного Писания в единую Библию на славянском языке. Он организовал поиск частей славянской Библии по монастырям и соборам. Часть книг найти не удалось, и их перевёл с латинской Вульгаты монах Вениамин. Экземпляр Геннадиевской Библии сохранился до наших дней. Ныне используемая православной церковью в богослужении в России и других славянских странах Библия отличается от текста Геннадия лишь мелкими (но многочисленными) исправлениями. На протяжении столетий русский язык развивался и изменялся, но славянский перевод Библии в течение многих веков по-прежнему оставался в употреблении. С появлением на Руси книгопечатания, книги Священного Писания стали печатать на церковно-славянском языке. В анонимной типографии в Москве в 1553-55 г.г. выходят из печати три Евангелия сразу: узкошрифтовое, среднешрифтовое и широкошрифтовое. В 1564 году основатель типографского дела в России «первопечатник» Иван Фёдоров издаёт книгу «Апостол», в которую вошли Писания Нового Завета: Деяния Апостолов и их Послания. Этот «Апостол» на церковно-славянском языке был первой датируемой книгой, напечатанной в России. А в 1581 году впервые была напечатана полная церковно-славянская Библия. В тексте её, однако, иногда встречались ошибки и неточности. В последующих изданиях ошибки эти старались исправлять. По указу Императрицы Елизаветы в 1751 году была издана тщательно исправленная церковнославянская Библия, так называемая «Елизаветинская», текст которой был сверен с древним греческим переводом — Септуагинтой. Елизаветинская Библия, с незначительными правками графического характера, до сих пор используется как авторизованный для богослужения текст в русском православии. Славянская Библия стала первой национальной Библией на Руси, почти 900 лет оставалась единственной, по настоящее время продолжает находиться в исключительном литургическом употреблении в Русской Православной Церкви. Ее история насчитывает несколько основных изданий, в целом определивших и сформировавших ее облик. Хронология изданий: Геннадиевская Библия 1499 г., Острожская 1580 – 1581 гг., Московская 1663 г., наконец, Елизаветинская 1751 г., очевидно демонстрирует их последовательную преемственность, не оставившую ни один век российской истории, начиная с XV, без своей «библейской занятости». Она же подводит и к следующей точке отсчета — работе над русской Библией. Действительно, практически весь XIX век прошел для церковной и общественной жизни России под знаком перевода Библии на русский язык. Можно определенно сказать, что в этом переводе нашли выражение важнейшие религиозные ожидания и чаяния столетия. Основные этапы переводческой работы четко датируются:1816 – 1826 гг. — перевод под эгидой Российского Библейского общества как первое официальное начинание; 1826 – 1856 гг. — период запрета и частные переводы, среди которых нужно отметить прежде всего труды протоиерея Г. П. Павского и архимандрита Макария (Глухарева); 1856–1876 гг.— завершение работы и издание Синодального перевода. Наличие библейских книг на славянском языке при крещении Руси в 988 году в значительной степени обеспечило успешность христианской миссии в нашем Отечестве. Новый христианский народ сразу обрел доступ к Откровенному источнику избранной им религии на близком, достаточно понятном языке. Молодая Церковь оказалась в выгодной ситуации, тогда как народы Западной Европы вплоть до Реформации могли пользоваться Библией только в переводе на латинский язык, давно недоступный для большинства паствы Западной Церкви. В этом отношении значение трудов святых Кирилла и Мефодия по переводу Библии на славянский язык трудно переоценить. Первая полная славянская Библия на Руси появилась, однако, только в 1499 г. (до того времени библейские тексты были разрозненны и существовали в различного рода сборниках). По имени своего издателя, архиепископа Новгородского Геннадия (Гонзова), кодекс получил название Геннадиевской Библии. Это было рукописное издание, хотя на Западе книгопечатание было уже достаточно распространено. Основу издания составили богослужебные, четьи, толковые списки, представлявшие переводы разного происхождения. Издателям не удалось найти славянские переводы многих ветхозаветных книг, так что пришлось делать их заново. Переводили с латинской Библии — Вульгаты. Обращение к Западной Библии, то есть отход от греческого текста Семидесяти Толковников, изначальной основы славянских переводов Ветхого Завета, объясняется отсутствием у сотрудников архиепископа Геннадия достаточных знаний греческого языка и соответствующих списков, а также активным участием в издании монаха доминиканца Вениамина. Состав и порядок расположения книг Ветхого Завета в издании соответствовал Вульгате; согласно с Вульгатой была проведена и разбивка текста всех книг сборника на главы. Латинская Библия, таким образом, стала одним из основных образцов издания, и в Геннадиевском кодексе осуществился своеобразный синтез западной и восточной библейских традиций. Геннадиевская Библия в значительной степени определила дальнейшую судьбу Библии в России, причем не только славянской, но и русской, — в целом закрепив состав сборника библейских книг и обусловив эклектизм практически всех последующих изданий. Первое печатное издание славянской Библии, Острожская Библия, было предпринято в 1580 – 1581 гг. князем К. К. Острожским в связи с его заботой о судьбах Православия в западнорусских землях (владения князя входили в состав Речи Посполитой). Образцом Острожскому изданию послужил список полученной из Москвы Геннадиевской Библии. Необходимо отдать должное издателям, установившим несоответствие обретенной ими рукописи греческому тексту Семидесяти («разнствия и развращения библейских списков»). Предпринятые исправления, однако, были выборочными и крайне непоследовательными. В порядке следования книг, делении текста на главы, составе отдельных книг сохранилась почти полная ориентация на Вульгату. Первая печатная Библия в Московской Руси (Московская Библия) появилась только в 1663 году и получила у современников название «Первопечатной». Хотя в церковных кругах давно обсуждался вопрос о необходимости провести ревизию славянской Библии и согласовать ее текст с греческим, издана Московская Библия была как простая копия Острожской Библии, с немногими орфографическимигда только и можно объяснить принятые ими исправления. 25 сентября 1679 года правленый иоакимовской комиссией Апостол вышел из печати, и на этом закончились труды библейных справщиков XVII века. Славянской Библии, проверенной сознанием русской церковной власти, XVII веку не суждено было видеть: у московской власти того времени не было ни должной энергии, ни достаточных сил для выполнения этого дела. В дальнейшей истории, в течение почти сорока лет идея Епифания, под пером преимущественно учеников и продолжателей его направления получает теоретическую обработку и обоснование. По характеру эпохи — конца XVII века — выяснение основы Славянской Библии приняло форму полемики в защиту Греческой Библии — Ceптуагинты — против латинской Вульгаты и еврейского текста. Сознание необходимости создать надлежащую и достойную замену изданию 1663 года вместе с неумением найти для этого соответствующий способ и силы вызвало ряд предложений или ходячих идей о возможности удовлетворить эту потребность новыми, неиспытанными еще на Москве средствами. Московскому сознанию предлагалось оставить старый текст Библии, оставить традицию Септуагинты и выработать для себя новый вид Библии на доступном народу языке путем перевода с еврейского или латинского текстов. Некоторые иностранцы входили к московскому правительству с предложением своих услуг для перевода Библии с еврейского на русский язык.

Эти услуги не были приняты. Как бы в соответствии с этими предложениями, в самой Москве явились попытки со стороны частных лиц прийти на помощь Церкви. В 1683 году переводчик Посольского приказа Авраамий Фирсов переложил Псалтирь на русский народный язык. Обычный славянский текст он исправил по еврейскому подлиннику и по переводам с него — греческому, латинскому, чешским, польским (Якова Вуйка, Николая Рабивила), белорусским, между прочим, по Лютерову немецкому переводу. Свой труд в предисловии к этому переводу он объяснил желанием сделать Псалтирь более доступною пониманию народа, так как старый перевод Псалтири нельзя правильно понимать «по множеству в ней речений разных языков». Несмотря на доброе намерение переводчика, труд его вызвал неблагоприятные толки и был запрещен патриархом Иоакимом. Одновременно с этим шла усиленная пропаганда латинской Вульгаты в качестве оригинала для нового славянского перевода. Эта струя вносилась питомцами Киевской академии, в это время следовавшей латинскому школьному образцу в постановке своего образования. Известны переводы священных книг в это время на славянский с латинского языка; известно пользование латинским текстом Вульгаты у такого авторитета того времени в Москве, как Симеон Полоцкий, что в свое [время] вызывало у его противников громкое нарекание. Эти иноязычные домогательства смутили русских людей, оскорбили их преданность греческому Православию и вызвали их на защиту своих убеждений. Вырос крупный в то время вопрос о сравнительном достоинстве еврейского. греческого и латинского текстов Библии. Защитниками перевода Семидесяти выступили сторонники греческого учения, ученики Епифания — инок Евфимий и иеродиакон Дамаскин. Вопрос о преимущественном значении и достоинстве греческого текста Семидесяти на первых порах не успел еще вылиться у них в определенную форму, и обсуждался в связи с вопросом о преимуществах греческого учения вообще. Инок Евфимий в сочинении «Учитися ли нам полезнее грамматики, риторики, философии и феологии ... или, и не учася сим хитростям, в простоте Богу угождати ... и котораго языка учитися нам, славяном, потребнее и полезнее — латинскаго или греческаго?» — настоятельно доказывает превосходство текста Септуагинты перед еврейским текстом и всеми другими переводами священных книги. Это превосходство Евфимий усматривает в том, что «апостол Павел и вси святии отцы» в своих творениях следуют переводу Семидесяти, а не еврейскому тексту. И это они делают по основательной причине: «рабини (равины), пришедшу Христу, растлили еврейский Закон и Пророчества, Христову славу хотяще утаити. Павел же святый Апостол, ведяще таковое их в Писании тлительство, свидетельствова о Христе от греческаго перевода, здрава суща и цела и проведена мужи, в языцех еврейстем и гречестем многоучеными и благодати Святаго Духа наполненными». По той же причине неодобрительно относились к еврейскому тексту и святые отцы. На еврейском испорченном подлиннике основан латинский Иеронимов перевод, а за ним и Лютеров и другие новые переводы. И Евфимий осуждает эти переводы. «Латинницы и лутеры, — говорит он, — держат разныя Библии многих новых преводников, бывших после Христова Воплощения, преведенныя с еврейскаго, явно уже растленнаго от христоненавистников еврейских рабинов, и таковым препорченым и растленным книгам последуют», вследствие чего в их Библиях встречается немало погрешностей. Таковы, например, пропуск Каинана в родословии патриархов и в связи с этим разность всей хронологии по Вульгате и греко-славянскому тексту.

Преимущество греческого текста над латинским и всеми другими в Новом Завете доказывается еще убедительнее уже из одного того, что греческий есть текст подлинника, а латинский и все другие — переводы. Через несколько лет после этого первого опыта литературной апологии перевода Семидесяти (около 1703 или 1704 года) вышло в свет другое сочинение, специально посвященное защите того же самого перевода Семидесяти. Автором его был, по-видимому, тот же Евфимий. Сочинение это — «Обличение на гаждатели Священнаго Писания Библии, преведеннаго из еврейскаго на еллинский диалект богомудрыми мужи. Духа Святаго и мудрости наполненными, 72-мя преводницы». Главным поводом к написанию «Обличения» автор указывает то обстоятельство, что в русском обществе того времени, по крайней редкости Славянской Библии, большим распространением пользовалась Польская Библия Иакова Вуйка, а равно и другие латино-польские книги. Читатели таких книг «прелстишася в оных книгах лежащими лживыми баснословии и, налакавшеся наполненного там яда лживых словес», укоряют Греческую Библию Семидесяти будто бы она переведена плохо: переводчики «овая к угождению царя Птоломея или инако прелагаху, или весьма умолчаху, овая же, их же не умеяху, сомнительными слозесы изглаголоваху»; другие же из укорителей «блядословят, глаголюще, яко оную святую Греческую Библию Седмдесятнии преводницы, аще и добре и богомудре преведоша, но послежди препортиша еретицы ... и овии их тако, овии же инако лжесловят», — все вообще отдают предпочтение Латино-польской Библии пред переводом Семидесяти. Ввиду таких нападок на исконную основу Восточного Православия — греческий перевод Семидесяти — автор и пишет свое «Обличение». Свои доказательства автор располагает в трех частях. В первой части, на основании Аристея, Иосифа Флавия и Епифаиия Кипрского излагается история перевода Семидесяти. В заключение выясняется высокий взгляд отцов и учителей Церкви на перевод Семидесяти и его церковное достоинство: «Седмдесят преводников благодатию Святаго Духа превождаху ... не токмо яко преводницы, но яко и пророцы, не точию во един разум, но и в единая и таяжде словеса», хотя они переводили независимо один от другого, размещенные в разных помещениях. Так мыслили о Септуагинте святой Кирилл Иерусалимский, Иустин Философ, Климент Александрийский, Максим Грек, а из западных — Иларий Пуатьесский, Августин и Бароний. Вo второй части «Обличения» автор преимущественно опровергает мысль блаженного Иеронима, выраженную им в предисловии к латинскому переводу Библии, о том; что перевод Семидесяти, как и всякое человеческое дело, не чужд некоторых недостатков и погрешностей, и что поэтому для правильного разумения священного текста необходимо обращаться к еврейскому подлиннику. Это мнение Иеронима кажется автору тяжким преступлением, может быть, по значительности авторитета Иеронима в кругах сторонников латино-польского образования. Мнению Иеронима он противопоставляет взгляды других отцов, учителей и церковных писателей, только что указанных, которые все признавали, что «Семдесятнии преводницы полни быша Духа Святаго и преведоша истинно». Погрешности Септуагинты, на которые указывает Иероним, автор объясняет тем, что Иероним «или не прочитая греческих книг или, аще и прочитая когда, обаче ... не виде написанных сих в книгах древле проведенных и ныне сущих у нас». При более тщательном изучении текста Семидесяти и творений святых отцов, он нашел бы разъяснение своих недоумений: он увидел бы, что все пророческие места, будто бы опущенные у Семидесяти, имеются в греческом тексте. И нет надобности в подобных случаях искать разъяснение в еврейском тексте, «у жидов богоубийц»: все они прекрасно объясняются у светил святой Церкви, православных учителей. В конце этой части рассуждения автор на основании Епифания Кипрского, Барония и предисловия к греческому изданию Библии передает историю переводов Акилы, Феодотиона, Симмаха, пятого и шестого переводов и деятельности мучеяика Лукиана и Оригена по исправлению и выработке священных текстов. В последней, третьей части «Обличения» автор подробно разбирает особенности латинского перевода Священного Писания, сравнительно с греческим текстом Семидесяти, и одновременно указывает некоторые разности вероучения между православием и католичеством. Он отмечает погрешности в следующих местах латинской Вульгаты: Бт 3:8, 3:16, 4:26, 47:31; Исх 12:10; Чис 24:7, 24:17; Пс 11:4, 13:1-3, 41:3, 86:5; Прит 8:22; Иов 24:8; Ис 9:6, 11:10. 29:13, 35:2, 40:5, 40:13, 42:4, 48:13, 60:1; Иер 31:22; Aвв 3:1, 3:2; Мих 5:3; Мф 5:22, 6:4, 9:13, 20:22; Лк 11:2-4; Ин 5:27; Рим 22:2; 1 Кор 7:33. 15:47, 15:51, пропуск Каинана в родословии патриархов и в связи с этим разность библейской хронологии по Вульгате и греко-славянскому тексту, особенности в произнесении имен Адонаи, Иегова и аллилуйа . Преимущество Септуагинты во всех этих местах пред всеми другими текстами автор усматривает прежде всего в том, что он выполнен более чем за 200 лет до Рождества Христова, когда раввины не успели еще «растлить в Писании лежащая по своему злонравному смышлению, еже послежди и сотвориша, и доныне превращают Писания, не престающе». Далее, автор придает большое значение тому, что перепод Семидесяти употребляли «апостоли святии и евангелисти и Сам Христос, сын Божий, от тоя беседоваше, и по них вси святии отцы, и Седмь Селенстии синоди вси, от тоя писаша, и вся Церковь Восточная и Западная оную святую Библию читаху; и ныне туюжде Седмдесятных преводников, святых оных мужей, преводивших вдохновением Святаго Духа, имать святая Восточная Церковь целу и ни в чем ногрешиишу, якову имяху вси святии наши отцы, восточное учителне, якоже показуется от писаний их ... и от тоя книги Седмдесятных преводников преведеся и наша Словенская Библия, и аще где что и обрящется в нашей Словенстей Библии яковое несходство или погрешение (обретается бо с некиих местех), и тое исправляти подобает с тояжде Греческия Библии 70 преводников, а не с польских, ниже с латинских (по некиих баснословию), понеже Латинская Библия преведеся Иеронимом, латинским учителем, с еврейских уже растленных книг, по Христове воплощении близ 400 лет, в старости уже учившимся языку и Писания знанию еврейскаго языка». Преимущественная важность текста Семидесяти толковников сравнительно с Вульгатой находит себе значительную поддержку в авторитете священных писателей. Так, евангелист Лука в родословии Христа Спасителя, согласно текста Септуагинты, упоминает Каинана , вопреки Вульгате и еврейскому тексту книги Бытия, в которых имя Каинана опущено. Апостол Павел также, согласно перевода Семидесяти, пишет: «и поклонися Иаков на верх жезла его», а не так, как в Вульгате: «и поклонися Израиль на возглавие постели» и так далее. Другим доказательством преимущественного значения греческого текста Семидесяти служит то, что в Новом Завете сама Латинская Библия во всех разбираемых автором случаях следует переводу Семидесяти и вследствие этого является несоглашенность и внутреннее противоречие Латинской Библии, где одни и те же пророческие слова в Ветхом Завете читаются так, а в Новом — иначе. Чтобы избежать таких противоречий латинского текста Библии с самим собою, в некоторых латинских изданиях делаются произвольные изменения новозаветного текста. Так, например, в Евангелии, изданном в Амстердаме в 1648 году, в родословии Иисуса Христа опущен Каинан, и латиняне «чтут и пишут уже и в евангелии токмо Арфаксадова сына Салу (иже бысть ему внук, а не сын), последующе Библии от евреев препорченной». Латиняне обличают сами себя. «Или не тойжде Дух Святый и не таяжде ли словеса глашаше в пророцех и апостолех?» Наконец, длинный ряд отцов Церкви — Афанасий Великий, Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст, Епифаний Кипрский, Иоанн Дамаскин, Максим Исповедник, Феофилакт Болгарский, Илия Критский и другие своим постоянным пользованием переводом Семидесяти придают ему ничем не заменимое достоинство пред текстом Вульгаты и другими текстами. В «Обличении» мы видим самую лучшую, обстоятельную и проникновенную защиту греческого текста Семидесяти, порожденную XVII веком. Пусть здесь не все свободно от односторонности и пристрастия, пусть мысль автора вращается здесь только в области общих положений, все-таки горячая и широко осведомленная апология Септуагинты носит вполне определенный характер.

Она несомненно имела значение для своего времени, если не с полемической, то с положительной стороны, как попытка раскрыть на основании первоисточников историю перевода Семидесяти и многих других известных греческих переводов и укрепить в бытовом сознании общества мысль о преимущественном достоинстве этого текста перед другими переводами. Разумеется, защита греческою текста была только поводом к уяснению значения и природы славянского текста Библии. Это хорошо было подчеркнуто через полтора века, когда в обер-прокурорствование графа Протасова в связи с попытками объявить единственно употребительным в Русской Церкви славянский перевод Библии предположено было издать в свет это «Обличение». Цель — содействовать этой апологией изданию более исправного славянского перевода — ясно была выражена тогда, когда горячие строки апологии сохраняли всю свою свежесть. Около 1704 года «Обличение» подано было Новгородскому митрополиту Иову, одному из лучших ревнителей просвещения того времени, одновременно с целым рядом (три) посланий сторонника Евфимия, иеродиакона Дамаскина, с прямою просьбою позаботиться о переводе Славянской Библии. «Обличение» передано было митрополитом Иовом для рассмотрения и заключения Юрьевскому архимандриту Гавриилу Домецкому. Домецкий представил Иову свой разбор «Обличения» с некоторой защитой перевода Иеронима, Библии Вуйка и латино-польских книг от нападок «Обличения» и с личными нападками на автора «Обличения». В общем, разбор мало касается сущности доклада Евфимия о сравнительном достоинстве библейских текстов, говорит об этом только в общих выражениях, сводя дело к тому, что разности текста не вредят чистоте догматов. «В тех тетратех твоих святительских написаны несходства некоторая или погрешения в Геронимовой Библии с нашею Греческою Библиею; и аще то переведено и верно».

Усердный, может быть не во всем знавший меру, защитник греческих традиций за свои нападки на польско-латинский натиск на русское просвещение получил обвинение в лютеранстве, как это еще лучше выразилось несколько позднее в литературном споре Феофана Прокоповича и Стефана Яворского...  Последовательное исправление славянской Библии по греческому тексту было осуществлено только в XVIII веке. Митрополит Иов не оставил без внимания настоятельных обращений к нему московских ревнителей библейного исправления. Когда в начале 1706 года прибыли к нему в Новгород потерпевшие неудачу в Москве «словеснейшие и мудрейшие богословы Лихудиевы и некоторые старые их ученики», он принял намерение снять «укоризну и бесчестие», по выражению Епифания, тяготевшие над русским обществом, и обратился к императору Петру I с просьбой разрешить им заняться исправлением славянского перевода книг Ветхого Завета. «Великий Монарше, — писал Иов Петру в ноябре 1706 года наряду с другими делами, — еще едино нам недостает. Что же сие? Древний Завет на славянском диалекте зело погрешно претолковася, и вся Россия желает сей видети по всему самореченный, подобный греческому Древнему Завету. Повели, великий государю, сущим ныне при мне учителям Иоанникию и Софронию Лихудиевым, сему быти желающим и им, по нашему желанию, сие богоугодное дело исполнити». Ходатайство Иова, по его просьбе, поддержано было пред императором графом Н.М. Зотовым и князем АД. Меншиковым, но успеха не имело. Новгороду не удалось, как два века назад, принять участие в усовершении Славянской Библии. По-видимому, у Петра было намерение поставить Библию, как и другие стороны русской жизни и мысли, в другое русло. По-видимому, он хотел приблизить Библию, как это он видел за границей в протестантских странах, к народному пониманию и дать ее на народном, русском языке. Для этой цели он вызвал в Москву пастора Глюка, из дома которого вышла вторая супруга императора — Екатерина. Глюк еще до прибытия в Россию хорошо изучил русский язык и переводил Славянскую Библию на русский язык. Перевод этот погиб при осаде и взятии Мариенбурга, где проживал в это время Глюк. Через некоторое время после взятия Мариенбурга, в том же 1703 году, Петр поручил Глюку, уже переселившемуся в Москву, снова заняться переводом Нового Завета на русский язык, что он и сделал. В 1705 году Глюк умер. Что стало с его переводом, неизвестно — после его смерти оставленный им перевод исчез. Некоторые историки считают, что перевод этот был похищен и уничтожен противниками распространения Священного Писания на понятном народу языке, боявшимися, что это послужит причиной реформации в России. Одновременно с этим у Петра созревала и чисто личная идея — издать Славянскую Библию параллельно с голландским текстом. Для этого дела, в бытность свою в Голландии, Петр подрядил голландских типографщиков — в Гаге Иоганна фон Дюрена и в Амстердаме — Даниила фон Левена. Им поручено было печатать Голландскую Библию прописным шрифтом, форматом в лист, оставляя на каждой странице белый столбец для славянского текста. Издание это было изготовлено в 1717-1721 годах на александрийской бумаге, в шести томах — Новый Завет в Гаге, Ветхий — в Амстердаме, с посвящением Государю. Отпечатанные в Голландии листы всей Библии доставлены были в Петербург и здесь в 1719 году в Новом Завете (в некоторых экземплярах) был припечатан славянский текст. Ветхий Завет остался без славянского текста: было предположено припечатать этот текст не по изданию 1663 года, а по исправленному переводу, вследствие чего работа была отложена до окончательного исправления текста. После исправления славянского перевода Библии, 30 августа 1724 года Петр устно приказал «в вывезенных из Голландии печатных голландским языком, в полстраницы. Библиях, на других половинах страниц напечатать Библию на Российском языке, стихи против стихов, а в чем какое явится несогласие, о том изъяснить на брезех, против тех же мест». Привести в исполнение этот указ Святейший Синод поручил определением от 2 сентября 1724 года протектору школ и типографий архимандриту Гавриилу Бужинскому с разъяснением, что при несходстве между Голландской и Русской Библиями ему следует сверяться с «книгою Полиглот, а для большего вероятия, чтобы не было погрешностей, взять в помощь себе человека, который знал бы совершенно как голландский, так и русский языки». Гавриил наметил себе в сотрудники иноземца Павзия, жившего тогда в Москве. Скоро последовавшая смерть императора Петра не позволила дойти до благополучного окончания этому делу. Оно держалось на одной только личной заинтересованности Петра и среди окружающих не встречало себе никакого сочувствия. В каждое последующее царствование возвращались к этому вопросу. Десять лет после смерти Петра исправленная петровской комиссией Библия лежала без движения, оставалась, по выражению елизаветинских справщиков, «без всякаго производства, погребена бысть в глубоком молчании». Вопрос сдвинут был с мертвой точки тем же лицом, которому, по-видимому, он обязан был своей приостановкой. В 1735 году Феофан Прокопович подал в Святейший Синод доклад о довершении дела, начатого Петром, и дело вступило теперь в новую полосу. Печатание Библии решено было перенести из Москвы в Петербург, в Александро-Невский монастырь, заведование поручено было архиепископу Феофану; основной текст в Библии, вопреки указу Петра, решено было оставить старый, а исправления этого старого текста поместить в примечаниях под строкой. Последнее решение объясняется, по-видимому, стремлением Феофана подорвать значение предшествующей работы, хотя могли выдвигаться также соображения, как бы не вызвать новыми исправлениями текста повой смуты в народе. До начала печатания поручено было архимандриту Симонова монастыря Амвросию и справщикам Андрею Иванову и Стефану Гембицкому «освидетельствовать поправление Библии — исправно ль во всем учинено». Вскоре справщики обратились в Синод с просьбою дать им подробную инструкцию относительно приемов их проверки. Одновременно с этим Феофан вошел в Синод с обширным докладом, в котором предшествующая справа подвергалась сомнению и предлагалось произвести новый тщательный пересмотр и исправление Библии50. Сверку славянского текста Феофан предлагал производить только с текста Септуагинты, оставив в стороне все другие тексты. Исключение было допущено только для еврейского текста как «первоначального или подлинного». Синод согласился с докладом Феофана и поручил Алесандроневскому архимандриту Стефану Калиновскому вместе со справщиками Ивановым и Гембицким вновь освидетельствовать Славянский текст петровских справщиков по греческому тексту Септуагинты и по мере проверки печатать по плану, предложенному преосвященным Феофаном. Новые исправители усердно вели проверку работы своих предшественников. К маю 1737 года уже закончены были печатанием книги Моисеевы. Но для них открылись столь важные затруднения, что 20 мая 1737 года архимандрит Стефан уже испрашивал у Святейшего Синода новых разъяснений. Многие места оказались в Феофилактовой (Софрониевой) Библии поправленными не по Септуагинте, другие не совсем близко совпадали с Септуагинтой. Так как при этом «новоисправленных речей было без числа много», то сверка не могла идти быстро, и Стефан спрашивал, как ему исправлять при печатании: «собою ли одним, или и Святейшему Синоду прежде тиснения к воле и разсуждению предлагать?». Синод постановил: после снесения новоисправленного текста с греческим текстом, печатать без дальнейшего представления Святейшему синоду, чтобы не происходило замедления в печатании. Дело шло вперед, и к половине 1738 года печатание было доведено до книги Товит. И справщики, и Святейший Синод оказались здесь в большом затруднении: «книга Товии вся правлена с латинского текста, понеже с латинского и сначала переведена была ... и не токмо она, но и другие книги имеются, которые как переведены, так и правлены с Вульгаты, а некоторых и совсем нет в греческом тексте. И о сем Святейший Правительствующий Синод что соблаговолит?» — ставит вопрос 9 июня 1738 года архимандрит Стефан. Из опасения стать в противоречие с своим новым принципом в следовании одному тексту Септуагинты. Святейший Синод не давал никакого ответа ни на это, ни на другое более обширное донесение архимандрита Стефана по этому же самому вопросу. Печатание Библии приостановилось. Снова дело сдвинулось с места благодаря тому же Стефану, бывшему уже епископом Псковским. 26 января 1740 года он подал в Синод «об остановившемся новоисправленной Библии печатании свое мнение»». Он указал на неудобство печатания библейных исправлений под строкой, так как оно, за их обилием, совершенно спутало наборщиков и может смутить будущих читателей Библии и предложил Синоду новый способ печатания Библии: печатать текст в два столбца, в одном — старый, в другом — исправленный текст; книгу Товита и другие, переведенные с латинского, перевести вновь с греческого; все напечатанное раньше оставить. Предложение епископа Стефана было принято, и приготовление исправленного текста к печатанию по новому плану возложено было на архимандрита Фаддея Кокуйловича и иеромонаха Кирилла Флоринского, префекта Славяно-греко-латинской Академии. С июля 1741 по сентябрь 1742 года эти лица выполнили свою задачу и представили в Святейший Синод набело переписанный список исправленного перевола ветхозаветных книг и вместе с этим подробный отчет о своей работе. Из этого отчета видно, что труд этих справщиков состоял «в свидетельстве новоисправленной Библии с греческими кодексами». Главным образом они руководились Александрийским списком в издании Лондонской Полиглотты по убеждению, что старый славянский перевод был сделан с этого списка. Пользовались они и Сикстинским изданием Септуагинты, так называемым Ватиканским кодексом, но значительно меньше, вследствие неполноты этого текста по сравнению со старой Славянской Библией. Книги Товита и Иудифи, переведенные раньше с латинского, они перевели вновь с греческого языка. Этот перевод они внесли в свой текст Библии, а старый, поверенный по Вульгате. перевод этих книг они приложили отдельно; по латинскому тексту свидетельствована была только Третья книга Ездры, так как ее «на греческом диалекте нигде не имеется». Этот отчет своим суждением о значении для славянского перевода Библии Александрийского кодекса подал повод одному из исследователей — покойному профессору Ф.Г. Елеонскому — высказать восторженный отзыв: «Это донесение замечательно в том отношении, что в нем дается совершенно определенный, основанный на собственных наблюдениях, ответ на вопрос о списке или виде греческого текста 70-ти, с которого сделан древний славянский перевод ветхозаветных книг.

Занятия сравнительным изучением славянского и греческого переводов, хотя и не продолжительные, привели вышеозначенных отечественных библеистов к тому устойчивому положению, что первоисточником славянского перевода послужил Александрийский список, текст которого имеет наибольшую близость к еврейскому тексту». Действительно, донесение это имеет за собою ту заслугу, что оно выдвинуло на глаза изучавших Славянскую Библию, вслед за петровскими справщиками, Александрийский кодекс как оригинал славянского перевода, установило в некоторой степени родословную древнего славянского перевода; под влиянием этого провозглашения не только XVIII, но и XIX век держался убеждения, что родословная Славянской Библии восходит к такой глубокой древности, как V век греческого текста. Убеждение это передалось и почтенным описателям Московской Синодальной библиотеки, и в их ученом авторитете нашло себе новую поддержку и удостоверение. Но убеждение это обладало только приблизительною степенью достоверности. Самый Александрийский кодекс доступен был XVIII веку в неточном воспроизведении. Славянский перевод известен был XV1I1 веку только в одном, далеко не лучшем, позднем виде. Говорить при таких условиях об Александрийском списке как о первоисточнике славянского перевода можно только весьма относительно. Наше время не может стоять на такой точке зрения. Подробнее о настоящем оригинале настоящего древнеславянского перевода мы будем говорить здесь ниже. Пред печатанием изготовленного текста Святейший Синод решил пересмотреть этот текст, но дело пересмотра двигалось так медленно, что императрица Елизавета особым указом 14 февраля 1744 года напомнила Синоду, что «дело исправления Библии.., давно уже начатое, не терпит отлагательства». Императрица требовала скорейшего окончания дела и предписала Синоду производить просмотр в своих заседаниях каждодневно, за исключением праздников. При этом «к библейному делу» позволено было допускать, кроме синодальных членов, и других «духовного чину людей ученых, которые к тому способны обрящутся». При последующих замятиях Святейший Синод пришел к убеждению, что нельзя вести исправление славянского перевода Библии по одному только греческому тексту, и просил у императрицы разрешения «к дополнению греческой — употреблять Сирскую и Еврейскую и другие Библии, кои к старой Славянской близкую силу имеют». Побуждением к этому было то, что «оная Греческая (Библия) против прежней, на словенском языке напечатанной, находится недовольна». Стремление Святейшего Синода выйти из круга источников, указанных Петром в 1712 году в знаменитом его словесном указе об исправлении Библии на основании только греческого текста Семидесяти, также вызвало сочувствие покойного профессора Ф.Г. Елеонского: «Занятия Святейшего Синода пересмотром новоисправленного перевода особенно, замечательны в том отношении, что самым делом показали невыполнимость в полной мере того, на чем так сильно до того времени настаивали и за несоблюдение чего нескрытно порицали петровских исправителей, то есть невыполнимость надлежащего исправления славянского перевода ветхозаветных книг на основании одного греческого текста Семидесяти. Производившие пересмотр члены Святейшего Синода сами убедились в том, что один этот текст недостаточен для поверки старого славянского перевода». Действительно, с точки зрения первопечатной Библии 1663 года ограничиться греческим текстом было нельзя: «Греческая (Библия) против прежней, на славянском языке напечатанной, находится недовольна». В Греческой Библии нет соответствия тем добавлениям, книгам неканоническим, какие внесены в Славянскую Библию по почину Новгородского архиепископа Геннадия из Латинской Библии. Но эти добавления не имеют никакого отношения к Славянской Библии в собственном смысле, до ее русской переделки в XV веке под влиянием латинского текста. Замечательно, что, пытаясь более всего привлечь в число своих источников латинскую Вульгату, Синод в своем обращении к императрице скромно умалчивает о Вульгате, а указывает на еврейский и сирский тексты, которые будто бы «к старой Словенской близкую силу имеют». Поздняя церковная традиция относительно латинизованной Библии, будто бы искони употреблявшейся на славянской почве, традиция, ни на чем разумном не основанная, решительно застилает глаза библейных исправителей! Из документов не видно, Последовала ли по «всеподданнейшему доношению» Святейшего Синода отмена Высочайшею властию указа Петра о согласовании Славянской Библии только с текстом Септуагинты. По-видимому, такой отмены не было. Святейший Синод передал вскоре, 7 ноября, «свидетельствование Библии» особой комиссии, в составе Московского архиепископа Иосифа и архимандрита Воскресенского. что на Истре, монастыря Илариона Григоровича, а вместо первого, после его кончины (10 июня 1745 года) «учителя греческих школ Иакова Блонницкого и справщика московской типографии Андрея Иванова». Со 2 августа 1745 года начала свою деятельность эта новая комиссия исправителей. В особой инструкции этой комиссии поручалось следующее: «Прочесть с печатною рукописную Славянскую Библию, исправленную под смотрением покойного преосвященного Стефана, митрополита Рязанского, искусными мужи (между коими были и греки природные и ученые); и кои речения в оной противу печатной явятся несходны или отменены, те снесть с Греческими Библиями; и буде оныя в какой-либо ни есть Греческой Библии Семидесяти переводников окажутся сходны, оставить их действительными; а кои речения ... как с печатною славянскою, так и ни с какими Греческих Библий кодексами несогласны, оныя, выписав ... представить Святейшему Правительствующему Синоду к разсмотрению». Инструкция, данная в духе указа Петра, показывает, что указ этот оставался в это время во всей своей силе. Занятия этой комиссии не были плодотворны: члены ее часто менялись; один из членов (архимандрит Иларион) не знал греческого языка, как он заявил об этом в своем прошении об увольнении от библейских работ. Между тем, Государыня Елизавета Петровна указом от 8 ноября 1745 года предложила Синоду в том же году напечатать «для употребления народного» Библию, исправленную Софронием, или же дать отзыв, почему эта Библия не может быть издана. Святейший Синод не признал возможным печатать без проверки Софрониеву Библию, потому что она «без должного тех, кои оную исправляли, заручения находится чрез многопрошедшее время, и сомнительно есть, нет ли в ней какой-либо попортки». Одновременно и в связи с этим Святейший Синод уяснил исправителям их задачу: в новой инструкции им поручалось производить сверку с греческим текстом в особенности в тех местах, где «у исправленной против печатной Словенской тексты в противной силе и разумении окажутся или явятся ... попорчены в том, в чем у Церкви Православной Восточной с папистами, лютеранами, кальвинами и протчими иноверными секты разнство находится и в чем раскольники суемудрствуют и во всем том, что догматом святой Православно-Восточной Церкви нашей противно или важно сумнительно». Вскоре комиссия эта распалась: Андрей Иванов был вызван в Петербург, архимандрит Иларион, по прошению, был освобожден от библейских занятий, при деле оставался один Иаков Блонницкий. В помощь ему Святейший Синод назначил (21 января 1747 года) — хотя не без протеста и многократных отказов со стороны назначенных — новых сотрудников «достойных, и греческому диалекту совершенно достаточных» — префекта Киевской Академии, иеромонаха Варлаама Лящевского, преподавателя богословия, знавшего греческий и еврейский язык, и Иеромонаха Гедеона Слонимского, преподавателя философии. С выходом из Комиссии в феврале 1748 года Блонницкого, этим двум справщикам суждено было довести исправление Библии до конца. Текст Софрониевой Библии был проверен с первопечатным изданием, и 22 мая 1751 года была закончена переписка вполне изготовленных к печатанию священных книг. В конце 1751 года исправленная Библия вышла из печати. Деятельность последней комиссии, так же как и предшествующих, состояла в проверке исправлений Софрониевой Библии. Лящевский и Слонимский сверили Софрониеву справу с первопечатным изданием. В большинстве случаев внимание их сосредоточено было на исправлениях, имеющих смысловой характер, на прибавлениях и опущениях стихов, делении на главы и стихи, хотя не упускали они из вида и мелких стилистических особенностей. Несмотря на строгое, будто бы, подчинение Синода велениям Высочайшей власти, и эта комиссия производила сверку не с одним текстом Септуагинты по разным греческим кодексам, а и с еврейским, и латинским и другими текстами. Все свои исправления и изменения справщики выписывали в особую книгу и представляли на рассмотрение Святейшему Синоду. Книгу Товита и Иудифи они вновь перевели с греческого, а Третью книгу Ездры проверили по Вульгате. Последней Елизаветинской комиссии принадлежит честь пересмотра славянского перевода Псалтири и книг Нового Завета. Пересмотр этот, по особенному поручению Святейшего Синода, произведен был с исключительной осторожностью. Исправители обязывались сверить эти части Библии «с греческими множайшими и различными свидетельствованными составами и отцов святых толкованиями» и исправить согласно с ними, но исправления свои выставлять только на полях страниц, а не вносить в самый текст, который должен был оставаться неизменным и в новом издании Библии. Изменения дозволялось вносить в текст только в том случае, если усматривалась грамматическая погрешность в тексте. Исправления Нового Завета и Псалтири при этих условиях приняли форму нового, более точного перевода темных или неправильно переведенных мест, что в общем, по условиям работы, приняло форму новых пояснительных примечаний к старому тексту, например в Евангелии Матфея 6:34 «злоба» пояснено словом «попечение»; 9:16 «возмет кончину» заменено «отторгнет приставление». Этой же последней елизаветинской справе принадлежит ряд пояснительных примечаний и ко всем другим библейским книгам. В этих примечаниях содержится то объяснение оставшихся в славянском тексте без перевода греческих и еврейских слов (названия стран света, географических местностей, священных одежд и тому подобное), то основания для принятого исправителями славянского перевода, то чтения других изданий греческого текста, не вошедших в славянский перевод, то перевод с еврейского текста. В общем, эти примечания составляют целый ученый аппарат к славянскому тексту. Наконец, этой же справе довелось частью докончить, частью призвести самостоятельный пересмотр целого ряда других приложений к Библии пояснительного и руководственного характера. Так, елизаветинские справщики:

1) произвели пересмотр и дополнение параллельных мест Библии, указание которых находилось и в издании 1663 года,

2) исправили перевод послания святого Афанасия о книге Псалмов,

3) исправили перевод предисловия Феофилакта Болгарского к Евангелиям,

4) перевели с греческого Синопсис (обозрение книг Ветхого и Нового Завета), приписываемый святому Афанасию Александрийскому,

5) составили обширное и содержательное предисловие к Елизаветинской библии 1751 года с указанием условий появления этого издания.

Источников для проверки славянского текста у елизаветинских справщиков было больше, чем у их петровских предшественников. Они располагали, судя по отдельным упоминаниям, следующими изданиями греческого текста:

1) Комплютенским (Editio Complutensis) 1514-1517 годов, с греческим текстом, составленным из двух списков Ватиканской библиотеки XIII-XIV веков; издание стоит близко к так называемому лукиановскому типу греческих списков;

2) Альдинским изданием (Editio Aldina) 1518 года, с греческим текстом, составленным по спискам Венецианской библиотеки святого Марка; издание воспроизводит тип так называемой исихиевской группы греческих списков64;

3) Сикстинским изданием (Editio Sixtina) 1587 года, положившим в основу знаменитый Ватиканский кодекс IV века; это издание знакомило ученый мир с Ватиканским кодексом, хотя список этот здесь воспроизведен был очень неточно, с добавлением по другим, более поздним спискам; в руках у исправителей сикстинский текст Ватиканского кодекса был в двух изданиях — Ламберта Боса с ценными, точными вариантами из других списков, и Рейнекция;

4) Оксфордским (Оксониенским) изданием 1707-1720 годов, сделанным Эрнестом Грабе по Александрийскому кодексу (не точно); издание это было у справщиков в цюрихской перепечатке Брейтингера 1730 года.

Были у справщиков и издания отдельных частей Греческой Библии. Так, делаются ссылки на списки Коттонианский V века (содержит часть книги Бытия); Оксониенский или Оксфордский XII века (содержит Восьмикнижие); Мархалиев (Marchalianus) VI века (с текстом пророческих книг); Барберинов (Варварин — по обозначению справщиков, то есть Barberinus) — экзапларный текст пророческих книг, кроме Даниила, с указанием и других переводов на полях рукописи. Были у последних елизаветинских исправителей и толкования отцов Церкви на Священное Писание, и некоторые, критические работы по библейскому тексту. Пользовались они двумя списками греческого текста Библии, по их словам, довольно древнего времени, двумя греческими списками книги Притчей и всеми рукописными трудами своих предшественнников. Итак, понадобилось не менее шести комиссий, занимавшихся подготовкой этого издания. Каждая очередная комиссия начинала работу заново, вначале пытаясь освоить материал петровской справы, часто этим и ограничиваясь. На определенном этапе были обнаружены значительные расхождения текста петровских справщиков с греческим текстом. Справщиков обвинили в нарушении воли Императора Петра Великого. Принципиальным представляется запрос, который был направлен Синоду председателем созванной в 1736 году четвертой комиссии архимандритом Стефаном (Калиновским). Архимандрит Стефан просил разъяснить, каким именно греческим текстом следует пользоваться для исправления, поскольку «в разных кодексах и экземплярах немалые разности и несогласия находятся». Им впервые было обращено внимание на факт разночтений в самом греческом тексте — проблему, которая предшествующими справщиками, видимо, еще не вполне осознавалась. Окончательно был принят следующий принцип редактирования: при расхождении греческих источников предпочтение отдавали варианту, присутствовавшему в большинстве греческих текстов; исходный вариант Первопечатной не меняли при его подтверждении хотя бы одним греческим источником. Таким неоднозначным путем и достигалась главная цель издания — последовательное приведение славянского библейского текста в соответствие тексту греческому. Елизаветинская Библия 1751 года подвела итог растянувшейся на два с половиной столетия издательской работы. Что же было достигнуто? За стремлением согласовать славянскую Библию с переводом Семидесяти очевидно усматривалась надежда обрести ясный библейский текст. Предполагалось, что именно таков текст греческий, незыблемый авторитет которого утверждался его употреблением в Древней Церкви. Вскрытые при подготовке Елизаветинского издания серьезные проблемы самого греческого текста поставили издателей, по сути, в тупиковую ситуацию. Ложной оказывалась сама исходная посылка осуществляемого редактирования. Последовательная правка по Септуагинте не устраняла темноту славянского текста, поскольку от темноты не был свободен и греческий текст. Собственно, Елизаветинское издание, как и предшествующие, осталось далеким от исполнения главного требования к любому библейскому переводу — быть ясным (по выразительным средствам языка) текстом Божественного Откровения. Общедоступной не была ни первая напечатанная Острожская Библия 1581 г., ни Первопечатная Московская 1663 г. Даже долгожданное издание 1751 года не смогло решить проблему очевидной нехватки экземпляров Священного Писания. Их дефицит ощущался даже в системе духовного образования. Так, церковный историк XIX века П. В. Знаменский отмечал: «Вместо славянской Библии в семинариях употреблялась более доступная, хотя тоже довольно редкая, латинская Вульгата; пользование ею было тем удобнее, что и лекции и оккупации [учебные занятия] по богословию были на латинском же языке. Славянская Библия была большой редкостью, почти недоступной для частных лиц и духовенства , слишком дорогой и для семинарской библиотеки даже после издания ее в 1751 году. Неудивительно, что изучения Священного Писания вовсе не было не только в семинариях, но даже и в академиях. Между духовенством о чтении Священного Писания и речи не было. Издание 1751 года, как известно, в первый раз только познакомило с Библией русскую публику, но число экземпляров, выпущенных в свет, было слишком не достаточно для удовлетворения потребностям не только народа, но и служителей Церкви, кроме того, каждый экземпляр стоил 5 рублей, большой тогда суммы денег». Ненормальность подобного положения устранялась крайне медленно, в чем удостоверяет сообщение Знаменского о ситуации с экземплярами Священного Писания в духовных учебных заведениях в 1818 года: «...в богословском классе [высший класс] Казанской Академии ни у одного студента не было Библии, да и казенная имелась только одна». Это свидетельствует о том, что «техническую» проблему доступности славянской Библии тиражи второй половины XVIII — начала XIX вв. решить не смогли. Библия оставалась на периферии религиозной жизни вплоть до XIX столетия. От нее оказались дистанцированными и клир, и общество. И самое существенное — за длительными стараниями привести славянский текст в соответствие переводу Семидесяти была совершенно упущена проблема понимания самого славянского языка, который к XVIII веку уже окончательно утратил свою коммуникативную функцию. Совместно все эти факторы — наличие не проясненных Елизаветинским изданием темных мест в славянском тексте, недоступность языка, очевидный дефицит экземпляров при их значительной стоимости, отсутствие традиции домашнего чтения — фактически ограничивали употребление славянской Библии рамками богослужебного пользования. Только в 1876 году впервые вышла из печати полная русская Библия на современном русском языке в знакомом нам «синодальном переводе». Случилось это спустя почти три века после появления первоначальной церковно-славянской Библии.