RARUS'S GALLERY

Так называемое среднешрифтное Евангелие. [396] л.; ил.; 2°. Строк: 18. Шрифт: 108 мм. Печать: двумя красками в один прогон. Знак сноски в виде крестика. Знаки сноски напечатаны киноварью. Орнамент: заставок 9 с 5 досок; инициалов 4 с 4 досок; вязь: 5 строк; рамок на полях 21 с 10 досок; 5 ломбардов. В заставке на л. [11] изображение св. Матфея. Иллюстрация (одна с одной доски): крест и орудия страстей — л. [344]. Книга обладает высокой историко-культурной, научной, художественной, материальной ценностью; относится к числу книжных памятников национального значения.

Библиография: Строев, 1836 № 12; Ундольский, 1848 № 18; Каратаев, 1861 № 52; Ундольский, 1871 № 38; Попов, 1872 № 11; Каратаев, 1878 № 58; Каратаев, 1883 № 66; Бурцев, 1901 № 370; Зернова, 1958 № 1; Петров, 1958 № 15; Лабынцев, 1979 № 11; Мудрова,1979 № 1; Поздеева, 1980 № 10; Поздеева, 1981 № 1; Голенченко, 1989, с. 165, 223. № 126; Киселева, 1992 № 1; Лукьяненко, 1993 № 32; Муравьева, 1995 № 1; Из сокровищ РГБ, 2002, с. 6—7, № 1; Гусева, 2003 № 9; Бондар, 2008 № 217; Немировский, 2009 № 53; Немировский, 2011 № 90. В библиографии известно 34 экземпляра.

Анонимная типография — условное название первой московской типографии, работавшей в 1553—1565 гг. Деятельность ее связывают со священником Благовещенского собора московского кремля Сильвестром. Существует гипотеза, согласно которой в Анонимной типографии начинал свою типографскую деятельность Иван Федоров. Среди типографов были также Маруша Нефедьев и Васюк Никифоров. В семи дошедших до нас изданиях Анонимной типографии нет выходных данных, не указано, кто, когда и где их печатал, их называют безвыходными или анонимными изданиями. Московское происхождение без выходных изданий установлено исследованиями А.А. Викторова, архимандрита Леонида Кавелина, А.А. Гераклитова, А.С. Зерновой, Т.Н. Протасьевой и др. Первой московской печатной книгой является т.н. Евангелие узкошрифтное, вышедшее ок. 1553. В Анонимной типографии напечатаны также Евангелие среднешрифтное (1558/1559 г.), Триодь постная (ок. 1555 г.), Триодь цветная (ок. 1456 г.), Псалтырь среднешрифтная, Четвероевангелие широкошрифтное, Псалтырь широкошрифтная. Относительно последовательности выхода в свет этих книг в науке существуют различные мнения. Старейшая в пределах Московского государства датированная владельческая запись на изданиях Анонимной типографии сделана в 1558/1559 г. на страницах Евангелия узкошрифтного.

Так называемое среднешрифтное Евангелие, напечатанное в московской Анонимной типографии без выходных сведений — без указания имени типографа, места и времени печатания. В литературе существуют различные гипотезы о последовательности выхода из печати изданий Анонимной типографии. А.С. Зернова считала среднешрифтное Евангелие самым первым московским печатным изданием. Е.Л. Немировский, вслед за другими исследователями, считает его третьей по счету книгой мисковской печати. В научный оборот среднешрифтное Евангелие ввел в 1836 г. П.М. Строев в «Описании старопечатных книг славянских, находящихся в библиотеке... Ивана Никитича Царского». Здесь под № 12 зарегистрировано «Евангелие (напрестольное), без выхода, в лист, 397 листов. Пометы никакой нет». Старейшая вкладная запись на экземпляре среднешрифтного Евангелия датируется 1561 г. Также известны ранние датированные записи 1564, 1567, 1573 и 1577 гг. Самая ранняя запись со сведениями о цене экземпляра относится к 1656 г. Наибольший интерес среди гравированной орнаментики среднешрифтного Евангелия представляет заставка с изображением евангелиста Матфея. Она не повторяется ни в этом, ни в других безвыходных изданиях. Не известны ее оттисков и в рукописной книге. Наиболее разительное отличие заставки — ее фигурный характер: среди традиционного узора из виноградных листьев, в небольшом 5-лопастном киотце помещено изображение евангелиста Матфея. Древняя традиция мастеров рукописной книги — украшать верхнее поле спусковой полосы узорной заставкой — объединялась здесь с другим традиционным приемом — предварять отдельные части Четвероевангелия изображениями евангелистов. Сочетание изображения евангелиста и заставки в московской первопечатной книге уникально, до последней четверти XVII в. оставалось единственным. Отличительной особенностью Четвероевангелия среднешрифтного служит немецкая (точнее — силезская) бумага, остальные первопечатные книги напечатаны на французской бумаге.

История изучения и известные экземпляры. Первое упоминание о среднешрифтном Четвероевангелии было сделано в 1836 г. П. М. Строевым в «Описании старопечатных книг славянских, находящихся в библиотеке... Ивана Никитича Царского». Здесь под № 12 зарегистрировано «Евангелие (напрестольное), без выхода, в лист, 397 листов. Пометы никакой нет». По мнению библиографа, издание напечатано «где-нибудь на юге, в начале XVI века». В приложенных к «Описанию...» «Палеографических снимках» Строев воспроизвел одну из страниц книги (табл. IV, №5). Впоследствии упоминания об среднешрифтном Четвероевангелии начинают часто встречаться на страницах указателей старопечатных книг. В 1845 г. тот же Строев регистрирует экземпляр, принадлежавший Обществу истории и древностей российских 18°, в 1848 г. В. М. Ундольский — экземпляр, принадлежавший А. И. Кастерину ш. В 1861 г. И. Каратаев упоминает в своей «Хронологической росписи...» об экземплярах из собственного собрания, а также из императорской Публичной библиотеки (возможно, это экземпляр Кастерина). В «Описании славяно-русских книг» И. П. Каратаев регистрирует 8 среднешрифтных Четвероевангелий; впервые упоминаются им экземпляры Публичного и Румянцев-ского музеев, собрания Хлудова, а также экземпляр со вкладной 1573 г., местонахождение которого нам в настоящее время неизвестно. В 1891 г. А. Родосский описал среднешрифтное Четвероевангелие, принадлежавшее Петербургской духовной академии. Экземпляр среднешрифтного Четвероевангелия имелся и в богатом собрании И. Я. Лукашевича, которое в 1870 г. было куплено Московским Публичным и Румянцевским музеями. В 1873 г. А. Е. Викторов описал этот экземпляр в очередном «Отчете» музеев. Он подчеркнул здесь, что издание «по шрифту и орнаментам близко к первопечатному московскому Апостолу 1564 г. и к первым московским изданиям вообще, а по составу, тексту и правописанию (за исключением юсов, которых здесь нет) почти совершенно сходное с Евангелием виленским 1575 г.». Напомним, что это писалось до знаменитого доклада Викторова на Третьем археологическом съезде в Киеве. Таковы были первые подступы к теме: «Не было ли в Москве опытов книгопечатания прежде 1564 года?» В 1877 г. на страницах очередного «Отчета» А. Е. Викторов регистрирует экземпляр среднешрифтного Четвероевангелия, поступивший в музеи в обмен на дублеты из Петербургской духовной академии. Наконец, в 1908 г. А. И. Миловидов описал среднешрифтное Четвероевангелие Виленской Публичной библиотеки. На этом экземпляре — запись А. Е. Викторова: «Евангелие без выхода, напечатано, по моему мнению, в Москве прежде 1564 г.». Далее следуют ссылки на «Отчет Московского Публичного и Румянцевского музеев» за 1873—1875 гг. и на известную статью в «Трудах» киевского археологического съезда. Запись датирована 15 июня 1881 г. Аналогичная запись, но с пропуском года в ссылке на «Отчет» имеется и в экземпляре Румянцевского музея. Экземпляр, по-видимому, происходил из дублетов музея; он упоминается в списке, сохранившемся в архиве Викторова. Таким образом, в предреволюционные годы было описано 12 экземпляров среднешрифтного Четвероевангелия. А. А. Гераклитов ввел в научный обиход сведения еще о двух экземплярах среднешрифтного Четвероевангелия, принадлежавших ранее купцу-старообрядцу Мальцеву, а после революции поступивших в собрание Саратовского университета. Гераклитов подробно описал издание, а также сопоставил его с другими московскими первопечатными книгами. Т. Н. Протасьевой известно 12 экземпляров среднешрифтного Четвероевангелия, из них четыре вводились в литературу впервые. Это, во-первых, экземпляр из собрания «Меньших» Государственного Исторического музея. Экземпляр этот, входивший в собрание Московского Чудова монастыря, был известен и А.Е. Викторову — краткое описание его сохранилось в бумагах археографа. Однако в печати Викторов об этом не упоминал. Два других экземпляра, впервые описанных Т.Н. Протасьевой, принадлежат Государственной библиотеке СССР им. В. И. Ленина. Один — из собрания Е.Е. Егорова, второй — из библиотеки Рогожского кладбища. Четвертый впервые упоминаемый экземпляр поступил в Исторический музей из коллекции П.В. Щапова. В 1958 г. в печати было описано среднешрифтное Четвероевангелие Государственной Публичной библиотеки УССР, в прошлом принадлежавшее Обществу истории и древностей российских и впервые учтенное П. М. Строевым. Всего, таким образом, к настоящему времени учтено 17 экземпляров издания. К этому мы можем прибавить еще пять экземпляров, до сего времени никем не зарегистрированных и не описанных. Итого 22 экземпляра. Напомним, что нам известно 22 узкошрифтных Четвероевангелия. Превратности, которые претерпели оба издания в течение прошедших веков, примерно одинаковы. Можно, следовательно, говорить о том, что и тираж их был одинаков. В настоящее время мы не знаем, где находятся три экземпляра — экземпляр Виленской Публичной библиотеки, второй саратовский экземпляр и экземпляр со вкладной 1573 г., описанный И.П. Каратаевым. Государственная библиотека СССР им. В. И. Ленина владеет пятью среднешрифтными Четвероевангелиями. Одно из них (№ 3603) —дублет Петербургской духовной академии, поступивший в 1874 г. в Румянцевский музей, второе (№ 3605) — из собрания Егорова, третье (№ 3607) — из собрания Рогожского кладбища. Происхождение двух других (№ 3608 и 3954) неизвестно. По-видимому, одно из них — из собрания Лукашевича. В Государственной Публичной библиотеке им. М.Е. Салтыкова-Щедрина находятся четыре среднешрифтных Четвероевангелия. Один экземпляр — из собрания И.П. Каратаева (№ 155а — 1.3.6в). Происхождение трех других не ясно. Два из них (№ 154 — 1.3.6а и № 155 — 1.3.6б) можно отнести к собраниям Кастерина и Петербургской духовной академии. Четвертый дублетный экземпляр (№ 4924 — 1. 3. 6) описывается нами впервые. Государственный Исторический музей владеет четырьмя экземплярами— из собраний Царского (№ 12), Щапова (№ 42), Хлудова (№ И) и Чудова монастыря (Меньш. 1292). По одному экземпляру среднешрифтного Четвероевангелия имеют Библиотека Академии наук СССР (7. 5. 1 — инв. 527 оп.— куплен в 1761 г. у частного лица) 194, Государственная Публичная библиотека УССР (Кир. 751 — экземпляр Общества истории и древностей российских), Библиотека Московского государственного университета (142—4—59—приобретен в 1959 г. у частного лица), Государственная Публичная историческая библиотека (№ 1394926 — приобретен в 1962 г. у частного лица), Библиотека Саратовского государственного университета (экземпляр из собрания Мальцева), Государственная научная библиотека им. В.Г. Короленко в Харькове (№ 750454).

Вкладные и владельческие записи. Старейшая вкладная среднешрифтного Четвероевангелия датируется 1561 г. Эта запись на втором экземпляре из Библиотеки Саратовского университета, который в свое время был описан А. А. Гераклитовым: «Лета 7070-го месяца сентября 1 купил сие евангелие тетро благовещенской поп Леонтей Устинов сын устюжанин у старца у Мисаила у Сукина». Запись представляет большой интерес: Мисаил Сукин производил следствие по делу Сильвестра. Благовещенский поп Леонтий, несомненно, служил в придворной церкви московских царей и, возможно, был непосредственным преемником Сильвестра после ухода его в монастырь. Мы вернемся к записи в последнем разделе этой главы. В той же книге имеются еще две записи, говорящие о принадлежности ее тому же владельцу: «Евангелие благовещенского попа Леонтия». На харьковском экземпляре среднешрифтного Четвероевангелия имеется вкладная 1564 г.: «Лета 6072 месяца марта в 25 день на Благовещение пресвятые владычицы нашия богородицы и девы Марей положил сия евангелья у Николы...» Далее запись обрезана. Впоследствии книга принадлежала Будятычской церкви в гор. Владимире Волынском. М. Н. Тихомиров упоминает о существовании вкладной записи 1566 г., не указывая, однако, источника и не приводя текста записи. Нам такая вкладная неизвестна. По-видимому, здесь какая-то ошибка. Следующая в хронологическом отношении — запись 1567 г. в экземпляре из собрания И. Н. Царского: «Лета 7075 положил сие евангелие старець Варлаам Палицын ко Успенью пречистые и к великому предтече Ивану на Кубрь в монастырь да пять рублев денег. И при его животе о, его здравие бога молить, а бог пошлет по его душу, ино его в сенаник написати, да и родители его ныне же поминати по вся дни и на обеднех проскуры выимати и на литеях и на всяких понахидах поминати. А родителем имяна писаны в сем же евангилие от исподние цки. А из монастыря сей евангилия никому не вынести покаместа... А хто вынесет то евангелие, и тому со мною будет суд пред богом. А пяти рублев не истеряти ж, держати их на престоле, а давати их в люди а имал... на рубль росту по гривне. А болши бы не имал или бы в торговлю давали». Запись любопытна в чисто бытовом отношении — вкладчик счел необходимым ограничить ростовщические устремления церковников. Точен и географический адрес: по указанию М. Н. Тихомирова монастырь Успения на Кубри находился неподалеку от Москвы — в Переяславском уезде. Грозное заклятие Варлаама Палицына — не выносить Евангелие из монастыря — не возымело действия. Уже в XVII в. книга переходила из рук в руки, пока снова не осела в одной из церквей. Об этом рассказывает запись 1691 г.: «199 (т. е. 7199) году марта в 20 день продал сию книгу Евангелие церковное Новодевича монастыря вотчины Керенского уезду села Красного богородицской поп Михаил Алексеев Нижнеломовского уезду села Черные Петины в церковь Николая Чюдотворца пятидесятнику Стефану Мартинову с товарищы. А денег взято шесдесят алтын. А подписал я поп Михаил своею рокою (так!)». В тот же Переяславский уезд ведет нас следующая вкладная — 1573 г., опубликованная впервые И. П. Каратаевым. Она была извлечена им из экземпляра, который нам в настоящее время неизвестен. Запись гласит: «Лета 7081 генваря 3 дня положил сие Евангелие тетрь печатное Федорова монастыря из Переславля с горы игумен Харитои в пострижение свое в монастыр к Николе Чудотворцу на Комелское озера по своей душе и по своих родителех, или хто захочет сие Евангелие взят от Ни-коли Чудотворца или отдалит или продат и ему са мною судит на оном свете». Еще Леонид Кавелин отметил, что здесь упоминается Озерско-Ни-колаевский, что на Комельском озере, монастырь, основанный в 1520 г., а также Федоровский Переяславль-Залесский монастырь, в котором в 1561 — 1567 гг. и был игуменом Харитон. Следующая вкладная XVI в. ведет нас в Свияжск, в ту самую Казанскую епархию, для снабжения которой книгами и создавалась, по словам послесловия к Апостолу 1564 г., первая московская типография. Запись эта, находившаяся в первом экземпляре Библиотеки Саратовского университета и впервые опубликованная А. А. Гераклитовым, гласит: «Се яз раб божий инок старец Варсунофей Замыцкой положил есми в дом живоначалные Троицы две книги Евангелье да Апостол, обе книги печатные тетр на бумазе в Свиязском городе в монастыре в церковь живоначалные Троицы у чюдотворца у Сергия. И хто будет игумен в том монастыре и священники и им тех книг не изнесити из церкви никуде, а по них пети. А старца Варсунофя на понахидах и на обедне поминати... из церкви те книги или хитрость которую учинят и им судитися... И поминати Варсунофевы родители Василья, иноку Маремьяну Евдокею, а о Варсунофеве здравие за него бога молити, а бог пошлет Варсунофя по душу и Варсунофя поминати». Запись, как видим, точно не датирована. Однако, как указывает Гераклитов в соответствии с известными «Списками иерархов...» П. М. Строева, первым игуменом Троицкого Сергиева монастыря в Свияжске был Мартирий в 1557 г., а с 1618 г. в монастыре уже были не игумены, а «строители». Следовательно, книга могла быть положена в монастырь именно в указанных! промежуток времени. В экземпляре Государственного Исторического музея, ранее принадлежавшем Московскому Чудову монастырю, имеется полустертая запись XVI в., частично восстановленная Т. Н. Протасьевой: «...положил в дом живоначалные Троицы... по брате своем по старце по Мисаиле по схимнике... написали во вседневный сенаник в вечный поминок». В том же экземпляре есть запись 1611 г.: «Лета 7120 октября... продал сию книгу Ивану Петрови Шереметову старец Данилова монастыря свещенник Тимофеи». Впоследствии книга попала в Чудов монастырь, о чем свидетельствует печать «Библиотека Кафедрального Чудова монастыря в Москве» на обороте верхней крышки и некоторых листах книги. «Живо-начальная Троица», упоминаемая в первой записи (если судить по тому, что книга впоследствии находилась в Москве),— скорее всего Троице-Сергиев монастырь. Не датированную запись XVI в. находим и в экземпляре Библиотеки Академии наук СССР: «Книга, глаголемая Евангелие рождества пречистей богородицы Коневского монастыря». Это, по-видимому, подмосковный Коневский стан Коломенского уезда. 2 октября 1761 г. книга куплена библиотекой у некого Василия Севрина. Среди вкладных записей XVII столетия многие — западнорусского происхождения. В этом смысле среднешрифтное Четвероевангелие — исключение среди других безвыходных изданий. Все записи достаточно поздние. Можно как будто бы предположить, что книги попали за пределы Московского государства в годы польско-шведской интервенции. Однако первая запись датирована 1605 г.— это было еще до Смутного времени. Мы имеем в виду запись на экземпляре из собрания Общества истории и древностей российских. Она сильно смыта и частично обрезана: «Изволением отца и святого духа дана сия книга, глаголемую Евангелие... раб божий Феодор Медринский (?) обыватель Ярошевский и з (мал-жонкою) своей Агафиею и чады своими Иоанном... и предал ее до храму святого Рождества господа бога и спасителя нашего Исуса Христа в месте Старом Ярошеве за свое отпущение грехов и родителей своих за панованя кроля полского Шигмонта третьего и за... Радзивила. Року божиего 1605. Которая бо книга, помененная Евангелие, не мает быти отдалено oт от помененного храму под клятвою святых отец...»  В дальнейшем экземпляр попал в Молдавию, о чем говорят записи на обороте последнего листа евангелия от Матфея: «Изволением отца и свершением сына и споспешением святого духа сию книгу Евангелие тетр купил раб божий Мирон Штефенко от роду Игнатца старого Могилевского в лето 7164 (т. е. 1656) перед Званном (?) в Хотеню на ярмарку на вознесение Спаса. Дал за сию книгу Мирон дванадесят талярив битых за отпущение грехов отца ево Штефана и матери своей Марии и всех родителей своих померших, помяни их господи в царствии небесном. Брат Миронов Феодор, дворянин Окнинский. Жена Миронова. Сыни Симеон и Василь». Мирон Штефенко любил книгу и берег ее. Три года спустя он давал ее «поновлять», о чем рассказывает вторая запись, на том же листе: «В лето 7178, а от рождества Христова 1669, 26 октября дня сию книгу Евангелие Мирон Штефенко давал рядити. Которую поновлял многогрешный раб Стефан Моисеевич писарь и родич Могилевский в селе Юричяне и земли Молдавской...» Следующая запись западнорусского происхождения относится, по-видимому (дата написана неразборчиво), к 1618 г.: «Сия книга, глаголемая Евангелие-тетр, надана есть от казаков войска Запорозкого Михаила Филимонова и Семена Шумака и з фонаси (?) и с потомством их и вечными часы, абы были неотдалени от дому пресвятой богородицы Успе-ниа... если бы хто мел ей отдалити, нехаи буде проклят. Если бы который из них мел ся преставити... месце у том же храма Успения богородицы и положены быти... их надана есть сия книга. 1618 месяца мая в 8 день». Ряд записей западнорусского происхождения есть и на среднешрифтном Четвероевангелии из Библиотеки Московского государственного университета. Первая из них: «Та Евангелия надана до храму чеснаго креста до села Негоной (?) в держави их могцов панови козек на щостя подъ суютъ». Следующая запись сообщает о таком событии: «Року 1697 посполито роушение было под Варшаву того року з войски(?)». Ниже частично обрезанная польская запись. Имеются в книге и записи XIX столетия. Еще одна запись западного происхождения относится к началу XVIII столетия. Ее мы находим на превосходно сохранившемся экземпляре Государственной Публичной исторической библиотеки, который совсем недавно — в 1962 г.— был приобретен у частного лица. Запись гласит: «Evanglium perpetuus temporibus applicit do Cerkni Monastyri Leszecynskego. Datum... 23 Juni Anno 1719». Приведем еще одну запись XVIII в., сохранившуюся на хлудовском экземпляре Государственного Исторического музея: «Сия духовная книга Евангелие принадлежит хозяйки Марии Петровной девицы Стрятеной». Анализируя вкладные записи среднешрифтного Четвероевангелия, М. Н. Тихомиров сделал вывод, что издание это «распространялось в средней полосе России, как и Триодь постная». Мы не считаем это мнение верным. Записи XVI—XVlI столетий дают следующую картину географического распределения известных нам экземпляров. Центральные области России: Москва, монастырь Успения на Кубри, Озерско-Николаевский монастырь на Комельском озере, Троице-Сергиев монастырь, Коломенский уезд. Особенный интерес представляет обилие записей западнорусского происхождения. Нам кажется вероятным, что большая партия тиража среднешрифтного Четвероевангелия вскоре после выхода в свет была продана какому-нибудь литовско-русскому купцу. Купец вывез книги за пределы Московской Руси. Вспомним, что Сильвестр, имевший, как мы полагаем, непосредственное отношение к первой московской типографии, поддерживал тесные торговые связи с иностранцами. Мнение наше подтверждает известный в литературе факт о московском Евангелии, бывшем в 70-х гг. XYI в. в руках у Василия Тяппнского. Это могло быть все то же среднешрифтное Четвероевангелие.

Общее описание. Внешние признаки среднешрифтного Четвероевангелия изучены и описаны А.Е. Викторовым, И.П. Каратаевым, А.А. Гераклитовым, А.С. Зерновой и Т.Н. Протасьевой. Книга отпечатана лист. Формат издания по данным измерений А. А. Сидорова составляет 250-283х172 -г- 185 мм. Формат полосы набора по наблюдениям того же автора 186-195х92-103 мм. Число строк на полосе 18. Тетради, как всегда в первопечатных изданиях, составлены из четырех листов, сфальцованных пополам. Каждая тетрадь, таким образом, содержит восемь листов, или 16 страниц. Исключения, которые, как мы уже видели, нередки в первопечатании, встречаются и в срёднешрифтном Четвероевангелии. Здесь их особенно много. Из 53 тетрадей две имеют по два листа и четыре — по четыре листа. Печатной нумерации тетрадей (сигнатура) и листов (пагинация) в книге нет. В некоторых экземплярах имеется рукописная пагинация, но она, несомненно, более позднего происхождения. Такова пагинация в экземплярах из собраний Царского или Егорова. Пагинация в экземпляре Царского учитывает рамки с ткаными предохранителями, вклеенные позднее перед раскрашенными заставками. Предохранители, кстати говоря, дошли до нас далеко не все, однако лакуны в пагинации говорят, что они вклеивались едва ли не перед каждой заставкой. В том же экземпляре попадаются потетрадные пометы. Но и они проставлены позднее — проставлены с ошибками и как попало — через 4, 6, 8, а то и 16 листов. Один из владельцев книги явно привык видеть сигнатуры в рукописных книгах, но значения их не знал! На немногих листах того же экземпляра внизу в правом углу первой страницы листа и в левом углу последней страницы можно заметить следы правильной нумерации тетрадей, уничтоженной при обрезке. Это, возможно, остатки первоначальной рукописной сигнатуры, сделанной в самой типографии. В других экземплярах книги, впрочем, никаких следов сигнатуры нет.

Состав книги. Состав среднешрифтного Четвероевангелия тот же, что и узкошрифтного, но с некоторыми перестановками. Узкошрифтное Четвероевангелие, как помнит читатель, открывалось молитвой перед чтением Евангелия, среднешрифтное же начинается текстом о четвертичном числе евангелий: «Ведомо буди яко четыре суть евангелия» (л. 1—1 об.). Текст тот же, что и в узкошрифтном издании. Опущены лишь последние фразы. Далее следует «Сказание, приемлющее всю лета число евангельского и евангелистом приятие» (лл. 1 об.— 3), оглавление евангелия от Матфея (лл. 3 об.— 6) и предисловие Феофилакта Болгарского (лл. 6—10). Лишь затем помещена молитва перед чтением Евангелия (л. 10—10 об). Порядок дальнейших разделов тот же: евангелие от Матфея (лл. 11 — 112; л. 112 об.— пустой), оглавление евангелия от Марка (лл. 113— 114 об.), предисловие к евангелию от Марка (лл. 115—116 об.), евангелие от Марка (лл. 117—178), оглавление евангелия от Луки (лл. 178 об.— 181), предисловие к евангелию от Луки (лл. 181 об.— 183 об.; л. 184—184 об.— пустой), евангелие от Луки (лл. 185—288 об.), оглавление евангелия от Иоанна (л. 289—289 об.), предисловие к евангелию от Иоанна (лл. 289 об.— 292 об.), евангелие от Иоанна (лл. 293—368 об.). Книгу завершают «Соборник 12 месецем» (лл. 369—382 об.), «Сказание еже како на всяк день должно есть чести евангелие неделям всего лета» (л. 382—394) — распределение евангельских чтений на целый год, текст «Ведати подобает исе яко не держит церкви вселенская...» (л. 394 об.), указатели «Евангелия различна в память святым бесплотным» (л. 395), «Евангелия различна на всяку потребу» (лл. 395 об — 396 об.) и, наконец, «Указ како чтутся тетраевангелия» (л. 396 об).

Язык и правописание. Языковые нормы среднешрифтного Четвероевангелия в сравнении с узкошрифтным более архаичны. С точки зрения правописания это выражается в широком применении греческих по происхождению букв, а также парных букв. Буква «пси», которой в узкошрифтном Четвероевангелии нет, в среднешрифтном применяется не только в словах типа «псалм», что было обычно для московской книгописной практики, но и в бытовой лексике (например, «псом», Марк, VII, 27). Довольно широко употребляется буква «кси». Ижица, которую мы встречали и в Триоди постной, используется, в частности, в слове «евангелие». К особенностям использования парных букв следует отнести явное предпочтение, оказываемое во многих случаях знаку «зело». Наборщик узкошрифтного Четвероевангелия в этом случае использовал букву «земля» (например, в словах «мноsи», «стеsя»). В греческих именах «фита» заменяет «ферт». Так, в евангелии от Марка (III, 18) имена «Фома», «Фаддей» и «Варфоломей» написаны через «фиту». В узкошрифтном издании «фита» сохранена только в последнем случае. С другой стороны, в некоторых именах, где наборщик узкошрифтного Четвероевангелия ставит «фиту», наш мастер предпочитает «твердо» («ЕлисавеѲь» — «Елисаветь», Лука, зач. 2; «НазареѲъ» — «Назареть», Лука, зач. 3). В отдельных случаях «и восьмиричное» перед гласными заменяется «и десятиричным» («вопiющаго», Марк, I, 3). Впрочем, это далеко не правило. «Восьмиричное и» в конце слова после гласной часто заменяют значком «кендема», поставленным над гласной. Характерна для среднешрифтного Четвероевангелия замена «он» знаком «от»: «слѠво» (Марк, II, 2), «дѠм» (Марк, II, 11), «нарѠд» (Марк, II, 13) и т. д. Когда мы познакомимся со шрифтами рассматриваемого издания, мы увидим, что ряд парных знаков здесь значительно расширен. Это касается главным образом звука «о», для обозначения которого применяется большое количество литер. Применение каждой литеры регламентировано и ограничивается определенными словами. Вслед за чудовской редакцией Нового завета оба безвыходных Четвероевангелия предпочитают лигатурный вариант знака «у» слитному написанию «оу». Однако в среднешрифтном Четвероевангелии слитное написание, восходящее к греческой традиции, встречается чаще («требоуют», Марк, II, 17; «бяхоу», Марк, II, 18). Судьба редуцированных гласных в безвыходных Четвероевангелиях была рассмотрена выше на примерах из обоих изданий. Напомним, что в среднешрифтном Четвероевангелии редуцированные гласные в слабой позиции не исчезают, как в узкошрифтном, а сплошь и рядом сохраняются. Сохраняются они и в предлогах (в узкошрифтном издании в этом случае обычно ставились «ерик» или же гласные полного образования). Применяя редуцированные в приставках, наборщик среднешрифтного Четвероевангелия более последователен, чем его предшественник. Приведем пример: «и сътрясе его доухъ нечистый и възопи гласомъ великомъ» (Марк, I, 26). В узкошрифтном Четвероевангелии редуцированная гласная в первом случае сохранена, а во втором прояснена до «о». Характерны для среднешрифтного издания также и твердые сочетания «гы», «кы», «хы» («недугы», Марк, III, 15; «погыбаемъ», Марк, IV, 41). То же можно сказать и о мягких шипящих. Нередко встречаются и исключения («излезшоу», Марк, V, 2; в узкошрифтном— «излезшю»). Морфологические и синтаксические нормы среднешрифтного Четвероевангелия также обнаруживают тенденцию к архаизации (здесь она, впрочем, проявляется не столь ярко). Краткие прилагательные используются в качестве сказуемого, числительные управляют винительным падежом множественного числа существительных; родительный падеж слов «мати», «дочи» («матере», «дъщере») используется в значении прямого дополнения. Все эти случаи были рассмотрены выше. Отметим еще применение предложного падежа множественного числа в словосочетании «в десяти градех» (Марк, V, 20). В узкошрифтном издании — «в десяти граде» — предложный падеж единственного числа. Смысловых и фразеологических разночтений в обоих изданиях сравнительно немного. Как мы видели выше, правописные и языковые нормы среднешрифтного Четвероевангелия обнаруживают тенденцию к архаизации. Редакционные изменения текста, напротив, более близки к позднейшим редакциям. Г. И. Коляда отметил, что в среднешрифтном Четвероевангелии нередко пропускается имя Иисуса Христа и заменяющие это имя местоимения. Бывает, что имя заменяется местоимением. В первых русских редакциях имя, как правило, писалось полностью. Сравни, например, в Мстиславовом Евангелии: «Посълаша архиереи и книжьници къ Иисусу» (Марк, XII, 12). В безвыходных Четвероевангелиях: «И послаша к немоу некия от фарисеи». Однако в подстрочной ссылке в них сохраняется старая редакция с полным именем: «Послаша к Иисусу архиерее некия». В этом случае в обоих Четвероевангелиях редакция одинакова. Однако Г. И. Коляда приводит немало случаев сохранения имени в узкошрифтном издании и пропуска его в среднешрифтном. Например: «видев же Иисус веру их» — и соответственно: «видев же веру их» (Марк, И, 5). Сильное искажение текста, впоследствии устраненное в широкошрифтном Четвероевангелии, замечено впервые Г. И. Колядой: «иже не от крови, ни от похоти плотьския, ни от крови мужьския, но от бога родишяся» (Иоанн, I, 13). В рукописных и печатных текстах в этом случае везде стоит «ни от похоти мужьския». Отметим также перестановку «приидошя оубо мати и братия его» в узкошрифтном и «братия и мати его» — в среднешрифтном (Марк, III, 31). В заключение хотелось бы еще раз повторить, что отмеченные нами тенденции не были сколько-нибудь обязательными. Наборщик сплошь и рядом отступает от них. Различные написания одних и тех же слов, применение исключающих друг друга правил — частое явление в среднешрифтном Четвероевангелии. Все это свидетельствует о том, что сколько-нибудь серьезное редактирование текста перед сдачей в набор не проводилось. Отмеченные же нами тенденции — результат слепого следования оригиналу, который лежал перед наборщиком. Если не было редактирования, то отбор оригинала несомненен. Близость узкошрифтного Четвероевангелия к разговорной речи явно не понравилась в Москве. Поэтому первое издание не было использовано как оригинал для второго. Последнее же послужило оригиналом для третьего издания — широкошрифтного Четвероевангелия.

Бумага. Среднешрифтное Четвероевангелие — единственное среди московских первопечатных изданий — напечатано не на французской, а на немецкой бумаге. В большей части книги — бумага с водяным знаком «кабан». А.А. Гераклитов указывает 12 вариантов знаков  (Т. Н. Протасьева отмечает три варианта, А.С. Зернова — семь вариантов). Эта бумага изготовлялась на бумажной мельнице силезского городка Свидница (Швайднитц), существование которой прослеживается до 90-х гг. XV в.  Н.П. Лихачев регистрирует водяной знак «кабан» в московских рукописях с 1541 г. Исключительно интересно для нас, что на такой же бумаге, как и среднешрифтное Четвероевангелие, написан один из томов Лицевого летописного свода Ивана Грозного. Это лишнее доказательство московского происхождения рассматриваемого издания. Познакомимся подробнее с водяными знаками бумаги издания (по А.С. Зерновой и Т.Н. Протасьевой):

1. Кабан (Лихачев, № 1754, 1755; Тромонин, № 423, 438, 439, 442). 1542-1576 гг.

2. Тиара (Тромонин, № 1531; Брике, № 4983). 1553-1562 гг.

3. Медведь в ошейнике с охотничьим рожком на туловище (Лихачев, № 1730, 4164; Брике, № 12366). 1544-1555 гг.

4. Малый медведь в ошейнике (Брике, № 12334). 1552—1562 гг.

5. Голова шута (Брике, № 15724, 15726). 1558-1561 гг.

Основываясь на показаниях водяных знаков, А.А. Гераклитов датирует среднешрифтное Четвероевангелие 1551—1552 гг., А.С. Зернова — около 1555 г. и Т.Н. Протасьева — 1553—1555 гг. Здесь приходится повторить, что датировка в пределах одного десятилетия на основании одних лишь водяных знаков недостоверна.

Шрифт. Шрифтовое хозяйство печатника среднешрифтного Четвероевангелия богато и разнообразно. Это прежде всего 55 литер строчных знаков кирилловского алфавита 39 различных наименований. Уже из одного сопоставления чисел 55 и 39 явствует, что некоторые знаки имеют по нескольку различных начертаний. Особенно богата начертаниями буква «он» — их пять. Сюда же фонетически примыкает буква «от» (омега) , имеющаяся в трех начертаниях. Таким образом, звук «о» передается по крайней мере восемью начертаниями. Познакомимся с ними подробнее. Первые две формы: «о» — узкое и «о» — широкое обычны для первопечатной графики. Широко встречаются они и в рукописных книгах. Этого не скажешь о трех других формах: «О» — с одной точкой внутри, «О» — с двумя точками внутри и «О» — с крестом внутри. Применение их ограниченно и строго регламентированно. «О» с одной точкой применяется в слове «око» (см., например, Лука, зач. 28, л. 211); «о» с двумя точками — в различных формах множественного числа того же слова: «очию», «очеса» (Марк, зач. 64, л. 169 об.); «о» с крестом — только в одном лишь слове «окрест» (Лука, зач. 4, л. 190). Все это излюбленные приемы южнославянских писцов, восходящие к XIV столетию. В XV столетии все эти формы мы находим и в московских рукописных книгах, например в «Словах Григория Богослова». Приемы эти воспринял Швайпольт Фиоль. «Омега» в среднешрифтном Четвероевангелии применяется в обычном варианте с высоким средним штрихом — начертание это встречается самостоятельно, а также в сочетании с надстрочным «т»; в последнем случае оно обозначает звукосочетание «от». Кроме того, здесь же можно встретить широкий вариант «омеги» без среднего штриха и своеобразную форму той же буквы — так называемое «двойное о». Оно ставится в словах «оба», «двою» (Матф., зач. 34). «Двойное о» применял Швайпольт Фиоль, а также типографы безвыходной Триоди постной и узкошрифтного Четвероевангелия. Три варианта имела буква «ять». Первый из них широко распространен, его характеризует высокая, подымающаяся над строкой мачта и прямая крестовина, совпадающая с верхней линией строки. Второй вариант образован из первого путем усечения мачты. Он употребляется в тех случаях, когда высокая мачта пересекалась с нижними выносными элементами верхней строки. Третий вариант «ять» своеобразен — он также характеризуется высокой мачтой, далеко выходящей за пределы строки. Однако крестовина не прямолинейна. Она сначала несколько поднимается вверх, пересекает мачту, а затем круто опускается вниз. Нам не удалось установить какие-либо особые случаи применения первого и третьего вариантов — они встречаются в одних и тех же словах. Ту же практику мы находим и в московских рукописных книгах середины XVI столетия — назовем хотя бы «Пандекты и Тактикон» Никона Черногорца, вклад Ивана Грозного в Троице-Сергиев монастырь. В двух начертаниях в среднешрифтном Четвероевангелии встречаются буквы «д», «е», «земля», «с», «т», «у», «ер». В первом варианте буквы «д» нижние выносные элементы треугольны и едва выступают за линию шрифта. Во втором варианте выносные элементы на 3 мм выходят за пределы строки: одна из линий (более длинная) перпендикулярна линии шрифта, вторая — наклонна к ней. В рукописных книгах Московской Руси первый вариант широко применялся уже в XV столетии — эту форму буквы «д» мы встречаем, например, в знаменитых Евангелиях Кошки и Хитрово. Впоследствии этот вариант широко применял Швайпольт Фиоль. Оба варианта в XVI столетии соседствуют друг с другом в московских рукописных книгах, причем фонетически или грамматически применение того или иного варианта не регламентируется. Пример — роскошное Четвероевангелие, возникшее в школе Феодосия Изографа. Звук «з» в русской письменности издавна передавался при помощи букв «зело» и «земля». Первая буква в среднешрифтном Четвероевангелии встречается в традиционной для XVI столетия конфигурации, напоминающей латинское «s». В XV в. эта буква нередко писалась как современное скорописное «г». Литера «земля» в среднешрифтном Четвероевангелии, как и в рукописных памятниках XVI столетия и ранее рассмотренных безвыходных изданиях, встречается в двух начертаниях. Одно из них имеет сугубо геометрические формы: верхняя часть в виде незавершенного треугольника, нижняя — в виде незавершенного овала. Верхняя горизонтальная грань треугольника здесь едва намечена. Такое написание буквы «земля» характерно для XVI столетия — назовем хотя бы уже упоминавшееся Евангелие Муз. 3443 из собрания Государственного Исторического музея. Второй вариант литеры близок к написанию тройки. Эта конфигурация также не составляет ничего необычного. Буква «с» в рассматриваемом нами издании встречается в двух вариантах — узком и широком. В последнем начертании эта буква несколько опущена за линию шрифта. Буква «т» — также в двух вариантах. В русской письменности начертание этого знака эволюционировало следующим образом. Для старого русского устава, а также для полуустава XIV в. характерен вариант с треугольными вертикальными засечками по краям горизонтальной перекладины. Этот вариант мы встречаем в изданиях Швайпольта Фиоля и в анонимной Триоди постной. В XV столетии, возможно под влиянием южнославянской графики, засечки начали постепенно удлиняться и достигли линии шрифта. В московских рукописях XVI столетия «т» встречается как в этом последнем варианте, так и в промежуточном — с длинной левой засечкой и треугольной правой. Здесь опять-таки можно сослаться на Евангелие Муз. 3443. Этот промежуточный вариант мы и встречаем в среднешрифтном Четвероевангелии. Второе начертание буквы «т», примененное здесь, своеобразно и любопытно. Оно характеризуется высокой, далеко выходящей за верхнюю линию шрифта мачтой с идущей только налево горизонтальной перекладиной, кончающейся короткой засечкой. Знак подобен зеркальному изображению буквы «г». Применяется вариант очень редко. Наконец, «ер» — «твердый знак» — также встречается в двух вариантах. Первый из них не выходит за пределы строки. Он во всем обычен. Второй вариант, напротив, характеризуется высокой мачтой. Она выходит за пределы верхней линии шрифта и оканчивается уходящей влево горизонтальной чертой. Варианты букв «т», «ять» и «ер» с высокими мачтами наряду со своеобразными многочисленными начертаниями буквы «о» являются характерными признаками графики шрифта среднешрифтного Четвероевангелия и отличают его от других московских первопечатных изданий. Прописные литеры среднешрифтного Четвероевангелия своеобразно «вписываются» в набор полос. Литеры эти в основном опущены под строку, хотя их верхняя часть несколько поднята и над верхней линией шрифта. Мы зарегистрировали в нашем издании 22 прописные литеры 21 наименования. В двух начертаниях — узком и широком встречается литера «он». Для некоторых литер в качестве прописных используются строчные (например, «ф»). В среднешрифтном Четвероевангелии много литер для выносных надстрочных знаков, которые в XVI столетии применяются очень широко. Надстрочные знаки употребляются как под округлыми титлами, так и без них. Без титл применены знаки «д», «м», «т», (в двух вариантах с различными размерами перекладины — 5 или 6 мм), «ж» и «фита». Среди знаков препинания мы встречаем жирную и обычную точки, запятую и очень редко «стишицу». Новинкой является применение точки с запятой. Сгруппируем строчные шрифтовые знаки среднешрифтного Четвероевангелия по размеру очка и конфигурации:

1) без выносных элементов; высота очка 4 мм;

2) с нижними выносными элементами; высота очка 5; 7; 9 мм;

3) с верхними выносными элементами; высота очка 5,5; 7; 8 мм;

4) с верхними и с нижними выносными элементами; высота очка 11—12 мм.

По сравнению со шрифтом ранее рассмотренных безвыходных изданий в среднешрифтном Четвероевангелии больше знаков с верхними выносными элементами. Это вызвано стремлением к имитации рукописной книги. Полоса среднешрифтного Четвероевангелия живописнее, шрифт исключительно красив. Однако обилие знаков с выносными элементами еще более усложнило технологию набора.

Орнаментика. Художественное убранство среднешрифтного Четвероевангелия богаче, чем в узкошрифтном издании: девять заставок с пяти досок, четыре инициала с четырех досок, 21 цветок с десяти досок, пять строк вязи и пять ломбардов. Заставки помещены не только перед евангелиями и «Соборником», но и перед оглавлениями — для этого вырезана новая доска. Мастер, печатавший издание, как видно, старался использовать уже готовые доски узкошрифтного Четвероевангелия. Однако это не всегда удавалось. Первые московские граверы не умели подбирать материал для своих досок; тиражеустойчивость их была незначительной. Большая заставка Зерн. 7 в узкошрифтном Четвероевангелии использовалась дважды. По окончании печатания тиража она вышла из строя. Не удалось сохранить и заставку Зерн. 8, изобиловавшую мелкими печатающими элементами. Остались заставки Зерн. 4 и Зерн. 5. Первая из них в среднешрифтном Четвероевангелии явно воспроизведена с сильно изношенной доски. Насколько чисты и четки оттиски в узкошрифтнем издании и в рукописных «Пандектах» Никона Черногорца, где имеется тот же оттиск, настолько грязны и смазаны оттиски в среднешрифтном Четвероевангелии. Что же касается заставки Зерн. 5, то, возможно, доска была вырезана заново, причем достаточно точно. Общий итог — три новые заставки. Вырезаны они в том же ключе и в той же металлографской манере. Для больших заставок сохранена форма удлиненного прямоугольника с подчеркнутым основанием, килевидным навершием и растительными акротериями. Среднешрифтное Четвероевангелие имеет более узкую и удлиненную полосу набора, чем узкошрифтное. Новые заставки, вырезанные специально для этого издания, имеют значительно меньшую длину: малая 95 мм, а большие 102 мм. На этом фоне резко выделяется длинная (107 мм) заставка из узкошрифтного Четвероевангелия. Кстати говоря, за время, прошедшее с момента напечатания первого издания, она несколько усохла — ранее ее длина равнялась 108 мм.

Первая новая заставка (Зерн. 1) использована четыре раза (лл. 3 об., 113, 178 об., 289). В дальнейшем она будет дважды применена еще в одном безвыходном издании — среднешрифтной Псалтыри. Здесь мы опять сталкиваемся с непрочностью гравированных досок. Стрелочки, подчеркивающие основание, в первых двух оттисках превосходно видны, в последних же четырех они обломались и отсутствуют. По композиции заставка аналогична заставке перед «Соборником» — те же лежащие на боку восьмерки с симметричным рисунком. Рисунок, однако, другой. В центре помещена низкая ваза, составленная из нескольких цилиндриков и усеченных конусов. Третья заставка (Зерн. 3)—мы пока пропускаем вторую — перед евангелиями от Марка и Иоанна (лл. 117, 293) — ио композиции повторяет аналогичную заставку из узкошрифтного Четвероевангелия. Она лишь чуть укорочена (размеры 102х46 мм). В связи с этим ваза и средний бутон заменены перевязанным пучком виноградных листьев. Изъята также центральная ветвь в старопечатном вьюнке боковых бордюров. Вообще для этого издания характерен вьюнок без центральной ветви — это правило выдерживается и в заставках и в инициалах. Наибольший интерес среди гравированной орнаментики среднешрифтного Четвероевангелия представляет «заставка с Матфеем». Заставка (Зерн. 2) помещена на л. 11 книги. Размер основного поля (без стрелочек, навершия и акротериев) — 102х46 мм. Из пяти заставок среднешрифтного Четвероевангелия лишь «заставка с Матфеем» воспроизведена один раз — она не повторяется ни в этом, ни в других безвыходных изданиях. Не знаем мы ее оттисков и в рукописной книге. В небогатой литературе о древнерусской книжной графике «заставке с Матфеем» положительно повезло. Ей посвятил специальную статью А.И. Некрасов. Н.С. Большаков уделил заставке около трети своего, пускай небольшого исследования о московской фигурной гравюре XVI в.

Недавно блестящий искусствоведческий анализ заставки дал А.А. Сидоров. Внимание искусствоведов к этой гравюре станет понятным, если вспомнить, что она занимает особое место в первопечатной орнаментике. Наиболее разительное отличие заставки — ее фигурный характер: среди традиционного узора из виноградных листьев, композиция которого повторяет заставку Зерн. 7, в небольшом пятилопастном киотце помещено изображение евангелиста Матфея. Стародавняя традиция мастеров рукописной книги — украшать верхнее поле спусковой полосы узорной заставкой — объединялась здесь с другим традиционным приемом — предварять отдельные части Четвероевангелия портретами их легендарных авторов. Сочетание портрета и заставки в московской первопечатной книге уникально. По крайней мере, до последней четверти XVII столетия пример остается единственным. Наше утверждение относится лишь к печатной книге. В рукописной орнаментике объединение заставки и портрета не представляет ничего необычного ни до, ни после выпуска в свет среднешрифтного Четвероевангелия. Н.С. Большаков провел аналогии между «заставкой с Матфеем» и фигурными заставками из болгарского рукописного Евангелия XVI в., смоленской Псалтыри 1395 г. и псковского Евангелия 1409 г. Заставки эти, опубликованные в известных альбомах В.В. Стасова и Н.П. Лихачева, а также в одном из томов «Древностей», содержат заключенные в рамки изображения: первая — евангелиста Матфея, вторая — царя Давида, третья — евангелиста Луки. А.А. Сидоров дополнил Н.С. Большакова указанием на аналогичные заставки болгарского и сербского происхождения, помещенные в том же альбоме Стасова. Но особенно поучителен и интересен проведенный А.А. Сидоровым сопоставительный анализ «заставки с Матфеем» и фигурной заставки знаменитой Геннадиевской Библии 1499 г. Им же указаны соответствующие параллели в армянской миниатюре — заставка XIV в. Все эти примеры достаточно отдалены от нашего — как во времени, так и в пространстве. Мы можем указать аналогичные примеры московского происхождения, сравнительно ранние, а также примерно одновременные среднешрифтному Четвероевангелию. Синтез заставки и портрета на московской почве появляется в конце XV столетия в рукописях, изготовленных в мастерской Дионисия — Феодосия. Один из наиболее ранних примеров, «Лествица Иоанна Лествичника и Авва Дорофей»,— вклад Ивана Васильевича Грозного в Соловецкий монастырь236. Рукопись не датирована, но водяные знаки бумаги убедительно указывают на 90-е гг. XV в. (Лихачев 1242, 1243—1495 г.). Книга замечательна своей орнаментикой, представляющей в различных обличиях начальные формы старопечатного вьюнка в сочетании с характерными для того же стиля бутонами. На листе 10 рукописи находится заставка растительного типа с расположенным в центре ее миниатюрным изображением Иоанна Лествичника — во весь рост. В начале XVI столетия аналогичных примеров становится больше, причем восходят они как непосредственно к школе Феодосия Изографа, так и к его ближайшим эпигонам.

Упомянем Путятинский Апостол, названный так по имени одного из первых его владельцев — Посника Игнатьева сына Путятина, который 26 октября 1547 г. «положил сию книгу Апостол в церкви святого священномучеиника епископа Пергамакийского». На листе 9 рукописи помещена большая нововизантийского стиля заставка с разделкой типа Ух. 198 (или Ух. 197). В центре ее по золотому фону миниатюрное изображение апостола Луки. Сверху заставку ограничивает полоса двойных лепестков — один из излюбленных школой Феодосия приемов. Совершенно аналогичную схему Ух. 198, но с зеркальным расположением бутонов находим в рукописном «Маргарите» Иоанна Златоуста, переписанном в 1530 г. в Ферапонтовом монастыре «многогрешным чернецом Ионишкой». В центре заставки — изображение Иоанна Златоуста со свитком, на котором воспроизведен поистине микроскопический текст. Богатая орнаментика рукописи несет на себе печать откровенного подражания Феодосию Изографу. Техника миниатюриста несколько примитивна. Наряду с известными элементами разделки он применяет и свои, вполне оригинальные (полоса встречных сердечек и т. д.). Правильные круги, к которым склонен Феодосий, заменяет овалами. Наиболее интересны для нас два рукописных Четвероевангелия, оформление которых идентично среднешрифтному Четвероевангелию (начальная полоса от Матфея), а время возникновения примерно то же. Прежде всего это рукопись, изготовленная, по-видимому, в московской мастерской Сильвестра и положенная Иваном Грозным в Соловецкий монастырь. Орнаментика рукописи исполнена тушью и решена в ксилографическом черно-белом ключе. По духу, манере исполнения, конфигурации отдельных элементов она близка орнаментике узкошрифтного и среднешрифтного Четвероевангелий. Использованный здесь растительный мотив впоследствии будет точно скопирован Петром Мстиславцем в одной из гравюр Четвероевангелия 1575 г. Но что особенно важно — в центре каждой заставки, предваряющей отдельные евангелия, помещены исполненные пером изображения евангелистов Матфея, Марка, Луки и Иоанна. Второй пример, относящийся к тому же времени,— «Евангелие в десть апракос священника Касьяна», также из собрания Соловецкого монастыря. Заставки книги решены в другом ключе — это характерный для второй половины XVI в. «Феодосиевский» стиль, отягощенный всевозможными добавлениями и производящий впечатление чересчур «роскошного». Но и здесь в заставках, в круглых медальонах, помещены изображения евангелистов, писанные яркими красками по золотому фону.

Гравер среднешрифтного Четвероевангелия, несомненно, подражал рассмотренному только что типу орнаментики. Сначала он, по всей вероятности, собирался дать заставку с евангелистом к каждому из четырех евангелий. Трудности гравирования человеческой фигуры заставили его ограничиться одной заставкой. Первоначальный замысел автора был воплощен в одном из экземпляров издания, возможно подносном. Здесь в каждую заставку вписано от руки изображение евангелиста, причем вписано чрезвычайно искусно. Полностью сохраненная орнаментика боковых частей Заставок гармонирует с миниатюрами. Все эти сопоставления, думается, доказывают национальный характер «заставки с Матфеем» (как в ее истоках, так и в конкретном выполнении) в противовес не раз высказывавшимся мнениям о «немецком воздействии» и т. д. и т. п. Приведем более поздний пример портретной заставки в рукописной книге XVII в.— «Творения Дионисия Ареопагита» из Пискаревского собрания. Здесь три большие заставки, где орнаментальные мотивы объединены с портретным изображением. Первая из них (л. 1) предваряет житие афинского епископа Дионисия Ареопагита, предпосланное его «Творениям», и включает портрет автора книги. Он изображен во весь рост, в епископском облачении.

Заставка на л. 25 содержит искусно воспроизведенное пером изображение головы Христа. Наиболее интересна третья заставка (л. 33). В отличие от других она воспроизведена одной лишь черной тушью и настолько искусно имитирует гравюру на дереве, что даже великий знаток старой книги А.Е. Викторов принял ее за ксилографию. Тем не менее, техника воспроизведения — безусловно, рисунок пером. Растительный узор удачно оживляют птицы, сидящие на краях верхнего обреза заставки. Внутри узора изображение богоматери с младенцем, за ее спиной — архангелы Михаил и Гавриил. Вернемся к «заставке с Матфеем». Этот первый в истории русской гравюры портрет в изобразительном решении фигуры евангелиста не несет в себе ничего принципиально нового или необычного, вступающего в разрыв со стародавней традицией изображения евангелистов. Апостол сидит на низкой и широкой скамье, несколько наклонясь вправо. Под ногами у него квадратная скамеечка. Перед ним на массивном основании стоит пюпитр. На верхней доске лежит раскрытая книга. В руках у Матфея свиток, который он, по-видимому, читает. Фоном для фигуры служит несложная архитектурная композиция, в которой Н.С. Большаков хочет видеть узкий храм с удлиненной во всю высоту его арочной дверью, а также стену с зубцами. Традиционен, прежде всего, разворот фигуры — слева направо. Мы знаем очень мало русских изображений евангелистов, в которых пюпитр стоит не с правой, а с. левой стороны и в ту же сторону наклонена фигура апостола. Одно из таких исключений — миниатюра XV в. в Евангелии Чудова монастыря, изображающая евангелиста Матфея. Традиционны и аксессуары — четырехугольная низкая скамья, скамеечка под ногами, пюпитр с книгой и архитектурная композиция. Любопытно сочетание двух форм книги — стародавнего свитка в руках евангелиста и книги в форме кодекса, лежащей на пюпитре. Это также восходит к далекой традиции, к тому времени, когда кодекс бытовал наравне со свитком. Примеры аналогичных сочетаний многочисленны. Как свиток, так и кодекс мы находим и на знаменитом фронтисписе Апостола 1564 г. Ивана Федорова и Петра Мстиславца. Однако здесь книги поменялись местами — кодекс лежит на коленях у апостола Луки, а свиток перед ним на пюпитре. Впоследствии, в гравюрах виленского Четвероевангелия Петра Мстиславца, а также в московских гравюрах Андроника Невежи, Кондрата Иванова и более поздних мастеров, кодекс окончательно изгоняет свиток. Изгоняет вопреки логике, ибо апостолы, если бы они существовали, во всяком случае, должны были писать на свитках. Единственное исключение — гравюры Анисима Михайлова Радишевского к Четвероевангелию 1606 г., где мы опять-таки встречаемся и со свитком и с кодексом. Гравированных инициалов в среднешрифтном Четвероевангелии, так же как и в узкошрифтном, четыре. Один из инициалов — «земля» — отпечатан с той же доски, что и в узкошрифтном Четвероевангелии, формы для трех других вырезаны заново. Своеобразную преемственность безвыходных изданий можно проследить и по этим трем доскам. Две из них перейдут в среднешрифтную Псалтырь, а третья— «П»,— кроме того, и в широкошрифтные Четвероевангелие и Псалтырь. О графике буквицы «земля» мы уже говорили в разделе, посвященном узкошрифтному Четвероевангелию. Тогда же были намечены параллели в рукописных книгах. Однако в узкошрифтном Четвероевангелии этот инициал монохромен. Мастер среднешрифтного издания, заимствуя доску, усложняет процесс печатания. Он делает инициал двухцветным, используя опыт, полученный при печатании рамки «орудия страстей» в одном экземпляре узкошрифтного Четвероевангелия.

Техника печати остается однопрокатной. На одни участки формы наносится черная краска, а на другие — киноварь. Результат получился отличный. Киноварью исполнен тонкотравный орнамент, заполняющий овальную выемку в нижней части гравированной буквицы. Страница стала более нарядной. Буквица перекликается с красной строкой вязи между заставкой и текстом и выносной строкой снизу, также отпечатанной киноварью. А.А. Сидоров указал исторические параллели — знаменитые двухцветные инициалы из Псалтырей 1457 и 1459 гг. Петера Шеффера. Шеффер, конечно, более умелый типограф, чём мастер нашего Четвероевангелия. Он вводит на полосу третий цвет — голубой, и его инициал, выполненный красным по голубому фону, производит незабываемое впечатление. Отпечатан он, по-видимому, с составной формы, каждая часть которой набивалась краской раздельно. А.А. Сидоров описал фрагмент Псалтыри Шеффера из коллекции Г.И. Фишера фон Вальдгейма, хранящейся ныне в Библиотеке Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова. Здесь инициал отпечатан с одной доски, раскрашенной наполовину розовой краской и наполовину голубой. Приемы Шеффера в этом случае приближаются к однопрокатной технике печатника среднешрифтного Четвероевангелия. Смешно, конечно, искать точки соприкосновения или преемственность между учеником Иоганна Гутенберга и русскими первопечатниками. Наши мастера шли своим оригинальным путем, вспахивая неизведанную целину. Пускай им сплошь и рядом приходилось изобретать изобретенное — суть дела от этого не меняется. Тезис о самостоятельном освоении на Руси полиграфической техники остается в силе. Другие инициалы среднешрифтного Четвероевангелия отличаются от одноименных инициалов узкошрифтного издания прежде всего пропорциями — они вытянуты в высоту.

Совершенствование, улучшение вкуса заметны и здесь. Достаточно сравнить начальные полосы евангелия от Луки в обоих изданиях. Одна и та же заставка и сходный рисунок вязи. И что же — новый инициал резко меняет общее впечатление. В узкошрифтном Четвероевангелии он приземист. Тяжелая заставка и киноварная вязь как бы придавливают его, загоняют в угол. Удлиненные пропорции шрифта никак не гармонируют с этой неудачной буквицей. Иное — в среднешрифтном Четвероевангелии. Пропорции инициала удлинены. Тонкотравный орнамент из навершия убран, он оставлен только между штамбами. Убрано и претенциозное подножие. Буквица стала проще и благороднее. Она превосходно вписалась в общую композицию полосы. Удлинены по сравнению с узкошрифтным Четвероевангелием также инициалы «В» (л. 293 — Зерн. 39) и «К» (л. 11-Зерн. 42). Последний построен по тому же типу -3 широкая вертикальная мачта со старопечатным вьюнком и отходящие от нее вниз и вверх сучковатые отростки. Почти аналогичный инипиал находим в рукописном московском Чертвероевангелии середины XVI в. из собрания Ужгородского государственного университета. Графика буквицы «В» коренным образом изменена. Этот инициал в узкошрифтном Четвероевангелии «не смотрелся». Верхняя и нижняя перекладины были настолько тонки, что букву легко было принять за «К». Гравер среднешрифтного Четвероевангелия придает знаку округлость и вместе с тем заполняет ранее пустые верхнюю И нижнюю петли характерным тонкотравным орнаментом. Штамбы всех инициалов средиешрифтиого Четвероевангелия заполнены старопечатным вьюнком, точно таким же, что и в рамках заставок. Здесь, как и в заставках, мы сталкиваемся с любопытной деталью, отличающей друг от друга оба безвыходных издания. Если в узкошрифтном Четвероевангелии вьюнок обвит вокруг ветви (в буквице «К»), то в сред-нешрифтном ветвь пропадает. Орнаментальное убранство нашего издания дополняют цветки на полях, вязь и ломбарды. Цветки стали разнообразнее. Их в этом издании 21 (на один больше, чем в прежнем). Однако число досок увеличилось почти вдвое. Рамка с «орудиями страстей», которую мы условно относим к цветкам, напечатана с той же доски, что и в узкошрифтном Четвероевангелии. Но в противоположность последнему во всех просмотренных нами экземплярах средиешрифтиого издания она оттиснута черной краской. Большинство цветков, как и в узкошрифтном Четвероевангелии, имеет форму опрокинутого сердечка. В орнаментальной разделке встречаем знакомый мотив — ветви, перехваченные ленточкой. Два цветка выполнены в виде бутонов на тонкой загнутой ножке. Вязь предваряет каждое из четырех евангелий и «Соборник». Рисунок вязи в обоих изданиях настолько близок, что некоторые авторы (А. Е. Викторов, Т. Н. Протасьева и др.) считают ее отпечатанной с одной гравированной доски. Это неверно по крайней мере для евангелий от Марка и Луки. Рисунок здесь один и тот же, но доски разные, что видно по язычку «Е» — в среднешрифтном Четвероевангелии он с завитушкой. Доски в среднешрифтном издании несколько короче: в евангелии от Марка размеры гравюры соответственно 104х26 мм и 103х26 мм, в евангелии от Луки — 106 х 26 мм и 105 х 26 мм. В евангелиях от Матфея и Иоанна, а также в «Соборнике» доски, с которых отпечатана вязь, по-видимому, одни и те же (размеры: 102 х 26 мм, 101х 26 мм и 104 х 25 мм). Ломбарды во втором издании наряднее, чем в предыдущем. Но их по-прежнему немного: пять оттисков пяти различных наименований («В», «И», «Е», «Л» и «Я»), Первый из них помещен в начале «Сказания приемлюще всего лета...», остальные — в начале предисловии к отдельным евангелиям.

Высота ломбардов 25—27 мм. Любопытно отметить, что они не вынесены на корешковое поле, как в некоторых других безвыходных изданиях, например в Триоди постной, а частично входят в набор. Графика предельно упрощена. В этом отношении между ломбардами среднешрифтного Четвероевангелия и Апостола 1564 г. нельзя провести решительно никаких параллелей.

Особенности полиграфической техники. В среднешрифтном Четвероевангелии применяется найденная впервые в Триоди постной московская но происхождению техника «перекрещивания строк». Линия верхних выносных элементов второй строки лежит выше линии нижних выносных элементов первой строки. Прием, позволяющий имитировать внешний вид рукописной книги, в Четвероевангелии выражен гораздо ярче, чем в Триоди. Несколько примеров иллюстрируют приемы набора среднешрифтного Четвероевангелия. Первый пример: выносное «ц» под титлом заходит за границу нижних выносных элементов верхней строки. Второй пример: в пределы верхней строки вторгаются надстрочное «н» и знак «оксия» над «а». Третий пример: надстрочное «с» размещено между нижними выносными элементами знаков «щ» и «х». В четвертом примере надстрочная «фита» пришлась как раз под знаком «х». Чтобы разместить выносную букву, в знаке «х» пришлось пропиливать специальный паз. В пятом и шестом примерах аналогичным образом делались выемки в литерах «ять» и «земля». Седьмой пример иллюстрирует применение двух вариантов литеры «ять». Литера с укороченной мачтой использовалась в том случае, если против нее приходился нижний выносной элемент верхней строки (здесь — литера «у»). Характерный признак среднешрифтного Четвероевангелия — удлиненный формат полосы набора. Здесь наборщик, несомненно, следовал рукописному образцу. Мы можем назвать такой образец — Четвероевангелие, положенное благовещенским попом Сильвестром в Соловецкий монастырь (ГПБ, Сол. 48/130). Наборщик среднешрифтного Четвероевангелия делал немало опечаток. На л. 7 об. он, например, пропустил целую строку, а на л. 8 об. ошибочно набрал вторично последнюю строку предыдущей страницы (см. экз. ЛБ № 3603). Ошибка была сразу же замечена. В большинстве известных нам экземпляров она исправлена. Для этого наборщику пришлось делать переверстку — сдвигать набор полос 7 об. и 8 на одну строку. Небольшую переверстку пришлось делать и на л. 200 об. Прием «слепого тиснения» мастер среднешрифтного Четвероевангелия применяет значительно реже, чем его предшественник. Мы обнаружили этот прием всего лишь на двух полосах: на л. 184 об. оттиснут набор л. 179 об. и на л. 292 об.— набор первых девяти строк л. 288 об. На других пустых листах (лл. 178, 181) нет никаких признаков слепого тиснения. Печатник среднешрифтиого Четвероевангелия вернулся к старому приему однопрокатиой двухкрасочной печати. Опыт печатания Триоди постной удался. Однако при новой технологии оказалось сложнее соблюдать приводку. Мастер предпочел вернуться к испытанному, хотя и трудоемкому методу. При ручном раскрашивании формы ошибки в распределении цвета естественны. Таких ошибок в среднешрифтном Четвероевангелии немало (л. 65 об., строка 5-я и т. д.). Автор статьи: Е.Л. Немировский.