RARUS'S GALLERY

Имя Александра Викторовича Звенигородского (1837-1903), петербургского богача и мецената, помощника статс-секретаря Государственной канцелярии, хорошо известно книговедам и библиофилам, а также ученым-византиноведам. Его грандиозный издательский проект монографии «Византийские эмали», прозванные в библиофильской среде «книгой в княжеском уборе», — одно из самых дорогих изданий в истории русского книгопечатания. Известно, что на него израсходовали 130 тысяч рублей серебром — сумму колоссальную для конца XIX века. Биографические сведения о Звенигородском крайне скудны. Об отдельных фактах своей биографии Александр Викторович сообщил в предисловии вышеупомянутой книги. Отрывочные сведения имеются в письмах В.В. Стасова П.М Третьякову, И.Е. Репину, Е.М. Бём, Ф.И. Буслаеву, Н.П. Кондакову, И.П. Ропету, а также в письмах И.Е. Репина В.В. Стасову. Упоминания о А.В. Звенигородском встречаются и в византиноведческой литературе. Недавно в фондах Российского государственного исторического архива (С.-Петербург) были найдены документы значительно дополнившие наше знание об этом человеке. К сожалению, по-прежнему, остаётся ряд вопросов, связанных с его деятельностью собирателя редкостей. Исходя из имеющихся к настоящему времени данных, известно следующее. А.В. Звенигородский родился в 1837 году в дворянской православной семье, скончался в марте 1903 г. в Аахене. Он не принадлежал к старинному княжескому роду Звенигородских. Воспитывался в Лифляндии, в частном пансионе. Начал службу унтер-офицером Оренбургского линейного (№2) батальона. В чине прапорщика был определён в 1860 году в канцелярию Военного Министерства, где дослужился до чина надворного советника (1867). Четыре с небольшим года, с марта 1867, Звенигородский находился на службе при дворе наследника престола цесаревича Александра Александровича. Выполнение им обязанностей управляющего конторой Двора было столь усердным и безукоризненным, что Звенигородский не раз удостаивался со стороны наследника всяческих похвал, денежных вознаграждений и подарков Его Императорского Высочества, в частности, бриллиантового перстеня с вензелем, а также повышений в чине (последнее — старший советник со старшинством. 1870). В июне 1871 года Александр Викторович подал прошение об увольнении его с должности и одновременно просил ходатайства наследника о причислении его к Государственной Канцелярии. Принять такое решение (добившись огромного доверия и дружеского расположения цесаревича) Звенигородского побудили достаточно веские причины. Одна из таковых — сильно расстроенное здоровье, требующее длительного пребывания на курортах, другая — отсутствие возможности «по своим домашним делам посвящать всё время на служебную деятельность при Дворе». Под «домашними делами» Звенигородский подразумевал своё собирательство. С молодых лет он чувствовал страсть к художественным предметам. А с 1864 года, находясь в Испании, стал заниматься коллекционированием редкостей. Много путешествовал по России и Европе, в 1865 г. был избран «в действительные члены Императорского Русского Географического Общества». Просьба Звенигородского была удовлетворена, он был определен помощником статс-секретаря Государственного Совета сверх штата. Служба его в Государственной канцелярии была такой же безупречной: чин действительного статского советника (1873} к имеющимся ордену Св. Станислава III степени и медали на Андреевской ленте в память о войне 1853-1856 годов добавились ордена Св. Владимира III степени (1879) и Св. Станислава I степени (1882). При всем том, ухудшающееся здоровье вынуждало прерывать служебную деятельность длительными поездками на курорты по рекомендации врачей. Одна за другой следовали просьбы об отпуске — Германия, Австрия, Франция, Англия, опять Германия, а в марте 1883 года последовало его прошение об увольнении. Звенигородский вышел в отставку с правом ношения мундира и знаком отличия безупречной службы. Жил в Петербурге, имел собственный дом (на улице Карованной. № 24). На протяжении двадцати лет был дружен с В.В. Стасовым, близко знаком с И.Е. Репиным, И.Я. Гинцбургом, А.П. Боголюбовым. В начале 1880-х годов коллекция Звенигородского была уже весьма значительной по числу и качеству предметов: рейнские эмали, майолика, древняя терракота, изделия из слоновой кости, небольшие мраморные и деревянные скульптуры, золотые и серебряные предметы. Увлечение древними византийскими эмалями заставило собирателя расстаться со своей коллекцией . чтобы иметь возможность приобрести дорогостоящие памятники византийской эмали. В апреле 1885 года А.В. Звенигородский продал свою коллекцию (за 130 тысяч рублей) музею Центрального училища технического рисования барона Штиглица. Известный политический и общественный деятель А.А. Половцов, являющийся бессменным председателем Совета училища, оценил приобретение как «замечательную коллекцию превосходных вещей». 20 апреля того же года она была выставлена в училище для всеобщего обозрения. Чтобы увидеть, а по возможности, и приобрести интереснейшие образцы византийской эмали, Александр Викторович предпринимал ряд путешествий — в Европу, на Кавказ, в Константинополь. Через несколько лет коллекция византийских эмалей А.В. Звенигородского — одна из самых замечательных в мире. О том, каким образом складывалась коллекция, делались самые невероятные предположения. С.Г. Савина, например, о некоторых приобретениях коллекционера писала следующее: «Богатейшие собрания ризниц монастырей Грузии подвергались разграблению со стороны коллекционеров. Так, например, эмалевые медальоны с икон оказались потом в коллекции А.В. Звенигородского». Более подробно на этом эпизоде останавливается В.Н. Лазарев. По его словам, в 80-х годах прошлого столетия совершенно случайно были обнаружены крупные хищения в старинных монастырях Кавказа. Выяснилось, что «местный фотограф добился в Грузино-Имеретинской Синодальной конторе разрешения заменять старинные иконы и утварь новыми, серебряными же. Так он открыл хищнический поход на монастырские ризницы Грузии». В основном его интересовали эмалевые медальоны, украшавшие иконы и утварь. Сделав замены, фотограф привез добытое в Петербург, где и распродал. «Таким именно путем попали знаменитые византийские эмали в собрание А.В. Звенигородского. — заключал В.Н. Лазарев. Сам А.В. Звенигородский в предисловии к книге о своей коллекции подробно остановился на покупке лучших образцов грузинской и византийской эмали, указывая даты покупок и имена лиц, у которых они были сделаны. Коллекция А.В. Звенигородского, как первая по красоте и значительности, привлекала внимание многих ученых Европы, особенно после того, как была выставлена в Германии, в Аахене, в 1884 году. Уступив настояниям ученых и уговорам друзей, понимая ценность имеющихся у него редкостей. А.В. Звенигородский решил издать книгу, в которой было бы воспроизведено его уникальное собрание. В 1885 году Звенигородским через А.П. Боголюбова в библиотеку Радищевского музея был передан экземпляр книги «Коллекция византийских эмалей Звенигородского», изданной в Аахене в 1884 году Текст в этой книге был написан известным своими исследованиями в области византийской эмали католическим священником Иоанном Шульцем (Die byzantinischen Zeilen-Emails der Sammlung Dr. Alex von Swenigorodckoi. By J. Schulz. Aachen, 1884, Franktfurt/M., 1890). Для более полного знакомства с византийскими эмалями, находящимися в различных европейских собраниях, Звенигородский предложил Шульцу путешествие по Германии, Италии, Бельгии и Франции, предоставив для этого средства, что и было осуществлено. Но несмотря на все мероприятия, текст, написанный немецким ученым, не удовлетворил заказчика. Эта книга была, своего рода, — предварительным этюдом. Тогда и обратился Звенигородский по совету В.В. Стасова к главному хранителю Отделения Средних веков и Возрождения Эрмитажа, знатоку византийского искусства, профессору Н.П. Кондакову с просьбой написать текст для книги. В хлопотах по изданию прошло почти десять лет. Текст профессора Н.П. Кондакова, представлявший собой оригинальное и значительное исследование, был удостоен Золотой медали Русского археологического общества и признан современниками «необычным явлением» в науке.

Кондаков, Никодим Павлович (1844-1925) родился в семье вольноотпущенного крепостного, купца 3-й гильдии, князей Трубецких. Долгое время отец Никодима был управляющим из крепостных в имении Трубецких. Первые двадцать семь лет его жизни связаны с Москвой: здесь он окончил 2-ю гимназию, учился в университете на факультете исторических и филологических наук, слушал лекции К. Герца и Ф. Буслаева. Окончив университет, преподавал русский язык и словесность в Александровском военном училище и историю искусств в Московской школе живописи и ваяния. В 1871 году Кондаков принял приглашение одесского Новороссийского университета и приступил к чтению курса классической археологии и теории искусства. В 1888 году стал профессором Санкт-Петербургского университета и оставался в этой должности 30 лет. Был одним из организаторов основанного в 1895 центра византиноведения — Русского Археологического института в Константинополе. В 1901 организовал Комитет попечительства о русской иконописи, управляющий делами комитета; участвовал в создании экспозиций икон в Третьяковской галерее (1905) и Русском музее, работал экспертом в области реставрации и охраны памятников средневекового искусства. Когда Звенигородский предложил ему описать свою коллекцию, Кондаков уже имел репутацию одного из ведущих византинистов России. Работа над книгой заняла у него несколько лет. Собирая необходимый материал, Кондаков неоднократно ездил в Европу и Грузию. Известный историк Г.В. Вернадский писал: «История и памятники византийской эмали» — может быть, лучшее, что написал Кондаков. Остаётся сожалеть, что из-за роскошного издания книга оказалась так малодоступна». Издание было не просто роскошным — оно подавляло. Идея оформления принадлежала Звенигородскому, Его советниками и помощниками в работе стали знаменитый гравёр В.В. Матэ (1856-1917) и прославленный художественный критик В.В. Стасов (1824-1906), непосредственно наблюдавший за полиграфическими операциями. Отпечатанные 600 экземпляров (по 200 экземпляров на русском, французском и немецком языках) изначально замышлялись как подносные: весь тираж предназначался «коронованным особам, известным учёным и выдающимся книгохранилищам». Каждый экземпляр имел богатый футляр. Переплёт из белой шагрени был украшен червонным золотом. Лист с посвящением Александру III, оформленный архитектором И.П. Ропетом (1845-1908), имитировал инкрустацию из драгоценных камней по серебряному фону, для чего использовали только что открытый, а потому высоко ценимый алюминий. Хромолитографированные таблицы с оригиналов лучших русских графиков готовили во Франкфурте-на-Майне, в мастерской Августа Остеррита. Заказ на переплёты отдали в Лейпциг фирме «Гюбель и Денк». Бумагу отливали в Страсбурге. Закладку и шёлковую суперобложку выткали золотыми и серебряными нитями на московской фабрике братьев Сапожниковых. На закладке поместили тканный красными буквами текст из трагедии Еврипида на греческом языке: «Разверни эти говорящие листы, прославляющие мудрых». Русский вариант набирали специально отлитым для этого издания шрифтом в типографии М.М. Стасюлевича (за основу взяли шрифты Остромирова Евангелия). Печатные работы в красках и червонным золотом выполнили в мастерских Экспедиции заготовления государственных бумаг в Петербурге. Поверх тройного золотого обреза зелёной и красной красками вручную наносили орнамент. Края обреза, прилегающие к переплёту, покрыли алюминиевой краской. Немецкий ученый Франц Бок в 1896 году издает в Германии на немецком языке книгу «Die byzantinischen Zellenschmelze der Sammlung Dr. Alex. Von Swenigorodskoi und das daruber veroffentlichte Prachtwerk». Aachen, 1896 («Византийские эмали из коллекции Александра Звенигородского»), которая посвящена подробному анализу отдельных разделов собрания А.В. Звенигородского. Книга эта была издана с соответствующей роскошью, переплет выдержан в том же стиле, что и сами «Византийские эмали»: тройной золотой с рисунком обрез и т.д. В.В. Стасов, назвавший издание «Эмалей» «русским чудом», также посвятил специальную монографию, озаглавленную «История книги «Византийские эмали» А.В. Звенигородского» (Санкт-Петербург, 1898). Она была напечатана на трёх языках тиражом 150+100+100 нумерованных экземпляров. Все три книги являются неотъемлемой частью «трио»: сама книга Звенигородского плюс Стасов и Бок. В Публичной библиотеке для «Византийских эмалей» построили специальный киоск. Каждый экземпляр был собственноручно пронумерован издателем и преподнесен в дар библиотекам, музеям и другим научным учреждениям, и очень немногим отдельным лицам. Книга была разослана в 18 стран мира. Среди получивших экземпляр издания — Парижская Академия наук. Парижская национальная библиотека. Национальная библиотека в Мадриде. Королевская библиотека в Стокгольме, Исторический музей в Базеле, Голландское министерство внутренних дел. Греческая народная библиотека, Латинский патриарх в Иерусалиме, папа Лев ХIII, Император Александр III, Великие Князья Константин Константинович, Георгий Михайлович, Сергей Александрович, библиотека Св. Марка в Венеции и другие. Газеты публиковали имена счастливых обладателей полиграфического шедевра. В списке значились король Италии, король Румынии, турецкий султан, король Швеции, бухарский эмир, император Австрии, король Бельгии. В библиотеке Эрмитажа по сей день хранится экземпляр, принадлежавший Николаю II. Словом — роскошь, изящество и красота отличают все подробности этого издания, как с художественной, так и с типографской стороны. По словам академика В.Г. Васильевского, это роскошь, соединённая с изяществом, обличающим изощрённый вкус знатока и страстного любителя, каков и есть собиратель византийских эмалей. Эпилог этой необычной истории можно найти в записках патриарха российских букинистов Ф.Г. Шилова. «Книга в продажу не поступала, — вспоминал Фёдор Григорьевич полвека спустя. Все экземпляры были раздарены учреждениям, высокопоставленным лицам и выдающимся учёным. Случайно попавшие на рынок экземпляры продавались по 1000 рублей золотом. Когда же Звенигородский разорился и принуждён был продать свои коллекции эмалей, оказалось, что две трети его собрания были подделкой». Несмотря на это, «Византийские эмали» сохранили свою ценность и значение как один из выдающихся памятников полиграфического искусства. Говоря о драматической судьбе книги, нельзя не упомянуть о полной драматизма судьбе её автора. В 1918 году академик Н.П. Кондаков покинул красный Петроград и бежал на юг. В январе 1920 года он отплыл из Одессы в Константинополь на французском корабле в одной каюте с И.А. Буниным и его женой. В своих трудах Кондаков впервые охарактеризовал важные особенности византийского искусства и обосновал его периодизацию. Изучая культуры Византии и византийского ареала — Закавказья, балканских стран и особенно Древней Руси, много сделал для выяснения связей и взаимовлияния между ними и отличительных черт каждой из этих культур. Поставил проблему генетического родства искусства Западной Европы, Византии и Востока, прежде всего применительно к прикладному искусству и архитектурной декорации. Исследования Кондакова посвящены как отдельным видам художественной деятельности («Мозаики мечети Кахрие Джамиси в Константинополе». Одесса, 1881; «Византийские эмали». Спб., 1892; одновременно изданные на французском и немецком языках во Франкфурте-на-Майне), так и комплексам памятников крупных регионов и культурных центров («Византийские церкви и памятники Константинополя». Одесса, 1887; «Русские клады. Исследования древностей великокняжеского периода», T.I. Спб., 1896; «Памятники христианского искусства на Афоне. Спб., 1902: «Македония. Археологическое путешествие». Спб., 1909). Для изучения истории искусства в России большое значение имели труды Кондакова «Русские древности в памятниках искусства» (Спб., 1889-97; с И.И. Толстым) и «О научных задачах истории древнерусского искусства» (Спб., 1899). Научный подход к памятнику Кондаков видел не в подробном его описании, а в выявлении главных его черт. Кондаков был выдающимся знатоком историко-культурной проблематики искусства. Он использовал принцип типологической систематизации памятников и тонкий анализ их техники. Последователь Буслаева, Кондаков развил иконографический метод, соответствующий каноническому характеру средневековой художественной культуры. Метод включал в себя и традиционный для науки XIX в. анализ стиля. Среди крупнейших трудов Кондакова — «Иконография Господа Бога и Спаса Нашего Иисуса Христа» (Спб., 1905): «Иконография Богоматери» (т. 1-2. Спб., 1914; Пг., 1915). Универсальность научных интересов Кондакова оперировавшего огромным количеством фактов, уникальные знания в области художественных ремесел были связаны с его работой по сбору и систематизации памятников искусства в хранилищах (музеях, ризницах, частных коллекциях и т.д.) и, главным образом, в естественной среде. Кондаков проводил раскопки в Керчи, Херсонесе, Тамани, с 1867 по 1914 совершил множество поездок с целью изучения памятников искусства, в том числе в Крым, в Грузию, на Кубань, по древнерусским городам, по иконописным селам Владимирской губернии; посещал Германию, Чехию, Швейцарию, Францию, Англию, Италию, Турцию, Египет, Грецию, Сирию, Палестину, Испанию, Венгрию, Швецию и др. С 1898 Кондаков — действительный член Петербургской Академии наук по историко-филологическому отделению, с 1900 — по отделению русского языка и словесности, с 1907 почетный член Киевской и с 1908 — Петербургской духовных академий. Революционные события 1917 года и последовавшая за ними Гражданская война коренным образом изменили положение в русском обществе. Не стала исключением и русская наука. Часть ученых погибла в вихре революционных событий, часть осталась в Советской России, часть была вынуждена эмигрировать. Расселялись ученые по разным странам. Первоначально это были преимущественно страны, сопредельные с Россией, впоследствии ученые рассосались и в более отдаленные пределы — вплоть до Северной и Южной Америк и Австралии. Многочисленные ученые оказались без привычных бытовых условий, без своих личных, университетских и публичных библиотек, без своих учеников и, наконец, без денег. Надо было выжить, причем не только физически, но и внутренне, сохранить себя как личность. И ученые стали объединяться, ибо вместе выжить легче, чем поодиночке. Стали появляться в разных странах различные объединения ученых: группы, ассоциации и даже целые институты. По-разному складывалась их судьба. Академик Никодим Павлович Кондаков — ученый с мировым именем, крупнейший специалист в области византийского, древнерусского и вообще средневекового искусства, как мы уже писали, эмигрировал из Одессы на французском военном корабле в 1919 году. Первые годы после отъезда из России он провел в Софии, где условия жизни были, по-видимому, не особенно благоприятные. Сведения об этом дошли до Праги, где у Н.П. Кондакова было довольно много друзей по его предыдущей деятельности. Началась переписка о возможности переезда Н.П. Кондакова в Чехословакию и о приглашении его сверхштатным профессором Карлова Университета. Так как имя Н.П.Кондакова было лично известно Президенту Чехословацкой Республики Т. Масарику (1850-1937), то эти усилия увенчались успехом, и с осени 1922 года Н.П.Кондаков приступил к чтению лекций в Карловом Университете. Это был последний этап жизни и творчества Кондакова, связанный с Прагой, куда он переехал 26.4.1922. В Пражском университете был прочитан в 1922-24 курс «О роли восточноевропейских славянских и кочевых народностей в истории образования общеевропейской культуры», лекции по истории античного быта и культуры (опубликован в 1931), по проблемам орнамента.Н.П. Кондаков в Чехословакии по сравнению с другими русскими эмигрантами занимал особое положение. Благодаря этому особому положению в Чехословакии Н. П. Кондаков мог много сделать в деле оказания помощи русским беженцам, в особенности молодым. Вскоре Н.П. Кондаков стал тем центром, около которого собирались русские ученые и русская молодежь, оказавшиеся на чужбине. Из относительно старшего поколения это, прежде всего, Георгий Владимирович Вернадский (1887-1973), Александр Петрович Калитинский (1880-1940), княгиня Наталья Григорьевна Яшвиль (1861-1939). До своего отъезда из России даже самые младшие из этих лиц уже сформировались как исследователи, и около Н.П. Кондакова они были младшими коллегами. После начала преподавания в Карловом Университете вокруг Н.П. Кондакова образовался кружок русской молодежи. Он состоял из молодых людей, которые после военной службы в белой армии оказались в эмиграции. Высшего образования у себя на Родине по молодости они еще не успели получить, и, оказавшись в Праге, они стали перед проблемой устройства своей жизни. Н.П. Кондаков помог им поступить в Карлов Университет, и они стали членами его домашнего кружка. Это, прежде всего, Н.М. Беляев, Г.А. Острогорский, Н.П. Толль, Д. А. Расовский. Все они получили стипендию, которая впоследствии после окончания Университета была им оставлена (за исключением Г.А. Острогорского) и которая позднее стала их жалованьем в Семинариум Кондаковианум. Атмосфера в этом кружке была домашняя, как в старых профессорских московских и петербургских домах. Отношение между всеми были очень дружеские. Непременной составной частью общения были чаи у Н.П. Кондакова с живым обсуждением общих научных проблем и новой литературы. Так возникло то сообщество ученых, которое вошло в историю как Семинариум Кондаковианум. 31 октября 1924 года Н.П. Кондаков отпраздновал свое 80-летие, которое прошло в Чехословакии на государственном уровне. А в ночь с 16 на 17 февраля 1925 года Н.П. Кондаков скончался. О дальнейшей судьбе окружения Н.П. Кондакова после его кончины очень хорошо рассказали руководители Семинария Кондаковианум, профессора Г.В. Вернадский и А.П. Калитинский. «Н.П. Кондаков, глубокий ученый, оказавший своими работами длительное влияние на развитие археологической науки не только русской, но и всемирной, был вместе с тем незаменимым учителем для более узкого круга учеников и последователей, которых он захватывал и воодушевлял своим научным энтузиазмом. За всю долголетнюю преподавательскую деятельность Н.П. Кондакова и в Одессе и в Петрограде вокруг него постоянно сосредотачивались люди, привлеченные им к научному деланию. Многих из них уже нет в живых, другие продолжают работать во славу русской науки. Точно так же за последние годы жизни Н.П. Кондакова, в связи с преподаванием его в Карловом университете в Праге, вокруг него образовался кружок учеников, стремившихся ближе и детальнее разрабатывать под руководством учителя те вопросы, которые затрагивались им на его лекциях. Н.П. Кондаков читал курс в Карловом университете в Праге — доступный фактически всем желающим слушать; кроме того, он руководил занятиями студенческого семинария в Карловом же университете; затем на дому у Н.П. Кондакова образовался как бы особый семинар privatissima — некоторые из тех же слушателей его курса или участников семинария постоянно посещали Н.П. Кондакова, вместе или порознь, вновь и вновь поучаясь, в беседах с Никодимом Павловичем. Никодим Павлович всегда охотно раскрывал сокровищницу своего ума, таланта и знания, увлекаясь сам работами и планами работ своими и своих учеников. Для этого ближайшего тесного кружка он был средоточием духовной жизни, учителем, с которым можно было говорить обо всем, не боясь своего незнания; живою совестью, перед лицом которой нельзя было кривить душою. После смерти Н.П. Кондакова участники всего кружка поняли, что они не могут так сразу разойтись и расстаться друг с другом в дальнейшей научной работе, ибо такой разброд их означал бы измену памяти Н.П. Кондакова, который объединил их в творческой научной деятельности. Участники кружка почувствовали свою нравственную ответственность перед памятью Н.П. Кондакова — не прекращать своего научного общения, а, наоборот, — усилить свои труды и обострить свои искания. Так возникло дружеско-научное объединение — «Семинарий имени Н.П. Кондакова» (Seminarium Kondakovianum). В состав этого семинария вошли след. лица (в алфавитном порядке): Андреева М.А., Беляев Н. М., Вернадский Г.В., Калитинский А.П., Кондарацкая Л.П., Лосский В.Н., Родзянко Т.Н., Рассовский Д.А., Толль Н.В., Толль Н.П., Яшвиль (княгиня Н.Г.). Руководителями занятий семинария являются проф. Г.В. Вернадский и А.П. Калитинский. Кроме перечисленных выше участников Семинария, на некоторых собраниях участвовали в качестве гостей С.К. Терещенко, проф. А.В. Флоровский, д-р Ф. Феттих (хранитель Будапештского Музея). Собрания семинария начались в апреле 1925 г., прекращались в течение лета (июль-сентябрь 1925 г.) за разъездом большинства участников и возобновились вновь с 30 окт. 1925 г. На собраниях Семинария выслушивались и обсуждались доклады двух родов: 1. изложение вопросов, связанных с научной работою членов Семинария, 2. ознакомление членов Семинария с новостями научной литературы. Предметом работы Семинария являются главным образом археология (в широком смысле этого слова) и византиноведение. В течение отчетного года состоялось 15 заседаний Семинария (4 весной 1925 года и 11, начиная с конца октября 1925)» . В цитированном отчете основная задача Семинария определяется как сохранение в условиях эмиграции лучших традиций русской исторической науки, а по возможности и их преумножение. Это проявлялось как в тематике избранных для изучения тем исследований, так и в применении определенных методов работы. Совершенно очевидно, что и по тематике работы, и в использовании методов обработки и разработки материала Семинарий следовал и развивал традиции своего духовного главы — академика Никодима Павловича Кондакова. Авторы отчета о деятельности Семинария за первый год его существования определяют эти направления как изучение археологии в широком смысле этого слова и византиноведение. Но даже простое ознакомление с названиями работ как самого Никодима Павловича, так и сотрудников Семинария показывает, что под словом «археология» имеется в виду тот круг тем, который точнее было бы назвать христианскими древностями или же христианской культурой. Точно так же и термин «византиноведение» имеет в устах сотрудников Семинария совершенно определенное звучание. Это преимущественно византийское церковное искусство — как изобразительное, так и архитектура, а также искусство сопредельных с Византией православных стран. На первый взгляд может показаться необычным и несколько даже странным увлечение членов Семинария кочевнической тематикой. Но эта странность кажущаяся, стоит только вспомнить, какое значение в сложении византийского придворного церемониала и в выработке форм одежды византийского двора придавал Н.П. Кондаков кочевнической традиции. В таком контексте, с учетом роли кочевников в жизни Древней Руси, включение кочевнической тематики в план работы Семинария является осуществлением и воплощением заветов Н.П. Кондакова. До сих пор речь шла только о тематике работ Семинария. Но есть и другая сторона, куда более существенная, которая определяла характер всех работ — и самого Н.П. Кондакова, и работы его учеников и сподвижников, работы всей его школы. Имеются в виду подходы к изучаемому материалу и методы его обработки. Основой стал метод, который получил в науке название «иконографический метод Н.П. Кондакова». Основы его были заложены еще Ф.И. Буслаевым, но в своем законченном и совершенном виде он получил воплощение именно в трудах Никодима Павловича, а впоследствии в несколько измененном и углубленном виде в трудах его учеников. Суть этого метода можно сформулировать следующим образом: полная внутренняя связь созданного произведения с той средой, в которой оно возникло. Отсюда то большое внимание и самого Н.П. Кондакова к культуре того или иного периода в целом во всех формах ее проявления. Отсюда же и неприятие чисто формального сопоставления произведений, взятых изолированно от среды в широком смысле слова, в которой эти произведения были созданы. Одним словом, Семинарий имени Н.П. Кондакова являл собою группу исследователей, очень сплоченную и объединенную совершенно ясными и твердыми исследовательскими принципами. Эти принципы были не только усвоены ими от своего учителя, но и приняты всем сердцем и уже на протяжении ряда лет воплощались ими в своих работах. Уже в 1926 году вышел первый том трудов Семинария: «Сборник статей, посвященный памяти Н.П. Кондакова. Археология. История искусства. Византиноведение» (Прага 1926). И на титуле стоит название издательства — «Seminarium Kondakovianum». Примерно половина авторов сборника — участники Семинария, в основном,молодежь, вторая половина — крупнейшие ученые Западной Европы. Одним из весьма существенных статей дохода Семинария была выручка от продажи репродукций икон, поздравительных открыток и другой художественной продукции, которую создавали княгиня Н.Г. Яшвиль и Т. Родзянко: обе были хорошими иконописцами и вообще художниками. А Г.А. Острогорский и до получения постоянного места в университете часто ездил читать или отдельные лекции, или циклы лекции в другие города и страны, и Семинарий нагружал его своей продукцией для продажи. Невосполнимым ударом по Семинарию была трагическая кончина Николая Михайловича Беляева: 23 декабря 1930 года около Вацлавской площади он был сбит грузовым автомобилем. Н.М. Беляев с самого зарождения Семинария и до своей кончины был ученым секретарем Семинария. Чтобы понять его роль и значение на этом месте, нужно ознакомиться с перепиской Семинария за эти годы; большая часть ее велась Н.М. Беляевым. Таким образом, к 1931 году Семинариум Кондаковианум оказался совершенно обезглавленным; научный глава — в Северной Америке, распорядительный директор безнадежно болен и пребывает во Франции, наиболее талантливый ученик Н.П. Кондакова и к тому же уже получивший определенный опыт научно-административной работы Н.М. Беляев погиб. К тому же прекращается и «русская акция». Есть от чего прийти в уныние. Но и в этой ситуации оставшиеся члены Семинария предпринимают большие усилия, чтобы найти какой-то выход из создавшегося очень трудного, кризисного положения, когда действительно стоял вопрос, быть в дальнейшем Семинарию или не быть. В конце концов, выход был найден, и Семинарий еще многие годы продолжал радовать ученый мир своими изданиями: и ежегодниками, и двумя своими сериями — по древнерусскому искусству и по кочевникам. И особенно большую радость доставила всем «Русская икона» Н.П. Кондакова, выход в свет этой книги стал большим событием. В этих условиях уже нельзя было существовать с таким неопределенным статусом, который был раньше. Так возник вопрос о присоединении Семинария к фонду Н.К. Рериха на правах ассоциированного члена с большой автономией. И как заключительный аккорд в деятельности Семинария было посмертное издание основной работы Н.П. Кондакова, работы над которой он трудился всю свою жизнь, — его «Русской иконы». «Русская икона» была издана в четырех томах: два тома текста и два тома иллюстраций, из них один — цветной. Изданием «Русской иконы» Н.П. Кондакова Семинарий завоевал мировое признание. Никодим Кондаков был похоронен на русском кладбище в Олышанах в середине февраля 1925 года..