RARUS'S GALLERY

писанная старинным русским языком в исходе XII столетия с переложением на употребляемое ныне наречие. Москва, в Сенатской типографии, 1800. VIII, 46, [1] стр., 1 л. складная таблица. В цельнокожаном переплёте эпохи с заглавием, тиснённым на корешке золотом. Форзацы зеленой бумаги XVIII века. Формат: 23,0x19,5 см. На переднем форзаце гербовый экслибрис барона Строганова Григория Александровича (1769-1857). Текст расположен в два столбца: древнерусский оригинал и параллельный перевод. Приложенная таблица — «Поколенная роспись российских великих и удельных князей, в сей песни упоминаемых, с показанием внизу под чертою буквами страниц, где о которых сказано». Имеются две гравированные виньетки: заставка на первой и концовка на последней странице. Книга вышла из печати 5 декабря 1800 года. Она была отпечатана тиражом 1200 экземпляров в Сенатской типографии в Москве на плотной бумаге верже. Самый известный памятник древнерусской литературы. Проникнутое мотивами славянской народной поэзии и языческой мифологии, при этом яро пропагандируя мысль о единении русского народа, по своему художественному языку «Слово» резко выделяется на фоне древнерусской литературы и стоит в ряду крупнейших достижений европейского средневекового эпоса.

Библиографическое описание:

1. СК, №2665.

2. Смирнов–Сокольский Н.П. Моя библиотека, Т.1, М., «Книга», 1969, №422.

3. Сопиков, №8721.

4. Н.Б. Русские книжные редкости. Опыт библиографического описания. Части I-II. Москва, 1902-03, №368 — Редка!

5. Бурцев А.Е. Обстоятельное библиографическое описание редких и замечательных книг. Том II, Спб., 1901, №533.

6. Книжные сокровища ГБЛ. Выпуск 2. Отечественные издания XVIII века. Каталог. Москва, 1879, №46.

7. Библиотека русской поэзии И.Н. Розанова. Библиографическое описание. Москва, 1975, №№1-30 — подборка изданий «Слова», но 1-е издание отсутствует!

8. Руссов С.В. О подлинности древнего русского стихотворения, известного под названием: Слово о полку Игореве, Игоря Святославля, сына Ольгова. Спб., 1834.

9. Барсов Е.В. Слово о полку Игореве, как художественный памятник Киевской дружинной Руси. Т.1-3. Москва, 1887-89.

10. Дмитриев Л.А. История первого издания «Слова о полку Игореве». Материалы и исследования, М-Л., Академия наук СССР, 1960.

«Не леполи ны бяшет, братие, насяти старыми словесы трудных повестий о полку Игореве, Игоря Святославлича! Начати же с ятей песни по былинам сего времени, а не по замышлению Бояню. Боян бо вещий аще кому хотяше песнь творити, то растекашется мыслию по дереву, серым волком по земли, шизым орлом под облакы».

Впервые «Слово…» было опубликовано в 1800 году по единственному списку, владельцем которого был граф А.И. Мусин-Пушкин. Первым названием «Слова…», данным ему Мусиным-Пушкиным, было «Ироическая песнь о походе на половцовъ удельнаго князя Новагорода-Северскаго Игоря Святославича, писанная стариннымъ русским языком в исходе XII столетия переложением на употребляемое ныне наречие». Если верить заявлениям самого Мусина-Пушкина, «ироическую» эту песнь граф обнаружил лет десять назад в библиотеке Спасо-Ярославского монастыря, в сборнике XVI века, и купил-вытребовал по Указу Императрицы Екатерины II у архимандрита Иоиля Быковского указанный сборник. Написана древняя рукопись была старинным почерком. В её состав входили «Хронограф» и некоторые другие, далеко не уникальные по содержанию древнерусские тексты. Этот сборник оказался конволютом большого формата ( в лист), составленный из двух разновременных частей: первая — хронограф редакции 1617 года — рукопись более раннего времени (переписана не позже XYI века), состоявшая из Новгородской летописи и присоединенных к ней повествовательных произведений, среди которых находилось "Слово о полку Игореве". Объединение в одном сборнике-конволюте разновременно переписанных произведений характерно для древнерусской рукописной традиции. Поэтому неизвестное «Слово о полку Игореве, Игоря, сына Святославля, внука Ольгова», как оно было озаглавлено в рукописном сборнике, не вызвало сразу удивления графа. В 1812 году Москву вошли наполеоновские войска. Особняк А.И. Мусина-Пушкина на Разгуляе в огне пожара не погиб, но погибла графская библиотека, а вместе с ней и все редчайшие памятники письменности, входившими в это собрание. Был утрачен и старинный сборник с единственным известным до сих пор древним списком «Слова…». Потомкам остались только первое издание «Слова…» да рукописная копия, снятая писарем по указанию графа для Императрицы Екатерины II ещё в конце XVIII века. Издатели (А.И. Мусин-Пушкин, Н.Н. Бантыш-Каменский и А.Ф. Малиновский) достаточно точно воспроизвели текст памятника. Гибель сборника с рукописью во время пожара 1812 года сделала невозможным новые обращения к ней, что, в свою очередь, повлекло за собой попытки поставить под сомнение подлинность «Слова…». Слишком уж оно выделялось на фоне церковной литературы Древней Руси. 27 сентября 1832 года в Московском университете Александр Сергеевич Пушкин спорил о подлинности «Слова о полку Игореве» с историком–скептиком Михаилом Трофимовичем Каченовским, но друг друга они не убедили. В 1925 году французский филолог Андре Мазон, а в начале 60 – х годов и советский историк Александр Зимин тоже попытались доказать позднее происхождение «Слова…». Дело в том, что в середине XIX века была открыта «Задонщина» – древнерусская повесть , рассказывающая о битве Дмитрия Донского с ханом Мамаем на поле Куликовом в 1380 году. «Задонщина» написана под сильным влиянием «Слова…», хотя нет в ней его красок, его поэзии. Мазон и Зимин пытались доказать, что, напротив, «Слово…» написано в подражание «Задонщине», и даже определить, кто мог, зная «Задонщину», подделать «Слово…». Мазон считал автором подделки самого Мусина-Пушкина и его современников – историков Н.Н.Бантыша – Каменского и А.Ф.Малиновского. Зимин остановился на архимандрите Иоиле Быковском. Многие современники считали автором подделки Александра Ивановича Сулакадзева, который следуя моде на увлечение аристократов старинными рукописями и предметами, отметился на ниве талантливых мистификаций и фальсификаций. Но для такого произведения, как «Слово о полку Игореве», он слишком примитивен, и всерьез никогда не рассматривался.

Казанский поэт Олжас Сулейменов в книге «Аз и Я» доказывал, что «Слово…» –переделка не дошедшего до нас тюркского памятника. Московский литератор Андрей Никитин убеждал, что рассказ о походе Игоря – перелицовка древней поэмы болгарского поэта, тоже, впрочем, неизвестной. Противоположной точки зрения придерживался целый ряд новых исследований , обосновавших связь «Слова о полку Игореве» именно с культурой русского Средневековья, а не XVIII столетия. Вышли фундаментальные работы литературоведов Р.О.Якобсона, Ю.М.Лотмана, Д.С.Лихачёва, А.М.Панченко, историка Б.А.Рыбакова. Академик Д.С.Лихачёв в книге «Поэтика древнерусской литературы» подчёркивает, что автор «Слова…», вне сомнения, был современником похода Игоря. Ведь он не просто рассказывает о событиях, но оценивает их, подчас одним — единственным намёком указывая читателю на то, что ему хорошо известно.

Разнообразные попытки найти конкретного автора «Слова…» не являются убедительными. С большей определённостью можно предположить, что автор был мирянином (эту точку зрения впервые высказал ещё Н.М.Карамзин), принадлежащим к верхам общества XII века (так как ему свойственна высокая образованность, осведомлённость в политической ситуации), знакомым с ратным делом. Наиболее интересной можно считать гипотезу Б.А.Рыбакова о том, что автором «Слова…» был боярин и воевода Пётр Бориславич, так как известно о его литературном таланте и причастности к летописанию той поры. В 1960 году Л.А. Дмитриев в своей монографии «История первого издания «Слова о полку Игореве». Материалы и исследования», изданной Академией наук СССР, неоднократно указывал на многочисленные попытки уличить рукопись Мусина-Пушкина в фальсификации. Как и все великозначимые литературные шедевры мировой цивилизации: как-то «Одиссея» и «Илиада» Гомера, «Евангелие» от Иуды, «Божественная комедия» Данте, все трагедии Шекспира, «Тихий Дон» Шолохова и т.д., «Слово» неоднакратно подвергалось сомнениям в подлинности авторства Баяна. Почти до середины XX века считалось, что наиболее ранние известия об открытии «Слова о полку Игореве» относятся к 1797 году, когда оно и было якобы подсунуто графу Мусину-Пушкину в виде списка начала XVI-го века монахами Спасо-Ярославского монастыря. Как никто другой, монахи в рукописях разбирались профессионально. И в древних тоже. Все знаменитые списки летописей обнаружены были в древних монастырях. Одно из таких известий принадлежало Н. М. Карамзину. В письме, адресованном издателю журнала «Северный зритель», выходившего в Гамбурге, он сообщил о находке в России неизвестной до того времени замечательной древней поэмы. Письмо было помещено в октябрьском номере журнала за указанный год. Впрочем, в России об открытии «Слова о полку Игореве» узнали немного раньше. Известный поэт М.М. Херасков во 2-м томе своих «Творений» в поэму «Владимир» внес новые строки, ясно свидетельствующие о его знакомстве со «Словом»:

О! древних лет певец, полночный Осиян!

В развалинах веков погревшийся Баян!

Тебя нам возвестил незнаемый писатель;

Когда он был твоих напевов подражатель,

Так Игорева песнь изображает нам,

Что душу подавал Гомер твоим стихам;

В них слышны, кажется мне, песни соловьины,

Отважный львиный ход, парения орлины;

Ты, может быть, Баян тому свидетель был,

Когда Владимир в Тавр закон приять ходил,

Твой дух еще когда витает в здешнем мире!

Води моим пером, учи играть на лире...

В примечании к слову «Осиян» М.М. Херасков написал, что «недавно отыскана рукопись, под названием: «Песнь полку Игореву», неизвестным писателем сочиненная. Кажется, за многие до нас веки, в ней упоминается Баян, российский песнопевец». «Творения» М.М. Хераскова вышли из печати несколькими месяцами раньше публикации Н.М. Карамзина, но относятся к тому же 1797 году. Многие российские знатоки русского языка и истории, полемизируя с теми из своих современников, кто склонен был отрицать саму грамотность и самую письменность в Древней Руси, все-таки находили аргументы в пользу существования русского Баяна. И главный из них: хорошо, неграмотная лапотная Русь не могла это сделать, а кто же написал «Задонщину», «Правду Русскую» и всю древнерусскую литературу с ее знаменитыми летописями. Греки-монахи? Слишком много для одних греков… А Великая цивилизация Степи на территории Восточной Европы и далее до Монголии и Китая эпохи раннего средневековья? Принцип этногинеза – расцвета и гибели цивилизаций,— в какую точку этого процесса попал 1185 год? Такая гигантская этносфера, широко общающаяся и с Западной Европой, и с Византией, и с Китаем, и с Аравией, не могла не иметь своей литературы и этнографии. Это скорее вопрос сохранности архифактов. Существовала ли библиотека Ивана Грозного? Почему же мы не можем отыскать ее следов? А это всего лишь XVI-й век. В «Слове о полку Игореве» имеется следующее место: «А уже не вижду власти сильнаго, и богатаго, и многовои брата моего Ярослава, съ Черниговьскими былями, съ Могуты и съ Татраны и съ Шельбиры, и съ Топчакы, и съ Ревугы, и съ Ольберы: тiи бо бес щитовь съ засапожникы кликомъ плъкы и побѣждаютъ, звонячи въ прадѣднюю славу». В той же мере, в какой «черниговские были», могуты, татраны и т. д. показались загадочными и вызвали обширную комментаторскую литературу, выражение «звонячи в прадьднюю славу» показалось прозрачным и ни в каких особых пояснениях не нуждающимся, но для филологической подделки рубежа XVIII-XIX веков практически невозможной: язык XII-го века для россиянина XIX-го — пропасть! Патриотические идеи, впервые с такой глубиной и поэтической силой выраженные автором «Слова о полку Игореве», в дальнейшем стали центральными для всей русской истории и русской поэзии. Пламенный призыв к единению древнерусского поэта прозвучал в тяжелые времена княжеских усобиц и накануне самого тяжелого испытания, которое предстояло выдержать средневековой Руси. А потому грядущие победы, как и поражения, тоже оказались связанными с первым словом о Родине, о ее судьбах в прошлом и настоящем. Этим очищающим трагическим смыслом наполнены и древнерусские повести о походе князя Игоря, сохранившиеся в составе двух летописных сводов — Ипатьевском и Лаврентьевском. Ведь о многих других походах на половцев летописные своды сообщали предельно лаконично. Даже знаменитый Шаруканский поход Владимира Мономаха в 1111 году — взятие половецкой столицы Шарукани и «брань люта» — не выделен в летописях, не стал ни литературной, ни летописной воинской повестью или воинской эпической поэмой. А по сравнению с ним поход князя Игоря — лишь эпизод в многовековом противостоянии Руси и Дикого поля. Но именно этот героический и трагический эпизод привлек внимание как древнерусского поэта, так и летописцев. Из ближайших исторических событий второй половины XII века летописцы особо выделили рассказ об убийстве Андрея Боголюбского в 1174 году, а из событий предшествующих— рассказ об убийстве Бориса и Глеба в 1015 году. И это тоже далеко не случайно. Повесть о походе князя Игоря как бы дополняла эти летописные рассказы о трагических событиях прошлого и настоящего, рассказы, выражавшие общие идеи, звучавшие набатом, историческим предупреждением накануне вторжения «языц незнаемых». Как не случайно и то, что летописная повесть о походе князя Игоря вошла в Лаврентьевскую летопись. В летопись, созданную за три года до Куликовской битвы и с наибольшей полнотой отразившую двухвековую борьбу русского народа с татаро-монгольским игом. И здесь летописная повесть о походе князя Игоря оказалась рядом с другими воинскими повестями, в том числе с повестью о битве на реке Калке в 1223 году, когда русские войска приняли первый удар Батыевой рати, сражаясь вместе с недавними своими врагами — половцами. Поводом для создания «Слова» послужили события весны 1185 г., когда новгород-северский князь Игорь Святославич, не присоединившийся ранее к коалиционному походу против половцев под предводительством киевского князя (1184 г.), отправился в степи в окружении лишь дружин ближайших родственников. Опрометчивая экспедиция князей Ольговичей завершилась небывалым поражением и пленением всех князей, последовавших за Игорем (брат — Всеволод Святославич Трубчевский и Курский; сын — Владимир Игоревич Путивльский; племянник — Святослав Олъгович Рыльский). В начале похода ничто не предвещало беды, но 1 мая, когда войско углубилось в половецкие степи, произошло солнечное затмение. Астральные явления воспринимались в средние века с провиденциальных позиций, им придавалось символическое значение. Несмотря на грозное предзнаменование, Игорь продолжил поход. Стремление к славе «ему затмение заступи». Первое столкновение с половцами принесло русским победу и богатые трофеи, а во второй битве, на берегу реки Каялы, половцы наголову разгромили войско (полки) Игоря Святославича. Герои «Слова...» оказались в плену у хана Кончака. Подобно своему деду, Олегу Святославичу (в «Слове...» — «Гориславич»), Игорь прежде призывал на Русь половцев. Так в 1181 г. ханы Кончак и Кобяк воевали в союзе с Игорем на стороне Святослава Всеволодовича. Теперь новгород-северский князь стал пленником своего недавнего союзника и свата. Воспользовавшись относительной свободой, Игорь бежал на Русь с помощью половца по имени Овлур. Однако в результате поражения русских усилились набеги кочевников на южно-русские города. Произведение представляет собой поэтический отклик на события рокового похода. Его создатель искусно рисует политическую ситуацию конца XII в., переносясь мысленным взором в разные концы Руси, обращаясь к далекому прошлому. Автор страстно призывает русских князей к единению (всего упомянуто более 40 князей и княгинь XI-XII вв.). Их распри («И начата князи про малое «се великое» Русь, дают автору основания для тревожных раздумий о судьбах родины. Идейным центром повествования становится «Золотое слово» киевского князя Святослава Всеволодовича и последующее обращение к князьям. Великий князь призывает отомстить за раны Игоря, сетует на опрометчивость его поступка. Все это придает произведению особый публицистический пафос. Патриотические идеи неразрывно связаны с образом русской земли, играющим важную роль в повествовании. Игорь и его сподвижники изображены в «Слове...» как мужественные воины, их отвага не знает границ (например, поведение в битве брата Игоря Буй-Тура Всеволода). Даже в «Золотом слове» Святослава Всеволодовича, где киевский князь укоряет молодых князей за то, что они свели на нет его усилия в борьбе со степняками, содержится признание отваги участников сепаратного похода: «Ваю храбрая сердца в жестоцемъ харалузе скована, а в буести закалена». Автор относится к Игорю с явной симпатией, но вместе с тем и осуждает его недальновидность: ведь жажда славы приводит героя к трагическим переменам в судьбе (князь пересел «из седла злата, а в седло кощиево» — рабское). Игорь пробудил горе и «коварство», которые усыпил Святослав, поэтому «кают» новгород-северского князя и представители окрестных народов — «немцы, венедици, греци и морава». Автор обращается к наследию легендарного киевского певца XI века Бояна, вступая с ним в своеобразную полемику, использует солярную символику, олицетворяет силы природы, прибегает к устнопоэтическим приемам и фольклорным символам. Но ярчайшим проявлением связи «Слова...» с фольклором становится образ тоскующей по мужу Ярославны. В нем воплотился внесословный идеал женщины Древней Руси. Ярославна олицетворяет мир, любовь и семейные узы. Плач (особый фольклорный жанр) композиционно предваряет бегство Игоря из плена. Ярославна заклинает силы природы, троекратно обращается к ветру, Днепру и солнцу. Ее жалобы автор уподобляет крику кукушки, символизирующей тоскующую женщину. Природные стихии словно отзываются на мольбы Ярославны. Если в начале «Слова...» силы природы противились намерениями героя, то теперь они помогают беглецу. После поражения все объято печалью («ничить трава жалощами а древо с тугою к земле преклонилось»). Спасение героя сопровождается всеобщей радостью, тьма сменяется светом («солнце светится на небесе — Игорь князь въ Русской земле»). Финал произведения радостен. Давно подмечены черты типологического сходства «Слова...» с произведениями средневекового эпоса разных народов, и прежде всего с «Песней о Роланде», «Песней о Нибелунгах», «Песней о моем Сиде». Черты двоеверия, декларирование принципов дружинной (рыцарской) морали, внимание к астральным явлениям, особая роль лирической темы и образ родной земли — все это позволяет рассматривать древнерусское произведение в контексте мировой эпической традиции. Безымянный автор — современник описываемых событий. Не раз предпринимались попытки установить конкретное имя создателя «Слова...». Большинство из этих гипотез не выдерживает критики. Наиболее аргументированная атрибуция предложена Б.А. Рыбаковым. Историк считает, что автором «Слова...» был киевский боярин Петр Бориславич, имевший отношение к южнорусскому летописанию XII в. Как бы там ни было, создатель гениального памятника, помимо поэтического дарования, имел обширные познания в междукняжеских отношениях, ценил героику и воинскую славу, разбирался в дружинном быте и использовал в своем творчестве наследие эпических певцов прошлого. Заслуга открытия «Слова» принадлежит известному коллекционеру и издателю русских древностей Алексею Ивановичу Мусину-Пушкину (1744-1817), историку и палеографу, президенту Российской академии художеств, Обер-прокурору Святейшего Синода, члена Российской академии и Общества истории и древностей российских, сенатора и мецената. Он начал собирать свою коллекцию в 1775 году и уже к 90-м годам у него сформировалось обширное ценнейшее по составу собрание древнерусских рукописей, среди которых оказался сборник с текстом «Слова о полку Игореве». Знакомясь в 1784-1788 годах с сокровищами ризницы Преображенского собора Спасо-Ярославского монастыря, он обнаружил рукописный сборник XV- начала XVI века, содержавший, наряду с тривиальной Новгородской летописью и переводными сочинениями, уникальный памятник древнерусской литературы, отнесённый им к XII столетию. С 1791 года, занимая должность обер-прокурора Священного Синода и одновременно президента Академии художеств, Мусин-Пушкин исполнял указ Екатерины II о передаче в Синодальную библиотеку древних источников, хранящихся в монастырских архивах. Очевидно, к этому времени относится приобретение Мусиным-Пушкиным у архимандрита Спасо-Ярославского монастыря Иоиля вожделенного рукописного сборника. Осуждать Иоиля Быковского бессмысленно, он так и не понял, что он продал-отдал. Став обладателем списка «Слова», Мусин-Пушкин в течение нескольких лет занимался его изучением, переводом и комментированием, привлекая к работе известных историков-архивистов. Обширные выписки из не опубликованного ещё «Слова» делал Н.М. Карамзин. С рукописи было снято несколько копий, одна из которых, вместе с переводом текста, предназначалась для Екатерины II. Ближайшими соратниками Мусина-Пушкина в подготовке рукописи к печати стали служащие московского Коллежского архива Н.Н. Бантыш-Каменский, А.Ф. Малиновский, признанный знаток древнерусских памятников прокурор Военной коллегии И.Н. Болтин. Печатный текст разделён в книге на две колонки: слева представлен древнерусский вариант «Слова», справа — перевод. В передаче древнерусского текста издатели воспользовались гражданским шрифтом и изменили написание слов согласно нормам орфографии конца XVIII века. Если Мусин-Пушкин, редактируя рукопись, часто увлекался её переложением «на употребляемое ныне наречие», то Бантыш-Каменский и Малиновский, напротив, стремились к более строгому следованию оригиналу. Отдельные страницы первого издания приходилось перепечатывать в связи с вносимыми изменениями. «Ироическая песнь о походе князя Игоря» содержит подстрочный исторический комментарий, «Поколенную роспись российских великих и удельных князей, в сей песни упоминаемых», а также предисловие, кратко излагающее содержание публикуемого произведения: «Удельный князь Новагорода-Северского Игорь Святославович, не сделав сношения с старейшим Великим князем Киевским, решился в 1185 году отмстить сам собою Половцам за разорение подвластных ему владений и приобресть себе через то славу... Любители Российской словесности согласятся, что в сем оставшемся от минувших веков сочинении виден дух Останов; следовательно, и наши древние герои имели своих Бардов, воспевавших им хвалу. Жаль только, что имя сочинителя неизвестным осталось». Если принять мысль о том, что тотальный пожар Москвы это наиболее ощутимый урон, нанесенный Наполеоном Российскому государству, то гибель рукописи «Слова» в этом пожаре — невосполнимая потеря для всей Славянской цивилизации.