RARUS'S GALLERY

Содержащая описание Московского государства рек, протоков, озер, кладезей, и какие по них городы и урочища, и на каком оныя расстоянии. Изданная Николаем Новиковым. В Санкт-Петербурге, [типография Академии наук], 1773. [12], 233, [2] стр. Гравированная заставка с видом Кремля по рисунку М.И. Махаева. В ц/к переплете эпохи с тиснением золотом на корешке. Формат: 20х13 см. Первое издание «Книги Большому Чертежу», составленной в Разрядном приказе в 1627 году Афанасием Ивановичем Мезенцовым по списку, находившемуся в собрании П.К. Хлебникова (1734-1777). Издание является выдающимся памятником русской географической мысли XVII века и имеет музейно-историческое значение.

Библиографическое описание:

1. Смирнов–Сокольский Н.П. Моя библиотека, Т.1, М., «Книга», 1969, №420.
2. Обольянинов Н. Каталог русских иллюстрированных изданий. 1725-1860. Спб., 1914, №726.
3. Битовт Ю. Редкие русские книги и летучие издания 18-го века. Москва, 1905, №1769.
4. Сопиков В.С. Опыт российской библиографии. Редакция, примечания, дополнения и указатель В.Н. Рогожина. Т.1-2, Ч.1-5, Спб., издание А.С. Суворина, 1904-1906, №3482.
5. Сводный каталог русской книги XVIII века. 1725-1800, т. I, №2025.
6. Губерти Н.В. Материалы для русской библиографии. Хронологическое обозрение редких и замечательных русских книг XVIII столетия, напечатанных в России гражданским шрифтом 1725-1800. Выпуск I-III. Москва, 1878-1891. Вып. I, №180.
7. Багров Лео. История русской картографии. Москва, 2005, стр. 188-194.
8. Книга Большому Чертежу. Москва-Ленинград, 1950.
9. Постников А.В. Карты земель российских: очерк истории географического изучения и картографирования нашего отечества. Москва, 1996, стр. 16-18.

В далёком 1792 году при участии А.И. Мусина-Пушкина (1744-1817) вышло второе издание «Древней российской идрографии» под заглавием: «Книга Большому чертежу или Древняя карта Российского государства, поновленная в Разряде и списанная в книгу 1627 года». В 1737 г. известный русский историк и географ В.Н. Татищев в своем «Предложении о сочинении истории и географии Российской», направленном в Академию наук, четко определил взаимоотношение между этими двумя науками в следующих словах: Гистория же всякая, хотя действа и времена от слов имеет нам ясны представить; но где, в каком положении или расстоянии что учинилось, какие природные препятствия к способности тем действам были, також где который народ прежде жил и ныне живет, как древние городы ныне именуются и куда перенесены, оное география и сочиненные ландкарты нам изъясняют: и тако гистория или деесказания и летопись без землеописания (географии) совершенного удовольствия к знанию нам подать не могут. Это высказывание ярко характеризует важную роль географических карт — главного языка географии. Язык этот как средство выражения представлений людей об окружающей их географической среде и передачи пространственной информации является более древним, нежели любая форма письменности. Известны наскальные картографические изображения, относящиеся к бронзовому веку; простейшими картографическими рисунками широко пользовались народности Америки, Северо-Восточной Азии и Океании, которые к моменту их открытия европейцами находились на уровне первобытнообщинного строя и не знали письменности. При всем многообразии форм древних картографических изображений, зависевшем от культурно-исторических особенностей этносов, в рамках которых они развивались, эти изображения должны были решать по меньшей мере четыре главные задачи:

1. Ориентирование на местности и отображение естественных и искусственных путей сообщения.

2. Локализация и изображение пределов частных территориальных владений, а позднее — границ племенных объединений и древних государственных образований.

3. Картографическое отображение крепостных сооружений и урбанизированных территорий (поселений различного типа).

4. Изучение и картографическое представление (иногда — картографическая декларация) территорий государств в целом.

С глубокой древности развивалась также общая (концептуальная) картография, составляющая неотъемлемую часть космографии и познания мира и являющаяся отражением представлений об ойкумене и месте в ней соответствующей народности или государства. В условиях древнерусского государства указанные четыре направления практической картографии развивались с самого своего возникновения относительно независимо. В процессе становления каждое из них по-своему способствовало формированию характерных приемов и навыков, сложивших отечественную картографическую традицию создания самобытных географических чертежей. География и картография были весьма существенны для нашего отечества, которое в течение всей своей истории, за исключением самого новейшего периода, являлось постоянно растущим государством, расширявшим свою территорию главным образом за счет обширных неисследованных районов. Значительный интерес к изучению местности проявлялся со времен Древней Руси. Для развития государства, раскинувшегося на обширных лесных пространствах, испещренных многочисленными реками, жизненно необходимы были знания о его территории. В замечательном памятнике древнерусского летописания «Повесть временных лет» (около 1113 г.) мы находим прямые свидетельства существования таких географических знаний у автора, обладавшего, судя по тексту летописи, достаточно четкими представлениями о размещении древнерусских земель. Значительные географические сведения о соседних княжествах и зарубежных странах собирались в этот период на Руси в виде маршрутных описаний и дорожников в повествованиях о хождениях христианских паломников в Святую Землю. В этих текстах имеются сведения о расстояниях по маршрутам как в днях пути, так и в мерах длины — верстах. Следует заметить, что из всех древнерусских мер наиболее определенными были именно меры длины. Основная из них — сажень — означала первоначально захват руками, то, что можно достать, досягнуть. Дорожники создавались в нашей стране издревле: сохранился итинерарий по Палестине игумена Даниила, составленный около 1107 г. В летописи под 1478 г. помещен один из ранних дорожников (в связи с поездкой Ивана III в Новгород), где очень точно указаны расстояния между крупными и мелкими населенными пунктами.

Наличие дорожников и обширных сведений о соседних территориях и странах являлось одним из свидетельств изначальной высокой подвижности наших предков в период формирования русской нации в процессе смешения коренных финно-угорских племен охотников и рыболовов с пришлыми земледельцами-славянами, осложненного в период становления государства значительным вливанием представителей Скандинавии: воинственных путешественников — варягов. Во времена Киевской Руси земледелие становится превалирующим видом хозяйственной деятельности. Охрана интересов формировавшегося феодального землевладения требовала четкого определения и обозначения на местности границ частных земельных участков. Уже в «Уставе Володимерь Всеволодича» (Мономаха) (12 в.) говорится о межах, ограничивающих земельные или иные частные владения (бортные угодья, хозяйственные подворья и т.п.), и межевых признаках (знаках) для фиксации их на местности, а также наказаниях за их разрушение: «Аже разнаменаетъ борт то 12 гривен. Аже межу претнетъ бортную, или релейную разореть, или дворную тыном перегородить межю, то двенадцать гривенъ продажи. Аже дуб подотнетъ знаменъный или межъныи то 12 гривенъ продаже». Из приведенного отрывка видно, что обрабатываемые поля и другие хозяйственные угодья в XII в. имели вполне определенные границы, ограждавшиеся тыном или обозначавшиеся заметными местными предметами (дуб знаменьный, отдельные камни и т.п.). Таким образом, измерение, оценка, разделение и графическое отображение земельных площадей к этому периоду приобретают первостепенное значение. Определение их площадей стимулировало развитие линейных измерений с использованием элементарных инструментов — мерных веревок (вервей) — и рисунков-чертежей с приблизительным отображением взаимного расположения элементов ландшафта и обрабатываемых земель. Именно к этому направлению относятся наиболее ранние памятники русской картографии, например Камень Степана, который, по мнению археологов, служил в XII веке межевым знаком на границе земельных владений в Тверской земле. На камне выгравирована геометрическая фигура, которая, возможно, является планом межеванного поля, принадлежавшего Степану, оставившему свое имя на камне. К сожалению, вряд ли когда-нибудь удастся с неопровержимой убедительностью доказать обоснованность такой трактовки этого изображения, но если она верна, то гравюра на Камне Степана является самым древним известным науке русским картографическим изображением. Характерно, что первое документальное упоминание о картографических работах на Руси относится именно к составлению чертежа на спорные урочища. В 1483 г. перед господином псковским... и перед посадником игуменом и старцами Снетогорского монастыря была высказана жалоба на то, что их лишают законно принадлежащей им шестой части в Перерве реке и не дают проезда. Для выяснения дела послали боярина Михайло Чета и сотского «тое воды в Перерве реке досмотрети. Княжной боярин с сотским тое воды досмотрели, да и на луб выписали [т.е. вычертили на бересте ] и перед основою положили да и велись [спорили] по лубу». К такому же типу документов относится хранящийся в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки древнейший русский картографический памятник, выполненный на бумаге и относящийся к 1530-м годам. Это вклеенный в рукописную книгу из библиотеки Троице-Сергиевой лавры «Чертеж земель по реке Солонице», схематично изображающий небольшой участок правобережья Волги несколько выше Костромы. На чертеже показана пашня с лугом между рекой Солоницей и ее старым руслом — глушицей Коловицей с надписью: «в род ставится сена 100 копен». На обороте чертежа имеется памятная запись о покупке этого участка в Костромском уезде для Троице-Сергиева монастыря старцем Гаврилой у Федоры Клементьевой и ее сына Давида и сообщается, что вымерено той земли пашенной 10 десятин, а лугу 5 десятин. Еще одно направление старинной русской картографии возникло из необходимости описания и изображения в плане крепостей, городов и специальных линий обороны (засечных черт), состоявших из лесных завалов, земляных валов и укреплений, строившихся в Южной Руси в 13-16 вв. Сооружение таких построек требовало еще более детальных и точных измерений на местности, чем при определении границ земельных владений. Составлявшиеся при этом планы сооружений часто представляли собой сочетание планового и фронтального изображения стен зданий и оборонительных сооружений, а также элементов ландшафта. Это направление картографии было тесно связано с развитием строительных чертежей, и, возможно, благодаря именно этому в его становлении сыграли определенную роль греческие и итальянские архитекторы, художники и строители, активно привлекавшиеся тогда в основные русские города. Вполне вероятно, что здесь существует генетическая связь русских картографических традиций с картографией Древнего Рима и Византии. Если в практике составления межевых описаний и планов, а также проектов архитектурных сооружений, крепостей и городов вырабатывались навыки линейной съемки локальных участков местности и некоторые традиционные приемы составления и оформления карт небольших площадей, то потребности ориентирования в дальних путешествиях и военных походах привели к созданию маршрутных описаний, а впоследствии и чертежей главных рек и сухопутных путей, а также побережий, вдоль которых осуществлялись дальние плавания поморов. Исторические источники свидетельствуют, что описания рек и морских побережий Северной Руси, составлявшиеся русскими поморами, отличались исключительной детальностью. Поморы использовали компас уже в 15 в., уважительно называя его матка или матошник. Так в отечественной практике появились и нашли широкое применение угловые компасные измерения. Имеются свидетельства иностранных авторов XVI века о составлении поморами, помимо описаний, чертежей значительных участков побережий северных морей. Так, в 1594 г. голландцы, расспрашивая русских около острова Колгуев о тамошних местах, получили от кормчего-помора чертеж берега от Белого моря до реки Печоры. А знаменитый голландский картограф Герард Меркатор (1512-1594) в письме к английскому географу Ричарду Хаклюйту сообщает, что при составлении карты России данные о Севере были получены им от одного из русских. Создание маршрутных описаний и чертежей имело большое значение для формирования общих представлений о географии Руси, а впоследствии и для составления обзорных карт всего Московского государства и крупных его частей. Русская картография до XVIII века не знала практиковавшихся тогда в Западной Европе географических основ построения картографического изображения обширных участков земной поверхности на базе определения координат широты и долготы и использования единого масштаба и картографической проекции. Вместо этого структурную основу при составлении описаний и обзорных чертежей составлял «каркас» маршрутов и маршрутных чертежей по главным рекам и дорогам. Следует, однако, признать, что приведенные здесь суждения о развитии географических знаний на Руси до XVII века, а также наши реконструкции возможных способов создания отечественных локальных и обзорных карт этого периода основаны лишь на свидетельствах текстовых исторических источников, так как русских обзорных картографических документов, относящихся к периоду до XVII века, не сохранилось. Однако имеется множество иностранных карт Руси того времени, содержание которых свидетельствует об использовании при их составлении русских описаний и карт. Многие зарубежные карты XVI-XVII вв. имеют бесспорные признаки использования несохранившихся русских географических и картографических трудов; первые же документальные свидетельства создания обзорной карты Российского государства относятся ко второй половине XVI в., т.е. к тому периоду, когда Московия стала в высшей степени унитарным государством под сильной и, во многих случаях жестокой, властью московского царя. По свидетельству В.Н. Татищева, начало большим картографическим работам в общегосударственном масштабе положил Иван Грозный, о котором в 1552 году «…сказуется, что земли велел измерять и чертеж государства сделать, однако ж чертежа оного нигде не видно, кроме того, что в архиве казанской на одно Казанское владение, как мне помнится на 16 листах делан без масштаба, но от места до места версты числом подписаны». В самом конце XVI в. в Разрядном приказе (высшем правительственном учреждении Москвы, ведавшем военными делами) был составлен так называемый Большой чертеж всего Московского государства по все соседние государства. Автором чертежа являлся некто Афанасий Иванович Мезенцов, а работа над этой картой была предположительно завершена им в 1598 году. Большой чертеж, так же как и его копия, выполненная в 1627 г. с дополнением южных территорий вплоть до Крыма, не сохранился до наших дней. Однако о содержании этих произведений можно судить по известной во многих экземплярах «Книге Большому чертежу», представляющей собой пояснительный текст, созданный в том же, 1627 г., к копии Большого чертежа и его дополнению.

Судя по «Книге», географический охват Большого чертежа был весьма значи тельным: на востоке на нем показана территория до реки Оби, на западе — до рек Днепр и Западная Двина, на северо-западе — до реки Тана в Лапландии, а на юге он охватывал территории Бухары, Грузии и Крыма. На чертеже было подписано более полутора тысяч географических названий. До сих пор мы говорили только о местных планах или картах, охватывающих сравнительно небольшие территории и созданных с определенной целью, например для обозначения границ земельных владений. Нет никакого сомнения, что в те времена существовали и такие карты, которые изображали обширные территории, но до нас о них не дошло почти никаких сведений. Тем не менее наступило время, когда появилась возможность составить общую карту страны, — для этого была накоплена необходимая информация. Такая карта, получившая название «Большой Чертеж», была создана, вероятно, в конце XVI в. или в начале XVII в. Как мы еще увидим, время ее создания, да и само содержание карты являются предметом научных споров. В любом случае мы знаем о ней только благодаря очень тщательному изучению текста, составленного на основе этой карты. Этот текст, известный под названием «Книга Большому Чертежу», или просто «Книга», дошел до нас в виде многочисленных копий и различных вариантов, самый ранний из которых датируется 1660-ми годами. Эти варианты возникли, вероятно, в результате создания новых версий самой карты. «Книга» содержит описание не только карты, но и сухопутных и водных путей, а также указатель расстояний между населенными пунктами и описание урочищ — ориентиров и бросающихся в глаза объектов местности, помогающих не сбиться с пути. В предисловии к «Книге» говорится, что «...по велению царя Михаила Федоровича (1613—1647) в Разряде была найдена... старая карта всего Московского государства... но она оказалась такой ветхой, что распалась на куски, и никто уже не сможет увидеть на ней урочища». Утверждение о том, что «...она была изготовлена очень давно, при предыдущих царях», позволяет сделать предположение, что этих «старых карт» было несколько. Огородников в своей работе, посвященной изучению текста «Большого Чертежа», высказывает мысль о том, что с конца XV в. или начала XVI было изготовлено и снабжено текстом несколько «старых карт»; в описании Лопской земли содержатся ссылки на эти карты. Тем не менее Огородников считает, что основная масса сведений, отраженных в тексте «Книги Большому Чертежу», относится к периоду между 1532-м и 1590 гг. Очевидно, долгие годы шел сбор информации и составление карт отдельных местностей, на основе которых и была потом вычерчена «Старая карта», а после нее — «Большой Чертеж». Нельзя, однако, исключать и вероятность того, что фраза «при предыдущих царях» свидетельствует о том, что для создания карты потребовалось очень много времени. Например, ее подготовка могла начаться еще при Иване IV, продолжилась при Федоре I, а сама карта была создана уже при Борисе Годунове. Татищев (1768 г.) пишет, что «...царь Иван IV Васильевич повелел в 1552 г., чтобы земля была измерена и карта его царства изготовлена». Карамзин (1818-1829 гг.) нашел на карте города, основанные при царе Федоре Иоанновиче (1584-1598), и ни одного, построенного позже. Отсюда он, как и Лерберг (1819 г.), делает вывод, что первый вариант «Большого Чертежа» был изготовлен в 1599-1600 гг., причем в единственном экземпляре. Из исследователей последних лет Ястребов (1969 г.) называет дату 1598 г. на том основании, что Ловзинская сторожевая застава на Северном Урале, основанная в 1589 г., в 1598 г. была оставлена жителями, которые переселились в Верхотурье. Мы не знаем, что заставило Татищева датировать эту карту 1552 г. По общему мнению, писцовый наказ был издан 20 сентября 1555 г. Но до сих пор остается неизвестным, откуда Татищев узнал о том, что царь Иван IV издал указ о составлении карты Московского государства. Мы знаем, что Иван IV хотел иметь хорошую карту России. Однако между приказом об измерении территории и приказом о составлении карты всей страны существует большая разница. Сначала следует обучить людей искусству съемки местности, затем произвести эту съемку и изготовить карты отдельных территорий, и уж только после этого можно приступать к изготовлению общей карты. А мы уже упоминали, что в России не хватало квалифицированных чертежников даже для составления планов укрепленных линий вдоль границы в 1637-1638 гг. Нет никакого сомнения, что за 50-70 лет до этого их было еще меньше. Более того, писцовый наказ призывал измерять территории не для составления топографических карт, а для установления границ земельных владений. Отсюда можно сделать вывод, что царь прекрасно понимал, что изготовить карту страны силами своих подданных не представляется возможным, и поэтому он решил поручить сделать это кому-нибудь из иностранных картографов.Удобный случай подобрать подходящие кандидатуры для этого предоставился в 1576 г., когда в Регенсбург, где должен был собраться имперский парламент, отправилось посольство из Москвы. Чтобы продемонстрировать могущество Московского государства, русское посольство вручило рейхстагу от имени московского царя краткое описание страны. Посольство, возглавляемое князем Щугорским, проследовало через г. Гертлиц, и вполне вероятно, что князь узнал о жившем здесь знаменитом картографе Бартоломее Скультетусе. На следующий год было отправлено специальное посольство во главе со Жданом Ав. Квашниным для установления контакта со Скультетусом. В Герлице Скультетус был приглашен на обед, состоявшийся 30 декабря 1577 г. 14 марта 1578 г. Квашнин снова пригласил картографа на обед и предложил ему переехать в Москву и заняться съемкой земель и составлением карт. Хроника г. Герлица далее отмечает, что московиты хотели «...положить свою землю на карту», и Скультетус должен был получить на это приказ от великого князя и охранную грамоту для переезда в Москву. Однако приглашение, по-видимому, так и не было подтверждено, хотя Скультетус согласился ехать в Россию и принялся ждать приказа царя и охранной грамоты, но так и не дождался. Он только отметил в своем дневнике, что царь Иван умер. Скультетус еще раз отобедал вместе с русскими послами — это было в 1595 г., но мы не знаем, обсуждался ли на этом обеде вопрос о составлении карты России или нет. После смерти Ивана IV правительство не хотело отказываться от своего намерения пригласить иностранного ученого для составления карты страны. Трудно сказать, почему кандидатура Скультетуса, немца по национальности, была отвергнута. Возможно, это произошло потому, что эту кандидатуру поддерживал только Квашнин, встречавшийся с ним в Герлице. Вместо него англичане порекомендовали обратиться к их соотечественнику Джону Ди, мотивируя это тем, что он принимал участие в организации морских экспедиций. Например, он подготовил для Артура Пета и Чарльза Джекмана инструкции по навигации вдоль северного побережья России и Сибири. Возможно, Бориса Годунова привлекла эта кандидатура, потому что он считался экспертом по Северной России, а может, и по всей стране. В любом случае в 1586 г. Ди получил из Москвы несколько писем, в которых сообщалось, что русский царь, узнав об его обширной эрудиции и мудрости, хотел бы видеть его в Москве и получить у него консультацию. Предполагалось, очевидно, что Ди задержится в Москве на несколько лет, поскольку царь обещал ему годовое жалованье в размере 2000 фунтов стерлингов, в добавление к той 1000 фунтов, которую обещал выплачивать Годунов. В Москве хотели, чтобы Ди стал придворным математиком, определил координаты целого ряда географических объектов, организовал съемку местности и составил карту России. Но Ди отверг это предложение. После этого русские, очевидно, решили сами составить карту Московии, положив в ее основу рисунок речной сети, — сто лет спустя подобный принцип построения карты будет рекомендован И.К. Кириловым. Вернувшись к «Книге Большому Чертежу», рассмотрим теперь обстоятельства создания этого труда. Так или иначе, но «Большой Чертеж» XVI в. в 1626 г. хранился в Разрядном приказе. Очевидно, эта карта была составлена в единственном экземпляре, который был передан в этот приказ. Вполне вероятно, что его никогда не приносили даже в царский дворец, поскольку цесаревич Федор Годунов, изучая географию и вычерчивая карту Московского государства, никогда им не пользовался. Ничего не знали о существовании «Большого Чертежа» и его содержании и иностранные картографы. Об этом можно судить, изучая изображение «Дикого поля» — столь хорошо описанного в тексте, сопровождавшем «Большой Чертеж», — на европейских картах того времени, где мы находим либо крайнюю скудость данных, либо большое число ошибок. Мы знаем, как сурово был наказан Спафарий, взявший несколько карт Московии с собой в Китай и оставивший там одну из них в подарок. С другой стороны, сопроводительный текст к «Большому Чертежу» не являлся тайной, несмотря на то, что содержал гораздо больше информации, чем сама карта. Благодаря обилию подробностей он мог служить путеводителем. Для сравнения скажем, что на карте-трехверстке начала XX в. мы не найдем тех притоков Оки в верхнем ее течении, которые были указаны в тексте «Большому Чертежу». В 1626 г. думные дьяки Разряда Федор Лихачев и Михаил Данилов получили царский приказ, согласно которому они должны были:

1. Составить новую карту всего Московского государства, положив в основу старую и сохранив ее масштаб.

2. Изготовить еще одну карту, показав на ней дороги, ведущие из Москвы в Рязань, Северск и польские города, и три шляха на Перекоп из г. Ливны.

3. Подписать на картах названия урочищ и составить пояснительный текст [«Книгу»].

4. Указать масштаб в верстах точно так же, как это было сделано на старой карте.

И приказ царя был выполнен. Была изготовлена копия «Большого Чертежа», сохранившая его масштаб, географические объекты и их названия. Недавно были обнаружены свидетельства того, что настоящим составителем этой карты и «Книги» к ней был Афанасий Иванович Мезенцов, работавший, вероятно, под руководством вышеупомянутых думных дьяков. На основе старого описания, хранившегося в Разряде, а также «Большого Чертежа», была сделана еще одна карта, охватывавшая территории к югу от Москвы, включая Крым. Потом на основе обеих этих карт была составлена «Книга», в которую были включены описания сухопутных и водных дорог, показанных на карте. Исправления и дополнения, обнаруженные Огородниковым при изучении описания мурманского побережья, были, по всей видимости, внесены только в «Книгу», а не на «Чертеж». После изготовления этой карты появились новые данные, содержавшиеся в книгах об инспекции и съемке Лопской земли, проведенных в 1608—1611 гг. Алексеем Михайловым, но они не были включены в «Большой Чертеж» из-за строгого наказа писать названия урочищ точно так же, как они были указаны на старой карте. Планировалось составить еще и карту Сибири, изучение которой было в самом разгаре, однако этим вопросом занимался другой приказ и карта составлена не была. По крайней мере, о ней ничего не говорится в предисловии к тексту «Большого Чертежа». О содержании «Большого Чертежа» можно судить по богатой информации, содержавшейся в «Книге». На западе карта доходила до границы с Литвой, Польшей и Финляндией, на севере — до Северного Ледовитого океана и на востоке — до рек Обь и Таз. В предисловии упоминается Енисей, но его описания в самой «Книге» нет. На юго-востоке было показано Аральское море со впадающими в него реками, а на юге — Каспийское море, Кавказ до р. Куры и Черное море. Однако обилие подробностей и названий в «Книге» еще не говорит о том, что все они были нанесены на карту. Помимо названий, указанных на карте, в «Книгу», вне всякого сомнения, были включены и сведения из других источников. Это в особенности касалось отдаленных областей — северного побережья, территорий за Уралом, Каспийских земель и Кавказа. Постоянные поездки правительственных чиновников и различных посольств в эти и соседние с ними регионы давали много новых сведений в форме дорожных указателей, списков и описаний, однако не все они попали на карту. Многие факты говорят за то, что спустя 50 лет уже администрация царя Алексея Михайловича в 60-х годах XVII века проводила интенсивные работы по обзорному картографированию Московского государства и отдельных его частей. По свидетельству В.Н. Татищева, при царе Алексее Михайловиче сделана ландкарта генеральная русская и несколько партикулярных, а по генеральной видно, что сочинитель латинский язык разумел, ибо много слов латинских положил и градусами разделил. .. В этот же период по распоряжению царя Алексея Михайловича были положены на карту Каспийское море и река Волга. Самым ярким свидетельством обширных картографических работ этого времени являются два тобольских чертежа Сибири, представляющие собой наиболее ранние из сохранившихся отечественных обобщающих карт XVII века Это Годуновский «Чертеж Сибири», составленный в 1667г. и «Чертеж Сибири до Китайского царства...», датируемый 1673 г. (1669-1670).