RARUS'S GALLERY

Четырнадцать рисунков украинской азбуки. С.-Петербург, 1921. [4] с., 1 л. титул, 14 л. ч/б литографий. На украинском языке. В издательской двухцветной шрифтовой обложке, оформленной в стиле выпусков Комитета популяризации художественных изданий. 34x25,5 см. Известно 30 авторских экземпляров. Чрезвычайная редкость!

 

 

 

 

Библиографические источники:

1. Белецкий П. «Георгий Иванович Нарбут». Ленинград, «Искусство», 1985, с.с. 140-151.

2. Венгеровы А.А. и С.А. «Библиохроника», т. I, Москва, 2004, №169

Украинец Георгий Иванович Нарбут (1886-1920) по праву счи­тается одним из замечательных русских худож­ников начала XX столе­тия. Поступив в 1906 году в Санкт-Петербургский университет, он сблизился с членами объединения «Мир искусства», снимал комнату у И.Я.Билибина и обучался у него рисунку; учился он также у Л.С. Бакста, М.В. Добужинского и постепенно стал виртуозным мастером, пользовавшимся большой популярностью в художественном и редакционно-издателъском мире обеих столиц. Д.С.Митрохин вспоминал о его манере рисования: «Овладев вполне техникой, Нарбут с необычайной лёгкостью и быстротой рисовал чёрные бесчисленные комбинации штрихов и пятен из неистощимой сокровищницы воображения и памяти. Рисуя для книжки детских песенок, он в один вечер сделал десяток виньеток, безукоризненных технически. Рисовал по часам, положив перед собою на стол часы, — виньетку в 25 минут». И.Я. Билибин, кото­рого сам Нарбут называл своим учителем, писал о нём: «Огромнейших, пря­мо необъятных размеров талант». Путь Нарбута в искусстве был недолог - каких-то пятнадцать лет, однако даже за это время ему удалось стать выдаю­щимся книжным графи­ком, определившим направ­ление оформления книги надолго вперёд. Сформировавшийся под влиянием мастеров «Мира искусства», он вскоре с энтузиазмом примкнул к возродившемуся объединению, начал вы­ставляться рядом с теми, кого почитал мэтра­ми, его работы появились на страницах журна­ла «Аполлон».

Однако подлинная известность пришла к нему полтора года спустя, после вы­хода басен И.А. Крылова и сказок Г.Х. Андерсе­на с его иллюстрациями. Имя Нарбута стало модным, чисто его зака­зов неизменно росло: если в 1912 году увидело свет шестнадцать изданий с его украшениями и иллюстрациями, то в 1914-м их было уже трид­цать. Он готовил детские книжки для издательства И.Н. Кнебеля и солидные исследования для «Брок­гауза - Ефрона», оформ­лял обложки журнала «Гербовед» и поэтичес­кие сборники, в годы Первой мировой войны создал ряд стилизован­ных агитационных карти­нок и военных аллегорий. При этом одной из до­минирующих в его творче­стве неизменно оставалась тема Украины. Родивший­ся на хуторе Нарбутовка Глуховского уезда Черни­говской губернии, он никогда не забывал о своих малороссийских корнях.

Школьный товарищ ху­дожника Ф.Л. Эрнст писал: «Он был украинцем, не только по крови, языку, убеждениям, украинской стихией насыщены и все его произведения, и формальный источник его гения бьёт неизменно из родного чернозёма Черниговщины». Нарбут принимал самое активное участие в подготовке гербовника гетманов Малороссии, издании описаний старинных усадеб Харьковской губернии и архитектурных памятников Галиции. Весь 1917 год он работал над созданием рисунков для украинской азбуки.  В них художник достиг предельной простоты и вместе с тем изысканности композиции, рисунка и цвета. В решении букв азбуки Нарбут объединил достижения как украинской рукописной и печатной книги, так и достижения западноевропейских мастеров шрифта. Выпустить азбуку в украинском и русском вариантах согласилось Товарищество Р. Голике и А. Вильборга.

В оригиналах сохранилось 15 листов азбуки. Все они выполнены пером, чёрной тушью, со всех были сделаны пробные оттиски, некоторые из которых были иллюминированы автором. Работу над «Азбукой» художник не завершил, создав композиции для букв «А», «Б», «В», «Г», «З», «І» («И»), «К», «Л», «М», «Н», «О», «С», «Ф» и «Ч». Работа оста­лась незавершённой: незадолго до октября 1917-го Нарбут уехал в Киев, где его избрали профессором вновь созданной Украинской Академии художеств. На выставке, организо­ванной в честь открытия академии, художник выставил шесть оригинальных листов азбуки.  В это время Нарбут занимался созданием эскизов военных мундиров армии Украины, оформлением упаковок и этикеток для украинских товаров. Он создал украинские банкноты, грамоты, открытки и почтовые марки, а также проект игральных карт в стиле казацкой парсуны XVII—XVIII веков. После провозглашения Украинской державы во главе с П. Скоропадским, Модзалевский и Нарбут начали добиваться отмены утверждённых гербов и печатей УНР. 18 июля 1918 года гетман утвердил спроектированную Нарбутом новую малую Государственную печать: на восьмиугольном щите был изображён казак с мушкетом. Щит был обрамлён барочным картушем и увенчан трезубцем святого Владимира. По кругу с обеих сторон шла надпись «Українська Держава». Её напечатали на банкноте в 1000 карбованцев, выпущенной 13 ноября 1918 года. Государственный Герб, разработанный Нарбутом, утвердить не успели: 14 декабря гетман отрёкся от власти. Власть на Украине постоянно менялась. Во время одной из таких «перемен» Нарбут был назначен ректором академии, во время другой - снят. Его киевский знакомый писал о тех днях: «Не было у Нарбута заказов. Как украинца, работавшего при Скоропадском, его преследовали, как бывшего при Директории работника - тоже, как работавшего при Советской власти - ещё больше.

Подступала крайность». Художник заболел брюшным тифом. Едва оправившись от болезни, он приступил к работе, вновь вернувшись к теме украинской азбуки, но не стал продолжать ту, что начал для Товарищества Р. Голике и А. Вильборга, а предпочёл делать всё заново, в иной технике, в ином стиле. Закончить удалось лишь несколько букв: 23 мая 1920 года, перенеся тяжёлую операцию, Нарбут умер. Последние слова его были: «Странно, смотрю, а темно». Год спустя 14 рисунков Нарбута к украинской азбуке были изданы в Петрограде отдельным тиражом. О книге известно очень немного: ни издательство, ни тираж в выходных данных не указаны. Сохранился единственный экземпляр, иллюминованный акварелью (ныне находится в Российской государственной библиотеке).  Почему художник, при его невероятной трудоспособности, не довёл работу до конца, хотя уже в 1917 году отдал рисунки в типографию Р.Р.Голике и А.И.Вильборга, где с них были изготовлены высококачественные клише?

Это долго оставалось для искусствоведов загадкой. Оригиналы обложки и 10 из 14 опубликованных рисунков хранятся в Харьковском художественном музее. Все они имеют инициалы художника и дату - 1917 год; ещё один оригинал того же года — лист с буквой «А» и изображением летящего ангела в книгу не вошёл (хранится в Ивано-Франковском художественном музее), а другой вариант этой буквы воспроизведён в каталоге посмертной выставки Нарбута в Киеве в 1926 году - как и эскизы букв «Б» и «В», он датируется 1919 годом (хранятся они в Харьковском художественном музее и в Киевском музее украинского изобразительного искусства). Из чего можно сделать вывод, что Нарбут продолжал совершенствовать первые буквы, видимо, надеясь переделать всю азбуку и издать её в обновлённом виде. Долгое время неясно было и само происхождение изданного в Петрограде в 1921 году увража с 14 рисунками букв и рисованным Нарбутом титульным листом, датированными 1917 годом, — альбом не содержал сведений ни об издательстве, ни о тираже. Разобраться с этим вопросом помог библиофил В.П.Поздняков, который провёл исследовательскую работу в архивном фонде Общества поощрения художеств. Комитет популяризации художественных изданий - руководящий орган Общества, вероятно, с подачи И.М.Степанова, дружившего с Нарбутом, 15 октября 1921 года принял решение о приобретении для Русского музея хранящихся в 15-й государственной типографии (бывшей Р.Р.Голике и А.И.Вильборга) 14 оттисков рисунков Нарбута, после чего Степанову было поручено заказать по 110 экземпляров каждого рисунка. Уже 19 декабря того же года Комитет получил 72 комплекта отдельных листов «Четырнадцати рисунков украинской азбуки» и 38 экземпляров её альбомного варианта, частично эти экземпляры (ориентировочно - 13) были именными. Незначительный тираж сразу сделал издание библиографической редкостью.

А тут ещё случилось знаменитое наводнение 23 сентября 1924 года, уничтожившее часть остававшегося в Комитете тиража (о том имеется акт в архивных документах). Вот почему «домашнее», «только для своих» издание не вошло ни в «Книжную летопись» 1921 и 1922 годов, ни в библиографический отчёт Комитета популяризации художественных изданий «За тридцать лет» (Л., 1928). Соответственно, не рассылались обязательные экземпляры и в крупнейшие библиотеки. «Четырнадцать рисунков украинской азбуки» - действительно редкая книга, за которой охотятся многие библиофилы и коллекционеры живописи и графики. При этом она до сих пор отсутствует в большинстве крупных государственных книгохранилищ.

Более подробно читаем в монографии П. Белецкого:

Работу над «Азбукой» для Голике и Вильборга художник не завершил, но и то, что успел сделать, было несомненным шедевром. Позже, уже в годы Советской власти четырнадцать рисунков украинской азбуки были изданы отдельным увражем.

Обложка «Азбуки» впечатляет композицией, полной внутреннего движения. В ней сконцентрированы мотивы, с которыми встретимся в иллюстрациях, но прежде всего бросаются в глаза черные силуэты: фигура, размахивающая саблей, разлапистые ели, на фоне которых рассыпаются огненные брызги ракет. Подобную зловещую «дергающуюся» фигуру мы уже видели на обложке «Стойкого оловянного солдатика»; фейерверки, ели — тоже из нарбутовского арсенала. Силуэты словно воюют друг с другом: рубака нападает, ель выворачивает ему левую руку, хочет ударить ветвями, огнем сжечь... Неспокойны столбы, сложенные из азбучных кубиков, ерзающих, не крепко стоящих друг на друге. Эти столбы и переброшенная между ними надпись обрамляют композицию. В ее верхней части «воюют» черные силуэты, а в нижней мимо обелиска, возвышающегося в старом парке, шествуют безмятежно, чертом ведомые, слон, лев, идет гусар строевым шагом, за ним, с боку на бок переваливаясь,— толстушка-украинка, скачут всадники — казак и вятская свистулька. Все в целом забавно, может заинтриговать ребенка и вызвать интерес к книжке.

Нe исключается, что есть в этой композиции непроизвольно художником внесенный подтекст, содержащий намек на современность: все борется, шатается, движется,— куда и зачем, по чьей воле, злой или доброй,— ничего не понять... Впрочем, может и не случайно вроде бы мелкая подробность: кубик-то один повернулся цифрой «13», которую вырисовал Нарбут контуром, чтобы при раскраске выделить цветом и привлечь к ней внимание (иллюминированный оттиск в ГМУИИ). По словам друзей, он был до смешного суеверен, тринадцатое число считал несчастливым днем. В иллюстрациях «Азбук» художники обычно избирали нелепейшие сочетания слов, начинающихся с данной буквы. Нарбут следует традиции и тем не менее создает порой композиции, полные настроения или скрытого смысла.

Лист «А» экспонировался на посмертной выставке художника в Киеве в 1926 году, но лишь недавно стал доступным исследователям, будучи приобретенным из частного собрания Художественным музеем Ивано-Франковска. В его композиции объединены зримые образы слов, начинающихся на букву «А». Ангел, летящий в небе, разворачивает свиток, на котором начертаны буквы по азбучному порядку, его догоняет аэроплан; внизу — здание с барочным фронтоном и вывеской «Аптека», старая каменная арка, поросшая молодыми древесными побегами, не раз Нарбутом рисованная и, конечно, навеянная картинами Дюрера (вспоминается подобный мотив в «Рождестве Христовом», мюнхенская Старая Пинакотека). Не обошелся художник и без специфически украинской детали, хотя название ее не начинается на «А»: возле аптеки стоит хата под соломенной крышей. Не удержался он и от соблазна ввести в композицию нечто петроградское: за высокой крышей аптеки видна колокольня собора Петропавловской крепости.

На первый взгляд никакой смысловой связи между элементами изображения нет, тем более, что, за исключением ангела, все они заимствованы из нарбутовского арсенала. И все же, зная об ассоциативности мышления художника, типичной для него с юных лет, можно прочесть в его композиции не всякому, а ребенку в особенности, доступный подтекст. Ключ к его расшифровке дает ангел со звездами на крыльях и свитком в руках. Этот образ, весьма вероятно, явился в сознании Нарбута под влиянием нередких в поэзии предреволюционных лет упоминаний о грядущем «конце мира». Евангельская книга «Откровение Иоанна Богослова» (Апокалипсис) упоминает в числе предвестников «страшного суда» «ангела, летящего по середине неба, который имел вечное Евангелие, чтобы благовествовать живущим на земле» (гл. XIV, 6). Содержание «вечного Евангелия» выражено в словах бога: «Я есть альфа и омега», то есть первая и последняя буквы греческого алфавита — начало и конец, то, что было и будет. Свиток с алфавитом в руках ангела, кстати, летящего в композиции Нарбута как раз «по середине неба», не причуда художника: он подсказан словами Апокалипсиса. Таким образом, в первом листе «Азбуки» Нарбута оказывается зашифрованным еще одно слово на «А» — Апокалипсис. Ангел летит над обреченным на гибель городом, по Апокалипсису — Вавилоном, предвещая упомянутые в евангельской книге «язвы», от которых не излечат никакие лекарства.

Лист «Б» не дает возможности даже предположительно изыскать в нем некий подтекст. На эту букву взяты слова «береза», «башня», «бочка», «бык». В целом ничего неправдоподобного: пустырь с одинокой березой, место свалки, на которое выброшена поломанная бочка. На нем высятся развалины башни, въездные ворота которой заколочены досками. У руин пасется бык. Неутешительная картина былой славы и нынешнего запустения, типичная для Нарбута.

В листе «В» снова изображен пейзаж. Ветер срывает последние листья с дуплистого старого больного вяза, валит с постамента декоративную вазу, высоко подкидывает ведро, крутит крылья ветряной мельницы. Ветер — нередкий мотив в творчестве поэтов революционных лет. Можно вспомнить «Двенадцать» Блока и строки украинского поэта Павла Тычины, как раз в 1917 году прислушивавшегося к «мелодиям степей, туч и ветров».

Лист «Г» построен почти всецело на украинских словах. Три написаны между инициалами: «гетьман», «голуб», «гвинт». Но в рисунке находим больше слов на эту букву. Фоном служат развалины крыльца («ганок» по-украински) некоего замка, на них прикреплен герб, на земле у ног гетмана брошена пушка («гармата»). Мы помним, что Нарбут уже рисовал Дорошенко на обложке «Товстолесов». Как исторический деятель этот гетман мог нравиться Нарбуту своим стремлением объединить Украину — Западную и Восточную, еще при Богдане Хмельницком воссоединившуюся с Россией. Композиция при кажущейся случайности элементов является не слишком замаскированной аллегорией на обретение Украиной государственности: подошел к крыльцу оживший гетман, вылетает ему навстречу из руин голубь — символ мира и духа святого, пушки, копье, ядра отложены. Дорошенко смотрит на винт, которым ему предстоит скрепить разъединенные части Украины.

Лист «З» — пейзаж: зимняя звездная ночь, зайчишка бежит по снегу. Дело происходит, безусловно, на Украине, о чем свидетельствуют типичная деревянная колокольня, хатки под соломенными кровлями, пирамидальные тополя. В данном случае никакого подтекста нет, элементы композиции объединяются вполне естественно. Зимняя ночь в украинской деревне — лирический пейзаж и только.

Для «И», разумеется, подошли любимцы художника — игрушки, ива, индейцы. Две игрушки специфически украинские: кукла в вышитой сорочке и казак с саблей. Последнего Нарбут сконструировал сам из фанерных кусочков, скрепленных шарнирами — стоит дернуть за нитку и станет запорожец плясать, саблей размахивать (кстати, на обложке он же изображен черным силуэтом). Запорожец является главным, во всяком случае, самым активным действующим лицом.

В листе «К» — казак на коне (по рисунку он близок военным лубкам Нарбута), корабль и непременный в арсенале художника элемент, к иллюстрируемой букве не относящийся,— обелиск, впрочем, он ведь сложен из камней. Конечно, украинская азбука без казака по понятиям того времени не могла обойтись.

«Л» вызывает у Нарбута ассоциацию с Линовицами. Он рисует липовую аллею, начинающуюся от беседки-ротонды и ведущую к пруду. Но, конечно, не все, даже украинцы, бывали в Линовицах. На «Л» есть и другие слова: лев, лебедь, лира. Льва — скульптуру, подобную тем, что охраняли вход в барские дома,— Нарбут переносит к пруду, возле него располагает две лиры — классическую и ничего общего не имеющий с нею, кроме названия, популярный на Украине музыкальный инструмент, под аккомпанемент которого пели бродячие слепые барды — «лирники», такого Нарбут изобразил в свое время, работая над серией «Былая Малороссия». На пруду в старом парке плывет лебедь, растут водяные лилии. В этой композиции воспевается очарование ампирной усадьбы, милой сердцу Нарбута, и не какой-нибудь, а конкретной, находящейся на Полтавщине. Вместе с тем по настроению композиция перекликается со многими строками русских поэтов начала XX века. Вспомним, например, в этой связи стихотворение В. Я. Брюсова «Усадьбы»:

Дряхлеют парки вековые

С аллеями душистых лип.

Над прудом, где гниют беседки,

В тиши, в часы вечеровые

Лишь выпи слышен зыбкий всхлип.

Лист «М» при первом беглом взгляде вроде бы и не включает никаких специфически украинских мотивов. На опушке березовой рощицы бредет медведь, вдали — монастырь, подобный которому, кажется, мог бы стоять и на русской земле. Лишь приглядевшись, можно узнать в изломанном фронтоне монастырских ворот и грушевидном куполе колокольни типичные формы украинского барокко. Убрать бы отсюда медведя — останется уютный уголок Чернигова, лирический пейзаж, по настроению близкий некоторым картинам популярного на Украине П. А. Левченко.

В листе «Н» снова березы, на редкость «графические» деревья. Но здесь художник откровенно паясничает, рисует чепуху («якая чепуха!» — одно из любимых восклицаний Нарбута) или, выражаясь по-украински, «нiсенiтницю»: негр во фраке и цилиндре на аллее, образованной воткнутыми в землю кухонными ножами, поставив ногу на наковальню, ножницами кромсает нитку. Впрочем, и здесь дело на Украине происходит: на дальнем плане — ветряки, хаты, тополя.

Лист «О», на первый взгляд, тоже лишен всякого здравого смысла. Много раз рисованный Нарбутом обломанный ствол усохшего дерева, на нем военные атрибуты — панцирь, копья, ружье, казацкий бунчук и булава. К плетню прислонен обруч. Через плетень перескакивает осел, спасаясь от военного пожара в сторону мирной хаты. Похоже, что Нарбут осмеивает свои военные аллегории, а заодно, быть может, и свой переезд из Петрограда в Киев. Это в его духе. Раскрашенный акварелью оттиск (собр. Д. Г. Нарбута, Черкассы) весьма выигрывает в сравнении с суховатым рисунком тушью. Облачное небо заполнило несколько раздражавшую пустоту, плавные линии пейзажа получили поддержку в очертаниях облаков, темы вертикалей и горизонталей зазвучали полифонически.

Лист «С» получился презабавным. Взобрался на гору огромнейший слонище — ели в сравнении с ним, что травки, а собачка, его облаивающая, ростом с муравья,— вспоминается крыловская Моська. Под горой на сундуке, накрытом салфеткой, самовар стоит, чашки, миска с ягодами. Присесть бы, почаевничать, да вот беда: мал для слона стул, сядет — сломает, а Моське велик — ни влезть, ни слезть. Снова — «якая чепуха!». В раскрашенном варианте (собр. Д. Г. Нарбута, Черкассы) темно-серый на бело-голубом фоне слон кажется еще большим, зеленая горка уплотнилась, стулья и сундук расцветились пестрыми полтавскими узорами. Массивные силуэты второго плана как бы нависли над цветастыми пятнами первого. Эффект композиции определяется в большой мере гротескными контрастами масштабов, крупных и дробных пятен, смещением планов.

С помощью линейных ритмов Нарбут мастерски передает разнообразные движения: стремительный прискок зайца, прыжок осла, тяжелую поступь слона. Если бы он к тому стремился, то мог бы сделать все рисунки понятными детям, забавными для них. «Н», «С», конечно, могут вызвать улыбку ребенка, но другие, композиции явно предназначены для взрослых зрителей, и именно украинских.

Есть среди листов «Азбуки» один исторический сюжет — лист «Ф». Здесь изображен костюмированный бал в саду перед дворцом Кирилла Разумовского в Батурине. На первом плане видим самого гетмана — вельможу в камзоле, чулках, парике — и казака в шароварах, шапке со «шлыком», с саблей на боку, явно ощущающего себя неловко в непривычной для него обстановке. На «Ф» здесь фейерверк, буйство «шутих» и ракет в ночном небе — один из любимых мотивов художника. Что еще на «Ф»? Можно лишь предполагать. Подобные празднества в XVIII веке назывались фестивалями. Происходит бал перед фасадом дворца. Разумовский был племянником фаворита императрицы Елизаветы, да и сам у нее и у Екатерины II был в фаворе, рано был произведен в фельдмаршалы. Финалом поминальной автономии Малороссии было правление Разумовского. Кроме фейерверка, все слова на «Ф», которые можно измыслить в связи с рисунком Нарбута, только и могут прийти в голову человеку, знакомому с историей.

Любопытна и в определенной степени характерна ошибка Я. Н. Ждановича, видевшего этот лист в работе, когда, возможно, инициалы не были нарисованы: он связал композицию с буквой «Р» — Разумовский, ракета. Композиция эта среди всех других в «Азбуке», пожалуй, самая «мирискусническая», перекликающаяся с некоторыми работами Сомова и Бенуа.

Последний лист — «Ч» и по остроумию, и по композиции, и по графической технике можно отнести к числу самых удачных и оригинальных работ Нарбута. В нем изображен известный нам по акварели «Ночь в помещичьей усадьбе» старый дом в имении Круглик. Перед ним в свете фонаря развлекаются черти. Старый черт чайком балуется, молодые затеяли чехарду. Черти Нарбута не страшны, а забавны, как обычно в украинском фольклоре, ниоткуда не срисованы, всецело рождены фантазией художника, готового поверить в их существование. Старый черт — худой, кожа да кости, лопатки торчат, ноги тонкие, колени острые, руки длиннющие, позвоночник шерстью порос, чубчик на голове общипанный. Мордочкой он на козла похож, только рожки маленькие, а хвост у него коровий. Но не одними рожками да хвостом отличается он от людей, а прежде всего своими движениями, для человека немыслимыми: сидит не понять как — спиной или в профиль, руки-ноги как попало раскорячены, голову на жгутом свивающейся шее поворачивает на 180 градусов. Видимо, старичок обращается с каким-то наставлением к молодежи. В луче света завихрился, в свою очередь немыслимо изогнувшись, мордатый полосатый черт, другие разбегаются, прыгают, а на крыше старого дома тоже какая-то нечистая сила пляшет.

В рисунках украинской азбуки П. И. Нерадовский справедливо отметил свойственное натуре художника сочетание фантастики, поэтичности и юмора. Из их числа он выделил как «блестящие страницы его творчества и большие завоевания современного графического искусства» листы «В», «З», «Л», «М», «Н», «С», «Ф», «Ч». «Г» и«0» с их скрытым семантическим слоем, не всякому понятным, он не упомянул. Но именно в этих композициях Нарбут делает важный шаг на пути создания своего нового украинского стиля. В других иллюстрациях «Азбуки» — итог петербургского периода творчества мастера. В этих двух — зерна того, что посеет он на ниве украинского искусства.

В пятнадцати листах «Азбуки» Нарбут демонстрирует большое, редкостное даже для крупных мастеров графики разнообразие технических приемов. Здесь силуэты, черные на белом и белые на черном (обложка, листы «З», «Ф»), разнохарактерные штрихи, тонкие, беглые, живо намечающие, например, фигуру слона, складки его кожи, и стилизованные, с утолщениями, изображающие рельеф бугра, по которому слон идет. В листе «Л» — штрихи кудрявые, изображающие листву, линии, напоминающие гравюру по металлу (туловище льва), пунктиры, передающие фактуру камня. В другом случае пунктирами обозначен переход от света к мраку (лист «Ч»). Есть в листе «Л» и пунктиры нарочито смазанные, имитирующие плесень на камне. Контуры; линии, рисующие форму; пятна, залитые черным, затененные штриховкой,— все возможные приемы создания черно-белых изображений использует мастер. Линии и пятна выполняют у него то сугубо изобразительную, то эмоционально-изобразительную функцию. Контуры его то непринужденно извилисты, то плавны, то прочерчены по линейке. Некоторые рисунки имеют вполне законченный вид в черном и белом (листы «Ч», «Ф»). Другие требуют раскраски, поскольку в них, очевидно, предусмотрены пятна, границы которых черными линиями не обозначены.

Нарбут может рисовать животных вполне реалистически, знает особенности структуры игрушек, умело передает характер различных поверхностей. Но есть у него фигуры и неестественные, не живые и не игрушечные. Таковы, например, казак и его конь, медведь, гетман Дорошенко. В них мастер выступает как стилизатор, вдохновляющийся образами старой гравюры и живописи. Дорошенко рисован со старинного портрета из Волоколамского монастыря, где бывший гетман и вятский воевода был похоронен. Несколько «деревянный» казак не рисован с конкретного образца, но упрощенными и изысканными линиями сходен с произведениями украинских мастеров, изображавших казаков-запорожцев, так называемых «мамаев».

Своеобразное очарование парсун и украинского народного примитива Нарбут, прошедший школу Билибина, понимавший прелесть лубков, оценил раньше украинских искусствоведов, для которых старинные портреты были в лучшем случае историко-бытовой или генеалогической иллюстрацией, а «казаки-мамаи» — произведениями «крайне наивными и грубыми» В этом видится один из важных итогов петербургско-петроградского периода творчества художника. Украина в его лице получила не только мастера высокой культуры, воспитанного «Миром искусства», но и энтузиаста, готового отдать весь свой незаурядный талант и кипучую энергию делу строительства национальной культуры.