RARUS'S GALLERY

СПб: издание Экспедиции заготовления государственных бумаг, 1905. 20с. В цветной иллюстрированной хромолитографированной издатетельской обложке и портфолио. Oblong. 26х33см.

Три девицы под окном

Пряли поздно вечерком.

„Кабы я была царица, —

Говорит одна девица, —

То на весь крещеный мир

Приготовила б я пир“.

„Кабы я была царица, —

Говорит ее сестрица, —

То на весь бы мир одна

Наткала я полотна“.

„Кабы я была царица, —

Третья молвила сестрица, —

Я б для батюшки-царя

Родила богатыря“.

«Сказка о царе Салтане» — вольная обработка народной сказки, которая была записана Пушкиным конспективно в двух различных вариантах. Он не следовал точно ни одному из них, освобождая сказку от сюжетной путаницы (результата порчи текста в устной передаче), от грубых нехудожественных деталей, вносимых рассказчиками. Многое Пушкин добавлял от себя, сохраняя везде истинно народный характер ее содержания. Написана сказка попарно рифмованным четырехстопным хореем. Этим размером в те времена обычно писались «подражания» народной поэзии. В самом произведении использовались персонажи, заимствованные из народных сказок. Такие, например, как волшебный образ царевны Лебеди имеющий отклик в образе Василисы Премудрой. Создана Пушкиным в 1831 году, впервые издана в 1832 году. Первоначально, еще в 1828 г., Пушкин думал писать эту сказку, чередуя стихи с прозаическим текстом, но этот вариант он не стал продолжать и перешел целиком на стихи. «Сказка о царе Салтане» написана четырёхстопным хореем с парной рифмовкой: в те времена таким образом часто писались «подражания» народной поэзии. Длинное заглавие сказки имитирует обычные в лубочных (народных) книжках заглавия сказок и богатырских повестей. В «Сказке о царе Салтане» Пушкина соединены две темы. Первая — традиционная в народных сказках судьба оклеветанной жены и благополучное разрешение этой судьбы. Вторая, введенная в сказку самим Пушкиным, — народный образ идеального, счастливого морского государства. На острове, где княжит Гвидон, «все богаты, изоб нет, везде палаты», чудесная белочка своими золотыми скорлупками и изумрудными ядрами создает богатство острова, надежная волшебная охрана, тридцать три богатыря, выходящие из моря, охраняют его от внешних врагов. У Пушкина, как в народном творчестве (на что указал М. Горький в докладе на Первом съезде писателей), чудеса, волшебные предметы и действия выражают мечту народа об овладении природой для счастливой жизни. Сюжет сказки не оригинален и напоминает сюжет «Рассказа о Констанце» («Рассказ законника», «Рассказ юриста») из «Кентерберийских рассказов» Чосера. Заимствование этого сюжета напрямую у Чосера доказывалось в работе Е. Аничковой, однако, эта работа вызывала негативную критику М. К. Азадовского («Источники сказок Пушкина») и Р. М. Волкова, которые отрицали прямое заимствование сюжета у Чосера, но отмечали сходство с ним отдельных мест пушкинской сказки. Русская народная сказка «По колена ноги в золоте, по локоть руки в серебре», записана А.Н. Афанасьевым в 5 вариантах. В комментариях к изданию 1984—1985 годов Л. Г. Бараг, Н. В. Новиков описывают широчайшую распространённость этого сюжета. В частности Карло Гоцци использовал (до Пушкина) этот сюжет в пьесе «Зелёная птичка».

Всем знакомое с детства сказочно-эпическое произведение Александра Сергеевича Пушкина, сказка, написанная им на основе славянских легенд и преданий, с иллюстрациями замечательного русского художника-графика, создавшего свой неповторимый стиль, - И.Я. Билибина. Свой труд И.Я. Билибин посвятил русскому композитору Н.А. Римскому-Корсакову.  Билибин не случайно обратился к миру пушкинских сказок. В это время он продолжает сотрудничество с Экспедицией заготовления государственных бумаг, а эти сказки, как нельзя лучше подходили для эстетики праздничных изданий с хорошей полиграфией. Художник осознал, что сказки по своей сути—неисчерпаемый кладезь форм народного творчества. Вся последующая деятельность мастера была своего рода героической попыткой спасти этот интереснейший пласт культуры от несправедливого забвения. «Была молодость, пыл и любовь к своей стране. Ни русского лубка, ни иконографии я тогда не знал». Ранние билибинские сказки существенно отличаются от последующих работ мастера. Здесь еще не всегда достигается цельность книжного ансамбля, часто на одном листе соединяются слишком разнохарактерные элементы: композиции, предполагающие пространственную глубину и чисто плоскостные орнаментальные вкрапления. Если в лапидарных заставках и концовках Билибину удавалось отказаться от лишних подробностей, добиться чистоты стиля, четко структурировать пространства рисунка, то этого нельзя сказать о большинстве полосных иллюстраций. Оформителя резонно упрекали в эклектизме. Помимо собственных натурных зарисовок он использовал мотивы древнерусской архитектуры, современного прикладного искусства, картин В. Васнецова, шрифты и орнаментику старопечатных книг. Вполне очевидны и подражания таким европейским графикам, как О. Бердслей, Г. Фогелер, Ш. Дудле. Конечно, приведение этих компонентов к единому стилистическому знаменателю было для начинающего художника задачей почти невыполнимой, но он последовательно стремился к синтезу разнородных влияний. Например, откровенно цитируя В. Васнецова, он тщательно переводил образы реалистической живописи на язык графики модерна.

Правда, в своих теоретических выступлениях Билибин открещивался от этого стиля и даже упрекал своих коллег в поверхностном следовании европейской моде. Тем не менее эстетика модерна оказалась очень восприимчивой к национальному колориту, она не только не мешала, но и способствовала возрождению традиций народного искусства, придавала историческим аллюзиям острую, отточенную форму. Несмотря на все недостатки первых иллюстративных опытов мастера, уже в них заявлены основополагающие принципы будущего «билибинского стиля»: стремление к целостному решению книжного ансамбля, к органичному соединению изобразительного и декоративного начал, изобретательное использование национальных орнаментов. Страница четко делится контурными линиями на отдельные плоскости, окрашенные сдержанными локальными цветами. Система декорирования еще несовершенна, но четко соотнесена с жанровым характером оформляемых произведений. Художника отличает умение блистательно передать атмосферу сказки даже в изображении бытовых сцен, интерес к «страшным» и юмористическим сюжетам, которые часто обходили своим вниманием другие иллюстраторы. Героям удачно «подыгрывают» и нарядные костюмы, и стилизованные, но вполне узнаваемые мотивы русского пейзажа, постоянно сопровождающие и по-своему комментирующие действие и присутствующие даже в окружающих текст рамках. Отдельные детали пейзажа становятся элементами орнамента, соединяясь с изображениями волшебных птиц из славянской мифологии. Чувствуется, что с каждым новым выпуском оттачивалось мастерство оформителя, четче определялось его эстетическое кредо, корректировался набор графических приемов.

Для пушкинских изданий был выбран непривычный горизонтальный формат, придававший странице сходство со сценой или с архитектурным фризом, дававший простор для панорамного изображения торжественных придворных процессий и величественных пейзажей. Столбцы текста, разбитого натри колонки, создавали своеобразную опору для населенных многочисленными персонажами, насыщенных цветом композиций. Между оформлением «Сказки о царе Салтане» и «Сказки о золотом петушке» прошло совсем немного времени, они мыслились оформителем как части единого цикла. Однако эти работы очень неравноценны: «...если в первой книжке каждая иллюстрация смотрится отдельно, нередко мешая соседней, орнаментальные полосы не сливаются с иллюстрациями в цельный зрительный образ, то во второй Билибин добился стройности и соразмерности». Эклектизм оформления «Сказки о царе Салтане» вызван разнородностью использованных источников. Здесь угадываются и явные подражания Хокусаю, и следы увлечения прикладным искусством северных губерний, и пейзажные зарисовки с натуры. Эффектные детали часто отвлекают внимание зрителя от главного, изощренное декоративное мастерство не всегда способствует раскрытию смысла пушкинских образов. Иллюстрации к «Сказке о золотом петушке» заслуженно признаны «...самым ярким проявлением билибинского стиля и лучшим книжным ансамблем художника» прежде всего потому, что доведенная до совершенства и последовательно выдержанная стилистика «облагороженного лубка» оказалась удивительно созвучной образному строю литературного первоисточника. Безупречная строгость и точность линии (недаром друзья называли художника Иван Железная Рука) была особенно уместна в оформлении этой одновременно простой и загадочной сказки, для характеристики которой пушкинисты использовали такие эпитеты, как «холодный блеск», «сухая графика».

В последующие годы Билибин принял самое активное участие не только в художественном, но и в научном освоении наследия древнерусской культуры. Особенно пленяла его воображение эстетика XVII в., «этого очаровательного сказочного времени в отношении народного творчества». После внимательного знакомства с подлинными традициями искусства допетровской Руси художник стал гораздо взыскательнее относиться к собственным оформительским работам, стремился к точности цитирования исторических источников. Но, «обладая характерной для мирискусника способностью из этнографически точных деталей создавать волшебный мир, Билибин остается художником-сказочником». Он надеялся, что «...под влиянием увлечения минувшей красотою... создастся, наконец, новый русский стиль, вполне индивидуальный и не мишурный; человек нынешнего времени... явится прямым продолжателем русского национального творчества, но более интересным, культурным и широким, чем его отдаленные предшественники».