RARUS'S GALLERY

О московском мещанине Антоне Ивановиче Бардине (умер в 1841 г.) нам известно до обидного мало. Судя по уважительным, хотя и немногочисленным отзывам современников, человеком Бардин был незаурядным, знатоком рукописного и книжного наследия, старинных вещей, икон, в течение многих лет вместе с сыном промышляя их перепродажей. Благодаря этому он стал хорошо знаком московским собирателям и любителям древностей — в его антикварной лавке, например, археографы К. Ф. Калайдович и П. М. Строев приобретали не раз ценные рукописи и редкие книги. Калайдович, готовя в 1882 г. статью «О книгопродавцах духовных книг и гражданских», намеревался посвятить ему специальный раздел как торговцу светскими книгами. И вместе с тем современники, собираясь посетить в очередной раз этого торговца антиквариатом, неизменно предупреждали друг друга: необходимо остерегаться, здесь может быть подделка Бардина. По свидетельству хорошо знавшего Бардина историка М. П. Погодина, немало приобретшего через него ценных материалов, Бардин был «мастер подписываться под древние почерки». Этот своеобразный дар Бардин использовал для фабрикации подделок письменных источников, поставив дело их изготовления на широкую ногу. В настоящее время известно не менее 25 подделок Бардина в различных хранилищах нашей страны — надо полагать, что это еще далеко не все, что вышло из-под его пера.

Фильм об Антоне Бардине можно посмотреть здесь!

Свиток истлевший с трудом развернули.

Напрасны усилья:

в старом свитке прочли книгу,

известную всем...

А. Дельвиг. Эпиграммы

У каждого свои причуды

И свой аршин с своим коньком...

П. А. Вяземский. Очерки Москвы

Миниатюра А.И. Бардина (возможно с элементами автопортрета)

в одной из подделанных им рукописей и его запись

"руническими буквами" на одном из подложных списков

"Слова о полку Игореве".

Трудно сказать, с какого времени Бардин увлекся изготовлением фальшивок. Известны две его подделки с экслибрисами архангельской библиотеки князей Голицыных, что дает основание отнести их изготовление к первому десятилетию XIX в., когда рукописи этой библиотеки еще не были приобретены графом Ф. А. Толстым. Несомненно же, что «расцвет» творчества Бардина приходится на время после 1812 г. Если до этого его подделки оставались незаметными, то после 1812 г. некоторые из них приобрели скандальную известность. Случилось это из-за неосторожности и увлеченности самого фальсификатора. Зная о гибели в огне московского пожара 1812 г. рукописно-книжной коллекции графа А. И. Мусина-Пушкина, в которой хранилось и «Слово о полку Игореве», он решил своеобразно «восполнить» утрату древнерусской поэмы, изготовив два ее пергаменных списка. Сохранилось несколько противоречивых свидетельств о последующих событиях, суть которых приблизительно можно восстановить следующим образом. В мае 1815 г. к одному из участников подготовки первого издания «Слова», директору Московского архива Коллегии иностранных дел А. Ф. Малиновскому, пришел московский мещанин Петр Архипов и предложил купить харатейный список поэмы, переписанный в 1375 г. Леонтием Зябловым. По словам Архипова, рукопись была выменяна «иностранцем Шимельфейном на разные вещицы в Калужской губернии у зажиточной помещицы, которая запретила ему объявлять о имени ее». Серьезный знаток рукописного материала, каким был Малиновский, искренне поверил в подлинность списка и немедленно заплатил за него 170 руб.

Начало одного из списков "Слова о полку Игореве",

изготовленного А.И. Бардиным.

Воодушевленный приобретением, он тотчас приступил к подготовке издания текста памятника, предварительно написав для публикации в журнале «Известие об открытии другого древнейшего списка “Слова о полку Игореве”». В нем сообщалось об обстоятельствах находки, давалось подробное описание самой рукописи. По словам Малиновского, после гибели мусин-пушкинского списка поэмы «не оставалось уже никакого убедительного доказательства для сумнящихся в подлинности сего сочинения» и лишь вновь открытый «древний свиток» наконец-то закроет рот скептикам. «Почерк букв,— утверждал Малиновский,— настоящий уставной», а в заключение он сообщал: «Сия редкая по древности и по виду своему рукопись будет издана вновь мною с исправлениями в переложении оной на употребляемое ныне наречие, ибо и в первом ее издании я имел честь участвовать с его сиятельством графом Алексеем Ивановичем Пушкиным и покойным действительным статским советником Николаем Николаевичем Бантыш-Каменским. А по исполнении сей приятной пред учеными россиянами моей обязанности останется сей свиток навсегда в библиотеке Московской государственной Коллегии иностранных дел архива». Однако ни текст «Известия», ни текст «зябловского списка» «Слова» не появились в печати. Слухи о находке проникли в московские научные круги, встретив откровенно скептическое отношение. С недоверием к открытию отнесся брат известного коллекционера графа Н. П. Румянцева — С. П. Румянцев. По словам Калайдовича, последний имел «сильное предубеждение» относительно этого и многих других современных ему открытий в области древней письменности. Решительно как о подлоге, даже не видя рукописи, о «зябловском списке» «Слова» высказался Н. М. Карамзин, назвав его «любопытным». По запросу Н. П. Румянцева описание рукописи со снимком ее первых 16 строк было направлено на экспертизу известному петербургскому палеографу А. И. Ермолаеву. В июле 1816 г. мнение Ермолаева стало известно и Малиновскому. Секретарь Румянцева И. Нестерович сообщал ему: «Быв свидетелем невыгодного отзыва г-на Ермолаева о найденном древнем списке Песни о полку Игореве, будто список сей подделан, приятнейшим для себя почел долгом сообщить о сем вашему превосходительству». Однако до окончательного разочарования было еще далеко. Между июнем и ноябрем 1815 г. о находке нового списка поэмы стало известно Строеву, который сообщил о нем, как о подлинном, в своей журнальной статье «Нечто о мифологии славян российских и в особенности о богине Золотой бабе», вышедшей затем отдельной книгой. По меньшей мере еще год Строев не сомневался в подлинности «свитка» и даже с недоумением писал Калайдовичу, что Карамзин, «не знаю, по каким причинам, почитает его подложным». Вероятно, Малиновский все-таки решился бы на публикацию «Известия» и «зябловского списка» «Слова», а слухи о находке еще долго бы продолжали будоражить воображение современников, если бы все не разрешилось само собой, почти анекдотическим образом. Воодушевленный тем, что удалось провести такого знатока и одного из участников первого издания «Слова», как Малиновский, Бардин изготовил еще один пергаментный список поэмы, в виде книги. С дерзкой смелостью он уже сам предложил свое изделие владельцу подлинной рукописи поэмы — Мусину-Пушкину. И граф также поверил фальшивке! Последующие события оказались достойны знаменитой заключительной сцены в гоголевском «Ревизоре». В восторге Мусин-Пушкин приехал в Общество истории и древностей российских при Московском университете и торжественно сообщил о приобретенной им «драгоценности». «Все удивляются, радуются, один Алексей Федорович Малиновский показывает сомнение. “Что же вы?” — “Да ведь и я, граф, купил список подобный...” — “У кого?” — “У Бардина”. При сличении списки оказались одной работы»". Итак, две подделки, встретившись, разоблачили друг друга. «Шутка» московского библиофила обошлась двум его землякам-коллекционерам в круглую сумму, заодно нанеся серьезный удар по их научному авторитету. Зато Бардин с тех пор приобрел не только дурную славу фальсификатора, но одновременно и уважение за умение писать под древний почерк. Впрочем, в оправдание Малиновского и Мусина-Пушкина все же хотелось бы сказать, что подобная «шутка» с ними могла произойти только в той пронизанной духом первооткрывательства, сенсационных находок древностей атмосфере, которая была характерна для первых десятилетий XIX в. Эти находки прямо или косвенно касались и «Слова». Почти одновременно с появлением бардинских подделок становятся известны и «Задонщина», и «Сказание о Мамаевом побоище», и знаменитая приписка на Псковском Апостоле 1307 г. с фразой, сходной с одним из мест поэмы. И казалось, что вот-вот будет действительно найден еще один или даже несколько списков «Слова». Азарт поиска и создал тот фон, на котором оказалось возможно обмануть двух участников подготовки первого издания поэмы. А бардинские списки «Слова» и после их разоблачения продолжали свою жизнь. «Пергаменный свиток», приобретенный Малиновским, начал странствия по букинистам и собирателям (возможно даже, что одно время он хранился у наследников Мусина-Пушкина), пока в конце концов не оказался в государственном хранилище в качестве курьеза. Правда, несколько лет назад советскую печать облетело сенсационное сообщение о том, что Малиновский имел второй, подлинный список поэмы, который и предлагалось искать энтузиастам. Об авторитетном заключении специалиста на это сообщение авторы сенсации благоразумно предпочли промолчать. Неясной сегодня представляется судьба списка, приобретенного Мусиным-Пушкиным. Возможно, что это — одно из ныне известных бардинских изделий, рукопись «Слова», хранящаяся в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки. Ее судьба, не менее любопытная, еще раз убеждает нас в том, что подделки Бардина находили спрос, становились своего рода раритетами, украшавшими коллекции, владельцы которых либо не сомневались в их подложности, либо, наоборот, были уверены в том, что в их распоряжении — необычайные редкости. Список «Слова», о котором идет речь, в конце 30-х гг. XIX в. оказался в коллекции крупного петербургского собирателя П. Я. Актова. Как попал он к нему, сказать трудно. Может быть, он был непосредственно приобретен у Бардина, а возможно, как считает историк М. Н. Сперанский, это и есть список Мусина-Пушкина. Важно не столько это, сколько то, что Актов, не сомневаясь в его подлинности (даже зная, что его список — не единственный имеющийся у коллекционеров), включил рукопись в каталог своей библиотеки, где она описана следующим образом: «Слово о полку Игореве, на славяно-русском языке, писано уставом в 2 столбца, с золочеными заглавными буквами и знаками препинания, в 4 долю листа, на 55 страницах. Эта рукопись имеет свойства и вид старинного почерка и представляется древнее известных ныне списков, отличаясь от них даже некоторыми особенностями. Сначала помещена в кругу надпись руническими литерами» (в другом экземпляре каталога это описание дополнено: «Эта рукопись может служить живым подтверждением мнения некоторых скептиков, почитающих эту древнейшую русскую поэму новейшею сербскою»). Немудрено поэтому, что слухи о рукописи многие годы волновали коллекционеров. Так, например, брат Актова, костромской краевед М. Я. Дивов, сообщил в 1837 г. историку И. М. Снегиреву об этой «примечательной», по его словам, рукописи. После распродажи коллекции Актова рукопись также оказалась на антикварно-книжном рынке и от Вс. Ф. Миллера поступила в 70-х гг. в Румянцевский музей. Неизвестны первые владельцы еще двух пергаменных списков поэмы, изготовленных Бардиным, один из которых (в виде свитка) в 50-х гг. прошлого века хранился в собрании известного коллекционера А. С. Уварова, другой (в виде книги) в настоящее время находится в библиотеке Академии наук. Принадлежностью антикварно-книжного рынка стали и другие подделки Бардина.

Начало одного из списков "Русской Правды",

изготовленной А.И. Бардиным.

Это прежде всего пять пергаменных списков Русской правды: владелец одного из них неизвестен; второй в XIX в. принадлежал писателю А. Ф. Вельтману, затем коллекционеру А. И. Хлудову; третий находился в коллекции купца И. И. Царского, от него перешел к Строеву, а от того — к Погодину; четвертый в начале XIX в. был собственностью некоего В. М. Изергина; пятый принадлежал все тому же Царскому, а затем оказался в библиотеке графа Уварова.

Титульный лист списка "Повести о новгородском посаднике Щиле",

изготовленного А.И. Бардиным.

В среде коллекционеров пользовались спросом такие изделия Бардина, как Устав князя Ярослава о мостовых (был в библиотеке Голицыных, затем попал в коллекцию П. Ф. Карабанова), Устав о торговых пошлинах 1571 г. (находился в коллекции Н. Ф. Ро-манченко), «Поучение» Владимира Мономаха (владельцы неизвестны), отрывок Никоновской летописи (последним владельцем в XIX в. был Хлудов), Сказание об основании Печерской церкви (хранилось у Царского, затем Строева и Погодина), Сказание о Борисе и Глебе (находилось в библиотеке Голицыных, затем перешло в собрание Карабанова), Повесть об иконе Николая Зарайского (в 80-х гг. XIX в. находилась в коллекции зарайского купца А. И. Локтева), Житие Иосифа (хранилось в собрании Погодина), Послание Александра Македонского славянам (оказалось в собрании графа Уварова), Синодик в неделю православную (владельцы неизвестны), «Правила» митрополита Иоанна (приобретены графом Толстым), Каноны на Рождество Христово (владельцы неизвестны), Сказание о Данииле Пророке (владельцы неизвестны), Житие Александра Невского (приобретено графом Толстым).

Фрагмент текста, изготовленного А.И. Бардиным списка

"Повести о новгородском посаднике Щиле".

Названные и другие рукописи уже в XIX в. в основном были известны как подделки Бардина. Ряду из них посвящены специальные исследования, разоблачающие фальсификации на основе палеографического и кодикологического анализа. Это облегчает нашу задачу при характеристике типологии бардинских подделок, что является, пожалуй, наиболее интересным в его «творчестве». Прежде всего отметим, что все подделки, за некоторым исключением, связаны с памятниками исторического содержания, как правило, уникальными, представляющими большую ценность для науки. Более того, фальсификатор не сочинял тексты ранее неизвестных памятников. Он изготовлял списки реально существовавших исторических источников, ставших известными в конце XVIII — начале XIX в. В основе подделок лежат либо издания таких источников (первое издание «Слова о полку Игореве», издания Русской Правды 1792 или 1799 гг., Синодального списка того же памятника 1815 г., первое издание «Поучения» Владимира Мономаха в 1793 г., первое издание Никоновской летописи и т. д.), либо их подлинные списки. Иначе говоря, Бардин не придумывал содержание своих подделок — явление достаточно редкое в истории фальсификаций. Более того, он не фальсифицировал и тексты оригиналов, как правило, передавая не только их содержание, но и правописание. Малиновский в свое время сравнил приобретенную им рукопись «Слова» с первым изданием поэмы и установил между ними 140 разночтений, подавляющая часть которых являлась следствием описок, небрежностей фальсификатора и лишь незначительное число, возможно, отразило его попытки осмыслить по-своему текст поэмы («Славою» вместо «славию», «Клим» вместо «кликом», «жита» вместо «живота» и т. д.). Вероятно, не обладая достаточной фантазией либо проявляя известную осторожность, Бардин отталкивался от подлинных известных текстов источников, допуская по отношению к ним несколько видов фальсификаций. Во-первых, он подделывал внешние признаки древних рукописей. Значительная часть его подделок изготовлена в виде кодексов, в кожаных переплетах, на пергамене как новой выделки (состаренном им сознательно), так и старинном, с предварительно смытым текстом (палимпсесте). У него была, очевидно, своеобразная «мастерская» изготовления, старения или смывания пергамена. Свои подделки Бардин изготовлял и в виде свитков (пергаменных). В единственном случае — при изготовлении Торгового устава 1571 г.— Бардин использовал чистую бумагу XVII в. Внешними признаками он стремился «удревнить» свои изделия.

Миниатюры А.И. Бардина в одной из подделанных им рукописей.

Этому же служили и разработанные им типы почерков — под устав, полуустав и даже под скоропись. Бардин подражал в основном почеркам рукописей XIII—XIV вв. Он употреблял также вязь, для выделения заголовков текстов или названий рукописей использовал киноварь, золото, рисовал всевозможные заставки и миниатюры, то есть создавал «лицевые» рукописи. Во-вторых, понимая, что внешний вид подделки не всегда может убедить покупателя-коллекционера в ее древности и подлинности, Бардин снабжал свои изделия послесловиями. Они содержали, как правило, указания на имя писца и время переписки рукописей. Иначе говоря, не вмешиваясь в подлинный текст источника, Бардин фальсифицировал его списки. Именно здесь он отступал от роли «копииста», переступал зыбкую черту, отделяющую стилизатора такого рода от фальсификатора. Так, список «Слова о полку Игореве», проданный Малиновскому, сопровождался послесловием с точной датой и именем писца: «Написася при благоверном и великом князе Дмитрии Константиновиче. Слово о походе полку Игорева Игоря Святославля внука Ольгова калугером убогим Леонтием Зябловым в богоспасаемом граде Суздали в лето от сотворения мира шесть тысящь осмь сот осемьдесят третиаго». Другой список «Слова», хранившийся у Актова, Бардин снабдил «рунической» записью, лишь недавно расшифрованной: «Найдена бысть книга сиа. Преписав с тыия Слово о полку Игореве Игоря Святославлиа внука Олгова в лето 7326 (1818) генваря дня ». Третий список поэмы дополнен в начале записью о рождении князя Игоря Святославича, его военных походах и смерти. Изготовленный Бардиным список Сказания о Борисе и Глебе содержит послесловие с датой — 1389 г.; «Правила» митрополита Иоанна — глаголическую запись об изготовлении рукописи и т. д. В одном случае Бардин с помощью фальсифицированной записи рискнул удревнить подлинную рукопись XVII в. Для ряда подделок Бардина характерно прямое указание на их автора. Так, в одной рукописи Русской Правды в послесловии он сообщил, что она списана в «богоспасаемом граде Москве» «москвитянином Антоном Ивановым Бардиным» в феврале 1816 г. Фальсификатор, видимо, был не лишен чувства юмора и позволял себе посмеиваться над незадачливыми покупателями его изделий. В поддельной рукописи Жития Александра Невского, в послесловии, оканчивающемся тайнописью, читаем: «Начата бысть писанием книга сия житие великого князя благоверного Александра Невского в лето 7318 (1809) месяца декабря 18 дня, совершена же того же лета марта 10 дня в царствующем граде Москве москвитяном Антоном Ивановым Бардиным...» Кажется, последнее обстоятельство проясняет то, почему, несмотря на известность Бардина как фальсификатора, его изделия приобретались не только людьми, плохо разбиравшимися в древних источниках, но и понимавшими в них толк. По существу, Бардин в какой-то момент своей «деятельности» перешел на легальное изготовление «под древность» списков различных источников. Известно, например, что по заказу купца Царского он изготовил пергаменный список "Русской Правды" с подлинной рукописи, принадлежавшей Мусину-Пушкину. Бардин стремился (и, очевидно, нередко по просьбе заказчиков) к тому, чтобы снабдить свои изделия всеми теми аксессуарами древности и подлинности, которые могли бы поднять их значение, а заодно и польстить честолюбию богатых коллекционеров. Легальность такого рода изделий Бардина дает нам основание поставить его как бы между фальсификатором и художником, даже «копиистом» редких памятников. Его деятельность в этом смысле можно рассматривать не только как эпизод в истории отечественных фальсификаций, но в еще большей степени — как примечательное явление в истории отечественного коллекционирования. Сам Бардин из освоенного им ремесла сделал доходный промысел. В его деятельности мы обнаруживаем элементы некоего «кодекса правил подделыцика», в основе которого лежал принцип: ничего не выдумывать, а только подражать внешним признакам подлинных источников и рукописей, «удревнять» изготовленные списки фальсифицированными записями. Бардин именно подражал признакам древности. Несмотря на то, что через его руки прошло много подлинного рукописного материала, несмотря на несомненные художественные способности и умение писать «под древность», несмотря на многочисленные и прочные связи с действительными знатоками древностей, благодаря которым он был в курсе новейших открытий (достаточно в этой связи указать, что Бардин фабриковал подделки с разных списков, представлявших разные редакции памятников письменности), его изделия не были свободны от промахов.

Сравнительная таблица начертаний букв в подделанных А.И. Бардиным рукописях.

Таблица составлена М.Н. Сперанским.

В свое время они были подробно перечислены и проанализированы М. Н. Сперанским. Их можно распределить на три группы. Первая группа касается почерка подделок. Их почерк — это внешнее механическое подражание отдельным особенностям подлинных древних памятников, без знания изменений во времени типов почерков. Поэтому в уставном бардинском почерке можно встретить скорописные начертания, и наоборот. Избегая вообще сокращений в своих изделиях, Бардин распространял это и на слова, обычно писавшиеся в подлинных рукописях с сокращениями или под титлами («бог», «господь», «человек», «отец» и т. д.). В то же время он неожиданно вводил сокращения, чуждые подлинным памятникам письменности («влкого», «хрбрый», «чдтвцъ», «двькы» и т. д.). Бардин рисовал фантастические, не встречающиеся в подлинных рукописях инициалы. В своем письме он злоупотреблял начертаниями йотованного большого юса, не признавая юса малого, последовательно писал «и» десятеричное перед гласной, а не в конце строки при недостатке места для «и», как в подлинных рукописях, придавал «и» десятеричному современное начертание — с одной, а не с двумя точками, ставил знак переноса, несвойственный древним памятникам письменности, и т. д. Вторая группа промахов Бардина относится к внешним признакам рукописей. В древних рукописях существует устойчивая зависимость между форматом и числом листов в тетрадях, которые их составляют (например, рукописям в четвертую долю листа соответствует 8 или 16 листов в тетради). Бардин же составлял свои рукописи в четверку из тетрадей, насчитывающих 4 листа. Те же самые рукописи, за редчайшим исключением, в древности не писались в два столбца, что характерно для изделий Бардина. Не знала русская письменность и формы пергаменных свитков, к которым часто прибегал Бардин в своих подделках. Третья группа промахов Бардина касается грамматики его изделий — здесь можно встретить многочисленные, невозможные для подлинных текстов описки, ошибки в правописании. После всего сказанного становится понятной роль и личности Бардина, и его подделок в истории отечественных фальсификаций. «Проделки» Бардина выглядят как мастерски для того времени выполненные шутки, без притязаний на подлинность текстов. Его «творчество» было своеобразной реакцией на тот поток открытий подлинных памятников письменности, которыми оказалось богато начало XIX в. Одновременно это был деловой ответ энергичного и знающего торговца-антиквария на сложившуюся на книжном рынке, благодаря развитию частного коллекционирования, конъюнктуру. Пожалуй, как никто из отечественных фальсификаторов исторических источников, Бардин преуспел в своем деле, превратив его в доходный, даже уважаемый коллегами промысел. И кто знает, может быть, мы еще встретимся не с одной подделкой, вышедшей из-под пера этого человека. Желающий быть обманутым да будет обманут, скажем мы в заключение.

Бардин, Антон Иванович (?―1841, Москва) ― московский мещанин, фальсификатор древнеславянских рукописей. Проживая в 1830-х годах в Москве, А. И. Бардин открыл антикварную лавку, где торговал антиквариатом, старопечатными книгами и рукописями. При московском пожаре 1812 года барские библиотеки сгорели, многие рукописные памятники старины были утеряны. Бардин, решив воспользоваться этим, стал сам изготавливать, то есть подделывать рукописи и продавать их коллекционерам. Бардин имитировал древнерусские исторические, агиографические и правовые рукописи: «Слово о полку Игореве», «Русская Правда», «Поучение Владимира Мономаха», «Грамота Александра Македонского славянам», «Сказание о начале Киево-Печерского монастыря», «Житие святой княгини Ольги» и др. Литературными источниками Бардину служили научные издания, старопечатные книги и рукописи. Обычно он брал промасленный пергамент и писал на нём слабыми рыжими чернилами, иногда даже рисовал на рукописи миниатюру. Писал уставом, лишенным хронологических признаков, более всего напоминающим почерки начала XV века, а на бумаге ― полууставом, стилизованным под почерки XVI—XVII вв. Изредка писал скорописью. Однако Бардин не подозревал, что у почерка каждого времени свои особенности ― поэтому рукописи, датированнные Бердиными XIV веком, не соответствовали настоящим рукописям этого времени. Якобы древнеславянские рукописи Бардина были сложены в столбцы (свитки), но таковых в Древней Руси не было. В 1815 году Бардин продал колллекционеру А. Ф. Малиновскому поддельный список «Слова о полку Игореве». Малиновский поверил в подлинность рукописи и стал готовить новый список к изданию. Лишь экспертиза петербургского палеографа А. И. Ермолаева помогла установить подделку. Эта история стала широко известна среди ученых и коллекционеров, и Бардину уже не доверяли. Впоследствии он ставил на изготовляемых им рукописях дату и своё имя, создавая просто копии под заказ. Иногда Бардин реставрировал древние рукописи, «восполняя» утраченные куски. Из этих работ извесстны: «Канон на Рождество Христово» XIV века из собрания Ф. А. Толстого (БАН. 32. 5. 19), отрывок «Минейного Торжественника» конца XV века (РГАДА. Собрание МГАМИД. № 445) и, видимо, миниатюру с изображением Ветхозаветной Троицы в Евангелии от Луки (Нью-Йорк, Публичная биюлиотека. Sl. ms. 1. Л. 2об.), напоминающая «по высокой художественности, нежности красок и лиризму известную икону Андрея Рублева». В 1930-х годах М. Н. Сперанский в хранилищах разыскал 24 бардинские подделки. Это 4 списка «Слова о полку Игореве», 5 — «Русской Правды», «Поучение Владимира Мономаха», «Устав о мостах», «Устав о торговых пошлинах», «Летопись», «Сказание об основании Печерской церкви», «Сказание о Борисе и Глебе», «Повесть о иконе Николы Зарайского», «Житие Иосифа, творца канонов», «Послание Александра Македонского славянам», «Заповедь 7-го Вселенского собора», «Правило Иоанна, митрополита русского», «Канон на Рождество Христово», «Сказание о Данииле пророке», «Житие Александра Невского» и послесловие, написанное Бардиным на подлинной рукописи XVII века с сочинениями Псевдо-Дионисия Ареопагита. Для некоторых текстов М. Сперанский указал печатные источники. Так, подделка «Слова о полку Игореве» воспроизводит текст первого издания 1800 года. «Русская Правда» — воспроизводит издания 1792 и 1799 годов, а также издание Синодального списка в «Русских достопамятностях». «Поучение Владимира Мономаха» списано с издания 1793 года. «Летопись» является выпиской из первого издания Никоновской летописи, «Сказание об основании Печерской церкви» взято из киевского издания Печерского патерика 1661 года. Источниками других подделок были очевидно рукописи. Атрибутированные работы А. Бардина хранятся в собраниях БАН, ГИМ, РГБ и РНБ. Академик Д. С. Лихачёв, упоминая подделки Бардина, говорил, что «их можно изучать как явление истории книжной торговли, и как явление истории русской литературы, и как явление исторических знаний, связанное с оживлением научного интереса к прошлому России и к собиранию документального материала в начале XIX века».

Аксенова Г. В. Московский мещанин А.И. Бардин - "создатель" "Слова о полку Игореве".

В 1812 г. в огне Московского пожара погибло уникальное «Собрание российских древностей» А.И. Мусина-Пушкина. В состав этого собрания входил замечательный памятник древнерусской книжности — Спасо-Ярославский хронограф, содержавший величайшее произведение древнерусской литературы – «Слово о полку Игореве». Три года спустя после гибели книги граф А.И. Мусин-Пушкин приобрел на московском книжном рынке новый, неизвестный науке, список «Слова». В этом же, 1815 г., экземпляр рукописи удалось приобрести и Александру Федоровичу Малиновскому, бывшему в то время начальником Московского архива коллегии иностранных дел, членом-редактором Комиссии по печатанию Государственных грамот и договоров, членом Российской Академии наук. Малиновский приобрел рукопись в последних числах мая 1815 г. Пергаменный свиток, якобы написанный в 1375 г. Леонтием Зябловым, принес и продал ему за 160 рублей московский мещанин Петр Архипов. На вопрос о происхождении рукописи, продавец сообщил, что она была «выменяна иностранцем Шимельфейном на разные вещицы в Калужской губернии у одной помещицы, которая запретила объявлять свое имя». Надо ли говорить о той радости, которую испытал первый издатель удивительного памятника древнерусской литературы, считавшего, что подлинник утрачен навсегда. Понимая значимость нового обретения «Слова», А.Ф. Малиновский сразу же начал готовить приобретенный список «Слова» к изданию: он описал саму рукопись, сравнил редакции и выбрал «разности». В это время первое печатное сообщение о рукописи подготовил молодой начинающий ученый П.М. Строев, поместив его в журнале «Современный наблюдатель словесности». Он писал о «Слове», не подозревая подлога и недоумевая, «по каким причинам почитает подложным» его Н.М. Карамзин. Действительно, с недоверием и скептицизмом к приобретению А.Ф. Малиновского отнеслись только два человека: государственный канцлер Николай Петрович Румянцев и историк и писатель Николай Михайлович Карамзин. Доказательства их правоты появились в ближайшее время. В ноябре 1815 г. рукопись «Слова» приобрел А.И. Мусин-Пушкин. Восторженный граф приехал в Общество истории и древностей российских при Московском университете и торжественно сообщил о приобретении «драгоценности». «Драгоценность, Господа, приобрел я; драгоценность!…» – «Что такое?» – «Приезжайте ко мне, я покажу вам». – Так начинает рассказ о событиях, связанных с разоблачением подделок, историк М.П. Погодин. «Поехали после собрания. Граф выносит харатейную тетрадку, пожелтелую, почернелую… список «Слова о полку Игореве». Все удивляются. Радуются. Один Алексей Федорович Малиновский показывает сомнение. «Что же вы?» – «Да ведь и я, граф, купил список подобный!..» – «У кого?» – «У Бардина». При сличении списки оказались одной работы», так напишет в 1841 г. о случайном обнаружении подделок «Слова» историк Михаил Петрович Погодин. Два известнейших московских коллекционера и знатока древностей приобрели поддельные списки «Слова о полку Игореве», выполненные известным московским торговцем А.И. Бардиным. Антон Иванович Бардин (?-1841) – житель Москвы, владелец антикварной лавки. Прямых биографических данных о его жизни и деятельности не имеется. Но косвенные данные позволяют говорить о том, что его хорошо знали в ученых и собирательских кругах Москвы, некролог будет написан М.П. Погодиным и помещен в его журнале «Москвитянин». Отзывы его современников дают возможность утверждать, что он был знатоком рукописного и книжного наследия, старинных вещей, икон. В антикварной лавке А.И. Бардина многие известные исследователи – историки и археографы приобретали ценные рукописи и редкие книги. Среди покупателей были историки и археографы К.Ф. Калайдович и П.М. Строев. Немало ценных материалов приобрел у антиквара М.П. Погодин, оставивший самые полные сведения о знаменитом московском фальсификаторе. В некрологе историк М.П. Погодин отметил, что «покойник А.И. Бардин был мастер подписываться под древние почерки». О том, когда начал промышлять подделками московский купец, можно только предполагать. Но понятно, что это дело, являясь затратным по времени, должно было приносить доход. А значит, оно связывалось со спросом на древние рукописи, который возрос после войны 1812 г. Первые же подделки А.И. Бардин изготовил в начале XIX в. В настоящее время известно около 25 подделок, находящихся в различных архивохранилищах страны. Это рукописи шестнадцати названий. Среди них Устав о мостах, Устав о торговых пошлинах 1571 г., Поучение Владимира Мономаха, Сказание об основании Печерской церкви, Повесть об иконе Николы Зарайского, Послание Александра Македонского славянам, Житие Иосифа, Заповедь 7-го Вселенского собора, Канон на Рождество Христово, Сказание о Данииле пророке, Житие Александра Невского, Дионисий Ареопагит и, конечно же, Слово о полку Игореве и Русская правда. Но только два произведения Бардин написал более, чем в одном экземпляре. Он создал 4 списка «Слова о полку Игореве» и 5 списков «Русской правды».  А.И. Бардин не фальсифицировал содержательную сторону своих подделок, что, по мнению ряда ученых, является явлением достаточно редким в истории фальсификаций. Не фальсифицировались им и тексты оригиналов, их содержание полностью воспроизводилось, передавалось и правописание. Все созданные московским мещанином рукописи нашли своих покупателей и владельцев. Ими стали известные ученые и коллекционеры А.Ф. Малиновский, А.И. Мусин-Пушкин, И.И. Срезневский, А.С. Уваров, А.Ф. Вельтман, А.И. Хлудов, И.И. Царский, П.М. Строев, М.П. Погодин, В.М. Изергин, Голицыны, П.Ф. Карабанов, Н.Ф. Романченко, А.И. Локтев, Ф. Толстой, В.М. Ундольский. Интересно, что списки «Слова» купили уже упомянутые А.Ф. Малиновский (Современное местонахождение списка, принадлежавшего А.Ф. Малиновскому, неизвестно. М.Н. Сперанский, исследовавший судьбу работ А.И. Бардина в качестве последнего владельца рукописи назвал антиквара П.П. Шибанова), А.И. Мусин-Пушкин, третий вошел в собрание А.С. Уварова, владелец четвертого неизвестен. Среди владельцев подделок, созданных А.И. Бардиным, были ученые, государственные деятели, купцы, коллекционеры, представители разных социальных групп и слоев. Многие из них, такие как М.П. Погодин, П.М. Строев, знали, что приобретают подделку, но покупали ее как материал, как курьезные и любопытные вещи, отражающие общественное настроение, отношение и интерес к Отечественной старине. Ведь отсутствие или наличие подделок, их внешняя и содержательная стороны ярко характеризуют эпоху и ее тенденции с точки зрения направления развития научного познания, состояния научного знания как такового, роста собирательских тенденций и степень увлеченности стариной. Вполне закономерно возникает вопрос о причинах раскупаемости фальсификатов, изготовленных А.И. Бардиным. Почему многие специалисты не смогли сразу увидеть и понять, что перед ними подделка. Ответить на него можно, обратившись к характеристике особенностей производимых А.И. Бардиным подделок. Прежде всего, необходимо обратить внимание на внешние признаки рукописей, к которым относятся материалы письма, графика письма и оформление текста. Почти все подделки («Устав о торговых пошлинах 1571 года» написан на чистой бумаге XVII в.) написаны на пергамене. Мастер использовал как новый пергамен, предварительно обработанный и состаренный, так и старинный, со смытым текстом (так называемый палимпсест). Для старения пергамена использовалось несколько способов: на пергамене делались дыры, подклеенные промасленной бумагой; счищались белила; пергамен сильно промасливался, отчего приобретал темный цвет; поле письма покрывалось какой-то темноватой (грязноватой) краской или часть листа имела загрязненный вид; имитировались следы плесени. Все это делалось для того, чтобы уже внешне придать рукописи древней вид. Для большего удревнения вида рукописи придавалась и особая форма: часто свои подделки А.И. Бардин изготавливал в форме свитка или столбца, предпочитая его кодексу (хотя многие подделки оформлены в виде кодексов, имеющих кожаные переплеты). Из 24 созданных А.И. Бардиным рукописей 18 имеют форму кодекса, одна – форму столбца и 5 – форму свитка. При создании формы книги пергаменные листы складывались, номера тетрадей (как и положено в древней книжной традиции) ставились внизу страниц. Рукописи книжной формы имели переплет из досок, обтянутых кожей. Такой переплет был типичен для церковных переплетов начала XIX в. 21 из 24 имеющихся рукописей написаны на пергамене, две – на бумаге и одна – на пергамене и бумаге. Из 24 рукописей одна рукопись подлинная с дополнительными записями, сделанными рукой А.И. Бардина, и одна рукопись имеет 6 листов, 3 из которых – подлинные. При выборе материала для письма А.И. Бардин исходил из времени создания произведения, которое фальсифицировал. Поскольку «Слово о полку Игореве», «Русская правда», «Поучение Владимира Мономаха», «Сказание о Борисе и Глебе» и др. – это древнерусские сочинения, относящиеся к XI-XII вв., поэтому их тексты должны были быть написаны на пергамене. «Торговый устав» создавался в XVI в., когда в качестве материала письма господствовала бумага, поэтому и для подделки А.И. Бардин использовал бумагу. Бумага «Торгового устава» старая, относящаяся к XVII в., взятая, по всей видимости, из какой-то подлинной рукописи, где остались чистые, неиспользованные листы. Уже вышеназванные данные позволяли А.И. Бардину производить необходимое впечатление на малознающих и малооопытных любителей старины. Не менее важной стороной подделок были и другие внешние особенности рукописей, к числу которых относятся письмо и украшения. А.И. Бардин использовал все типы древнерусских почерков: устав, полуустав и скоропись. Применение этих графических типов письма было достаточно логичным и по-своему правильным. Поскольку, основу его подделок составляли произведения «пергаменного» периода письменности, то он и старался подражать уставу, но уставу XIII-XIV вв. Но А.И. Бардин не избежал ошибок, связанных с поверхностным знанием истории развития графики и особенностей письма: он не видел разницы между уставом XII и XIV вв., часто вводил в уставное письмо начертания скорописного периода XVI или XVII вв. и в скорописное добавлял уставную графику. Зная о факте отсутствия словоделения в древнерусском письме, он давал сплошную строку, располагая буквы на равном расстоянии друг от друга, делая механические переносы со строки на строку (т.е. механически относясь к слову) и ставя иногда знак переноса (чего никогда не делали древнерусские книжники). А.И. Бардин был достаточно наблюдательным фальсификатором. Он заметил важную особенность письма, связанную с написанием сокращенных и титлованных слов: чем старше рукопись, тем меньше сокращений. Поэтому при создании пергаменных подделок он старался избегать сокращений вообще, даже не допуская их в тех терминах и понятиях, которые писались сокращенно практически всегда. Это такие важные и почитаемые понятия, как «Бог», «Господь», «Сын», «Отец», «человек», «Богородица» и др. Но более несуразными кажутся неожиданно введенные сокращения в таких словах как «великий», «храбрый», «девки» и др. или сокращения не по правилам. Плохо обстояло дело у А.И. Бардина и с древнерусской грамматикой: он переносил в древность навыки современного ему письма. Он не признавал «юс малый» и вместо него чаще всего использовал «а йотированное», увидев, что в русских рукописях мало использовались «юсы». Но при этом он злоупотреблял начертаниями «йотированного большого юса». Следуя правилам современной ему орфографии, он довольно последовательно ставил i перед гласными в словах, расположенных в строке, а не в ее конце; и всегда ставил над i одну точку, а не две. А.И. Бардин не понимал или не до конца уяснил роль паерка и не всегда правильно передавал его графическое изображение. Отсутствие необходимого образования и хорошего уровня знаний в области лингвистики стали причиной целого ряда ошибок и описок, допущенных при создании поддельных списков, в том числе и «Слова о полку Игореве». Так, например, он написал «Славою» вместо «славию», «жита» вместо «живота», «Клим» вместо «кликом» и т.п. Отталкиваясь от традиций оформления начальных разделов текстов произведений, А.И. Бардин использовал вязь. Именно так, по его мнению, обязательно выделялись в рукописной книжной традиции заголовки. Для письма вязью он использовал как киноварь (окись ртути), так и золото. Но с вязью, по словам М.Н. Сперанского, он обращался достаточно «бесцеремонно». Бардинская вязь не была никоим образом связана с графикой письма, которой он пользовался для создания текста. За образец для подражания он всегда выбирал вязь или ее элементы из рукописей не старше XVI или XVII вв. Еще «более бесцеремонным», по мнению М.Н. Сперанского, было использование и размещение инициалов – украшенных заглавных букв. Им придавались фантастические, не встречающиеся в подлинниках, начертания. Зная, как лицевые и орнаментированные рукописи редки и как высоко они ценятся на книжном рынке, антиквар-книгопродавец часть своих книг украсил заставками и миниатюрами. В трех рукописях из известных 24 в начале текста А.И. Бардин разместил заставки геометрического и тератологического орнаментов. В четырех присутствуют миниатюры, выполненные в манере XVI-XVII вв. Фальсификатор оставался верен себе в постоянстве подражания и воспроизведения манеры и стиля рукописей XVI-XVII вв. В трех рукописях А.И. Бардин поместил по одной миниатюре: миниатюра с изображением князя Игоря в «Слове о полку Игореве», миниатюра с изображением Иосифа в «Житии Иосифа», миниатюра с изображением митрополита Иоанна в «Правиле Иоанна». Цикл миниатюр украшает «Повесть об иконе Николы Зарайского». В конце некоторых рукописей А.И. Бардин поместил послесловия с датой и именами писцов, зная о том, что очень высоко в ученом мире и в среде коллекционеров ценились рукописи, имевшие выходные записи (или летописи). Так в одном из списков «Слова о полку Игореве» содержится следующая летопись: «Написася при благоверном и великом князе Дмитрии Константиновиче. Слово о походе полку Игорева Игоря Святославля внука Ольгова калугером убогим Леонтием Зябловым в богоспасаемом граде Суздали в лето от сотворения мира шесть тысящь осмь сот осемьдесят третиаго». В другом – «Найдена бысть книга сиа. Преписав с тыия Слово о полку Игореве Игоря Святославлиа внука Олгова в лето 7326 (1818 г.) генваря дня 22». В «Русской правде» выходная запись гласила: «Начата бысть писатися книга сия глаголемая устав великаго князя Ярослава Владимировича О судех правда руская в богоспасаемом граде Москве. В лето … месяца февруария … день с книги глаголемои Иоанна Зонара слово в слово, моквитяном Антоном Ивановым Бардиным... Дописана же бысть книга сия того ж лета месяца апрелиа в … день. Слава тебе в Троице славимый Боже. Всегда и ныне во веки веком. Аминь». В «Сказании о Борисе и Глебе» – «Написана бысть святая книга сия страдание святых святых страстотерпец Бориса и Глеба в святом крещении Романа и Давыда при дрьжаве благородного и царьсскоименитом и великым князе Василии и Димитриевиче всея Русии при Боголюбивом митополите Фотии в лето шесть тысящь осмьсот девять десять осмаго месяца ноябрия рукою многогрешна в калугерах Ионы по реклу Истооми нижегородца». В книге «Дионисий Ареопагит» - Свершителю Богу нашему съвершающему всякое благое на земли на чало и конец а дописана бысть книга сия Дионисие Реопагит при державе Богохранимом царю и великом князе –Иване Васильевиче московском и всея Руссии и при архиепископе Афонасии всея Русии и при архиепископе Филофии резанском и муромском в лето 7013 месяца октобрия 3 день». «В «Заповеди 7-го Вселенского собора (Синодик в неделю православия)» и «Правило Иоанна, митрополита Русского» А.И. Бардин честно признавался: «Списал Антон Бардин в лето …» и «…писал московитин Антон Бардин в лето…». В «Житии Александра Невского» он был столь же откровенен: «Начата бысть писанием книга сия Житие великого князя благоверного Александра Невского в лето 7318 (1809 г. – Г.А.) месяца декабря 18 дня, совершена же того же лета марта 10 дня в царствующем граде Москве москвитянином Антоном Ивановым Бардиным». В своих послесловиях многие даты и имена он сопроводил различными историческими указаниями, причем сведения для этих указаний он взял из других, ныне хорошо известных книг. Так, один из списков «Слова о полку Игореве» имел летопись, содержащую дату – 1375 г., летопись «Поучения Владимира Мономаха» скопирована из выходной записи Лаврентьевской летописи и т.п. В целом ряду послесловий А.И. Бардин обязательно указал на время создания рукописи и его авторство. Такие послесловия позволяют утверждать, что подобным образом, сомневаясь в своих возможностях, фальсификатор заранее предупреждал о подделке. Если коллекционер не увидел запись об авторстве и времени создания, то это, скорее всего, был его недогляд, а А.И. Бардин мог ощущать себя честным книгопродавцем, который даже не пытался обмануть покупателя. В начале XX в. М.Н. Сперанский уже поставил вопрос о том, как «смотреть на то, что на своих изделиях А.И. Бардин иногда выставлял свое имя или тайнописью, или прямо?» Отвечая на него, выдающийся русский ученый ответил, что в этом нельзя видеть «развязанность фальсификатора, уверенного, что его подделка не будет раскрыта покупателем». М.Н. Сперанский считал, и с этим нельзя не согласиться, что А.И. Бардин, «делал копии в старинном стиле с рукописей и потому не стеснялся выставлять на них свое имя. Тут, стало быть, никакого желания обмануть не было, а был только антикварный курьез, который так или иначе окупал его труд и давал ему прибыль» и при этом позволял ему оставаться честным человеком. Все вышесказанное позволяет нам утверждать, что А.И. Бардин при фальсификации подражал признакам древности, но не знал и не понимал многих особенностей древнерусского письма и древнерусского языка. Его наблюдательность (через его руки прошло много подлинного древнего рукописного материала), его несомненные художественные способности и умение стилизовать древнее письмо и несомненные художественные способности, прочные связи со знатоками древностей позволяли ему создавать достаточно привлекательные и пользующиеся спросом памятники письменности. Но все это вместе взятое приводило и к другому результату: ученые и любители древностей смогли впоследствии достаточно легко квалифицировать работы купца-антиквара как подделки, созданные с целью извлечь обычную прибыль. А.И. Бардин был своеобразным ремесленником-промышленником. Его творчество было своего рода реакцией на поток открытий целого ряда памятников письменности, выпавших на кон. XVIII – первую пол. XIX вв. Согласно мнению некоторых ученых, это был «деловой ответ энергичного и знающего торговца-антиквария на сложившуюся на книжном рынке конъюнктуру».

Медведев И.П. Еще одно неучтенное свидетельство «древностелюбивых проказ» со «Словом о полку Игореве».

«Древностелюбивыми проказами» называл Евгений Болховитинов эпидемию подделок памятников древнерусской письменности в первой половине XIX в. И хотя он в данном случае имел в виду конкретные фальсификации небезызвестного Сулакадзева, в равной мере это весьма точное определение может относиться к изготовлению подложных списков «Слова о полку Игореве», и прежде всего — к деятельности знаменитого московского «палеотафа» Антона Ивановича Бардина (ум. в 1841 г.). Картина фабрикации этих подделок уже в достаточной мере выяснена, но некоторые ее штрихи могут быть, наверное, еще уточнены. Вот один такой «штрих», о котором, если не ошибаюсь, ничего не было известно. 6 декабря 1872 г. к одному из «патриархов» российской славистики Измаилу Ивановичу Срезневскому (1812—1880) обратился с письмом известный историк древнерусской литературы, археограф и библиограф, член-корреспондент Имп. Академии наук по Отделению русского языка и словесности (правда, с 8 декабря как раз 1872 г.), ученый секретарь Императорского общества истории и древностей российских Андрей Николаевич Попов (1841—1881), между прочим, автор основополагающих трудов о рукописной традиции древнерусских хронографов, не потерявших, по мнению нашего юбиляра (О. В. Творогова), до сих пор своего научного значения. В архиве И И Срезневского хранится 9 небольших, но, на наш взгляд, весьма интересных писем А. Н. Попова.  В деле содержится также телеграмма А Н Попова с извещением об избрании И. И. Срезневского почетным членом Императорского общества истории и древностей российских. Отвечая на запрос И. И. Срезневского в отношении некоторых рукописей из Хлудовского собрания (наверное, где-то и это письмо могло сохраниться), А. Н. Попов пишет следующее:

Многоуважаемый Измаил Иванович!

Письмо и приложенные к нему оттиски Вашего академического отзыва о моей книге я имел честь получить [речь идет, несомненно, о книге А Н Попова «Описание рукописей и каталог книг церковной печати библиотеки А И Хлудова» (М , 1872) и «Записке академика И. И. Срезневского» на это издание (СПб , ноябрь 1872 г , 9 с)]. Искренне благодарю Вас и спешу сообщить, что поручение Ваше исполнено письмо к А И Хлудову вместе с предназначенными ему оттисками передано мною по принадлежности Что же касается Вашего запроса, можете ли Вы воспользоваться для Ваших трудов некоторыми из хлудовских рукописей, то я обращался с этим вопросом к владельцу рукописей и получил к величайшему удовольствию своему следующий ответ, который и сообщаю Вам с буквальною точностью «Я всегда готов сообщить в Академию наук нужные для ее членов рукописи». Итак, затруднений никаких нет. В письме своем Вы упоминаете, между прочим, о виденной Вами в собрании Лобкова пергаминной русской летописи и спрашиваете о судьбе ее. Действительно, вместе с другими лобковскими рукописями она перешла в Хлудовское собрание, но в опись не занесена мною как заведомо подложная. [И. И. Срезневский, отметив в вышеуказанной «Записке», что в Москве «по слухам» есть собрания рукописей — А И Лобкова и А И Хлудова, добавляет «Также по слухам недавно стало известно, что оба собрания соединились в руках одного А И Хлудова»]. Она бардинской работы, и писана им с одного из изданий прошлого века, со всеми позднейшими вставками и подновлениями. Из изделий того же Бардина в Хлудовском собрании находится еще Русская Правда, на пергамене, в 8°. Помянутый же Вами список «Слова о полку Игореве», писанный на столбце, в настоящее время также таится в Москве у одного из собирателей именно у Зайцевского, который с ним попался «как кур во щи» Он купил его за подлинный и заплатил 1500 рублей. Убедившись же в несомненной подложности, он в настоящее время никому не показывает своего «Слова», ожидая, что со временем явится подобный ему охотник, и тогда концы с концами сойдутся. Примите уверения в совершенном почтении от искренне уважающего Вас Андрея Попова.

Р. S. В настоящее время сижу за Посошковым, и в непродолжительном времени надеюсь доставить Вам экземпляр его интересных записок.

Вот, собственно, и все. Если с бардинскими «изделиями» «Русской летописи» и «Русской правды» все ясно, то на вопрос — был ли подложный список «Слова о полку Игореве», приобретенный Зайцевским, одним из бардинских изделий «Слова» — ответить не так-то просто. Пожалуй, единственной зацепкой является оговорка А. Н. Попова о том, что текст его писан «на столбце», и это роднит его с бардинским списком, который хранится в Библиотеке РАН и о котором в статье М. Н. Сперанского сказано: он «писан в один столбец» («Типичное изделие Бардина, — замечает автор. — Упоминаний о рукописи мне в литературе не встречалось»)." Остается надеяться, что однажды и это прояснится. А пока мы (пользуясь случаем) считаем целесообразным опубликовать и остальные письма А. Н. Попова к И. И Срезневскому, хотя они касаются уже других вопросов.

I.  Письмо от 1 декабря 1865 года:

Многоуважаемый Измаил Иванович!

Вместе с письмом имею честь препроводить Вам первый выпуск изданного мною Обзора хронографов. Надеюсь, что Вы не откажетесь пробежать мой первый опыт в вопросе который лично интересует Вас. С истинным уважением, имею честь быть Вашим покорным слугою А. Попов Москва 1865 г 1 декабря.

II. Письмо от 13 сентября, без указания года (1869):

Многоуважаемый Измаил Иванович1

Назад тому с лишком два месяца я выслал по почте по адресу Вашей квартиры изданные мною 2-й выпуск Обзора хронографов, вместе с Изборником Вчера же, 12 сентября, почтамт возвратил мне обратно и посылку и приложенное к ней мое письмо. Недоумевая о случившемся, я сегодня отправляю вторично экземпляры на Ваше имя, адресуя их в Университет Вы обяжете меня в высшей степени, если уведомите меня — дошли ли они до вас Я решаюсь утруждать Вас этою просьбою, потому что я так спешил представить Вам свой посильный труд, как слабое выражение моего глубокого уважения к Вам. Имею честь остаться Вашим покорным слугою А. Попов. Москва, сентября 13 дня. Адрес мой: Старая Басманная, Тукмаков переулок, дом Тарасовой.

III. Письмо от 24 сентября 1869 года:

Многоуважаемый Измаил Иванович!

Приношу Вам мою глубокую благодарность за письмо, которым Вы почтили меня, и сердечно сожалею, что Вы жалуетесь на состояние Вашего здоровья. Письмо Ваше навсегда сохранится у меня, как дорогой для меня памятник, как отзыв человека, по произведениям которого я учусь заниматься Относительно представления своего сочинения на конкурс в письме к Его П-ву Конст. Степ. Веселовскому, посланному мною более месяца тому назад, с приложением нескольких экземпляров, я высказал просьбу допустить мое сочинение на соискание премии, специально назначенной, много лет тому назад, за исследование о хронографах, как источниках русской истории. По характеру своего Обзора и по составу приложений к нему, состоящих из одних лишь славянских и русских статей, я полагал и теперь думаю, что труд мой подходит под требования предложенной задачи Но так как эта специальная премия, за давностью лет, может и не существовать более, то я покорнейше просил, в этом случае, записать мое сочинение в разряд представленных на соискание обыкновенных Уваровских премий. С полным уважением и преданностью имею честь остаться готовым к Вашим услугам А Попов 1869 Сентября 24 дня Москва.

IV. Письмо от 28 мая 1873 года:

Многоуважаемый Измаил Иванович!

Только теперь, через три недели по получении мною Вашею письма от 7 мая, представилась мне возможность ответить на Ваш запрос о Хлудовской рукописи № 69 Времени прошло много, но в замедлении я неповинен А И Хлудов живет на даче в Коломенском уезде, библиотека его заперта, библиотекарь тоже куда-то уехал, так что мне нужно было предварительно съездить к владельцу рукописи, взять у него ключ и уж только после этого приняться за дело По указаниям Вашим я сличил Ипполитово слово с помещенным в Соборнике 1647 и с писанным Вами списком Сколько могу судить, Хлудовский список очень близок к Вашему и вместе с ним, как переделка, резко отличается от слова, помещенного в Соборнике.  Но так как Хлудовский список — русской редакции и без глав, а Ваш — южнославянский и с главами, то я снял для (sic1) точную, полную копию с первого. Может быть, в нем окажется что-либо интересное для Вас. За верность копии ручаюсь, только извините, что дурно написано. Только что покончил я с списыванием и уже собирался отправить к Вам пакет, как узнал из газет, что Вы уезжаете за границу и в скором времени. Ввиду этого я решился, для верности, переслать пакет с копиею на имя А Ф Бычкова, коего и просил уже письмом передать его Вам. [Бычков Афанасий Федорович (1818—1899), академик, историк, археограф, библиограф, директор Имп. Публичной библиотеки в Петербурге]. Иначе пакет мог бы или заваляться в почтамте, или же вернуться назад в Москву. Примите уверение в совершенном почтении от искренне Вас уважающего Андрея Попова.

Р. S. С нетерпением буду ждать Вашего разбора «Ипполитова слова».

V. Письмо от 7 декабря 1873 года:

Многоуважаемый Измаил Иванович!

Давно я не имел удовольствия писать к Вам, а теперь прямо начинаю с просьбы в Ваших отзывах о моих посильных трудах я читал между строк мнение обо мне как «добром» работнике. В силу этого позвольте мне обратиться к Вам за советом по поводу одной громадной работы, мысль о которой сильно занимает меня Говорить о ней я не решился бы если бы она не имела общественного значения, и особенно в Ваших глазах. Я хотел бы потрудиться над продолжением описания славянских рукописей Синодальной библиотеки Не известно ли Вам чего-либо по поводу этого вопроса, думает ли Духовное ведомство об окончании Описания. Если об этом деле и помина нет, то не подадите ли Вы мне доброго совета, как приступиться с заявлением своего предложения. Вот, многоуважаемый Измаил Иванович, вопрос, которым я решился утруждать Вас. Смею надеяться, что Вы не откажетесь помочь мне наставлением, так как я нахожусь в полном неведении. Примите заявление моего искреннего уважения Андрей Попов. Москва, декабрь 7 1873 года.

Р. S. Мой адрес: Старая Басманная, Тукмаков переулок, дом Тарасовой.

VII. Письмо от 30 апреля 1876 года:

Высокоуважаемый Измаил Иванович1

Я имею честь получить Ваше письмо, переданное мне г. Ф. Лангом. Благодарю Вас от всей души за память и за доброе доверие. Надеюсь, что г Лангу покажется сносным житье-бытье в Москве. Мне передавали, что он с первого разу внушил к себе искреннюю приязнь. Вместе с этим письмом отправляется на Ваше имя (по адресу в Университет) экземпляр «Обзора полемической литературы». Вы с таким снисхождением отнеслись к этому «Обзору», что мне остается только благодарить Вас.  Второй том у меня готов, но я не пущу его в печать прежде чем не получу из СПб весточки что сочинения Артемия отпечатаны Археографической комиссией. Жду этого издания, как манны небесной. У нас в Москве, слышно, что издание этого памятника поручено г Гильтенбранту Дай Бог, чтобы драгоценный памятник выплыл наконец наружу. Примите уверение в моем искреннем уважении Андрей Попов. М , 1876 года, Апреля 30.

VIII. Письмо от 18 октября без указания года (1877 г.):

Высокоуважаемый Измаил Иванович!

Вместе с настоящим письмом имею честь препроводить для Вашей библиотеки труды покойного О. М. Бодянского. Они помещены в Чтениях. Но думаю, что Вам приятно будет иметь их в отдельном виде, как память о вашем сотоварище Если вообще у книг своя история, то в частности у Иоанна ексарха (sic1) — многострадальная история Многих трудов стоило одно отыскание напечатанных листов До меня не дошла еще последняя серия Ваших «Сведений и заметок». При всех стараниях моих я решительно не мог достать их в Москве. Не поможете ли Вы моему горю'' Записки Академические доставляются мне по прошествии года Простите великодушно за смелую просьбу, но она объясняется сильным желанием по возможности поскорее ознакомиться с Вашим трудом. Примите уверение в истинном почтении и преданности Андрей Попов. Октябрь, 18.

VIII. Письмо от 7 октября, без указания года:

Милостивый государь Измаил Иванович!

Изъявив лично Вам извинение в невольном огорчении, которое произвели переданные мною Вам слова А И Фрейганга, я считаю себя в обязанности письмом объяснить Вам это дело и вторично просить извинения Мне весьма прискорбно, что я причинил Вам неприятность, Вам, который делает мне одолжение. Когда я имел честь быть у Вас в первый раз, то Вы по доброте своей не отказались от моей рукописи и сказали, что первую часть потрудитесь просмотреть к 7- му октября. Для меня такое обещание было весьма приятно, потому что я как издатель тороплюсь спешным делом, тем более что А И соглашался, по моей покорнейшей просьбе, пропустить рукопись не ранее 10-го числа, я выигрывал по Вашей снисходительности три дня. Но я не хотел, не думал даже сказать (не знаю, может быть, проговорился), что АИФ просит у меня рукопись, чего никогда и быть не могло. Объяснив все как было, я считаю свою совесть успокоенную и покорнейше прося оставить мысль, что я хотел своими словами произвести что-нибудь неблагородное и для Вас неприятное, с совершенным почтением и преданностию имею честь быть Вашим покорнейшим слугою. А Попов, 7 октября.