RARUS'S GALLERY

Предлагаем вниманию читателей статью Владимира Тетерятникова, международного эксперта по оценке произведений искусства, человека, который сумел выиграть судебный процесс у знаменитой фирмы «Кристи». В 1980 году «Кристи» объявила на весь мир о «продаже века» — она выставляла на аукцион в Нью-Йорке самую знаменитую на Западе коллекцию русских икон американца Д. Ханна. Более чем 50 профессоров напечатали более чем 50 книг о великолепии этих шедевров, и эта знаменитая коллекция была продана за 3 миллиона долларов, что было тогда и по сей день остается мировым рекордом цен на русские иконы. Тетерятников выступил с заявлением, что лучшие вещи этой коллекции — фальшивки. «Кристи» пыталась остановить публикацию его книги-разоблачения, обвинив его в клевете, и обратилась в суд. Через девять месяцев суд города Нью-Йорка разрешил Тетерятникову публиковать его книгу «Иконы и фальшивки».

РАЗГАДАНА ТАЙНА СТАЛИНИЗМА

Я собираюсь сейчас впервые публично рассказать о том, как мне удалось расследовать и доказать существование еще одной тайны сталинизма. Я догадался об этом секрете еще 15 лет назад, в 1980 году, и далеко от русской территории — в Америке. А приехав недавно в Россию, смог в архивах разыскать документы, доказывающие, что моя интуиция была реальным открытием — проникновением в тайну 1930-х годов. Я догадался, что большевики не только ограбили русский народ, разрушая и продавая за границу памятники русской культуры. Сталин еще и фальсифицировал русскую цивилизацию, организовав производство и экспорт фальшивых произведений искусства. Итак, проследуем по этапам моих догадок, поисков и находок. Двадцать лет я жил за границей и все эти годы собирал информацию о произведениях русского искусства, покинувших русскую территорию. В 1979 году мне довелось заняться экспертизой американской коллекции Джорджа Ханна. Это собрание было прославлено западными учеными в качестве самого лучшего собрания русских икон вне русских музеев. Более чем 50 профессоров напечатали более чем 50 книг о великолепии этих шедевров, а в 1980 году знаменитая английская фирма «Кристи» продала на публичном аукционе в Нью-Йорке эту коллекцию за 3 миллиона долларов, что было тогда и по сей день остается мировым рекордом цен на русские иконы. Увидев эти шедевры, я мгновенно почувствовал: «не русский дух, не Русью пахнет». Я написал книгу «Иконы и фальшивки», в которой расследовал и объяснил, почему эти предметы — фальшивки, а профессора, их восхвалявшие,— шарлатаны. Мое прозрение на существование фальшивых икон позволило мне выработать методику экспертизы, не известную ни русской науке, ни зарубежной. Вот с этой методикой я и стал пересматривать все известные западные коллекции музеев, антикварных магазинов и аукционов. Результат моей ревизии оказался ужасным: я обнаружил массу фальшивок, которые продаются за большие деньги, экспонируются в великих мировых музеях и печатаются наивными профессорами в псевдонаучных книгах как эталоны русского художественного гения. Все шедевры оказались фальшивыми! Кроме икон, я обнаружил фальшивую императорскую керамику, фальшивые изделия Фаберже, фальшивую живопись русских и европейских мастеров. Такого количества фальшивок, такой мировой мистификации еще не приходилось разоблачать ни одному эксперту за всю историю искусств. Моя голова раскалывалась от сознания масштаба моего открытия. Возникали мучительные вопросы: кто сделал столько фальшивок? Как удалось обмануть весь мир? Почему до меня никто не увидел этого? Для ответа на свои собственные вопросы я должен был заново пересмотреть всю историю советского музейного дела.

НАЧАЛО

Не только разрушать, но и продавать памятники культуры большевики стали сразу же после захвата России в 1917 году. Уже в 1918 году, к примеру, американская таможня неоднократно ловила большевичков с контрабандными художественными ценностями, врезанными в подошвы комиссарских сапог. Было нормальным, например, у Политбюро произведения русской культуры для переправки в Латвию и печатания латвийской большевистской литературы. Можно категорически утверждать, что первые десять лет большевики отнимали у русского народа художественные памятники только для того, чтобы отдавать их на нужды мирового пролетариата и далеко от русской территории. Однако, несмотря на Коминтерн, мировая революция так-таки не приближалась. Сидящим в России большевикам было уже просто невмоготу ждать. И вот тогда Великий Сталин и показал свое истинное величие в качестве Спасителя большевизма. Была выдвинута антимарксистская идея о строительстве социализма в одной стране. Чтобы дать народу пощупать этот самый социализм, был нарисован первый пятилетний план. Для осуществления плана нужна валюта для закупки иностранного оборудования. Так как сами большевики ничего экспортного не могли производить (даже идея «экспорта революции» никем не была куплена), начались массовые продажи русского культурного наследства. Но перед иностранцами не хотелось выставляться совсем уж дикими варварами, и нарком внешней торговли Микоян изобрел свое знаменитое оправдание грабежу России. В 1929 году он сказал А. Хаммеру: «Вы можете сегодня иметь наши шедевры, но лет через десять мы сделаем революцию уже и в Америке и тогда вернем себе все обратно». И поехали шедевры Эрмитажа и других русских музеев как бы во временную ссылку. Мне представляется, что русский народ потерял как минимум 90 процентов своего личного культурного имущества. Мало кто нынче знает, что почти вся русская территория была очищена от старинных ковров через систему «Утильсырья», более того, большевики даже в Афганистане, в Персии организовали пункты по скупке ковров, якобы для нужд российского пролетариата, а в действительности для реэкспорта их далее — в европейские страны. Бизнес есть бизнес. Передовики соцторговли постоянно высматривали и выискивали новые и новые объекты для продажи за границу.

МУЗЕЙНЫЙ БУНТ

И вот в 1928 году глаз советских торговцев был положен на новый товар. Начальник Госторга Гинзбург задумал организовать выставку-продажу русских икон в Западной Европе. Цены на них были никому не известны. Расчет был на «любые цены, лишь бы купили». Каждый коммунист понимал всем своим большевистским сердцем, что торговля иконами является почти максимальным выражением преданности идеалам Революции. Два зайца убивались сразу: партия получала валюту, и партия же получала очищенную от религиозного дурмана страну. Вот почему Гинзбург решил уже для первой продажи вывезти капиталистам «наиболее религиозно дурные иконы», как «Владимирская Богоматерь», «Троица» Рублева. И вот тогда, в 1928 году, случилось нечто экстраординарное. Впервые эти кроткие музейщики подняли настоящее восстание против политики партии и правительства по отношению к русской цивилизации. Впервые — бунт. И, как ни удивительно, первый успех. Главнаука распорядилась прекратить выдачу икон Госторгу. Музейщики на своих собраниях заставили Госторг заключить форменный контракт о непременном возврате всех икон обратно с выставки в русские музеи. В мемуарной литературе того времени постоянно встречаются ремарки: например, вологодский музей отказал Г осторгу в выдаче икон. Большевики ответили решительно: бушующий музейный отдел Главнауки ликвидировали. Вспомним, что именно в 1928 году началось шахтинское дело, то есть обвинение всех до последнего дореволюционного специалиста в саботаже и вредительстве. Именно в 1928 году начались знаменитые советские продажи на берлинском аукционе. ОПТУ организовало специальное «Валютное бюро», чтобы выслеживать и отнимать валюту и золото у населения СССР. Что могли русские музейщики сделать в такое жестокое время? Однако, прибыв на Запад, изучив западные коллекции, я вдруг обнаружил, что русские музейщики каким-то образом смогли победить большевизм.

МОЕ ПРОЗРЕНИЕ

Я выехал в эмиграцию нормальным советским антисоветчиком. Поэтому был уверен, что увижу за границей множество шедевров русского искусства, проданных большевиками. Было логичным предположение, что «они» продадут все, что иностранцы возжелают купить. Что же я увидел? Да, шедевры европейского и мирового искусства большевики отняли у русского народа и продали другим народам. Но я не обнаружил ни одного шедевра русской культуры, проданного официально!!! Все русское искусство осталось в России и пережило большевизм. А что же ушло за границу? Фальшивки, и много фальшивок! Как это могло случиться? Конфискованные у русских людей художественные ценности в 1917 году были свезены в так называемый «Музейный фонд». Для разбора награбленного пришлось обратиться к помощи дореволюционных специалистов. Вот тогда-то и были отделены подлинные ценности от фальшивок. Россия перед 1917 годом была цивилизованной страной. Цивилизованность означает, что произведения искусств нужны многим членам общества. Велик спрос — велики и цены. Следовательно, и велик соблазн у фальсификаторов. Вот и процветало искусство подделывания икон. После революции все дореволюционные антиквары, реставраторы и фальсификаторы вынуждены были пойти на работу в советские музеи. Вот тогда-то и начали сознаваться: эту икону я рисовал для Рябушинского, а вон ту сделал «дядя Вася». Выбранные старые фальшивки и были проданы за границу. Однако дореволюционных запасов не могло хватить на такую массовую торговлю, результат которой я увидел в западных музеях. Откуда появится этот поток? Каким образом кому-то в СССР могла прийти в голову идея рисования фальшивых икон? Более того, рискнуть предложить правительству начать продажу фальшивок за границу? А какими аргументами можно убедить сталинских чиновников, что в такой операции нет риска для карьеры? Ибо риска не будет только в том случае, если есть уверенность, что иностранные покупатели никогда не смогут выяснить суть вещей? Выставка икон, организованная Госторгом, все-таки состоялась. С 1929 по 1931 годы иконы путешествовали по Германии, Австрии, Бельгии, Англии и США. Русские музейщики добились того, что ни одна из самых святых икон не покинула русскую территорию. Они просто обещали Госторгу, что смогут нарисовать такие копии, что ни один иностранец не отличит от оригинала. И нарисовали. На выставке не делалось секрета из того, что перед зрителем — копии. Гак и было зафиксировано в каталоге выставки. Но то, что произошло в дальнейшем, было сюрпризом. Сопровождавший выставку И. Грабарь слал письма и телеграмммы Гинзбургу о том, что копии произвели в Европе большее впечатление, чем оригиналы. Никто не верит, что большевики могут рисовать иконы с таким качеством. Гинзбург ответил незамедлительно: так продайте копии сейчас, а к переезду выставки в другое место мы сделаем дубликаты копий. Более того, Гинзбург открыл Грабарю секрет: да мы вообще заказывали копии, чтобы их продавать за границей. Странность этой фразы только впоследствии для меня уяснится. Однако серьезным был и тот факт, что западные зрители не видели разницы между новоделом и подлинником. Грабарь в последнем каталоге для американского зрителя сделал такое примечание: «Мы изобрели новый метод копирования, который называем «археологическое факсимиле». Все трещины, все разрушения воспроизводятся «как живые». Ни один ученый не в состоянии отличить копию от оригинала». Выставка русских икон вернулась в Россию нераспроданной. Ибо большевики убоялись продать то, что на Западе было воспринято как «достижение советской музейной науки». Вот так постарались обмануть большевиков русские музейщики. А Политбюро стало гордиться «советскими принципами реставрации, признанными всем миром». Кто же создавал эти «советские принципы»?

КАДРЫ РЕШАЮТ ВСЕ

Реставрационную науку в СССР создавал Игорь Эммануилович Грабарь. Он же поставил во главе всей практической реставрации СССР Григория Осиповича Чирикова. Кто такой Чириков? Для Грабаря он был высочайший авторитет в иконописной и реставрационной технике, в знании икон. Не случайно в автобиографии он поместил портрет Чирикова, написанный самим Грабарем, на самую последнюю страницу текста. Тем самым как бы символически подводя итог равенству своего и чириковского «уровня музейности». Автобиография Грабаря была напечатана в 1937 году. Где был тогда Чириков? По официальным данным, репрессирован и погиб в 1936 году. Странно, что разрешили напечатать портрет репрессированного «врага народа». Или Чириков смог сам себя реабилитировать посмертно? Еще более странным выглядит тот факт, что одновременно с автобиографией Грабаря выходит из печати другая книга, в которой пересказываются воспоминания о дореволюционных торговцах иконами. И напечатано, что до революции старые иконы были в такой цене, что вокруг них крутилось много аферистов. И «впереди многих очутился Чириков», чья мастерская сделалась «фабрикой фальсификаций». Итак: главный дореволюционный фальсификатор стал главным советским реставратором икон. Замечательное совпадение! Основной фигурой почти всех крупных музейных начинаний после 1917 года стал Грабарь. Это он придумывал проекты сохранения русских ценностей, это он организовал Центральную мастерскую по реставрации. Это Грабарь постоянно занимался экспертизой и икон, и европейской и русской живописи. Однако в 1930 году Грабарь заявляет, что бросает музейную науку, выходит на пенсию и теперь будет заниматься только личным художественным творчеством. Но почему в автобиографии по поводу этого знаменательного пункта своей жизни Грабарь мельком добавляет: «выбора у меня не было»? Личность такого масштаба всегда имеет выбор — это закон природы. Но чем знаменателен 1930 год? Именно в этот год пересажали, выслали в ссылку или в эмиграцию практически всех дореволюционных академиков-историков. Взяли и Чирикова. Взяли многих других из музейной сферы. В биографии Грабаря, написанной спустя двадцать лет после 1930 года, я вдруг обнаружил фразу невероятную: «С 1929 по 1936 гг. работал в Гознаке по поднятию полиграфической культуры цеха художественной репродукции». Прочитав это, я с ужасом вспомнил, что в 1928 году Гознак начал печатать фальшивые американские доллары, и эта афера была разоблачена западными банками в 1930 году. Уж не понадобился ли острый глаз Грабаря для «улучшения полиграфической культуры»? Печатание долларов и есть в чистом виде «художественная репродукция». Впоследствии я нашел в архивах даже квитанции Гознака о выплачивании Грабарю зарплаты, но не пенсии! Вот так-то. В архиве также хранится обращение Грабаря к Ягоде по поводу одного реставратора, уже отбывшего половину срока на Соловках. Грабарь просит «принудительно откомандировать» его для «несения обязанности по своей специальности», «хотя бы в дневное время». Откуда Грабарь знал, что существует форма заключения, когда зэки после работы возвращаются ночевать в тюрьму? Не участвовал ли сам Г рабарь в работе «лагерной шарашки по фальсификациям»? Еще с дореволюционных лет у Г. О. Чирикова был в работниках и в товарищах П. И. Юкин. Все самые дерзкие аферы с фальшивками были проделаны ими совместно. Юкин также пошел на работу в советские музеи, и также в 1930 году был арестован. В своих воспоминаниях Юкин упоминает, что после года работы на лесоповале его вызвал уполномоченный ОГПУ и предложил работать по специальности. Что же поручили делать Юкину? Изыскивать минеральные пигменты, соответствующие гамме цветов древнерусской иконописи. Зачем ОГПУ натуральные краски православных икон? И, конечно, кроме И.Грабаря, в СССР не было тогда другого специалиста, столь компетентного в технической экспертизе фальшивок. Только Грабарь, и больше никто в СССР, составлял список минеральных пигментов древних иконописцев. Достаточно ли всех этих данных, чтобы утверждать, что я разгадал секрет советского иконописания? Конечно, хотелось бы найти нечто такое, которое сразу же убедило всех. И такой факт мне удалось найти.

ДОКАЗАТЕЛЬСТВА

В советском архиве я нашел письмо, направленное заместителю наркома внешней торговли Хинчуку Л. М. Письмо говорит, что группа людей еще до революции освоила мастерство копирования икон в древнерусском стиле. Мы можем рисовать, и как Прокопий Чирин, живший 300 лет назад, и как Андрей Рублев. Мы выработали такую технику фальсификации, что наши подделки уже «покупали во Франции и Германии как подлинники». Нас сейчас, готовых к работе, 10 мастеров. Мы мыслим вот так практически осуществлять всю операцию: Московская Комиссия по охране старины предоставляет нам оригиналы из музеев, мы их возвращаем обратно, а наши копии продаем за границу. Трудовой почин был принят вышестоящим руководством. Если бы этот документ был обнаружен советским архивистом, то спровоцировал бы вопрос: ну, а было ли все это осуществлено? Но для меня тог же документ означал не начало, а конец изысканий. Я начал свои поиски от распознания фальшивой продукции и вот нашел тот документ, который лег в основу всей истории с советскими фальшивыми иконами. Находка этого документа переворачивает всю оценку действий советских торговцев. Письмо датировано 8 февраля 1929 года. Это означает, что приготавливая знаменитую выставку икон 1929—1931 годов, Госторг и Гинзбург, а, возможно, и Грабарь уже знали и о предложении фальшивщиков, и о резолюции начальства. Госторг глазами сопровождавшего выставку Грабаря проверял действие копий икон на западного зрителя. Вот почему Грабарь так много писал в Москву о том, что никто на Западе не верит, что большевики могут рисовать иконы. И вообще во всех письмах Грабаря й3 европейского путешествия идут сообщения о том, что фальшивками наполнена вся антикварная торговля и это нормально для капитализма. Меня заинтриговала в высказываниях Грабаря такая фраза: «В 1929 году как-то особенно повезло на скандалы, связанные с подделками крупного масштаба». Имел ли в виду Грабарь и такую секретную информацию, что вскоре на Запад хлынут и фальшивые сталинские американские доллары, и прочий «привет из СССР»? Вот мы и разгадали тот способ, которым русская интеллигенция смогла спасти древние иконы от распродажи большевиков. Кроме фальшивых икон, я обнаружил в западных коллекциях огромное количество русского императорского фарфора с изображениями двуглавых орлов. Идентичные предметы, однако, имели различное качество выполнения. Это означает неминуемо, что многие из таких тарелок — фальшивки. Кто делал? В советском архиве нашел-таки я такую вот бумажку — ответ на запрос советского торгпредства в Берлине 1928 года. Ответ из Всесоюзного синдиката силикатной промышленности СССР гласит: на ваш запрос, смогли бы мы изготовлять старинную итальянскую майолику, отвечаем — сможем, но достаньте нам старинные итальянские образцы — формы. В свою очередь, предлагаем «встречный почин». В советских музеях много образцов русской старинной керамики, и мы можем снимать копии и наладить массовые репродукции. Затем я нашел «Отчет о работе за 1929 год», в котором правительству и партии рапортуется о трудовых успехах: «Изготовили: 42 профиля ваз и блюд, 3 шт. статуэток, изготовлено 55 штук гипсовых моделей. Использовано 10 штук старинных восточных и русских моделей по отбору представителей Берлинского торгпредства». Вот это да! Я и не догадывался, что еще и восточный фарфор фальсифицировали. И вообще в архивах попадаются всякие любопытные предложения. Из того же Берлина поступает запрос на Гжельскую керамическую фабрику: сделайте сосуды старинной русской формы и украсьте их царскими медными и серебряными монетами. Ну ,кто и на Западе, и в СССР поверит, что комсомольцы и партийцы, в период, когда вся страна строит Днепрогэс, где-то тайком украшают предметы царскими двуглавыми орлами? Насколько высшая советская власть была в курсе фальсификаций «на местах»? Конечно, нет сомнений, что печатать фальшивые доллары никто бы в СССР не осмелился без личного одобрения Иосифа Виссарионовича. Так же никто не осмелился бы обслуживать и американского посла в СССР так, как его обслуживали. В 1937 году в Москву прибыл полномочный посол Джозеф Дейвис с супругой. С первых же дней прибытия в Москву Дейвисы штурмовали ежедневно все советские комиссионные магазины и скупали антиквариат. Американский посол необычайно понравился Сталину. Во-первых, СССР был заинтересован в Америке, ибо на носу висела война с Германией. Во-вторых, сам Дейвис одобрял сталинские репрессии против высших большевиков. НКВД приставило к Дейвису своего переводчика и секретаря, чья фамилия не может не вызвать улыбки у людей, читавших советскую литературу,— Бендер. Доверие к Бендеру у американского посла было безгранично, он называл его «наш ангел хранитель». Посол мог даже посылать Бендера в магазин купить антиквариат. Вот так однажды в своем дневнике Дейвис записал: послал Бендера в Ленинград купить тарелки с двуглавыми орлами. Бендер вернулся без тарелок, по его словам они оказались «плохого качества». Другой случай. Во время своего путешествия по России Дейвис заглянул в Днепропетровск, нашел там комиссионный магазин и купил картину старого итальянского мастера. Однако вечерком к его персональному вагону собралась на перроне некая возбужденная толпа жителей. Выглянув в окошко, посол заметил своего «ангела хранителя», державшего за шкирку несчастного директора магазина. Оказалось, что Бендер тут же дознался, что, во-первых, директор завысил цену за картину, но главное, что картина оказалась фальшивкой. Спрашивается: откуда у простого советского энкаведешника такие глубокие знания экспертизы искусства? Ответ прост, следовательно, правительство вело учет своей фальшивой продукций) и по специальным спискам или по специальным меткам Бендер и определил, что можно всучить послу, а что и не рекомендуется. Среди всех иностранцев, погревших руки на финансовых афеpax с Кремлем, безусловно, выделяется Арманд Хаммер. Всем известно, что Хаммер вывозил из СССР антиквариат вагонами и пароходами. Чей антиквариат? Свой собственный или советское имущество для перепродажи? Как-то Хаммер дал интервью американскому журналисту. Журналист спросил: ну а не припоминаете ли вашу первую встречу с вашим первым антиквариатом? Ха-ха, добродушно улыбнулся Хаммер,— было это в Москве, и принес мне мой агент картину Рембрандта. Я купил, затем мой брат Виктор отвез картину в Берлин для экспертизы самому Фриндлендеру. Тот, увидев картину, весь так и затрясся: да это не простой Рембрандт, а лучший! Однако все-таки потер спиртом краски и вдруг увидел, что они растворяются, как свежие. Хаммера опять поздравили: ну и ну — первый раз вижу такую фальшивку — лучшую в мире. Дальше события развивались по двум версиям. Хаммер сказал журналисту, что, дескать, потребовал в Москве, чтобы ему вернули деньги, но вместо денег ему предложили другие картинки, и он взял. По версии московских реставраторов, современников этой операции, Хаммеру предложили еще больше фальшивых Рембрандтов, и тот согласился соучаствовать в аферах с советским правительством. Недавно вышла книжка «О реальном Хаммере», в которой упоминается, как браг Арманда, Виктор, утверждал, что советское правительство снабдило Хаммера клеймами Фаберже, и тот открыл в Париже мастерскую, где штамповали «по-фабержиному» налево и направо. Мастерские «а ля Фаберже» были также и в Москве, и в Ленинграде. Хаммер, по свидетельству его брата, отстегивал определенный процент от продажи фальшивок Микояну, наркому торговли СССР.

ФАЛЬШИВЫЙ БЛЕСК ИМПЕРИИ

Автором сталинских Рембрандтов был, конечно, и вне всяких сомнений, Василий Яковлев, который еще до революции промышлял этим искусством. После смерти Яковлева была выпущена книга Упоминаний о нем. Лев Никулин, специализировавшийся на романах из архивов КГБ, так написал про своего умершего приятеля: «Он мог написать картину, имитируя старого мастера так, что опытнейшие знатоки признавали ее новооткрытым Рембрандтом». Недаром же существует легенда, что в некоторых американских музеях висят «подлинники» старых мастеров, написанные Яковлевым. Да и легенда ли это! (Вы обратили внимание, что последняя фраза не вопрос, а утверждение — восклицательный знак!) Василий Яковлев не был частным лицом московского подпольного мира. Совсем наоборот. Яковлев возглавлял всю реставрацию картин старых мастеров в московском Музее изобразительных искусств. Вог такое совпадение: главный дореволюционный подделыватель икон Чириков стал главным советским реставратором икон, а главный дореволюционный фальсификатор европейской живописи Яковлев стал главным московским реставратором оной!!! Ну разве не прав был Сталин, выдвигая свой лозунг: «Кадры решают все!». Чтобы представить себе весь ужас музейной атмосферы СССР того времени, достаточно напомнить, что в 1934 году «гордость советской науки» Реставрационную мастерскую ликвидировали и саму реставрацию объявили вредной пролетариату. ЦГРМ была закрыта под таким издевательским предлогом: «Нужно помещение для дворников Дома Правительства!» Вот вам, музейщикам, наш большевистский плевок прямо в ваше интеллигентное лицо. 1934-й год! Первый съезд советских писателей. Карл Радек со всей большевистской прямотой с трибуны бросает установку: «Каждый камень древнего германского города Кельна имеет большую историю культуры, чем все здания царской России». И в этом году взлетает в воздух Сухаревская башня в Москве. Большевизм покрыл русские музеи зловонной атмосферой подлога. Подлог распространялся не только на иностранцев, но и предназначался и родным советским людям. В 1933 году Совнарком издал постановление об изъятии из всех музейных экспонатов драгоценных камней. Камни выковыривались и заменялись стеклянными имитациями.

ЭПИЛОГ

Собранные мною материалы свидетельствуют, что сталинские искусствоведы в штатском нашпиговали многие великие мировые музеи своей продукцией. Так, например, в Нью-Йоркском музее. Метрополитен десятки фальшивых икон, столько же и в знаменитом Лувре- А вот в Национальной галерее Норвегии еще больше фальшивок, да и в Национальной галерее Швеции немало. Германский музей Реклингхаузен также инфицирован подделками. Эпилог пока не может быть написан. Нужна организация, нечто вроде Международной комиссии — Трибунала для расчистки мировых музеев от продукции сталинского культурного Гулага. И нельзя забывать, что ныне раскрывается мистификация, неслыханная в истории человечества. Никогда прежде ни одно правительство ни одной страны не дискредитировало культуру собственного народа. И никогда прежде ни один народ не попадал в такие условия, когда для спасения национальной культуры для себя пришлось фальсифицировать ее в глазах остального человечества. Аминь!

Коган, Елена, доктор наук, историк книги. "Эксперт В. М. Тетерятников (1938–2000)".

Мы сидим с Натальей Тетерятниковой на первом этаже ее небольшого двухэтажного коттеджа в парковой зоне Вашингтона, и она мне рассказывает о своем муже — искусствоведе, реставраторе Владимире Михайловиче Тетерятникове, у могилы которого мы побывали и постояли у красивого памятника из серого гранита с рельефным изображением распятия. На втором этаже коттеджа — библиотека, отражающая научные интересы хозяев (Наташа — доктор наук, византолог), в основном это книги об искусстве Византии, эпохи Средневековья и Возрождения, о древнем русском искусстве. Убранство комнат тоже отражает эти интересы. Я специально приехала из Нью-Йорка пообщаться с Натальей Борисовной. В 2003 году она выполнила волю мужа и передала собранную Владимиром Михайловичем уникальную коллекцию в Славяно-Балтийский отдел Нью-Йоркской публичной библиотеки, где его хорошо знали и как читателя, и как консультанта. Незадолго до этого, в 2002 году, в Санкт-Петербурге вышла небольшая брошюра (83 с.) под названием «Экспертиза художественных изделий». В ней собрано несколько статей В. М. Тетерятникова. Краткое предисловие научного редактора журнала «Антикварное бозрение» В. Скурлова (этот журнал и выпустил брошюру; тираж ее не указан, по-видимому, ничтожно мал) почти ничего не рассказывает об авторе. Между тем личность Тетерятникова широко известна в музейном и аукционном мире России, Европы и Америки. Известность эта пришла к Владимиру Михайловичу сначала в 1980-е годы, когда он, живя уже в Америке, занялся экспертной оценкой вывезенных из СССР в 1920–1930-е годы произведений искусства, особенно икон, выставляемых на аукционы, обнаружив среди них немало фальшивых. И возможно, многие искусствоведы и сотрудники музеев, картинных галерей, аукционисты до сих пор не пришли в себя от открытий и разоблачений Тетерятникова. Затем, уже в 1990-е годы, он, человек неравнодушный, включился в дискуссию остро обсуждаемых в России вопросов реституции художественных ценностей, вывезенных из Германии в годы Второй мировой войны в СССР. Это все не могло не вызвать нервного напряжения слишком высокого накала, сердце не выдержало двух инфарктов. Владимир Михайлович скончался в 2000 году, в возрасте 62 лет. В. Скурлов, благодаря которому появилась названная выше брошюра, в предисловии пишет: «Жизнеописание Владимира Тетерятникова достойно романа». Действительно, в его биографии прослеживается даже детективная фабула. Но я не собираюсь писать о нем ни роман, ни детектив, хочу рассказать о его увлечении, которое родилось на почве творческих интересов. И это будет память о человеке, служившем русской культуре. Родился Тетерятников 20 августа 1938 года в Москве, мать и отец были инженерами. Где-то в печати промельк нуло, что Тетерятниковы дворянского происхождения. Наташа рассказала, что, когда они уже жили в Америке, к ним из Канады приехали дальние родственники, и они сказали, что кто-то из Тетерятниковых якобы служил денщиком у российского императора Николая II. Владимир Михайлович пошел по стопам родителей, и с 1961 года, после окончания Калининградского рыбного института, до 1964 года работал инженером-механиком пароходства. Вернувшись в Москву, устроился во Всесоюзную научно-исследовательскую лабораторию по консервации и реставрации музейных художественных ценностей. Здесь, заведуя сектором методики реставрации экспонатов из металла, он стал признанным высококвалифицированным специалистом в области реставрации и экспертизы прикладного искусства. Владимир Михайлович был членом экспертной комиссии при Министерстве культуры СССР. Кроме того, Тетерятников много внимания уделял подготовке кадров реставраторов по металлу. Сотрудничая с Всесоюзным производственно-художественным комбинатом, Владимир Михайлович отреставрировал свыше пятидесяти произведений древнерусской станковой темперной живописи. Все, чем он занимался, требовало знаний, изучения древнерусского искусства, особенно иконописи XVI–XIX веков. Он ездил по городам, где сохранились памятники старины, много рисовал и срисовывал, накапливая материал для научного исследования. Среди искусствоведов России Тетерятников был известен как специалист по изучению старообрядчества и древнерусского медного литья. Его публикации и выступления на конференциях привлекали внимание ученых. С 1968 по 1996 год им было опубликовано более 60 различных статей, как в русских, так и зарубежных изданиях. В 1971 году Владимир Михайлович сдал кандидатский экзамен по древнерусскому искусству и намеревался защитить диссертацию. Его увлечением было коллекционирование древнерусского художественного литья. Неожиданно для многих в 1975 году вместе с женой и сыном Тетерятников эмигрировал в Америку. Здесь он оказался одним из немногих эмигрантов, чьи профессиональные и научные интересы были сформированы в атмосфере русской музейной науки и в окружении оригиналов древних памятников. Поэтому его знания и опыт позволили ему открыть в Нью-Йорке фирму Teteriatnikov Art Expertise. К нему многие обращались, особенно коллекционеры, зная, что главным для него было установление подлинности произведений искусства. Его суждения и заключения были всегда логичны и обоснованны, к его мнению и оценкам прислушивались, хотя в научных дискуссиях он не избегал острых углов и не шел на компромиссы. Все годы жизни в Америке Тетерятников собирал информацию о произведениях искусства, «покинувших русскую территорию». Он посещал музеи, пользуясь богатыми фондами библиотек, изучал литературу. И самое главное, читал эмигрантские издания 1920–1930-х годов, в том числе и периодические, отслеживая материалы о распродажах советским правительством культурных ценностей, об их вывозе из страны. Прослеживая пути отдельных коллекций, а его особенно интересовали иконы, Тетерятников натолкнулся на коллекцию икон, купленную в СССР в 1936 году американским миллионером Джорджем Ханном и выставленную на аукционную распродажу Кристи. Именно с этой коллекции начались драматические страницы разоблаченных им мистификаций, связанных с происхождением икон. По результатам своих исследований, правильнее сказать, расследований Тетерятников написал книгу под названием «Иконы и фальшивки» и выпустил ее в Нью-Йорке в 1981 году на правах рукописи на английском языке. Это было первое исследование по результатам экспертизы русских икон, купленных в России. Несколько отпечатанных экземпляров он продал «от 75 долларов до 500 за штуку... Даже ЦРУ купило два экземпляра». Эта работа спровоцировала острейшую дискуссию о судьбах русских икон за рубежом. О ней много говорили и писали. Были и необоснованные претензии со стороны Кристи. Все это подрывало здоровье Владимира Михайловича. Когда начались годы перестройки, он обрадовался возможности поработать в российских архивах, ранее недоступных. Владимир Михайлович принял решение вернуться в Россию и реализовать накопленные в Америке знания и опыт. Его охотно приняли в Третьяковскую галерею, но когда он поднял вопрос об экспертизе икон, хранившихся в фондах галереи, администрация на это не пошла. Своими публикациями в рамках дискуссии о реституции культурных ценностей он вызвал недовольство в определенных административных кругах. Тетерятников был на стороне тех, кто был против их возврата. Ему пришлось пережить судебный процесс, вызванный иском чиновника Министерства культуры. В 1995 году Владимир Михайлович вернулся в Америку и начал заниматься частной экспертизой и публикацией научных статей. Судя по множеству записей в домашнем архиве, он готовил солидную монографию. Когда Тетерятников просматривал газеты 1920–1930-х годов, особенно эмигрантские, он копировал интересующие его материалы. Кроме того, у него накапливались каталоги выставок, аукционов, публикации и брошюры о музеях, оттиски статей из научных сборников, журналов. Так начала формироваться уникальная в своем роде коллекция. Объем собранного материала был настолько велик, что появилась потребность в систематизации. Он попытался с этим справиться, распределив весь накопленный материал по деловым канцелярским папкам большого формата. Весь собранный материал В. М. Тетерятников систематизировал по темам, названия которых раскрывают характер его интересов. Назовем некоторые (в алфавитной последовательности): «Аферисты», «Безбожники», «Вывоз из России», «Деньги», «Драгоценности. Бриллианты», «Иконы», «Имитации», «Иностранцы в СССР», «Клады», «Книги», «Музейные дела», «Подлоги», «Продажи», «Сотбис — Кристи», «Торгпредство», «Эмигранты-самозванцы» и т. д. Отдельным папкам присвоены имена: «Арманд Хаммер», «Фаберже», названия музеев или музеев определенных стран: «Эрмитаж», «The Temple Gallery (London)», «Музеи Германии», «Музеи Европы». Материалы по некоторым темам размещены в нескольких папках, например «Иконы», «Книги». Пять папок заполнены публикациями самого Тетерятникова и различного рода откликами на них. В общей сложности получилось 150 папок, которые и были переданы в Славяно-Балтийский отдел Нью-Йоркской публичной библиотеки. В большинстве папок содержатся только копии газетных публикаций, в других, помимо газетных вырезок, — брошюры, оттиски статей из журналов и повременных изданий, каталоги. Есть папки, в которых собран преимущественно иллюстративный материал: репродукции картин, открытки, а также негативы. Тетерятников не был библиографом, но каждая публикация, будь то статья, небольшая заметка, краткая информация, имеет запись от руки: название источника публикации и дата публикации. Если говорить о газетных вырезках, объектом его внимания были преимущественно наиболее известные и влиятельные эмигрантские газеты: «Возрождение», «Последние новости» (Париж), «Новое Русское Слово» (Нью-Йорк), «Руль» (Берлин) и «Сегодня» (Рига); из американских газет в основном «The New York Times». Как известно, эмигрантские газеты выпускались в 1920–1930-е годы. Ни одна из них не имеет указателей содержания, за исключением газеты «Сегодня», опись ее содержания подготовлена Ю. И. Абызовым (Латвия). Большая часть статей, копии которых собрал Тетерятников, привязана к событиям тех лет. Из «The New York Times» он тоже копировал публикации о событиях, связанных с Россией тех лет, особенно событий, имеющих отношение к культуре. И это делает коллекцию Владимира Михайловича научно значимой. Эмигрантская историография, которая сейчас заметно пополнилась рядом новых изданий, еще недостаточно использовала газетный материал в качестве источника для изучения разных сторон жизнедеятельности эмиграции. И выбор Тетерятниковым именно этих газет во всех смыслах обоснован. Жизнь эмигрантской периодики начиналась в разные годы, но все периодические издания, выходившие в Европе, прекратили свое существование с началом Второй мировой войны. Многие авторы публикаций эмигрировали из Советской России, будучи уже известными философами, историками, политиками, писателями, поэтами, литературными критиками. Известность к другим пришла как раз в 1920–1930-е годы (в России они были признаны только в постсоветское время). Жизнь эмигрантов протекала во всем ее многообразии, находя отражение на страницах газет. Они выполняли политические и идеологические, просветительские и информационные задачи. Читателей интересовало все, что происходило на родине, в том числе и то, что творилось с церковными храмами, музеями, библиотеками, с русскими культурными ценностями. Вот этот-то материал особенно интересовал Тетерятникова. Он собрал ту ценную коллекцию фактов истории и культуры, интерес к которой не иссяк и по сей день. Без изучения этих материалов исследователями не обойтись. Заглянем в некоторые папки. Вот папка под названием «Безбожники». В ней газетные публикации за 1918–1930-е годы, отражающие большевистский вандализм в отношении религии и церкви. Копии небольших заметок и больших статей рассказывают об уничтожении религиозных храмов, запрете колокольного звона в Москве, разгроме кладбищ. В одной заметке, например, без каких-либо комментариев приведена статистика 1929 года: было закрыто 1370 храмов из 50 000, из них 1119 христианских церквей, 126 синагог, 124 мечети. В папке «Драгоценности. Бриллианты» — копии статей и заметок о распродажах на аукционах и другим путем национализированных большевиками драгоценностей (одна из статей «Нового Русского Слова» названа «Царские бриллианты в обмен на американские машины»), о судебных исках бывших владельцев драгоценностей, об убийствах ювелиров, несколько вырезок посвящено афере «приятельницы» Леонида Красина, которая вывезла из России бриллианты. Есть копия опубликованного письма из Лондона Ариадны Тырковой «Магия бриллиантов» о вывозе драгоценностей из России. «Иконы», «Кустари (иконы)», «Сравнение икон» — названия папок, где собраны не только копии статей из газет, но и открытки с изображением икон и иконостасов, оттиски статей из научных изданий, каталоги выставок и каталоги распродаж церковных ценностей, рецензии, например на книгу В. И. Розановского «Об изучении древнерусской живописи», изданной в Харбине в 1934 году (сама эта книга тоже есть в коллекции Тетерятникова). В папке «Кустари (иконы)» — публикации об обществе «Икона», организованном эмигрантами в Париже и существующем до настоящего времени; о сожжении 4000 икон в Горловке и телеграмме по этому поводу Сталину: «15 тысяч пролетариев праздновали эту победу»; о выставках старинных рукописей и книг. Здесь же статья о книге Н. П. Кондакова «Русская икона» (Oxford, 1917) и рецензии на нее В. Вейдле (1895–1979), известного писателя и историка культуры первой русской эмиграции.

В 1920–1930-е годы газеты публиковали статьи о поисках казанского, красноярского и екатеринбургского золота, библиотеки Ивана Грозного, интерес к которой, как известно, с завидной периодичностью возникает в российском обществе и по сей день. Все эти материалы собраны в папке «Клады». В нескольких папках под названием «Книги» — публикации, имеющие отношение к издательскому и книготорговому делу, библиотекам. В одной из них обнаружилось издание 1910 года «Описание новой библиотеки Конгресса» (в переводе с английского на русский язык), предпринятое заводчиком и библиофилом Г. В. Юдиным в благодарность за то, что эта библиотека купила его книжное собрание. Среди других материалов этих папок — каталоги аукционных распродаж АО «Международная книга», копия письма известного американского дилера по скупке и распродажам книг И. Перлстейна директору библиотеки Конгресса Герберту Пэтнаму, датированное 1932 годом, заключение Д. Росе (в настоящее время работает в библиотеке ООН) о книгах из дворцовых библиотек России, купленных у Перлстайна; копии газетных вырезок о покупке библиотекой Британского музея в России Синайского кодекса. В папках, содержащих материалы о музеях, масса интереснейших статей и заметок, в том числе о реакции мировой общественности и эмигрантов на «чистку» кадров Эрмитажа, о распродажах и кражах музейных экспонатов, здесь же — о «походе» на Академию наук, Академию художеств, о разгроме Института истории искусств, Третьяковской галереи. Материалы датируются 1921–1937 годами, именно тогда фабриковались «дела» академиков, музейных специалистов, краеведов. Собирал Тетерятников и публикации о фальшивомонетчиках, производстве фальшивых документов, о протоколах сионских мудрецов, о темных делах с векселями. Все они собраны в папке «Подлоги». Есть и папка «Продажи» — о беспримерных распродажах не только национализированных большевиками, но и разворованных ценных вещей, например, коллекции марок Николая II, купленной нью-йоркскими коллекционерами, шубы с плеча Александра III, коллекций Строгановых, Дягилева. О содержимом всех папок коллекции В. М. Тетерятникова в одной статье рассказать невозможно. Подчеркивая еще раз ценность собранных материалов, надо отметить, что многим явлениям и событиям, получившим отражение в коллекции, сегодня дана новая по сравнению с временами сталинского режима оценка. Вышли монографические и коллективные исследования, опубликованы статьи, авторы которых использовали недоступные ранее документы, но, как уже отмечалось, материалы из эмигрантских газет, освещавших реальную жизнь, комментировавших события прошлого, настоящего и предполагаемого будущего со своих позиций, если и использованы исследователями, то лишь выборочно и, можно даже предположить, случайно. Об исследованиях славистов истории России тех времен на Западе говорить не приходится. Они располагали другими возможностями по использованию эмигрантских газет и при желании могли обращаться к ним. Тем не менее и для них коллекция Тетерятникова может быть весьма полезна. Заметим еще, что в ней собраны публикации не только на русском языке, но и на английском. Возможно, Тетерятников вынашивал замысел будущей книги о судьбах русских культурных ценностей, покинувших отечество, и собирал материал для ее написания. Знакомство с коллекцией дает повод задуматься о судьбе Тетерятникова. Даже если судить только по публикациям Владимира Михайловича и по коллекции, где есть и переписка с людьми, близкими ему по интересам, это был человек, принимавший близко к сердцу все то, что происходило с музейными ценностями и частными собраниями предметов искусства не только в 1920–1930-е годы, но и в 1990-е. В его статье «Мистификация русской культуры на Западе: История разоблачения американской коллекции русских икон Джорджа Ханна» («Континент». 1994. № 34) есть такие слова: «Россия не случайно послала меня и всех нас, русских эмигрантов, в иммиграцию — разоблачать мистификации русской нации, русской истории... Истинная сенсационность моей истории заключается в том, что я осознал, насколько мы, эмигранты, нужны самой России вне ее территории». Его коллекция в определенной мере отвечала сформулированной им для себя задаче. Думаю, что он был настоящим русским патриотом. В одной из папок коллекции я обнаружила переписку Владимира Михайловича с Игорем Ефимовым, владельцем русского издательства «Эрмитаж» в Америке. Судя по содержанию писем, Ефимов, прочитав статью в «Континенте», предложил Тетерятникову на ее основе выпустить книгу на русском языке. Видимо, о книге «Иконы и фальшивки», которая, напомним, была издана на правах рукописи в Нью-Йорке в 1981 году на английском языке, Ефимов еще не знал. Однако тогда что-то не получилось. Идея об издании на русском языке книги «Иконы и фальшивки» в России сейчас обсуждается и делаются первые шаги для реализации этого проекта. К счастью, сохранился автограф рукописи «Иконы и фальшивки», написанный Владимиром Михайловичем на русском языке, сохранились и все подобранные им иллюстрации. И если книга появится, она будет интересна не только с точки зрения истории. Многие суждения автора и его позиция не потеряли своей актуальности и сегодня.