RARUS'S GALLERY

Красочные обложка и фронтиспис, выполненные в стиле конструктивизма и ставшие классикой постреволюционного искусства, работы худ. Сергея Чехонина. Пг. 1920г. 48 илл. на отдельных листах мелованной бумаги. Издательский красный шелковый переплет с тиснением золотом на передней крышке. 35х25 см. Открытие Конгресса-худ. М. Добужинский. Н. Ленин-худ. И. Бродский. Клара Цеткин-худ. И. Бродский. К. Штейнгардт-худ. С. Чехонин. Открытие Конгресса-худ. Б. Кустодиев. Гимн освобождения Труда-худ. К. Вещилов. Конгресс проходил 19 июля-7 августа 1920 года. Подарочное помпезное издание, впоследствии истребленное цензурой, т.к. многие деятели постепенно становились врагами народа. Комплектный экземпляр – большая редкость!

История советской пропагандистской книги начинается в первой половине 20-х годов, и если в двадцатые официальная книга занимается мифологизацией нового культа, то в следующем десятилетии, в период массовых парадов и маршей в СССР, она становится парадной, олицетворяющей фасад этой культуры. Первое репрезентативное издание новой власти вышло в 1920 году в Москве - "Второй конгресс коммунистического интернационала. Деятели коммунистического интернационала" (35х25 см.) с 48 иллюстрациями на отдельных листах - вклейки репродукций работ художников И. Бродского,  Г. Верейского, М. Добужинского, Б. Кустодиева, в обложке работы несравненного эстета С. Чехонина, с параллельным текстом на русском и французском языках. Книга не осталась незамеченной критикой и библиофилами и надолго вошла в историю отечественной полиграфии.

На тот момент, когда делегаты II Всемирного конгресса Коминтерна, состоявшегося 23 июля - 7 августа 1920 г., собрались в помещениях Кремлевского дворца в Москве, коммуническое движение переживало период революционной эйфории. Одержав победу в гражданской войне и предприняв успешное контрнаступление в ходе советско-польской войны, Красная Армия летом 1920 г. стояла у стен Варшавы. Казалось, наконец-то представилась возможность перенести революцию на Запад и тем самым, действительно, превратить ее в "мировую". Делегаты внимательно следили за перемещением линии фронта: ее положение ежедневно указывалось с помощью флажков на большой стенной карте, распроложенной в комнате для курения рядом с бывшим Тронным залом. В частности, в Москве возлагали большие надежды на то, что удастся склонить на сторону III Интернационала такие крупные массовые партии, как Независимая социал-демократическая партия Германии (УСПД) и итальянские социалисты. Ленин восторженно телеграфировал с конгресса Сталину, находившемуся на фронте: "Положение в Коминтерне превосходное. Зиновьев, Бухарин, а также и я думаем, что следовало бы поощрить революцию тотчас в Италии. Мое личное мнение, что для этого надо советизировать Венгрию, а может быть, также Чехию и Румынию." Однако спустя год после своего учредительного Первого конгресса (2-6 марта 1919 г.), на котором присутствовало только 35 депутатов, Коминтерн по-прежнему представлял собой не что иное, как объединение довольно отличных друг от друга по своей сущности партий, не связанных между собой тесными узами. Поэтому первый председатель Коминтерна Григорий Зиновьев заявил на II Всемирном конгрессе Коммунистического Интернационала, что необходимо выяснить, "что, собственно, представляем мы из себя, как Коммунистический Интернационал, и чем хотим быть".

Сам Зиновьев уже имел достаточно четкие представления о будущей организации Коминтерна: В отличие от II Интернационала, III Интернационал должен был стать не свободным объединением самостоятельных партий, а жестко организованной, дееспособной партией мирового масштаба. Многие из реформистов, которые ринулись теперь в Коминтерн, заметил Зиновьев, считают однако, "что III Интернационал – это хорошая гостиница, где представители разных стран споют "Интернационал" и обменяются комплиментами". Исходя из этих представлений было сформулировано "21 условие" приема в Коминтерн, представленные Зиновьевым на следующий день. Они отвечали намерениям их авторов, во-первых, отделить реформистские "плевела" от революционного "зерна", и, во-вторых, поставить партии, являвшиеся членами Коминтерна, в прямое подчинение руководству Коминтерна в Москве. "Для партий всех стран окажется очень полезным", - демонстративно заявил Зиновьев в своем заключительном слове, - "если они будут несколько побаиваться Коммунистического Интернационала". В "21 условии" тоном, не терпящим возражений, партиям вменялось отозвать с постов и исключить из своих рядов тех членов, которые отказывались проводить последовательно революционную политику. На их место должны были прийти "опытные коммунисты", которые на практике действовали, исходя из большевистских принципов (условия 1, 2, 7, 11, 13, 20, 21). Партиям следовало в открытую порвать со всякими реформистами (условия 6, 10). С этой целью им "советовали" в случае необходимости принять новую, коммунистическую программу (условие 15). Чтобы обеспечить "железную дисциплину" среди своих членов коммунистические партии были обязаны, во-первых, перестроить свою внутреннюю структуру согласно авторитарному принципу "демократического централизма" (условие 12); во-вторых, рассматривать постановления конгресса Коминтерна и Исполнительного комитета Коммунистического Интернационала (ИККИ) в качестве "обязательных" для себя (условие 16). Кроме того, партии должны были издавать в своих печатных органах все важные документы Коминтерна (условие 18). Название партий менялось на "коммунистические". В качестве указания на то, что они являются территориальными подразделениями одной, всемирной партии, в него вводилось дополнение – "секция Коммунистического Интернационала". Другие "условия" касались организации нелегального аппарата (условие 3), агитации среди крестьян (условие 5), в профсоюзах и кооперативах (условие 9), а также колониального вопроса (условие 8) и обязательства оказывать помощь другим советским республикам (прежде всего Советской России) в случае, если они станут объектом нападения (условие 14).

Настойчивость, с которой руководство Коминтерна в "21 условии" притязало на единоличное представительство в революционном рабочем движении, имела конкретную причину, которая недвусмысленно указывалась в предварительных замечаниях к документу. Ни один коммунист, говорилось там, не должен забывать уроков Венгерской Советской республики (21 марта – 1 августа 1919 года), которая, по мнению коммунистических руководителей из Москвы, потерпела крах главным образом из-за того, что венгерские коммунисты были "преданы" социал-демократами в правительстве. В этих утверждениях ясно отразилась большевистская "логика заговора", которая невольно заставляла авторов документа интерпретировать неудачи на пути революции единственно как результат "коварства" и "саботажа". Ленин видел в неудаче венгерского эксперимента подтверждение своей теории, согласно которой пролетарская революция могла быть успешно осуществлена только силами элитной и волевой группы кадровых революционеров. Хотя "21 условие" было разработано с учетом венгерского опыта, поначалу они предназначалось прежде всего для УСПД. С лета 1920 г. эта рабочая партия – она была второй по величине в Германии после СДП и оставляла далеко позади молодую КПД –вела переговоры с Москвой о принятии ее в Коминтерн. При помощи "21 условия" предполагалось осуществить раскол УСПД. Это в особенности явствовало из обращения Карла Радека к "левым" делегатам УСПД на II конгрессе Коминтерна "выжечь из партии каленым железом трусливое малодушие, слабую революционную волю". Так как небольшая делегация УСПД, состоявшая из четырех человек, поначалу успешно сопротивлялась расколу, Ленин в конце концов был вынужден выступить с инициативой по ужесточению "21 условия". К первоначальным 19 пунктам были добавлены еще два. Так партии, которые хотели вступить в III Интернационал, должны были позаботиться о том, чтобы " не менее двух третьих" членов их центральных органов были коммунистами, которые уже до II конгресса Коминтерна публично выступили за вступление в III Интернационал (условие 20). Кроме того, все члены партии, которые не признавали "21 условие" Коминтерна, подлежали исключению (условие 21). Эту редакцию, более жесткую по своим формулировкам, конгресс принял 6 августа 1920 г. при двух голосах, поданных "против". Так как на тот момент главным адресатом "21 условия" была УСПД, реакцию на них лучше всего можно продемонстрировать на ее примере. Непосредственно после возвращения делегации УСПД из Москвы в партии наконец-то разгорелась столь желанная Коминтерну бурная дискуссия о том, следует ли принимать "21 условие". В то время, как старые деятели партии в большинстве своем рассматривали установки Коминтерна как "диктат Москвы", среди молодых представителей партийного базиса преобладало настроение в пользу принятия "21 условия". На предварительных выборах, в ходе которых определялись делегаты экстренного съезда УСПД (на нем предстояло принять решение об отношении к "Условиям") в большинстве своем были избраны кандидаты, высказавшиеся за их принятие. Победоносная русская революция была настолько притягательна для многих членов УСПД, что они принимали "21 условие", выражая тем самым свое желание следовать за большевиками. Эти события свидетельствуют о том, что для утверждения ведущей роли русских большевиков в Коминтерне вовсе не нужно было прибегать к насильственным методам; многим иностранным коммунистам она казалась совершенно естественной. Т. к. делегаты с императивным мандатом избирались по спискам, результаты голосования по "21 условию" были известны еще до съезда партии, состоявшегося в середине октября 1920 г. в Галле. Четырехчасовая речь Зиновьева перед делегатами также не сыграла решающей роли в этом отношении. 17 октября противники "21 условия", которые, как и следовало ожидать, понесли на съезде поражение, откололись от партии и образовали свою собственную УСПД. Через несколько месяцев, 4 декабря 1920 г., левое большинство объединилось с КПД в ВКПД. Процессы, аналогичные тем, которые имели место в УСПД, наблюдались и в других рабочих партиях. С точки зрения их авторов, "21 условие" имели положительный эффект, ведь они стали своего рода цементом, фиксирующим раскол интернационального рабочего движения. Если в последующие годы в политике Коминтерна и был элемент постоянства, то таковым являлось его враждебное отношение ко всем другим течениям в рабочем движении, деятельность которых развивалась вне организационных рамок III Интернационала. Поэтому и сталинский тезис о "социал-фашизме" был лишь последовательным развитием ленинских притязаний на единоличное представительство Коминтерна. Однако "21 условие" имело прежде всего внутриполитическую направленность. После 1920 г. руководство Коминтерна постоянно жаловалось на "пережитки социал-демократии" и "демократические иллюзии" в его национальных секциях. По-прежнему спорным остается вопрос о том, насколько "обоснованными" были такого рода жалобы, существовали ли изначально – в первую очередь в Германии – условия для "демократического коммунизма". Хотя организационная зависимость коммунистических партий от Москвы в первые годы существования Коминтерна еще не была столь широкоохватной, как в годы сталинского режима, коммунисты, принявшие "21 условие" и ориентировавшиеся на большевистскую модель революции и организации, оказались в итоге в идеологической и моральной зависимости от ВКП(б), добровольно признав ее в качестве высшей распорядительной инстанциии. Однако даже в западных исследованиях имела место недооценка "21 условия", которые рассматривались часто только как предпосылка "большевизации" коммунистических партий, начавшейся якобы позже, а именно в 1924 г.