RARUS'S GALLERY

Кремль в Москве, очерки и картины прошлого и настоящего. Составил М.П. Фабрициус. Текст иллюстрирован сделанными с натуры 76 рисунками с помощью цинкографии и 14 фотогравюрами. Москва, издание Т.И. Гаген, 1883. [2], XVI, 336 cтр., 45 л.л. иллюстраций и планов на отдельных листах, некоторые складные. Первый титул исполнен в две краски: черной и красной. Цинкографированный второй титул-фронтиспис — аллегория по рисунку А.В. Вишневского с гербами губерний и видом Кремля, а над ними парит объемный двуглавый орел. Цинкографии выполнены по рисункам художников И.И. Левитана, А.В. Вишневского и С.И. Светославского. Фотогравюры исполнил М.М. Панов. Роскошное подарочное издание, выпущенное к празднованию коронации императора Александра III. В великолепном издательском коленкоровом переплете с тиснением золотом на передней крышке и корешке. На задней крышке тиснение без золота. Спереди вид Кремля в орнаментальной рамке. Составные рифленые форзацы. Московская переплетная мастерская Т.И. Гаген. Экземпляр на очень толстой бумаге: толщина блока 4 см. Формат: 25х18,5 см. Так называемый «малоформатный Фабрициус». Издание имеет историческое и художественное значение.

Библиографические источники:

1. Антикварный каталог Акционерного о-ва «Международная книга» №54. Книги по искусству и иллюстрированные издания. Москва, 1934, №916, 10$ (Хорошая цена!).

2. Битовт Ю. «Каталог библиотеки Константина Макаровича Соловьева». Москва, 1914, №3969.

3. Библиографический указатель литературы и рекомендательные цены по разделу «Русская история» Мосбуккниги, №339, 125 рублей за малоформатный экземпляр!

Здесь орел, Кремля владыка

Свил гнездо между холмами

И прикрыл всю Русь Святую

Исполинскими крылами…

В предисловии автор пишет:

«Составленная мною книга имеет целью в простом и сжатом рассказе ознакомить читателя, хотя поверхностно, с прошлым и настоящим Московского Кремля — этого драгоценного в религиозном, государственном и историческом отношениях памятника, который более пяти веков тому назад послужил ядром для основания государства Московского, и в колоссальном организме коего он играет роль сердца и до наших дней».

Фабрициус, Михаил Платонович (12.10.1847-после 1906) – военный инженер, выпускник Николаеской инженерной академии в Санкт-Петербурге 1874 года, позднее генерал-майор, чиновник особых поручений Кабинета Его Императорского Величества, знаменитый коллекционер живописи. Долгие годы являлся сотрудником московского Кремля, участвуя и в охране памятников архитектуры, и в проведении экскурсий, и в организации торжественных мероприятий. М.П.Фабрициус был крупным коллекционером произведений современной ему русской живописи и состоял действительным членом Императорского общества поощрения художеств. Его коллекция получила большую известность, в 1906 году вышел каталог с ее описанием.

Помните у Максима Горького в «Климе Самгине»:

Готовясь встретить молодого царя, Москва азиатски ярко раскрашивала себя, замазывала слишком уродливые морщины свои, как престарелая вдова, готовясь в новое замужество. Было что-то неистовое и судорожное в стремлении людей закрасить грязь своих жилищ, как будто москвичи, вдруг прозрев, испугались, видя трещины, пятна и другие признаки грязной старости на стенах домов. Сотни маляров торопливо мазали длинными кистями фасады зданий, акробатически бесстрашно покачиваясь высоко в воздухе, подвешенные на веревках, которые издали казались тоненькими нитками. На балконах и в окнах домов работали драпировщики, развешивая пестрые ковры, кашмирские шали, создавая пышные рамы для бесчисленных портретов царя, украшая цветами гипсовые бюсты его. Отовсюду лезли в глаза розетки, гирлянды, вензеля и короны, сияли золотом слова "Боже царя храни" и "Славься, славься, наш русский Царь"; тысячи национальных флагов свешивались с крыш, торчали изо всех щелей, куда можно было сунуть древко. Преобладал раздражающий своей яркостью красный цвет; силу его еще более разжигала безличная податливость белого, а угрюмые синие полосы не могли смягчить ослепляющий огонь красного. Там и тут из окон на улицу свешивались куски кумача и это придавало окнам странное выражение, как будто квадратные рты дразнились красными языками.

Некоторые дома были так обильно украшены, что, казалось, они вывернулись наизнанку, патриотически хвастливо обнажив мясные и жирные внутренности свои. С восхода солнца и до полуночи на улицах суетились люди, но еще более были обеспокоены птицы, весь день над Москвой реяли стаи галок, голубей, тревожно перелетая из центра города на окраины и обратно; казалось, что в воздухе беспорядочно снуют тысячи черных челноков, ткется ими невидимая ткань. Полиция усердно высылала неблагонадежных, осматривала чердаки домов на тех улицах, по которым должен был проехать Царь. По улицам озабоченно шагали новенькие полицейские чиновники, покрикивая на маляров, на дворников. Ездили на рослых лошадях необыкновенно большие всадники в шлемах и латах; однообразно круглые лица их казались каменными, тела, от головы до ног, напоминали о самоварах, а ноги были лишние для всадников. Тучи мальчишек сопровождали медных кентавров, неустанно взвизгивая — "ура". Оглушительно кричали и взрослые при виде франтоватых кавалергардов, улан, гусар, раскрашенных так же ярко, как деревянные игрушки кустарей Сергиева Посада. В день, когда Царь переезжал из Петровского дворца в Кремль, Москва напряженно притихла. Народ ее плотно прижали к стенам домов двумя линиями солдат и двумя рядами охраны, созданной из отборно верноподданных обывателей. Солдаты были непоколебимо стойкие, точно выкованы из железа, а охранники в большинстве — благообразные, бородатые люди с очень широкими спинами. Стоя плечо в плечо друг с другом, они ворочали тугими шеями, посматривая на людей сзади себя подозрительно и строго. Клим Самгин ждал царя с тревогой, которая даже смущала его, но которую он не мог скрыть от себя.

Он чувствовал, что ему необходимо видеть человека, возглавляющего огромную, богатую Русь, страну, населенную каким-то скользким народом, о котором трудно сказать что-нибудь определенное, трудно потому, что в этот народ слишком обильно вкраплены какие-то озорниковатые люди. Самгину казалось, что воздух темнеет, сжимаемый мощным воем тысяч людей, воем, который приближался, как невидимая глазу туча, стирая все звуки, поглотив звон колоколов и крики медных труб военного оркестра на площади у Главного дома. Когда этот вой и рев накатился на Клима, он оглушил его, приподнял вверх и тоже заставил орать во всю силу легких:

— Ура!

Народ подпрыгивал, размахивая руками, швырял в воздух фуражки, шапки. Кричал он так, что было совершенно не слышно, как пара бойких лошадей губернатора Баранова бьет копытами по булыжнику. Губернатор торчал в экипаже, поставив колено на сиденье его, глядя назад, размахивая фуражкой, был он стального цвета, отчаянный и героический, золотые бляшки орденов блестели на его выпуклой груди. За ним, в некотором расстоянии, рысью мчалась тройка белых лошадей. От серебряной сбруи ее летели белые искры. Лошади топали беззвучно, широкий экипаж катился неслышно; было странно видеть, что лошади перебирают двенадцатью ногами, потому что казалось: экипаж царя скользил по воздуху, оторванный от земли могучим криком восторга.

Клим Самгин почувствовал, что на какой-то момент все вокруг — и сам он тоже — оторвалось от земли и летит по воздуху в вихре стихийного рева. Царь, маленький, меньше губернатора, голубовато-серый, мягко подскакивал на краешке сидения экипажа, одной рукой упирался в колено, а другую механически поднимая к фуражке, равномерно кивал головой направо, налево и улыбался, глядя в бесчисленные, кругло-открытые, зубастые рты, в красные от натуги лица. Он был очень молодой, чистенький, с красивым мягким лицом, а улыбался виновато. Чуть погодя, Самгин направился на Выставку. Из павильона химической промышленности вышел Царь в сопровождении трех министров: Воронцова-Дашкова, Ванновского и Витте. Царь шел медленно, играя перчаткой, и слушал, что говорил ему Министр Двора, легонько дергая его за рукав и указывая на павильон виноделия, невысокий холм, обложенный дерном. Издали и на земле Царь показался Климу еще меньше, чем он был в экипаже. Ему, видимо, не хотелось спускаться в павильон Воронцова, он, отвернув лицо в сторону и улыбаясь смущенно, говорил что-то военному министру, одетому в штатское и с палочкой в руке. За Царем почтительно двигалась группа людей, среди которых было четверо китайцев в национальных костюмах, скучно шел молодцеватый губернатор Баранов рядом с генералом Фабрициусом, комиссаром павильона Кабинета Царя, где были выставлены сокровища Нерчинских и Алтайских рудников, драгоценные камни, самородки золота. Люди с орденами и без орденов почтительно, тесной группой, тоже шли сзади. Генерал Фабрициус пошел чуть сзади, тоже покраснев и дергая себя за усы. В павильоне Алтая Царь остановился пред витриной цветных камней, пошевелил усами,Фабрициус тотчас же попросил открыть витрину. А когда подняли ее тяжелое стекло, он, не торопясь, освободил из рукава руку, рукав как будто сам, своею силой, взъехал к локтю, тонкие, когтистые пальцы старческой железной руки опустились в витрину, сковырнули с белой пластинки мрамора кристалл изумруда — гордость павильона…