RARUS'S GALLERY

Медведь. Шутка в одном действии Ан. Чехова. Посвящается Н.Н. Соловцову. Дозволено цензурой С.П.Б. 4 октября 1888. Литография Московской Театральной библиотеки Е.Н. Рассохиной. Москва, Тверская улица, близ Газетного переулка, дом Сушкина, 2-й подъезд из Георгиевского переулка. 22 стр. Тираж 100 экземпляров. Формат: 23,0х18,5 см. Первое отдельное издание. Редкость!

Библиографическое описание:

1. Летопись жизни и творчества А.П. Чехова. Том первый. 1860-1888. Москва, 2000, стр. 442.

2. А.П. Чехов. Полное собрание сочинений и писем в 30-ти томах. Том одиннадцатый. Пьесы 1878-1888. Москва, «Наука», 1986, стр. 426-435.

Водевиль «Медведь» был впервые напечатан в газете А.С. Суворина «Новое время» в 1888 году за 30 августа в №4491, стр. 2-3 под заглавием Медведь. Шутка в одном действии. Подпись: А.П.

Восторгаясь лермонтовской «Таманью», Чехов говорил: «Вот бы написать такую вещь, да еще водевиль хороший,— тогда и умереть можно спокойно». Водевиль в соседстве с «Таманью»! Лермонтов, сниженный на уровень «Антоши Чехонте»! «А у меня всегда так серьезное чередуется с пошлым»,- смеясь жаловался на самого себя Чехов. Он побаивался, что в почтенном и толстом «Северном вестнике», в котором только что были напечатаны серьезные повести — «Степь» и «Огни», очень рассердятся, узнав что он выкинул «тру-ля-ля» — написал водевильчик. Но «Будильник» и «Осколки» обязаны Антоше Чехонте тем, что он ввел их в большую литературу. И для Чехова это очень выразительно, что он не гнушается водевиль возвести до степени «Тамани». В нем Антоша Чехонте неотделим от Антона Чехова. Но в сущности — есть ли вообще рубеж, отделяющий ав-тора «Предложения» от творца «Трех сестер»? Совсем не случайно старый водевиль «О вреде табака», Чеховым написанный тогда, когда он был «только» Антошей Чехонте, что эта шутка, датированная 1886 г., самым внимательным образом перерабатывалась в 1902 году— после того, когда были уже созданы «Три сестры» и начал смутно рисоваться замысел «Вишневого сада». Чехов очень ценил в себе то, что он любит и умеет писать водевили. Он доказывал П.П. Гнедичу, что «водевиль приучает смеяться, а кто смеется, тот здоров». Он уговаривал Гнедича приучать публику к смеху: «Шекспировских им комедий побольше с шутами. Тот не стеснялся, как мы». И обещал, что напишет «пьеску минут на двадцать пять да такую, чтобы от смеха все полопались, чтобы на утро из театра сотни три пуговиц вымели». В этом убеждении о пользе водевиля сказался в Чехове не только врач-физиолог, привыкший мыслить материалистически: «кто смеется, тот здоров». В письме к А.С. Суворину в 1894 г., значит, уже после «Иванова» и «Лешего» и накануне «Дяди Вани» и «Чайки», Чехов возмущался, что его знакомый пишет трагедию из жизни Сократа — «эти упрямые мужики всегда хватаются за великое, потому что не умеют творить малого и имеют необыкновенные грандиозные претензии, потому что вовсе не имеют литературного вкуса. Про Сократа легче писать, чем про барышню или кухарку. Исходя из этого, писание одноактных пьес я не считаю легкомыслием. Если водевиль пустяки, то и пятиактная трагедия Буренина пустяки». Вспомним, что самые первые писательские дебюты Чехова относятся к драматургической области, когда гимназистом последнего класса Чехов, вслед за душераздирающей драмой «Безотцовщина», написал водевиль «О чем курица пела». Какой-то чеховский водевиль старший брат Александр Павлович носил на просмотр московскому драматургу Соловьеву. Тот прочел, почти одобрил и высказал предположение, что при старании из автора, быть может, выйдет толк. Соловьевский отзыв, вероятно, приятно щекотал авторское самолюбие гимназиста. Во всяком случае, Чехов в пору своего «шатания по юмористическим журналам» т.е. когда он был и «Антошей Чехонте» и «Человеком без селезенки» и «Братом моего брата» и «Рувером» и «Улисом», писал водевили: в 1886 г. «О вреде табака», в 1887 г. «Трагик по неволе», 1888 г. «Медведь». Но 1888 г.— это уже год появления «Степи». Антон Чехов все реже и реже печатается под псевдонимом Антоши Чехонте. Но ведь мы знаем, что у него «серьезное вечно чередуется с пошлым», и поэтому он пишет «Предложение», «Скоропостижную конскую смерть», а за ними «Свадьбу» и «Юбилей». Интересно отметить, что большинство чеховских водевилей — инсценировки чеховских же рассказов — эпохи все того же Антоши Чехонте. Так подписи под рисунками брата Николая «Свадебный сезон» — первые зерна, из которых вырастает в будущем «Свадьба». Водевиль «Свадьба» сложился из двух рассказов — «Брак по расчету» и «Свадьба с генералом», причем в водевиль попало несколько фраз из двух рассказов все на ту же «свадебную тему» — «Перед свадьбой» и «Свадьба». «Юбилей» переделан из рассказа «Беззащитное существо». Незаконченный водевиль «Ночь перед судом» написан на тему одноименного рассказа. Рассказ «Один из многих» переделан в водевиль «Трагик по неволе». Инсценировкой собственных рассказов не ограничивается Чехов в работе над водевилем. Тот же прием, которым он так широко пользуется для своих маленьких рассказов,— прием пародирования — не забыт Чеховым и для водевиля. Такой пародией является «Медведь». «Медведь» пародирует французский водевиль, весьма топорно переделанный на русские нравы —«Победителей не судят», в подражание которому, как признается сам Чехов, он написал «Медведя». Кстати напомнить, что «Медведь, впервые поставленный у Корша, имел исключительно шумный успех. Впрочем, Чехову не очень нравилось исполнение — Н.Н. Соловцовым роли «медведя» и Рыбчинской — вдовушки. Чехов находил, что они играют топорно. Одно только «Предложение» во всем чеховском водевильном цикле — совершенно самостоятельного происхождения. Да и по мастерству это едва ли не самый удавшийся Чехову водевиль. Все приемы маленьких рассказов Антоши Чехонте обнажены и заострены в его водевилях. Гротеск, шарж и игра с явно сочиненными смешными фамилиями,— все это отчетливо проступает, и в «Свадьбе», и в «Юбилее» и, конечно, в «Предложении». Ведь в «Предложении» самая установка построена на гротесковом обострении почти паталогической страсти к спору. И если в чеховских рассказах фигурируют чиновники Брюзденко, Жилин, Милкин, Пробкин, Мердяев, музыкант Смычков, парикмахер Гребешков, первый любовник Поджаров, французы Шампунь и Падекуа, дьячки Отлукавины и Вонмигласовы, то в водевилях действуют Жигалов, Апломбов, Ревунов-Караулов, телеграфист Ять, акушерка Змеюкина, кондитер греческого происхождения Харлампий Спиридонович Дымба, матрос Мозговой, директор банка Шипучин, бухгалтер Хирин, надоевшая просительница Мерчуткина, а человек, читающий лекцию о вреде табака, называется Нюхин. В записной книжке значится какой-то Капитон Иванович Чирий, который должен был стать героем водевиля. Здесь же фигурирует Варвара Недотепина — вероятно, родоначальница той самой «недотепы», которая из «Вишневого сада» перешла в бытовой язык. В записной книжке Чехова несколько отметок, указывающих на замыслы водевилей — несколько фамилий: Фильдекосов, мадам Гнусик, Зюзиков. И целый разговор из ненаписанного водевиля: «У меня есть знакомый Кривомордый, и ничего. Не то чтобы Кривоногий или Криворукий, а Кривомордый. Женат был и жена любила». И еще: «М., чтобы жениться, вымазал плешь на голове мазью, о которой читал публикацию, и у него неожиданно стала расти на голове свиная щетина». И еще был задуман водевиль: «Я придумал для Савиной и Давыдова и министров водевиль под заглавием «Гром и молния». Во время грозы ночью я заставляю земского врача Давыдова заехать к девице Савиной. У Давыдова зубы болят, а у Савиной несносный характер. Интересные разговоры, прерываемые громом. В конце женю». Это в том письме к А.С. Суворину, в котором Чехов говорит, что когда он испишется, то станет писать водевили. «Мне кажется, что я мог бы писать их по сотне в год. Из меня водевильные сюжеты прут, как нефть из бакинских недр». По сотне водевилей в год Чехов не писал. Но можно уверенно сказать что если бы ничего иного как драматург Чехов кроме своего водевильного цикла не создал, то этого было бы совершений достаточно для очень прочной и большой театральной славы. Чехов написал пьесу-шутку «Медведь» в феврале 1888 г., вскоре после окончания повести «Степь» (отправлена в журнал «Северный вестник» 3 февраля 1888 г.). 22 февраля он сообщал И. Л. Леонтьеву (Щеглову): «Ничего не делаю. От нечего делать написал водевиль «Медведь»». И в тот же день Я.П. Полонскому: «От нечего делать написал пустенький французистый водевильчик под названием «Медведь». На «Степь» пошло у меня столько соку и энергии, что я еще долго не возьмусь за что-нибудь серьезное». Сохранилось воспоминание А.С. Лазарева (Грузинского) о том, как зимой 1888 г. Чехов читал свою пьесу: «Взял со стола тоненькую тетрадь и, стоя посреди комнаты, жестикулируя, меняя голос, прочел нам очень живую и веселую пьеску. Это был только что законченный им «Медведь». Читал Чехов мастерски-известно, что в ранней юности он не без успеха выступал на сцене; всю пьеску он прочел свободно, не задыхаясь, не спадая с голоса, хотя от публичных выступлений на литературных вечерах уклонялся и тогда и позже, ссылаясь на слабость голоса, на быструю утомляемость». В «Новом времени» пьеса была напечатана без подписи, с инициалами: А.П. Угадавший подлинное имя автора А.Н. Плещеев спрашивал Чехова 13 сентября 1888 г.: «А ведь это Вы написали в «Новом времени» шутку «Медведь»? Мне кажется, на сцене она была бы очень забавна. Я по некоторым штришкам узнаю Вашу руку». Леонтьев (Щеглов) делился своим впечатлением от пьесы: «Ваш «Медведь» мне очень понравился — написано бегло, ярко и сжато, именно так, как надо писать подобные вещи. Здесь Савина и Сазонов, а в Москве Мартынова и Соловцов могут сделать безделке популярность». 14 сентября Чехов ответил Леонтьеву (Щеглову): «Вам нравится «Медведь»? Коли так, пошлю его в цензуру». 23 сентября цензор драматических сочинений С.И. Донауров дал отрицательное заключение: «Неблагоприятное впечатление, производимое этим более чем странным сюжетом, увеличивается вследствие грубости и неприличия тона всей пьесы, и поэтому я полагал бы, что к представлению на сцене оно совершенно не пригодно». Запрещения, однако, не последовало. Начальник Главного управления по делам печати Е.М. Феоктистов, прочитав рапорт цензора, наложил резолюцию: «Я эту пьесу читал. Мне кажется, что следовало бы исключить из нее некоторые грубые выражения, а что касается сюжета, то, при всей пустоте его, он не содержит ничего предосудительного». В тексте было вычеркнуто несколько грубых фраз. В явлении 5 слова Смирнова: «Вы узнаете у меня Сидорову козу и Кузькину мать, в рот вам дышло, сто чертей и одна ведьма!» (заменено словами: «Узнаете вы меня!»); в явлении 8 — его суждения о женщинах: «шкодливы, как кошки, трусливы, как зайцы...»; в явлении 9 — слова Поповой: «Бревно грубое!» Чехов после прохождения пьесы в цензуре заметил в письме от 2 октября А.С. Суворину: ««Медведь» пропущен цензурой (кажется, не безусловно) и будет идти у Корша. Соловцов жаждет играть его». Пьеса ставилась и перепечатывалась в дальнейшем без слов, исключенных цензурой. В настоящем издании они также не восстанавливаются, поскольку этого не сделал сам Чехов в сборнике «Пьесы» и в прижизненном собрании сочинений; редактируя в конце жизни ранние сочинения, он обычно освобождал их от экспрессивных слов и выражений, подобных тем, какие содержатся в первопечатном тексте «Медведя». Рукопись, представленная в цензуру, несколько отличалась от газетной публикации: была обозначена фамилия автора, появилось посвящение Н.Н. Соловцову. В репликах Смирнова сняты: «черт меня возьми совсем? Как я могу не сердиться?» (явление 4) и «Мокрого места не останется!» (явление 9); в речи Поповой — дважды повторенное «Вы нахал!» (явление 9). Внесены небольшие стилистические поправки (в основном — перестановка слов). Наше литографированное издание, повторившее утвержденный театральной цензурой текст, вышло около 10 октября 1888 года. В журналах «Артист» и «Будильник» водевиль перепечатывался без авторской правки (в «Артисте» нет посвящения Соловцову; в «Будильнике» появилось довольно много опечаток). Чехов внес новые изменения в текст лишь в 1896 году, для сборника «Пьесы». Вместо пяти явлений стало одиннадцать: первое явление разбито на три, второе — на четыре, третье — на три, и лишь два последних явления остались, как были; в связи с этим изменены порядковые номера. Снято посвящение Соловцову, появившееся снова в марксовском издании. В тексте сделано несколько поправок: в словах Луки «горничные и кухарки» — на «горничная и кухарка»; в его обращении к Поповой: «Молодые, красивые» — на «Молодая, красивая». Вычеркнута одна фраза в монологе Смирнова о женщинах (явление 8) и сняты его нападки на турнюр («не позабыли надеть турнюр», «Хоть турнюр, хоть ямочки на щеках»). Упоминание о «турнюре» все-таки осталось — в явлении 6, но и оно исчезло при подготовке текста для собрания сочинений. В сборнике «Пьесы» нет сердитой реплики Поповой: «Через год получите!» (явление 8), обострявшей и без того горячий конфликт. Для собрания сочинений Чехов внес в текст «Медведя» лишь несколько поправок. В речи Луки литературное «да уж поздно будет» заменено народным: «аи поздно будет»; в одежде Смирнова вместо шляпы появилась фуражка (ремарка в явлении 10); в двух случаях изменены слова (одно вставлено, одно поправлено). Как и в других пьесах, вошедших в марксовское издание, в тексте «Медведя» существенно изменена пунктуация: сокращено число многоточий, меньше стало восклицательных знаков. В середине октября 1888 г. Чехов писал А.Н. Маслову (Бежецкому) о предстоящей постановке «Медведя» в театре Корша и «Лебединой песни» в Малом театре: «В этот сезон у меня пойдут две одноактных штуки:, одна у Корша, другая на казенной сцене. Обе написаны между делом. Театра я не люблю, скоро утомляюсь, но водевили люблю смотреть». И добавлял шутливо: «Верую я в водевиль и как автор: у кого есть 25 десятин земли и 10 сносных водевилей, того я считаю обеспеченным человеком — вдова его не умрет с голоду». Премьера «Медведя» в театре Корша состоялась 28 октября 1888 г. Роли исполняли Н.Д. Рыбчинская (Попова), Н.Н. Соловцов (Смирнов), Н.В. Светлов (Лука). Вечер был посвящен бенефису Светлова; давали, кроме «Медведя», «Очаровательный сон» Антропова (переделка повести Достоевского «Дядюшкин сон») и «Завтрак у предводителя» Тургенева. Наибольший успех, по отзывам театральных критиков, имела пьеса Чехова. Автор присутствовал на спектакле; его дважды вызывали. 2 ноября 1888 г. Чехов описывал этот спектакль Леонтьеву (Щеглову): «Соловцов играл феноменально. Рыбчинская была прилична и мила. В театре стоял непрерывный хохот; монологи обрывались аплодисментами. В 1-е и 2-е представление вызывали и актеров и автора. Все газеты, кроме Васильева, расхвалили... Но, душа моя, играют Соловцов и Рыбчинская не артистически, без оттенков, дуют в одну ноту, трусят и прочее. Игра топорная. (. . .) Видаюсь с Тихоновым. Он советует послать «Медведя» в Александринку». Леонтьев (Щеглов), отвечая Чехову, советовал то же: «Савина, если захочет, наделает чудеса из Вашей грациозной «Поповки», а Сазонов, хотя и будет «дуть в одну ноту», но с Савиной сыграется как нельзя лучше...». На втором спектакле в театре Корша (31 октября 1888 г.) Попову играла А. Я. Глама-Мещерская. «После первого представления,— рассказывал Чехов 2 ноября в письме Леонтьеву (Щеглову),— случилось несчастье. Кофейник убил моего медведя. Рыбчинская пила кофе, кофейник лопнул от пара и обварил ей всё лицо. Второй раз играла Глама, очень прилично. Теперь Глама уехала в Питер и, таким образом, мой пушной зверь поневоле издох, не прожив и трех дней. Рыбчинская. обещает выздороветь к воскресенью». 3 ноября 1888 г. Чехов сообщил Плещееву: «Мой «Медведь» прошел у Корша шумно», а 5 ноября писал Н.А. Лейкину: «У меня с большим успехом идет у Корша шутка «Медведь». По всем видимостям, этот медведь надолго прилипнет к репертуару, а в провинции и на любительских сценах его будут часто разделывать». Игрой актеров он был, однако, по-прежнему недоволен и 10 ноября написал Плещееву: «Мой «Медведь» в Москве идет с большим успехом, хотя медведь и медведица играют неважно». Тогда же М.П. Чехов приглашал двоюродного брата Г.М. Чехова приехать в Москву: «Теперь в театре идет новая пьеса Антона «Медведь», за которую публика всякий раз вызывает автора и рукоплещет ему с азартом. Приезжай, посмотришь. А посмотреть стоит». 7 ноября 1888 г. экземпляр рассохинского литографированного издания был отправлен в Театрально-литературный комитет. Суворину в этот день Чехов писал: «Все мне советовали послать «Медведя» в Александринку. У Корша публика рыгочет, не переставая, хотя Соловцов и Рыбчинская играют совсем не артистически. Я с сестрой сыграли бы лучше». И Леонтьеву (Щеглову), который должен был отвезти пьесу в Комитет: «Если пьесу одобрят, то свободный экземпляр возьмите и вручите актеру или актрисе по своему усмотрению. Вы рекомендуете Савину и Сазонова? Хорошо. Тихонов рекомендует Далматова и Васильеву... И это хорошо. То есть, мне решительно всё равно, так как питерской труппы я не знаю». 12 ноября пьеса была представлена в Комитет и одобрена «большинством голосов» к представлению на сцене императорских театров (резолюция на обложке нашего литографированного издания). Суворин сообщил Чехову о желании М.Г. Савиной играть в «Медведе». «Благодарю Вас, Алексей Сергеевич, за Савину, т. е. за весть о ней,— отвечал Чехов 11 ноября.— Я думаю, она отлично разделала бы медведицу. Но представьте мою маленькую беду! Жан Щеглов, которому я послал 2 экземпляра «Медведя» для Театрально-литературного комитета, сегодня пишет мне, что он по совету В. П. Буренина снес моего «Медведя» Абариновой к ее бенефису. Тон у Жана Щеглова радостный: счастливчик, мол, тебя удостоили! Боюсь, как бы не произошла неловкость. Про Савину я слыхал много хорошего, Абариновой совсем не знаю, а потому не имею причин разделять радостный тон Щеглова. В ответ на его письмо написал, что я Савиной, дал уже согласие». В письме к Леонтьеву (Щеглову), отправленном в тот же день, Чехов назвал Савину «высокоталантливой и божест-венной». «Савина хочет играть моего «Медведя» — она была у Суворина, взяла мой адрес и номер с «Медведем». В Москве он идет с треском, пойдет и в провинции шибко. Вот не знаешь, где найдешь, где потеряешь» (Плещееву, 13 ноября 1888 г.). 18 ноября Чехов просил брата Александра Павловича: «Если случится узнать, когда в Александринке пойдет мой «Медведь», то уведомь». Ал. П. Чехов отвечал шутливо 22 ноября: «Завтра же я еду к Савиной и, если она соблаговолит принять меня во фраке, немедленно отпишу, ибо «Медведя» хочет и хлопочет ставить она». Условие с дирекцией императорских театров на постановку «Медведя» было заключено лишь 29 января 1889 года. Между тем первое литографированное издание разошлось так быстро, что понадобилось второе. Уже 23 декабря 1888 г. Чехов писал Суворину: ««Медведь» печатается вторым изданием. А Вы говорите, что я не превосходный драматург». В феврале 1889 г. и второе издание пьесы было «на исходе» (Суворину, 20 февраля 1889 г.). На сцене Александрийского театра водевиль «Медведь» «прошел с фурором» (письмо Плещеева Чехову, 7 февраля 1889 г.). Премьера состоялась 6 февраля 1889 г. Роли исполняли: М.Г. Савина (Попова), Н. Ф. Сазонов (Смирнов), К.А. Варламов (Лука). Чехов не был доволен игрой Сазонова: «Сазонов скверно играет в «Медведе». Это очень понятно. Актеры никогда не наблюдают обыкновенных людей. Они не знают ни помещиков, ни купцов, ни попов, ни чиновников. Зато они могут отлично изображать маркеров, содержанок, испитых шулеров, вообще всех тех индивидуев, которых они случайно наблюдают, шатаясь по трактирам и холостым компаниям. Невежество ужасное!» (Суворину, 25 ноября 1889 г.). Вскоре пьеса «Медведь» перешла на провинциальные, частные и любительские сцены. В одном из писем конца 1888 г. Чехов шутил по поводу того, что его «Медведя» «играют у министров» (Суворину, 19 декабря 1888 г.; речь шла о домашних спектаклях у министра финансов И. А. Вышнеградского и в министерстве иностранных дел; здесь роли исполняли профессиональные актеры: М.Г. Савина, Н.Ф. Сазонов, К.А. Варламов, В.Н. Давыдов). Позднее А.А. Хотяинцева, встретившаяся с Чеховым в Ницце в конце 1897 г., вспоминала его слова: «А вы играли в моем «Медведе»? Нет? Очень приятно, а то каждая почти барышня начинает свое знакомство со мной: «А я играла вашего «Медведя»!»» О том, с каким триумфом шла пьеса в театрах Москвы и в провинции, рассказывал М.П. Чехов: «Антоншного «Медведя» ставили у себя на домашних сценах министр финансов и министр иностранных дел; говорят, что весь высший свет хохотал, глядя на пьесу Антона. На той неделе «Медведь» пойдет на императорской сцене, а сейчас уже в 11-й раз его жарят в Русском драматическом театре в Москве» (письмо Г.М. Чехову, 14 декабря 1888). По сведениям, содержащимся в письме М.П. Чехова от 12 марта 1889 г., пьесу «Медведь» играли тогда в Москве, Харькове, Калуге, Полтаве, Новочеркасске, Таганроге, Ревеле, Кронштадте, Томске, Киеве, Туле, Тифлисе, Казани, Ярославле, Иваново-Вознесенске, Костроме, Симбирске. 12 марта 1889 г. в письме к двоюродному брату Георгию в Таганрог М.П. Чехов передавал просьбу старшего брата: «Антоша просит тебя очень убедительно выслать ему или афишку «Медведя» или тот № «Таганрогского вестника», где об оном говорится». Артист Е.Я. Неделин, исполнитель роли Иванова в Харьковском товариществе драматических актеров, писал Чехову 18 февраля 1889 г.: «Такое же спасибо примите и за «Медведя», которого я играл уже в 5-й раз, а 6-ой раз играю в прощальном спектакле 19-го февраля. «Медведь» имел очень большой успех и служил большей приманкой для публики, чем капитальная пьеса спектакля; здесь все положительно восторгаются этой пьеской, и приемам нет конца — спасибо!». Известно, что одним из первых публичных выступлений В.Э. Мейерхольда было исполнение роли Луки в «Медведе», поставленном пензенским кружком любителей драматического искусства в начале 1890-х гг. В Москве о праве ставить пьесу спорили театр Корша и новый театр — Абрамовой (просуществовал один сезон в 1889/ 1890 г.). 18 сентября 1889 г. Чехов писал Леонтьеву (Щеглову): «Из-за «Медведя» Корш ругается с Абрамовой: первый тщетно доказывает свое исключительное право на сию пьесу, а абрамовский Соловцов говорит, что «Медведь» принадлежит ему, так как он сыграл его уже 1817 раз. Сам чёрт не разберет!» С 19 по 30 апреля 1889 г. в Одессе гастролировало Товарищество московских драматических артистов (с участием петербургских актеров), ставившее пьесы «Иванов» и «Медведь». В письме к брату Александру Павловичу Чехов просил собрать «Новороссийский телеграф» с 15 апреля по 1 мая или «соответствующие номера» «Одесского вестника»: «Возьми и скорее вышли мне заказною бандеролью, чем премного меня обяжешь». В «Новороссийском телеграфе» за время гастролей столичных артистов подобных рецензий не появилось; о «Медведе» же было сказано, что он служит «блестящим подтверждением истины, что для живого, оригинального, искреннего таланта нет избитых и пустяшных тем» («Новороссийский телеграф», 1889, 25 апреля, №4399). Когда в 1890 г. по дороге на Сахалин Чехов был в Сибири, там в разных городах шли «Медведь» и «Предложение». Газета «Восточное обозрение» отмечала превосходное, живое исполнение в иркутском театре шуток Чехова — «бытовых сцен из повседневной будничной жизни», написанных в «гоголевском духе» («Восточное обозрение», 1889, 22 октября, №43; 1890, 15 и 29 апреля, №15 и 17). В газете «Владивосток» (1889, 22 и 29 января, №4 и 5) говорилось, что «прошел очень хорошо» новый водевиль «Медведь» с участием Молчанова и Стрельской (сведения о сибирских газетах сообщены М. Л, Семановой). 3 февраля 1892г. Чехов смотрел «Медведя» в Воронеже, когда поехал по делам организации помощи голодающим (письмо к М.П. Чеховой). 11 апреля 1895 г. водевиль был поставлен в Обществе искусства и литературы («Русские ведомости», 1895, №98). Зимой 1900 г. на вечере, устроенном Обществом в Охотничьем клубе на Воздвиженке, присутствовал Л.Н. Толстой. Были поставлены «Свадьба» и «Медведь». Как писала 16 декабря О. Л. Книппер, Толстой «смеялся до упаду, и ему понравилось». В сентябре 1895 г. Ал. П. Чехов послал брату в письме вырезку из «Кубанских областных ведомостей», где сообщалось о постановках «Медведя» и «Предложения»: «В «Кубанских областных ведомостях» пишут о Вас: «Весь эффект прекрасного водевиля А. Чехова «Предложение» пропадал, благодаря удивительному незнанию своих ролей г-жою Невериной и г. Дорошенко; только г. Касиненко и заслуживает внимания. И в том же номере анонсируют: «Сегодня, в воскресенье, пойдет малорусская драма в 5 действ. «Ой, не ходы, Грыцю, та на вечерници», Соч. М.П. Старицкого, и водевиль «Медведь», соч. А. Чехова. В 1898 г. «Медведь» шел на сцене Малого театра с участием А.П. Щепкиной (Попова), Н. М. Подарина (Смирнов) и П.Я. Рябова (Лука). По этому поводу к Чехову обращалась 26 сентября 1898 г. Т. Л. Щепкина-Куперник, и Чехов дал согласие на постановку. (Сохранился договор Дирекции императорских театров с Чеховым на представление «Медведя»). Критические отзывы на постановки «Медведя» были немногочисленны. Шумно откликнулись газеты лишь на первую постановку — в театре Корша. Газета «Новости дня» сообщала: «Новая пьеса «Медведь», данная вчера в бенефис Н. В. Светлова на сцене театра Корша, прошла очень бойко; автор дважды был дружно вызван вместе с госпожой Рыбчинской и господином Соловцовым, исполняв-шими роли в этой пьесе. Бенефициант был встречен публикой аплодисментами и подарком» (1888, 29 октября, №1910). Через два дня в той же газете была напечатана подробная рецензия на спектакль: «Полная юмора игра г-жи Рыбчинской и г. Соловцова много способствовала успеху пьесы. Фраза Елены: «Я с удовольствием влеплю пулю в ваш медный лоб» — была покрыта гомерическим аплодисментом. Соловцову аплодировали всей залой во время самого действия» (1 ноября, № 1913). В газете «Театр и жизнь» рецензент, подписавшийся Н.П., писал: ««Медведь» — это форменная шутка, построенная на «невозможном» анекдоте и не претендующая на жизнь или «естественность». Благодаря великолепной игре г-жи Рыбчинской и г. Соловцова публика хохотала до упада. Автора вызывали. Театр был полон. Бенефицианта встретили очень ласково и поднесли ему серебряный сервиз на плато, покрытом цветами» (1888, 30 октября, №172). «Русские ведомости» отмечали в разделе «Театр и музыка»: «Самой интересной пьесой бенефиса была новая одноактная шутка г. Ант. Чехова «Медведь». Это очень грациозная вещица, написанная хорошим языком и с большим талантом. Это шутка, но в ней много жизненного. Пьеска дышит свежестью таланта и оригинальностью сцен. Автора шумно вызывали два раза» (31 октября, № 300). В «Русском курьере» заметка появилась тоже 31 октября (№301; подписана: С.Ф.): «Маленькая одноактная шутка г. Антона Чехова «Медведь» — хорошенькая и грациозная вещица. Только ее следует разыгрывать очень тонко. Она вся состоит, особенно мужская роль в ней, из многочисленных переходов и психологических нюансов. Несмотря на простоту рисунка характера этой роли, в ней заключается такой благодарный материал для тонкого исполнения художника-артиста, что последний может преподнести публике настоящий перл». Сочувственный отзыв поместил и журнал «Будильник»: «Наша публика совсем отвыкла от «оригинального» и «задорного»; между тем в маленькой шутке Чехова она встретила сразу и грубую житейскую правду, и душевную психологию, и невероятный фарс, и яркие искры мо-лодого таланта» (Свой. Театрально-музыкальные заметки неприсяжных рецензентов.— «Будильник», 1888, 6 ноября, №43, стр. 6). Две рецензии были отрицательны. Об одной из них упоминал Чехов в письме к Леонтьеву (Щеглову) — отзыв С. Васильева (псевдоним театрального критика С.В. Флерова): «В пьесе три действующие лица: вдова, гость, лакей. Это нечто вроде французских ргоvегbеs; различие лишь в том, что те, при всей своей внешней простоте, обдуманы и обработаны до мельчайших подробностей, как настоящие «кабинетные» вещицы, между тем как г. Чехов допускает такую вопиющую невозможность, как вызов женщины на дуэль. Эта необдуманная подробность тем более бросается в глаза, что на ней построен перелом пьесы, перемена отношений между двумя лицами. Г. Соловцов, играющий роль «медведя», очень верно берет темп, нужный для такого рода вещиц; но даже и при этой быстроте темпа нет возможности «скользнуть» по неправдоподобности вызова женщины на барьер» («Московские ведомости», 1888, 31 октября, №302). В другом отзыве подчеркивалось обилие в пьесе бранных слов: «В чем же кроме этого заключается комизм «Медведя»?.. Мы все видим в Чехове крупный талант, но несомненно ложно направленный. «Медведь» — шутка, но не шуточными последствиями грозит она молодому писателю. Это опасный путь, Чехов!» («Русское слово», 1888, 5 ноября, № 45). С нападками, неловко завуалированными комплиментами, выступил и рецензент «Новостей и Биржевой газеты» (подпись: XII): «Это — ходульная, но, в то же время, чрезвычайно ловко написанная вещица, — талантливый гротеск, не требующий от зрителя ничего, кроме доброго расположения духа. Как автор коротеньких рассказцев г. Чехов имеет крупный успех среди читающей публики; наоборот, его «большие» вещи не имели успеха ни в публике, ни среди рецензентов. Та же участь постигла его и на сцене: громоздкая и притязательная комедия его «Иванов» провалилась; «Медведь» имел и будет иметь успех — как очень милый пустячок, услаждающий нетребовательную публику. Я уверен, что г. Чехов и не мечтал заявиться с этим пустячком на сцене театра, смысл существования которого исчерпывается высокопробным репертуаром, а не материальной стороной дела, не сборами... В «Медведе» сказывается слабая сторона автора как драматурга: он «манерничает» и «ломается»... Как в «Иванове» он угостил нас неестественным выходом какого-то «винтера», сокрушающегося о потерянной взятке, так и тут: лишняя осьмушка овса, которую неутешная вдовица приказывает дать любимой лошади ее покойного мужа и которую она отменяет после того, как воинственный сосед завоевывает ее сердце — прямо-таки комична!» («Новости н Биржевая газета», 1888, 19 ноября, №320). В одной из рецензий было высказано мнение, которое затем утвердилось в литературе о Чехове: «Кстати, нельзя не заметить, что основной мотив вещицы названного автора аналогичен с мотивом, на котором построена одноактная комедия «Победителей не судят»» («Русский курьер», 1888, 31 октября, №301). По воспоминаниям Леонтьева (Щеглова), самый замысел «Медведя» возник у Чехова после того, как он увидел в театре Корша одноактную комедию Н. Самойлова «Победителей не судят», представляющую собой переделку французского водевиля. Пьера Бертона «Les jurons de Cadillac», в которой «восхищали в шестидесятых годах в Михайловском театре петербургскую публику г-жа Напталь-Арно и г. Дьёдонне. У Корша отличались г-жа Рыбчинская и г. Соловцов». Главную роль исполнял Н.Н. Соловцов. В пьесе Н.Самойлова действуют также три лица: графиня (молодая вдова), князь Головин (моряк) и лакей. Сюжет строится на укрощении грубого, но добродушного моряка великосветской красавицей: она обещает выйти за него замуж, если он выдержит испытание — в положенные полчаса разговора не употреблять грубых слов. Однако в этом водевиле очень мало общего с пьесой Чехова. Леонтьев (Щеглов) справедливо отмечал, что пьеска Самойлова — «довольно-таки топорная». Вероятно лишь то, что Чехов писал свой водевиль, учитывая будущего исполнителя — Соловцова. «Водевиль этот был написан Чеховым под впечатлением игры и внешности артиста театра Корша Н.Н. Соловцова. Это был огромного роста, неуклюжий, с громким голосом, но довольно талантливый актер, жаловавшийся на то, что его постоянно затирают и не дают ему хороших ролей». Еще в 1889 г. к Чехову обратился В.К. Миткевич, офицер и литератор, с просьбой о разрешении перевести пьесу на французский язык. Чехов ответил 12 августа 1889 г.: «Против Вашего желания перевести моего «Медведя» я ничего не имею. Напротив, это желание льстит мне, хотя я заранее уверен, что на французской сцене, где превосходные водевили считаются сотнями, русский водевиль, как бы удачно он написан ни был, успеха иметь не будет». Миткевич собирался поехать во Францию и там поставить пьесу. Поездка не состоялась, и в 1893 г. он вновь обращался с тою же просьбой (письмо Миткевича от 27 сентября 1893 г. переправил брату Ал. П. Чехов.— Письма Ал. Чехова, стр. 496). На это письмо Чехов, вероятно, не ответил. В 1898 г. завязалась переписка с лектором по русской литературе в Париже Я. С. Мерпертом. Мерперт просил Чехова прислать какую-нибудь пьесу в одном действии, кроме «Медведя», для устраиваемого в Париже русским кружком спектакля в ноябре — декабре 1898 г. Чехов послал сборник «Пьесы», а в последующих письмах рекомендовал водевили других русских писателей: Ив. Щеглова, В.В. Билибина и П.П. Гнедича. Особенной популярностью пользовался водевиль в Чехословакии (впервые поставлен в г. Брно 17 октября 1889 г.). Зденек Неедлы в статье, посвященной творчеству Чехова, писал: «Знаменательно то, что уже в первые годы проникновения Чехова к нам шутка «Медведь» после Национального театра получила распространение и в провинции, где наши любительские кружки с увлечением играли ее в городах и деревнях, даже недостаточно сознавая, что играют произведение иностранного автора». При жизни Чехова пьеса «Медведь» была переведена на болгарский, венгерский, немецкий, польский, румынский, сербскохорватский, словацкий и чешский языки.