RARUS'S GALLERY

Преступление и наказание. Роман в шести частях с эпилогом Ф.М. Достоевского. Издание исправленное. Т.1-2. Петербург, издание А. Базунова, Э. Праца и Я. Вейденштрауха, 1867.

Т.1: части 1-3, [2], 432 стр.

Т2: части 4-6 + эпилог, [2], 435 стр.

В 2-х темно-зеленых п/к марокеновых переплетах с тиснением золотом на корешках. Оба тома помещены в милый Box. Формат: 21х14 см. Первое отдельное издание самого знакового романа великого русского писателя! Редкость!

Библиографическое описание:

1. The Kilgour collection of Russian literature 1750-1920. Harvard-Cambrige, 1959, №280 — в коллекции есть и журнальный вариант из «Русского Вестника» за 1866-67 г.г.!

2. Книги и рукописи в собрании М.С. Лесмана. Аннотированный каталог. Москва, 1989 — отсутствует! Есть все, кроме «Преступления»!

3. Мезиер А.В. Русская словесность с XI по XIX столетия включительно. Спб., 1899, №6988.

4. Фекула П.М. The Paul M. Fekula collection. A Catalogue. Published by the Estate of Paul M. Fekula. Alexis P. Fekula & Walter P. Fekula — administrators. Vol. I-II. New York city, 1988, №4638.

5. The Russian Library of American Collector. Christie’s East, New York, 8 June 1994, Lot №250 — окончательный результат $5175 — для того времени неплохо! Продавался вышеописанный экземпляр Фекулы!

6. Из сокровищ РГБ. Книжная культура России XVI— начала XX века. Каталог выставки. Москва, 2002, №52.

7. Наседкин Н. «Достоевский. Энциклопедия». Москва, 2003, стр. 114-118.

«Это психологический отчет одного преступления. Молодой человек, исключенный из студентов университета, мещанин по происхождению, и живущий в крайней бедности, по легкомыслию, по шаткости в понятиях и поддавшись некоторым странным «недоконченным» идеям, которые носятся в воздухе, решился разом выйти из скверного своего положения. Он решился убить одну старуху, титулярную советницу, дающую деньги на проценты. Старуха глупа, глуха, больна, жадна, берет жидовские проценты, зла и заедает чужой век, мучая у себя в работницах свою младшую сестру. «Она никуда не годна», «для чего она живет?», «Полезна ли она хоть кому-нибудь?» и т. д. Эти вопросы сбивают с толку молодого человека, да и самого автора… Эти мысли Родиона обещали раскрыть его создателю неожиданные суперглубины человеческой психики… Раскольников решает убить старуху, обобрать; с тем, чтоб сделать счастливою свою мать, живущую в уезде, избавить сестру, живущую в компаньонках у одних помещиков, от сластолюбивых притязаний главы этого помещичьего семейства — притязаний, грозящих ей гибелью, докончить курс, ехать за границу и потом всю жизнь быть честным, твердым, неуклонным в исполнении «гуманного долга к человечеству», чем, уж конечно, «загладится преступление», если только может назваться преступлением этот поступок над старухой глухой, глупой, злой и больной, которая сама не знает, для чего живет на свете, и которая через месяц, может, сама собой померла бы. Несмотря на то, что подобные преступления ужасно трудно совершаются — то есть почти всегда до грубости выставляют наружу концы, улики и прочее и страшно много оставляют на долю случая, который всегда почти выдает виновных, ему совершенно случайным образом удается совершить свое предприятие и скоро и удачно. Но есть одно но… Заодно пришлось убить и невинного человека: сестру старухи-процентщицы… Почти месяц он проводит после того до окончательной катастрофы. Никаких подозрений нет и не может быть. Тут-то и развертывается весь психологический процесс преступления. Неразрешимые вопросы восстают перед убийцею: неподозреваемые и неожиданные чувства мучают его сердце. Божия правда, земной закон берет свое, и он — кончает тем, что принужден сам на себя донести.

Принужден, чтобы хотя погибнуть на каторге, но примкнуть опять к людям; чувство разомкнутости и разъединенности с человечеством, которое он ощутил тотчас же по совершении преступления, замучило его. Преступник сам решает принять муки, чтобы искупить свое дело...». Так сам Достоевский представлял главную сюжетную линию своего будущего романа, предлагая его издателю «Русского вестника» Каткову. Чуть далее в том же письме обозначена и главная идея романа, выразившаяся затем в его названии: «В повести моей есть, кроме того, намек на ту мысль, что налагаемое юридическое наказание за преступление гораздо меньше устрашает преступника, чем думают законодатели, отчасти и потому, что он и сам его нравственно требует...».

В начале лета 1865 г. Достоевский срочно уезжает за границу. Дела его ужасны: в ушедшем году умерли один за другим брат М.М. Достоевский и жена М.Д. Достоевская, только что окончательный крах потерпел и журнал «Эпоха», случился-произошел окончательный разрыв с А.П. Сусловой, многочисленные кредиторы грозят долговой тюрьмой, семейство Михаила Михайловича, пасынок П.А. Исаев, больной младший брат Н.М. Достоевский и другие бедные родственники не просто ждут, а требуют от него помощи, бесконечные изнуряющие припадки падучей замучили окончательно... За границей он намеревался хотя бы на время скрыться от кредиторов (да и родственников) и найти выход из очередного жизненного тупика. Надежды на очередной Рулетенбург и на этот раз не оправдались: выиграть разом и большую сумму не удалось, больше того, — проиграл последние гроши. Оставалась, как всегда, последняя надежда — на литературу, на свой талант. Еще перед отъездом-бегством из Петербурга он предложил свою будущую повесть под названием «Пьяненькие» издателям «Санкт-Петербургских ведомостей» В.Ф. Коршу и «Отечественных записок» А.. А. Краевскому. Получил отказ. Тогда, от безвыходности положения, писатель, уже из-за границы, решился обратиться с предложением к Каткову. Надо помнить, что совсем незадолго до того Достоевский на страницах своих журналов «Время» и «Эпоха» вел ожесточенную полемику с «Русским вестником», «Московскими ведомостями» и персонально с их издателем — нелицеприятных слов с обеих сторон было высказано немало. Несмотря на это, Катков предложение принял, просимый автором аванс в триста рублей выслал. И получил произведение, которое произвело потрясение в читающей публике и увеличило тираж журнала на несколько сот экземпляров. Но, самое главное, первый роман из «великого пятикнижия» Достоевского окончательно утвердил его реноме глубочайшего писателя-психолога, поднял его авторитет в мыслящей России (а позже и за рубежом) на должную высоту. Повесть, предложенную Каткову, Достоевский решил писать, как и «Записки из подполья», от лица самого героя. Главную работу оставлял, конечно. До возвращения в Россию, пока же делал в основном наброски, записывал отдельные черты характера героя, повороты сюжета, искал детали. Общая схема замысла понемногу обогащалась живыми сценами и диалогами. Работал даже на корабле по пути в Копенгаген. Он должен был знать о своем городе все, знать и видеть то, что знал и видел его герой. Что ж, жить он мог бы, пожалуй, где-то рядом, даже и в одном с Достоевским доме,— так же спускался по этим старым лестницам, бродил одиноко по Сенной площади, вынашивая свой план ограбления, и в те же трактиры и распивочные наверняка заглядывал, встречал тех же, что и Достоевский людей… Так появляется и реализуется наяву «Петербург Достоевского». Теперь Раскольников был для Достоевского как бы живым, реальным человеком, за которым писатель наблюдал,— как он выходит из дому, как идет к старухе, вон в тот дом, а не какой другой… Знал уже даже, сколько ступеней на лестнице от каморки его героя до выхода и сколько шагов — наверняка ведь отмерял, и не раз, выхаживая свои замыслы,— поднимался и к «старухе», видел его глазами дом и лестничные пролеты, и даже дверь, за которой все и произошло… Появление «Преступления и наказания» было подготовлено всем предыдущим творчеством Достоевского. Тема Петербурга («Слабое сердце»), тема подполья («Записки из подполья»), тема мечтательства («Белые ночи»), тема преступления и наказания («Записки из Мертвого дома») — эти и многие другие темы переплавились-слились в новом романе, приобрели углубленный философский смысл. Но одна тема, только лишь мимоходом затронутая-упомянутая прежде в «Господине Прохарчине», через 20 лет, именно, в «Преступлении и наказании» заняла главенствующее место, была исследована-показана автором во всей ее сложности и глубине. В раннем рассказе один из героев, «дрожа от досады и бешенства», кричит Прохарчину: «Что вы, один, что ли, на свете? для вас свет, что ли, сделан? Наполеон вы, что ли, какой? что вы? кто вы? Наполеон вы, а? Наполеон или нет?! Говорите же, сударь, Наполеон или нет?..» Господин Прохарчин на вопрос этот иступленный не ответил, да и вопрос был риторическим. А вот для Раскольникова это как раз вопрос отнюдь не риторический, от него зависит не только вся его будущность, но и просто-напросто — жизнь. Вопрос о наполеонизме в «Преступлении и наказании» сформулирован главным героем так: «Тварь ли я дрожащая или право имею?..» «Преступление и наказание», по сути — криминальный роман. Тема преступления, которую писателю-петрашевцу довелось непосредственно изучать четыре года на нарах Омского острога, также именно в этом произведении впервые у Достоевского (как впоследствии в «Бесах» и «Братьях Карамазовых») была положена в сердцевину сюжета, стала предметом психологического исследования. В результате этого исследования темы наполеонизма, переплетенной с темой преступления, Достоевским была обоснована главная философско-этическая идея романа — невозможность для человека основать свое личное счастье на несчастье других людей. А следователь Порфирий Петрович: где бы сейчас найти таких оперов?… Несомненна связь «Преступления и наказания» и образа его главного героя с русской и мировой литературой. Прежде всего это — А.С. Пушкин (поединок Германа с богатой старухой-графиней в «Пиковой даме», «бунт» Евгения в «Медном всаднике», Борис Годунов, страдающий под гнетом своего преступления, ода «Наполеон», известные строки в «Евгении Онегине» о том, что-де «Мы все глядим в Наполеоны...» и т. д.); это и М.Ю. Лермонтов («Герой нашего времени», «Маскарад»), и Н. В. Гоголь («Портрет»). Из западных авторов в этом плане прежде всего стоит упомянуть французов Ш. Нодье и его роман «Жан Сбогар» (1818), с заглавным героем которого сам Достоевский сопоставлял Раскольникова в черновых материалах, а также Оноре де Бальзака — его Растиньяка из романа «Отец Горио» (1835), о котором автор «Преступления и наказания» вспоминал и много позже, в черновиках к Пушкинской речи: «У Бальзака в одном романе один молодой человек в тоске перед нравственной задачей, которую не в силах еще разрешить, обращается с вопросом к любимому своему товарищу, студенту, и спрашивает его: «Послушай, представь себе, ты нищий, у тебя ни гроша, и вдруг где-то там, в Китае, есть дряхлый, больной мандарин, и тебе стоит только здесь, в Париже, не сходя с места, сказать про себя: умри, мандарин, и за смерть мандарина тебе волшебник пошлет сейчас миллион, и никому это неизвестно...» Но принципиальное различие между Раскольниковым и его литературными предшественниками-«двойниками» состоит в том, что и пушкинский Герман, и бальзаковский Растиньяк думают прежде всего о своей выгоде, для них «наполеоновский бунт» — средство возвыситься в так ненавидимом ими обществе, сделать карьеру. А Раскольников недаром же сравнивает себя не только с Наполеоном, но и с Магометом: он стремится совершить «бунт» во имя не только своего личного блага, но и блага других — общего блага. Публикация «Преступления и наказания» в московском «Русском Вестнике» заставила Достоевского перебраться в Москву, тем более что с редакцией у него назревал серьезный конфликт: Катков объявил ему, что никоим образом не может допустить в своем журнале, чтобы толковательницей Евангелия и «нравственной спасительницей» Раскольникова-убийцы, оказалась… проститутка. Достоевский спорил, доказывал, ругался, вымарывал целые главы, но главную идею — внутренне чистой «вечной Сонечки» — все-таки отстоял! Позднее эту же линию (Катюша Маслова-Нехлюдов) повторит и разовьет в своем романе «Воскресение» Лев Николаевич Толстой; да и многие другие писатели и поэты:

«Проститутка волочит шаль по земле,

Ее шляпка болтается сзади

На пьяной прыщавой шее,

Толпа смеется над ее похабной бранью,

Мужчины глумятся, друг другу подмигивая,…

Жалкая! Мне не смешна твоя брань,

И я не глумлюсь над тобой…»

Уолт Уитмен. Песня о себе.

Сразу же после публикации начальных глав началась история критики «Преступления и наказания». Первым откликнулась газета «Голос» (1866, №48, 17 фев. /1 марта/) А.А. Краевского, который, как упоминалось, имел за год до того недальновидность отказаться от предложенного Достоевским нового романа. Однако ж отзыв анонимного рецензента «Голоса» вполне восторжен, и он справедливо и дальновидно заявил, что новый «роман обещает быть одним из капитальных произведений автора «Мертвого дома». Неожиданной была первая реакция органа демократов — «Современника» (1866, №2, 3), а вслед за ним и «Искры» (1866, №12-14), где Достоевского обвинили в клевете на молодое поколение. Наиболее фундаментальные разборы романа сделали: Я.Я Страхов («Наша изящная словесность. «Преступление и наказание»; ОЗ, 1867, №3 — А), Д.И. Писарев («Борьба за жизнь»; «Дело», 1867, №5; 1868, №8), Я.Д. Ахшарумов («Преступление и наказание». Роман Ф.М. Достоевского»; «Всемирный труд», 1867, №3). Первые главы «Преступления и наказания» были только-только сданы в РВ и готовились к публикации, как 12 января 1866 г. в Москве некий студент Данилов убил и ограбил ростовщика Попова и его служанку Нордман — то есть, по сути, «одновременно» с Раскольниковым совершил аналогичное преступление, только без философской подкладки. Достоевский позже (11 /23/ дек. 1868 г.), в письме к А.Н. Майкову, имея, в первую очередь, в виду, именно, этот случай, с понятной гордостью писал, противопоставляя свое понимание реализма взглядам своих «литературных врагов»: «Ихним реализмом — сотой доли реальных, действительно случившихся фактов не объяснишь. А мы нашим идеализмом пророчили даже факты...» Трагическим летом 1864 г. в письме к младшему брату А.М. Достоевскому (29 июля) автор «Записок из подполья», сломленный потерей старшего брата и жены и, словно повторяя своего героя, угрюмо себе пророчит: «Впереди холодная одинокая старость и падучая болезнь моя...» Менее чем через два с половиной года, осенью 1866 г., вот как сбылись-оправдались мрачные прогнозы писателя-пророка: В «Русском вестнике» публикуются последние главы «Преступления и наказания», вызывающего ажиотаж в публике — слава Достоевского растет и ширится; всего за 26 дней в силу обстоятельств создан-написан новый замечательный роман «Игрок»; он встречается с А.Г. Сниткиной, с которой предстоит ему пережить последнюю и самую сильную любовь, которая до конца жизни станет его незаменимым помощником, другом, соратницей, любовницей, женой, матерью его детей... Хороши пророчества! Можно сказать, этот период — период создания «Преступления и наказания» — был самым лучшим, переломным и основополагающим периодом в личной и творческой судьбе Достоевского. Автор статьи Н. Наседкин.