RARUS'S GALLERY

Репертуар и Пантеон. Театральное обозрение, издаваемое В. Жежевичем и И. Песоцким. Год шестой. 1844. Тома шестой-седьмой. Санкт-Петербург, в типографии К. Жернакова, 1844. Цензоры И. Корсаков, А. Очкин и П. Ивановский. Оноре де Бальзак «Евгения Гранде». Роман. Перевод с французского Ф.М. Достоевского. Комплект. В двух п/к переплетах эпохи с тиснением золотом на крышках и корешках. Формат: 23х15 см.

Том шестой: стр. 386-457. Главы I-III.

Том седьмой: стр. 44-125. Главы IV-VI, заключение.

Первая литературная публикация великого русского писателя!

Библиографическое описание:

1. Русские писатели. 1800-1917. Биографический словарь. Т.2. Москва, 1992. стр. 166.

2. Федор Михайлович Достоевский в портретах, иллюстрациях, документах. Под ред. В.С. Нечаевой. Москва, 1972. стр. 85.

3. Наседкин Н. «Достоеский. Энциклопедия». Москва, 2003. стр. 794.

Родиной всемирно известного писателя была Москва. Ф. М. Достоевский родился в 1821 году, 30 октября, в правом флигеле Мариинской больницы. Его отец, штаб-лекарь Михаил Андреевич, был из разночинцев, получал скромное жалованье и всю жизнь свою прожил очень скромно, скопив кое-что для своего многочисленного семейства, очень, впрочем, немного. Мать Достоевского — религиозная, хозяйственная женщина, равно как и муж ее, не выделялась, по-видимому, ничем особенным. Сам Федор Михайлович был вторым сыном; старший брат Михаил родился на два года раньше его, после были еще братья и сестры. Вся семья гнездилась в крохотной казенной квартире из двух или трех комнат, жила тихо, замкнуто, прикапливая на черный день, не зная никаких особенных развлечений, даже театра. Но жили дружно и спокойно, а впоследствии, когда удалось приобрести маленькое именьице в Тульской губернии, то и с большим разнообразием: на лето перебирались туда, что, конечно, вносило немало оживления благодаря новым, уже деревенским, впечатлениям, свободе в своем собственном поместье и т.д.  Ф.М. Достоевский прошел исполненный драматизма, глубоких противоречий жизненный и творческий путь. И на каждом из его этапов явственно прослеживается никогда не прерывавшаяся связь писателя с древней Москвой. Здесь жили многие близкие ему люди. Городу, в котором он родился, Достоевский посвятил немало ярких страниц. На московской земле впервые увидели свет "Преступление и наказание" и "Братья Карамазовы" произведения, прославившие имя их создателя. Шесть улиц, как лучи, расходятся в разные стороны от площади Коммуны, бывшей Екатерининской. Одна из них, северо-западная, в старину называлась Новой Божедомкой. Даже сегодня, рядом с могучим пятигранником Театра Советской Армии, не теряется ампирное здание с фронтоном и дорической колоннадой, возведенное здесь в начале прошлого века известным зодчим Жилярди, бывшая Мариинская больница. Еще в начале XIX века неподалеку от Мариинской больницы находилось кладбище, на котором хоронили бродяг, самоубийц, уголовных преступников и их неопознанные жертвы. Урочище называлось «Убогим домом» отсюда Божедомка, название, которое впоследствии получила улица, где была выстроена лечебница для неимущих. Рядом располагались приют для подкидышей и дом умалишенных. 30 октября 1821 года в одном из флигеле Мариинской больницы в семье Михаил Андреевича Достоевского, лекаря при от делении для приходящих больных женскол пола, родился сын Федор, о чем свидетельствует соответствующая запись : метрических книгах Московской духовной консистории. Правый флигель Мариинской больницы для бедных где родился Ф.М. Достоевский. Федор бьл вторым сыном в семье Достоевских. Впоследствии у будущего писателя появилось три сестры (Варвара, Вера Александра) и еще два брата (Андрей и Николай). Федор Михайлович и его старший брат Михаил росли в казенной квартире предоставленной отцу в правом флигеле больничного здания. Сюда Достоевские перебрались в 1823 году. Мальчики жили в мрачноватом чулане. В их комнатенку отгороженную часть передней, скупо освещенную, окрашенную в тусклый "темно перловый" цвет, редко заглядывало солнце. Один из братьев писателя, Андрей, в своих воспоминаниях оставил подробное описание всех комнат квартиры, в которой Федор Михайлович Достоевский провёл детские и отроческие годы: "Квартира, занимаемая отцом, была... в нижнем этаже... При входе из холодных сеней, как обыкновенно бывает, помешалась передняя в одно окно (на чистый двор). В задней части этой довольно глубокой передней отделялось с помощью дощатой столярной перегородки, не доходящей до потолка, полутемное помещение для детской. Далее следовал зал довольно поместительная комната о двух окнах на улицу и трех на чистый двор. Потом гостиная в два окна на улицу, от которой тоже столярной дощатою перегородкою отделялось полусветлое помещение для спальни родителей. Вот и вся квартира". За оградой Мариинской больницы лежал огромный неведомый город с его многоголосыми шумами. Одной стороной больница выходила к Екатерининской площади, от которой ее отделяли ветхий деревянный забор и свалка мусора. К числу первых жизненных впечатлений маленького Федора, часто игравшего в больничном саду, относятся его каждодневные встречи с несчастными, страдающими измученными тяжелыми недугами людьми в безрадостно-пепельных казенных халатах. Биографы Достоевского с благодарностью называют имена кормилиц крепостных крестьянок из подмосковных деревень: Дарьи, Катерины, "лапотницы Лукерьи", которые жили в многодетном семействе, отставного штаб-лекаря. Им Федор Михайлович обязан первым своим знакомством с фантастическим миром русского фольклора, с легендарными образами, воспетыми народом. С особенным теплом писатель вспоминал свою нянюшку-москвичку, скромную женщину удивительно душевного благородства, взятую из мещан и с достоинством называвшую себя "гражданкой". Она увлекла лекарскую детвору поэтическими вымыслами, почерпнутыми из сокровищниц русского народного творчества. "Наша няня Алена Фроловна, писал в 1876 году Достоевский, была характера ясного, веселого и всегда нам рассказывала такие славные сказки!.." В 1825 году отец писателя Михаил Андреевич "за отлично усердную службу" был "пожалован кавалером ордена св. Анны 3-й степени"; два года спустя он получил чин коллежского асессора, а еще через год вместе с сыновьями был занесен в книги московского потомственного дворянства. Редко кто наведывался в гости к нелюдимому Михаилу Андреевичу, отличавшемуся к тому же строгим, а точнее, крутым нравом. Исключение составляла разве что тетушка Александра Федоровна, старшая сестра матери писателя. Была она супругой "именитого гражданина и коммерции советника" Куманина. Это ее богатый особняк горделиво возвышался над обрывом в Старосадском переулке у Покровки (дом не сохранился). Разительный контраст между убогой квартирой отставного штаб-лекаря и хоромами с фарфором и бронзой, картинами и зеркалами не мог не запечатлеться в сознании будущего писателя. А.Ф. Куманина, урожденная Нечаева, охотно навещала своих скромного достатка племянников и племянниц. Юных отпрысков семьи лекаря Достоевского она поражала не только пышностью конного выезда (тетка приезжала в карете, запряженной четверкой лошадей цугом, с выездным лакеем на запятках и форейтором на козлах). Ее обстоятельные и красочные рассказы как бы вводили детей Достоевских в причудливый мир московского купечества. С Александрой Федоровной связаны многие страницы жизни писателя. При его крещении в "церкви Петра и Павла, что при больнице для бедных", она была в числе "восприемников" Федора. Приезжала тетушка в деревню к Достоевским. В 1837 году возила старших племянников на богомолье к Сергию в Троице-Сергиев монастырь. К Александре Федоровне писатель, которого вечно преследовала нужда, вынужден был неоднократно обращаться за помощью даже в зрелые годы. Наконец, после кончины Куманиной дети ее младшей сестры стали ее наследниками. История с тетушкиным наследством, как будет ясно чуть позже, затянулась на долгие годы и отняла у Федора Михайловича много душевных сил. Впоследствии, вспоминая покойную тетку, писатель отмечал ее огромное значение в его жизни с раннего детства и примерно до шестнадцати лет. Обучавшая грамоте маленького Федю мать приобщала его к разного рода сочинениям духовным и светским. Мальчика увлекла, в частности, "Книга Иова", впечатление произвели на него романы Анны Радклиф, произведения авантюрно-сентиментальные, которые родители читали вслух на сон грядущий. Но наибольший след в сердце юного Достоевского оставляли все-таки бесхитростные, однако же весьма поучительные рассказы тетушки Александры Федоровны Куманиной. Из них он черпал свои первоначальные знания о своеобычных нравах, повадках, идеалах "торгово-промышленного" класса патриархальной Москвы. Уже в отроческие годы он возненавидел и это чувство пронес через всю жизнь исполненное ханжества российское негоцианство. Яростно верноподданническая и демонстративно христолюбивая, безудержная в своих страстях и беспредельно наглая в своих притязаниях, купеческая "аристократия" более всего была озабочена приумножением капиталов и утверждением своей власти Лишь изредка молодым отпрыскам семьи М. А. Достоевского удавалось выходить за больничную ограду. Как правило, все свое время они проводили в липовых аллеях вокруг приемных покоев. Стоит ли удивляться тому, что каждая вылазка, скажем, в лежащую неподалеку Марьину рощу запоминалась надолго, как большой праздник. Но, пожалуй, самые яркие впечатления оставляли посещения двоюродного деда В.М. Котельницкого, старого профессора фармакологии, одно время декана медицинского факультета Московского университета. Очень далеко было от Новой Божедомкн до Смоленского рынка, близ которого, в Малом Толстовском переулке, находился домик добрейшего Василия Михайловича. Но зато сколько радостей доставлял бездетный старик своим внучатым племянникам. Приезжали они обычно к нему на пасху, и Василий Михайлович отправлялся с детьми на ярмарочные народные гулянья. Рядом со Смоленским рынком, под Новинским, в праздники возводились расцвеченные во все цвета радуги балаганы. Здесь показывали немало чудес: ученых собак и обезьянок, галереи восковых фигур, выступали бродячие артисты достойные преемники стародавних русских шутов-скоморохов. Так будущий писатель приобщался к истокам подлинно народного театрального искусства. Несколько позднее он увидел игру профессиональных мастеров московской сцены; в десятилетнем возрасте был, в частности, на представлении "Разбойников" Шиллера с участием Мочалова и этот день ему запомнился навсегда. В молодости Достоевский читал горячо, страстно, с увлечением, не дававшим спать ему целые ночи. "Историю" Карамзина он знал почти наизусть, страстно любил Пушкина, предпочитая его Жуковскому; потом с еще большей горячностью набросился на Жорж Санд, открывшую перед ним новый мир общественных задач и отношений. В этих увлечениях товарищем ему был брат Михаил, и на этой общности умственных интересов и выросла их дружба. В общем же зрелищами отец писателя своих наследников не баловал, да и не по карману ему были частые театральные выезды. Зато в его патриархальной семье чтили старые обычаи и строго соблюдали заповедные обряды. Таким образом, Достоевский довольно рано познакомился с замечательными московскими и подмосковными памятниками русского церковного зодчества и народной живописи. Ему полюбился Сергиев Посад с его византийскими залами, собраниями драгоценностей. Не случайно в 1859 году по пути из Сибири в Тверь писатель делает крюк, чтобы снова взглянуть на одежды Ивана Грозного, монеты, древние книги. В 1833 году тем временем наступила пора ученья. Сперва со старшими мальчиками, Михаилом и Федором, на дому занимались дьякон и преподаватель французского языка оба учителя из соседнего с Мариинской больницей Екатерининского института благородных девиц (в этом здании сейчас расположен Центральный Дом Советской Армии). Сам Михаил Андреевич тоже вносил лепту в домашнее образование своих сыновей учил их латыни, учил со всей строгостью, ему присущей, хотя так и не сумел привить детям интереса к латинскому языку. Зимой 1833 года для подготовки к пансиону с гимназическим курсом Михаила и Федора Достоевских определили на полупансион к французу Сушару (Н. И. Драшусов), куда они ездили ежедневно по утрам и возвращались домой к обеду. Осенью следующего года отец перевел мальчиков в московский частный интернат пансион Леонтия Ивановича Чермака, который помещался на Новой Басманной, возле Басманной полицейской части, напротив сиротского дома. Пансион Чермака, где Федору Достоевскому довелось жить и учиться, принадлежал к числу лучших московских учебных заведений подобного рода. Здесь преподавали известные педагоги, авторы популярных пособий, обладатели ученых степеней. Стоит только назвать математика Д. М. Перевощикова, впоследствии академика, ректора Московского университета, или доктора словесных наук И.Д. Давыдова, магистра Л. М. Кубарева — автора "Теории русского стихосложения". Достоевский был учеником любознательным и восприимчивым. Вероятно, именно в это время началось его серьезное увлечение литературой, в нем загорелся, по признанию самого писателя, "своего рода огонь", к чему в немалой степени способствовало преимущественно гуманитарное направление пансиона Чермака. Как вспоминал один из товарищей Достоевского по пансиону В. Каченовский (его записки появились в "Московских ведомостях" в год смерти писателя), Федор был серьезным, задумчивым мальчиком, белокурым, с бледным лицом. Его мало занимали ребячьи игры: почти все время он проводил с книгой или в разговорах со старшими воспитанниками. Из классов на Басманной, казалось, прямой путь вел в Московский университет, где Ф. М. Достоевский мог бы учиться вместе с Островским, Писемским, Григорьевым, Фетом, Полонским, вскоре ставшими его товарищами по литературе. "Но с художественными склонностями своих сыновей, справедливо замечает биограф писателя Л. Гроссман, старик Достоевский не желал считаться. Он писал сыну Федору, что "стихокропание" Михаила его сердит, как совершенно пустое дело. Он предназначав для юношей блестящую денежную карьеру деятельность военных инженеров, которая при усиленном возведении крепостей на западной границе считалась в то время самым выгодным поприщем. О филологическом факультете с его скромными педагогическими перспективами будущий писатель и думать не смел. Вместо классических текстов ему вручили кремневое ружье, его покрыли кивером и поставили в строй". В мае 1837 года Достоевский покидает Москву, а в январе 1838 года поступает в Инженерное училище с его суровой воинской дисциплиной и жизнью под барабанный бой. Много лет спустя писатель вспоминал: "Меня с братом свезли в Петербург в Инженерное училище и испортили нашу будущность, по-моему, это была ошибка". Федор Михайлович Достоевский надолго простился с Москвой. Впереди было почти пять лет петербургской жизни в мрачно-величественном Михайловском замке, где располагалось Инженерное училище. После окончания полного курса наук в конце 1843 года двадцатидвухлетний Достоевский был зачислен полевым инженером-подпоручиком в инженерный корпус при санкт-петербургской инженерной команде с употреблением при чертежной мастерской инженерного департамента. Но уже в начале лета 1844 года подал в отставку. Бросив службу, Достоевский занялся литературой, и это на всю уже жизнь. Можно удивляться, как он с первых же шагов на этом новом, почти незнакомом для него поприще начинает метаться из стороны в сторону, подчиняясь внушениям своей нетерпеливой, ни на йоту не выдержанной натуры. Различные проекты ежеминутно возникают в его голове, на первых порах представляются, конечно, блестящими и увлекательными, но проходит немного времени, встречаются неминуемые жизненные затруднения, и Достоевский охладевал к своим проектам так же быстро, как быстро и воспалялся. Сначала он хочет заняться преимущественно переводами и очень энергично приглашает к сотрудничеству брата Михаила. Неоконченный в русском переводе роман "Матильда" прежде всего привлекает его внимание. Надо докончить этот перевод, надо издать роман. От этого проекта Достоевский в восторге. "Роман,— пишет он брату,— раскупится; Никитенко предсказывает успех. Притом любопытство уже возбуждено. 300 экземпляров окупают все издержки печати. Пусти весь роман в 8-ми томах по целковому — у нас барыша семь тысяч. Пиши, не медля, хочешь или нет"... Следует проект о переводе Шиллера и новые страстные изложения этого проекта в письмах к брату, но, конечно, ни "Матильда", ни "Шиллер" на свет не появились. Но один проект на этом поприще он все-таки осуществил. В январе 1844 года Достоевский закончил перевод повести «Евгения Гранде» Оноре де Бальзака, которым тогда он особенно увлекался: «Бальзак велик! Его характеры — произведения ума вселенной! Не дух времени, но целые тысячелетия приготовили бореньем своим такую развязку в душе человека»,— писал он в 1838 году. Вот, что он писал старшему брату Михаилу в январе 1844 года: «Нужно тебе знать, что на праздниках я перевел "Евгению Grandet" Бальзака (Чудо! Чудо!), перевод бесподобный. Самое крайнее мне дадут за него 350 рублей ассигнациями. Я имею ревностное желание продать его, но у будущего тысячника нет денег переписать; времени тоже. Ради ангелов небесных, пришли 35 рублей ассигнациями (цена переписки). Клянусь Олимпом и моим жидом Янкелем, что половина того, что я возьму за «Евгению», будет твоя». Этот перевод стал первой опубликованной литературной работой Достоевского. Но в это же время идет и первая самостоятельная работа: Достоевский сидит за первым своим романом "Бедные люди", начатом еще в инженерном училище.