Баннер

Сейчас на сайте

Сейчас 234 гостей онлайн

Ваше мнение

Самая дорогая книга России?
 

Афанасьев А., Даль В., Андерсен Х.К. Сказки (на идише, перевод Д. Ройхл). Рис. Марка Эпштейна.

Киев, Культур-Лига, 1922. 32 с. В издательской литографированной обложке 20х14 см. Чрезвычайная редкость!

 

 

 

 

 

 


 

Образы чисто шагаловского происхождения (например, играющую на скрипке козу) можно встретить в литографиях М. Эпштейна к детской пьесе И. Кипниса. Изображая людей, художник заостряет их национальные черты, а животных наделяет человеческими характерами и привычками. Композиции этого цикла представляют собой ряд четко выстроенных мизансцен. Обилие персонажей не мешает внятности и увлекательности графического повествования. Фигура волка на обложке напоминает кубистический театральный костюм. Еще более решительной деформации образы зверей подвергаются в иллюстрациях к сборнику, куда вошли сказки, собранные А. Афанасьевым и В. Далем, а также произведения Х.К. Андерсена. Контуры героев обозначены идеально прямыми или плавно изогнутыми линиями; их тела раскладываются на простейшие геометрические формы. Эти угловатые зайцы, коровы, петухи ведут себя в книге по-хозяйски: вклиниваются в наборные полосы, решительно раздвигают колонки текста. Здесь уже трудно найти откровенные цитаты из Шагала. Хотя причастность графика к лагерю авангардистов не вызывает сомнений, в его работе можно усмотреть и перекличку с древней традицией народного искусства: «Изображения животных у евреев характерны тем, что они не подчеркивают звериных особенностей хотя бы потому, что животные эти были не те, с которыми постоянно приходилось иметь дело в домашнем хозяйстве, а символические образы, часто никогда не виданные художниками, взятые из сказок, легенд и поэтических преданий».

В Киев с 1917 года стали собираться

виднейшие деятели еврейской музыки,

литературы и изобразительного искусства,

что сделало его одним из главных центров еврейской культуры.

На фото 1932 года Марк Эпштейн (в центре за столом)

в окружении группы молодых художников Киева.

Эпштейн, Марк Исаевич (Моисей Цалерович; 1899, Бобруйск, – 1949, Москва), график, живописец, скульптор, театральный художник. Родился в семье ремесленника. Учился в хедере в Киеве, куда его семья переселилась вскоре после его рождения. Художественные способности проявились у Эпштейна уже в раннем возрасте, в 1911–18 гг. учился в Киевском художественном училище в скульптурном классе Ф. Балавенского. В 1918 г. посещал занятия в студии Александры Экстер. Определяющую роль в формировании творческих идеалов и национально-культурной ориентации Эпштейна сыграло его знакомство в 1914–15 гг. с так называемой киевской группой еврейских литераторов, в которую входили Д. Бергельсон, Дер Нистер, Д. Гофштейн, И. Добрушин и другие. Идеи модернизации еврейской литературы и искусства в целом, к которой стремились члены группы, глубоко повлияли на Эпштейна, определив характер его творчества и жизненную позицию. Зимой 1916 г. вместе с товарищами по художественному училищу — Б. Аронсоном, И. Б. Рыбаком, С. Никритиным (1898–1965) и М. Голдфайном (умер в 1916 г.), принимавшими участие в деятельности издательства «Кунст-фарлаг», Эпштейн пытался организовать выставку еврейских художников в Киеве. В 1917 г. он был избран членом правления киевского отделения Еврейского общества поощрения художеств. Весной 1918 г. он участвовал в Выставке картин и скульптуры художников-евреев в Москве; летом того же года был одним из инициаторов создания художественной секции Култур-лиге и Музея еврейского искусства. Он был организатором и непременным участником выставок секции — в 1920 и 1922 гг. в Киеве. После 1923 г., когда все художники — члены художественной секции — уехали из Киева, Эпштейн, возглавив ее местное отделение, был центральной фигурой национальной художественной жизни, сотрудничал почти исключительно с еврейскими культурными организациями и учреждениями, оформил большую часть иллюстрированных книг, вышедших в издательстве «Култур-лиге», был постоянным художником детского журнала «Фрейд» (издавался в Киеве в 1922–25 гг.). Эпштейн выполнил эскизы декораций и костюмов для ряда спектаклей еврейских театров Киева и Харькова («Койменкерер» по пьесе И. Фефера и Н. Фиделя /1895–1937?/ в Украинском ГОСЕТе /Харьков, 1925/ и в театре «Кунст-винкл» /Киев, 1927/; «Ристократн» по произведениям Шалом Алейхема в Украинском ГОСЕТе /1926/; «Цвей Куни-Лемлех» по пьесе А. Гольдфадена в «Кунст-винкл» /1927/, и др.). В 1928 г. он был избран членом художественного совета Украинского ГОСЕТа в Харькове, а в 1929 г. — Киевского ГОСЕТа (см. Театр. История еврейского театра. Еврейский театр в Советском Союзе до разгрома еврейской культуры). В 1919 г. Эпштейн начал преподавать в студии художественной секции, реорганизованной в 1922 г. в Киевскую еврейскую художественно-промышленную школу. С 1923 г. Эпштейн возглавлял школу вплоть до ее закрытия в 1931 г. Среди его учеников — Ш. Коткес, Ц. Кипнис (1905–82; в Израиле с 1971 г.), Х. Мастбаум (1903–73), Г. Ингер (1910–95) и другие. Эпштейну удалось передать им не только высокое профессиональное мастерство, но и свое мировоззрение. По свидетельству одного из учеников, Эпштейн говорил своим воспитанникам: «Надо рисовать так, чтобы было видно, что это сделано евреем!» В 1925 г. Эпштейн вступил в Объединение современных художников Украины, ориентировавшееся на современное европейское искусство; участвовал во всех выставках Объединения. В начале 1930-х гг. Эпштейн стал объектом жесткой критики и грубых нападок, был обвинен в «национализме» и «формализме». В 1932 г., после закрытия руководимой им школы и ликвидации последних учреждений Култур-лиге, Эпштейн был вынужден оставить Киев и переехал в Москву. До 1937 г. он возглавлял мастерскую по изготовлению парковых и декоративных скульптур, работал консультантом в ИЗОГИЗе, возглавлял художественный совет еврейской драматической студии при клубе «Коммунист», участвовал в нескольких московских и всесоюзных выставках, на которых, в частности, демонстрировались его скульптурные портреты деятелей еврейской культуры — М. Гнесина, Л. Квитко, Ш. Михоэлса и других. В 1934–35 гг. Эпштейн вместе с некоторыми другими художниками был командирован ОЗЕТом в еврейские колхозы Крыма. Выполненные им во время этих поездок графические серии экспонировались на выставке «Еврейская автономная область и еврейские нацрайоны в живописи и графике» (Москва, 1936). С конца 1930-х гг. он практически не выставлялся и официально не работал как художник. В последние годы жизни Эпштейн изредка получал заказы на оформительские работы и на изготовление надгробных памятников. Несмотря на чрезвычайно сложные бытовые условия и непрекращающуюся нужду, Эпштейн постоянно работал, создал ряд пейзажей и графических автопортретов. Идея «современного еврейского искусства» для Эпштейна означала, с одной стороны, использование достижений европейского художественного авангарда, а с другой — поиск специфически еврейских средств выразительности. После периода увлечения радикальными приемами кубизма на рубеже 1910–20-х гг., когда Эпштейн в своих графических («Семья», 1918, «Виолончелист», 1919–20, Киевский музей украинского искусства) и скульптурных («Дама в шляпе», 1921, местонахождение неизвестно) произведениях приближался к абстракции, превращая изображаемую натуру в сочетание геометрических фигур и объемов, к середине 1920-х гг. творческая манера художника стала более умеренной. Он пытался найти органический синтез кубизма и монументальной скульптуры древней Месопотамии, в которой видел аутентичный источник архаической «семитской» пластики. Эти искания воплотились в ряде скульптурных произведений Эпштейна того периода («Немой» /портрет И. Кунина/, 1926, местонахождение неизвестно; «Портрет Шалом Алейхема», 1926; «Еврей-рабочий», 1927, Киевский музей украинского искусства). Главной темой его произведений второй половины 1920-х гг. стали евреи-ремесленники и жизнь еврейских колхозов и земледельческих колоний. В свои живописные панно тех лет Эпштейн вводил объемные коллажи («Еврей-портной», 1924; «Еврей-сапожник», 1925, местонахождение неизвестно). В графических работах, главным образом, в иллюстрациях книг на идиш, он постоянно обращался к традиционным мотивам и образам еврейского народного искусства (Д. Ройхел «Майселах», Киев, 1922; Н. Лурье «Дер лецте бер», Киев, 1929, и др.), использовал изобразительные возможности еврейского шрифта (Н. Лурье «Аф эйн фиселе», Киев, 1922; И. Кипнис «Хадошим ун тег», Киев, 1926, и др.). Однако Эпштейн не смог отказаться от особенностей своей творческой манеры — от элементов кубизма и экспрессионизма в графике и от свободного артистизма в трактовке скульптуры. Ему не удалось приспособиться и к идеологическим требованиям советской художественной жизни.

Михаил Гольд

Марк Эпштейн, украинский авангардист с еврейским акцентом.

В Национальном художественном музее Украины в январе прошла выставка одного из виднейших мастеров Культур-Лиги Марка Эпштейна. В одиннадцать лет он изваял из снега Льва Толстого, попав со своим творением на страницы местных газет. В пятнадцать — сблизился с киевской группой маститых (под тридцать!) еврейских литераторов — заблиставшими вскоре Бергельсоном, Дер Нистером и Гофштейном. В восемнадцать стал членом правления Еврейского общества поощрения художеств. В 1919-м его памятник Тарасу Шевченко сносят деникинцы. В двадцать пять он уже мэтр, профессор Киевского художественного института, директор еврейской ху­до­жест­вен­но-про­мыш­лен­ной школы (ЕХПШ), один из основоположников национального авангарда. В тридцать пять впадает в безвестность и казенный соцреализм. В пятьдесят умирает.


Марк Эпштейн. Красноармеец-трубач.

Конец 1920-х годов

Еще полвека — и имя Марка Эпштейна, подхваченное волной интереса к Культур-­Лиге (см., например, в «Лехаиме»: Леонид Кацис. Экспедиция Ан-ского — Витебск — Культур-Лига. 2008. № 11; Гилель Казовский. Хуцпе идишского авангардного искусства. 2010. № 11), возвращается в художественный контекст. В начале 1920­-х общества, клубы и группы с одноименным названием наносили пощечины общественному вкусу в Казани и Чите, Минске и Варшаве, Каунасе и Черновцах, Нью­-Йорке и Чикаго, Берлине и Риге — везде, где идея «новой еврейской культуры», культуры идишской диаспоры «от Москвы до Нью­-Йорка и от Лондона до Йоханнесбурга» находила своих адептов. Второе (и последнее) дыхание Культур-Лига обрела в 1930-­х в Мексике и Аргентине, где развила сеть школ на идише. А начиналось все в Киеве, где в апреле 1918 года состоялось учредительное собрание Культур­Лиги, главой Исполнительного бюро которой был избран министр по еврейским делам в правительстве Центральной Рады Моше Зильберфарб. В работу художественной секции включились наряду с Эпштейном Борис Аронсон, Соломон Никритин, Александр Тышлер, Абрам Маневич, Иссахар-­Бер Рыбак, Иосиф Чайков, Сара Шор, Эль Лисицкий и др. Кстати, среди «и др.», примкнувших позднее к московскому отделению Лиги, такие фигуры, как Роберт Фальк, Марк Шагал, Натан Альтман и Давид Штеренберг. Синтез старого и нового, национального и универсального, превращающий еврейство в «нового члена большого сообщества мировой культуры», стал визитной карточкой организации. После ликвидации Министерства по еврейским делам в 1918 году Куль­тур-­Ли­га фактически оказалась главным и единственным органом еврейской автономии на Украине. Впрочем, продолжалось это недолго, до 1921 года, когда Евсекция положила конец вольнодумству, основательно «коммунизировав» Куль­тур-Лигу и распустив ее Централь­ный Комитет. Об этом ярком феномене еврейского искусства XX века заговорили после выхода в свет книги Гилеля Казовского «Художники Культур-­Лиги». А в 2007-м, усилиями Центра истории и культуры восточноевропейского еврейства, на родине Культур­-Лиги — в Киеве, в Национальном художественном музее Украины прошла выставка, впервые масштабно отразившая поиски еврейских художников той эпохи.


Марк Эпштейн. Столяр за работой.

Середина 1920-х годов

На открытие пришли около пятисот гостей, уровень работ, представленных в экспозиции, потряс даже специалистов. Тем не менее дверь в мир полузабытых исканий еврейских художников только слегка приоткрылась, возбудив любопытство знатоков. В Национальном художественном музее Украины обнаружилось 960 работ Эпштейна, и лишь несколько из них находились в постоянной экспозиции. Своим возвращением в Киев лучшие работы обязаны известному искусствоведу, ныне профессору, консультанту аукционных домов «Christies» и «Sotheby’s», а в середине 1960­-х главному хранителю Музея украинского искусства Дмитрию Горбачеву. В 1966­-м в Москве он познакомился с сестрой Марка Эпштейна Августой, жившей в квартирке в Сокольниках, где в узенькой прихожей лежала потертая папка с рисунками брата, примерно сотня из которых были высочайшего уровня. Еще несколько лет — и они были бы утеряны безвозвратно, но Августа Эпштейн официально передала наследие брата в Музей украинского искусства. Впрочем, до истинного возвращения Эпштейна в Киев было еще далеко. Ведь перед Горбачевым встала новая проблема: как «легализовать» этот неожиданный подарок в музее, полном бдительных борцов с «формализмом» — изощренных зоилов левого искусства. И молодой сотрудник просто определил работы в архивный фонд, куда цензоры не совали свой нос. В 1990­-х Эпштейн «участвует» в первых выставках украинского авангарда в Европе, прошедших с огромным триумфом. Правда, вспоминает Горбачев, рецензенты из украинской редакции «Радио Свобода» ворчали: мол, это же украинский авангард, почему так много евреев? На что получали невозмутимый ответ: «Вам еще повезло — во Франции из французов только Брак и Леже…» В полный голос Эпштейн зазвучал только в 2007-­м на выставке художников Культур­-Лиги. Тогда директор Парижского музея искусства и истории иудаизма, заприметив две работы мастера, стала упрашивать одолжить их ей для экспозиции в Париже в обмен на любые раритеты из своей коллекции, среди которых и Шагал, и Хаим Сутин, и Хана Орлова.  Так, в полном соответствии с принципом от «общего к частному», после обзорной выставки мастеров Культур­-Лиги возникла идея обратиться к Эпштейну. С 1919 года он преподавал в художественной студии Лиги, а с 1923­-го возглавлял созданную на ее базе Киевскую еврейскую художественно­промышленную школу. Времена были еще относительно «травоядные», до разгрома левого искусства было далеко, достаточно сказать, что в 1924­-м в США прошла выставка работ учащихся ЕХПШ. По свидетельству (возможно, апокрифическому) одного из учеников, строгий директор наставлял своих воспитанников: «Надо рисовать так, чтобы было видно, что это сделано евреем!» Третье десятилетие XX века стало для Эпштейна определяющим, хотя большинство членов художественной секции Культур­-Лиги покинули Киев еще в 1923-­м. Он же держался до последнего, дождавшись-таки клейма «формалиста», и уехал в Москву только в 1932-­м, когда постановлением ЦК были ликвидированы все художественные объединения и группировки, а школа, в которой Эпштейн директорствовал, была закрыта. Ирония судьбы: большая часть сохранившихся в запасниках Национального художественного музея Украины работ Эпштейна — малоинтересные живописные полотна конца 1930­-х и 1940-­х годов, когда художник уже был надломлен пристальным вниманием к себе «Софьи Власьевны». Именно поэтому на выставке представлено только девять картин этого периода — как наглядное свидетельство того, во что можно превратить талант бунтаря, если системно с ним «работать». Но графика мастера стала откровением для посетителей, то и дело интересовавшихся, откуда, собственно, коллекция. А узнав о местном происхождении шедевров, в недоумении пожимавших плечами: где они раньше были? «Рыбак», «Крестьянка, пьющая воду», «Возвращение с поля» — фигуры сильных во всех смыслах этого слова людей стали результатом «турне» по еврейским колониям Крыма, в которое в 1928 году художника отправил ОЗЕТ. Эти рисунки и выполненные тушью кубистические работы ранних 1920-­х — «Семья портного», «Виолончелист», «Женщина с коромыслом» — составили ядро экспозиции. Комментируя эпштейновское «рисовать так, чтобы было видно, что это сделано евреем», Горбачев особо отмечает архетипичность его графических образов: мощные женщины, призванные рождать библейских исполинов, мужчины-бо­га­ты­ри, крепко привязанные к земле. Причем стилистически все эти персонажи решены в барочном духе, а это уже украинский феномен. Недаром Эпштейн вошел в обойму великих как украинский авангардист с еврейским акцентом.


Марк Эпштейн у своей скульптуры. Киев.

Середина 1920-х годов

Отдельный зал посвящен театральным эскизам мастера, в которых чувствуется влияние Александры Экстер, в чьей студии он некоторое время учился. Часть из этих набросков хранится сегодня в Музее театрального, музыкального и киноискусства, в папках с материалами о почти 70 еврейских театрах, работавших в разные периоды на территории Украины. Одна из стен превращена в условную сцену с декорациями реального спектакля. Архаичный «ребе Шлойменю» из «Цвей кунилемлех» и франтоватый «Абрамчик» из «Ристократн», утонченная «мадам Голд» и вульгарная «гостья», неряшливый «меламед» и растерянный «Калман­-шадхен» — яркие, экспрессивные, убедительные — характерные штрихи к портрету последнего киевского «культур­-лигиста». Интересен и ряд обложек, созданных Эпштейном для детского журнала «Фрейд» в 1922­–1924 годах. «Ничто не проходит мимо журнала: и Конгресс Коминтерна, и землетрясение в Японии, и постройка воздушного флота, и Красная Армия», — отмечала «Пролетарская правда» в ноябре 1924-­го. В третьем зале — живописные работы мастера и, увы, только фотографии его скульптур. Для современников ранний Эпштейн был прежде всего скульптором, и символично, что ни одна из его лучших пластических работ не сохранилась. Имитация афишной тумбы эпохи нэпа с архивными фото «Дамы в шляпке» или «Человека с трубкой» отчасти реконструирует утраченную страницу творческой биографии скульптора, с середины 1930­-х зарабатывавшего на жизнь бюстами вождей и мемориальными досками. Потом была война, эвакуация, смерть жены, скитания по коммуналкам, болезнь (порок сердца) и смерть после одного из худсоветов в августе 1949­-го. На этом можно было бы поставить точку. Но история, казалось бы, преданного забвению наследия Культур-Лиги свидетельствует, что точки имеют свойство превращаться в запятые и отточия.


Листая старые книги

Русские азбуки в картинках
Русские азбуки в картинках

Для просмотра и чтения книги нажмите на ее изображение, а затем на прямоугольник слева внизу. Также можно плавно перелистывать страницу, удерживая её левой кнопкой мышки.

Русские изящные издания
Русские изящные издания

Ваш прогноз

Ситуация на рынке антикварных книг?