RARUS'S GALLERY

Полный комплект! В современном марокеновом переплете-папке, богато тиснёный золотом на крышках и корешке. Формат в четвертую долю листа, 36х25 см. Книга была издана в 1992 году. Альбом хранится в частном собрании.

Скобелев Михаил Александрович (1930-2006), народный художник России, учился у Ф. Богородского и Г. Шегаля, правнук знаменитого "белого генерала" Скобелева-героя балканской войны 1877-78 г.г. Окончил Московский Полиграфический институт. Продолжил образование в художественном отделении Всесоюзного института кинематографии. Основное творчество — иллюстратор детской литературы. Это классик детской иллюстрации, им созданы работы к произведениям таких писателей как: ХАРМС, МАРШАК, МАЯКОВСКИЙ, ТОЛСТОЙ, МИХАЛКОВ, БУЛГАКОВ etc… М. Скобелев работал в московских театрах (оформлял спектакли в "СОВРЕМЕННИКЕ" при Ефремове): «Два брата», «Всегда в продаже», «Пять вечеров» и др. Автор многих популярных карикатур советского периода. Художник, в чьём творчестве всегда присутствует задиристый юмор. Проиллюстрировал более 200 книг для детей. Оформлял, в частности, рисунками книгу «Стандарты ИСО-9000 в жизни». Работал на киностудии «Союзмультфильм», в журналах «Крокодил», «Юность», «Мурзилка», «Веселые картинки». М.А. Собелев вошёл в число самых известных художников-иллюстраторов в России и зарубежом.Его манера — это неповторимый приём мастера — раскрепощённый, живой и виртуозный штрих, яркий и контрастный колорит, но самое ценное — это образы персонажей и героев произведений созданных с остроумием, с ясностью характеров, в неповторимых "скобелевских" ракурсах и его лихих композициях. М.А. Скобелев неоднократный участник советских и зарубежных художественных выставок. Его работы хранятся в музеях России, а также в частных собраниях США, Дании, Израиля и Франции.

«Природа женщин сотворила,
Богатство, славу им дала,
Меж ног отверстье прорубила,
Его … назвала.
У женщин всех …— игрушка,
Мягка, просторна — хоть куда.
И, как мышиная ловушка,
Для нас открыта всех всегда.
Повсюду всех она прельщает,
Манит к себе толпы людей,
И бедный … по ней летает,
Как по сараю воробей.
На передок все бабы слабы…».

Барков Иван Семенович (по другим данным — Степанович) родился в 1732 году, умер в 1768. По рекомендации Ломоносова был принят в академический университет, где слушал лекции по философии, математике, физике, истории, литературе — преимущественно классической, изучал иностранные языки.
Широко образованный человек, Барков начал свою литературную деятельность изданием в Москве остроумных и колких сатир, написанных прекрасными стихами и направленных против ограниченности тогдашних русских стихотворцев. За оду на день рождения Петра III Барков был удостоен звания переводчика Академии наук. В 1762 году Барков написал «Житие князя Антиоха Кантемира», ставшее введением к публикации сатир и др. стихотворений князя Александра Константиновича. Барковым была также сочинена, но не напечатана «Краткая Российская история от Рюрика до времен Петра Великого». Еще более многочисленны переводы Баркова, главным образом, античных авторов. Ему принадлежат прекрасные переводы сатир Горация, басен Федра, драмы «Мир героев», «Сокращенной универсальной истории Гольберта». Переводы Баркова по гладкости и простоте занимали ведущее место в переводческой литературе XVIII века. Веселый нравом и беспечный, поэт приобрел наибольшую известность как автор эротических стихов, которые расходились в списках. Фривольность, присущая стихам Баркова, контрастирует с реалистической манерой изложения, изобретательностью и юмором, свободным и легким стилем. Список «непечатных» сочинений Баркова под названием «Девичья игрушка» был передан на хранение в Императорскую Публичную библиотеку Санкт-Петербурга. Однако дурная слава автора скабрезных стихов и подражателя Скаррона отвратила с середины XIX века внимание ученых от изучения творчества поэта. Между тем его литературные труды и переводы отличались чистым и приятным слогом, а сатирические произведения — несомненным остроумием. И это позволило ему занять почетное место в истории русской литературы XVIII века. Знаменитый библиограф С.А. Венгеров в своей книге «Русская поэзия» писал о феномене И. Баркова: «Приступая к биографии Ивана Баркова, мы даже не имеем возможности с достоверностью сказать читателю его отчество: до того скудны биографические сведения об этом умном и для своего времени гениальном человеке. В словаре Новикова он называется прямо Иван Барков. В пантеоне русских авторов Платона Бекетова, где помещен его портрет, под портретом имеется надпись Иван Степанович Барков. Митрополит Евгений в своем словаре называет его Иваном Ивановичем. Между тем и Греч и Лексикон Плюшара пишут о нем как об Иване Семеновиче. Этим же отчеством величает его и издатель гравюр К. Афанасьев. С достоверностью можно лишь говорить, что его звали Иван Барков. Когда родился наш герой? Узнать год его рождения помогла случайность, а именно: в академических бумагах, касающихся Ломоносова, находим, что в 1748 году Ломоносову и Брауну приказано было выбрать из семинаристов Невской семинарии лучших по успехам воспитанников для определения их в университет. Выбрав из всего состава только 10 человек и проэкзаменовав их, они для этой цели нашли пригодными лишь пятерых. Дело было уже сделано, когда к Ломоносову явился один из воспитанников, которого почему-то учебное начальство не допустило экзаменоваться. Свое заветное желание попасть в университет он высказал Михайле Ломоносову, который в вышестоящие инстанции донес так: «… и по его желанию говорил я с ним по латыни и задавал я переводить с латинского на российский язык, из чего я усмотрел, что он имеет острое понятие и латинский язык столько знает, что он профессорские лекции разуметь может. По протекции Ломоносова и с его благословления этот воспитанник, оказавшийся Иваном Барковым, был принят в университет. Так как это было, как мы уже сказали, в 1748 году, а Баркову в то время было 16 лет, то мы с уверенностью можем сказать, что он родился в 1732 году. Об родителях Баркова ничего неизвестно, но из донесений того же Ломоносова видно, что он происходил из духовного звания (попов сын). В академическом университете Барков считался лучшим и даровитнейшим студентом. По учению идя первым—поведением был последним. Поступив в университет 16 лет, он страшно пьянствовал. Напившись пьяным, он проявлял порок еще худший: скандалил и дрался. Долго терпя ко внимание к его блестящим способностям все его пьяные проделки, начальство не вытерпело, при этом дело было так: по обыкновению напивщись пьян, Барков начал буянить настолько сильно, что пришлось потребовать военный караул. За подобный скандал он в 1751 году был исключен из числа студентов и определен по «наборному делу». Спустя некоторое время, во внимание к его способностям, ему было позволено, нотолько частным образом, продолжать учение у профессоров. По окончании курса Барков остался при академии в качестве копииста и корректора. Прслужив в этом звании несколько лет, он был назначен переводчиком при той же академии. В области переводов Барков не имел соперников, и ему чаще, чем другим, они поручались. По всей вероятности, он до последних дней своих служил в этом звании в академии и умер в 1768 году «от великого пьянства», как говорил Сумароков, величая его «пьяницей». Новиков, в упомянутом уже своем словаре, отмечает веселый нрав и беспечность Баркова, но большинство писателей его эпохи и сохранившийся о нем анекдот, называют его «горчайшим пьяницей».

Литературные анекдоты из жизни Баркова: «Никто так не умел сердить Сумарокова, как Барков. Сумароков очень уважал Баркова, как ученого и острого критика и всегда требовал его мнения касательно своих сочинений. Барков, который обыкновенно его не баловал, придя однажды к Сумарокову, сказал ему: «Сумароков — великий человек! Сумароков—первый русский стихотворец»! Обрадованный Сумароков велел тотчас подать ему водки, а Баркову только того и хотелось. Он напился, а выходя сказал ему: «Нет, Александр Петрович, я тебе солгал: первый-то русский стихотворец — я, второй — Ломоносов, а ты — только и того что третий». Сумароков чуть его не зарезал»! Другой анекдот приводится в предисловии к вышедшему в 1872 году собранию переводов Баркова: «Раз Академия поручила Баркову какой-то перевод, и при этом он получил довольно дорогой экземпляр того сочинения, которое следовало перевести. Спустя долгое время и после многих напоминаний, Барков все уверял, что книга переводится и, наконец, когда к нему уже начали приставать довольно серьезно, он объяснил, что книга действительно переводится из кабака в кабак, что сначала он ее заложил в одном месте, потом перевел в другое и постоянно озадачивается, чтобы она не залеживалась по долгу в одном месте, а переводилась по возможности чаще из одного питейного заведения в другое». Однако же не переводы доставили имени Баркова ту громкую известность, которой он пользуется. Всероссийскую славу стяжал он себе тоже стихотворными, но непечатными, срамными сочинениями в огромном количестве списков разошедшимися среди любителей пикантного чтения и клубнички, им же нет числа. Поначалу читая порнографические творения Баркова, может сложиться ложное представление о стихах и «драмах» академического переводчика как о чем-то остроумном, шаловливом и забавном. Но все это обман. Может быть с полдюжины пьес и найдется у автора не лишенных остроумия. Так, например, срамные пародии на Сумарокова местами вызывают улыбку. Но подавляющее большинство из того, что им написано в нецензурном роде, состоит из самого грубого кабацкого сквернословия, где вся соль заключается в том, что всякая вещь называется по имени. Каждому из нас более или менее известны нецензурные баллады А.С. Пушкина: «Тень Баркова» и «Царь Никита». Можно, конечно, говорить, что это малоназидательное чтение для девиц и подростков, но никто не станет отрицать, что «основной инстинкт» в редакции Пушкина представляет собой такое же проявление гения его, как и все, что он писал. «Тень Баркова» и «Царь Никита» образец изыска и шаловливости в художественной литературе, точно также, как и вся остальная его поэзия является поэзией возвышенной. Как истинный знаток человеческой психологии, а главное — сам человек с изящными вкусами, Пушкин понимал, что так называемая пикантность только в том и заключается, что завеса приподымается чуть-чуть. Барков же с первых слов выпаливает весь немногочисленный арсенал неприличных выражений и, конечно, дальше ему уже остается только повторяться. Для незнакомых с грязной музой Баркова следует прибавить, что в стихах его, лишенных всякого оттенка грации и шаловливости, нет также того почти патологического элемента, который составляет сущность произведений знаменитого маркиза де Сада. Де Сад наполовину сумасшедший, для него эротика есть особый вид извращенного удовлетворения чувственности. Ничего подобного мы не встретим у Баркова. Современный парижанин fin du siecle был бы очень удивлен, ознакомившись с творениями знаменитого русского эротомана, и не нашедши в его доведенном до крайних пределов откровенности цинизме ни одного проявления каких-либо экстравагантных вкусов. Де Сад услаждается разными противоестественными ситуациями и ощущениями, а Барков нигде не идет дальше самого элементарного и если так можно выразиться—нормального порока. И вот почему мы склонны видеть в Баркове просто выражение низкой культуры его времени. Именно культуры, и больше ничего. Жизнь нашего героя почти неизвестна, если не считать преданий о его пьянстве, но мы не сомневаемся ни одной минуты, что он отнюдь не был каким-нибудь из ряда вон выходящим развратником и извращенцем. Это всего навсего весьма обыкновенный кабацкий заседатель, на беду наделенный умом и стихотворным талантом, да и сексуальный вопрос для него скорее всего был больным вопросом, проявлением его сексуальной невостребованности. Порнографии его есть прямое отражение той невоспитанности русской, которая и поныне остается одной из самых характерных черт нашей общественной жизни. По безцеремонности «интимных» бесед мы занимаем одно из первых мест в мире, ни в одной литературе нет писателя подобного Баркову. В Европе есть порнографы в десять раз более его безнравственнее и вреднее, но такого сквернослова нет ни одного! Он у нас неповторим»!

«Наконец из Кенисберга
Я приблизился к стране,
Где не любят Гуттенберга
И находят вкус в говне.
Выпил русского настою,
Услыхал «… мать» —
И пошли передо мною
Рожи русские плясать».
Н.А. Некрасов