RARUS'S GALLERY

Пб., Аквилон, 1922. 91, [4] с. с ил.; 20,8x15,5 см. — 1200 экз., из которых 60 экз. именных, 1140 экз. (1-1140) нумерованных. В иллюстрированной цветной издательской обложке. На обратной стороне титула читаем: «Титульный лист, иллюстрации, заставки и концовки – автолитографии Б.М. Кустодиева». В хорошем виде большая редкость!

Издать эту книгу в «Аквилоне» задумали к столетию Николая Алексеевича Некрасова. В книге собраны знакомые всем с детства стихотворения: «Влас», «Коробейники», «Дядюшка Яков», «Пчёлы», «Генерал Топтыгин», «Дедушка Мазай и зайцы». Её оформление было поручено близкому другу Ф.Ф. Нотгафта Борису Михайловичу Кустодиеву. Для издания использована бумага верже. Обложка из мягкого картона отпечатана в три краски в технике цинкографии: на фоне узора (жёлтые пятилепестковые розетки между голубоватыми волнистыми линиями) расположен овальный медальон, в который заключены штриховой рисунок (мужик с косой), название книги (с фамилией автора), фамилия художника, название издательства, место и год издания. В книге 30 иллюстраций: 8 страничных, 11 заставок и 11 концовок. Титульный лист и иллюстрации исполнены в технике одноцветной автолитографии.

Иллюстрации помещены не на отдельные вклейки, а на страницы с текстом, для чего потребовалось печатать книгу в два прогона: первый раз — на машине высокой печати, второй — на литографском станке; при этом оборот страницы оставался чистым. «Здесь очень тонкое и тактичное соответствие тексту сочеталось с выразительнейшим мастерством техники и самого типографского выполнения: книги с иллюстрациями, литографированными и не наклеенными или вставленными в текст, а напечатанными на той же странице с набором, мы просто не знали до сего времени», — писал А.А. Сидоров. Кустодиев поставил перед собой задачу не пересказать графически содержание каждого стихотворения, а эмоционально его дополнить. В пейзажных зарисовках, натюрмортах, бытовых сиенах художник, избежав акцентированной стилизании, сумел с помощью мягкой серебристой линии, «мерцающих» штрихов, бархатистой гаммы тоновых теней передать русский национальный колорит. Книга была признана шедевром типографского искусства. «“Шесть стихотворений Некрасова” — не только большое достижение “Аквилона”, но и вообще одно из замечательнейших явлений в истории русской книги», — утверждал Голлербах, а Сидоров назвал это издание «чистым золотом книжного искусства, прекраснейшей из побед “Аквилона” и нашей гордостью».

В 1919 году в «Народной библиотеке» появился рассказ Л.Н. Толстого «Свечка» с иллюстрациями Кустодиева, выполненными еще до революции для петербургского Общества грамотности. Немалым достижением художника следует признать и цикл иллюстраций к «Грозе» А.Н.Островского. Любимая им и хорошо знакомая ему купеческая тема по­новому заиграла в скупых рисунках пером. С началом новой экономической политики (НЭПа) в стране появились частные издательства. Одним из них был основанный в сентябре 1921 года петроградский «Аквилон», который возглавлял искусствовед Федор Федорович Нотгафт (1886—1942). Это издательство работало неполных три года и выпустило всего 22 книги, выходившие небольшим тиражом 500­1500 экз. Это было как бы антитезой Госиздату, тиражи изданий которого приближались к миллионным. «Аквилон» сознательно ориентировался не на массового читателя, а на любителей, на библиофилов. Книги его навечно вошли в золотой фонд русского оформительского искусства. Среди них, например, «Белые ночи» Ф.М. Достоевского и «Бедная Лиза» Н.М. Карамзина с иллюстрациями М.В. Добужинского, «Стихотворения» А.А. Фета, оформленные В.М. Конашевичем...  В содружестве с «Аквилоном» Борис Михайлович Кустодиев создал три книги.

Первая из них — сборник «Шесть стихотворений Некрасова» — стала бесспорным шедевром. Об этой книге на удивление мало писали; так, в большой монографии Виктории Ефимовны Лебедевой ей посвящены всего четыре абзаца. «Шесть стихотворений Некрасова», задуманные как библиофильское издание, вышли в свет в марте 1922 года и были приурочены к 100­летию со дня рождения поэта. Всего отпечатали 1200 экземпляров, причем 60 из них были именные, с указанием фамилии будущего владельца, а 1140 — нумерованные. Порядковые номера писались от руки. Автору этих строк принадлежит экземпляр № 1019, купленный в свое время в букинистическом магазине, смешно сказать — за 5 рублей. В 1922 году, в пору гиперинфлянции, книгу продавали за 3 миллиона рублей. Работу печатавшей книгу 15­й Государственной типографии (ранее типография Товарищества Голике и Вильборг, а ныне Типография имени Ивана Федорова) осложняла не только ручная нумерация экземпляров. В процессе трудов над ней Б.М. Кустодиев осваивает новую для себя технику — литографию. Он делал рисунки литографским карандашом на так называемом корнпапире, а уж затем их переводили на литографский камень. Для полиграфического предприятия это создавало определенные трудности, ведь текст «стихотворений» воспроизводился с типографского набора способом высокой печати. Поскольку элементы художественного оформления в основном находились на одной полосе с набором, то листы приходилось печатать в несколько прогонов — первый раз на машине высокой печати, а второй — на литографском станке, скорее всего ручном.

Говоря о технике воспроизведения «Шести стихотворений Некрасова», Алексей Алексеевич Сидоров в книге, подводящей итоги развития графического искусства за первые пять послереволюционных лет, писал: «Здесь очень тонкое и тактичное соответствие тексту сочеталось с... выразительным мастерством техники и самого типографского выполнения: книги с иллюстрациями, литографированными и не наклеенными или вставленными в текст, а напечатанными на той же странице с набором мы просто не знали до сего времени...». Сложность полиграфического исполнения повлияла на продажную цену книги, которая на порядок превосходила цены на другие издания «Аквилона». «Стихотворения» были заключены в обложку из мягкого картона, отпечатанную в три краски. Основным фоном служил простенький узор из желтых пятилепестковых розеток, окруженных голубоватыми волнистыми линиями. На верхней сторонке был предусмотрен овальный медальон, в котором по белому фону черной краской были воспроизведены все нужные надписи и штриховой рисунок, изображавший мужика с косой. Сюжет рисунка как бы подсказывал читателю, что стихотворения посвящены крестьянской жизни. Так оно и было: в сборник вошли стихотворения «Влас», «Коробейники», «Дядюшка Яков», «Пчелы», «Генерал Топтыгин» и «Дедушка Мазай и зайцы».

Книга была составлена из 4­листных тетрадей, сшитых между собой вручную. Открывалась она полосой с издательской маркой «Аквилона» работы М.В. Добужинского. Далее шел авантитул с воспроизведенным прописными буквами названием книги. Третий лист с пустым оборотом — это рисованный титул, на котором мы видим крестьян, внимательно слушающих мальчишку, который держит в руках раскрытую книгу и читает им. В рисунок вписана овальная плашка с портретом писателя. Название книги воспроизведено нарочито неумелым почерком, причем по старой орфографии — с «и десятиричным», но сам текст книги набран уже по новому правописанию. Четвертый лист — шмуцтитул с помещенным в его центре набранным типографским шрифтом названием первого стихотворения. Шмуцтитулы с незаполненным оборотом были предпосланы каждому из помещенных в сборнике произведений писателя. За шмуцтитулом — уже во второй по счету тетради следовала цельнополосная иллюстрация с изображением бредущего по Руси Власа. Считать эту иллюстрацию, оборотная сторона которой также оставлена пустой, фронтисписом нельзя, ибо в других стихотворениях нет следующих непосредственно за шмуцтитулом цельнополосных рисунков — они помещены в тексте. Всего таких иллюстраций восемь, причем распределены они неравномерно. В первом стихотворении «Влас», занимающим всего четыре неполные полосы, их два. Столько же и в большой 33­страничной поэме «Коробейники». В «Дядюшке Якове», «Пчелах», «Генерале Топтыгине» и «Дедушке Мазае» — по одной. Художник решил не ограничивать себя формальными рамками и делал к каждому из стихотворений столько рисунков, сколько подсказывало ему художественное чутье. Кроме того, для каждого из стихотворений были сделаны небольшие, примерно на треть полосы, иллюстрации­заставки и иллюстрации­концовки. В «Коробейниках» их шесть — по числу частей поэмы. В своих автолитографиях Б.М. Кустодиев прежде всего любуется привольным русским пейзажем: здесь и бескрайние поля с гнущейся по ветру спелой рожью, и приволье полян средь негустого леса средней полосы России, и буйные разливы рек, затопляющих по весне русские равнины, и убогая пасека у покосившегося плетня... Литографии удивительно нежны. Кажется, что литографский карандаш художника чуть касался камня.

В дальнейшем Ф.Ф. Нотграфт предполагал выпустить альбом литографий Б.М. Кустодиева, М.В. Добужинского и Г.С. Верейского, но проект этот выполнен не был, так как в декабре 1923 года «Аквилон» прекратил свое существование, Кустодиеву пришлось искать других издателей. Много сил и труда он отдал иллюстрированию «Леди Макбет Мценского уезда». Н.С. Лескова. Часто бывавший у него в первые послереволюционные годы К.С. Сомов записал 18 февраля 1923 года в своем дневнике: «Б.М. показывал мне иллюстрации к “Леди Макбет Мценского уезда” и воспроизведения с его русских типов. Он был довольно веселый и бодрый, хотя вообще ему хуже, он всего 5 ч. в день может сидеть в кресле». Племянник К.А. Сомова Е.С. Михайлов впоследствии вспоминал: «Несколько раз дядя брал меня с собой, навещая Бориса Михайловича Кустодиева. Дядя любил его искусство, удивлялся отсутствию озлобленности и выдержке Бориса Михайловича, лишенного возможности передвигаться из­за тяжелого заболевания». Совершенно особое место в творчестве Б.М. Кустодиева занимает ленинская тема. Можно по­разному относиться к деятельности вождя мирового пролетариата. В последние годы мы узнали много нового о делах этого человека, которого в недавние времена обожествляли. Но, говоря словами В.В. Маяковского, «громадье» его планов поражало современников. И они вполне искренно восхищались им. Смерть Ленина в январе 1924 года воспринималась как непоправимая катастрофа. Отсюда и стремление Кустодиева сказать об ушедшем вожде что­то свое. Понятно, что тема эта была совершенно чужда певцу купеческой России, но он отважно взялся за ее решение — так появились иллюстрации к воспоминаниям А.Ильина­Женевского «Один день с Лениным» (Л.; М., 1925) и к предназначенным для юного читателя книгам «Ленин и юные ленинцы» (Л.; М., 1925) и «Детям о Ленине» (М.; Л., 1926). Художник с вождем никогда не встречался, но он был портретистом милостью божией, умевшим работать не только с натуры, но и по фотографиям. Ленин на его штриховых рисунках не только узнаваем, но безусловно похож. Особенно хороши рисунки, изображающие гимназиста Володю Ульянова, ставшие со временем своеобразной классикой. В бесчисленных, иногда бесконечно слащавых изображениях «Ленинианы» эти рисунки занимают особое место, и не стоит игнорировать их, как это делают некоторые авторы недавних посвященных Б.М. Кустодиеву книг. Маслом ленинских портретов художник никогда не писал, да и не стремился к этому, так как не хотел фальшивить. Принимать или не принимать революцию? Такой вопрос вроде бы для Кустодиева не стоял. Но что же все­таки дороже для него — воспоминания об ушедшей России или же новая, иногда жестокая действительность? Рассуждая на эту тему, А.А. Сидоров в свое время писал: «Уход в старину ради нее самой для советского искусства неприемлем. В графической деятельности Б.М. Кустодиева можно видеть преодоление этого силами реальной жизни. Конечно, и он не стал полностью новым, советским художником». Выше было отмечено, что Б.М. Кустодиев редко обращался к иллюстрированию произведений современных ему писателей — исключение было сделано для Максима Горького. Писатель и художник были лично знакомы: в 1919 году Алексей Максимович посетил больного Кустодиева, а вскоре после этого художник послал Горькому вариант своей знаменитой обнаженной «Красавицы», сопроводив подарок запиской: «Вы первый, кто так проникновенно и ясно выразил то, что я хотел в ней изобразить, и мне было особенно ценно услышать это лично от Вас». Алексей Максимович сохранил записку и вспомнил о ней незадолго до смерти художника 23 марта 1927 года в письме к своему биографу И.А. Груздеву. Не удивительно, что когда Государственное издательство попросило Кустодиева оформить серию горьковских книг, художник сразу же согласился. Так в 1926­1927 годах появились «Челкаш», «Фома Гордеев», «Дело Артамоновых». Особенно интересными кажутся нам обложки этих изданий с портретами главных героев. Художник начал иллюстративный ряд с обложки, что, по сути дела, было новаторством. Молодой и красивый Фома Гордеев резко контрастирует со сгорбленным стариком Артамоновым, причем последний рисунок выполнен в технике силуэта, для Кустодиева, вообще говоря, редкой (ранее он использовал силуэт при иллюстрировании «Дубровского» в 1919 году). Надо сказать, что Максим Горький не вполне был доволен рисунками Кустодиева, он посчитал, что они слишком «интеллигентны», и пожелал, чтобы они были «погрубее и поярче». В эти же годы Б.М. Кустодиев много занимался «ремесленной» работой. Он иллюстрирует календари, делает обложки для журналов и даже для книг сельскохозяйственной тематики, которые выпускало Государственное издательство. Среди его работ — оформление книг «Ягодный сад крестьянина» (Л., 1925), «Деревенский тележник» (Л., 1926). Вряд ли можно упрекать художника в неразборчивости, ведь и великому мастеру нужно думать о повседневных делах, зарабатывать на жизнь. Тем более что даже в этих работах, которые в посвященных Кустодиеву монографиях никогда не репродуцируют, можно найти немало интересного — рука мастера чувствуется всегда.  26 мая 1927 года Борис Михайлович Кустодиев скончался в возрасте 59 лет. А 2 июля К.А. Сомов, живший во Франции, написал в Москву сестре: «Вчера я узнал о смерти Кустодиева. Напиши мне подробности, если знаешь... Бедный мученик!».  Преодолевая страдания и физическую немощь, Борис Михайлович Кустодиев, сумел создать десятки ставших классическими произведений книжно­журнальной графики. Заканчивая статью о нем, мы найдем совсем другие слова, чем К.А. Сомов, — «Великий подвижник!»