RARUS'S GALLERY

Изданы Комитетом популяризации художественных изданий при Российской Академии истории материальной культуры. Петербург, 15-я Государственная типография, 1921. [6] с., 16 автолитографий, включая титул и оглавление. Тираж 300 нумерованных экземпляров. Экземпляры №№148 и 273 из библиотеки Константина Юльевича Клевера (1867-1937), младшего брата более известного художника Юлия Юльевича Клевера (1850-1924). В шрифтовых двухцветных издательских обложках. Формат: 42х33 см. Золотой фонд советской классической графики!

В технике литографии исполнена работа Бориса Кустодиева, над которой он трудился одновременно с «Шестью стихотворениями Некрасова». Это альбом «Шестнадцать автолитографий», выпущенный в свет в 1921 году Комитетом популяризации художественных изданий. Здесь художник решил, как бы перевести на черно-белый язык графики богатое разноцветье своих жанровых картин. Комитет популяризации художественных изданий выпустил несколько папок и альбомов с автолитографиями русских художников. Несомненно, все они вошли в Золотой фонд русских изящных изданий. Летом и осенью 1921 года художник, увлёкшись новой для него техникой литографии и «оценив эффект воздушности и живописности, который она даёт», создаёт в Старой Руссе серию рисунков, впоследствии составивших основу альбома «Шестнадцать автолитографий». Правда, некоторые листы основывались ещё на дореволюционных полотнах Кустодиева («Трактир», 1916 и «Архиерей», 1917). В издание вошли 14 литографий, а также титульный лист и лист оглавления, украшенные сюжетными виньетками, - всё было отлитографировано при непосредственном участии самого художника. «Литографирование придало сочно-красочным кустодиевским полотнам особый оттенок поэтичности и музыкальности. Стал  особенно заметен напевный ритм его композиций, их точная орнаментика. От воспроизведения в графике живопись Кустодиева приобрела новые свойства. Критика отмечала и притягательное для глаз обилие говорящих деталей, сцен, полный очарования колорит ушедшей старой жизни русского купечества». Папка с автолитографиями была напечатана в 15-й государственной типографии форматом Sm. Folio на плотной бумаге верже. На титульном листе значилось: «14 литографий», а на папке типографским шрифтом было набрано: «Шестнадцать автолитографий» (учитывались титульный лист и лист оглавления); последнее название и стало общеупотребительным.

Тираж составил 300 экземпляров, часть его была особая: именные и авторские экземпляры с римской нумерацией. Автолитографии в основной части тиража были даны в чёрно-белом исполнении, в особой же части Кустодиев обычно раскрашивал одну из иллюстраций, реже - титульный лист и лист оглавления. Раскрашенные экземпляры невероятно изящны и отличаются «неизъяснимой прелестью целого, тонкостью и нежностью колорита». В состав нумерованных экземпляров зачастую включались и пробные оттиски. Издание имело ошеломляющий успех. Биограф и друг Кустодиева В.В.Воинов записал в дневнике 22 декабря 1921 года: «Альбом Бориса Михайловича производит сильное впечатление. Успех - "потрясающий", слышу это буквально со всех сторон. Характерно, что спрос в одном только магазине Комитета растёт с каждым днём». Пропорционально интересу публики в считанные дни подскочила и стоимость издания: «Странная история произошла с выпущенным Комитетом популяризации иллюстрированных изданий в количестве 300 экземпляров альбомом "Шестнадцать автолитографий" Кустодиева, стоившим по подписке 40 000 рублей. В продажу он поступил по 100 000 рублей за экземпляр. На другой же день цена была повышена Комитетом до 250 000 рублей, а через неделю уже до 450 000 рублей... В Москве этот альбом сразу стал продаваться в лавке Комитета по 500 000 рублей». Папка с автолитографиями Кустодиева, названными «вершиной советской графики» , «дорогим историческим документом» и «выдающейся редкостью», в 1922 году с успехом экспонировалась на Международной книжной выставке во Флоренции.

Работал Борис Михайлович Кустодиев и с знаменитым изданием «Аквилон». Первенец сотрудничества — сборник «Шесть стихотворений Некрасова» — стала бесспорным шедевром. Об этой книге на удивление мало писали; так, в большой монографии Виктории Ефимовны Лебедевой ей посвящены всего четыре абзаца. «Шесть стихотворений Некрасова», задуманные как библиофильское издание, вышли в свет в марте 1922 года и были приурочены к 100-летию со дня рождения поэта. Всего отпечатали 1200 экземпляров, причем 60 из них были именные, с указанием фамилии будущего владельца, а 1140 — нумерованные. Порядковые номера писались от руки. В 1922 году, в пору гиперинфлянции, книгу продавали за 3 миллиона рублей. Работу печатавшей книгу 15-й Государственной типографии (ранее типография Товарищества Голике и Вильборг, а ныне Типография имени Ивана Федорова) осложняла не только ручная нумерация экземпляров. В процессе трудов над ней Б.М. Кустодиев осваивает новую для себя технику — литографию. Дело в том, что в начале 1920-х годов, когда страна ещё не оправилась от последствий Гражданской войны, промышленно-полиграфические способы воспроизведения оригинальной графики оказались недоступны типографиям, и им пришлось вернуться к ручным способам изготовления печатных форм, в том числе к литографии – сравнительно простой и дешёвой в тиражировании, но при этом способной без искажений передать все нюансы и всю прелесть карандашного рисунка в библиофильском издании. Борис Михайлович делал рисунки литографским карандашом на так называемом корнпапире, а уж затем их переводили на литографский камень. Для полиграфического предприятия это создавало определенные трудности, ведь текст «стихотворений» воспроизводился с типографского набора способом высокой печати. Поскольку элементы художественного оформления в основном находились на одной полосе с набором, то листы приходилось печатать в несколько прогонов — первый раз на машине высокой печати, а второй — на литографском станке, скорее всего ручном.

Говоря о технике воспроизведения «Шести стихотворений Некрасова», Алексей Алексеевич Сидоров в книге, подводящей итоги развития графического искусства за первые пять послереволюционных лет, писал: «Здесь очень тонкое и тактичное соответствие тексту сочеталось с... выразительным мастерством техники и самого типографского выполнения: книги с иллюстрациями, литографированными и не наклеенными или вставленными в текст, а напечатанными на той же странице с набором мы просто не знали до сего времени...». Сложность полиграфического исполнения повлияла на продажную цену книги, которая на порядок превосходила цены на другие издания «Аквилона». Стихотворения» были заключены в обложку из мягкого картона, отпечатанную в три краски. Основным фоном служил простенький узор из желтых пятилепестковых розеток, окруженных голубоватыми волнистыми линиями. На верхней сторонке был предусмотрен овальный медальон, в котором по белому фону черной краской были воспроизведены все нужные надписи и штриховой рисунок, изображавший мужика с косой.

Сюжет рисунка как бы подсказывал читателю, что стихотворения посвящены крестьянской жизни. Так оно и было: в сборник вошли стихотворения «Влас», «Коробейники», «Дядюшка Яков», «Пчелы», «Генерал Топтыгин» и «Дедушка Мазай и зайцы». Книга была составлена из 4-листных тетрадей, сшитых между собой вручную. Открывалась она полосой с издательской маркой «Аквилона» работы М.В. Добужинского. Далее шел авантитул с воспроизведенным прописными буквами названием книги. Третий лист с пустым оборотом — это рисованный титул, на котором мы видим крестьян, внимательно слушающих мальчишку, который держит в руках раскрытую книгу и читает им. В рисунок вписана овальная плашка с портретом писателя. Название книги воспроизведено нарочито неумелым почерком, причем по старой орфографии — с «и десятиричным», но сам текст книги набран уже по новому правописанию. Четвертый лист — шмуцтитул с помещенным в его центре набранным типографским шрифтом названием первого стихотворения. Шмуцтитулы с незаполненным оборотом были предпосланы каждому из помещенных в сборнике произведений писателя. За шмуцтитулом — уже во второй по счету тетради следовала цельнополосная иллюстрация с изображением бредущего по Руси Власа.

Считать эту иллюстрацию, оборотная сторона которой также оставлена пустой, фронтисписом нельзя, ибо в других стихотворениях нет следующих непосредственно за шмуцтитулом цельнополосных рисунков — они помещены в тексте. Всего таких иллюстраций восемь, причем распределены они неравномерно. В первом стихотворении «Влас», занимающим всего четыре неполные полосы, их два. Столько же и в большой 33-страничной поэме «Коробейники». В «Дядюшке Якове», «Пчелах», «Генерале Топтыгине» и «Дедушке Мазае» — по одной. Художник решил не ограничивать себя формальными рамками и делал к каждому из стихотворений столько рисунков, сколько подсказывало ему художественное чутье. Кроме того, для каждого из стихотворений были сделаны небольшие, примерно на треть полосы, иллюстрации-заставки и иллюстрации-концовки. В «Коробейниках» их шесть — по числу частей поэмы. В своих автолитографиях Б.М. Кустодиев прежде всего любуется привольным русским пейзажем: здесь и бескрайние поля с гнущейся по ветру спелой рожью, и приволье полян средь негустого леса средней полосы России, и буйные разливы рек, затопляющих по весне русские равнины, и убогая пасека у покосившегося плетня... Литографии удивительно нежны. Кажется, что литографский карандаш художника чуть касался камня.

Второй работой художника, выпущенной «Аквилоном», стал альбом «Русь. Русские типы Б.М. Кустодиева», увидевший свет в марте 1923-го. Это были 23 акварели, выполненные еще в 1919—1920 годах. Их воспроизвели с помощью фототипии — дорогостоящей техники, обеспечивавшей превосходное качество репродуцирования. Вступительное слово к альбому написал писатель Евгений Иванович Замятин (1884—1937), который впоследствии эмигрировал, из-за чего кустодиевский альбом попал в спецфонд. Кустодиев сделал к вступлению Замятина восемь рисунков, воспроизведенных цинкографией. Книгу открывал нарядный фронтиспис, отпечатанный в четыре краски. В дальнейшем Ф.Ф. Нотграфт предполагал выпустить альбом литографий Б.М. Кустодиева, М.В. Добужинского и Г.С. Верейского, но проект этот выполнен не был, так как в декабре 1923 года «Аквилон» прекратил свое существование, Кустодиеву пришлось искать других издателей. Много сил и труда он отдал иллюстрированию «Леди Макбет Мценского уезда». Н.С. Лескова. Часто бывавший у него в первые послереволюционные годы К.С. Сомов записал 18 февраля 1923 года в своем дневнике: «Б.М. показывал мне иллюстрации к "Леди Макбет Мценского уезда" и воспроизведения с его русских типов. Он был довольно веселый и бодрый, хотя вообще ему хуже, он всего 5 ч. в день может сидеть в кресле». Племянник К.А.Сомова Е.С.Михайлов впоследствии вспоминал: «Несколько раз дядя брал меня с собой, навещая Бориса Михайловича Кустодиева. Дядя любил его искусство, удивлялся отсутствию озлобленности и выдержке Бориса Михайловича, лишенного возможности передвигаться из-за тяжелого заболевания». Совершенно особое место в творчестве Б.М. Кустодиева занимает ленинская тема. Можно по-разному относиться к деятельности вождя мирового пролетариата.

В последние годы мы узнали много нового о делах этого человека, которого в недавние времена обожествляли. Но, говоря словами В.В. Маяковского, «громадье» его планов поражало современников. И они вполне искренно восхищались им. Смерть Ленина в январе 1924 года воспринималась как непоправимая катастрофа. Отсюда и стремление Кустодиева сказать об ушедшем вожде что-то свое. Понятно, что тема эта была совершенно чужда певцу купеческой России, но он отважно взялся за ее решение — так появились иллюстрации к воспоминаниям А. Ильина-Женевского «Один день с Лениным» (Л.-М., 1925) и к предназначенным для юного читателя книгам «Ленин и юные ленинцы» (Л.-М., 1925) и «Детям о Ленине» (М.; Л., 1926).  Художник с вождем никогда не встречался, но он был портретистом милостью божией, умевшим работать не только с натуры, но и по фотографиям. Ленин на его штриховых рисунках не только узнаваем, но безусловно похож. Особенно хороши рисунки, изображающие гимназиста Володю Ульянова, ставшие со временем своеобразной классикой. В бесчисленных, иногда бесконечно слащавых изображениях «Ленинианы» эти рисунки занимают особое место, и не стоит игнорировать их, как это делают некоторые авторы недавних посвященных Б.М. Кустодиеву книг. Маслом ленинских портретов художник никогда не писал, да и не стремился к этому, так как не хотел фальшивить. Принимать или не принимать революцию? Такой вопрос вроде бы для Кустодиева не стоял. Но что же все-таки дороже для него — воспоминания об ушедшей России или же новая, иногда жестокая действительность? Рассуждая на эту тему, А.А. Сидоров в свое время писал: «Уход в старину ради нее самой для советского искусства неприемлем. В графической деятельности Б.М. Кустодиева можно видеть преодоление этого силами реальной жизни.

Конечно, и он не стал полностью новым, советским художником». Выше было отмечено, что Б.М. Кустодиев редко обращался к иллюстрированию произведений современных ему писателей — исключение было сделано для Максима Горького. Писатель и художник были лично знакомы: в 1919 году Алексей Максимович посетил больного Кустодиева, а вскоре после этого художник послал Горькому вариант своей знаменитой обнаженной «Красавицы», сопроводив подарок запиской: «Вы первый, кто так проникновенно и ясно выразил то, что я хотел в ней изобразить, и мне было особенно ценно услышать это лично от Вас». Алексей Максимович сохранил записку и вспомнил о ней незадолго до смерти художника 23 марта 1927 года в письме к своему биографу И.А. Груздеву.  Не удивительно, что когда Государственное издательство попросило Кустодиева оформить серию горьковских книг, художник сразу же согласился. Так в 1926-1927 годах появились «Челкаш», «Фома Гордеев», «Дело Артамоновых». Особенно интересными кажутся нам обложки этих изданий с портретами главных героев. Художник начал иллюстративный ряд с обложки, что, по сути дела, было новаторством. Молодой и красивый Фома Гордеев резко контрастирует со сгорбленным стариком Артамоновым, причем последний рисунок выполнен в технике силуэта, для Кустодиева, вообще говоря, редкой (ранее он использовал силуэт при иллюстрировании «Дубровского» в 1919 году). Надо сказать, что Максим Горький не вполне был доволен рисунками Кустодиева, он посчитал, что они слишком «интеллигентны», и пожелал, чтобы они были «погрубее и поярче».  В эти же годы Б.М. Кустодиев много занимался «ремесленной» работой. Он иллюстрирует календари, делает обложки для журналов и даже для книг сельскохозяйственной тематики, которые выпускало Государственное издательство. Среди его работ — оформление книг «Ягодный сад крестьянина» (Л., 1925), «Деревенский тележник» (Л., 1926). Вряд ли можно упрекать художника в неразборчивости, ведь и великому мастеру нужно думать о повседневных делах, зарабатывать на жизнь. Тем более что даже в этих работах, которые в посвященных Кустодиеву монографиях никогда не репродуцируют, можно найти немало интересного — рука мастера чувствуется всегда. Энергия и жизнелюбие Кустодиева были поразительны. Он, в своем инвалидном кресле, бывал на премьерах в театрах и даже совершал дальние поездки по стране. Болезнь прогрессировала, и в последние годы художник вынужден был работать на холсте, подвешенном над ним почти горизонтально и так близко, что не имел возможности увидеть сделанное целиком. Но физические силы его иссякали: ничтожная простуда повлекла за собою воспаление легких, с которым сердце уже не справилось. 26 мая 1927 года Борис Михайлович Кустодиев скончался в возрасте 49 лет. А 2 июля К.А. Сомов, живший во Франции, написал в Москву сестре: «Вчера я узнал о смерти Кустодиева. Напиши мне подробности, если знаешь... Бедный мученик!». Преодолевая страдания и физическую немощь, Борис Михайлович Кустодиев, сумел создать десятки ставших классическими произведений книжно-журнальной графики. Заканчивая статью о нем, мы найдем совсем другие слова, чем К.А. Сомов, — «Великий подвижник!»