RARUS'S GALLERY

Москва,  Изд-во "И. Кнебель" и  Изд-во Всерокомпрома при ВЦИК Советов, Сарполиграфпром, типо-литография № 9,1924. 15 с. Тираж 15000 экз. В цв. издательской литографированной обложке. Отпечатано в саратовской типографии № 9. Одна из последних книг издателя Иосифа Кнебеля. Большая редкость!

 

 

 

 

ПОД НАБЛЮДЕНИЕМ И.Н. КНЕБЕЛЯ

Революция ворвалась гигантским вихрем в нашу жизнь, — спустя многие годы вспоминала Мария Кнебель.

— Помню отца, растерянного, не понимавшего, что будет с делом его жизни, с издательством. Шли разговоры о национализации, о категорическом устранении бывших владельцев. А отец в Москве, в которой совершался переворот всемирного значения, в дни, когда выходить на улицу было запрещено, каждое утро, в девять часов, несмотря на слезы матери, открывал, как он привык это делать всю жизнь, большой неуклюжий замок, висевший на дверях издательства, и проводил там в полном одиночестве целый день.

"Что ты там делаешь?" — допытывалась мама. "Работаю. У меня много дел!" ».

С трудом восстановленное после недавнего погрома, книжное дело Кнебеля, как, впрочем, и многих других его коллег, вновь оказалось под ударом. ...27 октября 1917 года был опубликован «Декрет о печати», в соответствии с которым закрывались почти все «буржуазные» газеты, а их типографии передавались в руки Советов. Через три месяца появился новый декрет, возвещавший, на сей раз, о создании Революционного трибунала печати. Им учреждалась специальная следственная комиссия, которая в течение 48 часов должна была рассматривать дела о нарушении закона о печати, причем указывалось, что «решения Революционного трибунала печати окончательны и обжалованию не подлежат». Действия декретов не замедлили сказаться, и вскоре одна за другой были закрыты кадетские газеты «Наш век», «Русские ведомости», «Современное слово»; эсеровская «Земля и воля»; меньшевистские «Новый луч» и «День», горьковская независимая газета «Новая жизнь». Мы не располагаем документальными материалами о первой реакции Кнебеля на октябрьские события, о его отношении к большевикам, к советскому правительству.

Единственным свидетельством тому является, пожалуй, изданный Кнебелем в середине 1918 года альбом автолитографий Ю.К. Арцыбушева «Диктатура пролетариата». На 32 страницах плотной желтоватой бумаги помещено 125 рисованных портретов и портретных зарисовок 94 деятелей революционной эпохи, запечатленных в один из самых напряженных ее периодов — во второй и третий месяцы после октябрьского переворота. Среди них — большевики и меньшевики, эсеры и анархисты, представители зарубежного социал-демократического и рабочего движения. На страницах альбома соседствуют большевик П.Е. Дыбенко и меньшевик Ю.О. Мартов, анархист А.Г. Железняков и эсерка М.А. Спиридонова, кадет П.Н. Милюков и швейцарский социал-демократ Ф. Платтен... Здесь можно увидеть почти всех членов Совета народных комиссаров во главе с В.И. Лениным, членов Президиума ЦИКа, Петроградского Революционного трибунала, Революционного трибунала по делам печати, а также делегатов съезда крестьянских Советов, членов мирной делегации советского правительства на переговорах в Брест-Литовске и др. Примечательно, что в альбоме имеется шесть портретных зарисовок В.И. Ленина, сделанных с натуры в самых разных аудиториях: на заседаниях Советов и крестьянских съездах, на дебатах в Учредительном собрании и митингах в заводских цехах... И чувствуется, как с каждым новым рисунком художник все более и более пропитывается антипатией к лидеру большевиков. Более того, некоторые из автолитографий походят на откровенный и далеко не дружеский шарж... Это не случайно. Автор зарисовок — Юрий Константинович Арцыбушев (1887-1952) - вошел в художественную жизнь России еще в годы первой русской революции, когда возглавил еженедельный журнал политической сатиры «Зритель», где стал периодически публиковать свои острые антиправительственные карикатуры, в частности, — знаменитый «Разгон демонстрации». Вызванный революцией духовный подъем после ее поражения сменился у художника глубокой апатией, вследствие чего он, как и многие либералы 1900-х гг., настороженно принял Октябрьскую революцию, перейдя от активной позиции к нейтральной, созерцательной. Это явствует как из характера самих рисунков, так и из эпиграфа к ним, помещенного в альбоме:

Так точно дьяк, в приказах поседелый,

Спокойно зрит на правых и виновных,

Добру и злу внимая равнодушно,

Не ведая ни жалости, ни гнева.

Пушкинские строки из «Бориса Годунова», по-видимому, отражали позицию не только художника, но и издателя, который даже в таком альбоме старался сохранить свой политический нейтралитет. Кстати, это был единственный текст, помимо кратких подписей под портретами, включенный Кнебелем в столь необычное для него издание. Об истинном отношении Иосифа Николаевича к революционным событиям, за неимением фактического материала, нам остается только догадываться.

Иосиф Кнебель с женой и детьми. 1900-е годы.

С уверенностью можно сказать лишь о том, что европеец Кнебель не мог поддержать такое вопиющее нарушение элементарной демократии, как разгон Учредительного собрания. По своим же симпатиям, судя по его окружению, он мог быть ближе всего к кадетам. Арцыбушев был создателем еще двух аналогичных альбомов: «Типы военнопленных 1915 г.» (М.: Автопечать, 1915) и «12, 14 и 15 августа в Москве: Рисунки Арцыбушева на заседании Гос. совещания» (М.: Изд. Д.Я. Маковского, 1917). Эти малоизвестные альбомы не стали, однако, чем-то знаменательным в его творческой биографии, если не рассматривать их как важный подготовительный этап перед созданием «Диктатуры пролетариата». Точный тираж «Диктатуры» пока не установлен. Лишь на обороте титульного листа есть указание: «Из всего количества настоящего издания отпечатано 500 нумерованных экземпляров на лучшей бумаге». Трудно сложилась судьба этого кнебелевского издания. Несмотря на то, что Арцыбушев был одним из первых, кому удалось запечатлеть с натуры Ленина, альбом автолитографий художника до недавнего времени находился под запретом. Это объясняется тем, что в нем помещены портреты многих лиц, оказавшихся неугодными сталинскому режиму, — таких, как Л.Д. Троцкий, Л.Б. Каменев, Г.Е. Зиновьев, Ф.Ф. Раскольников и др. Свою вторую жизнь «Диктатура пролетариата», пролежавшая почти 60 лет в спецхранах библиотек, обрела лишь сейчас.

Иосиф Кнебель с женой и сыном. 1920-е годы.

Возвращаясь к атмосфере первых послереволюционных лет, к тем событиям, которые не могли не волновать деятелей книжного дела, нельзя обойти декрет Совнаркома «О Государственном издательстве», принятый в канун 1918 года и надолго взбудораживший российские литературно-художественные круги. Он объявлял об установлении 5-летней государственной монополии на издание произведений 58 русских писателей: отныне их выпуск дешевыми массовыми тиражами мог осуществлять только Литературно-издательский отдел Наркомпроса. Декрет вызвал естественное недовольство, и, чтобы погасить его, Наркомпрос решил провести ряд специальных совещаний с ведущими литераторами и издателями. В Москве на обсуждение явились немногие. Те же, кто пришел, - В.Я. Брюсов, В.В. Вересаев, М.О. Гершензон, И.Э. Грабарь, И.Д. Сытин и другие — резко возражали против этого декрета, считая, что он «противоречит просветительской задаче». Нет сомненения, что и Кнебель был на их стороне, поскольку в список «монополизированных русских классиков» попали имена издававшихся им ранее А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Н.В. Гоголя, И.А. Крылова, С.Т. Аксакова и Г.А. Мачтета. Осенью 1918 года Кнебель принял участие в собрании издателей, организованном Отделом реформы Наркомпроса. Чтобы наладить книгоиздательское дело в стране необходима была помощь крупных специалистов.

«Нужны книги, море книг. Революция — это дело и книга, — записал в своем дневнике один из организаторов собрания писатель Е.Г. Лундберг. — Мне грезится мощный синдикат издателей с участием государства — взамен неповоротливого казенного аппарата. Пришли Сытин, кое-кто из Думновых, Дживслегов, Сабашников, Эфрон, Кнебель...».

И. Кнебель среди сотрудников Третьяковской галереи. 1925 г.

В день открытия выставки "У истоков русской живописи".

Привлечение интеллигенции к сотрудничеству с советской властью рассматривалось в то время в качестве одного из важнейших факторов успешного построения нового социалистического общества. «Взять всю культуру, которую капитализм оставил, взять всю науку, технику, все знания, искусство», которые находились «в руках специалистов и в их головах», — этот ленинский призыв был тогда услышан многими. Ставка делалась на мирные формы вовлечения интеллигенции в социалистическое строительство. Как подчеркивал А.В. Луначарский, наилучшей формой приспособления интеллигенции к советской власти является та, «при которой сама специальность данного человека, глубоко любимая им и понимаемая как долг, приводит его к нам». Среди тех, кто откликнулся на призыв к сотрудничеству, был и И.Н. Кнебель. «Он не любил говорить о политике и не был, конечно, борцом, — вспоминала впоследствии М. Кнебель. — Но он был тем честным специалистом, в которых нуждалось молодое Советское государство, тем интеллигентом, который через любовь к своей профессии понял масштабы и цель нового, народного хозяйства». Здесь можно добавить, что Кнебель, как и многие российские интеллектуалы, был поначалу подкуплен просветительским пафосом большевистской верхушки. В связи с этим любопытен рассказ Марии Осиповны о встрече ее отца с В.И.  Лениным.

"В один из первых дней рождения молодой республики, когда еще шли бои на улицах, к нам домой, постучав прикладом в дверь, хотя звонок работал, вошел молодой боец, обвешанный пулеметными лентами. Он передал повестку, в которой говорилось, что отца — "Иосифа Николаевича Кнебель, книгоиздателя" — вызывают в Совнарком, к Ленину. Вызов был назначен на следующий день. Сутки мы прожили в необычайном напряжении. Отец не делился ни с кем своими мыслями, а каждый из нас по-своему представлял себе грядущий день. Но жизнь, как это обычно она часто делает, опрокинула все наши предположения. Мне кажется, отца больше всего поразила необычайная простота свершившегося. В приемной у Ленина он встретил двух издателей — Сытина и Сабашникова. Отца вызвали в кабинет к Ленину.

- Здравствуйте, Иосиф Николаевич, — сказал Ленин весело и энергично, — ну как, саботировать или работать?

- Работать, — без малейшей заминки ответил отец.

- Я так и думал. Чудесно, — ответил Ленин. — А теперь, не теряя ни одной минуты, организуйте национализацию своего издательства. Необходимо, чтобы все запасы книг, фото, бумаги и т.д. были переданы государству. Нужна точнейшая опись всего имущества, издательского и типографского. В ближайшее время я вызову вас на заседание по организации Госиздата. Вы внесете свои планы. Всего хорошего!

А когда отец уходил, он в спину ему еще веселее сказал:

-Если вы любите творчество создания книги, — вам будет интересно работать. Самый крупный издатель-капиталист не может позволить себе такого размаха, такого тиража издания, какие наметили мы — социалистическое государство".

Следует заметить, что, хотя сообщенный дочерью издателя эпизод не получил пока другого документального подтверждения, у современников он не вызывал сомнений. Подробности встречи Кнебеля с Лениным, пересказанные Марией Осиповной драматургу Н.Ф. Погодину, были использованы последним в пьесе «Кремлевские куранты» в сцене разговора Ленина с инженером Забелиным: «Здравствуйте, Антон Иванович. Ну как, саботировать или работать?». Более того, при постановке пьесы на сцене МХАТ исполнитель роли Забелина Н.П. Хмелев выходил на сцену в черном драповом демисезонном пальто с бархатным воротничком, — в том самом, в котором Иосиф Николаевич ходил в Кремль на прием к Ленину. Этот необычный подарок актеру был сделан сорежиссером-постановщиком спектакля М.О. Кнебель. К сожалению, в своих воспоминаниях Мария Осиповна не называет точной даты встречи отца с главой советского правительства, однако указывает, что она состоялась в один из первых послеоктябрьских дней. Думается, что это не совсем так: вплоть до конца 1918 года продолжали выходить книги под фирмой издательства Кнебеля, напечатанные в его собственной типографии, к тому же проблема национализации предприятий книжного дела встала со всей остротой лишь в начале следующего года. Тогда же решался вопрос об организации Госиздата, созданного по постановлению Совнаркома лишь в мае 1919 года. Таким образом, встреча Кнебеля с Лениным, вероятнее всего, произошла весной 1919 года. Как свидетельствуют документы, как раз в это время председатель Совнаркома принял непосредственное участие в разработке программы по объединению и централизации полиграфической промышленности.

Иосиф Кнебель с дочерью Марией у дверей книжного магазина

фирмы в Петровских линиях. 1918 г.

В условиях разрухи и гражданской войны отсутствие единоначалия и бесконтрольность грозили привести полиграфическое производство к полному развалу. Типографии растаскивались по ведомствам, многие из них находились в плачевном состоянии. Не хватало топлива, электроэнергии, оборудование крайне износилось, типографские краски заменялись каким-то суррогатом, рукописи набирались старым, сбитым шрифтом, наконец, не было даже цинка для фотомеханических работ, то есть для изготовления клише. Ко всему прочему, стремительно падала профессиональная квалификация и производительность труда типографских рабочих. Книжный рынок быстро опустошался, ощущалась острая нехватка книг, требования на них удовлетворялись в лучшем случае на 25-30%11. В то же время, при явном падении внешней культуры книги, наметилось ее резкое удорожание, стали даже поговаривать об аристократизации книги, оказавшейся менее всего доступной как раз тем, кто больше других в ней нуждался. Интересно в этой связи следующее свидетельство современника:

«К книге тянутся у нас люди, которые ею раньше совсем не интересовались. Цены на книги взвинчены и растут не по дням, а по часам. Суворинское издание Пушкина стоит 4000 руб. , "История искусства" Гнедича — 3000 руб., художественные монографии о Серове, Левитане и Врубеле — 2000 и больше рублей. Детские книги ценятся в 200 и 300 раз больше номинала».

В поисках выхода из создавшейся ситуации Московский Совет рабочих депутатов 23 октября 1918 года объявил своей собственностью книжные запасы, хранившиеся на складах, в магазинах и библиотеках. Затем они были распределены между организациями и учебными заведениями, а частью распроданы. Процесс конфискации и муниципализации (позже — национализации) широко коснулся и столичных типографий. Сообщениями об этом пестрят тогдашние московские газеты «Вечерние известия» и «Экономическая жизнь». Так, в январе 1919 года они опубликовали списки национализированных московских типографий, среди которых были сравнительно небольшие полиграфические заведения: типографии бр. Меннерт, И.С. Функе, нотопечатня П.Д. Гроссе и др., а уже осенью того же года к государству стали переходить крупные книжные типографии, принадлежавшие Товариществам И.Д. Сытина, А.И. Мамонтова, С.П. Рябушинского и другим. Всего в 1918 году в стране было национализировано 325, а в 1919 — 349 полиграфических предприятий. Возглавив, по указанию Ленина, комиссию по национализации своей фирмы, Кнебель передал принадлежавший ему склад книг и наглядных пособий Наркомпросу, а типолитографию — Полиграфическому отделу Московского совета народного хозяйства. Возвращаясь к издательской деятельности Кнебеля в первые полтора года после революции, следует отметить, что она заключалась, в основном, в переиздании детских книг и наглядных пособий, печатавшихся с сохраненных в его типолитографии старых наборов, цинкографских клише или с литографских камней. Так, в Государственном архиве Российской Федерации сохранился список изданий, готовившихся к печати Литературно-издательским отделом Наркомпроса в июле 1918 года. Среди них можно найти и ряд наглядных пособий Кнебеля, в том числе «Таблицы метрических мер», составленные И.П. Жолцинским и К.А. Мазлумовым (тираж 25000 экз.), карты Азии, Северной Америки, Европы, Африки, Австралии, Полинезии, а также России (тиражом по 10000 экз.), «Ботанические таблицы» Юнга, Коха и Квентиля, таблицы с изображением съедобных и ядовитых грибов, составленные М.И. Голенкиным (тиражом по 10000 экз.) и др. В начале 1919 года Кнебель, по заказу Издательского отдела изобразительных искусств Наркомпроса, взял на себя подготовку к печати и изготовление тиража ряда изданий по изобразительному искусству, в частности, сборника статей А. Грищенко и Н. Лаврского «А. Шевченко. Поиски и достижения в области станковой живописи», где значительное место уделено репродукциям с работ художника. В том же году в типографии Кнебеля было отпечатано 2-е дополненное издание «Указателя книг и статей по вопросам искусства» Н. Лаврского, в котором достаточно полно были представлены книги и альбомы Кнебеля. Лишившись в ходе национализации собственной полиграфической базы, Кнебель, однако, не прекратил издательской деятельности, правда, согласовывая ее теперь с Наркомпросом и печатая свои издания в других типографиях Москвы. Одним из наиболее интересных изданий Кнебеля, вышедших под маркой его собственной фирмы в 1919 году, был сборник произведений известного бельгийского поэта Эмиля Верхарна «Избранные стихотворения», составленный З.А. Богомазовой. В него были включены стихи в переводе В.Я. Брюсова, М.А. Волошина, Г.И. Чулкова и др. В предисловии к сборнику известного литературоведа В.Л. Львова-Рогачевского отмечалось, что поэзия Э. Верхарна, «так ярко отразившая переживания современности, встречает все большее сочувствие среди демократии, среди читателей-рабочих. Спрос на нее заметно растет, но до сих пор у нас еще не было издания, которое удовлетворяло бы запросам широких читательских кругов» (с. 3). Книга вышла в серии «Библиотека молодой России», выпускавшейся разными издательствами («Звенья», «Книга» и др.) под общей редакцией крупного русского библиографа И.В. Владиславлева. Сборник был отпечатан на газетной бумаге тиражом 3000 экз. в московской типолитографии Ю. Венера. В том же году Кнебель попытался сотрудничать с другими московскими издательствами. По просьбе В.Д. Бонч-Бруевича, он с энтузиазмом взялся подготовить к печати серию цветных художественных открыток-репродукций с картин Третьяковской галереи. Они предназначались для массового выпуска издательством «Комитет памяти В.М. Бонч-Бруевич (Величкиной)». Однако, судя по протоколу X заседания Научно-художественного совета ГТГ, состоявшегося 31 октября 1919 года, Кнебелю было отказано в пересъемке картин, так как Совет сам предполагал в ближайшее время «самым энергичным образом развить издательскую деятельность галереи». (Попутно отметим, что планы Совета осуществились только спустя 6 лет — в то время, когда Кнебель организовал и возглавил в галерее издательский отдел). Чтобы лучше передать неповторимую атмосферу жизни, в которой оказалась довольно значительная часть литературно-художественной интеллигенции тех лет, приведем отрывок из мемуаров современника тех лет, писателя И.А. Белоусова: «Вспоминаются мне голодные 1919-20 годы, когда каждый кусок хлеба считался "милостью неба", когда об обеде мечтали, как о чем-то необыкновенном. Василий Львович Львов-Рогачевский всегда с любовью и заботливо относившийся к молодым дарованиям, начал устраивать в столовой для рабочих, помещавшейся в бывшем ресторане в Петровских линиях, вечера народной поэзии. Вывешивались у входа в столовую такого рода афиши: "Вечер поэтов полей и лесов" и пр. На один из таких вечеров был приглашен Сергей Есенин. В.Л. Львов-Рогачевский пригласил и меня. Рабочая публика сидела за столиками и обедала, а мы с эстрады читали стихи, за это получали обед и несколько рублей денег». Весной 1920 года Полиграфический отдел МСНХ (Московского совета народного хозяйства) неожиданно предложил Кнебелю взять в аренду его бывшую типолитографию, так как после национализации производственная деятельность в ней заглохла и оборудование бесцельно простаивало. Подобные ситуации, возникавшие в результате конфискации или национализации действующих полиграфических предприятий в стране, стали достаточно типичными и привели к резкому сокращению их количества. В одной Москве число полиграфических предприятий с 203 (1913 г.) уменьшилось до 146 (ноябрь 1919 г.), а количество рабочих, по сравнению с довоенным временем, сократилось более чем вдвое. Все это, в конце концов, озадачило руководство страны, в том числе и Ленина. Согласившись на аренду своей бывшей типолитографии, Кнебель был сразу же поставлен перед проблемой: из-за полугодового простоя предприятия из него ушли почти все квалифицированные рабочие (всего - около 75 человек) и ему нужно было срочно набирать людей. В связи с этим, в мае 1920 года он обратился за помощью в Московский союз производственных трудовых артелей. Союз объединял на строго кооперативных началах только те артели, которые, по словам его руководства, «преследовали целью освобождение трудящихся от эксплоатации капитала». Следуя этому, из 300 существовавших тогда в Москве полиграфических артелей Союз принял в свои члены только около 50, проникнутых «более или менее истинно-кооперативными принципами». Ближайшей своей задачей Союз считал налаживание производства учебных пособий для нужд Наркомпроса, а потому предложение Кнебеля о сотрудничестве было как нельзя кстати. Обращаясь в Полиграфический отдел МСНХ с просьбой о разрешении одной из своих артелей — «Содружеству печатников» — заключить трудовое соглашение с Кнебелем, руководство Союза оговаривало и основные условия будущего договора:

1) Типография будет находиться в управлении артели «Содружество печатников»;

2) Кнебель приглашается только как технический руководитель;

3) Условия, поставленные Кнебелю в отношении работ, принимаются к руководству и исполнению самой артелью.

В целом эти условия устраивали Кнебеля, тем более, что сама артель «Содружество печатников», существовавшая уже два года, состояла из восьми старых опытных типографщиков, бывших до революции ведущими специалистами ряда частных типографий. Вместе с Кнебелем они должны были составить костяк руководства типолитографии и совместными усилиями расширить дело. Будущее же нового предприятия обеспечивалось наличием двух каменных двухэтажных зданий на 200-300 человек, двухэтажного жилого дома, конюшни и других вспомогательных построек, в том числе электростанции, работавшей на нефтяных двигателях. Что же касается полиграфического оборудования, то оно состояло из 17 литографских и 5 типографских машин, специального оборудования, обеспечивавшего работу цинкографии, а также из различных станков и инструментов большой переплетной мастерской. Со своей стороны, Кнебель был готов предоставить артели свое предприятие на следующих основных условиях:

1. Фабрика со всем оборудованием и жилым домом бесплатно поступает в полное пользование артели на 5 лет.

2. В пользование артели поступают все заготовленные клише, цинки, гравюры, а также рукописи и права на издание книг, картин и других издательских материалов, причем Кнебель получает 3/4 той его стоимости, которая будет поставлена в счет заказчикам.

3. Кнебель вступает в члены артели и получает за руководство издательской деятельностью 20% сверх себестоимости изданий (как старых, так и новых).

Оговаривая эти условия в специальной записке о передаче типолитографии бывшего Т-ва И. Кнебель артели «Содружество печатников», инструкторы Полиграфического отдела МСНХ отмечали, что Кнебель уже сейчас «получает на свои издания громадные заказы и может под них получать и большие авансы». В том же документе подчеркивалось, что успешная работа нового предприятия возможна лишь при его серьезной финансовой поддержке со стороны Правления Московского Союза производственных трудовых артелей: примерно 5 млн. рублей на ремонт и оборотные средства. Однако крах политики «военного коммунизма» привел к ухудшению общей экономической ситуации в стране и инфляции денег, что так и не позволило Правлению Московского союза производственных трудовых артелей выделить для «Содружества печатников» необходимую сумму. Тем временем разразился острый бумажный кризис: по сравнению с довоенным уровнем бумажный запас республики сократился в 13 раз, а к середине 1921 года уменьшился еще вдвое. Специальным постановлением Совнарком разрешил типографиям принимать к исполнению только те работы, которые были одобрены Госиздатом, обеспечивая, таким образом, строгий контроль за расходом бумаги. Ситуация еще более осложнилась после того, как 18 апреля 1921 года коллегия Наркомпроса, основываясь на рекомендациях Комиссии ЦК РКП (б) по улучшению печатного и издательского дела, постановила «прекратить отпуск всякого рода бумажных и типографских средств для частных издательств из общегосударственного фонда». Все это нанесло колоссальный урон частно-кооперативному книжному делу и вызвало серьезное недовольство в литературно-издательских кругах. Переход к новой экономической политике благотворно сказался на частно-кооперативных издательствах, резко активизировав их деятельность. 16 августа 1921 года Совнарком утвердил постановление «О порядке издания учебников», явившийся первым законодательным документом, регулирующим в условиях нэпа взаимоотношения частных и государственных издательств. Оно давало Госиздату право привлекать к переизданию учебников частно-кооперативные издательства. Еще одним шагом, дававшим определенный простор частной инициативе, стало постановление Совета Труда и Обороны о порядке сдачи в аренду предприятий полиграфической промышленности, принятое 23 сентября 1921 года. С этого времени началось определенное послабление и в издательской политике — стали выдаваться отдельные разрешения на частную издательскую практику. Получил такое разрешение и И.Н. Кнебель. В архивном фонде Госиздата сохранилось рукописное заявление Кнебеля от 1 ноября 1921 года, адресованное руководству издательства, где он, в частности, пишет:

«Возобновив свою издательскую деятельность, на что я получил разрешение за № 379, прошу указать мне, насколько Госиздат заинтересован в моем сотрудничестве. Получив в аренду свою бывшую типолитографию, в которой я печатал свои художественные издания: учебные наглядные пособия, детские книги, книги по искусству и педагогике, я мог бы также возобновить их и пополнить новыми изданиями, для какой цели я веду переговоры с моими многолетними и новыми сотрудниками. Нужно выяснить вопрос о бумаге, об издательском и организационном гонораре, о материалах, которые мне нужны из-за границы, и т.д. Ввиду того, что учебные наглядные пособия все распроданы и в них Наркомпрос особенно нуждается, я мог бы взять на себя возобновление таковых».

На письме резолюция одного из руководителей Госиздата (подпись неразборчива): «Известить для переговоров. 5/XI». Ободренный поддержкой ведущего советского издательства, а также благоприятными возможностями нэпа, Кнебель всерьез задумался о расширении своей деятельности. Однако радужное настроение издателя неожиданно было испорчено: 10 ноября 1921 года сотрудники ВЧК произвели обыск у него в квартире, арестовали сына Николая и забрали всю имевшуюся переписку с зарубежными книготорговыми и книгоиздательскими фирмами, которую Кнебель вел по поручению Нарком проса, Госиздата и Главмузея. Вероятно, узнав о подозрительной переписке (о которой будет рассказано ниже), ВЧК решило проявить «бдительность», пресечь почудившийся ей новый контрреволюционный заговор. Естественно, что руководители связанных с Кнебелем учреждений несколько охладили пыл работников «чрезвычайки» и потребовали прекращения надуманного дела. Когда спустя две недели Кнебель был вызван в ВЧК к следователю 15-го специального отделения Фойту, последний успокоил издателя, пообещав, что его сын будет освобожден через несколько дней и тогда же будет возвращена переписка. Однако указанные сроки прошли, а Николай все еще находился в заключении. Тогда Кнебель решился обратиться за помощью в Госиздат. «К моему крайнему огорчению, — писал он 3 декабря 1921 года О.Ю. Шмидту, — мой сын до сих пор еще не освобожден, состояние же его здоровья требует тщательного ухода, так как вообще у него сильно расшатанная нервная система (последствие операции трепанации черепа). Убедительно прошу Вас оказать мне содействие для ускорения его освобождения, а также возвратить мои деловые бумаги, без которых моя работа остановлена». На сохранившемся письме резолюция тогдашнего руководителя Госиздата О.Ю. Шмидта: «Т.Г. Прошу выяснить у Е.М. Григорука, есть ли еще пути переговорить где можно». По всей видимости, дополнительные переговоры с ВЧК состоялись и завершились для Кнебеля благополучно, так как уже через неделю он вновь погрузился в чисто издательские проблемы. О них, например, можно судить по ряду последовавших одно за другим его «заявлений» в Госиздат. В первом Кнебель предлагал «параллельно с организацией издания наглядных учебных пособий приступить к восстановлению издания специальной литературы для детей дошкольного возраста». При этом он ссылался на Редакционную комиссию Наркомпроса, рассмотревшую ряд его прежних детских изданий, из которых около 40 названий было ею одобрено «с тем, однако, чтобы в одних была изменена орфография, а в других изменен весь текст». В другом «заявлении» Кнебель подробно остановился на организационных работах по возобновлению издания наглядных учебных пособий: «Я привлек к этому делу как моих многолетних сотрудников, так и целый ряд специалистов, осведомленных с требованиями единой трудовой школы. На совместном заседании со специалистами был выработан схематический план работ, причем вся программа была разбита на три части». Далее, конкретизируя общее положение дел, Кнебель сообщил, что ремонтные работы в бывшей его типолитографии, арендованной в то время кооперативным товариществом «Московский печатник», заканчиваются, и в ближайшие дни можно будет приступить к печатанию учебных пособий, одобренных Центральным естественно-педагогическим институтом. Речь шла о таких изданиях, как «Картины по зоологии» В.В. Станчинского (25 таблиц), «Картины по ботанике» М.И. Голенкина (15 таблиц) и «Картины по наглядному обучению» (20 таблиц). «Для наилучшей постановки этого дела, как с технической, так и с организационной стороны, — писал в том же «заявлении» Кнебель, — я заключил соглашение с Центральным Т-вом «Кооперативное издательство», с которым в дальнейшем и будет проводиться вся работа по воссозданию наглядных пособий». Наконец, Кнебель выдвинул перед Госиздатом ряд условий, необходимых для правильной, планомерной работы всего авторского коллектива: «В виду постоянного колебания цен на печатные работы, каждый заказ Госиздата должен сопровождаться детально разработанным договором, что также относится к гонорарам сотрудников». Особенно характерны и показательны для делового подхода Кнебеля требования, изложенные им в последнем абзаце этого «заявления»: «Принимая на себя организацию восстановления наглядных учебных пособий, я полагаю, что с моей стороны, в смысле подготовки дела, уже многое сделано и в дальнейшем будет сделано все для удовлетворения в кратчайший срок школы в ее насущной потребности, но это возможно будет только в том случае, если Госиздат в нашей совместной работе примет все меры к тому, чтобы работа эта шла без перерывов». Определенную уверенность, которая ощущается в тоне этого документа, вероятно, придал Кнебелю декрет Совнаркома «О частных издательствах» (от 12 дек. 1921 г.), опубликованный в «Известиях ВЦИК» 17 декабря 1921 года. Он предоставлял частно-кооперативным издательствам значительные дополнительные права: им разрешалось, например, арендовать или иметь собственные типографии, склады, магазины; продавать книги, изданные на собственные средства без государственных субсидий, а также печатать книги за границей. Госиздат и его отделения на местах сохранили функции руководства и контроля, правда, в несколько измененной форме. Наконец, все частные издательства должны были пройти перерегистрацию. Последняя, кстати, выявила, что с конца 1921 по август 1922 года в Петрограде открылось 83 частных издательства, а в Москве — 33745. Однако вскоре выявилось немалое число частных издательств, носивших спекулятивный характер и основанных лишь для того, чтобы было куда вложить свой капитал. Не имея ни необходимого опыта, ни достаточного представления о нуждах книжного рынка, они вынуждены были вскоре закрыться. В итоге, в мае 1922 года в Москве осталось лишь 220 частных издательств, а через год — 148 (из них 92 занимались выпуском книжных изданий). Среди других частных издательств, зарегистрированных в начале 1922 года, было и издательство И.Н. Кнебеля. Оно попало в справочную книгу «Вся Москва на 1923 год» под адресом «Петровка, д. 20/1», в отличие от привычного дореволюционного «Петровские линии, д. 1/20». Изменились, к сожалению, не только адрес, но и само издательство. Вот еще одно «заявление» Кнебеля на имя зав. Госиздата, члена коллегии Наркомфина О.Ю. Шмидта, датированное 15 декабря 1921 года.

«В виду того, что мне поручена большая ответственная работа Госиздатом и в квартире моей постоянно бывают заседания, связанные с этой работой, — писал Иосиф Николаевич, — прошу Вас предоставить мне через коменданта, вверенного Наркомфину дома, дополнительную площадь, так как благодаря уплотнению я до крайности стеснен помещением, что безусловно мешает интенсивности работы».

Понятие «уплотнение» возникло в 1920-е гг., когда по решению местных органов власти в квартиры бывших домовладельцев, не выселяя, но «уплотняя» их, добавляли новых жильцов — рабочих и совслужащих. На «заявлении» резолюция зав. издательским сектором Госиздата Е.М. Григорука: «Отто Юльевич, я всецело поддерживаю ходатайство тов. Кнебеля: этому нужно помочь». Помощь была оказана, и к двум небольшим комнатам, где после уплотнения жила семья Кнебеля, добавили еще одну, в которой издатель стал принимать посетителей, а позже организовал клишехранилище. И в этом «заявлении» и в том, что было написано раньше в связи с арестом сына, Кнебель упоминает о «большой ответственной работе», порученной ему Наркомпросом, Госиздатом и Главмузеем. Что имелось в виду? Вероятно, речь идет о разработке предложений по организации выписки книг и журналов из-за границы. Когда по окончании гражданской войны встал вопрос о восстановлении народного хозяйства, оказалось, что из-за прерванных в 1914 году отношений с зарубежным книжным рынком Россия лишилась возможности приобретения новейших иностранных книг и периодики и была, фактически, на 7 лет оторвана от передовой западноевропейской науки и техники. Именно поэтому 14 июня 1921 года Совнаркомом был принят подписанный Лениным декрет «О порядке приобретения и распределения заграничной литературы». В нем, в частности, сообщалось, что для решения этой серьезной проблемы при Наркомпросе учреждается «Центральная междуведомственная комиссия по закупке и распределению заграничной литературы (Коминолит)», в задачу которой входило получение из-за границы книг по всем отраслям знания, необходимой для РСФСР; сосредоточение ее в соответствующих научных учреждениях и библиотеках, а также организация рационального использования этой литературы. Получив такое задание, ответственные за него сотрудники Наркомпроса обратились за советом к Кнебелю. В подготовленной для Госиздата специальной «Записке» Кнебель подробно изложил свой вариант «предприятия». В его основу должно было быть положено «получение из-за границы в одном экземпляре всех вышедших за минувшие семь лет книжных каталогов и других библиографических руководств, по которым возможно было бы давать каждому интересующемуся подробные справки и цены на вышедшие издания и производить выписку заказанного печатного материала». На первое время Кнебель предлагал ограничиться получением немецкой литературы и той, которая имелась на книжном рынке Германии. С развитием дела он брался «завязать непосредственные отношения с издателями на местах (Франция, Англия, Италия, Соединенные Штаты и т.д.)». Интересно и предложение Кнебеля, связанное с оплатой расходов на приобретение иностранной литературы. Если в упомянутом декрете оговаривалось, что все кредиты на закупку «отпускаются означенной комиссией по смете Народного комиссариата просвещения», то Кнебель предлагал другой вариант расчетов с заказчиками. Учитывая, что потребность в иностранной литературе чрезвычайно велика, следует разрешить расплачиваться заинтересованным учреждениям и отдельным лицам, имевшимися в их распоряжении иностранной валютой, золотом или серебром. Механизм выполнения заказов виделся Кнебелю следующим образом: полученные Госиздатом суммы направлялись во Внешторг «с указанием заплатить моему корреспонденту, т.к. заказы могут быть выполнены только при получении денег вперед, затем мой заграничный корреспондент через моего экспедитора доставляет заказанные книги и журналы на указанный Внешторгом пункт для дальнейшей отправки их в Москву». Все делопроизводство, организацию посреднического предприятия при Госиздате и переписку с заграничными книжными фирмами Кнебель брал на себя, обязуясь представлять Госиздату ежемесячные отчеты о всех поступавших при заказах суммах. При этом Госиздат должен был иметь определенный процент прибыли в инвалюте с каждой посреднической операции, что дало бы ему возможность приобретать за границей необходимые для работы материалы. Что же касалось материального вознаграждения руководителю предприятия (в данном случае самому Кнебелю), то оно, по мнению автора «Записки», могло составлять 10% комиссионных в иностранной валюте, причем вся эта сумма должна была использоваться на приобретение необходимого типо-лито- и цинкографского материалов для бывшей кнебелевской типолитографии. Кроме того, для успешной постановки дела Кнебель оговаривал два условия: принятие в штат двух помощников — специалистов по иностранной книжной торговле и выделение специального помещения для расчетов с заказчиками. По его мнению, наиболее приспособленным для этих целей было одно из помещений его бывшего книжного магазина, «так как около 40 лет подряд в нем уже производились подобного рода операции». К тому же, резонно замечал Кнебель, будучи крайне занятым днем, он не имел бы возможности посвящать этому делу достаточно времени, если бы оно помещалось не в его же доме, а где-либо в другом месте. Таким образом, Кнебель, несмотря на катаклизмы последних лет, вновь проявил себя как многоопытный организатор книжного дела, сумев в короткий срок предложить вполне стройный план решения сложной государственной проблемы и, судя по имевшейся иностранной переписке, начать его осуществление. При весьма небольших материальных затратах этот план мог дать вполне ощутимую пользу и Госиздату и, главное, — тем советским учреждениям и отдельным специалистам, которые крайне нуждались в развитии контактов с западноевропейской наукой и культурой. Хотя этому плану не суждено было осуществиться, тем не менее очевидно его влияние на новый декрет Совнаркома, принятый 2 февраля 1922 года «О порядке приобретения заграничной литературы». Он поручал Коминолиту в месячный срок самоликвидироваться и передать все имевшиеся в его распоряжении материалы соответствующим ведомствам. Этим же декретом различным учреждениям под контролем Внешторга предоставлялось право закупки за границей иностранной литературы в пределах ассигнованных по их сметам кредитов, а также свободный обмен книгами с заграницей. Многие идеи, высказанные Кнебелем в рассмотренной «Записке», были также реализованы при организации в 1923 году акционерного общества «Международная книга» — советской внешнеторговой организации, осуществлявшей операции по экспорту и импорту произведений печати, а также при создании в 1925 году Всесоюзного общества культурной связи с заграницей (ВОКС), занимавшегося, среди прочего, и обменом книгами. Отсюда видно, что государство хотело само осуществлять контроль над зарубежными книгами, в которых оно не без основания видело угрозу тоталитарной идеологии. Несмотря на то, что Кнебель много времени тратил на выполнение поручений Наркомпроса и Госиздата, он ни на день не прекращал своей издательской деятельности. Особенно интенсивной она была в период 1922-1923 гг., совпавший с расцветом частных издательств: их продукция составила (по названиям) 20% от всех книг, выпущенных в 1922 году и 25% — в 1923 году56. Как раз в это время — в июне 1922 года — в журнале «Печать и революция» появляется известная статья «О частных издательствах», написанная одним из руководителей Госиздата H.Л. Мещеряковым. В ней, среди прочего, отмечалось, что многие издательства, особенно «очень старые и солидные», возобновив свою деятельность, «стремятся стать контрагентами Госиздата, работая по его заданиям и заказам. Так работают, например, Гранат, Кнебель, Сабашниковы, "Мир" и т.п. В этой области они выполняют подчас очень полезную работу»”. Отношения Кнебеля с Госиздатом (в лице председателя его Правления О.Ю. Шмидта) в этот период регламентировались двумя договорами, первый из которых был заключен 25 сентября 1922 года. Он закреплял за Кнебелем заказ на организацию печати цветных портретов крупных деятелей Октябрьской революции, членов правительства и Коминтерна, выполненных известным скульптором и художником Н.А. Андреевым. Среди них были портреты В. Ленина, Ф. Дзержинского, М. Горького, А. Луначарского и др. При этом заказ разбивался на три отдельных издания:

1) 16 портретов на бумаге форматом 24 х 32 см (тиражом 3 тыс. экз.);

2) 11 портретов в виде открыток форматом 10 х 15 см (тиражом 10 тыс. экз.);

3) 5 портретов в виде листовок с текстом форматом 16 х 22 см (тиражом 3 тыс. экз.).

Договорные обязательства распределялись следующим образом: Госиздат брал на себя оплату гонораров авторам текстов и художнику, а Кнебель отвечал за «своевременное и точное выполнение заграничной фирмой заказа ..., за авторско-редакционную и всю прочую корректуру, внешний вид изданий и за вполне удовлетворительное типографско-техническое выполнение заказа». Кроме того, Госиздат обязан был выплатить Кнебелю за комиссию и организационные расходы вознаграждение в размере 20% от общей суммы себестоимости заказа. Для качественного исполнения портретов Кнебель возобновил контакты с одной из дрезденских типографий, где и были отпечатаны тиражи всех трех изданий. Как свидетельствовал позже известный искусствовед А.В. Бакушинский, портреты Н.А. Андреева «имели большой успех и очень широкое распространение». Второй договор, заключенный 28 ноября 1922 года сроком на один год, обязывал Кнебеля «издавать новые и переиздавать ранее вышедшие детские книги по указанию Госиздата». При этом Кнебель брал на себя подготовку клише и гравировок, а также организацию всех редакционных и технических работ. В свою очередь, Госиздат отвечал за обеспечение изданий бумагой. Оговаривалось также распределение готового тиража: в первую очередь обеспечивались потребности Госиздата (причем необходимое ему количество экземпляров отпускалось со скидкой в 40%); оставшаяся же часть тиража реализовывалась Кнебелем в течение одного месяца, при этом чистая прибыль, полученная от продажи книг, должна была делиться пополам между Госиздатом и Кнебелем. Интересно и еще одно, специально оговоренное условие: «На всех детских книгах, изданных согласно договору, Кнебель обязуется помещать на наружной стороне обложки и на титульных листах фирму и марку Госиздата. На обратной стороне обложки или титульного листа может быть помещена следующая фарисейская отметка: "Исполнено под наблюдением И.Н. Кнебеля по поручению Госиздата" ». Если раньше такая грабительская акция возмутила бы издателя до глубины души, то после пятилетнего правления большевиков, незадолго до того выславших за границу большую группу российских интеллектуалов, Кнебель, видимо, испытал нечто похожее на чувство удовлетворения. 7 декабря 1922 года Кнебель получил от Госиздата аванс — 200000 р., которые должен был возвратить после выхода первых 10 книжек. В список намеченных изданий вошли детские книжки с иллюстрациями А. Ложкина («Вешние зорьки» и «Колыбельные песенки»), Н. Шорина («Лапти-лаптищи») и А. Якимченко («Кочеток и курочка»), каждую из которых планировалось выпустить 7-тысячным тиражом. Однако если с пропагандистскими портретами Андреева все завершилось благополучно, то с детскими книжками сложилось иначе. 10 мая 1923 года на имя нового зав. издательским сектором Госиздата Ф.М. Конара поступило заявление Кнебеля, информировавшего его о ходе выполнения договоров и акцентировавшего внимание на затягивании Госиздатом отдельных вопросов редакционного процесса. Здесь же сообщалось, что авансы были потрачены «на приведение в порядок издательских материалов, авторский гонорар, поездки и почтовые расходы», которые значительно превысили полученные суммы. Спустя 10 дней, в ответ на запрос Госиздата, Кнебель подтвердил наличие у него гравировок и заливок ко всем детским книгам. Кроме того, он предложил способ печати, удешевляющий их себестоимость, а также попросил завезти бумагу в типолитографию КВТ им. Дунаева (бывш. бр. Менерт) для печати тиражей первых четырех детских книжек66. Однако в период между маем и концом октября 1923 года произошел явный сбой намеченного графика работ. К сожалению, документов, раскрывающих его причину, найти не удалось, зато ряд материалов, хранящихся в фонде Госиздата, дают достаточно полное представление об окончании диалога между государственным и частным издательствами. 21 ноября 1923 года в адрес Стола контрагентов Госиздата поступила служебная записка от зав. Юридическим отделом издательства Николаева, извещающая, что в первых числах ноября в издательский сектор им было направлено заявление Кнебеля об аннулировании договора на издание детских книг. Поскольку ответ издателю по неясным причинам задерживался, Николаев убедительно просил «ускорить просмотр заявления Кнебеля по существу». Ответная акция со стороны сотрудников Госиздата — зав. издательским сектором и зав. Столом контрагентов — последовала незамедлительно: уже 26 ноября (т.е. за 2 дня до окончания договорного срока) они послали Кнебелю письмо с требованием срочно представить пробные литографские оттиски, заведомо зная, что их не получат (вероятно, по тем самым «техническим причинам», которые нам неизвестны). А на следующий день, когда послание к Кнебелю еще находилось в дороге, те же госиздатовцы написали служебную записку в свой Юридический отдел, где окончательно поставили точку над «i»: «В виду того, что издание детских красочных книг по договору от 28/XI-22 г. контрагентством «Кнебель» не выполнено, Изд. Сектор признает необходимым договор аннулировать, получив обратно выданный аванс и взыскав неустойку, согласно п. 14 договора». Не имея других источников, трудно сказать, осуществилось ли это суровое наказание в полной мере. Можно лишь констатировать, что контрагентские отношения Кнебеля с Госиздатом после этого случая были окончательно прекращены. В тс же годы Кнебель пытался заниматься издательской деятельностью и помимо Госиздата. Так, например, сохранилось упоминание о готовившемся им издании литературоведческой работы Самуила Марголина, посвященной В.Г. Короленко. Сообщение об этом напечатано в журнале «Экран» в 1922 году. Там, в частности, говорилось: «В издательстве Кнебеля в середине февраля выходит работа Самуила Марголина о В.Г. Короленко «Солнечное творчество». Работа посвящается исключительно эстетической оценке творчества Короленко и, в противовес узаконенному мнению, утверждает, что Короленко — неузнанный художник, композитор слова, поэт солнца». По не известным нам причинам книга так и не вышла в свет. Оригинал же рукописи ныне хранится в Центральном государственном архиве литературы и искусства в Москве. Имеется также свидетельство, что в 1923 году при непосредственном участии Кнебеля был налажен выпуск популярной в то время «Сельскохозяйственной библиотеки», издававшейся редакцией газеты «Экономическая жизнь». Знакомство с отдельными выпусками серии убеждает, что они явно выделяются из подобного рода изданий тех лет и интересны не только по содержанию (авторами брошюр выступили крупнейшие русские ученые — специалисты по сельскому хозяйству), но и по внешнему облику. Все 40 выпусков были напечатаны на хорошей белой бумаге, имели единую серийную обложку (художник Мизякин), чистый двухколонный набор и высокое качество фотоиллюстраций, что выдает «руку» такого опытного издателя как Кнебель. «Сельскохозяйственная библиотека» дважды переиздавалась — в 1924 и 1925 гг., причем общий тираж каждого выпуска приближался к 20000 экз. Наиболее значительным вкладом И.Н. Кнебеля в советское книжное дело стало создание по его инициативе Акционерного общества наглядных пособий, предназначенного «для производства, покупки и продажи всякого рода наглядных учебных пособий и предметов школьного оборудования, а также для торговли всякого рода иностранной литературой по всей территории СССР». Официальными учредителями Общества, утвержденного Советом Труда и Обороны 23 ноября 1923 года, стали Госиздат, Госпросснаб (ведал снабжением школ, гос. имуществом), Московский отдел народного образования и издательство «Новая деревня». Основной капитал Общества поначалу состоял из 150 тыс. золотых рублей, разделенных на 150 акций по 1000 рублей каждая, пайщиками же могли быть не только сами учредители, но также другие организации и частные лица. Судя по сохранившимся материалам Акционерного общества наглядных пособий, первое совещание его учредителей состоялось 16 марта 1923 года. На нем присутствовало четыре человека: И.Н. Кнебель, Я.Б. Пресман, И.Д. Рождественский и С.В. Чефранов — в основном, представители Госиздата. Позднее Рождественский был избран председателем Правления и директором-распорядителем, Пресман — членом, а Кнебель — кандидатом в члены Правления (от Госиздата). По предложению Кнебеля, склад наглядных пособий Общества был размещен в бывшем помещении склада и магазина фирмы «Гросман и Кнебель» в Петровских линиях, а изданные фирмой до революции пособия (незадолго до того национализированные) стали, практически, основой имущества нового Общества. Не случайно расценку наглядных пособий решено было производить по довоенному каталогу фирмы Кнебеля «с поправкой по существующему для наглядных пособий коэффициенту, учитывая оптовую скидку».

На втором совещании учредителей Общества, проходившем 2 мая 1923 года, когда намечалась дальнейшая программа действий по его организации, Кнебелю было поручено «подготовить план издательской деятельности Общества и смету на издания». При этом оговаривалось, что в программе, согласованной с Госиздатом и Наркомпросом, первоочередными должны стать географические карты, таблицы по ботанике, зоологии, географии, истории, технологии и сельскому хозяйству. Осенью 1924 года, то есть через год после официального утверждения, Общество увеличило свой паевый капитал до 855000 руб., что свидетельствовало о серьезной постановке всего дела. Уже после смерти Кнебеля о его решающей роли в создании Акционерного общества наглядных пособий с благодарностью вспоминал О.Ю. Шмидт, назвавший это Общество «важным государственным предприятием». В 1924 году Кнебель отошел от активной деятельности в Акционерном обществе и, по свидетельству одного из сотрудничавших с ним в то время московских художников, открыл вместе с сыном и зятем собственный канцелярский магазин в бывшем Камергерском переулке, напротив Московского Художественного театра. Люди, хорошо знавшие Кнебеля в те годы, отзывались о нем с большой симпатией, утверждая, что у него абсолютно отсутствовал характерный для многих тогдашних коммерсантов «нэпманский душок». Он по-прежнему вызывал уважение ведущих деятелей русской культуры, несмотря на его активное сотрудничество с новыми властями. М. Кнебель, вспоминая о деятельности Иосифа Николаевича в 1920-е годы, писала: «Отец работал с утра до поздней ночи; затевал новые издания, постоянно встречался с Бонч-Бруевичем и Луначарским. Он жил полной, напряженной творческой жизнью, чувствуя, что его силы, знания и опыт нужны». Это же подтверждает О.Ю. Шмидт: «При Советской власти И.Н. Кнебель продолжал свою очень значительную работу с прежней энергией...» К этому времени относятся и последние самостоятельные издания Кнебеля, выпущенные под маркой собственной издательской фирмы — четыре детские книжки со стихотворными сказками. Две из них — A.В. Михайловского: «Кошкин дом» (художник В.Б. Логинов) и «Феденька» (художник В.С. Вермель), а две — Л.Н. Зилова: «Теремок» (художник B. Орлов) и «Сказка о каравае» (художник В.С. Вермель). Все книжки вышли в 1924 году, причем три из них были отпечатаны в провинциальных типографиях: саратовской типолитографии № 9 и в Рязанской государственной типолитографии, что значительно осложнило издательский процесс. Видимо, хлопоты, связанные с добыванием бумаги и печатанием книг в иногородних типографиях, стали для 70-летнего издателя слишком обременительны, а потому весной 1925 года он решил свернуть собственное дело и вновь поступить на государственную службу. В Центральном государственном архиве народного хозяйства в фонде рекламного и коммерческого агентства «Связь» сохранилось «Личное дело» И.Н. Кнебеля, из которого выясняется, что со 2 марта 1925 года он был зачислен в штат Отдела печати Агентства «Связь» в качестве специалиста по подготовке художественных изданий с персональным окладом в 300 рублей86. В это время Агентство «Связь», созданное в 1923 году при Наркомате почт и телеграфов с целью издания различной ведомственной литературы, решило прибегнуть, для улучшения своего финансового положения, к выпуску трехкрасочных открыток. Это и послужило непосредственным поводом для приглашения Кнебеля в Агентство. Однако его работа в новой должности была как никогда кратковременной — через два месяца по постановлению Комиссии по накладным расходам при НКПиТ, он был уволен по сокращению штатов. Видимо, руководство Агентством не сумело убедить членов Комиссии в целесообразности дополнительных затрат на содержание в штате специалиста такого уровня, как Кнебель. Предложений о сотрудничестве со стороны государственных учреждений Кнебелю было сделано немало. Среди документальных свидетельств, дошедших до нас от тех времен, есть и протокол Совещания об издательской деятельности Библиотеки им, В.И. Ленина, состоявшегося 27 марта 1926 года под председательством ее тогдашнего директора, известного историка и партийного деятеля В.И. Невского. Поднимая вопрос об оживлении издательской деятельности Библиотеки, Невский предлагал обратиться за содействием в Госиздат и к И.Н. Кнебелю. Его поддержал зам. директора Библиотеки, крупный историк-германист Д.Н. Егоров, также рекомендовавший для подготовки художественных изданий И.Н. Кнебеля. Однако в этот период Кнебель вряд ли мог бы оказать серьезную помощь, поскольку уже более полугода интенсивно работал в издательском отделе Государственной Третьяковской галереи. Была какая-то высшая справедливость в том, что в конце жизни Кнебелю посчастливилось вновь вернуться к выпуску излюбленных художественных изданий по русскому изобразительному искусству. Весной 1925 года он предложил искусствоведу Н.М. Щёкотову — в то время директора Третьяковской галереи — организовать при музее издательский отдел. Предложение было своевременным, так как после революции в галерее стала активно вестись работа по изучению и пропаганде русского и «советского» искусства. Необходимость самостоятельной издательской деятельности была очевидна, и Кнебеля пригласили заведовать новым отделом. Помимо технического наблюдения за художественным исполнением изданий, в обязанности Кнебеля входили подбор бумаг, красок, шрифтов для печати; выпуск и рассылка утвержденных Правлением проспектов издательства; общее наблюдение за распространением изданий Третьяковской галереи; всевозможные калькуляционно-расчетные операции, а также представительство от имени издательства галереи в государственных учреждениях и торгово-промышленных предприятиях, переговоры с частными лицами по делам издательства. Первой книгой, выпущенной Кнебелем в Третьяковской галерее, стал каталог выставки «У истоков русской живописи» (1925), организованной в связи с 200-летием со дня основания Петром I в 1724 году Академии наук и художеств. Экспозиция, подготовленная ведущими сотрудниками галереи во главе с заместителем директора А.М. Скворцовым (он же — автор вступительной статьи к каталогу), ставила своей задачей «выявить развитие русского искусства в X VII-XVIII веках во всех его областях и во всем его применении» и, в то же время, показать, как и чему обучали приезжавшие в Россию живописцы-иностранцы и как воспринимали это обучение русские ученики. Соответствовал научной значимости самой экспозиции и тщательно подготовленный двуязычный (на русском и французском языках) каталог общим объемом в 140 страниц. Его текст напечатан на красивой кремовой бумаге «верже», а 16 вклеенных фототипий черного или коричневого тона — на другой, более плотной бумаге. Каждая репродукция прикрыта тонкой папиросной бумагой с напечатанными на ней двуязычными подрисуночными надписями. Толстый книжный блок заключен в обложку из полукартона темно-кремового цвета, оформленную известным советским графиком Б.Б. Титовым. В целом каталог, отпечатанный в типографии Гознака тиражом 1000 экз., по своим художественным и полиграфическим качествам резко выделялся из общего книжного потока тех лет и был вполне сопоставим с лучшими дореволюционными кнебелевскими изданиями. Все это оправдывало появление в конце русской и французской частей каталога короткой строки: «Каталог издан под наблюдением И.Н. Кнебеля». Последним изданием, в подготовке которого Кнебелю довелось принять непосредственное участие и довести его до выхода в свет, стал каталог выставки картин К.Ф. Юона, приуроченный к 25-летию его художественной деятельности (февраль 1926 г.). Сравнительно небольшой по объему (56 стр.), каталог состоит из двух вступительных статей (А.М. Эфроса и Н.Г. Машковцева), перечня экспонатов выставки, составленного искусствоведом А.С. Галушкиной, и 9 черно-белых автотипий: портрета и 8 репродукций с произведений Юона. Книга была напечатана тиражом 1050 экз. в уже упоминавшейся ранее типолитографии им. Дунаева (бывш. бр. Менерт), с которой Кнебеля связывали давние деловые отношения. Казалось бы, простое, немудреное издание, а сколько в нем изысканной строгости и благородства, подлинной художественности и типографического чутья. Изящный, хорошо читаемый шрифт гармонично сочетается с большими страничными полями, а качественно воспроизведенные на отдельных страницах автотипии образуют ритмически четкий (через каждые две полосы текста) зрительный ряд. Обложка из серой плотной бумаги украшена самим Юоном чрезвычайно скромно: в центре первой сторонки — его живописный автограф, а на четвертой — концовка в виде символического экслибриса. В конце каталога уже знакомый нам текст: «Издание печаталось под наблюдением И.Н. Кнебеля». В начале апреля 1926 года Кнебель передал в Правление Третьяковской галереи докладную записку, в которой, в частности, отмечал: «События последних лет отразились и на покупательской способности художественных изданий. Чтобы возбудить интерес к ним, необходимо создать новый распространительный аппарат по всему СССР, над чем я трудился последнее время». Предложенный Кнебелем план действий был одобрен руководством Третьяковской галереи, однако осуществлять его начали уже без него. Отсутствие стабильности, тревоги и волнения последнего времени подорвали здоровье Иосифа Николаевича,и очередной сердечный приступ оборвал его жизнь 14 августа 1926 года. Сообщение об этом появилось на следующий день в «Известиях ЦИК и ВЦИК СССР».

Похоронен был Кнебель на московском Введенском (бывшем «Немецком») кладбище. ...После смерти издателя, по ходатайству Правления Третьяковской галереи, Госиздата, а также виднейших деятелей советской культуры — И.Э. Грабаря, В.И. Невского, К.С. Станиславского, О.Ю. Шмидта, А.В. Щусева и др., — Наркомпрос назначил его вдове, С.М. Кнебель, пожизненную персональную пенсию. «Со своей стороны, — отметил в ходатайстве академик Щусев, в то время председатель Правления Третьяковской галереи, — подтверждаю неоспоримые заслуги И.Н. Кнебеля по делу популяризации художественных и научных изданий и считаю его в этой области выдающимся  деятелем». Автор статьи: Л. Юниверг.