RARUS'S GALLERY

Л., изд. Центросоюза, 1923. [10] с. с илл. Тираж 20000 экз. Цена 15 к. В цв. издательской литографированной обложке. Большая редкость!

 

 

 

 

 

Книжки Михаила Ивановича Андреева:

Андреев Михаил. Аника-воин / Рис. В. Сварога. Л.: Радуга, 1925. - 12 с. - 10000 экз. - 85 к.

Андреев Михаил. Брат и сестра / Рис. А. Радакова. Л.: Изд. Центросоюза, 1923. - [10] с. - 20000 экз. - 15 к.

Андреев Михаил. Брат и сестра / Рис. А. Радакова. Л.: Изд. Центросоюза, [1924]. - [9] с. - 20000 экз. - 15 к.

Андреев Михаил. Гроза: Стихи / Рис. Д. Драуле. Л.: Радуга, 1928. - 11 с. - 50000 экз. - 10 к.

Андреев Михаил. Два Ивана / Рис. П. Бучкина. М.: Центросоюз, 1924. - [8] с. - 20000 экз. - 20 к.

Андреев Михаил. Два брата / Рис. В. Твардовского. Л.: Радуга, 1925. - [12] с. - 10000 экз. - 75 к.

Андреев Михаил. Золотой зайчик / Рис. Д. Драуле. Л.: Радуга, 1926. - 11 с. - 10000 экз. - 23 к.

Андреев Михаил. Золотой зайчик / Рис. Д. Драуле. Л.: Радуга, 1926. - 11 с. - 30000 экз. - 23 к.

Андреев Михаил. Золотой зайчик / Рис. Д. Драуле. Л.: Радуга, 1927. - 11 с. - 10000 экз. - 20 к.

Андреев Михаил. Лен / Рис. Н. Фогт. Л.: Радуга, 1926. - 11 с. - 30000 экз. - 23.

Андреев Михаил. Лен / Рис. Н. Фогт. Л.: Радуга, 1929. - 11 с. - 50000 экз. - 12.

Андреев Михаил. Лепестки и колючки. Л.: Изд. автора, 1927. - 125 с. - 500 экз.

Андреев Михаил. Маляр Сидорка / Рис. М. Пашкевич. Л.: Радуга, 1926. - 11 с. - 30000 экз. - 23.

Андреев Михаил. Маляр Сидорка / Рис. М. Пашкевич. Изд. 2-е. Л.: Радуга, 1926. - 8 с. - 15000 экз. - 23.

Андреев Михаил. Маляр Сидорка / Рис. М. Пашкевич. Изд. 3-е. Л.: Радуга, 1927. - 11 с. - 15000 экз. - 23.

Андреев Михаил. Масляница / Рис. В. Апостоли. Л.: Радуга, 1926. - [9] с. - 300000 экз. - 23.

Андреев Михаил. Медведь / Рис. П. Бучкина. Л.: Радуга, 1924. - 14 с. - 5000 экз. - 6 к.

Андреев Михаил. Медведь / Рис. П. Бучкина. Л.: Радуга, 1926. - 11 с. - 15000 экз. - 22.

Андреев Михаил. Медведь / Рис. П. Бучкина. Изд. 3-е. Л.: Радуга, 1927. - 11 с. - 10000 экз. - 22.

Андреев Михаил. Мои гримасы: Сатир. стихи. Пг.: Тип. Петрогр. губ. отд. труда, 1923. - 64 с. - 1000 экз.

Андреев Михаил. Небылицы / Рис. Н. Фогт. Л.: Радуга, 1927. - 10 с. - 30000 экз. - 23 к.

Андреев Михаил. О Ермиле и дочери его Людмиле / Рис. К. Рудакова. Л.: Радуга, 1925. - 13 с. - 8000 экз. - 1 р.

Андреев Михаил. Обновки / Рис. А. Ефимова. Л.: Радуга, 1927. - [11] с. - 30000 экз. - 23 к.

Андреев Михаил. Пустячки / Рис. Д. Драуле. Л.: Радуга, 1928. - [11] с. - 50000 экз. - 10 к.

Андреев Михаил. Сам-с-усам / Карт. В. Твардовского. Л.; М.: Радуга, 1925. - [11] с. - 10000 экз. - 85 к.

Андреев Михаил. Сам-с-усам / Карт. В. Твардовского. Изд. 2-е. Л.: Радуга, 1927. - [11] с. - 20000 экз. - 35 к.

Андреев Михаил. Хвастуны / Карт. Э. Криммера. Л.: Радуга, 1925. - [12] с. - 9000 экз. - 85 к.

Андреев Михаил. Хоровод / Рис. А. Радакова. Л.: Радуга, 1925. - [11] с. - 9000 экз. - 85 к.

Андреев Михаил. Храбрый лапоть / Рис. М. Пащенко. Л.; М.: Радуга, 1924. - 15 с. - 7000 экз. - 60 к.

Андреев Михаил. Храбрый лапоть / Рис. М. Пащенко. Л.; М.: Радуга, 1926. - 10 с. - 15000 экз. - 22 к.

Андреев Михаил. Храбрый лапоть / Рис. М. Пащенко. Л.; М.: Радуга, 1927. - 11 с. - 10000 экз. - 22 к.

Андреев Михаил. Храбрый лапоть / Рис. М. Пащенко. Изд. 2-е. Л.; М.: Радуга, 1925. - 10 с. - 6000 экз. - 23 к.

Андреев Михаил. Чудесный остров / Рис. В. Тронова. Л.: Радуга, 1928. - [11] с. - 30000 экз. - 23.

Андреев Михаил. Чучело / Рис. В. Твардовского. Л.; М.: Радуга, 1924. - 11 с. - 7000 экз. - 50 к.

Андреев Михаил. Чучело / Рис. В. Твардовского. Л.; М.: Радуга, 1926. - 10 с. - 15000 экз. - 22 к.

Андреев Михаил. Чучело / Рис. В. Твардовского. Л.; М.: Радуга, 1927. - 11 с. - 10000 экз. - 22.

Радаков, Алексей Александрович (1879, Москва — 1942, Тбилиси) Художник-карикатурист, плакатист, живописец, иллюстратор, поэт. Всю свою жизнь А. А. Радаков совершенствовался в остроумнейшей и актуальнейшей области искусства — сатирической графике. Он создал огромное количество карикатур и шаржей для газет и журналов, плакатов и рисунков на злобу дня.  В 1900 окончил МУЖВиЗ, в 1905 — ЦУТР в Петербурге, занимался в училище барона А. Л. Штиглица, затем продолжил занятия в Париже у художников Т. Стейнлена и П. Лорана. Некоторое время жил в Италии. В 1908 был одним из основателей, главным редактором первых восьми номеров и художником журнала «Сатирикон» (1908), в 1913, после раскола «Сатирикона», в числе его лучших сил, писателей и художников, участвовал в создании журнала «Новый Сатирикон» и до запрещения журнала большевиками, усмотревшими в нем контрреволюционные идеи, в 1918 активно в нем работал. Экспонировался на всевозможных выставках новых художественных объединений. С 1912 работал как сценограф для Литейного театра и театра «Бродячая собака (Петербург), «Летучая мышь» (Москва). Ряд спектаклей подготовил вместе с режиссером К. А. Марджановым. Сразу после Октябрьской революции Радаков оформлял спектакли в петроградском ГБДТ: «Много шума из ничего», «Разбойники» (1919). В 1922 — «Дон Паскуале» Доницетти (Троицкий театр, Петроград), «Лебединое озеро» (Одесский театр оперы и балета) и другие. В 1919 с момента основания и до закрытия был редактором детского журнала «Галчонок», рисовал для созданного М. Горьким детского журнала «Северное сияние». Основал в Петрограде артистический кабачок «Петрушка», который сам и оформил. Работал над программами театра-кабаре «Би-ба-бо», открытого в январе 1917 в подвале пассажа. В 1920-х создал огромное количество карикатур и шаржей для периодической печати, остроумных плакатов и рисунков, опубликованных в журналах «Лапоть», «Бегемот», «Бич», «Смехач», «Безбожник», в 1930-х работал для журнала «Крокодил». Был соредактором журналов «Лапоть» и «Крокодил». В разное время он сотрудничал с А. Т. Аверченко и В. В. Маяковским, Сашей Черным и Н. Тэффи, с мастерами графики и иллюстрации В. М. Конашевичем, В. С. Сварогом, М. М. Черемных и другими. Кисти художника принадлежит знаменитый агитационный плакат «Неграмотный — тот же слепой... «(1920). С 1933 Радаков занимался кино и мультипликацией. В 1933–1934 преподавал на курсах мультипликации при Доме Печати в Москве, его учениками стали многие аниматоры «студии Смирнова». Работал в коллективе экспериментальной мультипликационной мастерской при ГУКФ под началом В. Ф. Смирнова, позже — на «Мосфильме» в качестве художника-постановщика и режиссёра. В 1935 совместно с П. Носовым создал мультфильмы «Город без спичек», «Мишка-аэронавт», «Трепак». Последние работы Радакова были посвящены борьбе с фашизмом. В 1941 он выполнил патриотический плакат «Болтун — находка для шпиона». Радаков — художник-сатириконовец, мастер-карикатурист, один из самых ярких плакатистов первой половины XX века. Умер 31 мая 1942 г.

Художники Иван Малютин и Алексей Радаков

Или ещё:

Москва. 1928 год. Лето. Раннее утро. По пустынным в этот час кривым арбатским переулочкам едет на извозчиках милая веселая компания. Художники и писатели. Едут они из Дома Герцена. Не хватило им времени — надо же еще поговорить и поспорить! Едут они к Михаилу Вольпину, великолепному поэту, работавшему с Черемныхом и Маяковским еще, как теперь говорят, «в знаменитых Окнах РОСТА». Извозчики разные — обыкновенные, те, что подолгу стоят на углах переулков, и на «дути-ках» — лихачи. У этих даже бывали рысаки, списанные с московского ипподрома. Вот на таком и едет художник Михаил Черемных со мной. Люди мы .крупные, и сидеть не очень-то нам удобно. Узковаты сиденья. Говорят, что такие сиденья делались нарочно, чтобы московские купцы ездили по одному. Под их непомерной тяжестью садились рессоры. И вдруг... навстречу нам выезжает экипаж. На потертом сиденье в лучах восходящего солнца, как в ореоле, перед нами настоящий тореадор. Широкополая шляпа. Кольца темных волос. Маленькие баки. Великолепный горбатый нос. Тореадор сидит, широко расставив ноги. В вытянутых руках он держит перед собой бутылку с вином и огромную целую колбасу. Все радостно закричали: «Давай! Давай! Поворачивай!» — Извозчик повернул. Мы все поехали дальше. Так впервые я увидела художника Алексея Александровича Радакова. Впоследствии он очень часто приходил в нашу маленькую квартиру в Глинищевском переулке и заполнял ее своей большой фигурой, громким голосом: «Дети мои! Мишель, римский патриций! Прекрасная дама, ручку!» — и своими рассказами об Италии, о Париже, где он учился в академии. Он говорил, что вывез из Франции жену-француженку и шляпу. О жене, Берте Юстовне, он всегда очень заботился и сохранил с ней наилучшие отношения даже тогда," когда переехал из Ленинграда в Москву и вторично женился. А что касается шляпы, то она была абсолютно знаменита. Радаков никак не хотел с ней расстаться, хотя по правде- говоря, надо было. Когда покупали ему новую, он ее забрасывал и надевал старую, помятую, но как-то особенно помятую, потертую, с пятнами, специфически радаковскую шляпу. Он очень ловкд, какими-то круговыми Движениями ладони укладывал свои еще темные волосы так, что они выглядывали крупными кольцами из-под шляпы. А снимая ее, волосы так подправлял, что они почти скрывали значительную лысину и даже походили на лавровый венок. Радаков принадлежал к известной плеяде сатириконцов: Аверченко, Тэффи, Бухов, Рем и. По его рассказам получалось, что он был в «Сатириконе» главным и без него «Сатирикона» вообще бы не существовало. И все делали вид, что ему верят. Горделиво вспоминал он, как Николай Второй, обожавший «Сатирикон», пригласил к себе в гости сатириконцев. «И мы все отказались. В гости к Николаш-ке?! Не-е-т! Мы не удостоили его этой чести!» Черемных всегда поражался, с какой легкостью Радаков рисовал. В бытность свою в Италии он, совершенно не зная итальянского языка, изъяснялся на языке рисунка, и всегда его понимали. Забавный эпизод рассказал он: однажды Радаков попросил жену, тоже не знавшую языка, пойти в лавку за виноградом. Она нарисовала виноград. Домой принесла яйца. Талантлив и работоспособен был на диво. На его счету около двадцати журналов, в которых он участвовал не только как художник, но и как поэт. А в детском журнале «Галчонок» он был редактором с начала до конца. Но серьезно к работе не относился. Никогда не сдавал рисунка вовремя. Всегда в последнюю минуту. В жизни, в так называемом быту, Радаков был неряшливо-живописен. Трудно его представить в обыкновенном костюме, а тем более в военной форме. Однако он хвалился тем, что был «душкой-военным» и «дамы просто падали, падали, такой я был красавец!». Вот последнему, пожалуй, можно поверить. А вообще-то Радаков имел чин квартирьера (кажется, в семнадцатом году) и, рассказывая, прибавлял: «А звучит-то как красиво: квартирьер!» И забавно фыркал, захлебываясь тоненьким смехом, у Он часто вот так смеялся, когда рассказывал. И еще закрывал рот рукой, и тогда вообще трудно было понять, о чем, собственно, идет речь. Был Радаков ироничен и насмешлив. Многое подмечал в других. Но не в себе... Ходил он в мешковатых брюках и в какой-то широкой блузе. И всегда пуговицы были застегнуты неправильно. Частенько из карманов этой своей блузы он вытаскивал вместо носового платка какую-то тряпку, всю перемазанную красками. Тогда вторая жена его, Евгения Львовна, в черном, с яркими цветами платке, закинутом, как испанская шаль, возводила свои очень красивые глаза и воздыхала: «Алексей Александрович! Я же вам положила в карман совершенно чистый носовой платок!» Радаков, очень изысканно, певуче произносил: «О моя Пепита! Я вам очень благодарен за то, что вы любезно положили платок в мой карман. Он мне так пригодился! Я вытирал им кисти». Галстук он завязывал каким-то непостижимым свободным бантом. Но и то часто срывал его и бросал в угол. И вообще создавалось впечатление, что все ему узко. Громыхающий, экспансивный, он иногда обижался и уходил. Правда, ненадолго. Бывал он колюч и, пожалуй, в противовес Аркадию Бухову неуютен. Аркадий Сергеевич, тоже часто у нас бывавший, почему-то не очень благоволил к Радакову. Однако была такая история: оба жили в одном доме, и однажды, возвращаясь домой, они с разных сторон сошлись у подъезда. Была глубокая ночь. Весь дом спал. Аркадий Бухов, очень вежливо, очень элегантно приподняв шляпу, сказал Радакову: «Пожалуйста! Зайдемте к нам! Жена будет очень рада!» У нас долго было в ходу это выражение: «Жена будет очень рада». В Петрограде у Радакова была мастерская. Народа бывало у него много. Вино пили из всяких баночек, скляночек из-под красок, вряд ли хорошо вымытых. Да и руки Радакова, большие руки грузчика, не казались хорошо вымытыми. Он часто пользовался пальцами вместо кистей. Выступал он и как декоратор. Мне рассказывал известный чтец  Голубенцев, что в девятнадцатом году он, молодой актер, играл в пьесе Шекспира «Много шума из ничего» в декорациях Радакова. Они были написаны в манере Сезанна. На очень красочном заднике амфитеатром спускалась Мессина. Спектакль шел в Большом Драматическом театре, что на Фонтанке. Играли Юрьев, Монахов, Максимов. Художественный совет возглавляли Шаляпин, Андреева, Горький, а репертуарную часть — Александр Блок. В том же девятнадцатом году в Петрограде существовал кабачок «Петрушка». В этом очень тесном помещении всегда сидел грузный, но благостный Радаков. Он этот кабачок основал, он его и оформил. О том, как Радаков жил в Москве, рассказывал один из его любимых учеников—художник Л. Сойфертис. В Шестнадцатиметровой комнате, где Радаков жил с женой, царил, как и в Петрограде, совершеннейший беспорядок. Все было завалено рисунками, живописными полотнами. Тут же часто сидели натурщики. Радаков писал их и всегда что-нибудь напевал. На табуретке стояла бутылка с красным вином. Радаков говорил: «Тот, кто жил во Франции, не может обходиться без вина». Масса у него бывало Народа и особенно молодежи. Их всех Радаков называл «старики». Был он доступен, прост, интересен. Многим молодым много дал. Про себя Сойфертис говорил: «Мне Алексей Александрович дал путевку в жизнь: он ввел меня в «Крокодил». Характерно смешной эпизод произошел однажды: пришел Сойфертис к Радакову. Тот говорит: «Не хочешь ли, старик, бульончику? Я сегодня варил». Налил «бульончик» в стакан с явными остатками мыльной пены. «Старик» отказался. Тогда Радаков сказал: «Ну, что ж! Пойдем в Дом печати». Сел он на стул и стал надевать ботинки. Поднявшись, обнаружил, что сидел на палитре. Радаков мастихином начал отскабливать краску, но только больше размазал. Штаны приобрели удивительный вид. Других штанов у Радакова не было... Колоритнейшая фигура Радакова всегда обращала На себя внимание. Писатели Ильф и Петров в своих «Двенадцати стульях» вложили в уста Эллочки-людо-едки некоторые выражения Радакова: «Жуть! Мрак! Подумаешь! Знаменито! Кр-р-расота!». Вот так, словами, я постаралась нарисовать Алексея Александровича Радакова. В этом альбоме воспроизведены рисунки А. Радакова, взятые в основном из журнала «Крокодил» за разные годы. Н.А. ЧЕРЕМНЫХ. Статья из сборника "Мастера Советской карикатуры"

А. Радаков и А. Юнгер

Страницы истории советской сатирической графики

Этих художников объединяли инициалы и отчество. Да еще стремление «объять необъятное». Алексей Александ­рович Радаков был не только журнальным графиком-кари­катуристом, но пробовал себя и как плакатист, живописец, театральный декоратор, был журналистом, редактором, пи­сателем и поэтом. А Александр Александрович Юнгер про­явил себя в качестве педагога, практика и теоретика архи­тектуры, театрального деятеля, а его художественное на­следие включает в себя почти все виды графических ра­бот — плакат, иллюстрацию, станковую графику. Занимался он и живописью. Казалось, не было людей более полярных, чем они. Если «гремящий коновод», экспансивный и рассеянный Радаков был всегда на виду, в центре внимания и не тяготился ролью штатного чудака, то молчаливый, скромный, сдер­жанный Юнгер чаще всего находился в тени. Но Радаков и Юнгер постоянно оказывались вместе. Так было в «Сатириконе», так было в первом русском юмори­стическом журнале для детей «Галченок». Так было и в ле­нинградской советской юмористике. Они и по времени рож­дения, и по образу мыслей — художники одного поколе­ния. Алексей Радаков родился в 1879 году. До 1900 года учился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, за­тем, до 1905-го — в Училище технического рисования ба­рона Штиглица в Петербурге, позже совершенствовал свое мастерство в Париже. Еще студентом он начал работать в московских и петербургских юмористических журналах, в том числе в еженедельнике «Стрекоза». В 1905 году уча­ствовал в ведущих органах «свободной прессы» — «Жупе­ле», «Зрителе», «Стреле», «Спруте». Александр Юнгер также вошел в сатирический цех еще студентом. Он родился в 1883 году. В 1902-м, после окон­чания гимназии и рисовальных классов Общества поощре­ния художеств, поступил на архитектурное отделение Ин­ститута гражданских инженеров и одновременно на архи­тектурное же отделение Академии художеств в Петербур­ге, которые закончил с золотой медалью. «Рисовать стал рано. Рисовать я начал с 4-х лет.., — написал он позже в своей шутливой автобиографии. — Да, с 4-х, по свидетельству матери, с 4-х лет. Первый заказ получил, когда мне было семь лет. Заказчиком был мой младший брат (5-ти лет). Когда я подрос — начал работать в журна­лах». В 1905 году молодой художник опубликовал свои пер­вые рисунки в той же «Стрекозе», вскоре становится веду­щим сотрудником журнала «Спрут». Не прерывает связи и со «Стрекозой». «Тут я познакомился с начинающими Ре-ми, Радаковым, А. Яковлевым, Сашей Черным, Потемки­ным и др., впоследствии с приехавшим из Харькова и тогда никому еще не известным Аркад. Тимоф. Аверченко». Все они не были удовлетворены качеством еженедельника. На одном из заседаний редакции было решено превратить журнал из юмористического в сатирический. А. А. Радаков предложил дать журналу новое имя. Так возник лучший сатирический журнал дореволюционной России — «Сатири­кон» (С 1913 г. журнал стал называться «Новый Сатирикон»). Тот же неугомонный Радаков на первых порах воз­главлял редакцию (позже этот пост занял А. Аверченко). А Юнгер стал руководителем художественного отдела. То­го отдела, который и принес журналу громкую славу, ибо, как утверждали современники, «группа художников в «Са­тириконе» была в своей сфере и по таланту, и по выдумке значительно выше группы писателей». Корней Чуковский вспоминал: «Сотрудники «Сатирикона» одно время были неразлучны друг с другом и всюду ходи­ли гурьбой. Завидев одного, можно было заранее сказать, что сейчас увидишь остальных. Впереди выступал круглолицый Аркадий Аверченко, круп­ный, дородный мужчина, очень плодовитый писатель, неис­тощимый остряк, заполнявший своей юмористикой чуть не половину журнала. Рядом шагал Радаков, художник, хохотун и богема, живописно лохматый, с широкими, пушисты­ми баками, похожими на петушиные перья. Тут же броса­лась в глаза длинная фигура поэта Потемкина, и над всеми возвышался Ре-ми (или попросту Ремизов), замечательный карикатурист, с милым, нелепым, курносым лицом. Вместе с ними, в их дружной компании, но как бы в стороне, на отлете, шел еще один сатириконец, Саша Черный, совер­шенно непохожий на всех остальных». Однако такая близость не мешала каждому из сатириконцев быть яркой неповторимой индивидуальностью. И звез­дой первой величины среди художников был, несомненно, Алексей Радаков. «Вакхом юморо-сатирического рисунка» назвал его поэт В. В. Князев за щедрость таланта, дерзость творческой манеры и несколько грубоватый, близкий к на­родному юмор. «Он писал карикатуры больше всего на са­новников и черносотенцев. Эти карикатуры были самые злые и беспощадные. Каждый штрих у него дышал глубо­кой ненавистью к черной своре царских слуг и приспешни­ков. «Темистом» он был изумительным. Добрая половина рассказов у Аверченко написана по темам А. Радакова» — так писал один из современников, хорошо знавший «кух­ню» журнала, Впрочем, подтверждение тому и творчество самого Алексея Александровича. Ведь большинство работ художника — это «рассказы в картинках», своей повество-вательностью словно возрождающие народный лубок. Только в отличие от народного лубка, где главным изоб­разительным средством являлся контурный рисунок с ло­кальной подкраской, «лубок» Радакова использовал дости­жения современной живописи и строился на сочетании жи­вописных пятен, как бы нанесенных «а ла прима». Изоповествование любил и Александр Юнгер. Более того, именно его можно считать отцом русского графического фельетона. Но манера его рисунков резко отлична от радаковской. Они выглядят тщательно построенными, а не спонтанно выплеснувшимися на лист. В стиле Юнгера отчетливо прослеживается связь с художниками начала XX ве­ка — Е. Д. Поленовой, И. Я. Билибиным и другими графика­ми «Мира искусства», с немецкой и английской карикатурой и рисунком. И по художественным приемам он занимает полярную Радакову позицию: основу рисунка Юнгера составляет тонкая контурная линия. Организация «Сатирикона» явилась началом первой волны творческой активности обоих графиков. Вплоть до 1916 го­да не было ни одного номера журнала, где бы работы их не соседствовали. Радаков чаще занимал первую страницу обложки, а Юнгер прочно расположился на четвертой. В 1912 году Радаков впервые выступает как театральный художник. Он же был одним из организаторов знаменитого артистического кабаре «Бродячая собака», связанного с именами А. А. Блока, А. А. Ахматовой и др. В те годы он создает и первый в России детский юмористический журнал «Галчонок», где многие иллюстрации были выполнены Юнгером. Журнал понравился, приобрел известность. Стали популярными и его авторы. Один юный поэт выразил это так:

Редактор Радаков — он

Всем читателям знаком.

В 1916 году пути художников на время расходятся. Александр Юнгер, занятый работой над дипломным проектом, не выходил из академической мастерской. А Алексей Радаков продолжал свою журнальную деятельность. Не помешал этому даже призыв на военную службу. Кстати, с армейским бытием художника связан весьма любопытный эпизод. Происходило это во время Февральской революции. Радаков с другим сатириконцем, Владимиром Маяков­ским, входил в состав Военно-автомобильной школы. Вместе они участвовали в аресте ее начальника генерала Секретеева. «Решили, что раз министров свезли в Думу, надо, значит, и этого господина туда представить... Ну, посадили генерала в его прекрасный автомобиль... Человек пять было солдат, Маяковский, я. Генерала этого, значит, в карцер сдали», — вспоминал сам Радаков. А в июне — июле 1917 года он вместе с В. Маяковским, В. Лебедевым, Н. Ремизовым становится инициатором и одним из активнейших художников издательства   «Современный   лубок», которое стремлением создать доступный народу актуальный политический плакат стало прообразом знаменитых «Окон РОСТА». Гражданская война разлучила художников. В 1918 году Александр Юнгер оказался на Кубани, в Краснодаре, где, как писал он в автобиографии, «до 1925 года состоял профессором и деканом архитектурного факультета Кубанского политехнического института. На Кубани много работал «по урбанизму». Проектировал расширение города Красно­дара и города Новороссийска». Не оставлял он и графику, работал в книжной иллюстрации, выполнял плакаты. В Краснодаре Юнгер вместе с С. Я. Маршаком участвовал в создании первого советского театра для детей. А Радаков остался в городе на Неве. Правда, не без приключений. Вот как он рассказывал об этом: «Каприз судьбы: .когда и нас прикрыли, мы всей компанией двинули на Украину. Вдруг телеграмма из Питера: для ликвидации типографии пришлите представителя. Типография у нас была собственная — хозяйчики, ха! Бросили жребий, кому ехать. Мне! Приехал обратно да тут и остался — отбился от компании». Конечно, трудно сказать, правда ли это или художественный вымысел, на который Алексей Александро­вич был большой мастер. Но факты говорят о следующем: уже в декабре 1917 года он с К. Чуковским, В. Лебедевым, А. Бенуа участвует в оформлении детского альманаха «Ел­ка». С 1918 года работает как театральный декоратор, ор­ганизует и оформляет кабачок «Петрушка». В 1919 году начинает сотрудничать в «Окнах РОСТА», оформляет книги серии «Народная библиотека» и детский журнал «Северное сияние», выходивший под редакцией М. Горького. В следующем году вместе с Горьким и Чуковским он разраба­тывает редакционный план детского отдела издательства «Всемирная литература» и руководит художественной ча­стью детского отдела ГИЗа. В 1920 году издает серию пла­катов «Против неграмотности» в манере «современного лубка». Плакаты эти были отмечены золотой медалью на Всемирной выставке 1925 года в Париже. А с 1922 года, то есть со времени появления сатирических журналов «Крокодил», «Мухомор», «Безбожник», он ста­новится одним из их активнейших авторов. В 1924 году лучшие силы ленинградского сатирического цеха организуют новый журнал — «Бегемот». Именно на его страницах художники встретились вновь. Радаков был одним из создателей этого издания, а Юнгер после возвра­щения в Ленинград в 1925 году сразу занял видное место в художественном отделе. Сотрудничество это продолжа­лось и в «Пушке», и в «Ревизоре», и в «Смехаче». Кредо Радакова-карикатуриста тех лет мы можем узнать из его книги, посвященной этому жанру. «Карикатура, — считает график, — это преувеличение того, что недостаточ­но типично выражено в природе. Настоящий карикату­рист более чем кто-либо должен понять свою модель, дать в графическом исполнении синтез ее духовного мира. Карикатурист обнажает душу, выявляет ее в измененных чертах своего рисунка, объясняет ее окружающим. Он превращает скупца в Гарпагона, ханжу — в Тартюфа. Мет­кая карикатура — это волчий билет, приклеенный на до­стойного его. Это — доска, на которой обозначены пре­ступления данного субъекта. Если фотографию можно назвать простым полицейским протоколом, где с одинако­вой тупой педантичностью записано все, как нужное, так и ненужное, портрет можно сравнить с беллетристическим произведением, где главное господствует над затемняю­щими суть деталями, то карикатуру можно сравнить с афо­ризмом или пословицей, где в нескольких строках выраже­на большая мысль, целый ряд сложных представлений. [...] Карикатура требует от художника специальных, чисто ин­дивидуальных качеств, которые у живописца могут и от­сутствовать без ущерба для его творчества. Для того что­бы найти и преувеличить типичное, недостаточно выражен­ное в природе, отбросить ненужное, выработать в себе чувство меры преувеличения, нужно большое проникнове­ние в психологию данного субъекта, нужна громадная на­блюдательность, нужно интуитивно почувствовать самую суть   изображаемой   вещи.   Кроме   того,   нужно большое остроумие, позволяющее карикатуристу какой-нибудь не­большой, но верно понятой деталью ярко охарактеризо­вать свою модель, отнюдь не впадая в литературность, то остроумие, которое художнику-живописцу, преследующе­му иные задачи, совсем не нужно.  Карикатуристу при­ходится делать трудную работу, упрощать и подчеркивать необходимое, дать синтез линий, преувеличивать черты на­туры, сохраняя в то же время сходство с ней. Карика­турист, наблюдая личность или целый класс, подвергая свои наблюдения художественной обработке, углубляя и сжимая их, так сказать, в один образ, дает уже символ, графическую формулу целого класса или целой нации». Мы привели эту обширную цитату, исходя из двух сообра­жений: во-первых, читателям, стремящимся узнать больше об этом жанре, наверняка интересно мнение одного из ве­дущих мастеров советской карикатуры; во-вторых, нам хо­телось разрушить ходульный образ Радакова — легкомыс­ленного остряка, который создали мемуаристы, показать, что за внешней безалаберностью скрывается глубокая от­ветственность за дело, глубокое проникновение в суть сво­ей профессии. Это, пожалуй, и есть то главное, что связы­вало Алексея Александровича Радакова и Александра Алек­сандровича Юнгера. Ведь и Юнгер, по свидетельству его учеников, всегда стремился досконально понять все детали проникнуть в сущность дела, за которое он брался. В 20-е годы оба графика продолжают развиваться в том русле, которое было намечено еще в сатириконский пери­од. По-прежнему Алексей Радаков работает в экспрессив­но-импровизационном стиле. Его работы становятся не­сколько конструктивнее, теперь в них за живописной тканью хорошо проглядывает и костяк точного рисунка. По-прежнему основу карикатур Александра Юнгера состав­ляет линия, рисунок. Только рисунок этот стал более гиб­ким, подвижным — жесткий контур дореволюционных ра­бот сменяется чуть «дрожащей» перовой линией. И в сю­жетном отношении работы Юнгера демократизируются, упрощаются, приближаясь в чем-то к сочному радаковскому юмору. Но по манере в целом и в советское время эти мастера ленинградского юмористического цеха по-прежнему нахо­дились на разных полюсах. «Совершенно в такой же мере, в какой книжная графика Ленинграда исходит от «Мира искусства», графика сатири­ческих журналов исходит здесь от «Сатирикона», — писал известный исследователь искусства А. А. Федоров-Давы­дов в 1928 году. — Эволюция этой графики есть эволюция от «радаковской» манеры грубого рисунка толстыми и не­брежными линиями к более тонкой, но значительно менее острой технике пером А. Юнгера и Б. Антоновского». Хотя считается, что Радаков не создал собственной школы, тем не менее ни один из крупных художников-сатириков в нашей стране не избежал его влияния. Воздействие Радако­ва можно видеть в творчестве И. Малютина, В. Козлинско-го, Л. Бродаты, М. Черемныха, даже в творчестве Кукрыниксов и Б. Пророкова. В 1930 году пути художников вновь расходятся, на этот раз навсегда. Алексей Александрович переезжает в Москву, а Александр Александрович хотя и остается в Ленинграде, но почти целиком переключается на архитектуру, лишь из­редка возвращаясь к жанру, которому он посвятил четверть века своей жизни. В 1941 году Юнгер был арестован по ложному доносу. Он умер 3 августа 1948 года в Сибири. Алексей Александрович Радаков продолжал отдавать все свои силы советской сатире. В конце жизни он стал одним из создателей «Окон ТАСС», которые вдохновляли наших бойцов во время Великой Отечественной войны. Неутоми­мый труженик, он умер в 1942 году, через два дня после открытия выставки в Тбилиси, где экспонировалось его по­лотно «Последние минуты Зои Космодемьянской». «На про­тяжении почти сорока лет художник клеймил в своих ри­сунках пошлость, лень, эксплуатацию человека человеком». Эти слова, которые были адресованы А. А. Радакову его товарищами по искусству, в полной мере могут быть отне­сены и к А. А. Юнгеру. В 1920 году, в пору, когда агитационно-массовое искусство особенно активно вторгалось в повседневную жизнь молодого советского государства, живо откликаясь на неотложные требования революционных перемен, появился один из самых выразительных и доселе не забытых плакатов: " Неграмотный тот же слепой..." На фоне синего неба с белыми облаками изображен был шагающий крестьянин-бородач, чьи глаза накрепко повязаны белым платком. В красной рубахе, цветастых портах и лаптях он ступал с края утеса одной ногой в пропасть. Не видя дороги, человек протягивал вперед руки, и большие красные камни катились из-под ног перед ним в темно-синюю бездну. Крупными ясными буквами текст под изображением гласил: "Неграмотный тот же слепой, всюду его ждут неудача и несчастья". Это был самый непосредственный отклик на ленинский декрет 1919 года о ликвидации неграмотности в России. Нам сейчас уже трудно себе представить, какой сложной и кропотливой была работа по массовому обучению грамоте миллионов людей так называемых низших сословий. Чтобы вовлечь их в непривычное, трудное дело образования, нужно было прежде всего убеждать, заинтересовывать, обращаться к массам забитых, оторванных от культуры и просвещения рабочих, крестьян, горожан, идти к ним с доходчивым волнующим воображение словом. Такое зримое слово нашел в своем плакате Алексей Александрович Радаков, известный в дореволюционные годы карикатурист, художник и соредактор популярных в России журналов "Сатирикон" (1908- 14) и "Новый Сатирикон" (1913-18). Ко времени создания плаката о неграмотном Радакову было уже за сорок. За плечами оставалась достаточно громкая слава сатирика — рисовальщика и поэта. Он работал рядом с Аркадием Аверченко и Маяковским, с Сашей Черным, Тэффи и Буховым, с такими мастерами графики и иллюстрации, как Н.В.Ремизов (Ре-ми), В.М.Конашевич, В.С.Сварог, И.В.Симаков, М.М.Черемных. Он сам издавал веселый детский журнал "Галчонок", рисовал для созданного А.М.Горьким детского журнала "Северное сияние" (1919-20). Человек разносторонних интересов и неуемной энергии, он был невероятно общителен и открыт к самым разнообразным впечатлениям и культурным начинаниям. Страсть к искусству соединялась в нем с любовью к перемене мест, к путешествиям, они приводили его в Париж и в Лондон, в музеи Мадрида и Берлина. В Париже он работал в мастерских известных мэтров, занимался у художников, живо реагирующих на бурные общественные события и художественные движения нового века, у мастеров, ищущих новую стилистику, в частности — у Теофиля Стейнлена, сотрудничавшего в социалистической прессе. И Радаков молодой, и Радаков, уже умудренный жизненным опытом, охотно растворялся в любой профессиональной культурной среде, свободно и естественно внедрялся в любое живое экспериментаторство, не особенно заботясь о выделении личной роли в общем предпринимательстве. Он не оставил после себя архивов, никогда не каталогизировал свои произведения, довольствуясь тем, что его рисунки и остроумные тексты к ним появлялись во множестве и тиражировались на журнальных страницах. О нем не писались статьи и монографии, отдельные колоритные подробности его жизни и творческих устремлений сохранились скорее в обрывочных рассказах современников и друзей. Вспоминают о Радакове с нескрываемым восхищением как о разносторонней, незаурядной натуре, яркой личности.

И еще:

Радаков, Алексей Александрович родился в Москве в 1877 году. Он учился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, в 1905 году закончил Центральное училище технического рисования А. Штиглица в Петербурге. Как многие талантливые молодые люди, завершившие образование в начале 20 века, Радаков отличался универсализмом интересов и умений, работал и как график, и как театральный художник, примыкал к новым художественным объединениям, участвовал в больших и малых выставках. Революционные преобразования не оставили его равнодушным. Живя в Петербурге, он оформлял авангардистские спектакли в Большом драматическом театре на Фонтанке, сотрудничал там с Александром Блоком, дружил с замечательными актерами Ю.М. Юрьевым: и Н.Ф. Монаховым. В 1919 году основал в городе и художественно оформил артистический кабачок "Петрушка". В годы гражданской войны Радаков выступает как плакатист, позднее сотрудничает в сатирических журналах "Лапоть", "Бегемот", "Бич", "Смехач", "Безбожник". В 1930-е годы творческая деятельность художника связана с Москвой и журналом "Крокодил". Москвичи вспоминают, как всегда артистичен был он сам, в своей мягкой широкополой шляпе, надетой на длинные, вьющиеся волосы, в широкой блузе с неизменным, красиво повязанным бантом, — веселый собеседник и остроумный рассказчик. Говорили даже, что Ильф и Петров заимствовали некоторые его словесные выражения для лексикона Эллочки-людоедки в "Двенадцати стульях". Просматривая сегодня журнальные рисунки Радакова, поражаешься широте его политических знаний, острому эмоциональному восприятию окружающего, верному ощущению новизны. Многолетнее рисование для дореволюционных сатирических журналов сформировало в нем безошибочное знание человеческих характеров, смешных черт быта; новое время выработало способность к публицистической оценке общественных ситуаций, заинтересованность в очищении и улучшении жизни. В начале 1920-х годов он ратует за раскрепощение женщины-работницы, за ее социальное равенство с мужчиной. Его политическая чуткость несомненна: антифашистская тематика появляется в сатире Радакова в самом начале 1930-х годов. Нельзя не подивиться тому, насколько актуальными по сей день остаются его сатирические сюжеты и образы. Он безжалостно высмеивает бюрократов в рисунке, где стоящий на берегу чиновник кричит утопающему: "Продержитесь еще немного, сейчас подпишем приказ о вашем спасении" (1925). Эта нестареющая тема во многих вариациях будет разработана позднее театром Аркадия Райкина. Без указов и постановлений Радаков боролся своим метким- сатирическим пером против пьянства и алкоголизма, клеймил взяточников, картежников, с болью говорил о горе-кооператорах, о бездорожье и грязи в прекрасных старинных русских городах. Он отлично понимал, для кого создает свои произведения. Плакат о неграмотном, рассчитанный на деревенского зрителя, был выполнен им в откровенно лубочной манере, привлекал яркостью локальных цветовых плоскостей, наивной узорчатостью рамы. Такого рода примитивизация была, разумеется, сознательно избранным приемом, нарочитое упрощение, даже огрубление линии, контура рисунка имело мало общего с привычной манерой рисования для журналов, где необычайная плодовитость художника зиждилась на блестящем реалистическом мастерстве. Именно поэтому его замыслы были так ясны и доходчивы, а воплощения их так благородно просты в своих спокойных линиях и мягких графических формах. Несомненно, что бытовая сатира Радакова корнями своими уходит в большое искусство критического реализма, которым была так богата еще в 19 веке и Россия, и Западная Европа. По-своему он продолжал традиции знаменитых "физиологии", вскрывавших когда-то средствами литературной и изобразительной сатиры язвы больших городов, их социальное расслоение и падение нравов. Творчество Алексея Александровича Радакова еще ждет своего исследователя. Э. Ганкина. Сто памятных дат. Художественный календарь на 1992 год. М.: Советский художник, 1991.