RARUS'S GALLERY

Берлин, Накануне, 1924. 102 с. с ил. (цинкография). В цв. издательской обложке. 24х18 см. Большая редкость!

 

 

 

 

 

 

В так называемый «переходный период» немало замечательных книг на русском языке было выпущено за пределами СССР. Множество русских издательств открылось в первой половине 1920-х гг. в Берлине и Париже—крупнейших центрах эмиграции, туда же переместились некоторые солидные издательские фирмы, широко известные в дореволюционной России. Деятели культуры, вынужденные покинуть родину, пытались сохранить чистоту русского языка от вторжения советского «новояза», многие авторы настаивали на том, чтобы их сочинения печатались в старой орфографии. Значительную часть издательской продукции русского зарубежья составляли детские книги, к их оформлению привлекались и художники-эмигранты, и мастера, продолжавшие жить в России. Из детских книг «русского Берлина» стоит упомянуть сказку К. Коллоди «Приключения Пиноккио», вышедшую в издательстве «Накануне» в 1924 г. Иллюстрации Л. Малаховского не слишком удачны и выразительны, они излишне карикатурны: Пиноккио больше похож на уродливого долговязого мужчину, чем на мальчика. Но эта книга вошла в историю русской детской литературы благодаря тому, что текст К. Коллоди, переведенный Н. Петровской, был (как указано на титульном листе), «переделан Ал. Толстым». Уже в 1930-х гг., когда закончилась шумная «антисказочная» кампания и этот жанр был официально признан нужным советским детям, писатель создал вольное переложение истории Пиноккио, любимую книгу нескольких поколений читателей «Золотой ключик, или Приключения Буратино». Издание 1924 г. было, таким образом, первым опытом работы А. Толстого над сказкой К. Коллоди.

Пиноккио (итал. Pinocchio), полностью — «Приключения Пиноккио. История деревянной куклы» (итал. Le avventure di Pinocchio. Storia d'un burattino) — сказка Карло Коллоди (первое отдельное издание: 1883), классика детской литературы. Впервые опубликована 7 июля 1881 года в Риме, в «Газете для детей». Книга переведена на 87 языков. В городе Коллоди стоит памятник Пиноккио с надписью «Бессмертному Пиноккио — благодарные читатели в возрасте от 4 до 70 лет». Впервые на русском языке поэзия и проза Коллоди изданы в 1895 году в коллективном сборнике под редакцией С. Молчанова "Для легкого чтения: Собрание юмористических повестей и рассказов", Санкт-Петербург, Издание К. Геруц, 1895, 1896.

Издания переводов на русский язык:

1906 - Коллоди. Приключение Фисташки: Жизнеописание петрушки-марионетки. Пер. с итал. С.Е. Павловского. - Москва : Типо-литография т-ва И.Н. Кушнерев и К°, 1906. - 210 с. с илл.

1908 - Коллоди, К. Приключения Пиноккио: История деревянного паяца. С 85 рисунками художника К.  Киостри. Пер. с итал. Н.К. Неговской. - Киев: Тип. И.И. Врублевского и Т.В. Озерова, 1908. - 240 с.

1908 - Коллоди, Ч. Пиноккио: Приключения деревянного мальчика. Пер. с 480-го итал. изд. К. Данини под ред. С.И. Ярославцева. С рис. Е. Мацанти и Г. Магни. - Санкт-Петербург; Москва: Т-во М.О. Вольф, [1908] (Санкт-Петербург). IV+296 с. с илл.

1908 - Коллоди, Ц. Приключения паяца. Пер. О.Х. - Москва: В.М. Саблин, 1908. - IV+229 с. с илл.

1913 - Коллоди. Приключение Фисташки: Жизнеописание петрушки-марионетки. Пер. с итал. [С.Е. Павловского] - Москва: Типография т-ва И.Д. Сытина, 1913. - 56 с. с илл. (Бесплатное приложение к журналу "Мирок" за 1912 г., № 11.) [Формат 24 см.]

1914 - Коллоди. История куклы, или Приключения Пиночио: Рассказ для детей. Пер. с итал. - Москва: Издание книжного склада М.В. Клюкина, 1914. - 148 с. с илл.

1924 - Коллоди, К. Приключения Пиноккио. Пер. с итал. Нины Петровской. Переделал и обработал Алексей Толстой [!] Обложка и рисунки Льва Малаховского. - Берлин: АО "Накануне", 1924. - 102 с. Формат 25 см.

Первый перевод на русский язык был сделан Камиллой Данини под редакцией С. И. Ярославцева в 1906 году. Полный перевод был осуществлён Эммануилом Казакевичем (впервые опубликован в 1959 году). Главный герой книги — Пиноккио (итал. pino — сосна), сделанный из дерева мальчик, нос которого увеличивается каждый раз, когда он говорит неправду.

«Когда я был маленький, — очень, очень давно, — я читал одну книжку; она называлась „Пиноккио, или Похождения деревянной куклы“ (деревянная кукла по-итальянски — буратино). Я часто рассказывал моим товарищам, девочкам и мальчикам, занимательные приключения Буратино. Но так как книжка потерялась, то я рассказывал каждый раз по-разному, выдумывал такие похождения, каких и в книге совсем и не было. Теперь, через много-много лет, я припомнил моего старого друга Буратино и надумал рассказать вам, девочки и мальчики, необычайную историю про этого деревянного человечка». Мы приводим полностью предисловие Алексея Николаевича Толстого к сказке «Золотой ключик, или Приключения Буратино», потому что именно оно объясняет наше стремление собрать под одной обложкой четыре текста, героями которых являются — деревянный мальчик Пиноккио, петрушка Пиноккио, кукла Буратино. Меняются сюжетные линии, появляются новые персонажи, но неизменным остается одно — главный герой (в разных текстах — мальчик, паяц, марионетка, кукла) был вырезан из обычного полена — так и появилось название нашей книги — «История деревянного человечка».  Алексей Толстой, говоря, что он когда-то читал историю деревянного человечка, слукавил лишь чуть-чуть, указывая на то, что он был тогда совсем маленьким. В действительности впервые на русском языке перевод сказки К. Коллоди появился на страницах журнала «Задушевное слово. Этот журнал был хорошо знаком Толстому, так как постоянным его сотрудником была его мать — детская писательница Александра Леонтьевна Толстая. И в 1906 году, когда в журнале из номера в номер печатался перевод сказки о Пиноккио, было опубликовано и сообщение о ее кончине: «Александра Леонтьевна Бостром — графиня Толстая скончалась 25-го июля в 5 ч. 30 м. вечера в Самаре, о чем с глубокою скорбью редакция «Задушевного слова» извещает всех друзей и читателей журнала» («Задушевное слово». 1906. Т. 46. № 43. с. 2). В «Задушевном слове» сказка была опубликована под заглавием «Приключения деревянного мальчика» и снабжена трогательным обращением переводчика: «Посвящаю этот труд моим дорогим шалунам — Бене, Гене, Оке и Вале. Камилл Данини». Редакция посчитала необходимым снабдить перевод объяснением: «Настоящая повесть имела в Италии громадный успех. Нет, можно сказать, ни одного грамотного итальянского ребенка, который бы не читал „Приключений деревянного мальчика“ или, по крайней мере, не слыхал про эти приключения. Вероятно и юным русским читателям повесть понравится так же, как и итальянским их сверстникам», а переводчик счел необходимым указать, что перевод сделан с 15-го итальянского издания. Спустя два года — в 1908 году в издательстве М. О. Вольфа вышло отдельное издание книги с примечательным изменением: в заглавии значилось — «Пиноккио», а подзаголовок уточнял — «Приключения деревянного мальчика». Это был тот же перевод К. Данини, но только уже тщательно приглаженный редактурой С. И. Ярославцева. На титуле уточнялось, что это «перевод с 480-го итальянского издания» (!). Предисловие к этой книги нам также хотелось бы привести полностью:

«Редко на долю детской книги выпадает такой огромный успех, как на долю „Пиноккио“. На одном итальянском языке эта повесть разошлась в количестве 480 000 экземпляров, — факт почти небывалый в так называемой „детской литературе“. Нет, можно сказать, ни одного грамотного итальянского ребенка, который бы не читал этих приключений деревянного мальчика или, по крайней мере, не знал бы про эти приключения. Известность „Пиноккио“ в Италии можно сравнить с известностью у нас, в России, „Конька-Горбунка“ или „Степки-Растрепки“.

Но не в одной лишь Италии, не только среди итальянских детей известен теперь Пиноккио: книга Коллоди переведена также на французский, немецкий, английский и другие языки и везде пользуется успехом. Успех „Пиноккио“ объясняется совершенно своеобразным, оригинальным, необычайно веселым, но в то же время и поучительным содержанием. Это не сказка в обычном смысле, но и не рассказ, — до того вымысел нарочно перепутан здесь с действительностью. Отличительная черта этого произведения — тонкий, добродушный юмор, проходящий красной нитью сквозь всю книгу, полную самых разнообразных, иногда совершенно неожиданных, большею частью смешных приключений. Каждый читающий мальчик, каждая девочка, которые любят читать веселые рассказы, с увлечением прочтут эти приключения и не раз при чтении разразятся громким смехом. Но помимо приятного развлечения книга „Пиноккио“ дает внимательному юному читателю и кое-что для размышлений, дает кое-что поучительное. И следя за приключениями деревянного паяца, не одно детское сердце усиленно забьется, почувствует жалость к странному герою рассказа, затеплится чувством любви к маленькому страдальцу и незаметно проникнется сознанием пагубных сторон лени. Конечно, не все дети поймут и оценят тонкий юмор итальянского автора, составляющий главное достоинство его книги. Но все безусловно признают, что эта книга не из обыкновенных, что она представляет собою нечто особенное, необыкновенное, новое. В общем, приключения Пиноккио можно отметить, как одну из тех книг для детей, в которых прекрасное и возвышенное содержание облечено в форму легкую, красивую, доступную пониманию ребенка любого возраста, интересную и в то же время веселую, юмористическую. Все эти достоинства повести Коллоди дали повод включить ее в коллекцию „золотой библиотеки“, рядом с всемирно известными классическими произведениями детской литературы, как „Дневник школьника“ Де Амичиса, „Приключения Тома Сойера“ Марка Твена и другие».

Карло Лоренцини (1826—1890), известный под литературным псевдонимом Коллоди (название городка, где прошли его детские годы), профессиональный, но отнюдь не преуспевающий журналист, начал сочинять свою знаменитую сказку, когда его литературная карьера, казалось, шла к закату (ему было уже пятьдесят пять лет). Уже попробовав свои силы на переводах сказок Шарля Перро, Коллоди пишет историю деревянного человечка, которая небольшими главками печатается в римской «Детской газете». Популярность истории о деревянном человечке стала очевидной, когда Коллоди дописал сказку до конца: кошка и лисица повесили Пиноккио на ветке дуба. Юные читатели не согласились с таким финалом сказки и требовали продолжения. И писатель продолжает историю о приключениях деревянного человечка, еще не подозревая, что вместе с этой сказкой к нему пришел настоящий писательский успех. В настоящее время во всем мире тиражи «Приключения Пиноккио» сравнивают только с тиражами Библии и Корана. В самом начале XX века было выпущено несколько переводов сказки К. Коллоди — «Приключение паяца» (1908) и «Приключение Фисташки» (1913) и другие, но так как мы искали истоки родословной Буратино, то наш выбор остановился на переводе К. Данини.  Появление следующего текста сказки К. Коллоди в нашей книге — это уже история, связанная с участием Алексея Николаевича Толстого. Эта сказка «Приключения Пиноккио» вышла в свет в Берлине в издательстве «Накануне» в 1924 году. Ее переводчица, писательница Нина Ивановна Петровская (1884—1928) так бы и осталась в России незамеченной в тени своих талантливых друзей-символистов, но обстоятельства заставили ее в 1911 году покинуть родину и поселиться в Италии, а затем в поисках работы перебраться в Германию. Сотрудничество с берлинской прессой выявило ее несомненный журналистский талант. На страницах газеты «Накануне» появляются ее памфлеты, репортажи, обзоры современной литературы. Толстой способствует изданию сказки Коллоди в переводе Петровской и берется отредактировать текст, но простой правкой дело не обошлось и на обложке книги было указано: «Перевод с итальянского Нины Петровской. Переделал и обработал Алексей Толстой».  В этой книжке герои еще только обретают знакомые черты: главный герой — то Пиноккио, то Петрушка; сверчок, то всего лишь один из многочисленных собратьев, то — Говорящий Сверчок — полноправный герой происходящих событий. Повествование под пером Толстого стало динамичнее и живее, а главное — герои заговорили на русском языке — просто, ясно и выразительно. Готовя этот текст к печати, мы посчитали необходимым исправить замеченные небрежности и неточности (например, была восстановлена логическая последовательность двух финальных абзацев книги).  Спустя десятилетие, приступая к работе над историей о своем деревянном человечке, Толстой пометит в рукописи — «новый роман для детей и взрослых».  Впервые сказка «Золотой ключик, или Приключения Буратино» была опубликована в газете «Пионерская правда» (7 ноября — 30 декабря 1935 г. и 2—18 января 1936 г.) и вскоре вышла отдельным изданием. В нашем сборнике мы опирались на текст, включенный в Полное собрание сочинений А.Н. Толстого и сохраняли все авторские особенности и разночтения, возникающие по тексту.  В 1936 году по инициативе Н.И. Сац Толстым была написана сказочная пьеса «Золотой ключик». Этим спектаклем 10 декабря 1936 года открылся Центральный детский театр в Москве. Двадцать девять глав повести были свернуты в одиннадцать картин пьесы. Все основные действующие лица сохранены, но изменен финал. Идя на поводу у политической ситуации, писатель в полной мере реализует лозунг: «Спасибо, товарищу Сталину за наше счастливое детство». Если в сказке Буратино и его друзья обретают театр «Молния», где собираются «играть самих себя», то в пьесе куклы театра Карабаса Барабаса попадают в «Страну счастья» — СССР, «где старики на старости лет счастливы, как дети, у каждого теплая куртка и каждый ест досыта».  Судьба текстов, собранных нами под одной обложкой, складывалась по-разному. Оба перевода сказки К. Коллоди переиздаются впервые. Мастерский перевод истории Пиноккио Э. Казакевича, выполненный в 1959 году, оставил эти тексты вне читательского внимания. У сказки А. Н. Толстого о Буратино история оказалась звездной. Книга переиздавалась бессчетное количество раз и, вероятно, столько же раз трансформировалась для нужд читателя: сокращалась, адаптировалась, редактировалась и переписывалась. (Увы! Это участь многих текстов, ставших классическими.) История пьесы куда более скромная и незаметная. Лишь Александр Птушко в своем фильме, вышедшем на экраны в 1939 году, воспользовался предложенным финалом пьесы. В дальнейшем в театральных постановках и экранизациях отдавалось предпочтение тексту сказки, а не пьесе с ее политическим пафосом. В заключение несколько слов необходимо сказать об иллюстрация, помещенных в нашей книге. В «Приключении Пиноккио» (1908) воспроизведена часть рисунков (всего их 68) к книге К. Коллоди, выполненных итальянскими художниками Э. Мацанти и Г. Маньи, первыми иллюстраторами сказки.  Берлинское издание было оформлено художником Львом Малаховским, чья творческая манера (округлость линий, мягкость, прозрачность рисунка), находится в некоем диалоге с иллюстрациями к сказке «Золотой ключик, или Приключения Буратино», выполненными его братом — Брониславом Малаховским в 1936 году. Редкий случай, когда автор, последовательно превращая Пиноккио в Буратино, поручает это перевоплощение братьям Малаховским (одному в эмиграции, другому в СССР), как бы творчески не выпуская своего героя за пределы родственных уз. Счастливая судьба книги о Буратино во многом связана с иллюстраторами этой книги: А. Каневским, Л. Владимирским, М. Скобелевым, А. Мартыновым, А. Кориным, А. Кошкиным и многими другими. Мы решили продолжить традицию и предложили проиллюстрировать сказку Толстого украинской художнице Ирине Гаршиной, а пьесу — молодому московскому художнику Константину Сорокину. Так принято, что каждый издатель обозначает в книжной аннотации читательскую аудиторию своей книги: «для детей и школьников», «для широкой аудитории», «для специалистов». В нашем случае — это книга чуть-чуть «на вырост», чтобы можно было проделать свой путь от рассматривания картинок к вопросу «А кто художник?», от сказки о Буратино к статье о загадках, таящихся в тексте.

Алексей Николаевич Толстой любил читать вслух свои старые и новые произведения и, говорят, делал это мастерски. Благодаря выразительному описанию Л. Варковицкой мы располагаем счастливой возможностью присутствовать при авторском чтении "Золотого ключика". Чтение происходило в доме художника Б. Малаховского, иллюстратора первого издания сказки.

"Алексей Николаевич сидел за большим обеденным столом, рядом с художником, который пробовал делать наброски будущих рисунков, но ему это плохо удавалось, потому что и он сам, и все присутствующие безудержно хохотали. Не было никакой возможности не смеяться. Не смеялся только один автор. Выражение его лица было благожелательным и безмятежным. Он откладывал в сторону лист за листом, выпивал глоток-другой вина и продолжал ровным, спокойным голосом повествовать... Часы отзванивали час за часом, уже наступил рассвет, а мы, взрослые люди, сидели, как очарованные, и слушали детскую сказку..."

Толстой был не только мастером выразительного чтения, но и мастером всяческих розыгрышей. Чтение в доме Б. Малаховского он затеял, несомненно, с умыслом: внедрить авторскую трактовку сказки в сознание художника. Б. Малаховский принадлежал к тому поколению, которое знало Пиноккио, и возникала опасность, что художник перенесет на Буратино черты его прототипа. Буратино же, как мы видели, образ родственный Пиноккио, но далеко не тождественный. И тут судьба сказки выкинула коленце. Родство между двумя художниками - иллюстратором "Золотого ключика" и иллюстратором "Приключений Пиноккио", обработанных и пересказанных Толстым в Берлине,- оказалось более близким, нежели родство между Буратино и Пиноккио. Бронислав Брониславович Малаховский, оформлявший "Золотой ключик", приходился родным братом Льву Брониславовичу Малаховскому, нарисовавшему картинки к берлинскому изданию "Приключений Пиноккио". Этот биографический казус может показаться нарочно подстроенным, чтобы подчеркнуть преемственность и различия двух книг, но приключился он, по-видимому, непроизвольно, сам собой. Бронислав Малаховский, "будучи первым иллюстратором сказки, стал, в известной мере, и ее первым читателем - непосредственным, увлеченным, чутким. Пожалуй, никогда ранее иллюстрации Малаховского не были так органично связаны с текстом... Образ Карабаса Барабаса настолько характерен и убедителен, что мимо него не могли пройти все последующие иллюстраторы "Золотого ключика". К сожалению, полиграфическое исполнение книги было не на должном уровне. Не были воспроизведены, в частности, задуманные художником нарядные цветные вкладки". Публикация "Золотого ключика" в "Пионерской правде", начавшаяся летом 1936 года, стала событием в жизни тогдашних мальчиков и девочек. Принадлежащий как раз к этому поколению писатель Валентин Берестов вспоминал: "Продолжение следует", - эти слова и огорчали, и радовали. Огорчали потому, что целых два дня я так и не узнаю, догнали полицейские псы бедненького Буратино или нет. Радовали потому, что до конца далеко и нас, читателей, ждут новые жуткие и веселые приключения..."  В редакцию хлынул поток писем. Среди детей оказались и начитанные, знавшие итальянского родича и предшественника Буратино. Они упрекали писателя в заимствовании, призывали его к ответу, требовали разъяснений. Тогда-то Толстой и придумал предисловие, которое появилось впервые в книжной публикации сказки. Но, отвечая по форме детям, писатель по существу отвечал на еще не поступившие реплики взрослых читателей своего "нового романа для детей и взрослых". Предисловие, как и книга в целом, отправлялось по двум адресам, а пародийно-сатирическая линия "Золотого ключика", хотя и завуалированная, но несомненная в своей реальности, для читателя-ребенка попросту не существует. Первое издание "Золотого ключика" вышло в Ленинграде в 1936 году (50 тыс. экз.) и было снабжено надписью: "Посвящаю эту книгу Людмиле Ильиничне Крестинской".

Художник-график Бронислав Малаховский, родной брат Льва Малаховского:

Отец графика, Бронислав Сигизмундович Малаховский, 1867 года рождения, оказался инженером-паровозником, выпускником Санкт-Петербургского технологического института. Поляк по происхождению, Б. С. Малаховский участвовал в создании нескольких российских паровозов, в том числе возглавлял проектирование хорошо известного железнодорожникам курьерского локомотива серии «С» на нижегородском Сормовском заводе (от названия завода происходит и серийная литера «С» этих машин). Быстрый пассажирский паровоз «С» был запущен в серийное производство в 1910 году, и его выпуск продолжался до 1919. После Нижнего производство «С» было освоено в Петербурге, Луганске и Харькове, а всего было построено 678 этих «гончих Малаховского». Позднее на основе серии «С» были созданы еще несколько пассажирских паровозов, в том числе серия «Су», то есть «усиленный С». Производство «сушек» продолжалось до 1951, а всего было построено 2683 паровоза «Су» — это был самый массовый отечественный пассажирский паровоз. Я представляю себе паровозы серий «С» и «Су» как рабочие лошадки русских железных дорог, которые доставляли войска на фронты двух мировых войн, эвакуировали в тыл раненых и перевозили пассажиров по всей огромной стране в общей сложности более полувека. Пишут, что отдельные паровозы этих серий служили чуть не до московской Олимпиады в 1980.

У паровозного инженера Малаховского был брат Адам, дядя Малаховского-графика. Адам Малаховский выучился на архитектора в Петербургской академии художеств и долгое время служил в Астрахани, сначала строительным инженером, а потом городским архитектором. Так что оба известных мне Малаховских дореволюционного поколения если не рисовали, то чертили, и чертили успешно. Адам Малаховский, кроме того, увлекался воздухоплаванием и сам совершил три полета на воздушном шаре в 1889–1891 гг. А.С. Малаховский даже издал тиражом в сотню экземпляров записки о воздухоплавании на базе собственного опыта. Что было дальше с Адамом Малаховским трудно выяснить, а достижения Малаховского-паровозника, отца локомотивов серии «С» и «деда» серии «Су», были признаны сначала Империей, в которой успешно стартовала его инженерная карьера, а потом и Советами, при которых конструктор перебрался в Москву и стал ответственным железнодорожным чиновником. Позднее заслуженный паровозник переезжает в Ленинград, где работает на Невском заводе. Обстоятельства смерти Б.С. Малаховского не ясны. Cогласно статье в русской Википедии, он был арестован и расстрелян в 1934, но данное утверждение оставлено без атрибуции, и сколь-нибудь убедительных подтверждений я не нашел. Иные источники сообщают, также без атрибуции, что Б.С. Малаховский умер своей смертью в 1935. Я не знаю, как было на самом деле.

Бронислав Брониславович Малаховский, сын паровозника Малаховского, родился в 1902 и с детства подавал виды на художника-карикатуриста. Корней Чуковский, сосед Малаховских по даче в финской Куоккале (ныне российское Репино), вспоминал о будущем графике, которому тогда было 13 лет:

Оказалось, что этот учтивый тихоня — на самом-то деле беспощадный насмешник, для которого каждый из нас — уморительно забавная фигура. В каждом рисунке мне слышался его громкий издевательский смех. Один из нас был изображен солдафоном, другой — жеманным и кокетливым пшютом, третий — губошлепом и дылдой. Была обнажена, так сказать, самая суть человека, и казалось загадочным, как же мог этот почтительный мальчик с таким доверчивым и простодушным лицом так остро почувствовать в каждом из нас те характерные черты нашей психики, которые и делают нас такими карикатурно-смешными. Рисунки были технически слабы, но в них уже чувствовался зоркий и пронзительный глаз юмориста. Рисунков было великое множество и в альбомах и на отдельных листах. Было видно, что здесь главный интерес его жизни. «Он не рисует лишь тогда, когда спит!» — говорили о нём в семье.

Б.Б. Малаховский отучился сначала в средней школе, потом в музыкальном училище, а в 1926 окончил Ленинградскую художественную академию, именовавшуюся в те годы ВХУТЕИН. Он занимался на факультете архитектуры (пошел по стопам дяди Адама), но стал известен не зодчеством, а карикатурами, рисунками для детей, шаржами и иллюстрациями к книгам и спектаклям. Графика Малаховского публиковалась в ведущих юмористических и детских журналах того времени. Соученик Малаховского по ВХУТЕИН, художник Борис Крейцер:

К проектам студентов-однокурсников, представляемых на очередной обход на архитектурном факультете, Малаховский пририсовывал человечков. Помню курсовой проект «Дом врача», где на разрезе также фигурировали персонажи, метко схваченные острым глазом Малаховского. Особенно памятна мне пара персонажей в приемной врача — это была девочка с больной кошкой на руках, у которой мышка в зубах. У мышки перевязана лапка. Была там и старушка. У старушки, по-видимому, болели зубы: всё лицо было обвязано теплым платком. Но старушка была раздета; она, надо полагать, думала, что вне зависимости от рода болезни врачу надо показываться обнаженной, и, голая, она прижимала к груди снятую одежонку.

К началу тридцатых Бронислав Малаховский состоялся как график, и его квартира на Ждановке была хорошо известна питерской богеме. Эту квартиру Малаховские заняли в 1928, когда ее прежний хозяин, Алексей Толстой, переехал в Детское Село. Позднее, в 1935–36 годах Толстой хаживал в свою бывшую квартиру к Малаховским, чтобы читать вслух главы «Буратино» по мере их написания. Он читал Брониславу Малаховскому, как первому иллюстратору книжки, его жене Мусе (Марие Малаховской, дочери богослова Валентина Тернавцева), её сестре Ирине и разным их гостям. Вероятно, квартира Малаховских была обязана своей популярностью в том числе и чрезвычайной, как все говорят, красоте сестер Иры и Муси «Тернавцевых». Вот, например, что сообщает Тамара Элиава, племянница актрисы Рины Зеленой (черепахи Тортилы, кстати!):

Ирина и ее родная сестра, Муся Малаховская, они были очень красивые. И Рина просто каждый раз не могла налюбоваться. Она говорит: «Это какое-то произведение искусства, а не люди, это что-то невероятное». Но, конечно, дело было не только в сестрах. Литератор Ираклий Андронников вспоминает о хозяине дома, Брониславе Брониславовиче Малаховском:

В нем прельщало сочетание внешней и внутренней красоты. Артистизм. Благородство. Скромность. Безграничное обаяние. Ум. Отменный вкус. Редкое соединение веселости, остроумия... И при этом немногословный. И внешне прекрасный облик — небольшой, элегантный, подобранный, с прелестным лицом — огромные серые глаза. Пухлый скорбный рот с опущенными вниз уголками. И — трубка. Вспоминая Малаховского, я всегда вижу его за большой чертежной доской, превращенной в рабочий стол. Если в комнате только свои и гости не очень почтенного возраста — он всегда за работой. И разговор слышит, и подает остроумные реплики, и в то же время рисует. Если подсесть к нему, он объясняет рисунок и говорит, что нарисует в следующую минуту. И ты присутствуешь при рождении вещи и поражаешься осуществлению того, что художник видит внутренним зрением. Поражаешься бесконечной фантазии. Блеску выявления художественной мысли. Точности и глаза и руки. Никаких резинок. Никаких эскизов. Никакой натуры во время работы. Даже портретное сходство воспроизводится на память и поражает. Никаких набросков с натуры — фигур или каких-либо подробностей: одежды, поз, предметов... Ничего! Все — в памяти глаза. И рисунок неповторимого стиля рождается на глазах. Твердая контурная линия, выведенная точным пером. И лаконичный, но богатый содержанием штрих.

(Кстати, о юморе, в скобках: пластинка Андронникова «Впервые на эстраде» была абсолютным хитом нашей детской компании на даче в Орехово, и за пару летних сезонов этот диск был заезжен до состояния невоспроизводимости. В некоторых местах мы просто валялись по полу от хохота — буквально. Такие места заучивались наизусть и при случае декламировались.)

Сказанного достаточно, чтобы счесть вполне объяснимым выбор Алексеем Толстым первого художника-иллюстратора книжки про Буратино. На самом деле, этот выбор был отчасти предопределен еще до начала работы над сказкой. Десятью годами раньше, в 1924 художник Лев Малаховский, родной брат Бронислава (в этой семье рисовали чуть не поголовно!), выполнил картинки к берлинскому русскоязычному изданию «Приключений Пиноккио» в переводе Нины Петровской и под литобработкой А.Н. Толстого. Именно на это берлинское издание иногда указывают как на ключевой этап превращения «Пиноккио» Карло Коллоди в «Буратино» Алексея Толстого. Так или иначе, с учетом берлинского опыта двадцатых и ленинградского круга общения тридцатых, Толстой вряд ли долго думал, кому предложить рисование картинок к своей новой сказке. Точнее, к сказке, которую Толстой счел собственным авторским произведением, а не очередным обработанным переводом с итальянского. Толстой переименовывает деревянного мальчика из Пиноккио в Буратино, пишет новый текст, а художественную сторону сказки вверяет брату иллюстратора берлинского перевода. Работа над рисунками к сказке про Буратино завершилась в 1936 выпуском «Детгизом» первого издания «Золотого ключика» с иллюстрациями Б.Б. Малаховского. Строго говоря, это было первое книжное издание, потому что чуть раньше «Буратино» главу за главой при читательском аншлаге отпечатала «Пионерская правда» — тем самым повторив итальянскую историю публикации «Пиноккио», которая тоже начиналась с газетного сериала 1881–83 гг. А спустя год после выхода книжки про Буратино её иллюстратор Бронислав Малаховский был арестован по 58-й, приговорен к смертной казне и расстрелян, месяца не дожив до своего 35-летия. Согласно мемориаловской базе данных, Б. Б. Малаховский был осужден по ст. 58-6 УК РСФСР, шпионаж. В данном случае обвиняемого по нацпринадлежности записали в польские шпионы. Возможно, Малаховского зацепила массовая кампания охоты на граждан неблагонадежного этнического происхождения, в первую очередь немецкого и польского, которая была запущена руководством ВКП(б) в 1937 г. В том же 1937, но несколькими месяцами ранее, питерский писатель-сюрреалист Даниил Хармс опубликовал детский стишок про некоего человека, который вдруг взял да пропал:

И вот однажды на заре вошел он в темный лес

И с той поры, и стой поры, и с той поры исчез.

Сам Хармс умер в ленинградской тюрьме «Кресты», куда был помещен после ареста в 1941. Малаховский и Хармс на пару были создателями и основными авторами «Умной Маши», одного из первых советских комиксов. Картинки с текстами про находчивую девочку Машу печатал питерский журнал «Чиж». (В скобках: редакция детских ленинградских журналов «Чиж» и «Еж» размещалась в Доме Зингера на последнем шестом этаже, в угловых помещениях окнами на Невский и канал Грибоедова, как бы под глобусом.) А прообразом умной Маши считалась Катя, дочь Бронислава Малаховского, которая позднее окончит ленинградское Вагановское балетное училище и переедет в Москву, где будет преподавать хореографию. Профессор МГУ В.А. Успенский вспоминает:

Из номера в номер публиковались комиксы Малаховского про умную Машу, прототипом которой была его дочь Катя. Когда впоследствии, с начала 1950-х годов, Катя сделалась моим другом, я мог воочию убедиться, насколько точно она была изображена в качестве умной Маши. Малаховский, кстати, иллюстрировал и то первое издание «Золотого ключика», которое я читал. Относясь с полным уважением к замечательному тексту, должен признаться, что Буратино, Карабас-Барабас и другие персонажи навсегда остались у меня не столько такими, как их описал Алексей Толстой, сколько такими, какими их нарисовал Малаховский. Поэтому на иллюстрациях других художников они кажутся мне непохожими на себя. Но Вагановское и переезд в Москву будут потом, а в 1937 Катя и её брат остались в Ленинграде без отца, а их мать, Мария Малаховская — без мужа. Насколько я понимаю, после казни мужа Мария Малаховская, как супруга врага народа, была выслана из северной столицы, кажется под Лугу. Позднее она оказывается в Алма-Ате и вроде бы в Уральске (согласно другому источнику, в Перми). Между прочим, очень может быть, что эшелон с Марией тянул в Казахстан знакомый ей «семейный» паровоз «С» (или его отпрыск «Су»). Вдова пережила войну, но тёмный лес ждал и её тоже. В 1948 (?) Марию Малаховскую арестовали. Через некоторое время после ареста сестре Ирине сообщили о кончине арестованной. Якобы, Мария покончила с собой — во что Ирина никогда не поверила. Я не нашел в сети никаких сведений об обвинении и не представляю, что именно произошло. Портретной фотографии Марии Малаховской тоже не нашел (по ссылкам ниже есть фотография Марии в группе, и есть небольшая фотография сестры Ирины).