RARUS'S GALLERY

Петербург, Эпоха, 1922. 15 с. с ил. 27,5х23 см. Книга создана двумя выдающимися мастерами Серебряного века: текст - Владислава Ходасевича; художественно оформленная красочная обложка и иллюстрации - Виктора Замирайло.

 

 

 

 

 

По воспоминаниям Анны Ивановны Ходасевич (Чулкова), сказка написана по пересказу сна её сына Эдгарда. Владислава Ходасевича заинтересовал сон мальчика, что в последствии была написана сказка с сюжетом из детского сна. Первоначально сказка опубликована в 1922 году (издательство «Эпоха») с иллюстрациями Виктора Замирайло, позже, переработав эту сказку в повесть, Ходасевич поместил её в газету. По мнению Анны Ивановны, сказка оказалось неудачной.

Замирайло, Виктор Дмитриевич, украинский живописец и график, родился в 1868 году в Черкассах. В 1881-1886 гг. учился в Киевской рисовальной школе Н.Мурашко; с  1895 года работал в Москве. Несколько лет жил в Петербурге, где тесно сошёлся с родственными ему по духу художниками круга " Мира искусства ", но потом вновь вернулся в Москву. Его сравнивали с М. Врубелем, произведения которого он копировал и перед которым преклонялся. В 1884 году Замирайло, " фантаст Божьей милостью ", как называли его современники, был помощником Врубеля в реставрации фресок Кирилловской церкви в Киеве ( позже принимал участие в росписи Владимирского собора по эскизам В. Васнецова ). Но от врубелевского творчество Замирайло отличалось ещё большей надломленностью, экспрессией и жёсткой, графичной манерой. Он также занимался книжной иллюстрацией, прикладной графикой, сотрудничал в журналах " Мир искусства ", " Лукоморье ", " Журнал для всех ", рисовал сепией, тушью, акварелью. Работал театральным художником. Участвовал в выставках в России и за границей, занимался педагогической деятельностью. В 1908-1921 гг. создал свой воображаемый, таинственный, полупризрачный, но пленительный мир в серии рисунков " Каприччи ", в котором необычным образом соединились символизм, натурализм, гротеск и элементы модерна. Для понимания этого странного художника важен и тот факт, что, наряду с Врубелем, его кумиром был Г.  Доре. В 1914 году А. Н. Бенуа привлёк его к росписям Казанского вокзала в Москве. В этом же году Замирайло окончательно переехал в Петербург, где его основным занятием стала книжная графика. В. Д. Замирайло иллюстрировал издания сочинений Лермонтова (1914—1916). После 1917 года В. Д. Замирайло сотрудничал с Государственным издательством, частными издательствами «Алконост», «Эпоха»; стал признанным мастером книжной обложки. Кроме того, он был отличным иллюстратором, особенно успешно работавшим в детской книге, где им были сделаны рисунки к сказке «Джек — покоритель великанов» (1921), «Загадки» В.Ф. Ходасевича (1922), «Как ни в чем не бывало» А. Н. Толстого (1924), «Дон Кихот» М. Сервантеса (1925), «Путешествия Гулливера» Дж. Свифта (сер. 1920-х), «Маленький оборвыш» Дж. Гринвуда (1929). С 1896 года В.Д. Замирайло — активный участник выставок: член и экспонент Московского общества любителей художеств (1896—1898), Московского товарищества художников (1904—1911), Союза русских художников (1908—1911), «Мира искусства» (1911—1924). Выставка его работ в Доме искусств открыла целую серию персональных выставок петроградских художников. Его произведения экспонировались за границей: на передвижной выставке русского искусства по США и Канаде (1924—1925; Нью-Йорк, Торонто, Лос-Анджелес), международной выставке «Искусство книги» в Лейпциге (1927). В 1925—1929 годах он преподавал в ленинградском ВХУТЕИНе.  Кончина Виктора Замирайло была столь же трагична, как и его искусство. Ослепший и беспомощный, забытый всеми, он окончил свою жизнь в загородном доме для престарелых в 1939 году.

Даже в весьма пестрой и разнообразной мозаике русского искусства начала XX века творчество Виктора Дмитриевича Замирайло осознавалось современниками как явление уникальное. «Фантаст божьей милостью», — к этому сводились в основном все эпитеты. При этом складывалась ситуация парадоксальная:  пользуясь репутацией  «одного из самых поразительных русских графиков» (А.А.Сидоров), Замирайло тем не менее не вписывался в общий ряд. Упоминая имя художника в обзорах, критики оговаривались, что «его искусство  является  несколько выпадающим  из  общей  картины». По этой же причине в сегодняшних исследованиях по истории русского искусства начала XX века Замирайло, как правило, не упоминается вообще.

Ведьма

Стремясь все же поместить графику Замирайло в какой-то контекст, все сходились на нескольких именах: Доре и Гранвиль — с одной стороны, Врубель — с другой. «Художник с большой известностью, он начал когда-то с символически инфернальных рисунков, в которых в весьма своеобразном виде сочетались мрачная фантастика Врубеля и жестокий гротеск Масютина», — пишет А.А.Федоров-Давыдов. «...От Врубеля  отправлялся   в  своей  фантастике  Замирайло,   но был этот... ни на кого не похожий мастер еще больше заворожен Гюставом Доре», —  подтверждает А.А.Сидоров. Встреча с Врубелем действительно во многом определила путь Замирайло — еще и оттого, что произошла она вовремя. Обучение в Киевской художественной школе Н.И. Мурашко, куда будущий график попал еще подростком, в 1881 году, обеспечило ему широту восприятий и вкусов (система Мурашко давала скорее общую культуру, нежели жесткий пластический  канон).   Поэтому   когда   в   числе   учеников Мурашко Замирайло участвовал подмастерьем в реставрационных работах в Кирилловской церкви и во Владимирском соборе и там впервые увидел врубелевскую живопись, она его ошеломила. Сблизившись со своим кумиром, Замирайло изучал и копировал его произведения:  копии исполнялись столь мастерски, что Врубель однажды подписал акварель "Ангел с кадилом", приняв ее за собственную работу.

Г. Верейский. Портрет В.Д. Замирайло

Горячим почитателем Врубеля Замирайло остался навсегда. Но Врубель не мог дать молодому художнику  направления — у Врубеля нельзя было учиться, если понимать под обучением овладение системой конкретных приемов рисования. Нельзя было научиться этому и у любимых Замирайло иллюстраторов XIX века — Доре и Гранвиля (знакомство с ними тоже относится к пребыванию в школе Мурашко). Но можно было воспринять романтический пафос искусства, вдохновленного не обыденными впечатлениями натуры, но видениями, возникающими в мысленной памяти и фантазии творца, прочувствовать изначально символическую его природу. Остальное  —  то есть, собственно, рисуночные навыки накапливалось в практике, а практика Замирайло вполне в   соответствии   с    универсальными    тенденциями   стиля модерн — была разнообразной: определившись как график, он пробовал свои силы  и в монументальных  росписях  (церковь Хрустального завода Ю. Нечаева-Мальцова в селе Гусь, 1895;  панно  «Сеча в Керженце» и «Покорение  Казани» по эскизам  Н.К. Рериха для Казанского вокзала в Москве, 1907 —1914), и в театральной   декорации («Пер   Гюнт» Г. Ибсена и  «Брак поневоле»  Ж.-Б. Мольера  по эскизам  А.Бенуа  и  Н. Рериха,   1907;   «Демон» А. Рубинштейна,   1919; «Нарцисс и Эхо» Н. Черепнина, 1921  — две последние постановки не осуществлены), и в журнальной и  книжно-оформительской деятельности. Художник сотрудничал в «Мире искусства», «Журнале для всех»,  «Лукоморье», в сатирических журналах «Жупел», «Зритель», «Искры», в детских «Тропинка», «Чиж» и «Новый Робинзон». Работал он в живописи, в иллюстрации: последнее составляет очень существенную сторону его творчества. Однако главным делом оставалась станковая  графика   —  рисунки  тушью, акварелью  и сепией, отдельные линогравюры; в совокупности они составили художнику имя и утвердили его репутацию «фантаста». Первые  эскизы  относятся к поре  работ во Владимирском соборе, но тогда сам Замирайло еще относился к ним как к «забаве праздной». Однако дальнейшее развитие  подтвердило истинность именно такого пути, и высшим достижением здесь стала серия «Каприччи», работа над которой длилась более десяти лет (с  1908  года).  В 1918  году  издательство Общины св. Евгении подготовило часть этих листов к изданию в виде альбома, но выпуск его не осуществился.

Масленичный гротеск

Причудливы сюжеты рисунков. Трудно понять - во сне или  наяву  все это происходит: странно затерянные в углу листа битвы и схватки, полет, похожий на  медленное падение, страшный пир, навеянный «пиром во время чумы» не более, чем апокалиптической атмосферой времени; несутся куда-то кони, сползаются, как перед страшным судом, звери на звук трубы, мчится рать, ведомая гневным ангелом. Фантазии Замирайло порождены реальными предчувствиями, в них «воздух»  переломной эпохи. В записях художника  как бы предвосхищена иррациональная, тревожная атмосфера листов   - здесь возникают жутковатые образы ребенка, играющего  в  заброшенном   доме, нечаянной   встречи в безлюдном лесу... Эти отрывочные записи кажутся вырванными из символистской прозы  —  что не случайно. Принадлежащее отчасти  эпохе символизма, творчество Замирайло являет собой  уникальный  пример образного истолкования символистских идей, отличный и от врубелевского варианта, и от наиболее цельно воплотивших символизм произведений мастеров «Голубой  розы». Живописный символизм, как известно, существовал в теоретическом русле символизма литературного, питаясь мотивами, литературой уже разработанными. Как художник эпохи модерна, Замирайло черпает сюжеты своих произведений из общекультурного мирового фонда. В его акварелях и сепиях нередки мотивы сна («Сон», 1909 и1919), миража («Наваждение», 1921), мистического переживания («Ведьма», 1910; «Колдовство»,   1907;  «Гадалка»,  1918);   в них  возникают состояния зыбкие, трудноуловимые, не подвластные «внешнему опыту».

Сон

Даже в мирискуснических, условно говоря, вещах (не случайно именно в этом кругу  приехавший из  Киева в Петербург Замирайло обрел друзей и единомышленников), в которых символический план сведен к подтексту («Встреча», 1911; «Купидон», 1921; «Юноша», 1921), за внешней фабулой угадывается до конца не проясненное внутреннее действие - нечто сродни не до конца открытому занавесу в обложке к альбому «Каприччи». Но если эфемерность «голуборозовых» видений подчеркивалась «ускользающим» строем живописи -   вибрацией    цвета,    размытостью    контуров и силуэтов, - то графика Замирайло сугубо «графична» - линейно ясна и материально определенна. Мнимое переживается как реальное, между «сущим» и «иным» нет границы; и в этом утверждении действительного бытия «иных миров» - главный нерв символизма литературного; достаточно вспомнить блоковскую « Незнакомку», реально (а вовсе не в воспаленном сознании героя) существующую в душном воздухе захолустного кабака. Пластическая убедительность замирайловских «фантазий» сыграла   свою   роль   в   безусловном   высоком  признании Замирайло-иллюстратора.  Деятельность  иллюстратора была для самого художника весьма существенной, и если первые опыты еще достаточно случайны — хрестоматия «Живое слово»  (1907 —1909), хрестоматия «Первоцвет» (1909), — то вскоре Замирайло обрел свой «круг чтения». Главным его «героем»  стал М.Ю.Лермонтов. Для собрания сочинений, выходящего в издательстве «Печатник», художник выполнил, не считая заставок, семь иллюстраций тушью, сепией и черной акварелью — к поэмам «Корсар» и «Мцыри» и к сказке «Ашик-Кериб». Трактованный в драматически-взволнованных  интонациях,  Лермонтов был  увиден  не  только через призму   романтического   мироощущения   художника,   но и в значительной мере,  «сквозь Врубеля»  (тема  «Демона» сопровождала и творчество Замирайло, воплотившись в двух станковых   листах,   двух   иллюстрациях и восемнадцати эскизах к опере А.Рубинштейна). И в дальнейшем наибольшие удачи иллюстратора приходились на литературу с ярко выраженным романтическим началом — «Боги жаждут» А. Франса (1923),  «Дон Кихот»  Сервантеса (1925), «Песня о Соколе» М. Горького (1930). Кроме того, интересно выступал он в области  детской книги («Джек — победитель великанов» в переложении К.Чуковского, 1917; «Загадки» В. Ходасевича,   1918;   «Маленький   оборвыш»   Д.Гринвуда, 1929) — хотя, быть может, именно здесь Замирайло вписывается в «обойму» ленинградской графики рубежа 1910 — 1920-х годов.

Иллюстрация к поэме "Мцыри" М.Ю. Лермонтова

Следует заметить,  что в отношении  к  книге сказалось мирискусническое «воспитание»  художника. Замечательна тщательность,  с  которой  он  исполняет  все   «мелочи»   — виньетки, заставки, шрифт, — в каждой присутствует ощущение книги в целом. Еще в молодости, в 1899 году, Замирайло по заказу В.Васнецова выполнил от руки текст пушкинской «Песни о вещем Олеге»  для юбилейного издания, в  дальнейшем  он   выступал как шрифтовик и декоратор в «Мире искусства» и в задуманном И.Грабарем журнале «Вестник искусства»; множество выполненных  им обложек, среди них обложки к поэмам А.Блока «Двенадцать» и «Возмездие», отличаются  гармоничностью  и  орнаментальной красотой.

Купидон

Слава покинула Замирайло еще при жизни: его маленькие графические сценки пришлись не ко времени и постепенно забылись. Учеников и последователей не оказалось: некоторое время Замирайло занимался преподаванием — в Ленинградском художественном институте фотографии и фотомеханики (1918—1928) и во Вхутеине (1925—1929) — но по складу художественного темперамента учителем, конечно, не был. Забвение продолжается и сегодня, хотя несправедливость его уже очевидна. Творчество этого значительного и глубокого художника заслуживает специального исследования.