RARUS'S GALLERY

Л.-М., Радуга, 1927. 16 с. Тираж 8000 экз. Цена 1 руб. В издательской хромолитографированной обложке. 28х21,8 см. Первое издание под новым названием!

Все мы знаем легендарные строки:

Муха, Муха-Цокотуха,

Позолоченное брюхо!

Муха по полю пошла,

Муха денежку нашла.

Пошла Муха на базар

И купила самовар:

"Приходите, тараканы,

Я вас чаем угощу!"

Тараканы прибегали,

Все стаканы выпивали,

А букашки -

По три чашки

С молоком

И крендельком:

Нынче Муха-Цокотуха

Именинница!

«Муха-Цокотуха» Корнея Ивановича  Чуковского, или как её ещё иначе называют «Мухина свадьба», рассказывает о бедной мухе, которую схватил страшный паук, а все друзья цокотухи отказались ей помогать. Один только бесстрашный комарик вызволил муху из беды. «Муху-Цокотуху» Чуковский написал за один день, и эта сказка немного отличается от других его произведений. Удивительно, но автор не осуждает поведение друзей мухи, которые сами забоялись паука и не захотели ей помогать.

Их первая встреча состоялась, когда Чуковский сочинил «Муркину книгу» и «Муху-Цокотуху», первоначально названную «Мухина свадьба». Шёл 1923 год. Первое издание «Мухиной свадьбы» вышло в издательстве «Радуга»1924 году тиражом 6000 экз. Успех её был огромен, за короткий срок вышло несколько изданий... Последнее – пятое издание тем же тиражом 6000 экз. – в 1927 году. 6-е издание вышло под новым названием «Муха Цокотуха». Дальнейшие издания выходили в ГИЗ-е и ДЕТИЗДАТ-е.

Давно был издан «Крокодил» с рисунками известного сатириконовца, карикатуриста Ре-Ми, только что появились «Тараканище» с иллюстрациями знаменитого С. Чехонина и «Мойдодыр» с иллюстрациями ещё более знаменитого Ю. Анненкова. Рисунки художников дышали энергией времени, это были первые непосредственные впечатления от поразивших их воображение сказок. Конашевич шёл по тому же пути актуализации сказки. Комарика он даже нарисовал в будёновке, штанах-галифе и — с шашкой, как ге­роя гражданской войны. Побеждает лоточников и лавочников! Но рисунки Конашевича Чуковскому не понравились. В дневнике писателя запись: «Третьего дня пошёл я в литографию Шумахера (иллюстрации тогда печатались литографским способом — оттискивались с камней, на которые был нанесён рисунок), и вижу, что рисунки к «Мухе-Цокотухе» так же тупы, как и рисунки к «Муркиной книге». Это привело меня в ужас». Корней Иванович немедленно едет в Павловск, где жил Конашевич, чтобы «уговорить его переделать всё». Сам художник тоже не производит впечатления: «...Чистенький, вежливый, с ясными глазами, моложавый». Не нравится, как отнёсся к увиденному: «Я привёз его прямо в литографию, и вид исковерканных рисунков нисколько не взволновал его». Не ведал, не гадал вспыльчивый Корней Иванович, что встретил своего, верного соавтора, что жить их книгам бесконечно долго, что под конец жизни назовёт он искусство Конашевича «чудотворным», а праздник своих Бармалеев, Айболитов, Мух-Цокотух — праздником самого художника... Но что-то помешало писателю сразу принять Конашевича. Показался он ему не близким. Чуковский был неистовым борцом за детство, за сказку, за детскую литературу. Корнея Ивановича смертельно ранило всё, что, с его точки зрения, не уважало, презирало и не понимало детства. Причину такой ранимости объяснила Лидия Корнеевна Чуковская в своей книге «Памяти детства»: «Ожог, полученный им в детстве, не заживал никогда... он с отвращением вспоминал отрочество и юность...» Она-то знала страшную для отца цену слову «покинул», которое, казалось, он лишь обронил в своей краткой автобиографии: «Я родился в Петербурге в 1882 году, после чего мой отец, петербургский студент, покинул мою мать, крестьянку Полтавской губернии...». «Он был создан своей покинутостью, — утверждает Лидия Корнеевна. — Отсюда одна из основ его отношения к детям, своим и чужим, источник его ненасытного желания обогащать детей, одаривать их. Отсюда, из собственной покинутости, его постоянное вглядывание, вслушивание в детскую жизнь... тут происхождение его книг, обращенных к детям, и книг о детях, обращенных к взрослым...»

Не таким, казалось, был Конашевич. Детство его, им самим описанное, — это душевный и домашний уют. Стены дома «когда-то замыкали целый мир — огромный, полный разнообразия, крупных событий и чудес. Тогда они обладали волшебными свойствами, повинуясь моему фантазёрству, развиваться до беспредельности». В блокадном Ленинграде Конашевич вспоминает детские безмятежные игры с сестрой Соней в придуманных маленьких человечков и в плохого мальчика, рождественскую до­машнюю ёлку, подарки, праздники... И вдруг роняет: «Я не был любимчиком». А через несколько строчек вновь читаем: «Как я сказал, я не был любимчиком в семье». Мать, оказывается, была излишне суха, отец — вспыльчив и несправедливо криклив... У Чуковского — ожог, у «благополучного» Конашевича, видимо, заноза. Не она ли рождает беспредельную потребность в творчестве для детей, выражения своим искусством счастья... Не зря Корней Иванович скажет под конец жизни: «Мы с Вами принципиально счастливые люди».

Тогда же, в 20-х, Чуковский подыскивал другого иллюстратора. Но Конашевич не сдавался. Как «чистенький» Конашевич умеет себя отстаивать: «Что же Вы на меня гонение объявляете?! — пишет он Чуковскому в 1926 году. — Когда-то я не слишком протестовал по поводу новых рисунков для «Муркиной книги». Теперь же я решительно восстал: «Мухина свадьба» — одна из самых удачных моих книжек. Если необходимо и её разъярчить, так я мог бы прибавить краску или вовсе наново сделать рисунки. Зачем же поручать другому? Я хочу помешать Вам её погубить. Бросьте Ваши фантазии и напишите, когда я могу зайти к Вам и поговорить по этому поводу». Чуковский не принимает декоративность стиля художника. Конашевич ему поясняет: «Нельзя же навсегда закрепить как идеал реалистическую книжку для детей начала нашего века, хотя бы и европейскую». Это уже позиция.

Иллюстрировать детские книги Вл. Конашевич начал совсем случайно - рисовал своей трехлетней дочке картинки на каждую букву алфавита. Одному из знакомых издателей рисунки понравились и была напечатана первая книга художника - "Азбука в картинках ". И Маршак, и Чуковский, и Даль были бы совсем другими писателями без иллюстраций Конашевича.  По словам коллег, "такого бурного потока разноцветных фантазий никакой другой иллюстратор детской литературе, пожалуй, не подарил. Книги Конашевича узнаются сразу. Живая линия свободно ложится на страницу, а персонажи возникают точно характеризованные, жест их очень выразителен, они легко двигаются ". Особое место в творчестве Конашевича занимают иллюстрации к произведениям Корнея Чуковского, работе над которыми он посвятил много лет. Вот что говорит сам автор:

"Его [Чуковского] письма ко мне распадаются на две почти равные группы: в одних он меня ругательски ругает, в других безмерно хвалит. Первые письма доставляли мне всегда больше удовольствия и пользы. Я неизменно принимал все замечания и пожелания Корней Ивановича (внося в них, конечно, нужные поправки)."

В рисунках Конашевича много движения, он мастерски и органично использует цвет и рисованный шрифт в структуре изображения, линии рисунка четкие, но не сухие. И хотя я считаю абсолютно бесподобным дуэт Чуковского с Сутеевым, а к Конашевичу с самого детства отношусь ровно, лучшая Муха-цокотуха придумана именно Конашевичем. Возможно, благодаря огромному количеству чудесных деталей, создающих ощущение, что художник сам отплясывал на свадьбе Мухи и Комарика  (а перед этим и на базар ходил), возможно благодаря тонкому юмору, который виден в каждом изображенном сюжете. При этом Конашевич необычайно серьёзно относился к своей работе и был «.... твёрдо уверен, что с ребёнком не нужно сюсюкать и не нужно карикатурно искажать формы.