RARUS'S GALLERY

Л.-М., Радуга, 1925. 24 с. с ил. Тираж 9000 экз.  Цена 1 р. 20 коп. В издательской хромолитографированной обложке. 27,8х22,8 см. Чрезвычайная редкость в хорошем виде!

 

 

 

 

 

Смотрите нa Степку, глядите нa рaстрепку!

В чернилaх руки, в известке брюки, нa рубaшке пятнa - смотреть неприятно.

У Степкиного домa - прелaя соломa, метлы торчaт, гaлки кричaт.

У крыльцa стоит Степaн, поднимaет грязный чaн, то сaм отопьет, то свинье подaет.

Вот стоит Петрушкa, глaдкaя мaкушкa. Вымыты руки, выглaжены брюки, рубaшкa кaк снег - aккурaтный человек.

Стоит в сaду Петрушкин дом, игрушки бегaют кругом, попaдешь к нему в сaд - не зaхочешь нaзaд.

Бежит, кaк шелковый клубок, ученый пес его Пушок:

"Тяф-тяф! Пожaлуйте зa мной, вaс ждет дaвно хозяин мой!"

И говорит Петрушкa, глaдкaя мaкушкa:

- Войдите, мы вaм рaды. Хотите шоколaду?

В 1920-х гг. традиционная тема детской литературы—порицание неряшливых и непослушных ребят—получила продолжение и новое звучание. Назидательные произведения, написанные в советское время, принципиально отличались от дореволюционных книг подобной тематики. Вспомним «Степку-растрепку» Генриха Гофмана с иллюстрациями автора (книжку, ставшую в конце XIX века популярнейшей в Европе, доктор Г. Гофман изначально написал и проиллюстрировал для собственных детей). Эти стихи о печальных последствиях плохого поведения могли травмировать детскую психику: девочка играла со спичками и сгорела, мальчик не ел суп и умер от истощения и т.п. И для сравнения возьмем, к примеру, книгу «Война Петрушки и Степки-растрепки», изданную «Радугой» в 1925 г. с иллюстрациями художника - «сатириконца» А. Радакова. Стихотворные подписи к ярким, веселым, задорным рисункам художника выполнил Евгений Шварц . Отличия видны уже на сюжетном уровне: лучший друг всех игрушек, аккуратный, чистоплотный Петрушка перевоспитывает грязнулю Степку и женит его на своей дочери. Нравоучительная детская книга приобретает веселую, юмористическую окраску и жизнеутверждающий финал. А. Радаков создает яркие и забавные образы, сочетая приемы сатирической графики с традициями русского народного искусства. Рамки на сторонках обложки с иллюстрациями к кульминационным моментам сказки и орнамент вокруг них напоминают резные наличники крестьянских домов, а преображенный Степка—копия традиционного лубочного молодца. Кукловод, приглашающий читателей посетить интересное представление, сам оказывается игрушкой механического кукольного театра. Художник оригинально разместил иллюстрации: они обрамляют то текст на одной странице, то целый разворот, производя впечатление пестрого хоровода в стремительном движении.

Книга получилась очень красочной благодаря использованию художником ярких, насыщенных цветов—черного, красного и охры. Главное отличие Петрушки и Степки Растепки — чистоплотность: «Смотрите на Степку, глядите на растрепку! В чернилах руки, в известке брюки, на рубашке пятно — смотреть неприятно... Вот стоит Петрушка, гладкая макушка. Вымыты руки, выглажены брюки, рубашка как снег — аккуратный человек». Привыкший к вольной жизни Степка и воспитанная в строгой дисциплине игрушечного домика Погремушка влюбляются друг в друга. Но им предстоит вступить в неравную борьбу с некоторыми правилами взрослых игр, чтобы не потерять себя и сохранить любовь.  И решил однажды грязнуля Степка свататься к дочери Петрушки — Погремушке. Вот собственно и повод для войны. "Война Петрушки и Степки Растрепки" - своеобразное продолжение всемирно известной нравоучительной книги Хоффмана "Степка-Растрепка". Она повествует о том, что "есть еще на свете скверные дети, вроде Степки, неряхи и растрепки. Не хотят мыться, не хотят учиться…" и о тех, кто подает положительный пример - вовремя ложатся спать, пол метут и воду носят, как Петрушка и его друзья.

Радаков, Алексей Александрович (1879, Москва — 1942, Тбилиси) Художник-карикатурист, плакатист, живописец, иллюстратор, поэт. Всю свою жизнь А. А. Радаков совершенствовался в остроумнейшей и актуальнейшей области искусства — сатирической графике. Он создал огромное количество карикатур и шаржей для газет и журналов, плакатов и рисунков на злобу дня.  В 1900 окончил МУЖВиЗ, в 1905 — ЦУТР в Петербурге, занимался в училище барона А. Л. Штиглица, затем продолжил занятия в Париже у художников Т. Стейнлена и П. Лорана. Некоторое время жил в Италии. В 1908 был одним из основателей, главным редактором первых восьми номеров и художником журнала «Сатирикон» (1908), в 1913, после раскола «Сатирикона», в числе его лучших сил, писателей и художников, участвовал в создании журнала «Новый Сатирикон» и до запрещения журнала большевиками, усмотревшими в нем контрреволюционные идеи, в 1918 активно в нем работал. Экспонировался на всевозможных выставках новых художественных объединений. С 1912 работал как сценограф для Литейного театра и театра «Бродячая собака (Петербург), «Летучая мышь» (Москва). Ряд спектаклей подготовил вместе с режиссером К. А. Марджановым. Сразу после Октябрьской революции Радаков оформлял спектакли в петроградском ГБДТ: «Много шума из ничего», «Разбойники» (1919). В 1922 — «Дон Паскуале» Доницетти (Троицкий театр, Петроград), «Лебединое озеро» (Одесский театр оперы и балета) и другие. В 1919 с момента основания и до закрытия был редактором детского журнала «Галчонок», рисовал для созданного М. Горьким детского журнала «Северное сияние». Основал в Петрограде артистический кабачок «Петрушка», который сам и оформил. Работал над программами театра-кабаре «Би-ба-бо», открытого в январе 1917 в подвале пассажа. В 1920-х создал огромное количество карикатур и шаржей для периодической печати, остроумных плакатов и рисунков, опубликованных в журналах «Лапоть», «Бегемот», «Бич», «Смехач», «Безбожник», в 1930-х работал для журнала «Крокодил». Был соредактором журналов «Лапоть» и «Крокодил». В разное время он сотрудничал с А. Т. Аверченко и В. В. Маяковским, Сашей Черным и Н. Тэффи, с мастерами графики и иллюстрации В. М. Конашевичем, В. С. Сварогом, М. М. Черемных и другими. Кисти художника принадлежит знаменитый агитационный плакат «Неграмотный — тот же слепой... «(1920). Много работал с оформлением детских книг:

Война Петрушки и Степки Растрёпки. Текст Е. Шварца. Рисунки А. Радакова. Л.-М., Радуга, 1925. 24 с. с ил. Тираж 9000 экз.  Цена 1 р. 20 коп.

О злом Пете. Картинки и текст А. Радакова. Пг.-М., Радуга, 1923. 16 с.  Тираж 4000 экз.

Полонская, Елизавета. Зайчата. Картинки А. Радакова. Пг.-М., Радуга, 1923. 14 с. с ил. Тираж 4000 экз. Цена 90 коп.

Князев В. Страшный сон. Сказка в стихах. Картинки А. Радакова. Л.: Гиз, 1925. - 11 с. - 7000 экз. - 1 р. 20 к.

Прутков Иван. Рак и волчок-забияка. Рис. А. Радакова. Л.; М.: Л. Д. Френкель, 1923. - 8 с. - 5000 экз.

Прутков, Иван Кузьмич [псевд. Бориса Владимировича Жирковича]. Шесть горошин. Рисунки А. Радакова. М., Издательство Л.Д. Френкель, 1923. 8 с. с ил. Тираж 5000 экз.

Басов-Верхоянцев, Сергей. Расея. М., Издательство Высшего военного редакционного совета, 1923 г. 142 с. с ил. Тираж 15000 экз.

С 1933 Радаков занимался кино и мультипликацией. В 1933–1934 преподавал на курсах мультипликации при Доме Печати в Москве, его учениками стали многие аниматоры «студии Смирнова». Работал в коллективе экспериментальной мультипликационной мастерской при ГУКФ под началом В. Ф. Смирнова, позже — на «Мосфильме» в качестве художника-постановщика и режиссёра. В 1935 совместно с П. Носовым создал мультфильмы «Город без спичек», «Мишка-аэронавт», «Трепак». Последние работы Радакова были посвящены борьбе с фашизмом. В 1941 он выполнил патриотический плакат «Болтун — находка для шпиона». Радаков — художник-сатириконовец, мастер-карикатурист, один из самых ярких плакатистов первой половины XX века. Умер 31 мая 1942 г.

Художники Иван Малютин и Алексей Радаков

Или ещё:

Москва. 1928 год. Лето. Раннее утро. По пустынным в этот час кривым арбатским переулочкам едет на извозчиках милая веселая компания. Художники и писатели. Едут они из Дома Герцена. Не хватило им времени — надо же еще поговорить и поспорить! Едут они к Михаилу Вольпину, великолепному поэту, работавшему с Черемныхом и Маяковским еще, как теперь говорят, «в знаменитых Окнах РОСТА». Извозчики разные — обыкновенные, те, что подолгу стоят на углах переулков, и на «дутиках» — лихачи. У этих даже бывали рысаки, списанные с московского ипподрома. Вот на таком и едет художник Михаил Черемных со мной. Люди мы крупные, и сидеть не очень-то нам удобно. Узковаты сиденья. Говорят, что такие сиденья делались нарочно, чтобы московские купцы ездили по одному. Под их непомерной тяжестью садились рессоры. И вдруг... навстречу нам выезжает экипаж. На потертом сиденье в лучах восходящего солнца, как в ореоле, перед нами настоящий тореадор. Широкополая шляпа. Кольца темных волос. Маленькие баки. Великолепный горбатый нос. Тореадор сидит, широко расставив ноги. В вытянутых руках он держит перед собой бутылку с вином и огромную целую колбасу. Все радостно закричали: «Давай! Давай! Поворачивай!» — Извозчик повернул. Мы все поехали дальше. Так впервые я увидела художника Алексея Александровича Радакова. Впоследствии он очень часто приходил в нашу маленькую квартиру в Глинищевском переулке и заполнял ее своей большой фигурой, громким голосом: «Дети мои! Мишель, римский патриций! Прекрасная дама, ручку!» — и своими рассказами об Италии, о Париже, где он учился в академии. Он говорил, что вывез из Франции жену-француженку и шляпу. О жене, Берте Юстовне, он всегда очень заботился и сохранил с ней наилучшие отношения даже тогда," когда переехал из Ленинграда в Москву и вторично женился. А что касается шляпы, то она была абсолютно знаменита. Радаков никак не хотел с ней расстаться, хотя по правде- говоря, надо было. Когда покупали ему новую, он ее забрасывал и надевал старую, помятую, но как-то особенно помятую, потертую, с пятнами, специфически радаковскую шляпу. Он очень ловкд, какими-то круговыми Движениями ладони укладывал свои еще темные волосы так, что они выглядывали крупными кольцами из-под шляпы. А снимая ее, волосы так подправлял, что они почти скрывали значительную лысину и даже походили на лавровый венок. Радаков принадлежал к известной плеяде сатириконцов: Аверченко, Тэффи, Бухов, Рем и. По его рассказам получалось, что он был в «Сатириконе» главным и без него «Сатирикона» вообще бы не существовало. И все делали вид, что ему верят. Горделиво вспоминал он, как Николай Второй, обожавший «Сатирикон», пригласил к себе в гости сатириконцев. «И мы все отказались. В гости к Николаш-ке?! Не-е-т! Мы не удостоили его этой чести!» Черемных всегда поражался, с какой легкостью Радаков рисовал. В бытность свою в Италии он, совершенно не зная итальянского языка, изъяснялся на языке рисунка, и всегда его понимали. Забавный эпизод рассказал он: однажды Радаков попросил жену, тоже не знавшую языка, пойти в лавку за виноградом. Она нарисовала виноград. Домой принесла яйца. Талантлив и работоспособен был на диво. На его счету около двадцати журналов, в которых он участвовал не только как художник, но и как поэт. А в детском журнале «Галчонок» он был редактором с начала до конца. Но серьезно к работе не относился. Никогда не сдавал рисунка вовремя. Всегда в последнюю минуту. В жизни, в так называемом быту, Радаков был неряшливо-живописен. Трудно его представить в обыкновенном костюме, а тем более в военной форме. Однако он хвалился тем, что был «душкой-военным» и «дамы просто падали, падали, такой я был красавец!». Вот последнему, пожалуй, можно поверить. А вообще-то Радаков имел чин квартирьера (кажется, в семнадцатом году) и, рассказывая, прибавлял: «А звучит-то как красиво: квартирьер!» И забавно фыркал, захлебываясь тоненьким смехом, у Он часто вот так смеялся, когда рассказывал. И еще закрывал рот рукой, и тогда вообще трудно было понять, о чем, собственно, идет речь. Был Радаков ироничен и насмешлив. Многое подмечал в других. Но не в себе... Ходил он в мешковатых брюках и в какой-то широкой блузе. И всегда пуговицы были застегнуты неправильно. Частенько из карманов этой своей блузы он вытаскивал вместо носового платка какую-то тряпку, всю перемазанную красками. Тогда вторая жена его, Евгения Львовна, в черном, с яркими цветами платке, закинутом, как испанская шаль, возводила свои очень красивые глаза и воздыхала: «Алексей Александрович! Я же вам положила в карман совершенно чистый носовой платок!» Радаков, очень изысканно, певуче произносил: «О моя Пепита! Я вам очень благодарен за то, что вы любезно положили платок в мой карман. Он мне так пригодился! Я вытирал им кисти». Галстук он завязывал каким-то непостижимым свободным бантом. Но и то часто срывал его и бросал в угол. И вообще создавалось впечатление, что все ему узко. Громыхающий, экспансивный, он иногда обижался и уходил. Правда, ненадолго. Бывал он колюч и, пожалуй, в противовес Аркадию Бухову неуютен. Аркадий Сергеевич, тоже часто у нас бывавший, почему-то не очень благоволил к Радакову. Однако была такая история: оба жили в одном доме, и однажды, возвращаясь домой, они с разных сторон сошлись у подъезда. Была глубокая ночь. Весь дом спал. Аркадий Бухов, очень вежливо, очень элегантно приподняв шляпу, сказал Радакову: «Пожалуйста! Зайдемте к нам! Жена будет очень рада!» У нас долго было в ходу это выражение: «Жена будет очень рада». В Петрограде у Радакова была мастерская. Народа бывало у него много. Вино пили из всяких баночек, скляночек из-под красок, вряд ли хорошо вымытых. Да и руки Радакова, большие руки грузчика, не казались хорошо вымытыми. Он часто пользовался пальцами вместо кистей. Выступал он и как декоратор. Мне рассказывал известный чтец  Голубенцев, что в девятнадцатом году он, молодой актер, играл в пьесе Шекспира «Много шума из ничего» в декорациях Радакова. Они были написаны в манере Сезанна. На очень красочном заднике амфитеатром спускалась Мессина. Спектакль шел в Большом Драматическом театре, что на Фонтанке. Играли Юрьев, Монахов, Максимов. Художественный совет возглавляли Шаляпин, Андреева, Горький, а репертуарную часть — Александр Блок. В том же девятнадцатом году в Петрограде существовал кабачок «Петрушка». В этом очень тесном помещении всегда сидел грузный, но благостный Радаков. Он этот кабачок основал, он его и оформил. О том, как Радаков жил в Москве, рассказывал один из его любимых учеников—художник Л. Сойфертис. В Шестнадцатиметровой комнате, где Радаков жил с женой, царил, как и в Петрограде, совершеннейший беспорядок. Все было завалено рисунками, живописными полотнами. Тут же часто сидели натурщики. Радаков писал их и всегда что-нибудь напевал. На табуретке стояла бутылка с красным вином. Радаков говорил: «Тот, кто жил во Франции, не может обходиться без вина». Масса у него бывало Народа и особенно молодежи. Их всех Радаков называл «старики». Был он доступен, прост, интересен. Многим молодым много дал. Про себя Сойфертис говорил: «Мне Алексей Александрович дал путевку в жизнь: он ввел меня в «Крокодил». Характерно смешной эпизод произошел однажды: пришел Сойфертис к Радакову. Тот говорит: «Не хочешь ли, старик, бульончику? Я сегодня варил». Налил «бульончик» в стакан с явными остатками мыльной пены. «Старик» отказался. Тогда Радаков сказал: «Ну, что ж! Пойдем в Дом печати». Сел он на стул и стал надевать ботинки. Поднявшись, обнаружил, что сидел на палитре. Радаков мастихином начал отскабливать краску, но только больше размазал. Штаны приобрели удивительный вид. Других штанов у Радакова не было... Колоритнейшая фигура Радакова всегда обращала На себя внимание. Писатели Ильф и Петров в своих «Двенадцати стульях» вложили в уста Эллочки-людо-едки некоторые выражения Радакова: «Жуть! Мрак! Подумаешь! Знаменито! Кр-р-расота!». Вот так, словами, я постаралась нарисовать Алексея Александровича Радакова. В этом альбоме воспроизведены рисунки А. Радакова, взятые в основном из журнала «Крокодил» за разные годы. Н.А. ЧЕРЕМНЫХ. Статья из сборника "Мастера Советской карикатуры"

А. Радаков и А. Юнгер

Страницы истории советской сатирической графики

Этих художников объединяли инициалы и отчество. Да еще стремление «объять необъятное». Алексей Александ­рович Радаков был не только журнальным графиком-кари­катуристом, но пробовал себя и как плакатист, живописец, театральный декоратор, был журналистом, редактором, пи­сателем и поэтом. А Александр Александрович Юнгер про­явил себя в качестве педагога, практика и теоретика архи­тектуры, театрального деятеля, а его художественное на­следие включает в себя почти все виды графических ра­бот — плакат, иллюстрацию, станковую графику. Занимался он и живописью. Казалось, не было людей более полярных, чем они. Если «гремящий коновод», экспансивный и рассеянный Радаков был всегда на виду, в центре внимания и не тяготился ролью штатного чудака, то молчаливый, скромный, сдер­жанный Юнгер чаще всего находился в тени. Но Радаков и Юнгер постоянно оказывались вместе. Так было в «Сатириконе», так было в первом русском юмори­стическом журнале для детей «Галченок». Так было и в ле­нинградской советской юмористике. Они и по времени рож­дения, и по образу мыслей — художники одного поколе­ния. Алексей Радаков родился в 1879 году. До 1900 года учился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, за­тем, до 1905-го — в Училище технического рисования ба­рона Штиглица в Петербурге, позже совершенствовал свое мастерство в Париже. Еще студентом он начал работать в московских и петербургских юмористических журналах, в том числе в еженедельнике «Стрекоза». В 1905 году уча­ствовал в ведущих органах «свободной прессы» — «Жупе­ле», «Зрителе», «Стреле», «Спруте». Александр Юнгер также вошел в сатирический цех еще студентом. Он родился в 1883 году. В 1902-м, после окон­чания гимназии и рисовальных классов Общества поощре­ния художеств, поступил на архитектурное отделение Ин­ститута гражданских инженеров и одновременно на архи­тектурное же отделение Академии художеств в Петербур­ге, которые закончил с золотой медалью. «Рисовать стал рано. Рисовать я начал с 4-х лет.., — написал он позже в своей шутливой автобиографии. — Да, с 4-х, по свидетельству матери, с 4-х лет. Первый заказ получил, когда мне было семь лет. Заказчиком был мой младший брат (5-ти лет). Когда я подрос — начал работать в журна­лах». В 1905 году молодой художник опубликовал свои пер­вые рисунки в той же «Стрекозе», вскоре становится веду­щим сотрудником журнала «Спрут». Не прерывает связи и со «Стрекозой». «Тут я познакомился с начинающими Ре-ми, Радаковым, А. Яковлевым, Сашей Черным, Потемки­ным и др., впоследствии с приехавшим из Харькова и тогда никому еще не известным Аркад. Тимоф. Аверченко». Все они не были удовлетворены качеством еженедельника. На одном из заседаний редакции было решено превратить журнал из юмористического в сатирический. А. А. Радаков предложил дать журналу новое имя. Так возник лучший сатирический журнал дореволюционной России — «Сатири­кон» (С 1913 г. журнал стал называться «Новый Сатирикон»). Тот же неугомонный Радаков на первых порах воз­главлял редакцию (позже этот пост занял А. Аверченко). А Юнгер стал руководителем художественного отдела. То­го отдела, который и принес журналу громкую славу, ибо, как утверждали современники, «группа художников в «Са­тириконе» была в своей сфере и по таланту, и по выдумке значительно выше группы писателей». Корней Чуковский вспоминал: «Сотрудники «Сатирикона» одно время были неразлучны друг с другом и всюду ходи­ли гурьбой. Завидев одного, можно было заранее сказать, что сейчас увидишь остальных. Впереди выступал круглолицый Аркадий Аверченко, круп­ный, дородный мужчина, очень плодовитый писатель, неис­тощимый остряк, заполнявший своей юмористикой чуть не половину журнала. Рядом шагал Радаков, художник, хохотун и богема, живописно лохматый, с широкими, пушисты­ми баками, похожими на петушиные перья. Тут же броса­лась в глаза длинная фигура поэта Потемкина, и над всеми возвышался Ре-ми (или попросту Ремизов), замечательный карикатурист, с милым, нелепым, курносым лицом. Вместе с ними, в их дружной компании, но как бы в стороне, на отлете, шел еще один сатириконец, Саша Черный, совер­шенно непохожий на всех остальных». Однако такая близость не мешала каждому из сатириконцев быть яркой неповторимой индивидуальностью. И звез­дой первой величины среди художников был, несомненно, Алексей Радаков. «Вакхом юморо-сатирического рисунка» назвал его поэт В. В. Князев за щедрость таланта, дерзость творческой манеры и несколько грубоватый, близкий к на­родному юмор. «Он писал карикатуры больше всего на са­новников и черносотенцев. Эти карикатуры были самые злые и беспощадные. Каждый штрих у него дышал глубо­кой ненавистью к черной своре царских слуг и приспешни­ков. «Темистом» он был изумительным. Добрая половина рассказов у Аверченко написана по темам А. Радакова» — так писал один из современников, хорошо знавший «кух­ню» журнала, Впрочем, подтверждение тому и творчество самого Алексея Александровича. Ведь большинство работ художника — это «рассказы в картинках», своей повество-вательностью словно возрождающие народный лубок. Только в отличие от народного лубка, где главным изоб­разительным средством являлся контурный рисунок с ло­кальной подкраской, «лубок» Радакова использовал дости­жения современной живописи и строился на сочетании жи­вописных пятен, как бы нанесенных «а ла прима». Изоповествование любил и Александр Юнгер. Более того, именно его можно считать отцом русского графического фельетона. Но манера его рисунков резко отлична от радаковской. Они выглядят тщательно построенными, а не спонтанно выплеснувшимися на лист. В стиле Юнгера отчетливо прослеживается связь с художниками начала XX ве­ка — Е. Д. Поленовой, И. Я. Билибиным и другими графика­ми «Мира искусства», с немецкой и английской карикатурой и рисунком. И по художественным приемам он занимает полярную Радакову позицию: основу рисунка Юнгера составляет тонкая контурная линия. Организация «Сатирикона» явилась началом первой волны творческой активности обоих графиков. Вплоть до 1916 го­да не было ни одного номера журнала, где бы работы их не соседствовали. Радаков чаще занимал первую страницу обложки, а Юнгер прочно расположился на четвертой. В 1912 году Радаков впервые выступает как театральный художник. Он же был одним из организаторов знаменитого артистического кабаре «Бродячая собака», связанного с именами А. А. Блока, А. А. Ахматовой и др. В те годы он создает и первый в России детский юмористический журнал «Галчонок», где многие иллюстрации были выполнены Юнгером. Журнал понравился, приобрел известность. Стали популярными и его авторы. Один юный поэт выразил это так:

Редактор Радаков — он

Всем читателям знаком.

В 1916 году пути художников на время расходятся. Александр Юнгер, занятый работой над дипломным проектом, не выходил из академической мастерской. А Алексей Радаков продолжал свою журнальную деятельность. Не помешал этому даже призыв на военную службу. Кстати, с армейским бытием художника связан весьма любопытный эпизод. Происходило это во время Февральской революции. Радаков с другим сатириконцем, Владимиром Маяков­ским, входил в состав Военно-автомобильной школы. Вместе они участвовали в аресте ее начальника генерала Секретеева. «Решили, что раз министров свезли в Думу, надо, значит, и этого господина туда представить... Ну, посадили генерала в его прекрасный автомобиль... Человек пять было солдат, Маяковский, я. Генерала этого, значит, в карцер сдали», — вспоминал сам Радаков. А в июне — июле 1917 года он вместе с В. Маяковским, В. Лебедевым, Н. Ремизовым становится инициатором и одним из активнейших художников издательства   «Современный   лубок», которое стремлением создать доступный народу актуальный политический плакат стало прообразом знаменитых «Окон РОСТА». Гражданская война разлучила художников. В 1918 году Александр Юнгер оказался на Кубани, в Краснодаре, где, как писал он в автобиографии, «до 1925 года состоял профессором и деканом архитектурного факультета Кубанского политехнического института. На Кубани много работал «по урбанизму». Проектировал расширение города Красно­дара и города Новороссийска». Не оставлял он и графику, работал в книжной иллюстрации, выполнял плакаты. В Краснодаре Юнгер вместе с С. Я. Маршаком участвовал в создании первого советского театра для детей. А Радаков остался в городе на Неве. Правда, не без приключений. Вот как он рассказывал об этом: «Каприз судьбы: .когда и нас прикрыли, мы всей компанией двинули на Украину. Вдруг телеграмма из Питера: для ликвидации типографии пришлите представителя. Типография у нас была собственная — хозяйчики, ха! Бросили жребий, кому ехать. Мне! Приехал обратно да тут и остался — отбился от компании». Конечно, трудно сказать, правда ли это или художественный вымысел, на который Алексей Александро­вич был большой мастер. Но факты говорят о следующем: уже в декабре 1917 года он с К. Чуковским, В. Лебедевым, А. Бенуа участвует в оформлении детского альманаха «Ел­ка». С 1918 года работает как театральный декоратор, ор­ганизует и оформляет кабачок «Петрушка». В 1919 году начинает сотрудничать в «Окнах РОСТА», оформляет книги серии «Народная библиотека» и детский журнал «Северное сияние», выходивший под редакцией М. Горького. В следующем году вместе с Горьким и Чуковским он разраба­тывает редакционный план детского отдела издательства «Всемирная литература» и руководит художественной ча­стью детского отдела ГИЗа. В 1920 году издает серию пла­катов «Против неграмотности» в манере «современного лубка». Плакаты эти были отмечены золотой медалью на Всемирной выставке 1925 года в Париже. А с 1922 года, то есть со времени появления сатирических журналов «Крокодил», «Мухомор», «Безбожник», он ста­новится одним из их активнейших авторов. В 1924 году лучшие силы ленинградского сатирического цеха организуют новый журнал — «Бегемот». Именно на его страницах художники встретились вновь. Радаков был одним из создателей этого издания, а Юнгер после возвра­щения в Ленинград в 1925 году сразу занял видное место в художественном отделе. Сотрудничество это продолжа­лось и в «Пушке», и в «Ревизоре», и в «Смехаче». Кредо Радакова-карикатуриста тех лет мы можем узнать из его книги, посвященной этому жанру. «Карикатура, — считает график, — это преувеличение того, что недостаточ­но типично выражено в природе. Настоящий карикату­рист более чем кто-либо должен понять свою модель, дать в графическом исполнении синтез ее духовного мира. Карикатурист обнажает душу, выявляет ее в измененных чертах своего рисунка, объясняет ее окружающим. Он превращает скупца в Гарпагона, ханжу — в Тартюфа. Мет­кая карикатура — это волчий билет, приклеенный на до­стойного его. Это — доска, на которой обозначены пре­ступления данного субъекта. Если фотографию можно назвать простым полицейским протоколом, где с одинако­вой тупой педантичностью записано все, как нужное, так и ненужное, портрет можно сравнить с беллетристическим произведением, где главное господствует над затемняю­щими суть деталями, то карикатуру можно сравнить с афо­ризмом или пословицей, где в нескольких строках выраже­на большая мысль, целый ряд сложных представлений. [...] Карикатура требует от художника специальных, чисто ин­дивидуальных качеств, которые у живописца могут и от­сутствовать без ущерба для его творчества. Для того что­бы найти и преувеличить типичное, недостаточно выражен­ное в природе, отбросить ненужное, выработать в себе чувство меры преувеличения, нужно большое проникнове­ние в психологию данного субъекта, нужна громадная на­блюдательность, нужно интуитивно почувствовать самую суть   изображаемой   вещи.   Кроме   того,   нужно большое остроумие, позволяющее карикатуристу какой-нибудь не­большой, но верно понятой деталью ярко охарактеризо­вать свою модель, отнюдь не впадая в литературность, то остроумие, которое художнику-живописцу, преследующе­му иные задачи, совсем не нужно.  Карикатуристу при­ходится делать трудную работу, упрощать и подчеркивать необходимое, дать синтез линий, преувеличивать черты на­туры, сохраняя в то же время сходство с ней. Карика­турист, наблюдая личность или целый класс, подвергая свои наблюдения художественной обработке, углубляя и сжимая их, так сказать, в один образ, дает уже символ, графическую формулу целого класса или целой нации». Мы привели эту обширную цитату, исходя из двух сообра­жений: во-первых, читателям, стремящимся узнать больше об этом жанре, наверняка интересно мнение одного из ве­дущих мастеров советской карикатуры; во-вторых, нам хо­телось разрушить ходульный образ Радакова — легкомыс­ленного остряка, который создали мемуаристы, показать, что за внешней безалаберностью скрывается глубокая от­ветственность за дело, глубокое проникновение в суть сво­ей профессии. Это, пожалуй, и есть то главное, что связы­вало Алексея Александровича Радакова и Александра Алек­сандровича Юнгера. Ведь и Юнгер, по свидетельству его учеников, всегда стремился досконально понять все детали проникнуть в сущность дела, за которое он брался. В 20-е годы оба графика продолжают развиваться в том русле, которое было намечено еще в сатириконский пери­од. По-прежнему Алексей Радаков работает в экспрессив­но-импровизационном стиле. Его работы становятся не­сколько конструктивнее, теперь в них за живописной тканью хорошо проглядывает и костяк точного рисунка. По-прежнему основу карикатур Александра Юнгера состав­ляет линия, рисунок. Только рисунок этот стал более гиб­ким, подвижным — жесткий контур дореволюционных ра­бот сменяется чуть «дрожащей» перовой линией. И в сю­жетном отношении работы Юнгера демократизируются, упрощаются, приближаясь в чем-то к сочному радаковскому юмору. Но по манере в целом и в советское время эти мастера ленинградского юмористического цеха по-прежнему нахо­дились на разных полюсах. «Совершенно в такой же мере, в какой книжная графика Ленинграда исходит от «Мира искусства», графика сатири­ческих журналов исходит здесь от «Сатирикона», — писал известный исследователь искусства А. А. Федоров-Давы­дов в 1928 году. — Эволюция этой графики есть эволюция от «радаковской» манеры грубого рисунка толстыми и не­брежными линиями к более тонкой, но значительно менее острой технике пером А. Юнгера и Б. Антоновского». Хотя считается, что Радаков не создал собственной школы, тем не менее ни один из крупных художников-сатириков в нашей стране не избежал его влияния. Воздействие Радако­ва можно видеть в творчестве И. Малютина, В. Козлинско-го, Л. Бродаты, М. Черемныха, даже в творчестве Кукрыниксов и Б. Пророкова. В 1930 году пути художников вновь расходятся, на этот раз навсегда. Алексей Александрович переезжает в Москву, а Александр Александрович хотя и остается в Ленинграде, но почти целиком переключается на архитектуру, лишь из­редка возвращаясь к жанру, которому он посвятил четверть века своей жизни. В 1941 году Юнгер был арестован по ложному доносу. Он умер 3 августа 1948 года в Сибири. Алексей Александрович Радаков продолжал отдавать все свои силы советской сатире. В конце жизни он стал одним из создателей «Окон ТАСС», которые вдохновляли наших бойцов во время Великой Отечественной войны. Неутоми­мый труженик, он умер в 1942 году, через два дня после открытия выставки в Тбилиси, где экспонировалось его по­лотно «Последние минуты Зои Космодемьянской». «На про­тяжении почти сорока лет художник клеймил в своих ри­сунках пошлость, лень, эксплуатацию человека человеком». Эти слова, которые были адресованы А. А. Радакову его товарищами по искусству, в полной мере могут быть отне­сены и к А. А. Юнгеру. В 1920 году, в пору, когда агитационно-массовое искусство особенно активно вторгалось в повседневную жизнь молодого советского государства, живо откликаясь на неотложные требования революционных перемен, появился один из самых выразительных и доселе не забытых плакатов: " Неграмотный тот же слепой..." На фоне синего неба с белыми облаками изображен был шагающий крестьянин-бородач, чьи глаза накрепко повязаны белым платком. В красной рубахе, цветастых портах и лаптях он ступал с края утеса одной ногой в пропасть. Не видя дороги, человек протягивал вперед руки, и большие красные камни катились из-под ног перед ним в темно-синюю бездну. Крупными ясными буквами текст под изображением гласил: "Неграмотный тот же слепой, всюду его ждут неудача и несчастья". Это был самый непосредственный отклик на ленинский декрет 1919 года о ликвидации неграмотности в России. Нам сейчас уже трудно себе представить, какой сложной и кропотливой была работа по массовому обучению грамоте миллионов людей так называемых низших сословий. Чтобы вовлечь их в непривычное, трудное дело образования, нужно было прежде всего убеждать, заинтересовывать, обращаться к массам забитых, оторванных от культуры и просвещения рабочих, крестьян, горожан, идти к ним с доходчивым волнующим воображение словом. Такое зримое слово нашел в своем плакате Алексей Александрович Радаков, известный в дореволюционные годы карикатурист, художник и соредактор популярных в России журналов "Сатирикон" (1908- 14) и "Новый Сатирикон" (1913-18). Ко времени создания плаката о неграмотном Радакову было уже за сорок. За плечами оставалась достаточно громкая слава сатирика — рисовальщика и поэта. Он работал рядом с Аркадием Аверченко и Маяковским, с Сашей Черным, Тэффи и Буховым, с такими мастерами графики и иллюстрации, как Н.В.Ремизов (Ре-ми), В.М.Конашевич, В.С.Сварог, И.В.Симаков, М.М.Черемных. Он сам издавал веселый детский журнал "Галчонок", рисовал для созданного А.М.Горьким детского журнала "Северное сияние" (1919-20). Человек разносторонних интересов и неуемной энергии, он был невероятно общителен и открыт к самым разнообразным впечатлениям и культурным начинаниям. Страсть к искусству соединялась в нем с любовью к перемене мест, к путешествиям, они приводили его в Париж и в Лондон, в музеи Мадрида и Берлина. В Париже он работал в мастерских известных мэтров, занимался у художников, живо реагирующих на бурные общественные события и художественные движения нового века, у мастеров, ищущих новую стилистику, в частности — у Теофиля Стейнлена, сотрудничавшего в социалистической прессе. И Радаков молодой, и Радаков, уже умудренный жизненным опытом, охотно растворялся в любой профессиональной культурной среде, свободно и естественно внедрялся в любое живое экспериментаторство, не особенно заботясь о выделении личной роли в общем предпринимательстве. Он не оставил после себя архивов, никогда не каталогизировал свои произведения, довольствуясь тем, что его рисунки и остроумные тексты к ним появлялись во множестве и тиражировались на журнальных страницах. О нем не писались статьи и монографии, отдельные колоритные подробности его жизни и творческих устремлений сохранились скорее в обрывочных рассказах современников и друзей. Вспоминают о Радакове с нескрываемым восхищением как о разносторонней, незаурядной натуре, яркой личности.

И еще:

Радаков, Алексей Александрович родился в Москве в 1877 году. Он учился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, в 1905 году закончил Центральное училище технического рисования А. Штиглица в Петербурге. Как многие талантливые молодые люди, завершившие образование в начале 20 века, Радаков отличался универсализмом интересов и умений, работал и как график, и как театральный художник, примыкал к новым художественным объединениям, участвовал в больших и малых выставках. Революционные преобразования не оставили его равнодушным. Живя в Петербурге, он оформлял авангардистские спектакли в Большом драматическом театре на Фонтанке, сотрудничал там с Александром Блоком, дружил с замечательными актерами Ю.М. Юрьевым: и Н.Ф. Монаховым. В 1919 году основал в городе и художественно оформил артистический кабачок "Петрушка". В годы гражданской войны Радаков выступает как плакатист, позднее сотрудничает в сатирических журналах "Лапоть", "Бегемот", "Бич", "Смехач", "Безбожник". В 1930-е годы творческая деятельность художника связана с Москвой и журналом "Крокодил". Москвичи вспоминают, как всегда артистичен был он сам, в своей мягкой широкополой шляпе, надетой на длинные, вьющиеся волосы, в широкой блузе с неизменным, красиво повязанным бантом, — веселый собеседник и остроумный рассказчик. Говорили даже, что Ильф и Петров заимствовали некоторые его словесные выражения для лексикона Эллочки-людоедки в "Двенадцати стульях". Просматривая сегодня журнальные рисунки Радакова, поражаешься широте его политических знаний, острому эмоциональному восприятию окружающего, верному ощущению новизны. Многолетнее рисование для дореволюционных сатирических журналов сформировало в нем безошибочное знание человеческих характеров, смешных черт быта; новое время выработало способность к публицистической оценке общественных ситуаций, заинтересованность в очищении и улучшении жизни. В начале 1920-х годов он ратует за раскрепощение женщины-работницы, за ее социальное равенство с мужчиной. Его политическая чуткость несомненна: антифашистская тематика появляется в сатире Радакова в самом начале 1930-х годов. Нельзя не подивиться тому, насколько актуальными по сей день остаются его сатирические сюжеты и образы. Он безжалостно высмеивает бюрократов в рисунке, где стоящий на берегу чиновник кричит утопающему: "Продержитесь еще немного, сейчас подпишем приказ о вашем спасении" (1925). Эта нестареющая тема во многих вариациях будет разработана позднее театром Аркадия Райкина. Без указов и постановлений Радаков боролся своим метким- сатирическим пером против пьянства и алкоголизма, клеймил взяточников, картежников, с болью говорил о горе-кооператорах, о бездорожье и грязи в прекрасных старинных русских городах. Он отлично понимал, для кого создает свои произведения. Плакат о неграмотном, рассчитанный на деревенского зрителя, был выполнен им в откровенно лубочной манере, привлекал яркостью локальных цветовых плоскостей, наивной узорчатостью рамы. Такого рода примитивизация была, разумеется, сознательно избранным приемом, нарочитое упрощение, даже огрубление линии, контура рисунка имело мало общего с привычной манерой рисования для журналов, где необычайная плодовитость художника зиждилась на блестящем реалистическом мастерстве. Именно поэтому его замыслы были так ясны и доходчивы, а воплощения их так благородно просты в своих спокойных линиях и мягких графических формах. Несомненно, что бытовая сатира Радакова корнями своими уходит в большое искусство критического реализма, которым была так богата еще в 19 веке и Россия, и Западная Европа. По-своему он продолжал традиции знаменитых "физиологии", вскрывавших когда-то средствами литературной и изобразительной сатиры язвы больших городов, их социальное расслоение и падение нравов. Творчество Алексея Александровича Радакова еще ждет своего исследователя. Э. Ганкина. Сто памятных дат. Художественный календарь на 1992 год. М.: Советский художник, 1991.

Гофман, Генрих (1809 – 1894) родился во Франкфурте-на-Майне в семье архитектора, окончил медицинский факультет Гейдельбергского университета, специализировался по психиатрии и в 1851 году стал директором франкфуртского госпиталя для душевнобольных. Семью годами раньше, на Рождество 1844 года, желая порадовать своего трехлетнего сына Карла интересной книжкой, доктор не смог ни в одном магазине найти подходящую и в итоге взял тетрадку и стал рисовать картинки, сопровождая их краткими историями, в подарок для своего сынишки. У молодого папы рисунок за рисунком, рассказик за рассказиком – получилась книжечка. Сынишке она понравилась, и Гофман решил познакомить с самоделкой других детей. Первый тираж сборника, изданного в 1845 году и содержавший шесть историй, разошелся мгновенно. Ко второму его выходу в свет  добавились новые сюжеты и через два года их было десять. Между прочим, в первых выпусках книги не указывалось имя художника и того, кто  написал пояснения к рисункам. Врач опасался за свою профессиональную репутацию. И лишь при пятом издании на обложке появилась настоящая фамилия автора и рисунок главного героя — мальчика Struwwelpeter (растрепанный Петер), который стал любимой фигурой детей. Первый перевод на русский благодаря стараниям немецкой колонии в Санкт-Петербурге появился уже в 1848 году. Всего через год после издания в Германии устоявшегося содержания книги с 10 историями. В России книга называлась «Забавные разсказы и занимательныя картинки для детей от 3-х до 6-ти лет» (Орфография того времени). Второй перевод (1849) оказался более успешным  и под названием «Стёпка-растрепка» выдержал не менее 15 изданий. Интересно, что некоторые рисунки в российской книжке настолько вдохновили самого писателя, что, готовя иллюстрации для нового немецкого издания, Гофман изменил облик своей Паулинки. И немецкая шалунья теперь выглядит почти как русская Катенька. На русский «Штрувельпетера» переводили Дмитрий Минаев, Раиса Кудашева и другие. Однако, в советское время книга была признана «антипедагогической» и после 1927 года в СССР не переиздавалась.

Содержание:

После небольшого вступления о послушных и непослушных детях следуют десять стихотворений:

1. о неряхе Петере, у которого грязные руки, отросшие ногти и длинные нечесаные волосы;

2. о жестоком Фридрихе, который обижал животных и людей, а когда он отстегал кнутом собаку, та сильно укусила его в ногу;

3. о глупой Паулинхен, которая осталась одна дома и стала зажигать спички, не слушая предостережений со стороны двух домашних кошек, и в итоге сгорела;

4. о трёх мальчишках-проказниках, которые дразнили чёрного мавра, за что пожилой Николас окунул их в чернильницу, так что они стали ещё чернее;

5. об охотнике на зайцев, который уснул, а зайчиха взяла его очки и ружьё и погналась за охотником, так что тот свалился в колодец;

6. о Конраде, который любил сосать палец, несмотря на замечания мамы, и когда он в очередной раз ослушался, пришёл портной с ножницами и отрезал ему два больших пальца;

7. о Каспаре, который всегда хорошо ел, а потом стал отказываться от супа и на пятый день помер;

8. о неугомонном Филипе, который вертелся и качался на стуле за обедом, так что упал и стянул на себя скатерть со всеми блюдами;

9. о Гансе, который всегда шёл из школы, глядя на небо, так что в итоге свалился в реку и весь промок;

10. о Роберте, который пошёл гулять в непогоду, взяв зонт, а поднявшийся ветер унёс его так далеко, что больше его никто не видел.

Недаром говорил проницательный Самуил Яковлевич Маршак о фольклорной основе некоторых детских книг: пришло время – и они сами уподобляются фольклору. Именно так и случилось с книгой Генриха Гофмана-Доннера «Штруввельпетер» (год издания 1844), или в переводе с немецкого, то примерно  «Растрепанный Петер». Вот как любая мама или бабушка назовет лохматого мальчишку? Правильно – Степка-Растрепка. Это его еще в 19 веке придумал и рассказал о нем всем детям мира немецкий литератор Генрих Гофман-Доннер. История возникновения этого литературного персонажа не нова. Жил в немецком городе Франкфурте-на-Майне доктор медицины Генрих Гофман. И был он не только врачом, но и писал забавные стишки. Ну а чтобы не спутали его с другими известными соотечественниками, доктор взял себе литературный псевдоним, присоединив к своей фамилии фамилию жены – Доннер. Много произведений написал за свою жизнь Генрих Гофман-Доннер, но прославился он одной единственной книжкой – циклом стихов о взлохмаченных мальчишках и непоседливых хулиганах. У доктора Гофмана была обширная частная врачебная практика,  лечил он и  детей. А чтобы маленькие пациенты не боялись доктора, он рисовал им забавные рисунки и читал веселые стишки. Так начинался «Степка-Растрепка». А решение собрать эти стишки и рисунки в одну книжку пришло доктору Гофману после безуспешных поисков в магазине детской книжки для своего маленького сына. Продавец предлагал ему, то разбойничьи сказки, то рассказы о безупречно послушных сыночках и дочках. Результатом этих поисков была покупка у изумленного  странной просьбой продавца чистой тетради. Именно на ее страницах Генрих Гофман и создал свою самую популярную книжку с десятью нравоучительными историями о том, как ребенок должен себя вести: слушаться взрослых, стричь ногти, хорошо есть, быть аккуратным, не дразнить животных, не играть со спичками, и чем грозит ему непослушание.

Горит рука, нога, коса

И на головке волоса,

Огонь — проворный молодец:

Горит вся Катя, наконец…

Сгорела бедная она,

Зола осталася одна,

Да башмачки еще стоят,

Печально на золу глядят.

Все  истории в книжке доктора Гофмана в какой-то мере устрашающи и кровожадны. Растрепанный Петер не дает стричь ногти и причесывать волосы и становиться уродом.

Степка-Растрепка / Генрих Гофман

Паулина (в русской переводе Катя), не слушается своих родителей и, оставшись дома одна, начинает зажигать спички. Финал печален, она сгорает, от непослушной девчонки  остаются только башмаки. Каспар, отказывается есть суп и на пятый день, умирает от истощения.

Степка-Растрепка / Генрих Гофман

Филип, очень любит вертеться и качаться на стуле за столом, но однажды падает и стягивает на себя скатерть вместе с обедом.   Ганс падает в речку и весь промокает, потому что никогда не смотрит под ноги. Роберта уносит поднявшийся ветер, потому что он идет гулять в непогоду. А три мальчика- хулигана навсегда остаются черными от чернил, которыми их облил чародей, в наказание за то, что они дразнили негра.  У спящего охотника зайчиха берет очки и ружье,  и потом загоняет его в колодец. Конрад сосет палец, а жестокий портной отрезает их ему. От таких ужасов мурашки бегают по коже, и вполне понятно возмущение заслуженных  педагогов, посчитавших книжку Гофмана исключительно вредной в воспитательном отношении. Но детям нравилось. И тогда и тем более сейчас. Многие дети вообще любят ужастики, и читать, и смотреть.

Степка-Растрепка / Генрих Гофман

После усердных творческих поисков, сравнений и обдумываний вариантов книга была написана и издана. Она была переведена на многие языки и издавалась во всех европейских странах, а в Германии переиздавалась более сотни раз. Книга о строптивых детях стала безумно популярна и любима детьми. Стихи из нее распевались на концертах детских хоров. Эту книжку иллюстрировал сам автор и популярность ее была столь велика, что вышла за пределы Германии и мгновенно распространилась за рубежом. Не обошли своим вниманием «Растрепанного Петера» и российские издатели. Русский переводчик назвал эту книжку – «Степка-Растрепка», и столь незатейливый каламбур в названии остался за ней навеки. Ну а «Степка-Растрепка» стал в России нарицательным персонажем.  Вот такая забавная история! Начавшаяся во 2 половине 19 века кампания по популяризации «Степки-Растрепки» в России окончательно русифицировала «Степку» и одновременно ее упростила. Процесс этот шел стремительно, и результатом стал уже не жанр, а стандарт: Цель стишка – посмеяться вместе с маленькими читателями над проделками и проступками героев, тем самым обучая детей не совершать тех или иных шалостей, посредством описания несчастных случаев происходящих с непослушными хулиганами. Так в «Приключениях любопытного Коли» (1884 г., автор скрылся за псевдонимом «Веселый дядя») чрезмерно любопытный мальчуган Коля лезет везде и повсюду: подслушивает под дверью, лезет в базарную корзину за сладостями, забирается в чужой сад за малиной, за что и расплачивается шишкой на лбу, укушенной раками рукой и наказанием от садовника. В книжке «Степка-Растрепка и умный Вася» (автор неизвестен), напечатанной в серии «Веселые сказки для детей», сюжет строится на хитроумной выходке одного из братьев. Степка-Растрепка, отправленный к парикмахеру с секретным поручением – остричь подателя сего письма, перекладывает задание на послушного брата Васю. В результате Вася острижен наголо вместо хитреца брата. Но справедливость восторжествовала, Степка был наказан, а Васю угостили конфетами. И хотя книга Генриха Гофмана-Доннера после 1917 года в России больше не переиздавалась, однако образ Степки-Растрепки продолжает жить в нашей детской литературе. Евгений Шварц написал книгу «Война Степки-Растрепки и Петрушки», в которой в конце побежденный и постриженный Степка-Растрепка женится на дочери Петрушки. Молодые советские поэты тоже обращались к образу Степки-Растрепки. Он встречается в стихах Эммы Мошковской:

Забыл он все стрижки-прически.

Зарыл он все гребни-расчески.

Этот Степка (у поэтессы он – Еремей) повстречает такого же грязнулю и растрепу и устыдится себя. У Эдуарда Успенского — в  «Страшной истории»:

Мальчик стричься не желает,

Мальчик с кресла уползает,

Кричит и заливается,

Ногами упирается.

Его постигает та же участь, что и всех Степок, у него вырастают очень  длинные волосы, и тогда мама замечая, что длинноволосый сын как бы превратился в дочку, наряжает его в девчоночье платьице:

И теперь он вместе с мамой ходит

Завиваться в женский зал.

Говоря современным языком, Генрих Гофман-Доннер со своими стишками стал новатором в детской поэзии. Именно этот принцип: не так страшно, когда так смешно, повсеместно стал использоваться в советской поэзии. Взять вот  хотя бы Григория Остера с его «Вредными советами»:

Бей друзей без передышки,

Каждый день по полчаса,

И твоя мускулатура

Станет крепче кирпича.

А еще более широкое распространение этот принцип получил в школьном фольклоре: помните вот такой «забавный» стишок:

Маленький мальчик нашел пулемет,

Больше в деревне никто не живет.

Вот так до сих пор и живет Степка-Растрепка в детских стишках и сказках. И хотя книга в свое время из-за ужасной участи главных героев-шалунов была признана непедагогичной, но польза от «Степки-Растрепки» несомненна. Автор учит наглядным отрицательным примером. Ну а выводы дети делают сами! Смешон или печален результат шалости, поступок перестает быть соблазнительным. Создателю «Степки-Растрепки» Генриху Гофману, посвящен музей во Франкфурте, который носит  имя самого известного героя его книги, давшего ей название, — «Struwwelpeter-Museum». А недалеко от музея, на площади Конного Рынка, есть скульптурная композиция с героями книги. Сверху сам Растрепанный Петер, ниже – волшебник с чернильницей, горящая в огне Паулина,  Роберт с раскрытым зонтом, которого уносит ветер и незадачливый охотник, у которого заяц «стянул» ружье с очками. Автор статьи: С. Дементьева.

И еще:

Рифмованные наставления почтенного доктора, проиллюстрированные его же рисунками, были с энтузиазмом приняты как малолетними гостями его сына, так и их родителями. Кто-то из последних и предложил герру Гофману выпустить назидательные стихи отдельным изданием. И уже в 1845 году были напечатаны «Смешные истории и забавные картинки на 15 цветных таблицах для детей от 3 до 6 лет». С тех пор эта тонкая – всего 24 страницы – книжка вышла на 40 языках бессчетное количество раз. В Америке, например, перевод увидел свет под редакцией самого Марка Твена! А в России она под названием «Степка-растрепка» стала, вероятно, самой популярной книжкой среди дореволюционной ребятни. В частности, ее многократно издавали знаменитые Маврикий Осипович Вольф и Иван Дмитриевич Сытин. А искусствовед, художник и мемуарист Александр Николаевич Бенуа посвятил «Степке-растрепке» значительную часть главы «Любимые книжки» своих «Воспоминаний». Однако Бенуа писал и о том, что сказка «Штрувельпетер» «забракована специалистами в качестве антипедагогической». С чем же это связано? Ответ содержится в сюжетах назидательных историй. Разумеется, притча о трех обормотах, вздумавших дразнить чернокожего «арапа» и выкупанных за это разгневанным чародеем в несмываемых чернилах, актуальна и в наши дни. Ничего нет предосудительного и в рассказах о свалившемся в воду и благополучно вытащенном прохожими рассеянном Гансе, о непоседе Филиппе (в «Степке-растрепке», соответственно, об Андрее-ротозее и Федюшке-вертушке), стянувшем на себя скатерть со всей сервировкой. А вот наличие в «Штрувельпетере» стихов о девочке, баловавшейся, несмотря на протесты ее кошек, со спичками и заживо обратившейся в горстку золы; о мальчике, которому пьяный зверь-портной отсек большие пальцы, так как малыш привык их сосать, или о Каспаре, отказывавшемся есть суп и на пятый день умершем от истощения, мягко говоря, удивляет, особенно если учесть, что автором «страшилок» был врач-психиатр... Так или иначе, популярность «Штрувельпетера» такова, что во время Второй мировой войны появились сатирические листки «Штрувельгитлер».