RARUS'S GALLERY

Берлин, [1829]. С 24-мя литографиями. Один из 270 экземпляров. Beschreibung des Festes der Zauber der weissen Rose gegeben in Potsdam am 13 July 1829 zum Geburtstage Ihrer Majestaet der Kaiserin von Russland. Die Ansichten nach der natur gezeichnet und lithographirt von Gaertner. Die lebenden Bilder nach Angabe des H.G.R. Schinkel gezeichnet u. lithographirt von Julius Schoppe. Der zug der Prinzen und Ritter gezeichnet von Sturmer, lithographirt von Hosemann. Berlin, 1829. Mit 1 lithogr. titel und 24 lithogr. Tafeln (dav. 13 kolor.). Тираж 270 экз. 32,5х47,5 см.

И над поникшею толпою
Сияет царственной главою,
И тихо веет и скользит
Звезда - харита меж харит, -
И взор смешенных поколений
Стремится, ревностью горя,
То на нее, то на Царя...
А. Пушкин. Из поэмы "Евгений Онегин".

«Рыцарская карусель» – это не рыцарский турнир, не реконструкция и не военная игра, а костюмированные конные представления. Главное в ней – погрузиться в атмосферу старинной сказки, стилизованного представления о «галантном веке». Такие забавы были очень популярны вплоть до конца XIX века при дворах европейских монархов – крупнейшими «каруселями» были праздник «Волшебство Белой Розы» в Потсдаме 1829 года и Царскосельская карусель 1842 года. Российские посланцы специально ездили к австрийскому и прусскому двору, чтобы изучить тамошние празднества и перенести их на отечественную почву.

Летом 1829 года Николай Павлович приехал с супругой в гости к своему тестю Фридриху - Вильгельму, королю Пруссии. Император Николай Первый впервые выезжал за пределы России в качестве самодержца. По случаю этого визита берлинцы сделали российского императора почетным гражданином своей столицы, а в честь императрицы Александры Федоровны ее отец устроил праздник и костюмированный рыцарский турнир, получивший по любимому цветку императрицы название "Белая Роза".  Праздник "Волшебство Белой Розы", состоявшийся во дворце Потсдама 13 июля 1829 г., был приурочен ко дню рождения императрицы Александры Федоровны. На главной площади перед дворцом состоялся рыцарский турнир сучастием принцев прусского королевского дома. В центре мест, отведенных для зрителей, была сооружена трибуна для царицы турнира императрицы Александры Федоровны. Все сооружения украшались белыми розами. Царица турнира появилась в сопровождении многочисленных дам в средневековых одеждах. Все дамы, в том числе и императрица, имели украшения из белых роз. По знаку, поданному царицей турнира, появилась кавалькада всадников - участников состязаний в рыцарских доспехах, среди них - принц Фридрих Нидерландский, герцог Карл Мекленбургский и др. Один из рыцарей, приветствуя царицу турнира, объявил, что "ввиду всем известной  кротости и миролюбия" Александры Федоровны торжества ограничатся лишь ярким парадом, без рыцарских поединков. Старшая дочь Фридриха Вильгельма III и королевы Луизы – Шарлотты Фридерика-Луиза-Шарлотта-Вильгельмина, после принятия в России православия получившая имя Александры Феодоровны, в 1817 г. стала супругой брата русского императора великого князя Николая Павловича (император с 1826 года).  Когда осенью 1806 года Фридрих Вильгельм III выступил в поход против французов, его жена Луиза последовала за ним в Тюрингию. После битвы при Иене Луиза бежала в Кенигсберг, забрав с собой троих детей, в том числе и младшую - 8-летнюю Шарлотту. В январе 1807 года Луиза была уже в Мемеле. Наполеон преследовал королеву, которую считал зачинщицей войны за своего нерешительного мужа, сопровождая погоню самыми недостойными оскорблениями. Несмотря на это, королева Луиза решила лично просить Наполеона в Тильзите о более мягких условиях мира, но все её усилия были напрасны. Тяжёлые страдания, выпавшие на долю государства и королевского дома, Луиза переносила с мужеством, поддерживая убитого горем короля. Хорошо понимая, отчего произошло несчастье Пруссии, она с радостью приветствовала реформы и государственных людей, работавших над возрождением Пруссии. В декабре 1809 года Луиза с детьми наконец вернулась в Берлин, но через несколько месяцев заболела и умерла в возрасте 34 лет. Её останки погребены в дворцовом саду в Шарлотенбурге, где ей и её супругу воздвигнут мавзолей. Памяти королевы в XIX веке был посвящён институт Луизы в Берлине, готовящий воспитательниц, и орден Луизы. Несчастной Шарлотте, уже в детстве познавшей на себе, что такое война и изгнание, было 12 лет, когда умерла ее мать. Лоттхен, как ее звали в семье, была невероятно красивой девочкой - беленькая, румяная, нежная, с удивительно тонкой талией, она казалась неземным существом. В 1829 году молодая русская царская чета посетила Берлин.

На 11 июня была назначена свадьба второго брата Шарлотты, принца Вильгельма с племянницей Николая I саксен-ваймарской принцессой Августой. Но праздник, задуманный как средневековый рыцарский турнир с популярными в то время "живыми картинами", был посвящен русской императрице. Его инициаторами были братья Шарлотты и герцог Карл Мекленбург-Стрелицкий, духовный отец почти всех берлинских маскарадов той эпохи. Белая роза, символ праздника, была любимым цветком и эмблемой Шарлотты. С детства за ней закрепилось имя нежной, чистой и благородной, как белая Роза, Бланшфлур - героини романа барона Фридриха де ла Мотт Фуке "Волшебное кольцо". С раннего утра 13 июля 1829 года все дороги к Потсдаму были буквально забиты разнообразными каретами, спешащими всадниками и толпами пешеходов, хотя уже накануне найти место в переполненных отелях и постоялых дворах было практически невозможно: казалось, сюда переселился весь Берлин, настолько маленький городок был переполнен разношерстным народом. Для подданных прусского короля принцесса Шарлотта была живым воплощением своей рано умершей матери – боготворимой всеми королевы Луизы. «Всякий раз казалось, словно бы сама блаженной памяти королева Луиза ко всеобщей радости снисходила во славе с небес» – писала одна из современниц. Поэтому все редкие визиты Александры Фёдоровны на родину воспринимались как событие национального масштаба. На этот раз бывшая прусская принцесса, а теперь – русская императрица, привезла с собой еще и своего первенца – великого князя Александра, которому было уже одиннадцать лет. Мальчик сразу же покорил сердца не только своего деда, но и всех берлинцев. Но впереди их ждал еще больший сюрприз: на этот раз Александра Фёдоровна приехала в сопровождении мужа. Как писал сам Николай I в письме к брату из Берлина, Фридрих Вильгельм III «чуть не упал от удивления, увидев меня позади себя!» По воспоминаниям А.Х. Бенкендорфа, «все поздравляли друг друга, кричали и толпились на улицах; казалось, Пруссию посетило какое-то неожиданное счастье».  Таким образом, приезд русской императорской четы стал центральным событием лета. Хотя изначально члены прусской королевской семьи предполагали собраться по случаю свадьбы второго брата Шарлотты, принца Вильгельма, который 11 июня сочетался браком с племянницей Николая I саксен-ваймарской принцессой Августой. Рассыпанная по Европе родня уже с середины мая начала стекаться в родной дом. Из Шверина прибыла сестра Александрина с супругом, из Гааги – младшая, Луиза, бывшая замужем за принцем Фридрихом Нидерландским, из Веймара – родители невесты, великая княгиня Мария Павловна с герцогом Саксен-Ваймарским. Наконец, и из далекой России пришло письмо от Шарлотты, в котором она пообещала приехать в Берлин на свадьбу брата. Всеобщая радость по случаю свидания с любимой сестрой и ее семьей совершенно затмила торжества по случаю свадьбы. Правда, искренне радоваться браку принца Вильгельма было довольно сложно: все знали о его многолетней романтической любви к принцессе Элизе Радзивилл, брак с которой был невозможен по династическим соображениям. Братья, по обыкновению, встречали любимую сестру уже во Франкфурте-на-Одере. А Фидрих-Вильгельм III вместе с младшими дочерьми ожидал путешественников во дворце Фридрихсфельде.

В довершении к теплому приему в кругу семьи, перед королевским дворцом собралась огромная толпа горожан, радостно приветствовавшая короля, который просто вынужден был выйти на балкон с зятем, дочерью и внуком. До отказа забитая народом площадь «взорвалась ликующими криками тысячеголосой толпы, и эхо восторженных возгласов пронеслось над всем городом». Внезапно, как вспоминал один из современников, «ликующая масса громогласным хором затянула национальный гимн…Король в переизбытке радости совершено забыл, что он король, и в сердечном порыве заключил в объятия на глазах у всех зятя и маленького своего внука». Праздничного события, подобного этому давно не помнила прусская столица. Не то, чтобы увеселительные церемонии на высшем уровне были здесь редкостью — испокон веков они являлись непременным атрибутом придворного быта. Если, не в пример Парижу, Петербургу или Вене, они и не отличались в Берлине особым размахом и роскошью, если театру отдавалось здесь очевидное предпочтение перед шумными балами, к которым тихий «меланхолик на троне», скорее домашний, чем царственный по складу Фридрих Вильгельм III явно не имел вкуса, то тем не менее праздничные собрания разного уровня чередовались и при этом дворе с исправной регулярностью. Однако празднеств, выходивших за рамки бальной рутины, торжеств, которые не исчерпывали бы себя в тот момент, когда в залах смолкала музыка и гасли свечи, а долго ещё продолжали жить — в памяти современников, в произведениях литературы и искусства, их отразивших, им посвященных или ими вдохновленных, — таких в анналах прусского (да и не только прусского) двора отыщется не много. Один из них, под названием «Лалла Рук», прогремел в январе 1821 года. И вот теперь, в разгар лета 1829 года всё в волнении готовилось к другому, еще более грандиозному, которому наряду с первым суждено было по своему значению далеко перерасти рамки рядового придворного события. Если не считать различной тематики этих двух костюмированных праздников, многое в них было общим: большинство свидетелей и участников, те же инициаторы — королевские сыновья, тот же spiritus rector, первый выдумщик двора, герцог Карл Мекленбург-Стрелицкий, тот же автор декораций и эскизов живых картин, прославленный королевский архитектор Карл Фридрих Шинкель. Но главным и решающим, что объединяло оба события, являлась их виновница и первопричина, во славу которой все затевалось и которой посвящались эти необычные, из ряда вон выходящие торжества. Ею была старшая дочь Фридриха Вильгельма III и легендарной королевы Луизы Шарлотта, в 1817 году покинувшая родину, чтобы стать супругой брата русского императора, великого князя Николая Павловича. И хотя ещё долгие годы спустя берлинцы по старой привычке продолжали называть Шарлотту не иначе, как «наша принцесса», официально, после перехода в православие, её следовало величать великой княгиней Александрой Фёдоровной. Впрочем, к лету 1829 года устарел и этот титул. 6 июня «наша принцесса» впервые вступала на родную землю русской императрицей.

Царская корона, которой за несколько дней до того она вместе с Николаем I, вслед за коронацией 1826 года в Москве, была вторично увенчана в Варшаве, словно удвоила сияние нимба, которым и без того была наделена в глазах общественности дочь боготворимой всеми королевы, ставшей за годы освободительных войн кумиром прусских патриотов. По общему мнению, Шарлотта и внешне больше всех напоминала мать. «Ни одно сколь бы то ни было существенное событие в королевской семье, — писала современница о её визитах на родину, — не производило хотя бы отдаленно такого эффекта, как это столь часто повторяющееся событие; всякий раз казалось, словно сама блаженной памяти королева Луиза ко всеобщей радости снисходила во славе с небес». Коттедж петергофской Александрии, построенный в готическом стиле - рыцарский дар императора Николая I своей супруге - стал продолжением праздника в Сан-Суси. Александра Федоровна хранила там драгоценные реликвии. Одной из первых здесь появилась одна из шести "памятных турнирных книжек", подаренных Александрой сестрам и женам братьям. Каждый из рыцарей должен был оставить в них свой рыцарский автограф в виде личного щита с девизом. Позже появилось множество произведений, посвященных празднику. Сонеты барона де ла Мотт Фуке были присланы императрице в Петергоф. Поэт Карл Виммель сочиняет целую поэму о празднике на 12 страницах. Прусские принцы заказали братьям Гропиус специальный альбом, где в литографированных листах изображены главные сцены праздника. В альбоме эскизы Карла Фридриха Шинкеля, представленные в качестве тоновой литографии Юлиуса Шоппе, воссоздали "живые картины". Генрих Штюрмер на 12 листах запечатлел процессию рыцарей. Вошли в альбом и работы молодого Эдуарда Гертнера. В петергофском Коттедже был помещен портрет Вильгельма в турнирном костюме, заказанный Францу Крюгеру. Ко второй годовщине праздника братьями и сестрами Александре Федоровне был подарен памятный серебряный кубок, выполненный И.Г. Хоссауэром по проекту Карла Фридриха Шинкеля. Появилось множество других сувениров памятного события: стихи В.А. Жуковского к серебряной свадьбе императорской четы в 1842 г.; люстра на 25 серебряных свечей-роз работы Хоссауэра; подарочный альбом к серебряному юбилею праздника в 1854 г., заказанный Адольфу Менцелю и др.

В 1869 году была выпущена литография в связи с 40-летием состоявшегося в Берлине 13 июля 1829 года праздника и турнира "Белая роза":

В твоих листах вся жизнь минувших лет;
В них милое цветет воспоминанье;
С них веет мне давнишнего привет...
О верный цвет, без слов беседуй с нами
О том, чего не выразить словами.
В. Жуковский. «Цвет завета».
Сочинено ко дню рождения великой княгини Александры Фёдоровны.