RARUS'S GALLERY

Price Realized: $39 307

FLAUBERT, Gustave (1821-1880). Madame Bovary. Moeurs de province. Paris: Michel Lévy Frères, 1857. 2 volumes. In-12° (172x115 mm). (Pâles rousseurs éparses.) Demi-chagrin brun légèrement postérieur, dos à nerfs (dos passé, une charnière intérieure partiellement fendue). Provenance: Louis de Cormenin (envoi) - Jacques Dennery (ex-libris sur une garde).  ÉDITION ORIGINALE. EXEMPLAIRE SUR PAPIER VÉLIN FORT avec la faute à Senart, portant sur le faux-titre un ENVOI AUTOGRAPHE SIGNÉ: "À mon vieil ami Louis de Cormenin, le livre et l'auteur" (envoi rogné dans la marge droite). Exemplaire inconnu à Auguste Lambiotte. Louis de Cormenin, ami intime de Maxime Du Camp, fut l'un des fondateurs de la Revue de Paris en 1851, dans laquelle parut d'abord Madame Bovary. Carteret Romantique I, 263.

Уход: €26,650. Аукцион Christie's. Livres Anciens, Livres Modernes et Manuscrits . Paris, 20 November 2007, lot 127.

С инскриптом автора Луи Корменену:

«Моему старому другу Луи Корменену, книга и автор"

(слегка обрезано в правом поле).

Короткая справка: Луи-Мари де Лаэ Корменен (фр. Louis-Marie de Lahaye Cormenin; 6 января 1788, Париж — 6 мая 1868, Париж) — французский юрист и политический деятель; председатель комиссии по выработке конституции 1848 года; автор популярных политических памфлетов и академик. Недолго был адвокатом; пробовал заниматься поэзией, воспевая Наполеона в восторженных стихотворениях. Служа рекетмейстером в государственном совете (с 1815), приобрёл богатый запас сведений по вопросам управления. В 1822 году издал сочинение «Questions de droit administratif», выдержавшее несколько изданий и оказавшее немалое влияние на развитие доктрины французского административного права, как особой отрасли правоведения; в нём впервые с особой обстоятельностью были разработаны вопросы административной юстиции. В 1828 году Корменен был избран депутатом, принимал активное участие в политической жизни, а в эпоху июльской монархии был одним из самых блестящих и влиятельных публицистов оппозиции правительству Луи-Филиппа. Особенное впечатление произвели его памфлет «Lettres sur la liste civile» и ряд политических портретов, которые он напечатал под псевдонимом «Timon»; они вошли в более позднюю книгу «Le livre des orateurs», имевшую большой успех и доставившую автору широкую литературную известность. Сочувствуя демократическому движению и будучи горячим сторонником всеобщего избирательного права мужчин, Корменен, в 1848 году, приветствовал восстановление республики в памфлете «Trois dialogues politiques: la Souveraineté du peuple, l’Assemblée nationale et la République». Четыре департамента избрали его своим представителем в учредительное собрание, в котором он вскоре был избран вице-президентом. В качестве члена и затем председателя комиссии по выработке конституции (1848), Корменен имел большое влияние на ход работ и, между прочим, способствовал принятию той статьи конституции, по которой президент республики избирается непосредственно нацией — статьи, обеспечившей успех кандидатуры принца Наполеона и оказавшейся роковой для участи французской республики. После февральской революции Корменен был назначен членом государственного совета и сохранил это звание и при второй империи. В последние годы жизни он стоял вдали от политики и занимался почти исключительно благотворительностью.

А вот ещё один пример:

Price Realized: $29 889

Уход: €27,500. Аукцион Christie's. Livres & manuscrits . Paris, 27 April 2015, lot 65.

Gustave FLAUBERT (1821-1880). Madame Bovary. Moeurs de province. Paris: Michel Lévy frères, 1857. 2 volumes in-12º (175x114 mm). Reliure de l'époque, demi-maroquin bleu nuit, dos à nerfs. Provenance: Léon Laurent-Pichat (envoi) - Georges Clarétie (ex-libris).   ÉDITION ORIGINALE avec la faute à Senard (orthographié "Senart"). Exemplaire portant au faux-titre, le PRÉCIEUX ENVOI AUTOGRAPHE SIGNÉ DE FLAUBERT: "au poëte Laurent-Pichat / souvenir d'amitié / Gve Flaubert".  Paru d'abord en octobre et novembre 1856 dans La Revue de Paris, dont Laurent-Pichat (1823-1886) était alors codirecteur avec Maxime Du Camp, Madame Bovary fit scandale dès sa publication en pré-originale. Lors du procès qui visait à condamner le roman pour atteinte à la morale et à la religion, Laurent-Pichat, qui avait suggéré à Flaubert quelques modifications et coupures, comparut devant les tribunaux aux côtés de l'écrivain et de l'imprimeur Auguste-Alexis Pillet. Le procès se solda par l'acquittement des trois hommes.  L'exemplaire fit ensuite partie de la bibliothèque de Georges Clarétie (1840-1913), fils de Jules Clarétie, administrateur de la Comédie-Française.  EXCEPTIONNEL EXEMPLAIRE, CELUI D'UN DES TOUT PREMIERS LECTEURS DE MADAME BOVARY ET D'UN DES PRINCIPAUX ACTEURS DE CETTE RETENTISSANTE AVENTURE ÉDITORIALE. Carteret Romantique I, 263-264; Clouzot 66.

Весной 1857 года в Париже был опубликован первый роман Г. Флобера «Госпожа Бовари. Провинциальные нравы»— одна из самых великих книг реалистической литературы. О том, что 35-летний филолог Гюстав Флобер — писатель, знали только его друзья-литераторы, правда, среди них были Бодлер и Теофиль Готье. Им он читал свои первые повести, но ни одной еще не напечатал из-за мучительной требовательности к собственным стилю и форме— он твердил себе и всем, что «нет прекрасной мысли без прекрасной формы», а стиль — это «манера видеть вещи». И главное — его съедала жажда каждой строкой «заставить вас почувствовать почти материально» то, что она воспроизводит, и говорить только истину, которая непременно должна быть «ужасной, жестокой и обнаженной». Все это обходилось дорого даже гению:

«Бовари подвигается туго; за целую неделю — две страницы !!! Есть за что набить самому себе морду».

Неудовлетворенность приковывала к столу— он всегда работал до часу ночи, а дом его стоял на берегу Сены, и запоздалые тамошние рыбаки, как на бакен, правили в темноте на «окно господина Флобера». Роман «Госпожа Бовари. Провинциальные нравы» поглотил целиком пять лет его бдений, зато стал, наконец, тем первым крупным произведением, которое Флобер счел допустимым передать в издательские руки. Но, увы, прочтя рукопись, издатели журнала «Парижское обозрение», его друзья — спутник по двухлетнему путешествию по Европе и Египту писатель дю Кан и поэт Лоран-Пиша — единодушно оторопели:

«...ты совершенно себя скомпрометируешь,— взывал к нему дю Кан,— выступив с запутанным произведением, стилистические достоинства которого не в силах сделать его интересным... Твой роман погребен под грудой мелочей, хорошо сделанных, но бесполезных; его недостаточно ясно видно; нужно извлечь его из-под них...»

Он уговаривал Флобера согласиться убрать из текста все, что ему и Лорану представлялось лишним, тормозящим развитие действия. И зная, сколь мучительно досталась каждая строка, предлагал набраться мужества и, доверившись, «если не нашему таланту, то нашей опытности в подобных вещах», предоставить издателям право совершить операцию руками некоего умелого человека. ...Годы спустя, когда Флобера не стало, Максим дю Кан написал в воспоминаниях, что его покойный друг был не мастер на сюжеты, и это он подал Флоберу идею последовать примеру почти забытого в те дни Бальзака— взять фабулой нового сочинения «одно из тех происшествий, коими полна жизнь буржуазии». Это значило, что появлением шедевра, перевернувшего мировую литературу, мир обязан и дю Кану тоже. Мопассан его высек: он опубликовал то его письмо, прибавив, что на обороте листа крупным почерком Флобера написано одно единственное слово:

«Чудовищно!»

Кстати, сохранился экземпляр первого издания книги, в котором Флобер на каждой странице пунктуально разметил все абзацы и строки, «по дружбе» приговоренные к уничтожению. Обрекались даже целые эпизоды — замечательнейшие! Флоберово «Чудовищно!» — было криком боли от ощущения, будто «умелая рука» уже принялась отсекать от романа сочные, шумящие жизнью ветви, вылущивая ствол сюжета, голый как столб, какие тогда как раз расставляли для телеграфа. Согласись Флобер — и «Госпожу Бовари» подстригли бы под любезное чтиво, на котором сам он с такой зоркостью вскормил свою героиню, блистательно спрессовав тогдашние ходкие романные сюжеты и атрибуты в одном ироническом перечислении:

«...любовь, любовники, любовницы,.. дамы, падающие без чувств в уединенных беседках,., темные леса, сердечное смятение, клятвы, рыдания, слезы и поцелуи, челноки при лунном свете, соловьи в рощах, кавалеры, храбрые, как львы, и кроткие, как ягнята, добродетельные сверх всякой возможности, всегда красиво одетые и плачущие, как урны».

Фабула романа— набор событий тоскливой истории темпераментной жены скучного мужа, чьи разговоры «плоски, как уличная панель»; долгие мечтания о роковой любви и совсем не романтическое прелюбодеяние в зашторенной карете, полдня кружащей по пустым улицам Руана; разочарования, обманы, разорение, самоубийство — все впрямь было из житейских буден. И, пожалуй, реальная Дельфина Кутюрье, послужившая прототипом его героини, тоже грезила себя мелодраматической страдалицей. Но ведь недаром по выходе романа карикатурист изобразил Флобера в морге — у ног мертвой Эммы — в фартуке патологоанатома и с насаженным на секционный нож ее сердцем, с которого каплют в чернильницу тяжкие капли. Он и был социальным патологом, беспощадно вскрывающим в банальных частностях то всеобщее, типическое, что порождено уродством общества.

«Наверное, моя бедная Бовари в это самое мгновение страдает и плачет в двадцати французских селениях одновременно»,— писал он сочувственно, но сочувствием не ограничивался.

И потому развертывал действие романа со скрупулезностью, невыносимой для всякого, кто ждет поскорее беллетристических удовольствий, и почти нарочито оттягивал самоё драму. Ему всего важней было как раз то, что виделось Лорану-Пиша и дю Кану лишним,— тухлое дыхание буржуазного мира французской провинции. Флобер и в самой Эмме открывал все, что в ней было плотью от плоти этого мира: да, она жертва и жертва не смиряющаяся, однако в бунте своем она столь же эгоистична, как и все, кто окрест. Вот потому-то он и не мог пожертвовать ни предысторией Шарля, ни сценой награждения на сельскохозяйственном съезде глухой старухи-скотницы за 54-летний батрацкий труд медалью ценой в 25 франков, ни единой фразой, ни словом. Слог романа почти везде был им приподнят несоответственно предметам, о которых идет речь, и оттого непрерывно исподтишка пародировал литературную пошлость. Друзья-издатели, радея об удаче его литературного дебюта, жаждали постричь и причесать роман, но ведь Флобер позволил себе дебют, лишь когда ощутил себя мастером, знающим, что сказать и как это высказать.

«Художник в своем творении должен, подобно богу в природе,— постулировал он для себя,— быть незримым и всемогущим; его надо всюду чувствовать, но не видеть».

«Никогда еще собственное я не было мне до такой степени бесполезно... я ежеминутно должен влезать в шкуру несимпатичных мне людей»,— жаловался он в письме.

Но этим он и приобрел себе право грустно усмехнуться:

«Эмма Бовари—это я».

Роман печатался в парижском литературном журнале «Ревю де Пари» с 1 октября по 15 декабря 1856 года. После опубликования романа автор (а также ещё двое издателей романа) был обвинён в оскорблении морали и вместе с редактором журнала привлечён к суду в январе 1857 года. Скандальная известность произведения сделала его популярным, а оправдательный приговор от 7 февраля 1857 года сделал возможным последовавшее в том же году опубликование романа отдельной книгой. В настоящее время он считается не только одним из ключевых произведений реализма, но и одним из произведений, оказавшим наибольшее влияние на литературу вообще. А дело, в действительности, обстояло так:   Флобер запретил кромсать свой текст. Но в конце 1856 г. дю Кан и Лоран-Пиша все же напечатали в журнале искореженные ими куски романа. Тогда он порвал с ними. Правда, в январе 1857-го ему, Лорану и владельцу типографии пришлось посидеть на одной скамье — на скамье подсудимых в зале Парижского суда как обвиняемым «в оскорблении общественной морали, религии и добрых нравов», ибо при «Наполеоне маленьком» о благопристойности пеклись сурово. Четырехчасовой речью адвокат Сенар, обрушив на прокурора и судей лучшие блестки французской литературы, а заодно и точные цитаты из свода церковного ритуала, заставил обвинение капитулировать. И через несколько минут Флобер и его первый издатель, выйдя на улицу, пошли в разные стороны—уже навсегда. С романа был снят арест, наложенный до суда, и весной 1857 г. «Госпожа Бовари», одна из самых великих книг реалистической литературы, увидела свет такой, как написана.  В романе присутствуют черты литературного натурализма. Скепсис Флобера по отношению к человеку проявился в отсутствии типичных для традиционного романа положительных героев. Тщательная прорисовка характеров обусловила и очень длинную экспозицию романа, позволяющую лучше понять характер главной героини и, соответственно, мотивацию её поступков (в отличие от волюнтаризма в действиях героев сентименталистской и романтической литературы). Жёсткий детерминизм в поступках героев стал обязательной чертой французского романа первой половине XIX века. Тщательность изображения характеров, точная до беспощадности прорисовка деталей (в романе точно и натуралистично показана смерть от отравления мышьяком, хлопоты по приготовлению трупа к погребению, когда изо рта умершей Эммы выливается грязная жидкость, и т. п.) были отмечены критикой как особенность писательской манеры Флобера. Это отразилось и в карикатуре, где Флобер изображён в фартуке анатома, подвергающим вскрытию тело Эммы Бовари.

Русскому читателю Флобера открыл журнал «Библиотека для чтения» ( в это время его редактировал А.В. Дружинин). «Госпожа Бовари» была опубликована в приложении к августовскому номеру 1858 г., правда, в довольно слабом переводе, как тогда водилось, анонимном. После этого роман много раз заново переводился и издавался, но лучшие его воплощения на русском языке принадлежат переводчикам советской школы. Это перевод Александра Ромма, напечатанный в 10-томном собрании сочинений Флобера (1933), и замечательный перевод Николая Любимова, впервые увидевший свет в 1956 г. Автор статьи: Борис Володин.

Короткая справка по истории создания романа: Идея романа была подана Флоберу в 1851 году. Он только что прочёл для друзей первый вариант другого своего произведения — «Искушение Святого Антония», и был ими раскритикован. В связи с этим один из друзей писателя, Максим дю Кан, редактор «La Revue de Paris», предложил ему избавиться от поэтического и высокопарного слога. Для этого дю Кан посоветовал выбрать реалистичный и даже будничный сюжет, связанный с событиями в жизни обычных людей, современных Флоберу французских мещан. Сам же сюжет был подсказан писателю ещё одним другом, Луи Буйле (именно ему посвящён роман), который напомнил Флоберу о событиях, связанных с семьёй Деламар. Эжен Деламар учился хирургии под руководством отца Флобера — Ахилла Клеофаса. Не обладая никакими талантами, он смог занять место врача лишь в глухой французской провинции, где женился на вдове, женщине старше его. После смерти жены он встретил молодую девушку по имени Дельфина Кутюрье, ставшую затем его второй женой. Романтическая натура Дельфины не вынесла, однако, скуки провинциальной мещанской жизни. Она начала тратить деньги мужа на дорогие наряды, а затем и изменять ему с многочисленными любовниками. Мужа предупреждали о возможных изменах жены, но он в это не поверил. В возрасте 27 лет, запутавшись в долгах и теряя внимание со стороны мужчин, она покончила с собой. После смерти Дельфины мужу открылась правда о её долгах и подробности её измен. Он не смог этого вынести и через год также скончался. Флоберу была знакома эта история — его мать поддерживала контакты с семьёй Деламар. Он ухватился за идею романа, изучил жизнь прототипа, и в том же году принялся за работу, которая оказалась, однако, мучительно тяжёлой. Флобер писал роман почти пять лет, порой затрачивая на отдельные эпизоды целые недели и даже месяцы. Об этом остались письменные свидетельства самого писателя. Так, в январе 1853-го он писал Луизе Коле:

«Я пять дней просидел над одной страницей…»

В другом письме он фактически жалуется:

«Я бьюсь над каждым предложением, а оно никак не складывается. Что за тяжёлое весло — моё перо!»

Уже в процессе работы Флобер продолжал сбор материала. Он сам читал романы, которые любила читать Эмма Бовари, изучал симптомы и последствия отравления мышьяком. Широко известно, что он сам почувствовал себя плохо, описывая сцену отравления героини. Так он вспоминал об этом:

«Когда я описывал сцену отравления Эммы Бовари, я так явственно ощущал вкус мышьяка и чувствовал себя настолько действительно отравленным, что перенёс два приступа тошноты, совершенно реальных, один за другим, и изверг из желудка весь обед».

В ходе работы Флобер неоднократно переделывал свой труд. Рукопись романа, которая в настоящее время хранится в муниципальной библиотеке Руана, составляет 1788 исправленных и переписанных страниц. Окончательный же вариант, хранящийся там же, содержит лишь 487 страниц. Практически полная идентичность истории Дельфины Деламар и описанной Флобером истории Эммы Бовари давала повод считать, что в книге описана реальная история. Однако Флобер категорически это отрицал, утверждая даже, что у мадам Бовари нет прототипа. Однажды он заявил:

«Госпожа Бовари — это я!»

Тем не менее сейчас на могиле Дельфины Деламар, помимо её имени, имеется надпись «Мадам Бовари».