RARUS'S GALLERY

Price Realized: $90 048

STENDHAL, HENRI BEYLE DIT LE ROUGE ET LE NOIR.PARIS, LEVAVASSEUR, 1831. édition originale. 2 volumes in-8 (207 x 120 mm). illustration : 2 vignettes de titre d’Henry Monnier. reliure signée simier, r. du roi. Demi-veau cerise avec coins, dos à larges nerfs portant le nom de l’auteur et le titre, tranches marbrées.

Уход: €70,350. Аукцион Sotheby's. Livres et Manuscrits. Paris, 19 November 2012, lot 119.

PROVENANCE: Docteur Robert Fleury (17-18 avril 1997, no 315).

LITERATURE Cordier, no 87. - Dictionnaire Stendhal (Paris, Champion, 2003, p. 266 - Stendhal, Oeuvres intimes I, collection de la Pléiade - Stendhal, Documents iconographiques, no 3 - Clouzot, p. 257.

STENDHAL, Henri Beyle dit (1783-1842). Le Rouge et le noir. Chronique du XIXe siecle. Paris: A. Levavasseur, 1831. 2 volumes in-8 (207x120 mm). 2 vignettes de titre d’Henry Monnier. reliure signée simier, r. du roi. Demi-veau cerise avec coins, dos à larges nerfs portant le nom de l’auteur et le titre, tranches marbrées. (PAcles rousseurs. Premier volume: Manque le feuillet d'avertissement de l'Aditeur. Petite brA»lure sans gravite dans la marge du cahier 11, restauration marginale au feuillet 205. Second volume: manque de papier dans la marge des feuillets 17 et 18.) RARE EDITION ORIGINALE de ce chef-d'oeuvre de la littArature du XIXe siecle. Carteret Romantique II, 354; Vicaire I, 456; Lhermitte 568. Провенанс: Docteur Robert Fleury (17-18 avril 1997, n° 315).

„Правда, горькая правда“— эти слова Дантона поставил Стендаль эпиграфом к роману „Красное и черное“. В нем— позиция писателя, рассказавшего о судьбе героического характера в эпоху безвременья. Трагедия сына плотника Жюльена Сореля — это трагедия Франции Июльской монархии. Роман „Красное и черное“ прославил имя Стендаля. Тема игры с судьбой — одна из важнейших в творчестве Пушкина и Стендаля — нашла глубокое воплощение в «Пиковой даме» и «Красном и черном». В декабре 1827 г. Гренобльский суд слушал дело Антуана Берто, сына кузнеца и домашнего учителя в дворянских семьях, который стрелял в мать своих учеников. Стендаль узнал об этом случае, просматривая хроники газеты Гренобля. Как выяснилось, приговоренный к казни молодой человек, сын крестьянина, решивший сделать карьеру, стал гувернером в семье местного богача Мишу, но, уличенный в любовной связи с матерью своих воспитанников, потерял место. Неудачи ждали его и позднее. Он был изгнан из духовной семинарии, а потом со службы в парижском аристократическом особняке де Кардоне, где был скомпрометирован отношениями с дочерью хозяина и особенно письмом госпожи Мишу. В отчаянии Берте возвращается в Гренобль и стреляет в госпожу Мишу, а затем пытается кончить жизнь самоубийством. Эта судебная хроника не случайно привлекла внимание Стендаля, задумавшего роман о трагической участи талантливого плебея во Франции эпохи Реставрации. Однако реальный источник лишь пробудил творческую фантазию художника, переосмыслившего хроникальную историю. Вместо мелкого честолюбца, каким был Берте, появляется героическая и трагическая личность Жюльена Сореля. Не меньшую метаморфозу претерпевают факты и в сюжете романа, воссоздающего типические черты целой эпохи в главных закономерностях ее исторического развития. Июльское восстание 1830 г. в Париже придало грозную многозначительность в глазах Стендаля этому уголовному процессу. Так родился Жюльен Сорель, «Хроника XIX века» — «Красное и черное». Трагична судьба одаренного юноши. Он родился, когда революция уже умерла. Мало значили теперь личная доблесть, ум, талант, энергия. Торжествовало лицемерие, ханжество, расчетливость. Кто желает быть в выигрыше, должен ставить не на красное, а на черное. Поступить по законам времени-безвременья — значит для Сореля уничтожить собственную личность. Мучителен его выбор, и когда он сделан героем, оказалось, что обретенная им свобода—это свобода умереть. Мощно прозвучала в «Красном и черном» трагедия «сыновей века». Их проклятия и рыдания в строках Байрона, во многих произведениях европейских писателей.

Ю.М. Лотман выдвинул свою трактовку оппозиции красное — черное как символа двух карьер Сореля — военной и духовной. Он усмотрел в названии цитату из «Тристама Шенди» Стерна, в которой выражается близкая Стендалю мысль о том, что для современного человека, стоящего на распутье, кроме сутаны и мундира выбора нет. Нам такое толкование не представляется убедительным, поскольку Сорель мечтает о голубом мундире, красный же — цвет английской военной формы, и вряд ли французскому читателю подобная символика была понятна. Но, видимо, однозначного толкования названия, как всякого символа, в принципе быть не может. «Далековатые сближения» могут быть скорректированы обращением к записям самого Стендаля. Иронизируя в дневнике над собственным стремлением разбогатеть, Стендаль 5 мая 1805 г. составил шуточную программу:

«Раз в месяц ставить 6 ливров и 4 монеты по 30 су на красное и черное («à la rouge et noir») на номер 113 и тогда я приобрету право строить испанские замки».

Заметим, что словосочетание «красное и черное» входило в язык как привычное, вызывающее однозначную ассоциацию с рулеткой. То, что сам Стендаль с юности употреблял его в значении рулетка, весьма характерно. Однако соотносить название романа только с цветами рулеточного поля также было бы ошибочно: заглавие принципиально полисемантично. Важно лишь то, что идея игры с судьбой, ассоциативно связанная с рулеткой, существенна для понимания глубинного смысла романа, она может служить фоном для всех других толкований. Примечательно, что в дневнике Стендаль перед словосочетанием «красное и черное» поставил артикль женского рода, а в заглавии романа дважды повторил артикль мужского рода, и прилагательные написал с заглавной буквы: Le Rouge et le Noir. Как нам представляется, Стендаль, желая сохранить ассоциативную связь, в то же время стремился уберечь название от попыток прямого отождествления с конкретной азартной игрой — чтобы философский и символический смыслы оттеснили на задний план эмпирический; грамматическая категория рода и заглавные буквы выполняют функцию отграничения от ближайшей внетекстовой реальности. Жюльен, пожалуй, ещё более необычный и сложный герой, чем Фабрицио дель Донго из «Пармской обители». Этот персонаж — что-то вроде Раскольникова Стендаля. Ему нужно постоянно доказывать себе, что он способен на великие дела, что он не какая-нибудь посредственность и его не остановят обычные препятствия. Он способен перешагнуть через мораль, пойти на обман, на самом же деле Жюльен не плохой и не подлый человек, хотя он и совершает сделки с собственной совестью и лицемерит. Для человека из простой семьи, не пользующегося покровительством даже собственного отца, единственная возможность что-то совершить, сделать карьеру — это пойти по пути богослова, священника. Жюльен обладает острым умом и феноменальной памятью. Он отлично знает латынь и священное писание, а чтобы произвести впечатление на своего наставника кюре Шелана, мудрого и честного старого аббата, относящегося к нему с симпатией, он наизусть выучивает весь «Новый завет» и может цитировать его с любого выбранного места. Его удивительная память, а также привлекательная, совсем не мужицкая внешность — единственное оружие, которым наделила юного Сореля судьба. Втайне Жюльен восхищается Наполеоном и постоянно сравнивает свою жизнь с его, мечтает о столь же славно судьбе и старается во всём ему подражать. Отставной полковой врач, участвовавший в итальянской кампании, доживавший последние годы в доме Сорелей, часто рассказывал ему о своих приключениях и походах и привил ему любовь к Наполеону, интерес к его деятельности и своё отношение к произошедшей революции. Жюльен убеждён, что, живи он во времена славы Наполеона, когда любой человек из народа мог занять высокое положение, его бы ждала блестящая военная карьера, однако в данный период путь к военным чинам и ратным подвигам для него закрыт, поэтому остаётся лишь путь священника. Жюльен не верит ни единому слову в богословских книгах, он, как и сам писатель, кстати, резко негативно относится к церкви и религии и не питает никаких иллюзий относительно католичества и монархии. Однако он вынужден постоянно скрывать свои истинные взгляды и играть роль, этот процесс ему даже кажется интересным и полезным, он тренирует себя. Жюльен и не положительный, и не отрицательный герой. В других обстоятельствах он мог бы совершить действительно много замечательного, однако в эпоху мещанства, лести и лжи, самодурства чиновников, борьбы за богатство и власть ему лишь остаётся играть по общим правилам. Мэр Верьера нанимает его в качестве гувернёра своих детей, чтобы он наблюдал за ними и учил их латыни. Сорель, знакомый со светом лишь по романам Руссо, крайне неопытный и наивный, с радостью пользуется этой возможностью, чтобы больше узнать о мире, жизни богатых людей. Мы видим, как он меняется на наших глазах в ходе всего повествования. Из провинциального городка он попадается в лучшие салоны Парижа, прокладывая путь к богатству и почёту. Его расчётливой «политике» мешает искреннее чувство, внезапно возникшее у него к г-же Реналь, простой и доброй женщине, никогда не знавшей, что такое любовь, скучавшей в компании мужа, грубого и самодовольного человека, никогда не интересовавшимся чувствами и мыслями своей жены. Роман написан отличным языком, он легко читается, в нём много неожиданных перипетий, увлекательный, захватывающий сюжет. Точно и объёмно изображаются характеры персонажей. Жюльену при всём его честолюбии, хитрости невозможно не сочувствовать. Стендаль превосходно описывает нравы и быт разных слоёв общества, правдиво рассказывает о событиях, многие из которых действительно имели место в то время. Роман имеет подзаголовок «Хроника XIX века», и это неспроста. В нём нашёл отражение процесс Берте, послуживший источником романа, который проходил в 1827-28 гг. Некоторые события отсылают к 1829-ому году и первой половине 30-го года. Основное действие романа происходит в 20-е годы, до Июльской революции во Франции, во времена Реставрации и правления Карла X, пытавшегося восстановить дореволюционные порядки, вернуть аристократии и церкви прежнее положение и роль в обществе.

Стендаль зачем-то мистифицировал читателя, говоря в обращении к нему, что роман написан в 1827-ом году, хотя некоторые реальные события, которые нашли в нём отражение, произошли позже. Склонность к мистификациям и игре с читателем у Стендаля проявлялась и раньше. Так, в «Армансе», его первом романе, он вообще уверяет читателей, что книга написана одной женщиной, которую он не называет, а не им. Главы «Красного и чёрного» имеют эпиграфы, однако многие из них придуманы самим автором, как и произведения, из которых они якобы взяты. Интересно, что эпиграфы к «Армансу» ему составлял Проспер Мериме. В то время существовала мода использовать их в отдельных главах романа, эту традицию ввёл в литературу Вальтер Скотт, а Стендаль, по всей видимости, решил посмеяться над ней, сделав своего рода пародию на эпиграфы, хорошо понятную для современных ему читателей, но, к сожалению, не вполне распознаваемую в наше время. В романе упоминается множество исторических лиц, некоторые из которых даже сохранили свои имена. Определённые герои явно списаны автором с его знакомых, а некоторые мысли и идеи героев, возможно, принадлежат ему самому. Некоторые обстоятельства его собственной жизни также нашли здесь отражение, хотя не стоит думать, что в Жюльене Сореле он воплотил собственный портрет. Писатель в романе позволяет себе быть временами ироничным, он смеётся как над героями, так и над собой и над незадачливыми читателями, норовящими упрекнуть его в неблагонадёжности, критичном отношении к власти.

Книга не сразу была понята современниками, как и большинство творений писателя. При жизни его оценили немногие, но среди них Гете, Пушкин, Бальзак. Последний написал:

«Бейль, более известный под псевдонимом Фредерико Стендаль, является по-моему, одним из выдающихся мастеров литературных идей...»

Далее в «Парижском обозрении» 1840 г. Бальзак пишет:

«А разве это не доброе дело — попытаться воздать справедливость человеку огромного таланта, чей гений виден лишь глазам немногих избранных, которых именно высокое превосходство его лишило той скорой, но преходящей известности, какой домогаются льстецы народа, но презирают великие души?»

Стендаль прочел эти слова восторга и одобрения в Италии, в Чивита-Веккия. Он пишет Бальзаку:

«Вы сжалились над сиротой, брошенным посреди улицы»,— слова эти, вырвавшиеся как бы невольно, под впечатлением непосредственного чувства, свидетельствуют об одиночестве писателя—человеческом и литературном. Стендаль не был избалован вниманием современников и сам как-то шутливо, но почти безошибочно предсказал:

«Меня будут читать в 1935 году».

В России сочинения Стендаля стали известны уже в 30-е гг. XIX века. Пушкин в мае 1831 г. писал к Е. Хитрово:

«...покорнейше прошу прислать мне второй том „Красного и черного". Я от него в восторге».