RARUS'S GALLERY

Price Realized:  $2 500

Leeuwenhoek, Anton van. Arcana Naturae Detecta ab Antonio Van Leeuwenhoek. Delft: Apud Henricum a Krooneveld, 1695. 4to, modern calf. With portret, engraved title & 27 plates. PMM 166.

Уход: $2,500. Christie's New York, Nov 11, 1994, lot 47.

Описание лота: Leeuwenhoek, Anthony van, 1632-1723. Arcana naturae.... Delft, 1695. With portret, engraved title & 27 plates. Приплёт - Bound with: Leeuwenhoek. Continuatio arcanorum naturae detectorum. Delft, 1697.  4to, contemp vellum over pastebd; head of spine chipped, soiled. Tears to 3 folding plates.

В один из теплых майских дней 1698 г. на большом канале близ города Делфт, в Голландии, остановилась яхта. На борт ее поднялся пожилой, но очень бодрый человек. Весь вид его говорил о том, что привело его сюда не обычное дело. Навстречу ему шел по палубе человек гигантского роста, окруженный свитой. На ломаном голландском языке великан приветствовал склонившегося в почтительном поклоне гостя. Так произошло знакомство русского царя Петра I с жителем Делфта — голландцем Антони ван Левенгуком. Что же побудило любознательного Петра остановить свою яхту у Делфта? Почему у него так блестели глаза, когда через два часа гость покинул его яхту? До русского царя давно уже дошли слухи об удивительных делах этого человека. Слава о нем шагала по всему миру, его имя с уважением и интересом произносили ученые всех стран. Достаточно сказать, что в 1679 г. Левенгука избрали членом английского Королевского общества. В те годы оно объединяло естествоиспытателей и врачей и считалось самым авторитетным научным центром в мире. Членами его могли быть только выдающиеся ученые. А Левенгук был ученым-самоучкой. Он не получил систематического образования и достиг выдающихся успехов только благодаря своему таланту и необыкновенному трудолюбию.

Его «микроскопиумы» были простыми лупами: каждый всего с одной линзой, а не с двумя, не с тремя или четырьмя, или шестью, как микроскопы Кампани, Гука и еще более совершенные, родившиеся на долгом его веку один за другим микроскопы Дивини, Гевелия, Тортоны, Гриндель фон Аха, Бонануса. В тех сложных приборах комбинация линз создавала плоское поле зрения. Комбинация линз увеличивала изображение у Гука до ста, у Дивини до ста сорока, наконец, у Бонануса до двухсот и трехсот раз. Гук и Бонанус оснастили приборы осветительными системами и диафрагмами, чтобы закрывать от глаза радужную кайму, искажающую изображение. Они сделали тубусы раздвижными, чтобы менять фокусное расстояние,— у Гука вручную, у Бонануса — посредством механической системы, в принципе уже такой, как на нынешних микроскопах. Но в этих инструментах, сконструированных профессионалами теоретической оптики, комбинация четырех или шести линз умножала сферическую аберрацию — тут диафрагмы не помогали, и неспроста потом Вольтер посмеивался над микроскопистами, «...которые впервые увидели или полагали, что увидели...». Ведь о том, как микроскопы искажают и очертания и цвет изображения, плакались устно и печатно серьезнейшие исследователи следующего, XVIII века, в котором жил Вольтер.

А Левенгук — дилетант, самоучка — и знать не хотел этих бед профессионалов! Отшлифованное им вручную стеклышко увеличивало до 275 раз и обладало поразительной разрешающей способностью: в него были различимы объекты размером до 1,4 микрона! И — минимум искажений!

«Вы можете себе представить ужасное неудобство этих мельчайших линзочек. Объект вплотную к линзе, линза вплотную к глазу, носа девать некуда»,— удивлялся через двести с лишним лет замечательный физик Д.С. Рождественский.

Прибавим от себя, что вплотную к объекту и довольно длинному своему носу Левенгуку надо было приблизить еще и горящую свечу! Но эти его линзочки, к которым он отлично приспособился, позволили ему видеть почти то же, что позволяют современные стандартные фабричные микроскопы, на которых теперь, три века спустя, обучают студентов и какие биологи и геологи таскают с собой в поле и работают с ними, не терпя никаких, тем более «ужасных», неудобств, не зная заботы изыскизать немыслимых Левенгуковых ухищрений. Однако у этих приборов другая оптика — плод высокой физической теории и новейшей физико-химии стекла. А у Антона ван Левенгука был свой личный технологический секрет — скорее всего, не в составе стекла, а в приемах плавки его капелек и в приемах шлифовки — в том, что теперь называют «know how» — «знать как».

Короткая справка: Микроскоп Левенгука, изображенный слева, мало напоминает современный. Но все становится понятным, когда узнаешь, что он работал с линзами крошечных размеров. Левенгук прочёл труд английского естествоиспытателя Роберта Гука «Микрография» (англ. Micrographia), опубликованный в 1665, вскоре после его публикации. Прочтение этой книги вызвало у него интерес к изучению окружающей природы с помощью линз. Вместе с Марчелло Мальпиги Левенгук ввёл употребление микроскопов для зоологических исследований. Освоив ремесло шлифовальщика, Левенгук стал очень искусным и успешным изготовителем линз. Устанавливая свои линзы в металлические оправы, он собрал микроскоп и с его помощью проводил самые передовые по тем временам исследования. Линзы, которые он изготавливал, были неудобны и малы, для работы с ними нужен был определённый навык, однако с их помощью был сделан ряд важнейших открытий. Всего за свою жизнь он изготовил более 500 линз и как минимум 25 микроскопов, 9 из которых дошли до наших дней. Долгое время считалось, что Левенгук изготавливал свои линзы путём филигранной шлифовки, что, учитывая их крошечные размеры, было необычайно трудоёмким занятием, требовавшим огромной точности. После Левенгука никому не удавалось изготовить аналогичные по устройству приборы такого же качества изображения.Однако в конце 1970-х годов в Новосибирском медицинском институте был опробован метод изготовления линз не шлифовкой, а оплавлением тонкой стеклянной нити. Такой метод позволил изготавливать линзы, вполне удовлетворяющие всем необходимым критериям, и даже полностью воссоздать микроскоп системы Левенгука, хотя экспертиза его оригинальных микроскопов XVII века с целью подтвердить или опровергнуть эту гипотезу так и не была проведена. Линзы изготавливались методом оплавления конца стеклянной нити до образования стеклянного шарика с последующей шлифовкой и полировкой одной из его сторон (плоско-выпуклая линза). Получающийся стеклянный шарик прекрасно работает как собирательная линза. Таким образом, имеется две версии изготовления линз Левенгуком — с использованием метода термической шлифовки (стеклянный шарик) или путём дополнительной шлифовки и полировки одной из его сторон обычным способом после термической обработки.

Да, это он открыл капиллярное кровообращение и открыл, что кровь не просто красная однородная жижа, а взвесь особых округлых телец. И сообщил миру, что семенная жидкость, сперма, тоже состоит из элементов — из хвостатых живчиков-сперматозоидов. Клетки растений он, конечно, увидел тоже — как только нацелил свои линзы на срезы травяных стеблей и древесных веток, повторив работы Тука, Мальпиги и Грю, не читанные им по незнанию английского и латыни и по недостатку почтения ко всякого рода книжной учености. Однако это именно он, упираясь носом в пластины, на которых были закреплены его удивительные короткофокусные стеклышки, первым увидел во время своих ночных бдений не только кровяные тельца и сперматозоидов, но и клетки различных тканей животных.

Он повсюду на них натыкался и сумел различить и отметить даже детали их строения. Он срезал кожу с собственного пальца и зарисовал ее клетки. Он исследовал ткани мышцы кита и мышцы лягушечьего сердца и обозначил поперечную исчерченность их волокон. На его рисунках, изображающих овальные эритроциты угря, отмечены ядра — биологи знают, что в красных кровяных тельцах высших позвоночных ядер нет, а в эритроцитах рыб и амфибий они сохраняются. И наконец, это он обнаружил «крохотных зверюшек» — сначала в настое черного перца, затем — в каплях стоялой воды, в кишечнике лягушки, в лошадином навозе, в соскобе собственного зуба и в собственных испражнениях, где находил их особенно много, когда «бывал обеспокоен поносом». Он зарисовывал их и в очередных письмах к членам Лондонского королевского общества скрупулезно описывал облик своих «анималькулей»:

«...Самый заметный вид был подобен фиг. А и отличался очень быстрым движением: они носились по воде, как рыбки. Второй вид их похож на фиг. В: они вращались как бы в вихре, числом их было гораздо больше. Я не мог точно установить фигуру третьего вида, так как они иногда казались продолговатыми, иногда совершенно круглыми; ...кроме того, они быстро носились туда и сюда, подобно тучам летающих в беспорядке комаров и мушек... Мне казалось, что их несколько тысяч в рассматриваемой капле, которая был величиной не более песчинки».

То были одноклеточные простейшие — инфузории и жгутиковые. А главное — бактерии! Микробиологи XX века просто понять не могли, как он сумел их различить: ведь вот они, на его рисунках,— спириллы, спирохеты, палочки, кокки! Они такие же, какими теперь мы их видим после фиксации спиртом на предметном стекле, после окраски азурэозином, через «просветленную» цейсовскую оптику, с иммерсионным увеличением — со всем, что придумано в следующие столетия! Но без всего этого?.. Немыслимо!..  Кстати, его первое сообщение об открытии «крохотных тварей» вызвало точно такое же недоверие у собрания Лондонского королевского общества, хотя прежде этого все, о чем он писал в своих письмах, воспринималось уважительно. На сей раз академия потребовала особых доказательств, и Левенгуку предложили прислать в Лондон свой микроскоп и подробное объяснение методики наблюдений, дабы собрание получило возможность воспроизвести его опыты. Но это было уже посягательство на интимную сторону его коммерческих дел с Природой — на способ получения научной прибыли! («Пива — сколько душе угодно, секрет — никогда!») Он прислал страницы, испещренные столбиками сложений, умножений, делений — свою бухгалтерию, свои расчеты размеров открытых им крохотных существ. Он предложил, если это будет угодно, подкрепить сообщение и расчеты письменными — с приложением печатей — удостоверениями от делфтского городского нотариуса, нескольких пасторов и почтенных бюргеров, чья репутация безупречна. Упомянутые господа ознакомлены с его опытами и под присягой засвидетельствуют, что собственными глазами видели все, им ранее описанное, подтвердив этим правдивость каждого слова его сообщений. Тогда к нему в Делфт был прислан Королевским обществом ученый эмиссар — доктор Молине. Лёвенгук наотрез отказался подарить или продать академии какой-либо из своих микроскопов — не в цене дело. И ознакомил коллегу только с некоторыми приборами и опытами, предупредив, что лучший из микроскопов и особый способ наблюдения, дающий возможность видеть самых маленьких апималькулей, он держит в секрете — «только для себя самого», и не знакомит с ними даже членов своей семьи. Удивляться, сомневаться, не верить много легче, чем испытывать. Лишь истинные естествоиспытатели предпочитают пустому сомнению прямое испытание. И потому в 1677 году Гук и Грю приготовили настой черного перца, выдержали его несколько дней открытым — как Лёвенгук, и сквозь линзы гуковского микроскопа продемонстрировали почтенному собранию поселившихся в настое «анималькулей» — к счастью, это были относительно крупные микроорганизмы. Но бактерии — кокки, спирохеты? Сомнения микробиологов XX столетия!.. И вот в один поистине прекрасный день 1931 года сотрудники Утрехтского музея отважились взять в руки свой бесценный экспонат — однолинзовый 275-кратный микроскоп Лёвенгука, в который он рассматривал микробов в 1677-м, и в 1683-м, и 1697-м, и кощунственно употребили реликвию по назначению. У них не хватило духу сразу нацелить ее просто на каплю со взвесью бактерий, ибо неудача эксперимента могла свергнуть Лёвенгука с пьедестала, на котором он высится в памяти голландцев. Лупу поэтому навели сначала на препарат, подготовленный по надежной современной микробиологической методике, и тотчас увидели окрашенные бактериальные тельца — даже те, что размером менее двух микронов. И лишь затем линзу нацелили на каплю — и различили в ней силуэты живых палочек пятимикронного роста. А еще немного спустя американский бактериолог Коэн разгадал тот «особый способ наблюдений», который Лёвенгук держал в секрете «для себя самого». Микробиолог набрал взвесь бактерий в тонкую, как волос, стеклянную трубочку, какою пользовался Лёвенгук. Закрепил ее на игле перед почти такою же линзой, какие тот шлифовал. И направил свет сбоку. И тотчас же в темном поле зрения, «точно туча москитов в воздухе», заплясали миллионы серебристых живых «анималькулей», и были различимы «даже самые малые из них». Так оказалось, что способ наблюдения «в темном поле», которым бактериология пользуется с минуты рождения, первым изобрел все тот же Антон ван Лёвенгук... Оттого он и проник первым в мир микробов — «микробиос» — «мельчайшего живого», и увидел там столько, что наука потратила десятилетия на усвоение его открытий.

1673 год можно считать годом рождения науки о микроорганизмах — микробиологии. В этот год в голландском городе Делфте Антони ван Левенгук впервые увидел бактерии. о чем сообщил письмом в самое авторитетное научное учреждение того времени — Лондонское королевское общество. С 1680 г. Левенгук стал членом этого общества, в которое принимали только выдающихся ученых. Левенгук же не был профессиональным ученым, а занимался торговлей мануфактурой. Он не получил образования и достиг выдающихся успехов только благодаря своему таланту и необыкновенному трудолюбию. Почти 50 лет Левенгук присылал в Лондонское королевское общество письма, рассказывая в них о своих удивительных открытиях. В них он рассказывал о таких поистине необыкновенных вещах, что знаменитые ученые в напудренных париках могли только изумляться. Эти письма сначала печатались в научных журналах Письма печатались в научных журналах, впоследствии 170 из них, в 1695 г., были изданы на латинском языке отдельной большой книгой под названием «Тайны природы, открытые Антонием Левенгуком при помощи микроскопов». Левенгук — основоположник научной микроскопии не только в области микробиологии, но также и в анатомии и зоологии. Он первый заметил, что кровь движется в мельчайших кровеносных сосудах — капиллярах, а сама кровь — живой поток, в котором движутся множество мельчайших телец. Он впервые наблюдал и зарисовал отдельные растительные и животные клетки, яйца и зародыши, мышечную ткань и многие другие ткани и органы более чем 200 видов растений и животных. Но самое важное — открытие им мира микроорганизмов. Эти наблюдения были сделаны благодаря оптическим приборам, которые Левенгук изготовлял собственноручно. Еще в молодости Левенгук научился делать увеличительные стекла, увлекся этим и достиг большого мастерства. Он создал первый «микроскоп». Это по существу очень сильная лупа, с увеличением в 150—300 раз. Такие увеличительные стекла в то время были совершенно неизвестны. Лупы Левенгука были малы — с крупную горошину, пользоваться ими было трудно. Однако наблюдения Левенгука отличались большой точностью. К своему сообщению об открытии микроорганизмов он приложил рисунки, в которых легко можно узнать различные формы бактерий. С открытием Левенгука ознакомился Петр I; во время пребывания в Голландии он пригласил к себе ученого и тот продемонстрировал русскому царю свои наблюдения и опыты. Петр I привез в Россию микроскоп Левенгука, а позднее были изготовлены первые отечественные микроскопы.