Баннер

Сейчас на сайте

Сейчас 184 гостей онлайн

Ваше мнение

Самая дорогая книга России?
 

Макиавелли, Никколо. Государь. Рим, Антонио Бладо, 1532. Первое издание.

MACHIAVELLI, Niccolò (1469-1527). IL Principe … La Vita di Castruccio Castracani da Lucca … IL modo che tenne il duca Valentino per ammazar Vitellozo … Rome, Antonio Blada, 1532. Продаж первого издания "Государя" давно не наблюдалось: на аукционы выставляются более поздние, как итальянские, так и национальные европейские. Порядок цен на них совсем небольшой, чуть ниже приведем несколько примеров.

 

 

 

 

Первое издание "Государя". Рим, 1532.

Государь (IL Principe; еще очень часто встречается более близкий к оригиналу, но менее точный по смыслу перевод «Князь») — знаменитый трактат флорентийского мыслителя и государственного деятеля Никколо Макиавелли (1469—1527), в котором описываются методология захвата власти, методы правления и умения, необходимые для идеального правителя. Первоначально книга носила название: «De Principatibus» («О княжествах»). В 1532 году вышло два издания: римское и флорентийское. Флорентийское иногда появляется в продаже. Все 26 сравнительно небольших глав «Государя», точно новогодний карнавал, искрятся энциклопедичностью, афористичностью, тончайшими наблюдениями и глубокомысленными выводами. Главный из них читается между строк: эффективность и действенность власти во все времена зависят не от ее формы и структуры (монархии, республики, олигархии, деспотии, наличия парламента или его отсутствия и т. п.), а от личных качеств того, кто владеет и осуществляет власть. Один политик XX века, достойный продолжатель идей Макиавелли, формулировал эту мысль еще короче:

«Кадры решают все!»

Любимая книга И.В. Сталина.

Две записи по изданию - Флоренция, 1532:

1. Machiavelli, Niccolo, 1469-1527. IL Principe [& other works]. Florence: B. Giunta, 8 May, 1532. 4to, 19th-cent mor gilt; rubbed, rebacked. Title & dedication leaf holed, affecting text; part of title lacking at foot, affecting ptr's device; title laid down; leaves in 1st 2 gatherings remargined at foot, obscuring text on 1. Chatsworth copy. Christie's, Oct 1, 1981, lot 272, £ 1,200 ($2208.00), to Witten.

2. Machiavelli, Niccolo, 1469-1527. IL Principe [& other works]. Florence: B. Giunta, 8 May, 1532. 4to, modern vellum. A few leaves stained. Sotheby's, Nov 27, 1986, lot 193, £3,600 ($5112.00), to Pickering & Chatto.

В 90-х и 2000-х из продажи пропало и это издание. Вот такая грустная история.

«Имя его выше всех похвал»,- надпись на гробнице Макиавелли в церкви Санта‑Кроче, Флоренция. Трактат был написан около 1513 года, но опубликован лишь в 1532 году, через пять лет после смерти Макиавелли. Книга являлась фундаментальным трудом своего времени по систематизации сведений о государстве и его правлении. Материалы не устарели до сих пор: принципы, описанные в книге, актуальны и в современной политике. В первую очередь книга содержит описание принципов прихода к власти и удержания монархии и республики. Никколо Макиавелли описывает такие варианты прихода к власти, как удача (умелое использование стечений обстоятельств), доблесть, подлость или преступление, а также выбор решением групп населения: народа или элиты. Трактат посвящен Лоренцо Медичи, который сверг Флорентийскую республику. Этим Макиавелли хотел снять с себя обвинения в заговоре против Медичи, но тот так и не простил Макиавелли. Италия в XVI веке, в период написания работы «Государь», переживала период феодальной раздробленности. Италия была раздроблена на городские республики, князья соперничали и воевали между собой за власть, и не было силы, способной объединить страну. Раздробленная Италия превратилась в лёгкую добычу для иностранных завоевателей, стала ареной разорительных войн между ними. Трактат «Государь» — это руководство по созданию сильного централизованного государства в Италии.

Приведем свежий пример "прохода" более позднего издания "Государя":

Price Realized:  $5 077

MACHIAVELLI, Niccolò (1469-1527). Il Principe … La Vita di Castruccio Castracani da Lucca … Il modo che tenne il duca Valentino per ammazzare Vitellozzo … I ritratti delle cose del la Francia e della Alamagna. Venice: [n.p.], 1539.

Уход: £3,250. Аукцион Christie's. Important Books and Manuscripts from the Library of Jean A. Bonna. 16 июня 2015 года. London, King Street. Лот № 40.

Описание лота: 4 parts, 8° (151 x 85mm). (Mild browning throughout, paper flaw on corner of D8.) 19th-century Italian calf, gilt spine, red speckled edges (joints rubbed and a little brittle). Provenance: Lemazurier, doctor at Versailles (ownership inscription dated 1843 on front endpaper) – Louis Visconti (1791-1853; pencil attribution) – Noel Pinelli (1881-1970; bookplate).

EARLY EDITION OF MACHIAVELLI'S EPOCH-MAKING THE PRINCE, FOLLOWED BY FOUR TEXTS BY THE SAME AUTHOR, ALL IN THE ORIGINAL ITALIAN.

The text was first printed posthumously in 1532 in Rome, and it became a masterpiece of Italian Renaissance literature. Unlike Castiglione's equally important Il Cortegiano, Il Principe offers advice to a prince on how to gain power, how to keep it and how to increase it. As early as 1557 the book was placed on the Index librorum prohibitorum.

Последняя дань памяти Никколо Макиавелли, во многом способствующая его очернению, связана с его друзьями и родственниками, которые пожертвовали средства на посмертное издание «Государя». Знаменитый римский печатник Антонио Бладо издал трактат в 1532 году с дозволения понтифика, добавив им самим сочиненное посвящение. В нем Бладо восхвалял политическую прозорливость Макиавелли, выразившуюся в умении изложить методы правления, которыми должен руководствоваться «новый государь». Позже в тот же год во Флоренции вышло в свет и второе издание книги. В наше время эти два издания практически недосягаемы для коллекционеров – они давно затаились в книжных хранилищах и музеях. Публикация «Государя» позволила широкой публике ознакомиться с этим трактатом во времена, когда многие образованные европейцы говорили по-итальянски. Тем не менее, поскольку большинство не имело представления об обстоятельствах, в которых эта книга создавалась, нескрываемое презрение Макиавелли к морали, пренебрежение ею ради достижения политических целей довольно быстро превратили его в зловещую фигуру, виновную во всех гнусностях, творимых правителями. Французский кальвинист Иннокентий Жентилле в своем труде «Рассуждения о способах доброго правления против Макиавелли» (Discours contre Machiavel), изданном в 1576 году, открыто обвинял «Государя» в том, что этот трактат вдохновил монархов династии Валуа в том числе и на резню, устроенную ими в Варфоломеевскую ночь 24 августа 1572 года в Париже: ведь королева Екатерина де Медичи была не кем-нибудь, а флорентийкой. Досталось Макиавелли и от католиков: иезуит Антонио Поссевино (всецело основываясь на работе Жентилле) вместе с Педро де Рибаденейра вовсю сочиняли ядовитые опровержения трудов Макиавелли. Ныне всякий хитрый и коварный человек или поступок удостаивается определения «макиавеллианский», что подразумевает некое собирательное зло.

«Ну, кто из вас посмеет сказать, что я не политик, не хитрец, не Макиавелль?» — произносит один из персонажей пьесы Шекспира «Виндзорские насмешницы».

Бен Джонсон в пьесе «Притягательная леди» описывает главного интригана Бианта как «вылепленного из того же теста, что и Макиавелли». В пьесе Кристофера Марло «Мальтийский еврей» пролог произносит злой дух Макиавелли, который кроме прочего говорит:

«Религию считаю я игрушкой

И утверждаю: нет греха, есть глупость».

В англоязычном мире Никколо превратился в «старого Ника» — так именуют самого дьявола. Несколько лет назад компания Avalon Hill издала настольную игру о политиках итальянского Возрождения, и, что характерно, называлась она «Макиавелли» В этой игре, чтобы победить, приходилось постоянно мошенничать. Макиавелли вряд ли привела бы в восторг слава, которую принес ему «Государь» (хотя он, несомненно, оценил бы суммы отчислений за авторские права), и, как уже было сказано, даже при жизни он пытался выступить с критическими замечаниями, сочиняя истории, которые, по его собственным словам, были не чем иным, как наставлением по борьбе против тиранов. В свое время, когда его поругивали за то, какими деспоты представали в той или иной его книге, он язвительно отвечал:

«Я учил государей становиться тиранами, а подданных — от них избавляться».

Однако в действительности, вероятнее всего, подобная мысль никогда не приходила в голову Никколо во время написания очередного «памфлета». Скорее всего, Макиавелли занимала «искушенность в событиях нынешних и знание событий древних», и он не размышлял о последствиях того, что в вышедшей из-под его пера книге блистает своим отсутствием некий моральный посыл — в конце концов, итальянские правители с давних пор вели себя «по-макиавеллиански», причем задолго до появления Макиавелли на свет. Очевидным фактом является и усилившаяся религиозность Никколо в последние годы его жизни, в то время как при написании «Государя» в нем все еще превалирует глубокий скептицизм к метафизике, вскормленный трактатами древних классиков — в особенности Лукреция. Как оказалось, ему удалось распространить мнение о том, что его самая знаменитая книга в завуалированной форме поддерживала республиканизм, и эта выдумка благополучно просуществовала до тех пор, пока в конце XVIII века не было опубликовано его письмо к Франческо Веттори от 10 декабря 1513 года. Сложность понимания истинных мотивов Макиавелли — как и понимания его самого — коренилась и в том, что после 1558 года его труды были занесены папством в проскрипционные списки (Index Librorum Prohibit огит), доступ к которым был возможен лишь с особой санкции церковных властей. Недобрая слава Никколо была столь распространена, что нелегко было получить разрешение ознакомиться с его «Историей Флоренции». Все попытки внука Макиавелли Джулиано де Риччи реабилитировать предка оказались безрезультатными, и до самой середины XVIII века, то есть до снятия запретов, труды Макиавелли можно было найти только среди изданных за пределами католической Европы книг. Тем не менее благодаря бытовавшему тогда мнению о том, что своей книгой Никколо стремился изобличить деспотов, Макиавелли обзаводился все новыми и новыми читателями и поклонниками, большей частью в протестантских странах. Генрих, принц Уэльский и сын английского короля Якова I, однажды заявил флорентийскому послу, что признает Макиавелли одним из непререкаемых авторитетов в политике.


Варианты захвата власти из «Государя»:

- Нужно приобретать власть не милостью судьбы, а личной доблестью. Именно так поступали Кир II Великий и первый царь Древнего Рима Ромул. Им пришлось вводить новые установления и порядки, без чего нельзя основать государство и обеспечить свою безопасность. Для успеха своего начинания они были вынуждены или упрашивать союзников, или применять силу. В первом случае они были обречены на поражение, во втором случае — на победу. Вот почему все вооружённые пророки побеждали, а безоружные гибли. Макиавелли намекает на таких пророков, как безоружный Христос и вооружённый Моисей. Ибо нрав людей непостоянен, и если обратить их в свою веру легко, то удержать в ней трудно. Когда вера в народе иссякнет, нужно заставить его поверить силой.

- Можно приобретать власть даже с помощью злодеяний. Жестокость применена хорошо, когда её проявляют быстро и сразу, но не упорствуют в ней, и плохо применена, когда расправы поначалу совершаются редко, но со временем учащаются, а не становятся реже. Благодеяния полезно оказывать мало-помалу, чтобы граждане их распробовали как можно лучше. Ради власти можно даже пойти на преступления — на политические убийства, казни политических противников и вооружённый захват власти без выборов. Например, претор (военачальник) Агафокл стал тираном Сиракузы с помощью расправы, его солдаты перебили всех сенаторов и богатейших людей города во время проведения народного собрания.

Флорентийская республика, которую Никколо Макиавелли застал незадолго до смерти, просуществовала три года, острой политической борьбой воспользовались сторонники радикальных мер. Умеренных политиков, желавших мирно договориться с императором, оттеснили республиканские консерваторы, сохранявшие полумифическую веру в альянс с Франциском I и противившиеся любому союзу с папой. После разгрома французов у Неаполя и заключения Климентом соглашения с Карлом V оставалось лишь дожидаться, пока объединенные силы империи и папства не явятся поквитаться с Флоренцией. Город героически оборонялся во время десятимесячной осады, продлившейся с октября 1529 по август 1530 года, благодаря усиленным оборонительным укреплениям – в чем есть заслуга и Макиавелли – и возрожденному ополчению, хоть и при существенной поддержке наемников. В итоге Флоренция сдалась на оговоренных условиях, после того как ее основные силы были разбиты в сражении при Гавинане (3 августа 1530 года), а главнокомандующий Малатеста Бальони перешел на сторону врага, тем самым избавив Флоренцию от ужасов разграбленного Рима. К тому времени многие горожане утратили иллюзии насчет ярых сторонников республики, правление которых привело лишь к войне, голоду, эпидемиям и непомерным налогам. После снятия осады сторонники Медичи, вопреки условиям перемирия, отдали многих своих противников под суд и предприняли шаги к тому, чтобы республика уже больше не возродилась.


Таким образом, созванная два года спустя после осады балья приступила к радикальным конституционным реформам. Прежние органы исполнительной власти были упразднены, все кроме Совета Двенадцати Добрых Мужей (Dodici Buonomini), та же участь постигла и законодательные органы. Учредили новый совет из двухсот членов и Сенат из сорока восьми членов, избиравшихся пожизненно (в числе сенаторов оказались старые друзья Макиавелли, такие как Франческо Веттори и Франческо Гвиччардини). Наконец, балья избрала Алессандро де Медичи главой исполнительной власти и нарекла титулом герцога Флорентийской республики. Годы конституционных дебатов, политических разногласий, войны и тягот привели к тому, что флорентийцы получили куда более закрытое правительство, чем можно было себе представить и которому суждено было продержаться двести лет. Приход к власти Козимо I де Медичи в 1537 году еще больше укрепил единоличную власть во Флоренции после того, как отгремел последний бунт республиканцев, среди которых оказались бывшие сторонники Медичи, такие как Филиппо Строцци. Козимо сосредоточил в своих руках огромную власть. Действуя при поддержке Габсбургов и реформированного ополчения, он существенно урезал полномочия и влияние двух новых советов. Медичи оставались у власти, и долгие годы флорентийские герцоги – а позднее великие герцоги Тосканские – сумели разработать систему согласия и подчинения, впоследствии снискавшую уважение их подданных и позволившую мирно править до самого угасания рода в 1737 году.


Способы удержания тиранической власти в завоёванной стране, описанные в «Государе»:

- Переселиться на жительство в завоёванную страну, ибо только так можно своевременно заметить смуту. Например, турецкий султан перенёс в Константинополь свою столицу.

- Учредить колонии в завоёванной стране. Это мероприятие обходится дешевле, чем держать здесь войска. Людей нужно или ласкать, или уничтожать. Люди могут отомстить за небольшую обиду — а за большое зло не могут.

- В чужой стране государь должен стать защитником слабых соседей и должен ослаблять, громить сильных.

- Нужно разрушить завоёванное государство или обложить его данью. Завоеватель должен действовать решительно. Например, римляне, предвидя беду заранее, тотчас принимали меры, а не бездействовали из опасения вызвать войну, ибо знали, что войны нельзя избежать, можно лишь оттянуть к выгоде противника. Они считали благодетельными лишь собственную доблесть и дальновидность. Страсть к завоеваниям дело естественное и обычное…

Варианты удержания тиранической власти и борьбы против угрозы политических заговоров:

- Нужно властвовать в окружении слуг, поставленных по желанию правителя, а не в окружении баронов, властвующих не его милостью, а в силу древности рода. Пример первого — это власть турецкого султана, пример второго — власть французского короля. Монархию султана трудно завоевать, но после завоевания легко удержать, французское королевство было легко завоевать, но трудно удержать.

- Нужно обезопасить себя от врагов, приобрести друзей, побеждать силой или хитростью, внушать страх и любовь народу, а солдатам — послушание, иметь преданное и надёжное войско, устранять людей, которые могут или должны навредить, обновлять старые порядки, избавляться от ненадёжного войска и создавать своё, являть суровость и милость, великодушие и щедрость, вести дружбу с правителями и королями так, чтобы они либо с учтивостью оказывали услуги, либо воздерживались от нападений. Не следует доверять и опираться на тех людей, которые были обижены государем в прошлом, и будут опасаться его в будущем. Ибо эти люди будут мстить государю из страха, или из ненависти, Заблуждается тот, кто думает, что новые благодеяния могут заставить забыть о прошлых обидах.

-Единовластие учреждается либо знатью, либо народом. После этого государь не волен выбирать народ, но волен выбирать знать, ибо это его право карать и миловать, приближать и подвергать опале. Народ на худой конец просто отвернётся от государя, тогда как знать может пойти против него, организовать заговор или переворот, ибо она дальновиднее и хитрее народа, загодя ищет путей к спасению и заискивает перед тем, кто сильнее. Государю надлежит быть в дружбе с народом, иначе в трудную минуту он будет свергнут.

- Государь должен опираться на собственное войско из граждан и не должен опираться на наёмное или союзническое войско. Военное дело — есть единственная обязанность, которую государь не может возложить на своих слуг. Наёмные и союзнические войска бесполезны и опасны, трусливы с врагом, вероломны и нечестивы. В мирное время они разоряют государя не меньше, чем в военное время неприятель. Умелые и храбрые наёмники будут домогаться власти, они могут свергнуть государя, неумелые наёмники могут проиграть сражение. Карфаген едва не был захвачен своими наёмниками. Рим и Спарта не имели наёмников и много веков простояли вооружённые и свободные. Упадок Римской империи начался с того, что римляне стали брать на службу наёмников-готов. Военное искусство помогает достичь власти тому, кто родился простым смертным.

- Государю следует опасаться тайных заговоров. Для этого не следует ожесточать знать и следует быть угодным народу. Важно не подвергать оскорблениям окружающих тебя должностных лиц и слуг. Филипп II Македонский был убит своим телохранителем Павсанием, так как Филипп не захотел защитить Павсания от оскорбления со стороны своего родственника. Нужно избегать союза с тем, кто сильнее тебя.

Власть! Как ее приобретают и как теряют — так называется глава в истории Флоренции, которую в конце лета 1512 года пишут на глазах у Никколо Макиавелли Пьеро Содерини и семейство Медичи задолго то того, как мы сможем прочесть об этом в «Государе». А секретарь Веттори пишет свою главу: как сохранить место. Хвалить политические суждения Никколо — самые точные из ему известных, утверждает Веттори, — значит врачевать открытую рану человека, страдающего от того, что никто не замечает его существования. Никколо тает от благодарности, ликует, оживает, и хотя, удалившись в деревню в свое фамильное имение в Сант-Андреа в Перкуссино, «он дал обет больше не заниматься политикой и не говорить о ней», с легкостью нарушает ради друга эту клятву. А то, что происходит в мире, дразнит его воображение. Уже весной 1513 года Людовик XII сделал все, чтобы отнять Милан у Массимилиано Сфорца, которого называли «колючкой в глазу у Франции». В апреле он подписал в Блуа договор с Венецией, отдав ей Мантую и итальянские земли императора. Правда, это побудило Максимилиана I и Генриха VIII в том же месяце подписать договор, по которому Франция отходила к Англии, а Северная Италия — к империи. Папа, о котором историк Муратори писал, что тот вел корабль Церкви, сверяя курс по двум компасам, давал понять и тем и другим, что готов их поддержать. Людовик XII решил поторопить события, и в июне его армия перешла Альпы, вновь безо всякого труда захватила Милан, которому надоели швейцарцы и герцог Сфорца, но вскоре опять позорно убралась восвояси после длившейся всего час битвы при Новаре, когда спешно прибывшие на подмогу из своих кантонов швейцарцы нанесли ей новое жестокое поражение. Король не мог чувствовать себя в безопасности даже в собственном государстве. В июле Генрих VIII высадился в Кале и вместе с Максимилианом в августе вошел в Теруанну, французскую крепость на границе Фландрии и Артуа, в то время как швейцарцы напали на Бургундию и 7 сентября стали лагерем под стенами Дижона. Что это означало? Крушение Франции? На фоне происходивших в мире драматических событий между Никколо и Франческо Веттори продолжается удивительная политико-фантастическая переписка. Друзья спорят о мире, «создают» и «разрушают» союзы. Они оба прекрасно знают, что чаще всего, как напишет Веттори, «события развиваются вкривь и вкось, вследствие чего излишне о них говорить, рассуждать и спорить». Но себя переделать невозможно! В кабинете своего деревенского дома Никколо лихорадочно строчит длинные письма к Веттори, но уже в июле он начинает писать трактат «о власти, скольких она бывает видов, как ее получают, как сохраняют и как утрачивают» — небольшой трактат «II Principe», знаменитый «Государь». Никколо очень хотел бы, чтобы Веттори помог представить его труд «Его Светлости Джулиано», которому Макиавелли его посвятил. Папе приписывают намерение, и это ни для кого не секрет, создать, по примеру своих предшественников, государство для своего брата. Если Джулиано прочтет его труд, то Никколо сможет выйти из тени, доказать, что «он не проспал и не проиграл те пятнадцать лет, что провел в заботах о делах государственных», показать, что он обладает богатым опытом, от которого государю глупо отказываться. Это также и единственный способ заставить отступить призрак нищеты, который витает над ним и приводит в ужас, потому что он слишком хорошо знает, что нищета во Флоренции вызывает презрение. Уважение и деньги даются только богатым! Написал бы Макиавелли «Государя», если бы не испытывал страстного желания привлечь внимание Медичи, чтобы они решились наконец использовать его, даже если бы ему пришлось для начала, подобно Сизифу, катить в гору камень? Никколо не был кабинетным человеком, теоретиком, который мог быть счастлив тем, что у него наконец появилось свободное время для того, чтобы излагать свои мысли. Мыслей, внушенных событиями, у него было, может быть, даже больше, чем у других, ибо такова была его профессия. И чаще всего они шли вразрез с общепринятым мнением, потому что таков уж был его характер. Он почти всегда отстаивал противоположную точку зрения. Друзья считали это недостатком, однако радовались остроте, которую сей недостаток придавал их беседам. Вынужденное бездействие дало Никколо время «тщательно изучить предмет», хотя он бы предпочел потратить это время иначе… Но поскольку все идет так, как идет, то облекать в литературную форму рассуждения, на которые наводили и собственный опыт, и чтение (невозможно писать серьезный труд, не ссылаясь на древних авторов), используя свои доклады и переписку, иногда даже дословно, было весьма увлекательно, тем более что труд этот сопровождали не менее увлекательные дискуссии с Филиппо Казавеккья, другом Никколо. Макиавелли был не настолько одинок и не настолько покинут богами и людьми, как утверждал. Он не только «опускается» на деревенском постоялом дворе в компании трактирщика, мясника, мельника и двоих кирпичников, но и ведет уединенные ночные беседы с «людьми Древности», одетый сообразно случаю в «царственные придворные одеяния» — в любимый удобный халат. Знаменитое описание жизни в Сант-Андреа, сделанное Макиавелли в декабре 1513 года, не следует понимать буквально, поскольку это всего лишь ироничный ответ на то, как описал Веттори свою блестящую жизнь в Риме; а общение с древними авторами, которых Никколо вопрошает и которые ему отвечают, есть не что иное, как обыкновенный литературный прием, понимающий взгляд, брошенный одним гуманистом на другого. …Мирная буколика, приятный юмор, но вдруг перо начинает скрипеть и из-под него, в том же самом тексте, вырывается патетический призыв. Никколо Макиавелли не могла прийти в голову мысль, как позднее Монтеню, выбить на стене своего кабинета слова, которые можно прочесть на стенах библиотеки автора «Опытов»:

«В год от Рождества Христова 1571-го в возрасте тридцати восьми лет, накануне Мартовских календ, дня своего рождения, Мишель де Монтень, устав от общественных трудов, будучи еще полон сил, удалился в лоно чистой учености, где в покое и безопасности проведет оставшиеся дни…»

Никколо заперся в своей башне не по своей воле, и он мечтает только об одном: выйти из нее. Жилище предков для него не было мирной гаванью, где он мог, подобно Монтеню, наслаждаться «свободой, покоем и досугом». А свой кабинет он не рассматривал как «плодотворный инструмент, дающий наслаждение». Он не устает повторять: Сант-Андреа — это «свинарник», в котором он «прозябает», день за днем и час за часом поджидая знак судьбы, готовый откликнуться на первый же ее зов. Макиавелли мог на бумаге как угодно жонглировать королями Франции, Испании и Англии, императором, швейцарцами и папой, но что касалось его собственной жизни, то он не знал, как и куда ее направить. Опубликовать свой труд? Не публиковать? Поехать самому в Рим? Не ехать? Отправить его, подобно тому как терпящий кораблекрушение бросает в волны бутылку с запиской? Что об этом думает такой-то? Что об этом думает Веттори? Нерешительность снедает его. Бездействие изматывает, разрушает. Прошло полгода, а в его жизни ничего не изменилось. Он отправил все-таки рукопись Франческо. Тот сделал «Государю» несколько небрежных комплиментов, но «положил под сукно», уверенный, что «Светлейшего Джулиано» больше интересуют философские спекуляции и зажигательные зеркала, заказанные у да Винчи, который проживал в Бельведере на хлебах у папы. Быть может, в этих восьмидесяти страницах Веттори видел только средство, которое помогло его другу избавиться от горечи и дать выход его возмущению, но наверняка он понимал, что Макиавелли слишком резок в формулировках и опасен в своем антиконформизме. Принимая во внимание, помимо прочего, недоверие, которое власть питала к бывшему секретарю Содерини, Франческо рассудил, что разумнее будет этот трактат никому не показывать. Веттори отговаривает Никколо от поездки в Рим, чем погружает его в бездну отчаяния.

«Значит, я пребуду в своем свинарнике, — отвечает Никколо, — и не найду ни одной живой души, которая вспомнила бы о моей верной службе и поверила в то, что я могу еще на что-нибудь сгодиться. Но так больше продолжаться не может, ибо это подтачивает мое существование. Если Бог не сжалится надо мной, то в один прекрасный день я буду вынужден покинуть свой дом и наняться управляющим или секретарем к какому-нибудь вельможе, коли не смогу найти ничего лучшего, или забиться в какой-нибудь затерянный городишко и учить детей грамоте, оставив здесь мою семью, которая может считать меня умершим…»

Свойства характера, которыми должен обладать государь по макиавелли:

- Государь должен быть скупым, а не щедрым, чтобы не обирать подданных и иметь средства для обороны. Ничто другое не истощает себя так, как щедрость — выказывая её, одновременно теряешь самую возможность её выказывать.

- Государь должен быть в меру жестоким, чтобы уберечь общество от беспорядка, который порождает грабежи и убийства. От этого страдает всё население, тогда как от кар страдают лишь отдельные люди.

- Выгоднее для государя, когда его боятся, чем когда его любят. Ибо люди по своей природе неблагодарны и непостоянны, склонны к лицемерию и обману, их отпугивает опасность и влечёт нажива. При этом внушить страх нужно таким образом, чтобы избежать ненависти. Для этого нужно воздерживаться от покушения на имущество и женщин своих подданных. Ибо люди скорее простят казнь отца, чем потерю имущества. Ганнибал поддерживал порядок в своём разноплемённом войске нечеловеческой жестокостью.

- Государь может нарушать своё честное слово по мере надобности.

- Государь не должен возбуждать презрение к себе. Презрение к себе государи возбуждают своим непостоянством, легкомыслием, изнеженностью, трусостью и нерешительностью. Решения государя должны быть бесповоротными. Никому не должно прийти в голову обмануть или перехитрить государя. Государь должен своими поступками создать себе славу великого человека с выдающимся умом. Об уме государя судят по тем людям, которых он выбирает себе в советники. Люди действуют по-разному, пытаясь добиться богатства и славы. Одни действуют с осторожностью, другие — натиском, одни — силой, другие — искусством.

Простые, всем и любому понятные истины (из тех, что именуются прописными) Макиавелли преподносит бесстрастно и бесхитростно, с первой же страницы подкупая читателя открытостью и откровенностью:

Я не заботился здесь ни о красоте слога, ни о пышности и звучности слов, ни о каких внешних украшениях и затеях, которыми многие любят расцвечивать и уснащать свои сочинения, ибо желал, чтобы мой труд либо остался в безвестности, либо получил признание единственно за необычность и важность предмета. Я желал бы также, чтобы не сочли дерзостью то, что человек низкого и ничтожного звания берется обсуждать и направлять действия государей. Как художнику, когда он рисует пейзаж, надо спуститься в долину, чтобы охватить взглядом холмы и горы, и подняться на гору, чтобы охватить взглядом долину, так и здесь: чтобы постигнуть сущность народа, надо быть государем, а чтобы постигнуть природу государей, надо принадлежать к народу.

Будучи не только известным общественным деятелем и политическим мыслителем, но также признанным поэтом и драматургом, — Макиавелли развертывает перед читателем подлинное театральное действо, авансценой для которого служит реальная история, а актерами и статистами выступают живые люди. Писатель хорошо знает их пороки и слабости. Он понимает, что людскую психологию не изменишь. Ее нужно принимать такой, какая есть, и изучать тщательнейшим образом, ибо в конечном счете именно она создает типы и стереотипы поведения великих и малых властителей или же тех, кто только претендует на подобную роль. Самые неприглядные и отвратительные черты (такие, как лживость, жестокость, бессердечность, необязательность в соблюдении данного обещания и т. п.), по Макиавелли, — совершенно естественные, более того — необходимые, атрибуты политического деятеля, без которых он вообще таковым не может считаться. Это прекрасно показано в главе XVII, названной «О жестокости и милосердии и о том, что лучше внушать — любовь или страх»:

По этому поводу может возникнуть спор, что лучше: чтобы государя любили или чтобы его боялись. Говорят, что лучше всего, когда боятся и любят одновременно; однако любовь плохо уживается со страхом, поэтому если уж приходится выбирать, то надежнее выбрать страх. Ибо о людях в целом можно сказать, что они неблагодарны и непостоянны, склонны к лицемерию и обману, что их отпугивает опасность и влечет нажива: пока ты делаешь им добро, они твои всей душой, обещают ничего для тебя не щадить: ни крови, ни жизни, ни детей, ни имущества, но когда у тебя явится в них нужда, они тотчас от тебя отвернутся. И худо придется тому государю, который, доверясь их посулам, не примет никаких мер на случай опасности. Ибо дружбу, которая дается за деньги, а не приобретается величием и благородством души, можно купить, но нельзя удержать, чтобы воспользоваться ею в трудное время. Кроме того, люди меньше остерегаются обидеть того, кто внушает им любовь, нежели того, кто внушает им страх, ибо любовь поддерживается благодарностью, которой люди, будучи дурны, могут пренебречь ради своей выгоды, тогда как страх поддерживается угрозой наказания, которой пренебречь невозможно.

Макиавелли просвечивает подноготную власти точно на рентгене. Даже более того, ибо во все времена рентген мысли был посильнее самой совершенной техники. Вот философский вывод и мудрый совет на тему, как государь (читай — любой властитель) должен держать данное слово:

Излишне говорить, сколь похвальна в государе верность данному слову, прямодушие и неуклонная честность. Однако мы знаем по опыту, что в наше время великие дела удавались лишь тем, кто не старался сдержать данное слово и умел, кого нужно, обвести вокруг пальца; такие государи в конечном счете преуспели куда больше, чем те, кто ставил на честность. Надо знать, что с врагом можно бороться двумя способами: во-первых, законами, во-вторых, силой. Первый способ присущ человеку, второй — зверю; но так как первое часто недостаточно, то приходится прибегать и ко второму. Отсюда следует, что государь должен усвоить то, что заключено в природе и человека, и зверя. Итак, из всех зверей пусть государь уподобится двум: льву и лисе. Лев боится капканов, а лиса — волков, следовательно, надо быть подобным лисе, чтобы уметь обойти капканы, и льву, чтобы отпугнуть волков. Тот, кто всегда подобен льву, может не заметить капкана. Из чего следует, что разумный правитель не может и не должен оставаться верным своему обещанию, если это вредит его интересам и если отпали причины, побудившие его дать обещание. Такой совет был бы недостойным, если бы люди честно держали слово, но люди, будучи дурны, слова не держат, поэтому и ты должен поступать с ними так же. А благовидный предлог нарушить обещание всегда найдется. Отсюда следует, что государю нет необходимости обладать всеми названными добродетелями, но есть прямая необходимость выглядеть обладающим ими. Дерзну прибавить, что обладать этими добродетелями и неуклонно им следовать вредно, тогда как выглядеть обладающим ими — полезно. Поэтому в душе государь всегда должен быть готов к тому, чтобы переменить направление, если события примут другой оборот или в другую сторону задует ветер фортуны, то есть, как было сказано, по возможности не удаляться от добра, но при надобности не чураться и зла.

Достаточно спроецировать вышеприведенные размышления на нынешних «государей», и сразу станет ясно, насколько современна книга Макиавелли. Разве что-нибудь изменилось с тех пор, как были написаны эти слова? Ничего абсолютно! И никогда не изменится! Потому что такова природа власти, вытекающая из природы человека.

СОДЕРЖАНИЕ

Посвященный Лоренцо Медичи (а изначально его дяде, Джулиано Медичи, который умер в 1516 году), «Государь» был написан в 1513—1514 годах и направлен против закулисных интриг, раздоров и политического переворота в Италии XV века. Макиавелли был жертвой этого переворота, когда республиканское правительство Флоренции (в котором он был чиновником — в основном дипломатического корпуса) пало и семья Медичи вернулась к власти. (До создания республиканского правительства в 1494 году у власти сменилось три поколения Медичи). Цель Макиавелли в этом политическом трактате, по крайней мере цель явная, — указание совета для успешного управления, включающего присоединение и удержание контроля над территориями. В конечном счете он выступает за сильное государство, которое сможет объединить безнадежно разделенную Италию, и за изгнание иноземных правителей. В основе его анализа лежит фундаментальный принцип, который отдает предпочтение политическому реализму и который отвергает идеалистические взгляды на человеческое поведение — управляющих и управляемых, в пользу политической практики и реакции. В этом политическом контексте Макиавелли подчиняет мораль политической выгоде. Макиавелли сводит к минимуму проблемы правителей наследных государств в осуществлении контроля за территорией: («достаточно не нарушать обычаев своих предшественников и следовать за ходом событий». (Здесь и далее пер. «Государя») для людей, выросших в княжеском семействе, и обращает их внимание на куда большие сложности «смешанных принципатов» — когда новые территории присоединяются к старым областям в новообразованных государствах. Эти трудности возрастают, если язык, обычаи и законы нового владения чужеродны государю-завоевателю. Одна из главных трудностей — это побежденные, некоторые из которых могут приветствовать возможность сменить властителей, но изменят свой дружественный настрой, если обнаружат, что их ожидания на улучшение жизни не оправдываются. Кроме того, пострадавшие при смене власти становятся врагами. Макиавелли рекомендует ликвидировать семейство предыдущего правителя, но сохранять существующий уклад жизни и обычаи, законы и подати, заслуживая таким образом расположение жителей; тогда завоеванные земли вольются в старое государство завоевателя в кратчайшее время. Что касается новых владений, Макиавелли советует новому государю в них переселиться: проблемы можно заметить и решить их до того, как они разрастутся. Другая тактика заключается в основании колонии вместо того, чтобы содержать там армию, потому что ущерб это причинит немногим местным жителям, бедным и разобщенным.

«Все же прочие, с одной стороны, не будучи ущемленными, лишены повода для беспокойства, а с другой — они будут осторожны, наученные чужим примером и опасаясь, как бы с ними не поступили так же. По этому поводу следует заметить, что людей должно либо миловать, либо казнить, ведь небольшие обиды будут всегда взывать к отмщению, а за тяжкие люди отомстить не в силах. Так что, нанося обиду, следует устранить возможность мести».

Далее, победителю следует стать защитником своих слабых соседей и ослабить своими действиями сильных, пресекая захватнические поползновения сильных иноземцев. Следуя этой логике, Макиавелли утверждает, приводя в пример римлян, что не следует уклоняться от войны:

«...война все равно начнется, но промедление обернется против тебя». Критическая ошибка с этой точки зрения — позволить другому государству стать сильным. «Отсюда можно извлечь правило, почти непреложное: кто делает другого могущественным, тот погибает...»

Макиавелли различает правителей на тех, кто получил территории случайно или по удачному стечению обстоятельств, и тех, кто приобрел их благодаря своему оружию и доблести. На долю последних может выпасть проблема с приобретением и удержанием власти, но им все же легче удержать власть, благодаря силе характера, которую они уже продемонстрировали.

«...Подобные деятели сталкиваются со множеством трудностей, и все опасности, встречающиеся им на пути, они должны преодолевать своей доблестью. Но, пройдя через опасности и завоевав уважение, расправившись с теми, кто должен испытывать к ним зависть, они пребывают в могуществе, почете, безопасности и довольстве». Напротив, те, кто получили власть благодаря другим людям или удаче, столь же легко могут ее утратить, ведь они зависят от доброй воли тех, кто их вознес, и прихотей судьбы. Они не могут управлять, потому что у них нет на это сил и нет преданных соратников, кроме подкупленных. Чезаре Борджа приводится как пример человека, вознесшегося благодаря власти своего отца, папы Александра VI, и его приверженцев. Тем не менее Чезаре, человек дальновидный и амбициозный, усилил свои позиции, нападая на соседние города. Когда он завоевал Романью и понял, что народ был ограблен предыдущими властителями и стал неуправляем, он водворил мир и повиновение, утвердив хорошее правительство, основанное на абсолютной власти и жестокости. Когда цели его были достигнуты, он обвинил в чрезмерной кровожадности своего наместника; тот был публично жестоко казнен, а Чезаре избавился от вины. Макиавелли не осуждает Чезаре, но предлагает как образец человека, получившего власть благодаря удаче и чужому оружию. Макиавелли не считает достойными внимания тех, кто добился власти злодеяниями, признавая, однако, их храбрость и способность преодолевать бедствия. Это, как он считает, не оправдывается ни успехом, ни личным мужеством, но и доблестью «нельзя назвать убийство своих сограждан, предательство друзей, отказ от веры, сострадания, религии — такое поведение может принести власть, но не славу».

Рассуждая о полномочиях гражданского принципата, Макиавелли определяет две силы — гранды, которые желают подчинять и угнетать, и народ, не желающий находиться в подчинении и угнетении. Тому, кто приходит к власти с помощью грандов, труднее удержать власть, чем тому, кого привел к власти народ, так как если государь окружен свитой, которая почитает себя ему равной, он не может ни приказывать, ни действовать независимо. Если же его избрал народ, то правителю нужно лишь защищать его и заботиться о его благосостоянии; он должен так поступать, даже если народ и не избирал его. Все это тем более важно, что правитель не сможет защитить себя от народа, он слишком многочислен, а вот от грандов вполне можно оградить себя сильной охраной.

«А так как люди, облагодетельствованные тем, от кого они ожидали иного, сильнее привязываются к своему благодетелю, то такой государь обретет народную приязнь еще быстрее, чем если бы он стал правителем благодаря народу».

Ряд глав посвящен характеру и поведению властителей, ведущим к славе или порицанию. Приступая к этой теме, Макиавелли делает главное обобщение:

«И я знаю, каждый объявит, что для государя, самое похвальное — придерживаться вышеописанных качеств, то есть тех, которые почитаются хорошими, но поскольку невозможно ни иметь, ни соблюдать их полностью, ибо этого не позволяют условия человеческого существования, ему следует быть достаточно воля его народа, чьи желания он блюдет, помогут предотвратить возможные государственные перевороты. Заговорщики не пойдут против него, если будут знать, что народ возмутится и не поддержит их. Государь должен быть на страже на случай возможного иноземного вторжения. Защититься можно с помощью хорошего оружия и хороших друзей; если у него будет хорошее оружие, он никогда не утратит добрых друзей. «Государь» завершается страстным «воззванием к овладению Италией и освобождению ее из рук варваров». Времена благоприятны, страна готова избавиться «от варварских обид и жестокостей».

Он взывает, в частности, к дому Медичи — поднять гражданскую армию и сокрушить захватчиков. Имя Макиавелли стало синонимом беспринципного политического поведения. Его называли посланцем сатаны и обвиняли в «сознательном оправдании зла». Части работы вырывались из контекста, скажем в издании Жантиле, чтобы проиллюстрировать порочность идей Макиавелли. Подобные интерпретации бытуют и по сей день, об этом свидетельствует, например, мнение Лео Страусс:

«Если это правда, что только злодей опустится до того, чтобы учить правилам общественного и частного бандитизма, мы вынуждены признать, что Макиавелли был злым человеком».

Более современные интерпретации делают акцент на стремлении Макиавелли описать реалии политической жизни, опираясь на исторический анализ и отталкиваясь от идеального поведения. Дж. Р. Хейл делает вывод, что Макиавелли «сосредоточен на il vero, истинной картине происходящего, и что он просто говорит о политике в выражениях, прямо следующих из того, как люди должны поступать и как они поступали». Среди ряда критиков получило распространение суждение, что Макиавелли невысокого мнения о людях, и это заметно в «Государе», в его язвительном языке и описании народа, знати и самих правителей. Роберт М. Адамс рассказывает о повороте на 180 градусов, который произошел в XX веке в восприятии трактата — это «традиция, [которая] особое значение придает идеалистическому, полному энтузиазма, патриотичному и демократично настроенному Макиавелли». В этом контексте он провозглашает «высокую нравственность» Макиавелли; «он оживляет... бессмертного червя нечистой совести человека, стремящегося руководить себе подобными».

ЦЕНЗУРНАЯ ИСТОРИЯ

Несмотря на то, что Антонио Бладо получил разрешение папы Клемента VII (Джулио Медичи) на публикацию произведения Макиавелли, в 1559 году все труды Макиавелли попали в «Индекс запрещенных книг» папы Павла IV, в категорию «под абсолютным запретом». Составленный Святой инквизицией в Риме по распоряжению папы Павла IV (названный «неумолимо антиеретическим») «Индекс» запрещал католикам читать произведения, включая «Государя», и даже иметь их экземпляры. Запрет стал результатом Трентского собора, собравшегося на несколько лет (с 1545 по 1563 годы) в целях укрепления римской католической церкви против протестантизма. Папа Павел IV, пожизненный инквизитор и смертельный враг ереси, расширил границы «Индекса» так, чтобы помимо ереси он также уделял внимание вопросам морали и нравов в целом. Это было первым появлением Макиавелли в списке «Индекса». Эта цензурная система просуществовала до 1966 года. Последний «Индекс», «Индекс Льва XIII», был опубликован в 1881 году, приложения к нему выходили в 1884, 1896 и 1900 годах. Книги, ранее запрещенные, но опубликованные до 1600 года, были исключены из «Индекса», хотя, как отмечает Джонатан Грин, «сегодня они считаются такими же запрещенными, как и в прошлом». Резня в 1572 году, в которой почти 50 тысяч французских гугенотов были убиты предводителями католиков, началась в Варфоломеевскую ночь и продолжалась несколько недель. Вину за нее протестанты возложили на Макиавелли. Дело в том, что Катерина Медичи, королева-мать, правившая страной за спиной своего двадцатидвухлетнего сына, была читательницей Макиавелли; ее ненавидели как итальянку, как Медичи и как хитрую и вероломную особу. Ирония упреков в адрес Макиавелли заключалась в том, что католикам в это время было запрещено его читать. В 1576 году французский гугенот И. Жантийе опубликовал (на французском) «Рассуждение о средствах злого управления и поддержании доброго мира, королевстве или иных принципатах. Разделенное на три части, названных: советы, религия и политика, которых должен придерживаться и которым должен следовать государь. Против Никколо Макиавелли, флорентийца». Трактат был переведен на английский и издан в 1602 году. Жантийе, возлагавший на Макиавелли ответственность за Варфоломеевскую ночь, использовал выбранные максимы для нападок на «Государя». Его текст был весьма популярен, в то время как перевод самого «Государя» в протестантских странах не появлялся еще долгие годы. Английский перевод появился в 1640 году, когда была отменена епископальная цензура. Современники елизаветинской эпохи получали представление о «Государе» из книги Жантийе. В своей «Энциклопедии цензуры» Джонатан Грин называет «II Principe» Макиавелли в числе «особенно часто» запрещаемых книг. Два альтернативных сценария: в 1935 году Бенито Муссолини, фашистский диктатор Италии, использовал «II Principe», демонстрируя необходимость для Италии единоличного диктатора, поддерживаемого национальной армией. Вскоре после свержения в 1959 году кубинского правительства Батисты Фиделем Кастро газеты писали, что «Государь» входил в список революционного чтения Кастро.

Листая старые книги

Русские азбуки в картинках
Русские азбуки в картинках

Для просмотра и чтения книги нажмите на ее изображение, а затем на прямоугольник слева внизу. Также можно плавно перелистывать страницу, удерживая её левой кнопкой мышки.

Русские изящные издания
Русские изящные издания

Ваш прогноз

Ситуация на рынке антикварных книг?