RARUS'S GALLERY

Цель данной статьи, входящей в удивительно интересную книгу «Жизнь среди книг» известнейшего библиофила Алексея Ивановича Маркушевича (1908-1978), обладателя легендарной библиотеки т.н. «книг-приоритетов» по версии PMM:  И. Ньютона, Г. Галилея, Р. Декарта, Я. Бернулли, А. Левенгука, И. Кеплера, Т. Браге, Г. Агриколы, Н. Тартальи, рассказать нам о связи библиофилии и истории научной книги в Западной Европе. История вообще, а история науки и техники в частности, отличается более широкой, чем другие науки, аудиторией «страждущих познания». Эта аудитория включает в себя и широкий круг ученых, работающих в области фундаментальных и прикладных наук, и гуманитариев — историков и философов, и тех, кто готовится влиться в эти ряды, но пока еще только постигает «азы наук» на студенческой скамье, и многих тех, для кого история наук и технического прогресса стала интересной сама по себе. Запад давно «обсосал» и до мельчайших подробностей изучил эту сферу деятельности человечества. Чего только стоят знаменитый на весь мир биобиблиогафический справочник типа DSB в 14-ти томах или великолепные и дотошные PMM и Norman library of science & medicine.

Томас Манн писал:

«Прошлое — колодец глубины несказанной. Не вернее ли будет назвать его просто бездонным?..» («Иосиф и его братья»).

Всё новые, неожиданные сюжеты, темы и проблемы высвечиваются в этой глубине. Исследование истории науки и техники не только увлекательно, но и чрезвычайно поучительно. Иногда кажется, что погружение именно в эту историю способно изменить весь взгляд на ход развития цивилизации. Великий физик ХХ века Ричард Фейнман однажды весьма выразительно заметил на своих лекциях: «…к примеру, в истории человечества (если посмотреть на нее, скажем, через десять тысяч лет) самым значительным событием XIX столетия, несомненно, будет открытие Максвеллом законов электродинамики. На фоне этого важного научного открытия гражданская война в Америке в том же десятилетии будет выглядеть мелким провинциальным происшествием». Действительно, четыре уравнения Максвелла лежат в основании не только фундаментальной физики, но и электротехники, а без нее невозможны ни современный транспорт, ни энергетика, ни всеведущие СМИ, ни компьютеры и могущественный Интернет… А периодическая система элементов Д.И. Менделеева, а исследование мировых пространств космическими приборами К.Э. Циолковского, а радио — А.С. Попова, а последние электронные «игрушки» корпорации Apple, созданные под руководством Стива Джобса … Какие политические идеи и даже мировые войны оказали столь мощное влияние на жизнь буквально каждого жителя Земли?! Будем надеяться, что общими усилиями мы сумеем выработать новый взгляд на значение истории науки и техники. Во всем мире в области собирательства антикварной книги существует особое направление — собирательство первых публикаций и книг, приоритетных в истории человечества и конкретных цивилизаций. По этому поводу и издана специальная книга — библиографический справочник:

PMM. Printing and the Mind of Man (Человеческий разум и печать). Edited by John Carter&Percy H. Muir. Second edition revised & enlarged. Munchen, Karl Pressler, 1983. With a new introduction by Percy H. Muir, additional bibliographies by Peter Amelung, and a revised index. XXXIV, 280 pages.

Самая главная библиография книжных коллекционеров и антиквариев, потому что включает в себя описание первых изданий самых известных проявлений и изобретений человеческого разума на протяжении существования печати с середины 15-го века: от Библии Гутенберга до речи Уинстона Черчилля в 1940 году. Точнее говоря, достижения большей частью западной цивилизации и их первые публикации в печати. Другие цивилизации: Египет, шумеры, Китай, Индия, Япония, арабы, Россия, Центральная Америка представлены очень слабо и поверхностно. Претензии авторов на Человечество не выдерживают критики. Но другой библиографии по приоритетам в мире не существует. Всего описано 424 позиции. Первое издание PMM было в 1967 году. Вот некоторые из описанных изданий: Библия Гутенберга 1455, Сочинения Вергилия 1501, Божественная Комедия Данте 1481, Каноны медицины Авиценны 1473, Басни Эзопа 1485, Космография Птоломея 1477, Архитектура Ветрувия 1483-90, Сочинения Гомера 1488-89, Эпистола Колумба 1493, Сочинения Аристотеля в 5-ти томах 1495-98, Марко Поло 1496, История Геродота 1502 изд. Альдусом, Утопия Томаса Мора 1516 и т. д. Немногие русские попали в Разум Человечества, всего 9 имен:

Ленин В.И.

Лермонтов М.Ю.

Лобачевский Н.И.

Менделеев Д.И.

Мечников И.И.

Павлов И.П.

Попов А.С.

Пушкин А.С.

Толстой Л.Н. с историческим романом-эпопеей «Война и мир».

Книги из PMM стоят дорого! Естественно, российской PMM не существует, да и собирательство «книжных приоритетов» у нас пока на нуле. Но придет время, и с ростом количества денежной массы, начнет просыпаться и национальное самосознание русского книжного антикварного рынка. Собирательство «русских книг-приоритетов» обречено стать главенствующим и определяющим, как-то первые издания:

«Апостол» Ивана Федорова, «Узкошрифтное Евангелие», напечатанное в Анонимной типографии, «Азбука» Ивана Федорова, «Острожская Библия», напечатанная Иваном Федоровым, «Букварь языка славенска» Василия Бурцова, «Букварь славянороссийских писмен» Кариона Истомина, «Арифметика» Л.Ф. Магницкого, «Грамматика» М. Смотрицкого, «Уложение» царя Алексея Михайловича, «Топографическая анатомия» Н.И. Пирогова, «Невоспримчивость в инфекционных болезнях» И.И. Мечникова, «Рефлексы головного мозга» И.М. Сеченова, «Прибор для обнаружения и регистрирования электрических колебаний» А.С. Попова, «Лекции о работе главных пищеварительных желез» И.П. Павлова,  «Введение к полному изучению органической химии» А.М. Бутлерова, «Синопсис» Иннокентия Гизеля, «Наука побеждать» А.В. Суворова, «Основы химии» Д.И. Менделеева, «Первые основания металлургии или рудных дел» М.В. Ломоносова,  «Двукратные изыскания в Южном Ледовитом океане Ф.Ф. Беллинсгаузена», «О началах геометрии» Н.И. Лобачевского, «Исследование мировых пространств реактивными приборами» К.Э. Циолковского, «Ракетный полет в стратосферу» С.П. Королева, «Дорога в космос» Ю.А. Гагарина, «Моя жизнь в искусстве» К.С. Станиславского, «Государственность и анархия» М.А. Бакунина, «Философия общего дела» Н.Ф. Федорова, «Что делать?» В.И. Ленина, «Моя жизнь», 2 тт. и «Перманентная революция» Л.Д. Троцкого, «Тайная доктрина» Е.П. Блаватской, «Об электрическом освещении» П.Н. Яблочкова, «Пощёчина общественному вкусу. В защиту свободного искусства» коллектива авторов, «Проуны» и «Фигурины» Лазаря Лисицкого, «Конструктивизм» А.М. Гана, «Лучизм» М.Ф. Ларионова, «Маленькие миры» и «Звуки» В.В. Кандинского, Крученых А., Хлебников В. «Тэ ли лэ», Крученых А., Розанова О. «Вселенская война. Ъ. Цветная клей» и «Война», «Закономерность изменяемости цветовых сочетаний. Справочник по цвету» М.В. Матюшина, «Архитектурные фантазии» Я.Г. Чернихова и «Супрематизм» Казимира Малевича, национальные литературные бренды, такие как: «Ироическая песнь о походе на половцев» Баяна-Мусина-Пушкина, «Борис Годунов», «Руслан и Людмила» и «Евгений Онегин» А.С. Пушкина, «Отцы и дети» И.С. Тургенева, «Что делать?» Н.Г. Чернышевского, «Обломов» И.А. Гончарова, «Герой нашего времени» М.Ю. Лермонтова, «Мертвые души» и «Ревизор» Н.В. Гоголя, «Лолита» В.В. Набокова, «Война и мир» и «Анна Каренина» Л.Н. Толстого, «Горе от ума» А.С. Грибоедова, «Сказки Мельпомены» и «Пьесы» А.П. Чехова, «Братья Карамазовы», «Преступление и наказание» и «Бесы» М.Ф. Достоевского, «Стихи о Прекрасной Даме» А.А. Блока, «Москва кабацкая» С.А. Есенина, «Вечерний альбом» М.И. Цветаевой, «Вечер» А.А. Ахматовой, «Темные аллеи» И.А. Бунина, «Для голоса» В.В. Маяковского и Эль Лисицкого, «Доктор Живаго» Б.Л. Пастернака, «Мастер и Маргарита» М.А. Булгакова, «Камень» О.Э. Мандельштама, «Тихий Дон» М.А. Шолохова, «Василий Теркин» А.Т. Твардовского, «Архипелаг Гулаг» А.И. Солженицына, «Стихотворения и поэмы» И.А. Бродского.

А таких книг-приоритетов в России было издано немало. Возможно, они будут не очень интересны западным коллекционерам, но на нашем внутреннем рынке цены на них будут астрономическими. Научная книга - это и результат и предпосылка научного исследования. С этой точки зрения история научной книги есть часть истории науки. Но научная книга - это все же книга, самому облику которой, условиям появления на свет и условиям ее распространения присущи черты, свойственные каждой вообще печатной книге своего времени, и вместе с тем черты специфические, отличающие ее от книги богослужебной, художественной, от школьного учебника и т.п.

Поэтому история научной книги составляет также часть истории книги и относится к области книговедения. Ясно, однако, что оба  аспекта могут быть лишь условно и не до конца отделены один от другого. Для историка науки не безразлично знать, в каких условиях пишутся, распространяются, хранятся научные книги и какие технические средства используются для этого. Подобным же образом и книговед не может пройти мимо той обстановки, в которой возникает замысел научного произведения, цели, которую оно ставит перед собой, средств, используемых для достижения этой цели, и фактической роли, исполняемой книгой благодаря ее содержанию. Итак, история научной книги - это дисциплина, возникающая на стыке истории науки и истории книги. Рассматривая здесь сравнительно немногие факты, мы ограничиваем себя и во времени, и в отношении тематики книг. Как правило, мы редко выходим за пределы промежутка от середины XV до конца XVII в. (за это время научная книга приобретает черты, многие из которых она сохраняет до наших дней.) Кроме того, мы говорим преимущественно о произведениях естественно-математического, отчасти медицинского или технического содержания, не затрагивая литературы по гуманитарным наукам, рассмотрение которой составляет особую задачу. Заметим еще, что изучение научной книги прошлого по вопросам языкознания, истории, права, философии во многих отношениях трудно обособить от изучения книг религиозного и литературно-художественного содержания.

У Д.С. Мережковского читаем ("Не мир, но меч"):

Созерцание научное, на последних пределах своих, приходит к тому же, к чему эстетическое. В мировом процессе эволюции познается вечность материи, вечность движения и мимолетность всякой отдельной жизни, всякой личности. Личность — преходящее явление безличной непреходящей силы. Бессмертно — Все; но бессмертие Всего — смерть всех. Природа создает для того, чтоб уничтожить созданное, — как ненасытный Кронос пожирает детей своих.
Наукой, так же как и искусством, не разрешается, а углубляется противоречие любви и смерти, последнего да, которое я хочу сказать себе и людям в сознании любви, и последнего нет которое я должен сказать себе и людям в сознании смерти. Наукой, так же как и искусством, только утверждается безысходность и непобедимость мирового зла. В эволюционном процессе все личное приносится в жертву безличному, все живое — мертвому, все любящее, утверждающее — ненавидящему, отрицающему жизнь, — вот предел научного созерцания — предел отчаяния. Ежели сущность мирового бытия открывается мне лишь в бытии моей личности, а бытие личности — только временная форма вечного небытия; ежели я — не более, чем «явление», пузырь, сегодня вскочивший на поверхности неведомой стихии, чтобы завтра лопнуть, то уж лучше бы мне ничего не знать, чем, зная это, согласиться на такой бессмысленный позор и ужас.
Один из выходов деятельных: семья, род как религия.
Я умру, но дети, внуки, правнуки мои будут жить, и я в них. Здесь противоречие не разрешается, а только переносится из настоящего в будущее, из одного поколения в другое. Чем бессмысленная, позорная и ужасная жизнь потомков лучше бессмысленной, позорной и ужасной жизни предков? Ежели смерть уничтожает смысл моей жизни, то почему не уничтожит она смысла жизни детей моих, и внуков, и правнуков?
Впрочем, никакими умственными доводами нельзя возразить сколько-нибудь успешно на религию рода, которая есть плод не ума, а животной жизни. Родители видят или хотели бы видеть религиозный смысл своей жизни в детях. Но достаточно ребенку умереть, чтобы, без всяких умственных доводов, а всем существом своим, тою же самою силою животной жизни, которая заставляла их любить ребенка, они поняли, что этот смысл — бессмыслица. Если я люблю то, что есть, но что может не быть, должно не быть, то, в последнем счете, это значит, что я люблю то, чего нет, — люблю ничтожество, небытие. Религия рода — такая же скрытая религия небытия, как религия искусства и науки.

Глава I. Среди 40 000 (круглым числом) изданий, напечатанных до конца XV столетия, А. Клебс насчитывает около 3000, посвященных науке. Из них 850 относятся к медицине, около 400 к описанию растительного и животного мира, 300 — к арифметике, алхимии и агрикультуре, 200 — к астрономии и астрологии, 100 — к геометрии и физике. Между различными странами Европы научные инкунабулы распределяются так: Италия — 1445, Германия — 10 003, Франция — 387, Англия — 232. Лишь два из этих инкунабулов напечатаны до 1470 г. — "Естественная история" Плиния (Венеция: И. де Спира, 1469) и "География" Страбона (Рим: Свейнхейм и Паннарц, 1469). Хотя болонское издание "Географии" Птолемея и датировано 1462 г., на самом деле оно вышло в свет в 1477 г. (Д.Сартон относит это издание к еще более поздней дате — 1482 г.); первое по времени латинское издание Птолемеевой географии практически осуществил Лихтенштейн в Виченце в 1475 г. Произведения, пользовавшиеся наибольшим спросом, естественно, выходили по многу раз, иногда одновременно у разных издателей. К числу таких популярных произведений относится "Естественная история" Плиния. Начиная с 1469 г. она издавалась до конца XV в. не менее 18 раз; в XVI в. она имела около 50 латинских изданий, но относительно редко переводилась на новые языки. "Мировая сфера" Иоанна Сакробоско (Джон Холивуд, ок. 1232 г.), являвшаяся умелой компиляцией сочинений арабских математиков и астрономов, издавалась не менее 25 раз в XV в. и во много раз больше в позднейшее время вплоть до середины XVII в.

Одно из наиболее капитальных научных произведений классической древности — "Начала" Евклида — выходит из печати в 1482 г., в Венеции, у Эрхардта Ратдольта под названием: "Преславная книга начал Евклида". Это издание представляет собой латинский перевод с арабской рукописи, выполненный Джованни Кампано (XII в.)- К концу XIX в. насчитывалось около 2500 различных изданий "Начал" Евклида. Это означает, что в среднем выходило по 6—7 изданий книги в год на протяжении четырех столетий! Если первые по времени печатные научные издания — это исключительно воспроизведения или переводы старинных манускриптов, освященных авторитетом столетий, то к середине 70-х годов XV в. появляются также и издания современных научных работ, специально предназначавшихся для печати. К числу таких первых ласточек научной книги нового времени относится небольшое сочинение "О кометах" Конрада из Цюриха (Венеция: Аурль, 1474).

В нем содержатся астрономические предсказания на 1473 г., выведенные из наблюдения кометы 1472 г. Утверждение научной книги как книги печатной идет не только по пути осовременивания ее содержания, но также и ее оформления. Тогда как все иллюстрации первого печатного "Гербария", изданного в Риме де Лингамине в 1483 г., скопированы с рисунков пером из рукописи эпохи раннего средневековья, 150 изображений растений в "Латинском гербарии" 1484 г. (Майнц: Петер Шеффер) частично срисованы с натуры. Однако дело здесь не в одних иллюстрациях. "Латинский гербарий" был, по-видимому, первой полнообъемной печатной книгой, имеющей титульный лист, со всеми привычными для нас сведениями: название произведения, год публикации, место печати и издательская марка.

Глава II. Первые печатные публикации научных произведений античных авторов продолжаются в XVI в. и много позднее. Так, одно из наиболее глубоких произведений Архимеда "Послание к Эратосфену о методе'' было открыто Гейбергом в Константинополе в 1906 г. и опубликовано в 1907 г. Латинский перевод "Начал" Евклида был выполнен Кампано с арабской рукописи. Что касается латинского перевода с греческого текста, то он был сделан Памберти и издан в Венеции в 1505 г. Первое печатное издание греческого текста "Начал" появилось в Базеле в 1533 г. "Альмагест" Птолемея в латинском переводе с арабской рукописи издается в Венеции в 1515 г., а первое издание с греческой рукописи, находившейся в распоряжении знаменитого немецкого математика XV в. Региомонтана (Иоганн Мюллер из Кенигсберга, 1436—1476) и позднее утерянной, — в Базеле в 1538 г. С еще большим запозданием читатель получил печатное издание трудов Архимеда. Неполное латинское издание их осуществил в Венеции в 1543 г. Н.Тарталья (Николо Фонтана, 1500-1557), использовавший при этом старинный рукописный перевод Вильгельма из Мербеке, выполненный во второй половине XIII в. В следующем (1544) году в Базеле был издан греческий текст с новым латинским переводом Венаториса. В 1537 г. в Венеции у Биндони вышли в свет "Конические сечения" Аполлония в латинском переводе, причем издание содержало лишь первые четыре книги этого труда, излагавшие наиболее элементарные свойства конических сечений, известные еще до Аполлония. Все сочинение в оригинале состояло из 8 книг, но последняя не дошла до нас; книги 5—7 известны лишь по арабской рукописи.  Эти последние книги в латинском переводе увидели свет только в 1661 г. (Флоренция: Коккини). Упомянем еще первое латинское издание Диофанта (Базель, 1575). Издание его произведений на греческом языке осуществил Баше де Мезириак (1581—1638) в Париже в 1621 г. На полях одного из экземпляров этого последнего издания Пьер Ферма делал свои знаменитые заметки по теории чисел; с этого экземпляра было выполнено тулузское издание 1670 г., где замечания Ферма были воспроизведены. Конечно, то обстоятельство, что произведения Архимеда, Аполлония, Диофанта, составлявшие, так сказать, "высшую математику" античной науки (первые подходы к проблемам и методам математического анализа, аналитической геометрии и теории чисел), начали появляться в свет лишь на исходе первого столетия со времени введения книгопечатания, отнюдь не случайно. Рукописями этих произведений обладали отдельные ученые задолго до того. Но чтобы издатель рискнул предпринять большой и сложный труд их публикации, хотя бы тиражом в 300 экземпляров, типичным для научных изданий того времени, необходимо было, чтобы он мог рассчитывать на соответствующее количество заинтересованных читателей. Однако сколько-нибудь обширной группы компетентных математиков ни в XV в., ни в начале XVI в. еще не существовало, хотя с годами и росло, и притом все быстрее, число людей, способных подняться до понимания предельных достижений греческой науки. Произведения "отца медицины" Гиппократа появились сначала в латинском переводе Фабия Кальва (Рим: Франциск Кальв, 1525); греческий текст был опубликован годом позже (Венеция: Альды, 1526). Первое латинское издание трудов Галена — следующего по своему значению за Гиппократом великого врача древности — увидело свет в Венеции у Пинчи еще в 1490 г. (2 тома), а первое греческое — в 5 томах — было издано Альдами в 1525 г. Из других произведений античных авторов мы назовем здесь еще "Архитектуру" Витрувия — эту энциклопедию научно-технических знаний древности. Самое первое издание Витрувия (Рим: Герольт, около 1486) не имело рисунков; точнее, места, предназначенные для них в книге, остались незаполненными. Первое иллюстрированное издание "Архитектуры" относится к 1511 г. (Венеция; Тридино). Было бы в корне неправильно ограничивать научное наследство, полученное европейцами XV—XVI вв., только тем, что было завещано Грецией и Римом. Существенный вклад внесли и средние века, и прежде всего культура Арабского Востока. Европейские ученые еще до начала книгопечатания с жадностью изучали труды ученых Востока, и их интерес к этим трудам объяснялся, конечно, не только тем, что многие выдающиеся произведения античности они впервые воспринимали в арабских переводах, но главным образом значением оригинальных произведений представителей арабской науки. Вот имена крупнейших из них: Аль- Ховарезми (ум. ок. 830), Аль-Баттани (Альбатегниус) (ок. 858-929), Абу-ль-Вафа (940-997), Аль-Бируни (973-1048), Ибн-Сина (Авиценна, 980-1036), Омар Хайям (1038-1123). Последний был не только великим поэтом, но и замечательным астрономом и математиком, от сочинения которого "О доказательствах задач алгебры и алму-кабалы" алгебра получила свое название. Латинские переводы сочинений Аль-Ховарезми имелись ко времени не позднее первой половины XII в. (Аделар из Бата); вообще же к XII в. относятся еще переводы Герарда Кремонского и Роберта Честера. Самое имя знаменитого уроженца Хорезма было переделано европейцами в математический термин — алгоритм (древнейшая форма — алгоризм); под этим названием известны по крайней мере 12 инкунабулов математического содержания. И все же в печатном виде на европейских языках труды Аль-Ховарезми увидели свет только в XIX веке. Точно так же не печатались до XIX в. переводы произведений Аль-Бируни и Омара Хайяма. Еще плачевнее обстояло дело с печатанием математических произведений Абу-ль-Вафы: они были опубликованы впервые (и то не полностью) только в последние десятилетия. Итак, выдающиеся произведения крупнейших арабо-язычных математиков оставались в течение столетий в рукописях, а в печатных книгах доходили до читателя лишь в переработке европейских ученых (в особенности в сочинениях по алгебре и тригонометрии). У астрономических, и в особенности астрологических, сочинений судьба была более счастливой. Так, произведения Аль-Баттани, переведенные на латинский язык Плато из Тиволи (ок. 1120), под названиями "О звездной науке", "О числах звезд и движениях" были изданы в Нюрнберге в 1537 г. (в рукописном виде известен также латинский перевод Роберта Честера, ок. 1140). Сочинение астролога IX в. Абу-Масара (Альбумасар) опубликовано в Аугсбурге Ратдольтом в 1489 г. под названием "Введение в астрономию Альбумасара". Наибольшим успехом у европейских читателей пользовались сочинения астролога X в. Аль-Кабиши. Выполненный в первой половине XII в. Иоанном Севильским латинский перевод одного его трактата был впервые издан в Мантуе (у Сартона ошибочно названа Болонья) Вурстером в 1473 г. под названием "Введение в проникновенную науку астрономии араба Альхабиция". Затем тот же трактат последовательно выходит в Венеции у разных издателей в 1482, 1485 и 1521 гг. (последнее издание с несколько измененным названием). Другой трактат Аль-Кабиши — о соединениях планет, выдержав несколько венецианских изданий (в качестве добавления к первому трактату), выходит в 1557г. в Париже во французском переводе Оронса Финя. Большим распространением и огромным научным авторитетом пользовались сочинения Инб-Сины, очевидно, благодаря непосредственному значению его медицинских произведений для врачебного дела. Его энциклопедия медицинских знаний "Канон" была переведена на латинский язык Герардом Кремонским (1114-1187) и еще до 1500 г. выдержала несколько изданий (неполных), начиная с миланского издания 1473 г. В 1492 г. в Неаполе это сочинение было напечатано на еврейском языке по переводу, выполненному в 1279 г. Натаном Хамеати. Полные латинские издания "Канона" появляются начиная с 1544 г. (Венеция). В 1593 г. в Риме выходит первое печатное арабское его издание. Многократно издаются и другие труды Ибн-Сины.

Глава III. Рядом с произведениями ученых Древней Греции и Рима и более близких к нам по времени ученых Арабского Востока (мы выше отмечали, что из их трудов, в особенности из трудов математиков и астрономов, для издания не всегда отбирались высшие научные достижения) издавались и более или менее оригинальные произведения европейских ученых. Среди них имелись серьезные научные труды вроде изданных впервые в Венеции Ратдольтом в 1483 г. так называемых "Альфонсовых таблиц", которые затем выходили в Венеции в 1492, 1518, 1521, 1524 гг., в Париже в 1545, 1553 гг. и в Мадриде в 1641 г. Эти таблицы видимых движений Солнца, Луны и планет составлялись около 1272 г. в Толедо под руководством короля Кастилии Альфонса X Мудрого Иудой бен Мозесом и Исааком ибн-Сидом на испанском языке. Позднее была создана их латинская версия, в частности, в переработке Иоанна Саксонского (первая половина XIV в.). Она-то и послужила основой для первого печатного издания. "Эфемериды" Региомонтана, в которых были вычислены положения Солнца, Луны и планет на 32 года, с 1475 по 1506 г., вышли в Нюрнберге в типографии автора в 1474 г. Эта объемистая книга, содержавшая 448 листов, служила спутником многих мореплавателей, так как Региомонтан описал здесь разработанный им способ определения долгот на море. Если верить рассказу биографов Колумба о том, как он предсказал аборигенам Ямайки лунное затмение на 29 февраля 1504 г., пользуясь какой-то книгой, то этой книгой могли быть только "Эфемериды" Региомонтана. Региомонтану же принадлежит первая печатная таблица тангенсов, включенная в его труд "Таблица направлений", опубликованный в Нюрнберге не позднее 1485 г. В 1485г. в Венеции вышло новое издание этого труда (Ратдольт?); книга была еще раз напечатана Ратдолыом в 1490 г. в его родном Аугсбурге, куда он вернулся из Венеции в 1486 г. К числу наиболее замечательных по своему идейному содержанию научных изданий XV в. должна быть отнесена небольшая книжка — скорее брошюра (всего 22 страницы, форматом в малую четверку) "О широтах форм". Она была напечатана впервые в Падуе у Чердоно в 1482 г. и после этого выходила в свет, по крайней мере, еще 3 раза (в Падуе в 1486 г., в Венеции — в 1505 г. и в Вене — в 1515 г.). Ее автор — французский ученый XIV в. Никола Орем (ок. 1323—1382), которого Д. Сартон характеризует как одного из крупнейших математиков, механиков и экономистов средних веков. Коротко говоря, в этой книжке идея географических координат — широты и долготы — применяется для изучения зависимостей между величинами и их графического представления на плоскости. Таким образом, автор выступает здесь в качестве предшественника тех великих математиков XVII в., которые заложили основы аналитической геометрии и математического анализа. И действительно, и Галилей и Декарт были знакомы с этой книгой Орема. Ограничиваясь по необходимости лишь немногими примерами изданий трудов ученых Западной Европы ХШ—XV в., мы упомянем еще "Анатомию" итальянского врача Мондино де Люччи (ок. 1275—1326), впервые напечатанную около 1475 г. и затем выдержавшую до 40 изданий (некоторые'из них с иллюстрациями). Мондино почти не выходит за пределы представлений греческой и арабской медицины, но он убежденно настаивает на необходимости вскрытий для изучения внутренних органов человека. Поэтому его книга, являвшаяся небольшим по объему практическим руководством по анатомированию человеческого тела, прокладывала путь Везалию. Не все рукописи, заслуживавшие публикации по своему теоретическому или практическому значению, своевременно находили издателей. Так, важнейший труд немецкого математика и астронома Георга фон Пейрбаха (1423—1461) "Трактат о предложениях Птолемея о синусах и хордах", являвшийся первым европейским руководством по тригонометрии, вышел в свет только в 1541 г. К нему были приложены таблицы синусов, вычисленные учеником Пейрбаха - Региомонтаном, умершим за 65 лет до выхода этого издания. Другой пример дает замечательная работа французского математика Н. Шюке (ок. 1445 - ок. 1500) "Наука о числах в трех частях", посвященная алгебраическим вопросам и во многом опередившая свое время. Она была напечатана впервые лишь в XIX в. Среди читателей XV—XVI вв. большой известностью пользовались обширные компилятивные труды, имевшие характер обзоров или энциклопедий. Они продолжали средневековую традицию и создавались учеными-эрудитами, черпавшими свою ученость из книг и утверждавшими ее путем анализа и сопоставления книжных текстов. Такой тип ученого вполне гармонировал с практикой и устремлениями гуманистов, придававших огромное значение лингвистическим и текстологическим изысканиям. Некоторые из наиболее популярных энциклопедий представляли собой простые воспроизведения средневековых сочинений, например, "Сокровища" Брунето Латини (в авторе которого Данте видел своего учителя) . Это сочинение, написанное на французском языке в 1260 г. флорентийским изгнанником, сразу же было переведено на итальянский. Л.Олыпки сурово характеризует его как "смесь непереваренной учености и народных суеверий, путаную компиляцию из Библии, Аристотеля, отцов церкви, Птолемея, Плиния и средневековых естественнонаучных и медицинских сочинений". Правда, несколько ниже он объясняет большую популярность этой книги даже в "просвещенном XVI в." тем, что изложение отличалось наглядностью и доступностью, "достигавшимися путем вставки анекдотов и образных отступлений". Олыпки отмечает следующие итальянские издания: Тревизо, Фландрино, 1474; Венеция, 1528 и 1533. Упомянем еще следующие знаменитые своды знаний средневековой учености: "О строении мира" Ристоро д'Ареццо — сочинение, посвященное вопросам географии и космографии, написанное на аретинском диалекте итальянского языка в 1282 г. (Павел Венецианский присвоил его себе, и почти через шестьдесят лет после его смерти, в 1498 г., оно было напечатано под его именем в Венеции Локателли и позднее — в 1513г. —в Париже); "Великое зерцало" Винцента из Бове (XIII в.), поставившее задачу отразить в себе все вещи всех времен; оно состояло из четырех больших частей — "зерцал" природы, науки, морали и истории — и было издано Иоганном Ментелином в Страсбурге в 1473—1476 гг. в 7 гигантских томах — самый большой из инкунабулов — и переиздано в Нюрнберге (1483-1486), Венеции (1484, 1494, 1591 и позже); "Книга о природе" Конрада из Мегенберга, написанная в 1349—1351 гг. и являющаяся весьма вольным переводом сочинения Фомы из Кантимпре, приписываемого, однако, Конрадом Альберту Великому. До 1500 г. она выдержала 6 изданий (в Аугсбурге), причем каждое издание, начиная с первого (1475), содержало по 12 таблиц гравюр, изображающих животных. Из энциклопедических сочинений более позднего времени, написанных со специальным намерением — опубликовать их в печати, можно назвать "Философскую жемчужину" Григория Рейша (1475 — 1523), изданную впервые во Фрейбурге у Шотта в 1503 г. и затем много раз переиздававшуюся. Интересно отметить, что в этом сочинении особо подчеркнуты практические аспекты математических наук. Впрочем, Рейш очень скупо и кратко излагает лишь самые элементы науки, заимствованные им из сочинений Боэция, Сакробоско и др. Гораздо основательнее и вместе с тем самостоятельно трактует математические предметы (арифметику, алгебру, геометрию) Лука Пачоли (1445—1514) в своем сочинении "Совокупность арифметики, геометрии, отношений и пропорциональности" (Венеция: Паганино пи Паганини, 1494), изданном к тому же не на латинском, а на итальянском языке. Любопытны строки из посвящения книги урбинскому герцогу Гвидобальдо да Монгефельтро, в которых он мотивирует свой выбор языка книги: "И хотя для государя скорее подходил бы язык и стиль Цицерона, или еще более высокий, но, принимая во внимание интересы общей пользы его подданных, он все же решил написать свое сочинение на родном языке, чтобы как образованные, так и необразованные могли получить удовольствие заниматься этим в равной мере".

Глава IV. Перевод классиков и самостоятельные сочинения обзорного и обобщающего характера составляли необходимые предпосылки для усвоения и распространения научного наследства. Но собственный вклад европейских ученых в развитие науки получает определенное и достаточно яркое выражение только в XVI в. Перечислим в хронологическом порядке лишь некоторые из таких произведений, служивших маяками на трудном пути рождения науки нового времени: книга А. Дюрера по геометрии и перспективе (Нюрнберг, 1525), Н.Тартальи по основам механики (баллистики) (Венеция, 1537); Везалия по анатомии человеческого тела (Базель, 1543); Н. Коперника о планетной системе (Нюрнберг, 1543); И. Кардано по алгебре (Нюрнберг, 1545), где впервые было опубликовано решение кубического уравнения, принадлежащее Шипионе дель Ферро и Тарталье, и уравнения четвертой степени, принадлежавшее Феррари; Г. Агриколы по горнорудному делу (Базель, 1546); пятитомная энциклопедия зоологических знаний К. Геснера (Цюрих, 1555—1558, 1587); собрание физических и химических опытов де ла Порта (Неаполь, 1558), которое хотя и не содержало серьезных открытий, но благодаря занимательности своего содержания способствовало привлечению внимания ученых к химическим и физическим явлениям, в особенности к явлениям оптическим и магнитным; маленькая книжка С.Стевина о десятичных дробях (Лейден, 1585, на фламандском языке, и там же и тогда же - во французском переводе самого автора). Этот ряд книг XVI в., весьма не равных между собой по их роли в истории науки, как бы замыкает сочинение Вильяма Гильберта о магнетизме. (Лондон, 1600). Все эти произведения свидетельствуют о формировании науки, основанной на наблюдении, опыте, систематическом исследовании и критическом анализе причинной зависимости. Этот путь развития науки неизбежно должен был привести к переоценке классических авторитетов и к прямому протесту, если не всегда против них самих, то, во всяком случае, против ореола непогрешимости, которым их окружили деятели Возрождения. Еще в 1492 г. ученый медик Никколо Леоничено (1428—1524) — автор одной из первых работ о "французской болезни" (сифилисе) — издает в Ферраре брошюру, изобличающую медицинские ошибки Плиния ("Об ошибках в медицине Плиния и других").

Классическим примером единоборства с одним из величайших авторитетов античной медицины — Галеном может служить сочинение Везалия "О строении человеческого тела", опубликованное базельским издателем Иоанном Опорином в 1543 г. В предисловии к нему автор пишет: "Все медики настолько доверяли Галену, что среди них не было, наверное, ни одного, кто мог бы допустить, что в сочинениях Галена может быть или уже обнаружен хоть малейший промах в области анатомии, в то время как сам Гален довольно часто вносит поправки и неоднократно указывает на небрежность, допущенную им в его книгах, и даже в одних томах сообщает противоречащее тому, что находится в других. Но главное то, что теперь, с возрождением искусства вскрытия, нам стало известно при внимательном чтении книг Галена, что... сам он никогда не вскрывал тела недавно умершего человека. Вводимый в заблуждение своими опытами над обезьянами... Гален часто вследствие этого несправедливо возражал древним медикам, которые практиковались в искусстве вскрытия человека..." Дерзание Везалия, подкрепленное тщательнейшими и глубокими самостоятельными исследованиями, проведенными на человеческих трупах, не могло не вызвать резкого противодействия со стороны охранителей авторитетов в науке. Такого рода противодействием был памфлет бывшего учителя Везалия по Парижскому университету, знаменитого в то время анатома Сильвия (Жака Дюбуа): "Опровержение клевет некоего безумца на анатомию Гиппократа и Галена" (Венеция, 1555). В наименовании этой злобной книги допущен издевательский каламбур: Vesalius переделано в Vesanus (безумный). Новый взгляд на вещи, показывающий, что формально понятые основы гуманизма слишком узки и стеснительны для ученых, овладевающих тайнами природы, хорошо выражен устами знаменитого французского хирурга Амбруаза Паре (1510—1599): "Остается больше вещей, которые нужно найти, чем тех, которые найдены. Нам не следует покоиться на трудах древних, как если бы они уже все сказали... Они должны служить нам сторожевыми вышками, чтобы видеть дальше". Как бы ни были значительны отдельные труды европейских ученых в различных областях знаний — математики, механики, астрономии, экспериментальной физики и химии, ботаники, зоологии, анатомии человека — среди них, как горная вершина, высится труд скромного каноника из г.Торуни — Николая Коперника "О вращении небесных сфер". Напомним, что Коперник пришел к идее гелиоцентрической системы еще в 1505—1506 гг. В кратком и схематическом виде он изложил основы своего учения в рукописи, которая предназначалась только для его друзей: "О гипотезах небесного движения". Публиковать развернутое изложение своей теории он не собирался, опасаясь преследований, хотя и не переставал над ним работать. Решительный толчок к публикации был дан молодым профессором Виттенбергского университета Георгом Иоахимом Ретикусом (1514—1576), который, ознакомившись с гелиоцентрической системой из уст самого Коперника, напечатал в 1540 г. в Данциге краткое резюме всей теории в форме письма к своему учителю Иоганну Шенеру (1477—1547). Эта публикация имела большой успех и уже в 1541 г. была переиздана в Базеле. Теперь, когда "секрет" окончательно перестал существовать, Копернику ничего не оставалось, как только дать согласие на печатание своего многолетнего труда. Он вышел из печати в 1543 г. в Базеле у Иоганна Петреуса. Печатание велось под наблюдением Ретикуса. Коперник скончался в год выхода из печати своего великого произведения. Нет сомнения в том, что если бы из всей истории науки мы захотели назвать только десяток произведений, наиболее убедительно свидетельствующих о мощи человеческого разума, то в их числе, конечно, была бы названа и книга Коперника. В ней автор уже не колеблется более "вопреки общепринятому мнению математиков и даже, пожалуй, вопреки здравому смыслу" провозгласить движение Земли. Он изучил все, что предлагали древние относительно движения светил, и пришел к выводу, что, "хотя Клавдий Птолемей Александрийский, стоящий впереди других по своему удивительному хитроумию и тщательности, после более чем сорокалетних наблюдений завершил созидание всей этой науки почти до такой степени, что, как кажется, ничего не оставалось, чего он не достиг бы, мы все-таки видим, что многое не согласуется с тем, что должно было бы вытекать из его положений; кроме того, открыты некоторые иные движения, ему неизвестные". Но отношение между Коперником и Птолемеем нельзя попросту уподобить отношению между Везалием и Галеном. В случае Коперника дело не ограничивалось указанием источника ошибок авторитета и исправлением этих ошибок. Потребовалось взорвать всю систему Птолемея, остановить Солнце и заставить Землю в одном кортеже с другими планетами кружиться вокруг огненного центрального светила. Все значение этого фундаментального открытия было понято лишь несколько десятилетий спустя. Любопытно отметить, что в знаменитый папский "Указатель запрещенных книг" книга Коперника не попала ни в первом своем издании, ни во втором (Базель, 1566). Лишь вскоре после выхода третьего издания (Амстердам, 1617) творение Коперника попадает в этот список (декрет от 15 мая 1620 г.).

Глава V. "Ныне в ходу изящное и исправное тиснение, изобретенное в мое время по внушению бога, тогда как пушки были выдуманы по наущению дьявола. Всюду мы видим ученых людей, образованнейших наставников, обширнейшие книгохранилища, так что, на мой взгляд, даже во времена Платона, Цицерона и Пагшниана было труднее учиться, нежели теперь, и скоро для тех, кто не поднаторел в Минервиной школе мудрости, все дороги будут закрыты. Ныне разбойники, палачи, проходимцы и конюхи более образованны, нежели в мое время доктора наук и проповедники. Да что говорить! Женщиныи девушки — и те стремятся к знанию, этому источнику славы, этой манне небесной". Эти слова Рабле вложил в уста добродушного великана Гаргантюа, чтобы живописать успехи европейского просвещения, достигнутые менее  чем за один век, протекший со времени изобретения книгопечатания. При этом Гаргантюа настаивал, чтобы его сын Пантагрюэль превосходно владел языками, во-первых, греческим (не зная которого человек не имеет права считать себя ученым), во-вторых, латинским и затем — еврейским, халдейским и арабским. Конечно, приведенная перед этим характеристика круга образованных людей середины XVI в. весьма гиперболична, как и сами герои Рабле. Но все же этот круг, действительно, включал в себя не одних только докторов и магистров, но и многочисленных мастеров своего дела: врачей, инженеров, художников, наконец, просто образованных людей, и для многих из них путь к знаниям, лежащий через многолетнее изучение греческого и латинского языков, был непригоден. Удовлетворить их потребность в знаниях могли книги, написанные на родном языке, такие, как "Наставление об измерении с помощью циркуля и линейки" Альбрехта Дюрера (нем.), "Различные проблемы и изобретения" или "Новая наука" Тартальи (итал.), "Метод лечения ран и прободений человеческой головы" Паре (фр.), "О десятой" (флам. и фр.) Стевина и др. Автор, адресуя свою книгу широкой аудитории соотечественников, мог рассчитывать, что она лучше поймет и оценит его новые идеи, чем присяжные ученые, для которых книжные знания нередко выполняли роль своего рода шор на глазах. Замечательное подтверждение этому, относящееся, правда, к более позднему времени, можно найти в словах Декарта, приведенных в предисловии к его "Рассуждению о методе", к первому изданию которого (Лейден: Майр, 1637) были приложены не только диоптрика и метеорология (как и к позднейшим), но и его геометрия (аналитическая): "Если я пишу по-французски, на языке моей родины, предпочитая его латыни, языку моих наставников, то это по той причине, что я надеюсь, что те, кто пользуется только своим естественным совершенно ясным умом, будут судить о моих идеях лучше, чем те, кто верит только книгам древних..." Однако, идя навстречу соотечественникам, авторы указанных сочинений воздвигали трудно преодолимые препятствия для читателей других национальностей. Вот почему развивающаяся научная литература на новых языках еще долгое время сосуществует с латинскими изданиями. Достаточно вспомнить, что "глава математиков" К.Ф.Гаусс, научная деятельность которого относится к первой половине XIX в., все свои замечательные открытия публиковал на латинском языке. Во всяком случае, до XVIII в., когда французский язык завоевал положение международного языка образованных людей, именно латинский (и отчасти греческий) обеспечивал самую возможность процветания таких мировых издательских фирм, как Альды в Венеции, Этьенны в Париже, Фробены в Базеле, Плантен в Антверпене и Эльзевиры в Амстердаме.

Глава VI. Творческая активность европейских ученых, наблюдение новых, неизвестных древним фактов и явлений, формирование новых понятий и идей — все это требовало соответствующих наименований — терминов и специальных выражений и оборотов речи. Материал для этого доставляли прежде всего латинский и греческий языки. Нередко придавался новый смысл словам, служившим ранее другой цели, возникали новообразования. Научный язык латинских сочинений обогащался и арабскими терминами. Так, например, в астрономию вошли такие термины, как зенит, надир, азимут, альмукантарат (малый круг небесной сферы, все точки которого имеют одинаковые зенитные расстояния), а в математику - алгебра, цифра и т.п. Переводам с арабского на латинский обязаны своим происхождением такие термины, как алгоритм и синус. Конечно, синус является латинским словом (sinus — пазуха) , но понять, почему именно это слово стало обозначать полухорду, можно только проследив обстоятельства перевода с арабского на латинский. Все дело в том, что арабское jaib— "пазуха" на письме неотличимо от jiba, фонетически произведенного от первоначального индийского термина jiva (или jya), означавшего тетиву, или хорду. Задача адекватного выражения научных понятий и фактов на родном языке автора служила важным фактором обогащения и развития самого языка. Мы не собираемся входить здесь в подробности, так как это особая тема. Заметим только, что, помимо ассимиляции международной научной терминологии (латинской, греческой, отчасти арабской), естественно использовался запас слов родного языка, причем иногда привычному слову придавался особый смысл (обобщенный или, напротив, специальный) без изменения самого слова (например, слово "сила" в русском языке); в других же случаях новый смысл достигался путем создания новообразований, составленных из ранее имевшихся в языке элементов (ср. непроницаемость, делимость, направление, сопротивление и т.п.). Отметим, наконец, случаи выхода выражений того или другого нового языка на международную арену. Наиболее часто это встречается в связи с техническими открытиями и изобретениями, наименованиями технических деталей и инструментов, однако имеет место и в области теории. Приведем любопытный пример, относящийся к истории математики. В XVI в. среди итальянских математиков был весьма распространен для наименования алгебры термин regola de la cosa от cosa — "вещь", что соответствует встречающемуся у поздних латинских авторов термину для обозначения неизвестной величины ces (вещь). Итальянский термин был тогда же воспринят и немецкими авторами (название сочинения Рудольфа "Die Coss" 1525 г.) и английскими (cossike art). Несколько гипертрофируя фактическое положение дела, можно сказать, что приспособление новых языков к нуждам развивающейся науки, с одной стороны, несомненно облегчало приобщение к ней все большего числа людей, тяготевших к научным знаниям, а с другой стороны, постепенно приводило к созданию своего рода "языков в языке", языков отдельных отраслей науки и техники, малопонятных для непосвященных. В наше время этот процесс зашел очень далеко. Иллюстрируем сказанное несколькими примерами из трех научных книг физико-математического содержания, изданных в последние годы на русском языке. Мы обнаружим прежде всего, что не так легко найти фразу, в которой отсутствовали бы математические символы. Но вот такие фразы найдены. Читаем: "Топологическое векторное пространство называют полным, если наделенное своей равномерной структурой, оно является полным равномерным пространством". "Можно показать, что всякое общерекурсивное непустое множество натуральных чисел рекурсивно перечислимо и что классически множество натуральных чисел является рекурсивным тогда и только тогда, когда оно само и его дополнение рекурсивно перечислимы". "Рюэль показал, что из аксиом О, I, II и III следует существование состояний рассеяния, т.е. ИН и АУТ — состояний одной, двух или более частиц, если только все одночастичные состояния могут быть порождены полиномами по размазанным полям". Для понимания смысла этих предложений одно лишь владение русским языком почти ничего не дает. Между тем с точки зрения соответствующей области науки все они построены правильно и точно, и каждое несет свою существенную и вполне законченную информацию. Естественно, что по мере развития терминологии и специальных способов выражения возникала необходимость и в специальных терминологических справочных изданиях, словарях и энциклопедиях. В отношении математических наук такие издания появляются начиная со второй половины XVII в.

Глава VII. Можно ли говорить об определенной совокупности признаков внешнего характера, отличающих книги от других печатных произведений? Научная книга нового времени, как правило, оформлена строго и скупо, без всяких украшений. Иллюстрации в ней - это чертежи, схемы, диаграммы, графики, планы или карты, зарисовки с натуры (позднее фотографии). Но старая научная книга не чуждалась ни пышных фронтисписов, ни затейливых инициалов, ни аллегорических, подчас довольно легкомысленных, виньеток. Своего рода эталон изданий этого типа вырабатывался начиная со второй половины XVI в. фирмой Плантена и его преемников. В качестве характерного примера приведем "Оптику" Ф.Эгийона (Антверпен: Плантен, 1613), фронтиспис которой изготовлялся в мастерской Рубенса. Это издание содержит много чертежей в тексте, выполненных в технике гравюры на дереве, но сверх того каждая из его 6 частей предваряется гравированной на меди виньеткой, где содержание соответствующей части раскрывается в аллегорической сцене, участниками которой являются мудрец и многочисленные риШ33, помогающие ему производить опыты. Другой пример книги, имеющей характер научно-популярного и практического руководства, дает небольшое сочинение С. Ле Клерка-старшего "Практика геометрии на бумаге и на земле" (Париж: Жомбер, 1682), которое автор — известный французский художник и педагог — иллюстрировал многочисленными гравюрами на меди, где геометрические чертежи сопровождаются миниатюрными пейзажами, разнообразными сценками, орнаментальными украшениями и пр. К содержанию книги они не имеют никакого отношения. Короче говоря, наличие украшений отнюдь не мешало книге быть научной, равно как и полное отсутствие их вовсе не означало, что перед нами не беллетристическое произведение. Но, может быть, научные книги внешне отличались от других тем, что они, как правило, писались на латинском или греческом языках? Такое предположение было бы неверным. Мы отмечали уже, что начиная с XVI в. многие замечательные научные произведения издавались на живых языках. С другой стороны, на латинском и греческом печатались "Метаморфозы" Овидия, "Комедии" Плавта и "Пастушеская повесть о Дафнисе и Хлое" Лонга — произведения, предназначавшиеся для "легкого" чтения. Впрочем, ученые издания классиков римской и греческой литературы вьщелялись уже при первом взгляде на книгу благодаря наличию обширнейших комментариев, которые печатались особым шрифтом и верстались "в оборку" по отношению к основному тексту, выглядевшему иногда крохотным островком в море комментария. Среди научных изданий нашей эпохи наиболее определенные внешние признаки имеют сочинения по математике или по химии из-за того, что значительная часть их текста написана особым символическим языком, элементами которого являются математические или химические символы, требующие особого "формульного" набора. Но математическая символика в книгах XVI в. и первой половины XVII в. находилась еще в зачаточном состоянии, а химическая стала складываться только с начала XIX в. Чтобы получить точную и выпуклую характеристику математического языка XVI и начала XVII в., правда, относимую не к печатной книге, а к "книге природы", достаточно привести известное место из "Пробирных весов" Галилея (Рим: Маскарди, 1623) : "Написана же она языком математическим, и знаки ее суть треугольники, круги и другие математические фигуры". Таким геометрическим языком написано и одно их величайших созданий человеческой мысли — "Математические принципы натуральной философии" Ньютона (первое издание - Лондон: Стритер, 1687). Конечно, математические методы, применяемые в этой книге, — методы математического анализа, разработанные самим Ньютоном, — были новыми, но там, где позднейший автор писал бы строчки формул, относящихся к интегрированию дифференциальных уравнений, там Ньютон прибегал к геометрическим фигурам, давая вопросу чисто геометрическую формулировку и затем приводя решение, выдержанное в строго геометрическом духе. Однако такая форма изложения уже начала изживать себя, ибо идеи, методы и новые обозначения математического анализа обретали жизнь и помимо Ньютона, трудами его соперника Лейбница и его соратников — братьев Бернулли, Иоганна и Якоба. Проходит немногим более века после смерти Галилея, и физиономия математической книги резко меняется, что бросается в глаза даже профану. Уязвленный отъездом Эйлера из Берлина в Петербург, Фридрих II - человек далекий от математики — пишет Д' Аламберу: "Корабль, нагруженный его х, г, его 1с, 1с, потерпел крушение — все пропало, а это жалко, потому что там было чем наполнить шесть фолиантов статей, испещренных от начала до конца цифрами. По всей вероятности, Европа лишится приятной забавы, которая была бы ей доставлена чтением их..." Итак, если во времена Галилея листы научной математической книги узнаются по геометрическим фигурам, то в XVIII в. наиболее ярким признаком являются формулы, которые постепенно начинают выносить (выключать) в отдельные строки. Поучительно воспроизвести здесь еще известный пассаж из предисловия Лагранжа к его двухтомной "Аналитической механике ', книге, далекой предшественницей которой были "Беседы и математические доказательства" Галилея: "В этом сочинении не найдут ни одной фигуры. Методы, которые я в нем излагаю, не требуют ни построений, ни геометрических либо механических рассуждений; они нуждаются только в алгебраических операциях, подчиненных единообразному и правильному порядку". Конечно, в этом изменении внешнего вида математических книг прежде всего проявились успехи алгебраических и аналитических методов в тесной связи с распространением и развитием соответствующей математической символики. Известно, что первое употребление знаков + и — в печатной книге относится к 1489 г. (Видман. Проворный и красивый счет. Лейпциг, 1489), знака равенства = - к 1556 г. ("Оселок для ума" Рекорда, правда, здесь этот знак выглядит весьма удлиненным) , а знаки неравенства: >, < — к 1631 г. (Гарриот. Применение аналитического искусства... Лондон). Обозначение буквами неизвестного и его степеней встречается уже в произведениях Диофанта. В новое время Ф. Виет в своем "Введении в аналитическое искусство" (Тур: Меттайе, 1591) и ряде последующих сочинений систематически обозначает величины большими буквами латинского алфавита: гласными — неизвестные, согласными — известные. Вот как, однако, непохоже на нынешние формулы выглядит у него запись кубического уравнения:

х³ - ЗЬх² + (ЗЬ² + d)х = с + db + Ь³

E cubus - B in E quadr ter. +B quadrato ter. + D plano} in E} aequabitur {Z solido + D plano in B + B cubo

И лишь в "Геометрии" Декарта (Лейден. Майр, 1637) алгебраические формулы принимают почти современный вид, за некоторыми исключениями, к которым относится знак равенства в виде = (этот знак можно встретить и в значительно более поздних книгах, например в "Математическом словаре" Озанама (Париж: Мишалле, 1691)) и запись квадрата а в виде аа вместо а² (такого рода запись употребляется в книгах до конца XVIII в.). Вот, например, как записывает Декарт уравнение:

у² = су— cx/b у + ау - ас:

уу = су— cx/b у + ау - ас:

Скажем еще несколько слов о современной символике математических книг, в пропаганде которой решающую роль играет грандиозный трактат "Элементы математики" группы математиков, избравших себе коллективный псевдоним "Никола Бурбаки" (издание, начавшее выходить с 1939 г. в парижском издательстве Эрман и насчитывающее около 30 книг, до сих пор не закончено). Помимо символов теории множеств, вроде € (знак принадлежности элемента к множеству), С (знак включения одного множества в другое), и (знак объединения множеств) и т.п., символов логических, таких, как знак => (следует, вытекает) или квантора существования 3 и квантора общности V (здесь используются перевернутые прописные Е и А), и многих других символов, авторы пользуются также символом, если можно так сказать, психологическим, заимствованным из числа автодорожных знаков: 2("осторожно, извилистая дорога"). Последний выносится на поля книги "с целью уберечь читателя от серьезной ошибки, в которую он рисковал впасть". Характеризуя историческое развитие химии, известный французский историк науки Морис Дома пишет: "В конце XVI в. вся наука была традиционалистской, но веком позже с такой верностью древним было покончено для большинства дисциплин. Химия останется последней традиционалистской наукой; изучение новых авторов не заменит изучения древних, но расположится поверх его". Сказанное относится прежде всего к принципиальным основам химии того времени, сводящимся к существованию четырех элементов: земли, воды, воздуха и огня и четырех основных качеств: тепла, холода, сухости и влажности, которые попарно объединялись с первыми в различных допустимых сочетаниях. Но сказанное справедливо также и по отношению к аллегорическому языку, в котором использовались наименования планет и животных (например, саламандры, дракона, лебедя и т.д.), и к обозначениям для химических веществ (химической символики). Эта символика, в которой железо обозначалось знаком Марса, серебро — Луны, ртуть — Меркурия, медь — Венеры и т.д., сохранялась еще в изданиях XVIII в. В виде примера можно привести здесь "Курс химии" Н. Лемери, бывшего убежденным противником алхимии. Первое издание этой широко распространенной когда-то книги относится еще к 1675 г., но сам автор подготовил одиннадцать ее изданий, выходивших вплоть до 1730 г. (последнее посмертно); в 1756 г. в Париже вышло переработанное Т. Бароном издание, сохраняющее, однако, традиционные обозначения. Современная химическая символика могла появиться лишь на основе атомистических представлений. Первый проект подобной символики предложил Дальтон в своей "Новой системе химической философии" (Манчестер, 1808-1810)39. Но символы Дальтона были слишком громоздки и неудобны для обозначения состава сложных соединений. Их заменила символика элементов, их соединений и записи химических реакций (химические формулы), предложенная Берцелиусом еще в 1814 г. и подробно изложенная в расширенном издании первой части его книги "Учебник химии" (Стокгольм, 1818). Эта система в основных чертах сохраняется и в наше время. Однако употребление этих формул было освоено лишь через три десятилетия, а согласие по поводу единой системы атомных весов было достигнуто полвека спустя. Самый же принцип существования химических атомов дебатировался по философским и научным соображениям еще долгое время.

Глава VIII. Выразительные   средства,  которыми  располагает  автор научной книги, не сводятся к одним только языковым, хотя бы и обогащенным научной фразеологией, терминологией и символикой. Большую роль в передаче научной информации в книге играют также различные изобразительные средства, к которым относятся воспроизведения внешнего вида предметов (рисунки), чертежи, планы, карты, разного рода схемы, диаграммы и графики. Рядом с ними можно поставить всевозможные числовые таблицы, отображающие чисто количественную сторону явлений. Заметим, что их содержание, вообще говоря, также можно представить в наглядном графическом виде. Упомянутые выше изобразительные средства часто имеют условный характер, без которого они не могут быть ни использованы, ни поняты (географическая карта, выполненная в той или иной картографической проекции; эпюр или аксонометрическое изображение пространственной фигуры: диаграмма, график и т.п.). В этом отношении они обнаруживают близкое родство с научными символами. Чтобы убедиться в том, что здесь нельзя вообще провести резкую границу, достаточно напомнить, что химические символы Дальтона — это, по сути дела, диаграммы, изображающие атомы различных элементов кружками, в которые вписаны условные детали, позволяющие отличить один элемент от другого. Другой пример дают известные структурные формулы ароматических соединений, предложенные Кекуле в 1865 г. Каждая такая формула представляет графическую схему взаимной связи атомов в рассматриваемом веществе. Иллюстрации в первопечатных книгах по рукописной традиции редко имели характер воспроизведения подлинного облика реального объекта с его индивидуальными особенностями. Иллюстратор старинной книги давал некие обобщенные, типические изображения там, где в тексте речь шла о вполне определенных городах, королях, полководцах, деревьях и цветах. Не сказывалась ли здесь традиция иллюстрирования Библии и житий святых, переносимая на светские предметы? К этому давал повод и самый текст, автор которого нередко опускал в описании внешние черты предмета, потому ли, что не придавал им значения как несущественным, или потому, что не видел предмета, о котором писал. Как бы то ни было, нередко одно и то же клише повторялось по многу раз в разных местах книги, где оно должно было изображать различные объекты. Ясное дело, что такого рода иллюстрации не были пригодны для целей научной информации. Однако уже довольно рано в книгах появляются и изображения документального характера. Классическим примером подобной книги является изданное в Майнце в 1486 г. "Путешествие во святую Землю" Брейденбаха; книгу эту Альбер Флокон называет "первым печатным репортажем" . Его издателем обозначен художник Ройвих. Книга украшена превосходными гравюрами на дереве, воспроизводящими зарисовки с натуры, которые делал Ройвих, сопровождавший Брейденбаха в его путешествиях. Точности ради нужно отметить, что и здесь не обошлось без порождений фантазии: среди изображений животных, таких, как верблюд, жираф, крокодил, встречается легендарный единорог, а погонщице верблюда приданы обезьянья голова и длинный хвост. Конкретное видение человека и природы, проявившееся в шедеврах Леонардо да Винчи и Микеландже-ло в Италии и Дюрера в Германии, послужило великолепной школой и для многочисленных художников и иллюстраторов научной книги. Они начинают новыми глазами глядеть на окружающий мир. Перед ними открывается богатейшая флора и фауна Западной Европы, они привозят сотни и тысячи зарисовок из путешествий по Азии, Африке и Новому Свету. Если к этому прибавить еще многочисленные коллекции минералов, растений и животных, которые скапливаются в разных городах Европы уже к середине XVI столетия, то становятся ясными источники многочисленных документальных рисунков к обширным сочинениям по ботанике и зоологии, появляющимся в печати начиная с середины XVI в. Но прежде чем сказать о них несколько слов, мы должны вернуться к сочинению Везалия "О строении человеческого тела", о котором уже шла речь. Этой книге предшествовало издание шести больших анатомических таблиц, резанных на дереве. Они вышли в Венеции у Витали в 1538 г. и явились результатом сотрудничества самого ученого, иллюстрировавшего свои лекции зарисовками и чертежами, и художника Яна Стефана ван Калькара. Эти таблицы произвели на современников большое впечатление. Один из них — ученый медик И.Постий — посвятил им стихи, в которых говорится:

...Проникая в явления рукой и глазами, Везалий

В долгие годы сумел труд совершенный издать.

И объясняет он это не строчками букв, а живыми

Изображеньями, нам жизнь демонстрируя в них.

Еще полнее и богаче иллюстрировано "Описание человеческого тела", вышедшее четырьмя годами позже. Украшающий книгу портрет Везалия, по-видимому, принадлежит тому же Стефану Калькару. "Его скелеты представляют собой не набор костей, а выражают пластичными и драматичными позами состояния, характерные для живых людей. Зарисовку движений мышц он осуществляет также с подчеркнутой динамикой". Иллюстрации в книге отличаются точностью и красотой форм. Но в настоящее время авторство Калькара оспорено; утверждается, что рисунки выполнены различными анонимными художниками и резчиками по дереву. О том, какое значение сам Везалий придавал иллюстрациям своего труда и как основательно он вникал во все тонкости типографского искусства, связанного с их воспроизведением и с печатанием различными шрифтами примечаний и объяснений к ним, можно судить по его интереснейшему письму к издателю Иоанну Опорину. Это письмо предварило получение издателем рукописи всего труда, гравированных деревянных досок и оттисков с них.

Многочисленные иллюстрации к книгам по ботанике и зоологии, принадлежащим различным авторам XVI и начала XVII в., также являлись предметом особой заботы авторов и издателей. Мы назовем здесь прежде всего изданные в Страсбурге у И. Шотта в 1530—1536 гг. "Изображения живых трав" Отто Брунфельса, иллюстрированные 283 превосходными изображениями растений работы Ганса Вейдица — замечательного немецкого рисовальщика первой половины XVI в. В Базеле у Изингрина в 1542 г. вышло в свет сочинение Леонарда Фукса "Об истории растений", описывающее более 500 растений, в сопровождении гравированных на дереве изображений, довольно точно передающих оригиналы. Рисунки эти принадлежат Генриху Фюльмауреру и Альберту Мейеру; резал их на дереве гравер Фейт Рудольф Шпекле. Издатель и автор отдали должное труду художников, поместив их портреты в конце книги. Из иллюстрированных ботанических изданий XVI в. упомянем еще "Всеобщую историю растений" Жана Боэна (1541—1613) — ученика Л. Фукса. Это сочинение было опубликовано через несколько десятилетий после смерти автора, в 1650—1661 гг., в старинном городе Амбрене, расположенном во французских Альпах; книгопечатание в нем велось с 1490 г. Издание является обширной компиляцией в трех томах, разделенных на 40 книг, в которых собрано все написанное о растениях с древнейших времен. Здесь описаны 5226 растений; описания сопровождаются рисунками (всего их 3426), частично заимствованными у Фукса. Из сочинений по зоологии наибольшей известностью пользовался упоминавшийся выше пятитомный труд К. Геснера, к иллюстрированию которого были привлечены его земляки по Цюриху - художники Ганс Аспер, Ганс Тома и для изображения птиц — Лука Шрен. Труд этот многократно переиздавался, причем переиздания обогащались новыми иллюстрациями. Настоящую зоологическую энциклопедию того времени представляло 10-томное сочинение Улиса Альдрованди, публиковавшееся в Болонье в 1599—1616гг. Оно заключало до 7000 страниц текста и множество иллюстраций, изготовлением которых занимались Корне-лиус Сивинт из Франкфурта, Лоренцо Бернини из Рима и — в качестве граверов — два нюрнбержца: Крисофоро Кориолано (Кристоф Ледерер) с племянником - мастера весьма высокого класса. Кроме того, среди иллюстраций этого сочинения (а также многих других) было немало анонимных клише, переходивших из одной книги в другую. Наряду с документальными иллюстрациями и в книгах Геснера, и книгах Альдрованди встречаются и фантастические изображения несуществующих животных вроде единорогов, морских монахов, драконов и т.п. Геометрические чертежи в древнейших печатных книгах, по примеру ратдольтовского издания "Начал" Евклида 1482 г., выносятся на поля. Позднее рни обычно печатаются в тексте. При этом их продолжают вырезать на дереве, сохраняя эту традицию и в последующие века, во всяком случае, когда чертеж не слишком сложен. Впрочем, старые мастера умели достаточно убедительно использовать технику резной гравюры на дереве и для передачи довольно сложных композиций. Все же в течение двух веков—XVII и XVIII — в научных и технических книгах господствует гравюра на меди, позволяющая с большей точностью воспроизводить самые тонкие особенности формы геометрических фигур, машин, приборов, инструментов, живых существ и т.д. Меняются не только техника изображений, но и приемы их построения. Интересный, хотя и несколько изолированный пример этого явления дают чертежи известного гравера Авраама Босса, которые он изготовлял, следуя новым идеям знаменитого французского инженера и математика Дезарга, далеко опередившего свое время и, в частности, предвосхитившего основные приемы начертательной геометрии. Географические карты, печатанные с деревянных досок, впервые, по-видимому, появляются в "Космографии" Птолемея, изданной в Болонье Лаписом в 1477 г. (издание, как указывалось выше, датировано 1462 г.); в 1478 г. "Космография" выходит в Риме у Букинка с 27 картами, гравированными на меди. "Космография" Птолемея остается долгое время одной из наиболее часто издаваемых научных книг (насчитывается 56 ее изданий). При этом к картам Птолемея добавляются новые, изображающие государства Европы и Новый Свет. Подобными же картами, как правило, гравированными на дереве, снабжаются и географические сочинения авторов нового времени (Пойтингер, Вальдзеемюллер, Аппиан, Себастьян Мюнстер), которые, по выражению Антуана Бонифасио, все в большей или меньшей степени были и продолжателями и разрушителями географии Птолемея. Существенный вклад в дело построения географических карт был внесен фламандскими географами — Меркатором (Герхард Крамер) и Ортелиусом, разработавшими новые методы картографических проекций и первыми создавшими серии ка-л, достаточно точно согласованных одна с другой. Ортелиус в 1570 г. опубликовал "Весь мир" — географический атлас, не содержащий ни одной карты Птолемея. Впрочем, самое наименование "атлас" в применении к собранию географических карт впервые встречается у Меркатора. Именно он в 1585 г. выпустил в Дуйсбурге "Атлас, или Космографические размышления о строении мира". Здесь уместно напомнить, что первой по времени научной книгой, в которой можно видеть начала современной географической науки, была "Всеобщая география" Бернарда Варениуса, опубликованная в Амстердаме в 1650 г., в год смерти автора. Переработанное И.Ньютоном издание "Генеральной географии", выпущенное в 1672 г. в Кембридже, было первым печатным его трудом, на титуле которого значится имя Ньютона. Впоследствии "Всеобщая география" Варениуса вошла в число первых книг по географии, напечатанных на русском языке ("География генеральная... переведена с латинского языка на российский и напечатана в Москве... 1718 в июне"). Перевод сделан с одного из амстердамских изданий Эльзевиров (1650, 1664, 1671), предшествовавших ньютоновской переработке.

Глава IX. Математические   таблицы   известны  со  времен  ассиро-вавилонской культуры, от которой до нашего времени сохранились в исчислении времени и измерении углов остатки сексагезимальной (шестидесятеричной) системы, где за основание системы счисления принималось число 60. До введения во всеобщее употребление десятичных дробей часть авторов, составляя разного рода таблицы, старалась вообще избегать дробей. Например, Пейрбах для вычисления таблицы синусов брал радиус круга, равный не 1, как это делается теперь (начиная с XVIII в.), а 600 000, а его ученик Регио-монтан, чтобы достигнуть большей точности, — 6 000 000 и даже 60 000 000, благодаря чему приводимые им значения синусов, выражавшиеся целыми семизначными числами, соответствовали точности вычислений до 0,0000001. Другие авторы, следуя древней традиции, воспринятой арабскими учеными, изображали дробные числа в шестидесятеричной системе. Соответствующие записи имели довольно громоздкий вид, так как привычные нам обозначения для градусов, минут, секунд, терций и т.д. в виде соответствующих надстрочных значков (°, ', ", '"} появились лишь в XVII в. Впрочем, несколько лет спустя Маджини в книге "О плоских треугольниках" (Венеция, 1592) и Клавиус в "Астролябии" (1593), опуская бесполезные значки Стевина, приходят к современной записи десятичных дробей. В дальнейшем на протяжении XVII в. числовые таблицы (тригонометрические, логарифмические и пр.) постепенно приобретают привычный для нас вид. Понятие схемы (графически представленной) и диаграммы являются весьма широкими; мы не собираемся рассматривать здесь их виды и прослеживать роль, которую они играют в научной книге. Ограничимся немногими примерами, имеющими, как нам кажется, принципиальное значение. Первый пример, на котором мы хотим остановиться, это так называемые диаграммы или круги Эйлера. Желая пояснить основные понятия логики своей высокопоставленной ученице, Эйлер в "Письмах к немецкой принцессе" пишет: "Можно также представлять эти четыре рода предложений посредством фигур, чтобы явно выразить зрению их природу. Это одно из великолепных пособий для весьма отчетливого разъяснения того, на чем основывается справедливость рассуждения. Так как общее понятие охватывает бесконечное множество индивидуальных объектов, его рассматривают как некоторую область (буквально, пространство — un espace), в которой заключены эти индивидуумы". В качестве графических образов таких областей Эйлер пользуется кругами, хотя его идея, как видно из приведенной выше цитаты, имеет совершенно общий характер и от формы области не зависит. Справедливости ради нужно признать, что подобные диаграммы применялись в логике еще до Эйлера, например И.Х. Штурмом (1661) и И.Х. Ланге (1712), однако в общее употребление они вошли благодаря Эйлеру. В настоящее время их широко используют для наглядного изображения множеств и операций над ними; в американской литературе их называют обычно диаграммами Венна (1880). Второй пример — это графы, завоевывающие в наше время все более широкие области приложений. Они служат для наглядного изображения связей (отношений) между элементами двух множеств. Примерами отношений могут служить отношения родства, иерархии или порядка, связи, устанавливаемые мостами или дорогами между различными пунктами, операциями монтажа или демонтажа в некотором технологическом процессе и т.п.; самое общее математическое понятие функции есть лишь частный случай отношения (гelation). На графе элементы множеств изображаются точками или кружками, а отношения — линиями (не обязательно прямыми) со стрелками, ведущими от одного элемента к другому, с которым первый находится в данном отношении (например, от отца к дочери или сыну). Один из древнейших видов графа — родословное дерево, изображающее отношение родства или свойства между членами определенной группы людей, — фигурирует уже в инкунабулах. Третий пример — графики, без которых теперь почти не может обойтись не только математическая, но и естественнонаучная или техническая книга. Идея графиков в явном виде рядом с идеей координат на плоскости встречается в уже упоминавшейся нами работе "О широтах форм" Орема, относящейся к XIV в. Но математики освоили идею координат в полном объеме только после появления "Геометрии" Декарта (1637). Впрочем, и после этого долгое время не доставало еще представления о функции, понимаемой как соответствие, в силу которого с каждым из рассматриваемых значений одной величины сопоставляется определенное значение другой. И хотя такое общее понятие мы встречаем уже в трудах Эйлера, все же оно сделалось достоянием математиков только после работ Лобачевского и Дирихле, относящихся к первой половине XIX в. Лишь на этой принципиальной основе графики функциональных зависимостей смогли получить то широчайшее распространение, которое сделало их существенным компонентом многих естественнонаучных и технических сочинений.

Глава X. Научная книга имеет жанры, особенности которых определяются в конечном счете целями, преследуемыми ею, и аудиторией, которой она предназначена. Конечно, жанры эти не отграничиваются резко один от другого. Можно сказать, что в совокупности они составляют один сплошной спектр, на одном конце которого располагаются научно-популярные книги, рассчитанные на возможно более широкую читательскую аудиторию, а на другом — научные журналы, рассчитанные на ученых, работающих в определенной области науки и полностью владеющих терминологией и символикой, фактическим содержанием и методами этой области. Между ними помещаются курсы лекций и учебные пособия для высшей школы; сводные систематические изложения широких областей знания (всевозможные трактаты и handbuch) , исторические обзоры и издания классиков науки; монографии и обзоры современного состояния специальных научных проблем, дающие более или менее исчерпывающее их изложение, оригинальные научные труды, содержащие итоги научной работы автора (в частности, научные диссертации) или группы объединенных вокруг него исследователей; сборники оригинальных научных статей; собрания сочинений ученых; труды научных съездов и конференций; научные журналы. Ко всей этой литературе примыкают и часто являются неотделимыми от того или иного жанра всевозможные справочные пособия: таблицы, определители, атласы, терминологические словари, библиографические сводки, реферативные сборники и журналы, специальные словари и энциклопедии. Книги, о которых шла речь в разных местах этой статьи, относились, главным образом, к разрядам научно-популярных, учебников для высшей школы, изданий классиков, оригинальных монографий и справочников. Мы несколько дополним сказанное, останавливаясь преимущественно на наиболее ранних по происхождению жанрах. Сочинение Луки Пачоли "О божественной пропорции" можно отнести к разряду научно-популярных произведений. Предмет этой книги — так называемое золотое сечение, т.е. деление отрезка в среднем и крайнем отношении (0,618:1), и применение этого отношения к архитектуре, построению правильных и полуправильных тел (многогранников), пропорциям человеческого тела, книгоиздательскому делу. Как свидетельствует автор, книга возникла "из славного научного спора", происходившего 9 февраля 1498 г. при дворе миланского герцога Людовика Моро, в котором (споре) участвовали теологи, врачи, военные техники, поэты и художники, и среди них Леонардо да Винчи. Последнему принадлежат изображения многогранников, гравированные на дереве на многих таблицах книги Пачоли. Любопытно отметить, что во всех основных источниках по истории науки и книги первое издание этого сочинения Пачоли относится к 1509 г. Однако каталог одного из недавних аукционов Сотби в Лондоне (22— 23 мая 1967 г.) описывает экземпляр издания "Божественной пропорции", датированный 1 июня 1501 г. (Венеция: Паганино да Паганини). Если это не ошибка, то издание 1509 г. (издатель тот же) следует считать вторым. Упомянем еще в качестве любопытного примера научно-популярной книги XVI в. своеобразную "астрономию для дам", принадлежащую перу итальянского ученого Александре Пикколомини ("О мировой сфере", "О неподвижных звездах". Венеция, 1540). Здесь в виде приправляемой цитатами из Дантова "Рая" беседы с прекрасной дамой дается введение в географию и космографию. Книга заканчивается звездным атласом и таблицами для разыскания звезд во всякое время ночи. Естественно, что уже с первых десятилетий своего существования книгопечатание во все большей мере брало на себя функции обслуживания учебниками и учебными пособиями учащейся молодежи. Правда, вначале эти потребности в области точного знания почти не выходили за пределы классического квадривиума, включавшего в себя лишь начальные сведения из арифметики, геометрии, астрономии и музыки. Во второй половине XV в. можно назвать уже по крайней мере два университета — в Болонье и в Кракове, где изучению математики и астрономии уделяется серьезное внимание. Так, в Краковском университете в 1450 г. учреждается кафедра астрономии (астрологии), а с 1476 г. также и кафедра математики. Альберт Бруджевский, занимавший последнюю кафедру, обучал студентов геометрии и алгебре и "читал" студентам "О небе и мире" Аристотеля и "Мировую сферу" Сакробоско. Заметим, что сочинение "О небе и мире" было незадолго до основания этой кафедры отпечатано в Падуе (Аурелианус, 1473), а "Мировая сфера" — в Ферраре (Галлюс, 1472). Впрочем, студенты могли, конечно, пользоваться и рукописными текстами. В конце XV и начале XVI в. кафедры математики возникают уже во многих университетах. Одним из наиболее распространенных трактатов этой эпохи было сочинение Луки Пачоли "Совокупность арифметики, геометрии, отношений и пропорциональности" (Венеция, 1494), о котором уже велась речь. Написанное на итальянском языке, оно составляло большой том в 600 страниц и охватывало арифметику, алгебру и геометрию. Для своей книги Пачоли использовал и труды древних (Платона, Аристотеля, Евклида, Архимеда и Боэция) и средневековых авторов (Табита ибн Корра, Ахмада ибн Юсуфа, Леонардо Пизанского, Брадвардина, Альберта Саксонского, Иордана Неморария, Сакробоско и др.). Об изданиях классиков науки мы уже говорили выше. В частности, напомним о первом издании "Начал" Евклида, по явившемся у Ратдольта в Венеции в 1492 г. Но в полном виде это сочинение далеко выходило за пределы тогдашнего университетского преподавания. Поэтому довольно рано появляются сокращенные издания "Начал", предназначенные для нужд студентов и ограничивающиеся первыми четырьмя, самое большее шестью книгами "Начал". Так, например, в издание, осуществленное Амброзиусом Лахером в 1506 г. во Франкфурте-на-Одере, из латинского перевода Джованни Кампано (Кампануса) включены только первые четыре книги "Начал". В качестве наиболее раннего примера оригинальной математической монографии, посвященной сравнительно узкой проблеме, можно привести уже не раз упоминавшуюся выше книгу Никола Орема "О широтах форм". Сочинение Орема еще до изобретения книгопечатания служило предметом специальных университетских лекций (Кельн, до 1398 г.). Образчиком издания полного собрания сочинений трудов ученого нового времени может служить лионское издание сочинений Кардано в 10 томах в лист. С организацией академий (и непосредственно предшествовавших им научных обществ) связано появление первых научных журналов: "Журнал ученых" во Франции и "Философские труды" в Англии (оба начиная с 1665 г.). С 1682 г. в Лейпциге у Гюнтера стал выходить журнал "Ученые деяния", непосредственно не опиравшийся на какую-либо определенную академию. Он быстро завоевал себе славу благодаря активному участию в нем Лейбница, Чирнгаузена, Якоба и Иоганна Бернулли и др. Именно здесь, впервые в истории науки, были опубликованы работы по математическому анализу Лейбница и его учеников и продолжателей. Но "Ученые деяния" не были первым по времени немецким журналом. В Германии уже с 1670 г. издавался журнал "Любопытная медико-физическая смесь" (первый том вышел в Лейпциге у Бауэра в 1670 г., второй — в Иене у Кребса в 1671 г.). В нем печатались краткие описания многочисленных наблюдений преимущественно медицинского содержания, произведенных членами "Академии интересующихся природой". Эта академия именовалась также Леопольдовской в честь императора Леопольда, утвердившего ее статут. Давний пример справочного издания для астрономических наблюдений дает также называвшаяся нами "Таблица направлений" Региомонтана, содержащая таблицы тангенсов; впервые она вышла в Нюрнберге (до 1485 г.) и на протяжении XV в. переиздавалась по крайней мере два раза: в Венеции в 1485 г. и в Аугсбурге в 1490 г. Необходимым справочником для мореплавателей были эфемериды, т.е. таблицы, дающие положения небесных тел в разные моменты времени. Мы упоминали выше о первых эфемеридах, изданных Региомонтаном в 1474 г. Французский астроном Пикар (1620-1682) издавал для нужд развивающегося мореплавания регулярно выходящие эфемериды; с 1679 г. и до наших дней они издаются в Париже под наблюдением Бюро долгот под названием "Познание времен или небесных движений". Более молодым, но не менее прославленным среди мореплавателей всех стран справочником является английский "Морской альманах", издающийся с 1766 г. Мы ограничиваемся немногими примерами печатных изданий, относящихся к различным жанрам научной книги. Представляется весьма интересной для исследователя задачей рассмотреть зарождение и эволюцию этих жанров на протяжении веков, оценить условия, в которых они развивались, роль в научной и общественной жизни, взаимные влияния и соответствующие удельные веса в общей массе печатных изданий.

Глава XI. Первые два века книгопечатания специализированных научных книгоиздательств, вообще говоря, не существовало. Конечно, такие крупнейшие издательства, как издательства Альдов, Этьенов, Фробенов, Шатена, Эльзевиров и др., снискали себе неувядаемую славу в истории науки благодаря превосходным изданиям научных произведений как старых, так и новых авторов. Но все они были издательствами универсального типа. Можно говорить, однако, об издателях, в продукции которых книги по естественно-математическим наукам доминировали. В порядке старшинства назовем Регио-монтана, который занимался книгоиздательской деятельностью в Нюрнберге с 1471 по 1475 г. Он поставил целью издать ряд имевшихся у него греческих математических рукописей, а также свои собственные труды. Средства для осуществления он добывал печатанием и продажей календарей, которые им, же и составлялись. Однако он выполнил свой замысел лишь частично. Ре-гиомонтан был приглашен в Рим для участия в проектируемой реформе календаря и умер там в 1476 г. Другой замечательный пример в XV в. представляла деятельность уроженца Аугсбурга Эрхардта Ратдольта, выпускавшего книги сначала в Венеции, а затем в 1486 г. вернувшегося в родной город. Он прославился превосходными по правильности и красоте изданиями по математике, астрономии и географии. Правда, он издавал книги и другой тематики, в частности литургические. Среди его научных изданий на первом месте должно быть названо здесь уже не раз упоминавшееся первое печатное латинское издание "Начал" Евклида (1482), иллюстрированное почти 450 чертежами, гравированными на дереве, и 200 другими диаграммами, составленными из типографских материалов, — все на полях книги. Кроме того, назовем: "Сочиненьице о сфере" Сакробоско, 1482 и 1485 гг. (последнее с раскрашенными астрономическими диаграммами); "Поэтическую астрономию" Гигина Младшего (II в.?)73, 1482; альфонсовские "Астрономические таблицы", 1483; "Астрономический нектар" Альбумасара, 1485 и 1495 гг.; "Арифметику" Боэция, 1488г. и др. Научные книги по преимуществу выпускали университетские издательства. Среди них почетное место и по возрасту и по значительности научной продукции занимают издательства Оксфордского и Кембриджского университетов. Первая книга в Оксфордском университете была, вероятно, напечатана еще в 1473 г. Систематическая деятельность издательства начинается с организации типографии в 1585 г. В 1669 г. она переводится в здание театра архиепископа Шелдона. На титульном листе соответствующих изданий приводится изображение этого здания, а место печати характеризуется так: "Оксфорд, из Шелдоновского театра". В XVIII в. типография переводится в здание, построенное на средства известного английского государственного деятеля Эдуарда Кларендона (1609—1674), вследствие чего на титульном листе книг указывается: "Из Кларендоновской типографии". С XIX в. издательство получает наименование "Кларендоновское издательство" и сохраняет его и в наши дни, оставаясь университетским издательством. Рядом с ним функционирует другое университетское издательство "Оксфордское университетское издательство, Лондон". Первый печатный станок в Кембридже появился в 1521 г., но вначале книг на нем печаталось мало, и фактическая история издательства начинается с деятельности в 1583-1587 гг. печатника Томаса. Особое место в ранней истории издателей научной книги принадлежит выдающемуся астроному Тихо Браге, который оборудовал на дарованном ему датским королем Фредериком II острове Хвен, расположенном в Зундском проливе вблизи Копенгагена, две обсерватории: Ураниборг и Стеллаборг, организовал производство бумаги и специальную типографию для печатания своих произведений. После смерти своего покровителя Тихо лишился необходимых средств для финансирования научной и издательской работы и в 1597 г. покинул Хвен, чтобы никогда туда не возвращаться. Он умер в Праге в 1601 г. В Ураниборге ему удалось опубликовать свою научную переписку ("Книги астрономической переписки". Ураниборг, 1596), а также наблюдения над новой звездой в созвездии Сириуса (1572) и большой кометой 1577 г. ("О недавних явлениях в мире эфира, книга вторая". Ураниборг — Прага, 1588-1603). Последнее сочинение было отпечатано им еще в 1583 г., но из-за недостатка бумаги были изготовлены лишь немногие экземпляры, которые автор рассылал своим корреспондентам. Полностью тираж был выпущен в Праге под наблюдением И.Кеплера уже после смерти автора. Первая книга этого сочинения под названием "Приготовление к обновленной астрономии" в течение нескольких лет печаталась в Ураниборге по частям и вышла в свет лишь в 1602 г. (некоторые экземпляры датированы 1603 г.). В издание включен каталог неподвижных звезд, в котором к 777 звездам, наблюденным Тихо с невиданной до того точностью, Кеплер присоединил еще 228 звезд. Упомянем еще ученика Тихо Браге — астронома и географа Виллема Янсона Блау (Вlаu или Вlау, 1571 — 1633), усовершенствованный печатный станок которого получил название "голландского станка". В своей типографии он специализировался по выпуску географических карт и атласов. Его дело продолжали сыновья — Корнелиус и Ян. Последнему принадлежит честь публикации "Большого атласа"в 11 томах (1650—1662). Ограничиваясь этими немногими примерами, заметим, что лишь в XIX в. создаются условия для возникновения и длительного функционирования фирм, специализировавшихся на издании научной литературы и независимых в своей деятельности от определенного университета или от академии. Крупнейшие из этих фирм приобретают впоследствии международное значение, хотя основная масса их продукции продолжает издаваться на языке соответствующей страны (французском, английском, немецком). В их числе одно их первых мест заслуженно занимает французская фирма Готье-Вияр. Основы ее были заложены еще в 1808 г. братьями Курсье, назвавшими свое предприятие "Издательство математики, литературы и искусств". Впрочем, на издании "Аналитической механики" Лагранжа 1811 г. (второе издание) стоит уже марка: "М-м вдова Курсье, печатник — издатель трудов по математике". С 1822 г. дело перешло в руки зятя вдовы Курсье — Шарля Башелье, и под этим именем фирма работает вплоть до 1864 г., когда ее возглавит Жан Альберт Готье-Вияр, давший ее окончательное наименование. В 1835 г. французская Академия наук доверила фирме издание своих "Докладов", выходящих в свет и поныне еженедельно. За время существования фирма издала собрания сочинений Лапласа, Монжа, Коши, Галуа, Ферма, Фурье, Лагранжа, А.Пуанкаре и опубликовала труды М.Вертело, Луи Пастера, Ш.Эрмита, Камилла Фламмариона, Гастона Дарбу, Анри Беккереля, Пьера Кюри, М.Кюри-Складовской, Эмиля Бореля, М. де Брой-ля и многих других. На текущее столетие приходится расцвет деятельности другого знаменитого французского книгоиздательства — Эрман. Из его изданий назовем серию "Актуальные вопросы науки и производства", центральное место в которой по своей роли в современной науке и культуре занимает знаменитый трактат "Элементы математики" Н. Бурбаки. Из английских книгоиздательств назовем фирму "Джон Меррей", основанную в Лондоне в 1768 г. Сын и внук основателя, носившие то же имя, издавали сочинения английских писателей, книги для семейного чтения, путеводители и т.п. Но нас интересует научное направление, которое было придано издательству Джоном-младшим (1848—1892). Всемирную известность в научных кругах фирма завоевала своими изданиями произведений Чарльза Лайеля, Мурчисона и в особенности "Происхождения видов", "Оплодотворения орхидей", "Происхождения человека" и других трудов Чарльза Дарвина. Другой заслуженной английской фирмой, специализировавшейся на издании научных сочинений, является издательство Макмиллан, основанное в 1843 г. и имеющее филиалы в Нью-Йорке (с 1869 г.), Торонто (с 1906 г.) и других городах. Среди его изданий - книги по математике, астрономии, физике, химии, биологии и другим наукам. Наиболее знаменитым из его научных изданий является журнал "Природа", издаваемый начиная с 1869г. В Германии издавна прославилась изданием произведений математической литературы, естествознания, техники и римских и греческих классиков фирма Тойбнер, выросшая из типографии, приобретенной ее основателем Бенедиктом Готхелфом Тойбнером в 1811 г. и с 1824 г. соединенной им с издательством. Одно из значительнейших изданий фирмы — это коллективная "Математическая энциклопедия". Издание это осуществлялось десятилетиями начиная с 1894 г. Заслуги в издании научной литературы принадлежат также немецкому издательству Шпрингер, основанному Юлиусом Шпрингером (1817-1877) в 1842 г. Оно издает книги по медицине, естествознанию и математике, технике. Широким распространением, пользуется серия "Основы математических наук в монографиях с особым вниманием к применениям" начало которой в 20-х годах текущего столетия было положено Р. Курантом совместно с В. Блашке, М. Борном и К. Рунге. Фирма издает также значительное количество (около ста) различных научных периодических изданий: журналов, архивов, реферативных журналов. В этом очерке мы смогли лишь весьма бегло и фрагментарно затронуть некоторые вопросы, относящиеся к детству и отрочеству печатной научной книги, к ее выразительным средствам (или, если угодно, к средствам передачи информации), к ее разновидностям или жанрам, издательствам, которые ее выпускали в свет. Огромный фактический материал, относящийся к этим и другим вопросам истории научной книги, рассеян по многочисленным обзорам, монографиям, журнальным статьям, книжным каталогам или ждет еще своего исследователя на страницах писем, документов и других рукописей, хранящихся в государственных и частных собраниях и архивах. Конечно, имеются и специальные сочинения, выделяющие тот или иной аспект истории научной книги. В виде примера назовем неоднократно использованную нами фундаментальную "Историю научной литературы на новых языках" Л.Олыдки, к сожалению оставшуюся незавершенной, или обзорную работу "Научные книги, библиотеки и собиратели" Дж. Л. Торнтона и Р.И.Д. Талли (Тиllу), в которой преобладают материалы, относящиеся к английской книге. По истории русской научной книги мы можем назвать очерки Е.С. Лихтенштейна. В целом же проблему создания синтетического труда по истории научной книги еще предстоит решать компетентным исследователям. Возможно, что она окажется под силу только коллективу авторов, включающему в себя и историков науки и историков книги.

Пограничные вопросы истории науки и истории книги. Научная книга является объектом изучения и в истории науки и в истории книги. В каждой из них ее рассмотрение подчиняется характеру и интересам соответствующей области. Историка науки занимает главным образом, какие научные идеи, взгляды, методы, исследования, открытия и наблюдения, прозрения и заблуждения зафиксированы в книге. Иными словами, для него научная книга данной эпохи - это прежде всего документ, позволяющий судить о научной работе этой эпохи. Книговед, историк книги рассматривает научную книгу среди многих других книг иного содержания и назначения: религиозных, литературно-художественных, учебных и т.п. Та или иная научная книга может совсем не привлечь его внимания, если она не выделяется среди других в отношении условий и обстоятельств ее изготовления и распространения или особенностей, присущих ей как произведению полиграфического искусства (бумага, шрифт, формат, иллюстрации, переплет и т.п.). Вопрос о содержании книги, как правило, стоит при этом на втором месте. Но то, что интересует книговеда, не может быть безразличным и для историка науки. Его не могут не интересовать технические средства, используемые для изготовления книги, ее физический облик, условия, в которых пишутся, издаются, распространяются и хранятся книги. Подобным же образом и книговед не должен проходить мимо условий, в которых возникает замысел книги, цели, которую она ставит перед собой, и фактической роли, исполняемой ею в обществе, т.е. вопросов, неотделимых от ее содержания. С охарактеризованной здесь точки зрения, история научной книги, объединяющая историко-научный и книговедческий аспекты, должна рассматриваться как дисциплина, стоящая на стыке истории науки и истории книги. Прослеживая предмет исследования до сегодняшнего дня, мы можем назвать еще одну область знания, с которой смыкается история научной книги, — это теория научной информации, или информатика, как у нас ее предпочитают называть теперь. Сочинения по истории науки как общего, так и специального характера содержат колоссальный материал по истории научной книги. Обширные материалы накоплены также и в книговедческой литературе. С наибольшей полнотой рассмотрены и охарактеризованы научные произведения, созданные до начала книгопечатания. Достаточно упомянуть здесь фундаментальные сочинения по истории науки — Джорджа Сартона, Пьера Дюгема, Линна Торндайка, Элистера Кромби. Библиография средневековых латинских рукописей научного содержания дана в трудах Торндайка и Кибра, инкунабулов и палеотипов в каталогах Клебса и Стиллуэл. Чем ближе к нашему времени, чем больше издается научной литературы, тем менее реальным и вместе с тем менее плодотворным для общих выводов становится путь простого описания всех научных книг за определенный период. Своеобразный, к сожалению, не законченный и не получивший (насколько мне известно) продолжения в других исследованиях аспект представлен в "Истории научной литературы на новых языках" Л. Ольшки, написанной как бы в pendant сочинениям по истории художественной литературы. Однако до сих пор не создано целостной "Истории научной книги", где в достаточно полном и широком виде были бы представлены как научно-исторический, так и книговедческий аспекты. Выдвигая эту задачу, требующую для своего решения организованных коллективных усилий историков науки и историков книги, мы спешим ввести важное ограничение. Мы имеем в виду главным образом книги естественнонаучного и математического содержания, допуская на ранних этапах также медицинскую и научно-техническую книгу. Что касается научных книг гуманитарного содержания, то это особая область исследования, которая в средние века, да и в эпоху Возрождения, тесно смыкалась с книгами религиозного и литературно-художественного содержания. Создание труда по истории научной книги предполагает прежде всего установление периодизации. В качестве основного рубежа в истории научной книги естественно назвать начало книгопечатания, после которого рукописная книга не исчезает, конечно, но постепенно начинает играть все более ограниченную роль. В предшествующем периоде может быть выделено время, начиная с XII в., определяемое двумя важными факторами — развитием университетов (авторы, читатели и издатели) и распространением бумаги как рукописного материала, а в последующем периоде — время, начиная со второй половины XVII в., когда организуются академии наук и появляются первые научные журналы. Похоже, что вторая половина двадцатого века может быть охарактеризована как начало нового подпериода, когда на первый план выступает разработка мер по спасению ученого, утопающего в море журнальных статей. Парадоксально, но это факт, что в интересах многих ученых выдвигаются предложения по сдерживанию печатной продукции, скажем проект депонирования научных работ в специальных учреждениях взамен научных журналов (проект Дж. Бернала) и более широкая и глубокая идея о целесообразности предварительной переработки научных рукописей, отбираемых для печати, переработки, относящейся не только к их объему, но и к их структуре и к способу подачи материала. Словом, речь идет о мерах по защите ученого от возрастающих возможностей публикации научных материалов! Вот как в нашем представлении выглядит в целом схема периодизации в истории научной книги:

I. Древний Восток, Греция и Рим

II. Раннее средневековье, страны ислама

III. От начала XII века до середины XV века                                                                                     ============================================

Рукописная книга

IV. От начала книгопечатания до второй

половины XVII века

============================================

Печатная книга

V. От середины XVII века до нашего времени

============================================

Печатная книга и научные журналы

Мы хотим выдвинуть на первый план несколько тем исследований, имеющих, с нашей точки зрения, определенный интерес для истории науки и в совокупности позволяющих более ясно представить себе проблематику истории научной книги:

а)   история рукописной  научной  книги в  Западной Европе  с  XII в. до  начала книгопечатания   (включая учет важнейших центров ее изготовления и выявление темпов и областей распространения) ;

б)    обстоятельства   сосуществования   рукописной   и печатной книги с середины XV в. до конца XVII в.;

в)  эволюция различных жанров и типов научной книги (научно-популярные   книги,   курсы лекций  и учебные пособия для высшей школы, сводные систематические изложения   широких   областей   знания,   исторические обзоры и издания классиков науки, монографии и обзоры   современного   состояния   специальных    научных проблем, тематические сборники оригинальных научных статей,   собрания   сочинений   ученых,   труды   научных съездов и конференций, научные журналы, справочная литература и т.д.);

г)   эволюция аппарата научной книги (библиография, комментарии,  рисунки, схемы и диаграммы, планы и карты, указатели и т.п.);

д)  эволюция языка, терминологии и символики научной книги;

е) история научных журналов;

ж) возникновение и развитие научных книгоиздательств;

з) читатель научной книги;

и) расширение читательских интересов к научной литературе в эпоху научно-технической революции;

к) оценка современных средств производства и распространения научной книги и опыт прогноза на ближайшие десятилетия;

л) проблема содружества и борьбы ученого с книгой.

Эскизное изложение некоторых из названных вопросов, ограниченное первыми тремя веками книгопечатания, можно найти в нашей статье "Эволюция научной книги в Западной Европе". Конечно, эти проблемы далеко не исчерпывают всей тематики истории научной книги. В качестве примеров интересных вопросов можно было бы указать также: ученый (автор) и издатель; критика научной литературы; переводы научных книг; эволюция научно-популярной книги; научные библиотеки; собирательство научных книг и т.п. Но нам представляется, что проблемы, названные выше, являются наиболее существенными.