RARUS'S GALLERY

С 36-ю эстампами на меди и 24-мя гравюрами по рисункам Вильгельма Каульбаха, перевод В.С. Лихачова. 235стр. Гравированный авантитул. Подарочное иллюстрированное издание очень большого формата. 35x29 см. В великолепном многоцветном издательском полукожаном переплёте с красивым золотым тиснением. Золотой обрез.

«У меня громадное преимущество, — говорил Гете Эккерману, — благодаря тому, что я родился в такую эпоху, когда имели место величайшие мировые события, и они не прекращались в течение всей моей длинной жизни, так что я живой свидетель Семилетней войны, отпадения Америки от Англии, затем Французской революции и, наконец, всей наполеоновской эпохи, вплоть до гибели героя и последующих событий. Поэтому я пришел к совершенно другим выводам и взглядам, чем это доступно другим, которые сейчас только родились и которые должны усваивать эти великие события из непонятных им книг».

В животном эпосе всех народов сказания о лисице и волке занимают одно из видных мест. Первые стихотворные разработки относятся к XII веку. В Германии источником всех редакций этих сказаний сделалась написанная в 1492 году книжка "Reyneke de Voss" (т.е Рейнеке-Лисица). В 1748 г. это произведение было переведено прозою на современный немецкий язык Готшедом. Гете взялся за переработку Готшеда в 1792 г., В работе своей, которая есть нечто среднее между переводом и переделкой, Гете держался перевода Готшеда во всем, что касалось хода изложения, но на все это наложил свою собственную поэтическую печать. Старинная народная сказка о Рейнеке-Лисе в свое время получила новую жизнь, благодаря талантливому литературному переложению И.В.Гёте. ­Рейнеке-Лис - герой французской средневековой сатирической эпопеи — «Романа о Лисе» («Roman de Renard»), памятника французской городской литературы конца XII—XIV вв. В герое-животном отражено мировоззрение поднимающегося городского сословия. Особый цикл стихотворных сказаний о Лисе складывается в северо-восточной Франции в XII—XIII вв. на протяжении полутора веков. Из этих произведений и вырастает «Роман о Лисе», создававшийся целым рядом авторов. В его основе лежат сказки о животных, сложившиеся ещё в Раннем Средневековье. К середине XII в. эти сказки начали объединять в обширный эпический цикл, используя, кроме того, различные средневековые обработки греческих и римских басен.

В России интерес к Гёте проявился уже в конце XVIII в. О нём заговорили как об авторе «Вертера», нашедшего и в России восторженных читателей. Первые переводы на русский язык сделаны в 1781 году (переводчик Ф. Галченков, переизданы в 1794 и 1796 гг.) и в 1798 году (переводчик И. Виноградов). Радищев в своём «Путешествии» признаётся, что чтение «Вертера» исторгло у него радостные слезы. Новиков, говоря в «Драматическом словаре» (1787) о крупнейших драматургах Запада, включает в их число Гёте, которого характеризует как «славного немецкого автора, который написал отличную книгу, похваляемую повсюду — „Страдания молодого Вертера“». В 1802 появилось подражание роману Гёте — «Российский Вертер». К числу друзей и покровителей знаменитого поэта принадлежала великая княгиня Мария Павловна, дочь царя Павла Первого и супруга великого герцога Саксонии и Веймара.

Гёте лично подбирал профессоров - "людей достойных, которые б захотели взять на себя труд распространения образования на юге России", - для Харьковского университета, открытого в 1805 году (кстати говоря, даже раньше Санкт-Петербургского). Русские сентименталисты (Карамзин и др.) испытали на своём творчестве заметное влияние молодого Гёте. В эпоху Пушкина интерес к Гёте углубляется, ценить начинают также творчество зрелого Гёте («Фауст», «Вильгельм Мейстер» и др.). Романтики (Веневитинов и др.), группировавшиеся вокруг «Московского вестника», ставят своё издание под покровительство немецкого поэта (который прислал им даже сочувственное письмо), видят в Гёте учителя, создателя романтической поэтики. С кружком Веневитинова в поклонении Гёте сходился Пушкин, благоговейно отзывавшийся об авторе «Фауста» (см. книгу Розова В. Гёте и Пушкин. — Киев, 1908). Споры, поднятые младогерманцами вокруг имени Гёте, не прошли в России незамеченными. А самый знаменитый "пересказ" Гёте принадлежит, безусловно, Лермонтову:

"Горные вершины

Спят во тьме ночной,

Тихие долины

Полны свежей мглой.

Не пылит дорога,

Не дрожат листы...

Подожди немного,

Отдохнешь и ты!"

В конце 1830-х гг. появляется на русском языке книга Менцеля «Немецкая литература», дающая отрицательную оценку литературной деятельности Гёте. В 1840 Белинский, находившийся в это время, в период своего гегельянства, под влиянием тезисов о примирении с действительностью, публикует статью «Менцель, критик Гёте», в которой характеризует нападки Менцеля на Гёте как «дерзкие и наглые». Он объявляет вздорным исходный пункт критики Менцеля — требование, чтобы поэт был борцом за лучшую действительность, пропагандистом освободительных идей. Позднее, когда его увлечение гегельянством прошло, он уже признает, что «в Гёте не без основания порицают отсутствие исторических и общественных элементов, спокойное довольство действительностью как она есть» («Стихотворения М. Лермонтова», 1841), хотя и продолжает считать Гёте «великим поэтом», «гениальной личностью», «Римские элегии» — «великим созданием великого поэта Германии» («Римские элегии Гёте, перевод Струговщикова», 1841), «Фауста» — «великой поэмой» (1844) и т. п. Интеллигенция 1860-х гг. не испытывала к Гёте особых симпатий. Шестидесятникам была понятна нелюбовь младогерманцев к Гёте, отрёкшемуся от борьбы с феодализмом.

Характерно заявление Чернышевского: «Лессинг ближе к нашему веку, чем Гёте» («Лессинг», 1856). Для писателей XIX в. Гёте — неактуальная фигура. Зато, помимо уже упомянутых поэтов пушкинской поры, Гёте увлекались Фет (переведший «Фауста», «Германа и Доротею», «Римские элегии» и др.), Алексей Толстой (перевёл «Коринфскую невесту», «Бог и баядера») и особенно Тютчев (перевёл стихотворения из «Вильгельма Мейстера», балладу «Певец» и др.), испытавший на своем творчестве очень заметное влияние Гёте. Символисты возрождают культ Гёте, провозглашают его одним из своих учителей-предшественников. При этом Гёте-мыслитель пользуется не меньшим вниманием, чем Гёте-художник. В. Иванов заявляет: «В сфере поэзии принцип символизма, некогда утверждаемый Гёте, после долгих уклонов и блужданий, снова понимается нами в значении, которое придавал ему Гёте, и его поэтика оказывается в общем нашею поэтикою последних лет» (Вяч. Иванов, Гёте на рубеже двух столетий).