RARUS'S GALLERY

Издание второе, значительно дополненное. — СПб.: Издание книгопродавца И.Л. Тузова, 1898. 648, [8] с., ил., 1 л. фронтиспис. Издательский коленкоровый переплет с золотым тиснением на корешке и крышке. 25,2х18,7 см. С фронтисписом и многочисленными иллюстрациями в тексте. Книга в родном издательском переплете с оригинальными форзацами и узорной декорацией обреза красками. Под переплетом сохранены передняя и задняя издательские обложки.

 

 

Содержание:

Глава I. Учение Православной Церкви о Божией Матери

Глава II. Рождество Пресвятой Богородицы

Глава III. Введение во храм Пресвятой Богородицы

Глава IV. Обручение Пречистой Девы

Глава V. Благовещение

Глава VI. Рождество Христово

Глава VII. Обрезание Господне

Глава VIII. Поклонение волхвов

Глава IX. Сретение Господне в храме

Глава X. Бегство во Египет

Глава XI. Жизнь святого семейства по возвращении из Египта

Глава XII. Вступление Господа Иисуса Христа в открытое служение спасению человечества

Глава XIII. Матерь Божия при кресте Сына и Бога Своего

Глава XIV. Воскресение Господа Иисуса Христа

Глава XV. Вознесение Господне

Глава XVI. Жизнь Пресвятой Богородицы по вознесении Господа Иисуса Христа

Глава XVII. Успение Пресвятой Богородицы

Глава XVIII. Внешний вид и нравственное величие Пресвятой Богородицы

Предисловие ко второму изданию книги «ЗЕМНАЯ ЖИЗНЬ ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ»: Господь, в Своем неизреченном милосердии, сподобил меня, на 83-м году жизни, еще потрудиться во славу имени Его Пречистой Матери, нашей Всеблагой Заступницы. При втором издании моего многолетнего труда «Земная жизнь Пресвятой Богородицы», более, нежели когда-нибудь, сознаю все его недостатки, ошибки и несовершенства; усердно прошу ближних моих во Христе простить мне, что не дописано или написано необстоятельно: я сделала, что могла. Пусть другие, более способные и свежие силы продолжат, исправят и дополнят недостающее.  По выходе первого издания было замечено в Богословском Библиографическом Листке (№ 12, 1891 г.), что мною в книге помещены сведения о 293 чудотворных иконах, т.е. несколько менее общепринятого количества чудотворных икон — 364. Это верно: я поместила в нем столько сведений, сколько могла собрать; и ныне, во втором издании, эти сведения дополнены. Впрочем, чудотворных икон Матери Божией, как звезд, на небе, никто еще не мог исчислить: число их знает только Сама Царица Небесная. Что ни наболевшее от горя сердце, то и отпечаток Ее милосердия, а с ним и чудотворный образ Заступницы Усердной, всех Скорбящих Радости, всегда доступной молению страждущих, всегда внемлющей воплям скорбных грешников. Божественная благодать искони почила на иконах Матери Божией, и, во исполнение Ее пророческого слова, Божественный Ее Сын даровал ей особенную, преизбыточествующую силу помогать немощным, исцелять страждущих, утешать печальных. Все прибегающие к Ней с верою и усердием находят в Ней заступление и помощь. Есть ли уголок на земле, где жили бы люди без скорби и страданий? Есть ли хоть одна семья, не знающая горя и нужды? Найдется ли, наконец, человек без греха и немощей?.. И для всех одна только надежда на милость и заступление Божией Матери. К Ней, к Ее благодатному лику и священным изображениям стремится все страждущее на земле. Пред Ее святыми иконами изливаются молитвы и слезы нуждающихся в помощи: Она всем внемлет, всем помогает. Можно ли уверить страдальца, что пред ним не чудотворная икона Божией Матери, когда он сознает и чувствует, что Она одна сильна защитить и помиловать его?  Нет ни одного отдаленнейшего уголка в христианском мире, где не было бы у многострадальных людей свято чтимой иконы Матери Божией, источающей чудеса милосердия. Нет ни богатства, ни славы, ни власти, ни мудрости, которые были бы свободны от страха и скорби, обладали бы полным счастьем. Без скорби, как без воздуха, не проживет смертный, рожденный во грехах. Кто же может защитить его и избавить от зла и напастей? Одна Матерь Божия. Ей усыновил Христос, Божественный Сын Ее, учеников Своих.

«Се сын Твой», — сказал Господь, указывая на любимого ученика, олицетворявшего в себе всех верных последователей Его, — и Матерь Божия стала Матерью христиан, верующих в спасение от Ее Божественного Сына. И спешит Она на помощь и утешение всем страждущим и обремененным, и каждый из нас, скорбных, получив от Нее благодатную помощь, запечатлевает отрадный Ее образ в душе своей. Прошли века, ушли в землю миллионы людей — нет конца чудесам и благодеяниям, которых Она вечно живой источник, и нет пределов Ее милосердию! Миллионы людей страдали и призывали на помощь Матерь Божию: у всех в сердцах записаны чудеса Ее благодеяний. Может ли один человек собрать и записать все сведения о чудотворных иконах Царицы Небесной?! Их знает одна Матерь Божия, на каждый день для каждого человека являющая новые знамения Своего милосердия. Хвала Всевышнему за все Его благодеяния! Слава и благодарные слезы Царице Небесной, хранящей детство, вразумляющей молодость, милующей старость, всем дающей опору и надежду на могущество милосердия Ее Божественного Сына. Слава Тебе, Христе, Боже! Слава Тебе, Упование наше, слава Тебе!  София Снессорева, 1 августа 1897 года.

Краткая справка: Снессорева, Софья Ивановна (1815-1905) - искусствовед, переводчик, духовная и детская писательница. Ее духовным отцом был святитель Игнатий Брянчанинов. Свою книгу о земной жизни Богородицы писательница впервые издала в 76 лет (Спб., издание книгопродавца И.Л. Тузова, 1892 г.), чему предшествовали многие годы сбора материалов. В сочинении собраны сведения о 293 чудотворных иконах Богородицы, выполненных в разных уголках христианского мира, как на Востоке, так и на Западе. В книге представлено христианское учение о Божьей Матери, в том числе пророчества и пассажи из Библии, которые интерпретируются как предсказания появления девы-Богоматери. Рассматриваются сюжеты из жизни девы Марии, вошедшие в церковный канон. Эти события священной истории отчасти вошли в круг великих и двунадесятых праздников. Каждый такой сюжет получил отражение в ряде икон, считающихся чудотворными. Дается описание этих икон и чудес, связанных с ними, в соответствии с православным календарем, приводятся их изображения. Третье издание вышло в 1909 году. Объем информации об иконах очень различен. О каких-то из них сообщается только название, год и место появления, иногда кратко могут излагаться связанные с иконой чудеса. Для икон известных в славянском мире и на Руси приводится развернутая информация об истории бытования памятника и чудесах, связанных с ним.  Ряд богородичных икон имеет отношение к узловым событиям российской истории, таковы, например, иконы Пресвятой Богородицы - Казанская, Смоленская, Владимирская, Тихвинская и др. О таких иконах собран максимум доступной информации на основе Св. Писания, летописей, исторических изысканий, Миней четий и других источников. В ходе осмысления событий, связанных с чудотворными иконами, формировался взгляд о том, что Богородица покровительствует России, является высшей защитницей государства. Книга стала ценным справочником о типах и местных разновидностях икон богородичного цикла.

Автобиографическая записка

Снессорева, София Ивановна родилась в 1815 году в Воронеже. Она была шестое дитя из числа двенадцати человек, которыми Бог благословил ее родителей: шесть сыновей и шесть дочерей. В свое время Иван Николаевич и Елисавета Ивановна Руновские были полезными и честными деятелями на общественном и семейном муравейнике, где указан был им путь. Не только Воронежская, но и соседние губернии признавали в Иване Николаевиче юриста неподкупной честности и высокого развития, и даже незнакомые издалека приезжали, чтобы получить его совет. И если он находил, что дело неправое и не советовал его начинать, то лучше всего было последовать его совету, потому что как бы ни был могуч и богат ищущий и как бы ни был беден и беспомощен его соперник, в виде заброшенных сирот или безгласной вдовы, а Иван Николаевич считал уже своим долгом разыскать их документы и обнаружить истину, не щадя своих трудовых средств и не считая, что обижает детей своих, когда отдавал чужим сиротам. Звезда ли то была счастливая, или Бог помогал бесстрашному воину на поле юридической брани, только Иван Николаевич никогда не держался пословицы «один в поле не воин» и всегда выигрывал правые дела, за которые только и брался, сильный их истиною. Ну а Елисавету Ивановну знали хорошо все бедные семейства, которые всегда находили легкий доступ к ней и посильную помощь, не разбирая, прав или виноват страждущий. Елисавета Ивановна всех своих детей выучила читать к шести годам, после этого отец благословлял грамотное дитя Евангелием и младшие переходили на руки старшей сестре, замечательного ума и разнообразных знаний и с шестнадцати лет трудившейся над развитием младших, чем много помогала своим родителям. Кроме того, в доме постоянно жил один из лучших семинаристов-богословов на правах старшего сына до выпуска, и, сами воспитываясь и учась, они учили младших детей. До 13 лет София Ивановна училась с братьями даже по латыни и алгебре и геометрии; когда же братьев отвезли в Петербург для определения в казенные учебные заведения, она была отдана в Благородный пансион госпожи Депнер, где она находилась с 1829 до 1834 года. Курс наук она имела счастье проходить под руководством лучших педагогов, которыми тогда славился Воронеж. Все наставники, начиная от законоучителя о. Иакова, госпожи Депнер, Александра Алексеевича Попова, заступившего место Павла Кондратьевича Федорова как первого преподавателя и содержателя Благородного мужского пансиона, и кончая вспыльчивым, как порох, но добродушнейшим учителем музыки, — все они были не просто учителями-наемщиками, а настоящими пастырями своего стада, которое они любили, и зато как их любили! Они развивали вверенных им детей для того, чтобы из каждого сделать человека, и если где видели добрую землю, тогда не щадили уже своих трудов. Они учили их распознавать добро и зло, бодро вступать в борьбу, всегда готовую встретить в житейском море, и не бояться толчков судьбы. Да, это были благодетели, не отнимавшие у детей силы и энергии пустыми словами сомнения и безверия, не производившие скороспелок недозревших: они давали им в руки орудия духовной силы, чтобы побеждать земные немощи. И как дружно, как единодушно они содействовали и друг другу, чтобы дать знание и сохранить доброе чувство в ребенке. Светлая память сохраняется о них в переживших их воспитанниках! Со смертью отца в 1832 году наступили тяжелые годы для матери, оставшейся с девятью пережившими отца детьми. Сыновья еще учились, а дочери, насколько сил и уменья было, помогали матери в ее трудовой жизни. В 1836 году София Ивановна вышла замуж  — брак по любви — за человека, богатого умственными капиталами, и немедленно уехала с ним в Петербург. В те далекие времена трудно было, даже труднее, чем теперь, пристроиться к месту человеку — будь хоть он семи пядей во лбу, — не имеющему ни связей, ни туго набитого кошелька. Пришлось служить первые месяцы без жалованья. К счастью, нашлась работа по силам: первый опыт их переводов был помещен в Энциклопедическом словаре Плюшара. Деньги платились большие, но условие было тяжелое: если на писаной странице было более трех поправок от редакции — страница не шла в расчет. К счастью, редакция была замечательно добросовестная и доброжелательная к труженикам-переводчикам. Работа нашлась и у Масальского, издававшего отдельные романы. Кроме того, Кашкин, старый знакомый и содержатель собранной его трудами Библиотеки для чтения книг, заказал им перевод Музыкальной школы Калькбреннера. Кашкин тоже был замечательной личностью Воронежа, подобно Кольцову и Никитину, он самоучкой добился такого знания в музыке и науке, какими не всякий ученый обладает. Жестокая простуда уложила Софию Ивановну в постель. Доктора присудили ее к чахотке и смерти с разлитием Невы, но обещали торжество молодости и хорошего сложения, если немедленно увезти ее в более теплый климат. Муж принял первое место и уехал с нею в Астрахань. Тут прожили они с 1838 до 1842 года. Время жгучих впечатлений во всем, что дорого сердцу! Она похоронила тут трех детей и, наконец, мужа… Первые слова, которые донеслись до слуха ее рассудка, после многих недель мрака и воспаления в мозгу, были слова ее двухлетнего сына, который с плачем говорил утешающей его крестной матери, незабвенной С.Ф. Тимирязевой:

«Ничего не хочу, только маму мне надо!»

Гальванический ток пробежал по телу, жизнь, покидавшая уже рассудок и сердце, забилась свежею струею, голова просветлела, руки охватили ребенка, и она мысленно дала слово жить для него… Потекли однообразные непрерывные годы трудовой жизни и забвения всего, чтоб исполнить свой долг… Несмотря на жгучие страдания, Астрахань памятна ей и по светлым личностям, посланным Провидением, чтобы сберечь ее от отчаяния. Сердце сохранило все те дорогие имена — их было немало, — но два семейства сроднились с ее душою и всегда участвовали в ее жизни: семейство Тимирязевых и семейство Ахматовой. С 1838 года до настоящего 1871-го сохранялись между ними дружеские отношения, не поддающиеся ни гнету времени, ни переменам обстоятельств, как капитал, не теряющий своей ценности. До 1848 года София Ивановна жила педагогическими трудами, то в саратовских неоглядных степях, то в курской черноземной глуши, и, наконец, много трудилась над огранением каменных мостовых в петербургских улицах. Трудясь много и всегда с любовью к делу, она не торговалась со своими силами и вся отдавалась своим обязанностям. Эта несоразмерность часто отражалась на здоровье и навсегда повредила зрение: последние двадцать лет она работала одним правым глазом; левый же глаз после долгих упорных страданий tic douloureux оказался парализованным, так же как и вся левая сторона тела. И, несмотря на то, она продолжала без устали свою трудовую жизнь одною правою стороною тела. Не есть ли это явное, осязательное доказательство, что есть Провидение Высшей Невидимой, но ощущаемой Силы, Которую мы называем Бог? Приехав в Петербург в 1845 году для того, чтобы хлопотать о помещении сына в учебное заведение, она всюду встретила отказы. Было отчего прийти в отчаяние: без средств, без покровительства, одна с семилетним сыном, она безмолвно взывала: «Верую, Господи, помоги моему неверию!» Как единственная отрада в чуждом городе, была для нее любовь ее старшей сестры, такой же труженицы, как и она сама. Убедившись, что, кроме отказа, она ничего не может добиться от власть имущих, она очутилась в Царскосельском саду пред Государем Наследником, ныне благополучно царствующим Александром II, в ноябре 1845 г. Увидев робких мать и сына, державших друг друга за руку, он сам подошел к ним, и, когда на вопрос его: «Что вам угодно?» — измученная, болезненная женщина, после тщетных усилий заговорить, отвечала только слезами, катившимися по ее бледному болезненному лицу, — сильные ощущения лишили ее голоса, мальчик, смотря прямо на свою Надежду и сознавая болезненное онемение матери, сказал своим детски-простодушным языком:

«Государь, утешь мою маму! Прими меня в гимназию воспитанником сына Твоего!»

У Него слезы, как блестящая от солнца роса, навернулись на глазах:

«Успокойтесь! Я все сделаю для вашего сына. Но кто вы? Как вас зовут?»

Совсем потеряв способность говорить и продолжая проливать тихие слезы, она вынула из кармана приготовленную записку:

«Государь! Если Ты не поможешь мне, то мне остается умереть», — было в ней.

На другой день, по приказанию Государя, она пришла в контору Его, и тут показали ей ее же записку, наверху которой ровным жемчужным почерком было написано:

«Сына вдовы Николая принять воспитанником моего сына Николая. Александр».

Да будет благословенно имя Его, утешителя вдов и сирот! День и ночь молитва за Него…

При первом облегчении глаз — почти два года она не могла работать от боли — опять спешила искать труда и до 1860 года давала уроки. Трудно было зимою преодолевать бурю и непогоду, чтобы поспевать вовремя и не пропускать уроков; но летом еще было труднее: ученицы разъезжались по дачам; ездить на извозчиках немыслимо дорого, и приходилось странствовать по белу свету. А даль-то какая: с Петербургской стороны или потом с Глухого переулка за Вознесенским проспектом — в Лесной, или на Аптекарский, или на Петров остров. Тогда не везде были мостовые, а от Черной речки до Лесного была земля глинистая; чуть дождь, ноги разъезжаются, сил нет вытащить: поневоле остановиться надо да вздохнуть к Богу — откуда опять силы возьмутся. И место какое пустое было: ни жилья, ни людей, а только длинный, бесконечный ряд огородов. А как часто гроза, ветер, дождь были ее спутниками! Придет промокшая насквозь, потоки льются с нее — и ничего: ни злой человек, ни опасное приключение не коснулись одинокой, по видимому беспомощной странницы, встававшей в 5 часов, чтобы поспеть на урок до солнечного зноя! Кажется, путь предлежал не на розах, а сколько было утешения! Сознание, проникавшее до глубины души, что Господь хранит и зовет к себе всех тружеников и обремененных, явное ощущение близости Его милосердия! А дорога длинная: скоро (быстрым шагом) идти два часа туда да два с половиною оттуда (больше усталость и жарко)… Всех друзей успеешь вспомнить, живых и ожидающих в вечности, и помолиться за всех — удобное время, никто не помешает. И такое было ей счастье: ни одной не было ученицы, на которую надо бы рассердиться или взыскание сделать, — все дети добрые, любящие. Бывало, в глаза смотрят, как бы угодить: хорошенько учиться да что-нибудь доброе сделать. Добрая земля предлагалась. Эта благодарная любовь и готовность пользоваться уроками много услаждали труд. Вот и о них думалось дорогою, не одни тернии предлагавшей, а и розы такие душистые. В 1848 году по ходатайству Е.Н. Ахматовой София Ивановна получила работу при «Библиотеке для Чтения». Легко и приятно было переводчикам при таком редакторе, как О.И. Сенковский. Он сам выбирал статьи, сам своею рукою на полях оригинала писал по-русски оглавление, все иностранные имена, технические слова и даже целые фразы, представлявшие какое-нибудь затруднение; сокращения тоже сам производил на оригинале же. Для фраз выше понимания переводчики должны были оставлять пробелы на своих страницах и выписывать на полях эти фразы. Кроме того, последнюю корректуру держал Сенковский, и тогда все переводы проходили через его очистительное перо. По напечатании книги сам Сенковский немедленно рассчитывал сотрудников (выплачивал деньги). Вежливый, добросовестный был редактор; сам честный труженик, умел ценить труд своих сотрудников, не усчитывая и не обделяя никого.

При начале карьеры переводчицы над Софией Ивановной готова была разразиться буря, готовая преградить ей дальнейший путь. «Загробные записки Шатобриана» стали выходить в какой-то газете, «Presse», кажется. В числе других и она получила свою часть для совместного и скорейшего перевода этой знаменитости. Дался же им этот Шатобриан: газетная бумага гадкая, шрифт в фельетонах мельчайший и какой-то слепой, корректорских ошибок без числа, а слог — прости ему, Господи! прости и его переводчиков, не добром поминавших его! Словом, дело идет о знаменитой фразе по случаю la charette, напечатанной не прописной буквой, как бы следовало для собственного имени. Билась, билась с этою фразою — решительно смысла нет для lа charette, так и пришлось оставить пробел, а на полях записать ужасную фразу. Когда принесли корректурные листы, Сенковский был болен и несколько ночей не спал от жестокой зубной боли. Сам он не мог поднять головы, но кто-то из близких читал вслух и поправлял по его указаниям. Дошло дело и до lа charette — оригинала не случилось под рукой, была только выписанная фраза на полях. Рассыльный торопит, время не терпит, и вот вышла знаменитая фраза о роковой тележке вместо генерала Ла Шарета… и как уж обрадовались чужие редакции! Подхватили они эту фразу и чуть не целый год носились с нею, как кошка с салом. Да, было то праздное время, когда переводы и мелких статей в «Б.д.Ч.» разбирались даже в серьезных журналах! Поднялась буря: кто переводил это роковое место? Разумеется, Снессорева. Но и тут выручила справедливая дружелюбная Ахматова: потребовали по ее настоянию листки, и оказалась истина: сам Сенковский приказал написать эту фразу. До самой его смерти Снессорева работала в его журнале. Жена Сенковского писала свои сочинения на франц. языке, которым владела превосходно, на русский же язык давала переводить своим друзьям. Снессорева была в числе неизменных ее переводчиц, и никто не заметил даже, что ее сочинения писались не по-русски. За год до смерти мужа Сенковская поручила Снессоревой свой последний труд, в котором она пыталась нарисовать истинный портрет своего мужа. Снессорева не только переводила, но и часто по указанию сочинительницы вставляла целые рассказы, и по два-три раза случалось одни и те же переделывать. Работа длилась около двух лет. Сенковский умер, жена его прожила после него год и жила в лихорадочной деятельности, желая издать избранные сочинения мужа, которыми искренно гордилась; написала его биографию; но не успела напечатать своего последнего любимого романа с натуры — «Соперницы». Пред смертью она продиктовала ближайшей родственнице свои последние желания и между прочим просила передать 400 экз. (4000 книг), изданных ею, Снессоревой, свидетельствуя при том о своей глубокой благодарности за ее неизменную любовь. Между наследниками вышли споры, Снессоревой не отдали ни одной книги; но она жалеет не о пропавшем даром труде двух лет, а о том, что рукопись «Соперницы» пропала без вести. Кому она понадобилась? Кто не желал видеть ее в печати? Или чья небрежность совершила это преступление против чужой собственности? Вопрос о «женском труде» был решен ею в 1856 году. После смерти Сенковского она года два еще работала в «Библиотеке для Чтения», перешедшей в достояние Старчевского и Печаткина; потом у Зарина и, наконец, у Боборыкина. Ей предоставлялись мелкие статьи, что, по ее мнению, гораздо труднее многотомного романа, где переводчик успевает свыкнуться и с языком, и с манерою сочинителя, и с характерами действующих лиц. Тогда как каждая мелкая статья требует особенного изучения и часто особенных познаний, потому что редакция, не сообразуясь, присылает мелкому переводчику статьи и по ботанике, и по зоологии, и медицинские, и военные. Уж слишком большое разнообразие сведений требуется от переводчика. Из больших же сочинений ею переведены: «Орлийская ферма» Антония Троллопа , «Дело темной ночи» мистрисс Гаскель и обзор «История английской литературы» англичанина Тэна. Кроме того, из «Отечественных Записок», когда там участвовал Зарин, иногда присылались ей отдельные главы разных романов, которых не успевал докончить их обычный переводчик. В ту пору, когда в Италии совершался великий переворот и Гарибальди явился героем и деятельным помощником своего короля для объединения Италии, сестра Снессоревой, переселившаяся в Италию, писала к ней письма с  животрепещущими описаниями совершавшихся на ее глазах событий. По просьбе Дружинина, этого безукоризнейшего и изящнейшего литератора и доброго знакомого, она составляла из этих писем статьи для его журнала, кажется «Век». В «Пантеоне», в «Сыне Отечества» попадались случайно налетом ее статьи. Но настоящая ее деятельность, надежная, выручавшая из всех бед с 1856 года до настоящего 1871 года, относится к журналу Е.Н. Ахматовой «Собрание иностранных романов». Создавая этот журнал, Ахматова имела в основании благородную цель: самой жить трудами и другим женщинам-труженицам давать средства трудами жить. Все, одиннадцатый год трудящиеся по ее журналу, — женщины, поддерживающие семьи свои честным трудом и благословляющие имя основательницы журнала, тихо, без печатных криков проводящей в жизнь свою душевную мысль: жить и другим давать жить. Беспристрастный историк много найдет сказать об этой благородной личности, высоко поднимающейся над толпою. Трудно исчислить все ее труды: она перевела более 250 сочинений с французского и английского языков, успевая перечитывать все журналы и лучшие книги на этих языках, чтобы выбрать лучшее для своего журнала и познакомить с неизвестными, но талантливыми писателями. В отношении цензурных и почтовых переворотов она передовой и бесстрашный боец. Чувство чести в ней глубоко развито, на ее слово можно положиться, память необычайная, твердость и обдуманность характера, какие трудно встретить и в мужчине. Система и порядок царствуют во всех ее делах: стоит только взглянуть на ее конторские книги, чтобы понять, какой мастер дела заведывает ее журналом. Одна беда: своих друзей она хочет ставить на свое место и ожидает от них таких же способностей, какими сама одарена. Поэтому ее друзьям приходится иногда очень жутко. В 1857 году она сказала Снессоревой, что переводов с французского совсем недостаточно, тогда как с немецкого переводчицы нет, а вышел новый роман Герстекера «В Америку», который надо поместить в «Собрании», так Снессоревой надо призаняться немецким языком, чтобы перевести его. А Снессорева давно уже забыла немецкий язык. Однако, нужда удивительный учитель. Пригласив молоденькую образованную немку, только что кончившую курс в Annen Schule, она просила ее заниматься с нею по методе, которую сама для себя придумала: прочитав фразу, каждое слово она переводила, требуя объяснения не только слова, но и каждой частички речи. Трудно было, но с помощью талантливой молодой учительницы и энергии старой ученицы дело пошло на лад: через 8 месяцев роман «В Америку» почти в 800 страниц был напечатан в «Собрании романов», к общему удовольствию заставившей и заставленной. В 1860 году повторилась та же история и с английским языком, потому что для журнала потребовалась переводчица с английского. С тех пор Снессорева наслаждается еще большим разнообразием в переводных статьях и все больше мелких рассказах, но есть и большие книги: «В Америку» Герстекера; «Тайный брак» Уилки Колинза, «Фанни» Эрнеста Фейдо, «Роман Молодого Бедняка» Октава Фелье, рассказы американца Рупиуса, уголовные процессы Темме, «Картинки без картинок» Андерсена, «Филипп Август», «Война Амазонок», «Семь поцелуев» Букингама, «Воспоминания Старого охотника», «Анна Гирфорд», «Идеал в деревне» и «Золотой ключ» пополам с Ахматовой. Но никогда Снессорева не работает с большею охотою, как над статьями для детей, и когда Ахматова задумала издавать детский журнал «Дело и Отдых», тогда Снессоревой трудно было оторваться от работы. «Дело и Отдых» публика не умела оценить вовремя, а жаль: это был действительно прекрасный журнал, предлагавший роскошное угощение не только для детей, но и для взрослых. Ахматова вела это дело с необыкновенным знанием и добросовестностью, не из желания приобрести выгоду, но истинно по глубокому сознанию, что она может принести пользу и детям. Кроме многих мелких статей, отлично выбранных, лучшими статьями из переведенных Снессоревою, можно назвать «Черная пантера», «Рюбен Дэвиджер», «Коралловый риф», «Плавание по лесам», «Мальчик в плену», «Школьные воспоминания», «Записки Черного принца», «Бурда, или Заметки о кошках», рассказы о собаках и комедия, переделанная на русский лад, «Кошки вон, а мышки в дом». Отдельно изданные детские книги — «Мальчик, отыскивающий отца в Полярном море» и последняя половина книги «Как иметь успех в жизни». В минуты отдыха Снессорева перевела и издала «Народные сказки Братьев Гриммов», которые вышли и вторым исправленным изданием (первая пока часть, а вторая в типографии) с прекрасными портретами и картинками, талантливо сочиненными русским художником Шпаком. Из собственных ее сочинений она издала по просьбе друзей «Дарьюшка, или Очерк жизни русской странницы», затем после двухлетних трудов издала биографию игумений Феофании Готовцевой, замечательной по своей жизни как в большом свете, так и в монастыре. Вышла книга с приложениями в 30 листов, с 17 картинами и двумя портретами. Кроме того, ее любимейшим занятием было дело, порученное ей Преосвященным Игнатием Брянчаниновым, скончавшимся в Николо-Бабаевском монастыре Костромской губернии. Он поручил ей надзор за печатанием, корректурой и редакцией его творений, составивших пять томов и около 150 листов, т.е. 2400 страниц большого формата. Краткое описание кончины его было ею же написано. Если надо выводить мораль из всякой истории, то из этой жизни можно такое заключение сделать: при благоприятных обстоятельствах и верных друзьях труд прокормит переводчицу, но никогда не обогатит и не обеспечит. Труд модистки, труд портнихи — не говоря о француженках, но даже русских — представляет более возможности оставить «про запас на черный день». Avis aux lectrices, которые в Петербурге и провинции тревожат себя надеждами, а редакторов просьбами дать работу, думая, что можно прожить одними переводами. Еще маленькое замечание: а богатые барыни, переводящие романы от нечего делать и наслаждающиеся тщеславием, что их работа красуется в печати, должны опасаться, как бы не вынуть кусочек хлеба изо рта голодных, не имеющих протекции в литературном мире. И невольно вспомнишь, как смешны казались неутомимым труженицам, всю жизнь работавшим без криков и покровительственных партий, как смешны казались им эти натянуто-разгоряченные страницы романа «Что делать?». Какая-нибудь крикунья Вера Павловна воображала, что она выведет русских женщин из подвала на чистый воздух самобытного труда и свободной мысли! Сами сидят в подвалах напускных модных теорий и воображают, что без них никто и Америку не открывал. А пригляделись бы получше к жизни и к людям бывалым, так и узнали бы, что и за пятьдесят лет по всей России бывали женщины, не терявшие своей жизни на бесплодное безделье. Вообще говоря, нигде, может быть, женщина не была так самостоятельна, как в России, и в гражданском отношении и в семейном быту. А что мужья в старину бивали жен и что жены, по сохранившемуся преданию, плакали, что муж не бьет — значит, разлюбил, так и теперь бывают подобные случаи у всех народов. Но не у всех народов женщина имеет права собственности, права голоса, собственница. В России никто никогда не мешал ей учиться и прославляться, если талант был. А если правительство не позволяло женщине кричать по улицам и провозглашать разные теории в обществах, так, право, оно бы так и лучше. Вообще говоря, много бы вышло хорошего для мира, если бы всякий муравей потихоньку старался принести посильную пользу в свой муравейник, трудясь в своей окружности, насколько сил и умения хватает.

Краткая справка: Тузов, Игнатий Лукьянович (1851, Калужская губерния — 20 июля 1916, Старая Русса) — книгоиздатель духовной литературы. При этом, несомненно, он внес огромный вклад в развитие российской полиграфии. Так называемые «тузовские» издательские коленкоровые переплеты, как и «вольфовские»,  всегда высоко ценились у коллекционеров и собирателей книг и были их вожделенной мечтой. Родился в крестьянской семье. Его отец, отставной солдат Лукьян Тузов месте с земляком Филиппом Дорофеевым, приехав в Санкт-Петербург, принялись за выгодный и тогда ещё дозволенный промысел — лотерею. Оба предпринимателя не достигли особых успехов, но их сыновья «выбились в люди»: сын Дорофеева стал купцом, имевшим конвертную фабрику и бумажные магазины; сын Тузова — известным издателем и книгопродавцем. Игнатий Тузов получил начальное домашнее образование и «ещё мальчиком поступил на службу в одну из книжных фирм». Уже в 1873 году он получил купеческое свидетельство второй гильдии. В 1874 году он открыл первый свой магазин: на Большой Садовой улице, в Пажеском корпусе напротив Гостиного двора. В это же время он выпустил свою первую книгу. Не имея собственной типографии, он всегда договаривался на выгодных условиях с другими печатными заведениями, например, сотрудничал с типографией М.М. Стасюлевича (2-я линия Васильевского острова, 7), с типографией Дома призрения бедных (Лиговский проспект, 16), с типографиями М.И. Акинфиева и И.В. Леонтьева (Бассейная улица, 14 и Басков переулок, 4). Спустя пять лет, он переехал в более просторное помещение, в дом № 16 на Большой Садовой. Этот крупный магазин ранее принадлежал известной фирме Кораблева и Сирякова, занимавшейся торговлей и изданием книг духовно-нравственного содержания. Н.П. Кораблев умер в 1877 году, а М.Н. Сиряков меньше чем через год после смерти товарища. Тузов не только снял их книжное помещение, но и стал преемником их дела «с преимущественной целью всесторонне развивать и довести до возможной безукоризненности торговлю духовными изданиями», как он сам писал в каталоге магазина. Огромный тираж книг этого направления был обусловлен их официальным допущением и распространением в церковно-приходских и других школах, а также в библиотеках, которые стали усиленно заводится при городских и сельских церквах. В каталоге изданий фирмы Тузова за 1881 год насчитывалось 3 500 названий книг, в 1897 году — около 11 000, в 1913 году — более 16 500. Когда помещение магазина на Садовой, 16 оказалось уже недостаточно, переехал через дорогу в Большой Гостиный Двор на Садовую линию, где расположился на трёх этажах магазина № 45, существовавшего под вывеской Тузова до 1917 года. Книги, которые издавал Тузов — это творения отцов Православной церкви и переводы иностранных изданий. Он приобретал разного рода рукописи и издавал их; так в 1880 году был напечатан труд Фомы Кемпийского «О подражании Христу» по вновь открытой подлинной рукописи, в переводе с латинского обер-прокурора Священного Синода К.П. Победоносцева. Особый успех имели сочинения английского богослова Ф.В. Фаррара — «Жизнь Иисуса Христа», «Жизнь и труды Святого Апостола Павла» и «Первые дни христианства». Каждая книга вмещала около тысячи страниц со множеством иллюстраций и приложением раскрашенных карт Палестины и путешествий св. Апостола Павла. Издания вышли в роскошном коленкоровом переплете с золотым обрезом, на прекрасной бумаге. «Все это делает честь почтенному издателю, видимо, не жалевшему никаких трудов и издержек, чтобы в достойном виде представить русской публике наиболее выдающиеся произведения английской богословской литературы», — отмечал журнал «Русский паломник» (1888, № 21). Цена каждого такого тома доходила до восьми рублей. Но эту же книгу Тузов издавал и в более скромном переплете, цена такого общедоступного издания составляла 2 рубля 50 копеек. Современники отмечали, что «издавая солидные труды, г. Тузов не избегает небольших сочинений, которые у него льются, как из рога изобилия»; на одно-два роскошных изданий у него приходилась сотню дешёвых, — от двух до пяти копеек. Императорская Публичная библиотека только за один 1897 год закупила у Тузова шестьсот единиц книг духовного содержания. И.Л. Тузов общался с высшим духовенством и писателями: свои «Мелочи архиерейской жизни» и сборник «Русская рознь» отдавал ему издавать Н.С. Лесков, который отмечал: «он мой постоянный издатель и покупатель, достойный человек и аккуратный плательщик». В 1886 году Тузову был пожалован орден Святой Анны третьей степени в благодарность за сооружение новой деревянной церкви в Тверской губернии. Став кавалером ордена, И.Л. Тузов получил право на потомственное почётное гражданство. В те же годы в часовню Свято-Троицкого храма на Николаевской улице (дом № 5) им был пожертвован новый иконостас. Тридцать три года Тузов отслужил на благотворительном поприще в «Доме призрения бедных в память Императора Александра II» в Ораниенбауме, обеспечивая детей необходимыми учебниками и книгами. В 1913 году за долгую службу, в соответствии с уставом Дома призрения, ему был присвоен чин надворного советника. В 1906 году И.Л. Тузов стал выборным от Санкт-Петербургского купеческого сословия сроком на три года. Женат И.Л. Тузов был на Анне Гордеевне Ивановой, дочери бронзовых дел мастера. В семье было трое детей: дочь Евгения и сыновья Александр и Николай. Первоначально Тузовы снимали квартиру на Невском проспекте — дом № 64, в 1894 году архитектором А.В. Ивановым был выстроен для Тузова четырёхэтажный дом с двумя флигелями на Николаевской улице (№ 17). Поселившись в собственном доме, И.Л. Тузов постоянно сдавал до восьми квартир состоятельным жильцам: здесь жили князь Л.А. Шаховской, председатель Товарищества «Кавказская ртуть»; снимал квартиру доверенный Санкт-Петербургского отделения Коммерческого банка в Варшаве М.С. Фляум; жил актёр Александрийского театра В.Н. Давыдов.

Мильт Т.И.

КНИГОИЗДАТЕЛЬ ИГНАТИЙ ЛУКЬЯНОВИЧ ТУЗОВ

Если вы располагаете временем, то проходя по Невскому, сверните на улицу Марата. В пяти минутах ходьбы от главного проспекта, с правой стороны, вы увидите эффектный фасад четырехэтажного дома № 17, возведенного в девяностые годы XIX столетия. Остановитесь на несколько минут напротив парадного входа. Над аркой дубовых резных дверей – небольшой картуш с вензелем «И.Т.». Еще два таких же картуша с буквами венчают боковые эркеры на уровне четвертого этажа, чтобы идущие с противоположной стороны улицы могли видеть инициалы хозяина. Так увековечил свое имя купец Игнатий Тузов. Он заказал строительство собственного доходного дома академику архитектуры Александру Васильевичу Иванову. Этот мастер умел придавать зданиям нарядность, что отвечало вкусам заказчиков конца XIX века. При взгляде на дом без особого труда можно догадаться, что его владелец потратил целое состояние на капитальное дорогостоящее строительство. Следовательно, Тузов хотел показать своим современникам, какого высокого жизненного успеха он достиг. Кто же этот преуспевающий незнакомец? Документальные находки привели к открытию, что Игнатий Лукьянович Тузов был одной из ярких фигур книжного рынка, и его жизнь тесными узами связана с нашим городом. Здесь он прожил более пятидесяти лет, с шестидесятых годов XIX столетия по июль 1916 года. Книгоиздатель и книготорговец, в свое время он по известности стоял в одном ряду с Сувориным, Сытиным, Павленковым – крупнейшими издателями того времени. А книговед Н.А. Рубакин называл его книжным фабрикантом. Почему же имя Тузова предано забвению? Ответ простой – большей частью Игнатий Лукьянович специализировался на издании церковной литературы. После известных событий 1917 года атеистическая волна смыла все памятное о религиозно-нравственном воспитании. Уничтожались храмы, иконы, книги. Неудивительно, что фамилия издателя Тузова нигде не упоминалась. Его книги чудом сохранились в библиотеках Духовных академий и в семинариях. Поэтому сегодня его деятельность знакома только узкому кругу духовенства. Как же пришел он к своей вершине, с чего все начиналось? Игнатий Тузов родился в 1851 году в Калужской губернии в крестьянской семье. Приезду мальчика в Петербург предшествовало появление в городе в конце пятидесятых годов его отца, отставного солдата Лукьяна Тузова. Земляк Филипп Дорофеев приютил Лукьяна в своей каморке в знаменитых Вяземских трущобах, где в квартире из двух комнат одновременно проживало около двадцати человек. Дорофеев и Тузов принялись за выгодный и тогда еще дозволенный промысел – лотерею. Они ходили с фортункою и косточками по трактирам и казармам, разыгрывая платки, картины и прочие безделушки. Интересен тот факт, что у обоих отцов-неудачников сыновья добились в жизни огромных успехов. Сын Дорофеева стал купцом, имевшим конвертную фабрику и бумажные магазины; сын Тузова – известным издателем и книгопродавцем. Сведения о детстве Игнатия Тузова крайне скудны. Известно, что образование он получил домашнее и «еще мальчиком поступил на службу в одну из книжных фирм». Первые документальные сведения о Тузове относятся к 1873 году, когда он в возрасте 22-х лет получил купеческое свидетельство по второй гильдии. С этого времени и начался уверенный подъем предпринимателя по лестнице процветания. За 23 года безупречной торговли он сменил три магазина и все – на Большой Садовой улице. Первую лавку Тузов снял в 1874 году в Пажеском корпусе напротив Гостиного двора. Дела шли так успешно, что, спустя пять лет, он переменил помещение на более обширное, переехав на Большую Садовую, 16. Этот крупный магазин ранее принадлежал известной всему русскому православному обществу фирме Кораблева и Сирякова, занимавшейся торговлей и изданием книг духовно-нравственного содержания. Н.П. Кораблев умер в 1877 году, а М.Н. Сиряков не прожил и года после потери товарища. Тузов не только снял их книжное помещение, но и стал преемником их дела «с преимущественной целью всесторонне развивать и довести до возможной безукоризненности торговлю духовными изданиями», как он сам писал в каталоге магазина. Ориентация на книги религиозного содержания предполагала верное, надежное и прибыльное дело. С середины XIX века, когда усилился надзор над книгой, вырос процент запрещенных изданий. На фоне этой неблагоприятной картины духовно-нравственная литература выглядела как редкое исключение, не встречая, по словам Н.А. Рубакина, «никаких препон и преград и лишь поддержку». Огромный тираж книг этого направления был обусловлен их официальным допущением и распространением в церковно-приходских и других школах, а также в библиотеках, которые стали усиленно заводится при городских и сельских церквах. Предприимчивый Тузов, чувствуя ситуацию, шел в ногу со временем и в своих каталогах доводил до сведения покупателей, что его книжный магазин «принимает на себя устройство благочиннических библиотек».

Не лишне учесть, что экономическая обстановка того времени благоприятствовала книжной деятельности более всего в Петербурге. Здесь, в основном, было сосредоточено и неудержимо развивалось типографское дело. Так например, из 33 875 201 экземпляра книг, напечатанных в России в 1893 году, 24 265 787 экземпляров были выпущены в Петербурге. Весь этот поток книжного товара оседал на прилавках столицы. Здешние книготорговцы обслуживали провинциальные города всей России, наращивая свой купеческий капитал. Магазин Тузова также ежедневно сдавал в почтамт посылки с книгами для своих иногородних покупателей. Основные правила, которыми он руководствовался:

«Быстрота и точность в высылке книг», «Сосредоточить возможно полный, постоянно подновляемый подбор сочинений».

Игнатий Лукьянович подметил, что в столице «торговля духовными сочине-ниями не выделена в особое специальное занятие», к тому же «требования гг. иногородних на высылку им духовных сочинений не всегда исполняются как бы следовало». Но это положение дел не огорчило Тузова, а придало ему вдохновения взяться самому за решение проблемы:

«Если бы каких-нибудь из книг, издаваемых в провинции, в моем магазине не нашлось, то я обязуюсь таковые книги выписывать от их издателей…; за петербургские же издания я могу поручится, что все они большею частию у меня имеются».

Он молод, полон энергии, ему интересно. Тузов неустанно наращивал свой ассортимент: в каталоге изданий его фирмы за 1881 год насчитывалось 3 500 библиографических записей, в 1897 году – около 11 000, в 1913 году – более 16 500 названий книг. Замечательная грань его деятельности заключалась в том, что добрую половину своего товара Игнатий Лукьянович издавал собственными силами. Свою первую книгу он выпустил в 1874 году. Никогда не имея собственной типографии, он договаривался на выгодных условиях с другими печатными заведениями, например, сотрудничал с типографией М. М. Стасюлевича (В. О. 2-я линия, 7), с типографией Дома призрения бедных (Лиговский пр., 16), с типографиями М. И. Акинфиева и И.В. Леонтьева (Бассейная ул., 14; Басков пер., 4). Книги религиозного содержания запрещалось печатать частным издательствам. Они выпускались только в двух типографиях Святого Синода. Одна из них – в Петербурге, ее постоянным заказчиком был Игнатий Тузов. Книги, которые издавал Тузов – это творения отцов Православной церкви и переводы иностранных изданий. В его каталоге за 1880 год читаем:

«Еще не излишним считаю сказать, что магазин мой приобретает разного рода рукописи в собственность для издания оных по обоюдному с гг. авторами и переводчиками соглашению».

Так в 1880 году был напечатан труд Фомы Кемпийского «О подражании Христу» по вновь открытой подлинной рукописи, в переводе с латинского обер-прокурора Святого Синода К.П. Победоносцева. С 1880-х годов фамилия Тузова и положительные отклики на его издания все чаще стали появляться в объявлениях о книжных новинках в периодической печати. Особый успех имели сочинения известного английского богослова Ф.В. Фаррара – «Жизнь Иисуса Христа», «Жизнь и труды св. Апостола Павла» и «Первые дни христианства». Каждая книга вмещала около тысячи страниц со множеством иллюстраций и приложением раскрашенных карт Палестины и путешествий св. Апостола Павла. Издания вышли в роскошном коленкоровом переплете с золотым обрезом, на прекрасной толстой бумаге.

«Все это делает честь почтенному издателю, видимо, не жалевшему никаких трудов и издержек, чтобы в достойном виде представить русской публике наиболее выдающиеся произведения английской богословской литературы», – отмечал журнал «Русский паломник» (1888. № 21).

Цена каждого такого тома доходила до восьми рублей. Но эту же книгу Тузов издавал и в более скромном переплете, цена такого общедоступного издания составляла 2 рубля 50 копеек.

Игнатий Лукьянович умел угодить вкусам изысканной публики: старался по-добрать шикарный переплет, оформить книгу золотым обрезом, золотым тиснением. Но если мы откроем любой из каталогов магазина Тузова, то убедимся, что дорогостоящих книг (от шести до двенадцати рублей) будет одна-две на сотню дешевых. В перечне «книжек для народа и школ» десятки изданий от двух до пяти копеек. В печати отмечали:

«Издавая солидные труды, г. Тузов не избегает небольших сочинений, которые у него льются, как из рога изобилия».

Об издательской деятельности нашего героя есть еще одно свидетельство: «Игнатий Лукьянович общался с высшим духовенством и писателями. В свое время к нему нередко заходил в магазин Лесков, отдавший Тузову трижды на издание свои знаменитые “Мелочи архиерейской жизни” и сборник “Русская рознь”. Игнатий Лукьянович хранил о большом писателе интересные воспоминания». Это тесное общение подтверждает одна интересная выдержка из письма литератора того времени В.П. Бурнашева, который, поссорившись с Н.С. Лесковым, пишет приятелю в 1884 году:

«за сим прекратил бывать в магазине Тузова, где всего скорее рискую встретить эту личность…».

Имя издателя с 1879 года встречается в письмах Лескова. Так в одном из писем он рекомендует знакомому профессору Киевской духовной академии Ф.А. Терновскому продать его книги на выгодных условиях через магазин Тузова и характеризует книгопродавца: «он мой постоянный издатель и покупатель, достойный человек и аккуратный плательщик». Те, кто близко знал Игнатия Лукьяновича, утверждали, что его архив мог бы представить большой интерес для собирателей литературной и церковной переписки. О судьбе этого архива нет никаких сведений. В Рукописном отделе Пушкинского Дома удалось обнаружить лишь одно письмо, датированное 1877 годом и адресованное Тузовым в г. Тамбов, М.Ф. Депуле, известному биографу поэтов Никитина и Кольцова:

«Милостивейший государь, Михаил Федорович! Прочитав публикацию в газете “Новое время” о продаже Соч. Никитина, имею честь покорнейше Вас просить, сообщить мне подробно все условия продажи Соч. Никитина и его биографии Вами написанной…».

Энергичный молодой издатель вел активную деловую переписку по всей России, интересовался новостями в литературном мире и, вероятно, старался опередить других и выпустить первым какую-либо новинку. Год от года наращивал он размах своей деятельности, развернув целый «издательский конвейер». Помещение магазина на Садовой, 16 оказалось уже недостаточным для его дела. Игнатий Лукьянович переехал через дорогу в Большой Гостиный Двор на Садовую линию, где расположился на трех этажах магазина № 45, существовавшего под вывеской Тузова до 1917 года. Находящаяся напротив Императорская Публичная библиотека только за один 1897 год закупила у Тузова шестьсот единиц книг духовного содержания. Как уважающий себя купец Тузов жертвовал часть своего капитала на благо общества. К тому же, благотворительность могла быть отмечена правительством и государем, а это сулило награды, почести и даже зачет в действительную государственную службу. Известно, что в 1886 году император Александр III пожаловал Тузову Орден Святой Анны третьей степени в благодарность за сооружение новой деревянной церкви в Тверской губернии, на что купец израсходовал свыше 6000 рублей. Став кавалером ордена, Игнатий Лукьянович получил право на потомственное почетное гражданство. В те же годы в часовню Свято-Троицкого храма на Николаевской улице (ныне ул. Марата, 5) им был пожертвован новый иконостас. Тридцать три года подряд Тузов отслужил на благотворительном поприще в Доме Призрения бедных в память Императора Александра II в г. Ораниенбауме, обеспечивая детей необходимыми учебниками и книгами. В 1913 году за долгую службу, в соответствии с Уставом Дома Призрения, ему был присвоен чин Надворного Советника. Завоевав признание среди купцов своим безупречным и добросовестным трудом, И.Л. Тузов становится в 1906 году выборным от С.- Петербургского купеческого сословия сроком на три года, то есть участвует в городском самоуправлении. Семья купца была уже большой. Тузов женился на Анне Гордеевне Ивановой, дочери бронзовых дел мастера. Росли трое детей – дочь Евгения, сыновья Александр и Николай. В 1880-е годы Тузовы снимали просторную квартиру на Невском проспекте, в красивом доходном доме № 64, выходящем окнами на Аничков дворец. Разбогатевший купец основательно подумывал об участке, где будет стоять его собственный дом. Свой выбор он остановил на Николаевской улице, 17. По заказу нового хозяина архитектор А.В. Иванов выполнил проект каменного четырехэтажного лицевого фасада и двух таких же флигелей. В оформлении фасада были использованы традиционные приемы, присущие позднему этапу эклектики, обилие лепного декора. Компактная планировка помещений представляет собой характерный образец малоквартирного доходного дома конца XIX века. В 1894 году Тузовы переехали в этот нарядный дом. Апартаменты хозяев располагались во втором этаже. Как домовладелец И.Л. Тузов предпочитал сдавать квартиры жильцам благонадежным и состоятельным. Здесь поселился князь А.А. Шаховской, председатель Товарищества «Кавказская ртуть»; снимал квартиру доверенный Санкт-Петербургского отделения Коммерческого банка в Варшаве М.С. Фляум. Дом 17 также связан с именем проживавшего здесь актера Александрийского театра В.Н. Давыдова. В справочнике «Весь Петербург» в конце XIX века на Николаевской, 17 ежегодно указывалось до восьми фамилий квартиросъемщиков. Сам Тузов прожил здесь с семьей полных двадцать лет. В стенах этого дома он пережил огромное горе. В 1903 году в возрасте 28 лет умерла его дочь Евгения. О ее жизни известно очень мало. Замуж вышла поздно за купца второй гильдии А.В. Мурина, содержавшего мучной лабаз. Старший сын Александр родился в 1877 году. Неотлучно был при отце, пошел по его стопам: изучал книжное дело, перенимал опыт. В 1900-х годах стал управляющим магазина И.Л. Тузова. Николай, младший сын, родился в 1880 году. Закончил Императорскую лесотехническую академию, заведовал лесничеством г. Гатчина, женился. В 1904 году в семье Николая родился сын, единственный и последний потомок рода Тузовых – Николай Николаевич. Летом 1916 года Игнатий Лукьянович выехал в Старую Руссу, в санаторий поправить здоровье. В июле в нескольких петроградских газетах появилось печальное известие о кончине книгопродавца, надворного советника И.Л. Тузова, последовавшей после тяжкой болезни 20 июля в городе Старая Русса. Тело привезли в Петроград. Погребение состоялось на Никольском кладбище Александро-Невской лавры, в фамильной часовне, рядом с дочерью (точное место захоронения пока не выяснено). Судьба Николая Николаевича, единственного внука Игнатия Лукьяновича, интересна тем, что после долгих скитаний по России на седьмом десятке он снова соединился с родным домом. Еще в революционные годы на глазах подростка рушился фундамент их семейного благополучия, созданный трудами деда. Дом на улице Марата у хозяев отобрали. Здание поочередно передается различным организациям. Исчезают мебель, картины. Разобрана и увезена одна из двух изразцовых коричневых печей в столовой. Внутри дом перегородили на коммунальные клетушки. Семье Тузовых выделили небольшую квартиру. Закончив Александровский институт путей сообщения, Николай Николаевич получает степень кандидата наук; остались его научные труды. В военные блокадные годы Тузовы по-прежнему проживали на улице Марата, 17. В этот период обрываются документальные свидетельства об Анне Гордеевне Тузовой и ее сыне Александре. Николай Николаевич занимал должность главного инженера мастерских Ленфронта. Затем – оговор, арест, высылка под Москву, работа на водохранилище. После реабилитации Николая Николаевича отправили в г. Нальчик, где он преподавал в техникуме. В 1960-е годы он вернулся в Ленинград. В 1983 году дом № 17 по улице Марата передали производственному объединению «Реставратор». Николай Николаевич, будучи в преклонном возрасте, принимал активное участие в восстановлении его интерьеров, предоставил семейный альбом Тузовых с видами фасада и жилых комнат второго этажа, где проживала его семья. Отреставрированные жилые апартаменты, по его свидетельству, выглядят достоверно. Дом включен в список памятников архитектуры местного значения. Последние годы Тузов работал вахтером здесь же, в объединении. В конце 80-х годов его можно было увидеть в вестибюле на вахте. Многие еще помнят бдительного дедулю, который настойчиво требовал красную книжечку-пропуск. Так он и закончил свой жизненный путь на страже родного дома. Умер Николай Николаевич в 1988 году в возрасте восьмидесяти четырех лет. Урна с прахом захоронена недалеко от фамильной часовенки, в колумбарной стенке Никольского кладбища Александро-Невской лавры. Так угас петербургский купеческий род Тузовых, но стоит на Марата, 17 дом, молчаливый памятник их былого процветания.