RARUS'S GALLERY

Издание состоящее под Августейшим попечительством Ее Императорского Высочества Великой Княгини Ольги Александровны и Его Высочества Принца Петра Александровича Ольденбургского Покровской общины сестер милосердия. Учредительница и покровительница Покровской Общины Сестер Милосердия Великая Княгиня Александра Петровна в инокинях Анастасия. Спб., Покровская Община Сестер Милосердия, 1903. 36 стр. текста в орнаментальной рамке, 47 листов иллюстраций, 10 цветных литографированных карт, 67 портретов от Рюрика до Императора Николая Александровича Романова на цветных подтитулах.. Типо-литография Н.Н. Никитенко, Кузнечный 14, Спб. В черном издательском кожаном переплете эпохи с тиснением золотом и краской на передней крышке. Тройной золотой обрез. Oblong. Формат: 30х22 см.

Подносные экземпляры выглядели так:

Первое столетие: 862 — 962. Рюрик, Олег, Игорь, Ольга, Святослав. Перечень событий первого столетия; 4 листа илл.; карта Восточной Европы около 862 г.

Второе столетие: 962 — 1062. Святослав I, Владимир Святой, Святополк, Ярослав I(Мудрый), Изяслав I. Перечень событий второго столетия; 3 листа илл.

Третье столетие: 1062 — 1162. Всеволод I, Святополк II, Владимир II, Мстислав, Ярополк, Всеволод II, Изяслав II, Юрий Долгорукий, Мстислав II. Перечень событий третьего столетия; 2 листа илл; карта Руси в удельное время 1054-1240.

Четвёртое столетие: 1162 — 1262. Андрей Боголюбский, Всеволод III, Константин I, Юрий II, Ярослав II, Александр Невский, Даниил Галицкий Перечень событий четвёртого столетия; 2 листа илл.

Пятое столетие: 1262 — 1362. Ярослав III, Василий I, Дмитрий I, Андрей II, Михаил II, Юрий III, Дмитрий II, Александр Тверской, Иван Калита, Симеон Гордый, Иван II. Перечень событий пятого столетия; один лист илл; карта Руси 1240-1533.

Шестое столетие: 1362 — 1462. Дмитрий Донской, Василий I, Василий II. Перечень событий шестого столетия; один лист илл.

Седьмое столетие: 1462 — 1562. Иван III, Василий III, Елена Глинская, Иван Грозный. Перечень событий седьмого столетия; 5 листов илл; карта Государства Московского и Литовского 1533-1598.

Восьмое столетие: 1562 — 1662. Фёдор I, Борис Годунов, Лжедмитрий, Василий Шуйский, Михаил Фёдорович Романов, Алексей Михайлович. Перечень событий восьмого столетия; 5 листов илл; карта Московского Государства 1598-1682

Девятое столетие: 1662 — 1762. Фёдор II, Иван Алексеевич, Софья Правительница, Пётр I, Екатерина I, Пётр II, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Пётр III. Перечень событий девятого столетия; 2 листа илл; карта Приобретения России по договорам 1721 и 1743гг.

Десятое столетие: 1762 — 1862. Екатерина II, Павел I, Александр I, Николай I, Александр II. Перечень событий десятого столетия; 8 листов илл; две карты: Россия 1762-1801 и Западная Европа.

Одиннадцатое столетие: Александр II, Александр III, Государь Император Николай Алексадрович. Перечень событий одиннадцатого столетия; 8 листов илл.; две карты: одна разделена надвое, вверху — Сибирь, в нижней части Приобретения России на Кавказе и в Средней Азии в XIXв и вторая карта — Европейская Россия.

Приложение: 6 л.л. илл.

Книга получила Высшую награду на 1-й Всероссийской выставке монастырских работ и церковной утвари, а также Золотую медаль на Международной выставке 1904 г. в Париже. На рубеже ХIХ–ХХ вв. во всем мире наступил настоящий выставочный бум. В России, Европе, Америке проходят промышленные, сельскохозяйственные, ремесленные, художественные выставки. Некоторые монастыри и мастерские участвуют в них и даже получают награды, в т.ч. международные. Но единственная специальная церковная выставка состоялась в 1904 году в обширных залах Таврического дворца. Ее устроило Общество попечения об улучшении быта питомцев Императорского воспитательного дома. Эта выставка имела две основных цели: познакомить посетителей с характером работ, производимых в монастырях и мастерских и собрать средства для несчастных детей, лишенных семьи.

Экспозиция состояла из нескольких разделов: монастырских работ, церковной утвари и живописи, исторического и торгово-промышленного. К участию в выставке приглашались все русские монастыри и многие откликнулись: раздел монастырских работ собрал 78 монастырей. Большую часть составляли женские обители, но представительна была и группа мужских монастырей: Валаамский Свято-Преображенский и Свято-Троицкий Александра-Свирского монастыри, Глинская Рождество-Богородицкая пустынь, Почаевская Свято-Успенская Лавра, Артемиев Веркольский монастырь и др. Многие русские монастыри в то время имели свои иконописные, ремесленные мастерские, занимались хлебопашеством, держали скот, разводили рыбу. Одним словом, полностью обеспечивали не только себя, но и многочисленных паломников. На выставке они представили работы инокинь по живописи и всевозможным женским рукоделиям: иконы, картины, церковные вещи, шитые шелком и золотом, вышивки, ковры и т.д. Мужские монастыри прислали киоты, резные кресты, изделия из кипариса, кожи, бронзы, кости. В разделе церковной утвари приняли участие производители церковной утвари и всех предметов, относящихся к внутреннему благолепию храмов, в их числе несколько выдающихся русских фирм: Московская Синодальная типография, Московский Епархиальный свечной завод, Торгово-промышленное товарищество П.И. Оловяшникова, Гатчинский завод Лаврова и др. В историческом разделе были представлены коллекции старинных предметов (церковная утварь, иконы, кресты, переплеты книг и шитье, монастырские принадлежности иноков). Обычно на открытие выставок, как и сейчас, приглашались высокопоставленные особы. Выставку открыла одна из самых известных благотворительниц дома Романовых - Великая княгиня Мария Павловна, супруга великого князя Владимира Александровича /сына российского императора Александра II/.

Сам Великий князь Владимир Александрович дважды посетил выставку, осмотрел разделы, приобрел восковые свечи Валаамского монастыря, а также получил в подарок икону. Выставка работала довольно продолжительное время (1,5 месяца) и ежедневно ее посещали священники, представители царствующего дома, члены Священного Синода, прихожане. Выставку нельзя назвать общедоступной, т.к. входная плата была довольно высока – 50 коп, дети и учащиеся платили половину суммы (напомним, что заработная плата квалифицированного рабочего составляла в это время 20-25 руб.). Разнообразной была культурная программа выставки. Это были, главным образом, концерты духовной музыки в исполнении церковных хоров, кроме того, проходили концерты известных музыкантов и исполнителей. Интересно, что 1 апреля демонстрировался фильм о Саровских торжествах по канонизации св. прп Серафима Саровского. Участники выставки получили награды: по разделу монастырских работ почетные дипломы (Grand prix) получили Ново-Тихвинский горно-Уральский женский монастырь и Балашовский Покровский женский монастырь, большие золотые медали – Московский Ивановский женский монастырь и Санкт-Петербургский Воскресенский Новодевичий монастырь, малые золотые медали – Иоанно-Предтеченский Леушинский женский монастырь, Успенский Пюхтицкий женский монастырь, Киево-Покровский женский монастырь и др. Московская Синодальная типография Высшую награду Grand prix получила за художественное печатание, изящные переплеты, серебряные украшения для Евангелия и Апостола и редкое собрание старопечатных книг в типографской библиотеке. Высшую награду Grand prix получил художник и иконописец Василий Павлович Гурьянов. В.П. Гурьянов участвовал в реставрации икон Московского Успенского собора (1896 г.), по заказу Государя Императора написал иконы, украсившие в 1903 году раку и сень над мощами св. преподобного Серафима Саровского, а позднее в 1906 году в Успенском соборе Саровской пустыни отреставрировал 150 икон. На выставке им была представлена богатая коллекция работ, 12 икон из этого собрания приобрела Императрица Александра Федоровна. Интересно, что высокие награды, полученные на этой выставке, в дальнейшем были подтверждены на международном уровне.

Например, издание «История России в портретах по столетиям», подготовленная Покровской общиной сестер милосердия, в этом же 1904 году получила золотую медаль на Парижской выставке. Наряду с выдающимися произведениями авторов на выставке демонстрировались и образцы т.н. массового производства. Несколько фирм представляли иконы, изготовленные фабричным способом. Благодаря своей дешевизне они стали проникать в православные страны – в Грецию, Болгарию, Сербию, Черногорию, а также на Афон и Иерусалим. Цена таких икон колебалась от 4 коп. до 1 р.90 коп. Большими тиражами они выпускались к массовым православным праздникам. К Саровским торжествам 1903 года одна из фирм напечатала таких икон на сумму 100 тыс. руб. Судьбы представителей российской ветви Ольденбургского герцогского дома неоднократно привлекали внимание как русских, так и немецких историков. Однажды майским днем 1901 года было опубликовано лаконичное сообщение, исходившее из Царскосельского Александровского дворца и Гатчинского Большого дворца одновременно. Население страны оповещалось о том, что Ее Императорское Высочество Великая княжна Ольга Александровна (1888-1960), младшая дочь Императора Александра III и Императрицы Марии Федоровны., с общего согласия Государя Императора Николая II и Вдовствующей Императрицы обручена с Его Высочеством Принцем Петром Александровичем Ольденбургским (1868-1924). флигель-адъютантом и генерал-майором Свиты Е.И.В. Новость потрясла Санкт-Петербург и Москву. Никто не поверил, что предстоящий брак основан на взаимной любви. Ольге было девятнадцать лет, принц Ольденбургский был на четырнадцать лет старше, и всему Петербургу было известно, что он не проявляет особого интереса к женщинам. Большинство обывателей не сомневались в том, что, поскольку старшая дочь Императрицы Матери производит на свет одного ребенка за другим, Мария Федоровна пожертвовала счастьем своей младшей дочери ради того, чтобы Ольга всегда оставалась под рукой и всегда могла приехать, как в Гатчину, так и в Аничков Дворец. По мнению же самой Великой княгини, Вдовствующую Императрицу уговорили отдать дочь замуж за их сына родители принца Ольденбургского, в частности, его честолюбивая мать, принцесса Евгения, которая была близкой подругой Марии Федоровны [С эпохи Петра I на русскую службу поступали представители некоторых второстепенных владетельных домов, к примеру, принцы Гессен-Гомбургские и другие. К середине и концу XVIII века их число увеличилось, поскольку большинство из них предпочитали находиться под властью Императриц Елизаветы Петровны и Екатерины II, а не Фридриха Великого. Им необязательно было отказываться от своих земель в Германии. К концу столетия прочно обосновались в России принцы Гольштейн-Готторпские, Ольденбургские и Мекленбург-Стрелицкие. Одна из дочерей Павла I была супругой принца Георга Ольденбургского, а другая Великая княжна вышла замуж за герцога Лейхтенбергского.

Таким образом, все три фамилии — Ольденбургские, Мекленбург-Стрелицкие и Лейхтенбергские были связаны узами с Династией Романовых. Все они титуловались "Высочествами", а не "Императорскими Высочествами"]. Великая княжна и ведать не ведала о подобных махинациях. Она встречала своего кузена Петю почти на всех семейных собраниях и находила его слишком старым для своего возраста. Он очень заботился о своем здоровье. Другой его заботой были азартные игры. Он терпеть не мог домашних животных, открытые окна и прогулки. Появляясь в свете лишь изредка, все остальное время он сидел дома, а ночи чаще всего коротал за карточным столом в одном из петербургских клубов [Принц Петр Александрович Ольденбургский был военным, флигель-адъютантом, затем Свиты Е.В. генерал-майором. Когда же он успевал служить?]. При звуках музыки он зевал. Живопись, которой профессионально увлекалась Ольга, ставила его в тупик. «Сказать вам откровенно, меня обманом вовлекли в эту историю», - говорила позднее Великая княгиня Ольга Александровна. - Меня пригласили на вечер к Воронцовым. Помню, мне не хотелось ехать туда, но я решила, что отказываться неразумно. Едва я приехала к ним в особняк, как Сандра повела меня наверх, в свою гостиную. Отступив в сторону, она впустила меня внутрь, а затем закрыла дверь. Представьте себе мое изумление, когда я увидела в гостиной кузена Петра. Он стоял словно опущенный в воду. Не помню, что я сказала. Помню только, что он не смотрел на меня. Он, запинаясь, сделал мне предложение. Я так опешила, что смогла ответить одно: "Благодарю вас". Тут дверь открылась, влетела графиня Воронцова, обняла меня и воскликнула: "Мои лучшие пожелания". Что было потом, уж и не помню. Вечером в Аничковом дворце я пошла в комнаты брата Михаила, и мы оба заплакали. К рассказу этому Великая княгиня не прибавила больше ничего. Если даже ее родительница была так жестокосердна, то ведь ее старший брат, Император Николай II, мог запретить такого рода сделку. Великая княгиня ни разу не упомянула имени брата в связи с этой помолвкой. Возможно, ее удерживало чувство лояльности. Однако сам собой напрашивается вывод: должно быть, молодой Император поддался влиянию Императрицы-Матери. В данном случае Ольга совсем не стала бороться. Хотя она была обречена на жизнь с постылым человеком, зато ей не нужно было покидать родину. Предполагаю, что уже одно только это соображение примирило ее с браком, похожим на фарс. Но даже подобное обстоятельство вряд ли могло утешить девушку с горячим, жаждущим любви сердцем. Императрица Мария Федоровна решила ускорить бракосочетание. Состоялось оно в конце июля 1901 года. На торжество были приглашены лишь самые ближайшие родственники. Свадьба была не слишком веселой. После того, как новобрачная переоделась, супруги поехали в Санкт-Петербург, во дворец принца Ольденбургского. Первую ночь Великая княгиня провела одна.

Наплакавшись вдоволь, она уснула. Принц Петр отправился к своим старым приятелям в клуб, откуда вернулся под утро. «Мы прожили с ним под одной крышей почти пятнадцать лет»,- часто откровенно заявила Ольга Александровна, - «но так и не стали мужем и женой». Принцесса Евгения Ольденбургская, сын которой стал теперь зятем Императора, начала щедро одаривать невестку. Она подарила Ольге колье из двадцати пяти бриллиантов, размером в миндалину каждый, рубиновую тиару, которую некогда подарил Наполеон Императрице Жозефине, и сказочной красоты сапфировое колье. «Колье было таким тяжелым, что я не могла его долго носить. Обычно я прятала его в сумочку и надевала перед появлением в обществе, чтобы не страдать лишние минуты». [Великая княгиня писала позднее: "После того, как в 1916 году мой брак был признан недействительным, я вернула все драгоценности семье принца Ольденбургского. Я была особенно рада тому, что так поступила, узнав, что принц Петр и его мать жили вполне сносно на средства от продажи драгоценностей, вывезенных ими из России после революции".] Ходили смутные слухи о том, что "молодые" отправятся на юг Франции, но медового месяца не было, и вскоре у Великой княгини начался острый приступ меланхолии. Приступ прошел, но у молодой женщины начали выпадать волосы, и в конце концов ей пришлось заказать парик. Она так и не научилась носить его. Однажды во время поездки в открытом экипаже вместе с Императором и Императрицей Александрой Федоровной Ольга почувствовала, что парик вот-вот свалится у нее с головы: «Я схватила обеими руками свою шляпу и в таком виде ехала. Поскольку о моей болезни не сообщалось, прохожие, должно быть, приняли меня за сумасшедшую». Осенью 1901 года принц Ольденбургский неохотно согласился оставить общество петербургских картежников, и они отправились в Биарриц в сопровождении "Дины" и миссис Франклин. «Остановились мы в "Отель дю Палэ".

Однажды вечером мы устроили у себя прием. Я танцевала фокстрот. Неожиданно кто-то меня толкнул. Парик слетел у меня с головы и упал в середине зала. В наступившей тишине перестал играть и оркестр. Я позеленела от ужаса. Не помню, кто поднял мой парик, но пока у меня не отросли свои волосы, я больше не смела танцевать в парике». К началу 1903 года парик свое отслужил. Однажды вечером, когда они обедали, ресторан отеля наполнился дымом. «В одном из флигелей произошел небольшой пожар, но Вашему Императорскому Высочеству нечего волноваться»,- уверенным тоном заявил метрдотель. Спустя мгновение все вскочили из-за столов, спасая свою жизнь. Великая Княгиня бросилась в свои номера, надеясь спасти хоть какие-то свои вещи. Когда она выскочила из отеля и очутилась на газоне перед входом, запыхавшаяся и растрепанная, то обнаружила, что в руках у нее зажата брошка. «Это все, что я сумела захватить с собой в волнении»,- вспоминала Ольга Александровна. На ее счастье, прибежал, тяжело дыша, тучный греческий господин, живший в номере на том же этаже, что и Великая княгиня. В руках у него была шкатулка, в которой находились все драгоценности Ольги Александровны. «Впоследствии я узнала, что его дочь замужем за князем Орловым-Давыдовым. Этим-то и объяснялась его забота о сохранности имущества русских Великих княгинь». Принцу Ольденбургскому не так повезло, как его жене. У него сгорел весь гардероб, в том числе все его мундиры и ордена, и среди них знаменитый датский орден Белого слона, специально изготовленный для него придворным ювелиром Фаберже. Позднее они отправились в Карлсбад и остановились там у дяди Берти. Карлсбад был преднамеренно выбран Эдуардом VII и его приятелями, где под предлогом принятия "лечебных процедур" они могли предаваться таким развлечениям, которые способствовали дурной славе периода, впоследствии названного "Эдвардианской эрой". «До сих пор вижу перед собой дядю Берти, который сидит с невозмутимым видом перед своим отелем, попыхивая сигарой, а в это время толпы немецких туристов стоят и смотрят на него с благоговейным ужасом и любопытством». «Как вы можете выносить это, дядюшка Берти?»- спросила я его однажды. «Что тут такого? Для меня глазеть на них такое же развлечение, как и для них глазеть на меня», -ответил английский король. Относительно реакции Эдуарда VII на ее замужество Великая Княгиня ничего не сказала. Но он был добр к ней и предоставил в ее распоряжение яхту, с тем, чтобы она могла кататься на ней вдоль Средиземного побережья Италии. «В Сорренто мы сошли на берег и устроили небольшой прием на веранде гостиницы. Неожиданно в глаза мне бросился молодой британский офицер-моряк с копной рыжих волос. Он стоял и разглядывал море. Мы начали обстреливать его виноградинками, и в конце концов я пригласила его присоединиться к нам. Он так и сделал». Молодой британский моряк, скоро ставший известным, как "Джимми", лейтенант королевского военно-морского флота, впоследствии стал вице-адмиралом Т.В.Джеймсом, одним из близких друзей Великой Княгини. Его храбрость и находчивость во время революции принесли ей неоценимую пользу. «Ну, разумеется, мы довольно весело провели время в Сорренто»,- писала Ольга Александровна. «Первый шок миновал, я все еще питала надежду на лучшее будущее. К сожалению, во время нашего пребывания в этом городе возникли осложнения. К нам туда приехал мой брат Михаил. Он давно был влюблен в Дину, мою первую фрейлину. Они решили сбежать, но кто-то их выдал. Дину, разумеется, тотчас уволили. Брат был безутешен. Он обвинял Мама и Ники. Помочь им я не могла. Иногда мне приходило в голову, что нам, Романовым, лучше бы родиться без сердца. Мое сердце было еще свободным, но я была связана узами брака с человеком, для которого я была всего лишь носительницей Императорской фамилии. Чтобы потрафить своей жесткой, честолюбивой матери, он стал номинальным зятем Императора. Если бы я вздумала рассказать кузену Петру о своем сердце, истосковавшемся по любви и нежности, он счел бы меня сумасшедшей. Чета Ольденбургских вернулась в Россию перед самым Рождеством. Несколько месяцев, которые были очень утомительными, они провели в Петербурге, но затем, к радости Ольги, отправились в Рамонь, огромное поместье далеко к югу от Москвы, принадлежавшее свекрови Великой княжны. И там, впервые в своей жизни, Ольга близко соприкоснулась с крестьянами. Я ходила из одной деревни в другую, и никто мне не препятствовал. Я заходила в крестьянские избы, беседовала с мужиками и бабами и чувствовала себя своей среди них. Были у них трудности и даже нужда, о существовании которой я и не подозревала. Но я видела их доброту, великодушие и несгибаемую веру в Бога. Как мне представляется, эти крестьяне были богаты, несмотря на их бедность, и когда я находилась среди них, я чувствовала себя настоящим человеком. Но частых посещений деревень было недостаточно для Ольги Александровны. Скука, царившая в безобразном доме принца Ольденбургского, вскоре стала невыносимой для молодой женщины, и она решила проявить самостоятельность. Сначала она стала ежедневно приходить в больницу, существовавшую в имении, и наблюдать за работой докторов и сестер милосердия, всякий раз узнавая что-то новое. Затем решила построить небольшой белый особняк неподалеку от Рамони. Принцы Ольденбургские возражать не стали. Особняк был построен. Его назвали Ольгино. Поехал ли принц Ольденбургский за своей супругой в новый дом? Вполне вероятно, он предпочел остаться в Рамони. «Я распорядилась так, чтобы Ольгино построили на холме, откуда открывался вид на речку Воронеж, приток Дона. Местность была восхитительная. Поля упирались в леса, из-за которых выглядывали золоченые купола старинного монастыря св. Тихона Задонского, куда приходило множество паломников. Помню, однажды летним вечером я сидела на балконе и наблюдала, как садится солнце. Вокруг царил такой покой, что я поклялась, что если Господь когда-нибудь удостоит меня быть счастливой, то своего первенца я нареку Тихоном». Официально Великая княгиня считалась принцессой Ольденбургской. Ей необходимо было появляться в Рамони и присутствовать на балах и приемах, которые давала ее свекровь. Юной Ольге запомнилась одна гостья -молодая и красивая племянница принца Петра - Принцесса Мари-Клэр. Она получила образование во Франции и была совершенно незнакома с Россией. Ее визит закончился внезапно. «Она с трудом поверила мне, что до ближайшего города шестьдесят пять верст. Потом началась охота на волков, и она услышала волчий вой. Он так напугал ее, что Мари-Клэр тотчас же уехала в Париж». Великая княгиня так полюбила Ольгино и своих крестьян, что ей трудно было расстаться с ними осенью. Но, несмотря на все ее попытки стать независимой, Ольга не была хозяйкой своей судьбы. Ей нужно было возвращаться на север. Свою первую зиму замужней женщины она провела в огромном дворце принцев Ольденбургских на дворцовой набережной. «До чего же мне было неприятно находиться там», - писала Ольга Александровна. «Между мужем и его родителями за столом то и дело возникали споры.

Родители обвиняли принца Петра в том, что он проматывает свое состояние за карточным столом. Он оправдывался, говоря, что ничему другому его не научили. Язык моей свекрови походил на жало скорпиона. А о вспыльчивости свекра страшно даже вспоминать. Всякий раз, как появлялась такая возможность, я выходила из-за стола, но не всегда мне это удавалось сделать. Иногда Петр мчался к себе в клуб, даже не кончив обедать. Такого рода сцены наблюдали многие, включая прислугу, так что обыватели Петербурга, должно быть, хорошо представляли себе "счастливую семейную жизнь", какой жила семья принца Ольденбургского. И все-таки я была привязана к своему свекру, принцу Александру. Хотя он и был известен всей России своей вспыльчивостью, это был человек, а не пешка». Однако, корень все бед заключался в том, что муж Великой княгини был заядлым игроком. От брата Георгия она унаследовала миллион золотых рублей. В считанные годы вся эта сумма была до копейки промотана ее мужем. Принц Петр Александрович Ольденбургский, женившись на сестре императора Ольге, перешел в православие и получил в подарок от Николая II дворец на Сергиевской улице в Петербурге. Брак этот оказался неудачным. Ольга Александровна много лет добивалась от брата-Императора разрешения на развод и, наконец, в 1916 г. добилась его. Но с этого начинается заключительная и весьма печальная глава в истории российской ветви принцев Ольденбургских. Грянула революция. Александр Петрович Ольденбургский с женой и сыном Петром Александровичем поселились на Атлантическом побережье Франции, недалеко от испанской границы. Сведения об их жизни там очень скудны. Неожиданным источником оказался мемуарный очерк И.А. Бунина, написанный в 1931 г. и озаглавленный "Его Высочество". Бунин рассказывает, что он познакомился с Петром Александровичем Ольденбургским в 1921 г. в Париже. "Меня удивил его рост, - пишет Бунин, - его худоба, [...] его череп, совсем голый, маленький, породистый до явных признаков вырождения". П.А.Ольденбургский подарил Бунину книжечку своих рассказов "Сон", изданную им в Париже под псевдонимом "Петр Александров". "Он писал о "золотых" народных сердцах, внезапно прозревающих после дурмана революции и страстно отдающихся Христу. [...] Писал горячо, лирически, но совсем неумело, наивно. [...] Однажды на одном большом вечере, где большинство гостей были старые революционеры, он, слушая их оживленную беседу, совершенно искренно воскликнул: "Ах, какие вы все милые, прелестные люди! И как грустно, что Коля [Николай II] никогда не бывал на подобных вечерах! Всё, всё было бы иначе, если бы вы с ним знали друг друга!" [...] "Некоторые, - пишет Бунин, - называли его просто "ненормальным". Всё так, но ведь и святые, блаженные были "ненормальны"". Бунин цитирует далее сохранившиеся у него письма Петра Ольденбургского 1921-1922 годов: "Я поселился в окрестностях Байонны, - писал П.А. Ольденбургский И.А. Бунину, - на собственной маленькой ферме, занимаюсь хозяйством, завел корову, кур, кроликов, копаюсь в саду и в огороде. По субботам езжу к родителям, которые живут неподалеку, в окрестностях Сен Жан де Люз". Бунин упоминает о вторичной женитьбе П.А. Ольденбургского, о его скоротечной чахотке, о смерти в санатории в Антибе на Французской Ривьере. Его воспоминания ни в чем не противоречат сведениям, известным нам из других источников. В Российской государственной библиотеке обнаружилась и упомянутая Буниным маленькая книжечка рассказов. Ее содержание вполне соответствует той характеристике, которую дает ей Бунин. Петр Ольденбургский тяжело болел и умер раньше своих родителей. Через год, в ночь на 4 мая 1925 г. в Биаррице умерла его мать. Александр Петрович пережил жену на семь лет. В парижской русской газете "Последние новости" № 4187 от 8 сентября 1932 г. появилось краткое объявление: "Скончался принц А.П. Ольденбургский. Биарриц, 7 сентября (Гавас). 6-го сентября на 89 году жизни скончался принц Александр Петрович Ольденбургский". Более пространный некролог за подписью "Ч." был помещен в газете "Возрождение" за 7 сентября. Так пресеклась прямая российская линия Ольденбургского герцогского дома. И еще несколько штрихов к портрету Принца Петра Александровича. Летом 1890 года воронежская общественность была ошеломлена докладом Михаила Зуева, статистика и этнографа-любителя. Доклад читался на заседании Воронежского отделения Всероссийского статистического общества. Название доклада говорило само за себя: "О выявлении ведьм, колдунов и прочих магиков методом вариационной статистики". Вскоре доклад был издан отдельной брошюрой за счет автора и раскуплен моментально. Большинство воронежских интеллигентов решило что доклад этот - остроумная пародия на бесконечную думскую говорильню, другие посчитали его дерзкой эксцентрической выходкой, третьи с сожалением вздохнули - еще один талант сошел с ума. И лишь немногие восприняли доклад всерьез. Зато немногие эти стоили многих и многих. Михаил Зуев начинал свой доклад с утверждения, что ведьмы и колдуны не есть порождение темной фантазии отсталых слоев общества, а совершеннейшая реальность, существующая объективно, независимо от нашего представления о ней. Возможно, продолжал он, способности к волшебству возникают в результате воздействия на организм, особенно во время развития плода, различных природных сил атмосферного или горного электричества, почвенных вод редкого состава, приемом в пищу трав и снадобий. В пользу подобного предположения говорит то, что ведьмы и колдуны населяют Россию неравномерно: в одних местах их много, например, в Киевской и Воронежской губерниях, а в других мало или вовсе нет. Другая гипотеза, более любезная автору, заключалась в том, что ведьмы и колдуны не вполне принадлежат к роду homo sapiens, они - прямые потомки неандертальского человека. Как известно, неандертальский человек жил одновременно с человеком кроманьонским, превосходя последнего как по физическим качествам - массе, развитости скелета и мускулатуры, так и по объему черепной коробки. По непонятным причинам широкое развитие получила именно кроманьонская ветвь. Зуев предположил, что неандертальцы отнюдь не вымерли, просто у них эволюция пошла иным путем. Вместо безудержного роста популяции, порой за счет снижения характеристик вида, произошел рост качественный. Потомство неандертальцев оказалось настолько приспособленным к жизни, что отпала нужда в избыточной рождаемости, характерной для видов с высокой смертностью. Оттого в общей массе людей потомки неандертальцев составляют не более пяти процентов, скорее меньше. Далеко не все они известны, как ведьмы и колдуны, напротив, подавляющее большинство из них ведет ничем не примечательный образ жизни. Лишь часть, возможно, менее других наделенная теми способностями, которые современная Зуеву наука считала сверхъестественными, вступала в более тесные контакты с окружающими и именно она слыла среди них колдунами и ведьмами. Основная же масса потомков неандертальцев замкнута сама в себе, и делами кроманьонской ветви человечества интересуется мало. Собственно, постольку, поскольку это необходимо для обеспечения невмешательства общества большого в жизнь общества потаенного, неандертальского. По Зуеву, общины потомков неандертальцев (он их называет ветвью Н) располагаются преимущественно в сельской местности. Деревни, группы хуторов, порой маленькие уездные городки. Цивилизация мегаполисов для ветви Н чужда и неестественна: машинной культуре они предпочитают культуру биологическую. Представители ветви Н живут в гармонии с природой - урожаи у них стопудовые на самых скудных землях, а уж на черноземах и много больше, скот плодится в изобилии, даже в лесу они наберут грибов и ягод вдесятеро против обыкновенного человека. Они способны до известной степени предвидеть будущее - предчувствовать катастрофы, улавливать настроение масс и при угрозе наводнения, войны или же революции принимают меры, чтобы обезопасить свой круг. Зная о предстоящей засухе (или, напротив, дождливом, гнилом лете) они производят соответствующие агротехнические мероприятия, и когда везде голод и недород, у них всего в достатке. Ветвь Н могла бы легко занять главенствующее место в современном обществе, но карьерные соображения их мало интересуют - как цивилизованного человека не привлекает должность царька африканского племени или даже вожака бабуинов. Долгое время, продолжает Зуев, подобная стратегия обеспечивала ветви Н устойчивое независимое сосуществование с ветвью кроманьонской. Но двадцатый век изменил положение вещей. Прежде люди видели в представителях ветви Н угрозу и старались либо задобрить, либо уничтожить непохожих на себя. И в Старом, и в Новом Свете облавы на ведьм были массовыми, постоянными - и бесполезными. В сети охотников - инквизиции, Общества Адама и им подобных попадали либо маргиналы Н-ветви, явные ведьмы и колдуны, либо, по большей части, лица, к Н-ветви отношения вовсе не имевшие, но вызывающие отторжение окружающих. Основная же масса Н-ветви оставалась для общества невидимой, поскольку стратегия ее существования сводилась к простому правилу - не выделяться. Огромный пыточный арсенал - испанский сапог, кнут, дыба и другие, еще более изощренные механизмы кроманьонской расы, бессильны перед настоящим представителем ветви Н. Но девятнадцатый, а более того, двадцатый век дает более гуманную и несравненно более зоркую методу. Статистика - это рентгеновский луч, высвечивающий самые потаенные уголки общественного бытия. От статистики не укрыться ни в лесной чаще, ни за каменной стеной лабаза. Характерные признаки Н-ветви - низкая смертность, высокая грамотность, эффективное хозяйство - определяются если не всегда прямо, то опосредованно, наверное. Например, если хозяйство А. регулярно платит налоги, не имеет недоимок в самые тяжелые годы, не берет банковского кредита, не закладывает землю и инвентарь - это верный признак Н-ветви. Размер поголовья скота, величина удоев, урожайность - еще признак. Крайне низкая детская смертность, высокая продолжительность жизни - третий признак. Проанализировав совокупность всех данных, Зуев, по его словам, нашел убедительнейшие доказательства существования по крайней мере трех деревень, обитатели которых являются представителями ветви Н. Более того, он вступил в контакты с ними и получил полное подтверждение своей теории, но, связанный обещаниями, не может назвать конкретное селение. Задача государства в двадцатом веке, по мнению Зуева, состоит в прекращении политики ксенофобии, как бессмысленной и недостойной просвещенного общества. Ветвь Н должна получить безусловные гарантии своей безопасности, автономии и, в известных пределах, независимости. Лишь в этом случае можно надеяться на вовлечение представителей этой ветви в государственную жизнь. А подобное вовлечение, безусловно, послужит на благо всему человечеству. Докладом заинтересовался принц Петр Александрович Ольденбургский, натура исключительно живая и своеобразная. Он принял доклад Зуева всерьез и пригласил автора в свое рамонское имение, где предложил, пока частным порядком, наладить сотрудничество с ветвью Н. Принц своим словом гарантировал защиту, благорасположение и тайну всем представителям ветви Н, кои пожелают хозяйствовать на его землях на благо всего общества. Слово Петра Ольденбургского, помещика-миллионера, приверженца агрономической науки, зятя Его Императорского Величества Николая Второго, стоило дорогого, и Михаил Зуев связался с представителями ветви Н. Рукавицы оказались за поясом! Представители ветви Н жили в трех верстах от рамонского замка Ольденбургских, на хуторе Сорокино! Хутору был придан статус селекционной станции, а рядом, в сельце Березовка, была открыта сельскохозяйственная школа, преподавать в которой взялся некто Арсений Петров, по заверениям Зуева, видный представитель ветви Н. И дело пошло! Сама природа тому благоприятствовала, тучные воронежские черноземы являются эталоном плодородной земли. Научный подход к делу плюс интуиция давали потрясающие результаты. Специализировались в сельскохозяйственной школе и на селекционной станции в выращивании сахарной свеклы. Ввоз тростникового сахара делал Россию зависимой от внешних рынков, сахарная свекла французских и немецких сортов была плохо приспособлена для возделывания в условиях засушливого лета. В самые короткие сроки было проведено районирование сортов, адаптация их к местным условиям. Петр Ольденбургский живо интересовался всеми сторонами жизни ветви Н, но та не спешила раскрывать свои секреты. Будучи человеком всесторонне развитым, принц пытался найти естественнонаучное объяснение феномену ясновидения, который особенно привлекал его. Для этого в одном из подвалов замка он построил лабораторию, истратив на нее более пятидесяти тысяч рублей, сумму по тем временам изрядную. Консультировал его один из изгоев Н-ветви, некто Г. Новых, который пользовался определенным доверием принца (известно, что Новых указал курган, при раскопках которого были найдены бесценные археологические сокровища). В лаборатории смонтировали сложное устройство, включающее в себя два рубина и систему зеркал, быть может, прообраз лазера. Во время многочисленных экспериментов были получены результаты совершенно неожиданные - принц Петр Ольденбургский говорил о том, что ему "открылась дверь в иной мир, мир, полный ужаса, страха и боли", но подразумевал ли он под этим миром параллельное измерение или просто живописал положение угнетенных классов, теперь сказать трудно. Однако и сельскохозяйственная школа, и селекционная станция существовали в атмосфере недоверия и зависти: многие крестьяне были недовольны тем, что полевые работы проводились в дни церковных праздников, еще большее недовольство вызывали обильные урожаи на соседских полях. Поползли слухи о том, что в школе нечисто - там правит черт, и кто идет туда, продает ему душу. Разумеется, никакого официального противодействия принцу быть не могло, но на бытовом уровне проявления недовольства становились повседневным явлением - поджигали усадьбы крестьян-учеников школы, травили скот, создавали атмосферу нетерпимости и террора. Не помогла и построенная принцем больница для жителей Рамони, в которой практиковали представители Н-ветви. Лечились рамонцы охотно, но по выздоровлении (а процент излеченных был много выше, чем в московских и петербургских клиниках) они же первые кричали о докторах-отравителях, сеющих на погибель простому люду холеру. Дважды принц Ольденбургский призывал для наведения порядка казачьи отряды, что также не добавило ему популярности среди сельского люмпен-пролетариата. "Зависть и лень - вот препятствия, одолеть которые наиболее трудно, - писал он П. Струве, с которым находился в дружеских отношениях. - Любая земельная реформа обречена на борьбу с косностью не правящих кругов, их можно и обломать, а с косностью масс, преодолеть которую рывком, нахрапом невозможно". Но дело все же крепло и ширилось. Была создана заповедная зона, в которой начали разводить бобров ("бобровая ферма"), проведены работы по ликвидации оврагов, истинного бедствия Воронежской губернии, введено культурное лесопользование. Новые сорта свеклы имели такую высокую сахаристость, а сам сахар был настолько хорош, что в селе Рамонь пришлось построить сначала сахарный завод, а потом и конфетную фабрику, продукция которой была отмечена наградами самых престижных международных выставок и пользовалась как в России, так и в Европе неограниченным спросом. Но мировая война, а затем и революция изменили ход эксперимента Ольденбургского. Принц эмигрировал, впоследствии наследниками был объявлен душевнобольным. На месте селекционной станции образованы ВНИИСС (Всероссийский научно-исследовательский институт сахарной свеклы) и ВНИЗР (Всероссийский институт защиты растений). Сельскохозяйственная школа получила дальнейшее развитие как Березовский сельскохозяйственный техникум. Бобровая ферма стала знаменитым Графским Заповедником. После распада СССР всероссийский Орден Колдунов объявил было Воронеж "Черной Столицей России", но очень быстро колдуны одумались и стали жить тишком да ладком.