RARUS'S GALLERY

Москва-Ленинград, ГИЗ, гос. литография им. М. Томского, Ленинград, 1930. 12 с. с ил. (цв. литографии). В издательской цв. литографированной обложке. 12х15 см.  Цена 10 к. Тираж 50000 экз. Тем не менее, редка!

 

 

 

 

 

Как-то вечером домой

Возвращался папа мой.

Возвращался папа мой

Поздно по полю домой.

Папа смотрит и глядит —

На земле хорёк сидит.

На земле хорёк сидит

И на папу не глядит.

Папа думает: «Хорёк —

ЗамечательныЙ зверёк,

Замечательный зверёк,

Если только он хорёк».

А хорёк сидел, сидел,

И на папу поглядел.

И на папу поглядел

И уж больше не сидел.

Папа сразу побежал,

Он винтовку заряжал.

Очень быстро заряжал,

Чтоб хорёк не убежал.

А хорёк бежит к реке

От кустов невдалеке.

А за ним невдалеке

Мчится папа к той реке.

Папа сердится, кричит

И патронами бренчит,

И винтовочкой бренчит,

«Подожди меня!» — кричит.

А хорёк, поднявши хвост,

Удирает через мост,

Мчится с визгом через мост,

К небесам поднявши хвост.

Папа щелкает курком,

Да с пригорка кувырком.

Полетел он кувырком

И — в погоню за хорьком.

А ружье в его руках

Загремело — тарарах!

Как ударит — тарарах!

Так и прыгнуло в руках.

Папа в сторону бежит,

А хорёк уже лежит.

На земле хорёк лежит

И от папы не бежит.

Тут скорее папа мой

Потащил хорька домой.

И принес его домой,

Взяв за лапку, папа мой.

Я был рад, в ладоши бил,

Из хорька себе набил,

Стружкой чучело набил,

И опять в ладоши бил.

Вот пред вами мой хорёк

На странице поперёк.

Нарисован поперёк

Перед вами мой хорёк.

После гибели Маяковского в его честь была переименована Надеждинская улица в Ленинграде. Именно на ней в нищей коммунальной квартире жил другой выдающийся автор детских книг Д. Хармс. Его имя принято связывать с поэтикой абсурда, однако это определение не исчерпывает своеобразия творчества писателя. «Не рассказы его бессмысленны и алогичны, а жизнь, которую он описывает в них, —говорил один из ближайших друзей Хармса.—Формальная же бессмысленность и алогизм ситуаций в его вещах, так же как и юмор, были средством обнажения жизни, выражения реальной бессмыслицы автоматизированного существования, некоторых реальных состояний, свойственных каждому человеку. Юмором он обнажал не подлинную, застывшую, уже мертвую жизнь, не жизнь, а только мертвую оболочку жизни, безличное существование». Впрочем, эта характеристика относится скорее к «взрослым» произведениям, до 1960-х гг. известным лишь крайне узкому кругу посвященных. В творчестве Хармса и его товарищей по объединению «ОБЭРИУ» была определенная преемственность по отношению к раннему футуризму, выразившаяся в повышенном интересе к неизведанным возможностям заумного языка, в любви к эксцентрике, к скандальным и эпатажным публичным выступлениям. Вероятно, именно посещение одного из шумных поэтических вечеров натолкнуло С. Маршака на мысль привлечь участников группы к работе в журнале «Еж»: «Мне казалось, что эти люди могут внести причуду в детскую поэзию, создать считалки, припевы, прибаутки и прочее». В лице Хармса детская литература обрела одного из самых талантливых, парадоксальных, популярных авторов. Дети любили не только читать его стихи и рассказы, но и слушать его выступления на утренниках во Дворце пионеров на Фонтанке. «Как только Даня выходил на сцену, начиналось что-то невообразимое. Дети кричали, визжали, хлопали. Топали в восторге ногами. Его обожали. Он начинал с фокусов. У него в руках оказывалась игрушечная пушка. Откуда он ее доставал?! — не знаю. Я думаю, из рукава. Потом в руках у него появлялись какие-то шарики. Он доставал их из-за ворота, из рукавов, из брюк, из ботинок, из носа... Дети кричали так, что просто беда была. „Еще, еще, еще!" Потом он читал свои стихи». Выходя на эстраду, Хармс ощущал себя клоуном, фокусником, и в этой роли он выглядел совершенно органично; всевозможные эксцентричные выходки, розыгрыши, мистификации были неотъемлемой частью его натуры. «Казалось, он весь состоял из шуток. Сейчас я понимаю, что иначе он и не представлял себе своего существования. Чудачество было ему свойственно и необходимо». Эти черты характера писателя нашли самое непосредственное выражение и в произведениях для детей. Вероятно, их главное отличие от детских стихов Маяковского, в любой аудитории чувствовавшего себя трибуном и агитатором, в том, что Хармс всячески культивировал и в себе самом, и в своих читателях детскую яркость и непосредственность восприятия жизни, никогда не сдерживал полет своей фантазии, превращал любой рассказ в забавную и занимательную игру, часто без явных дидактических задач. В воспоминаниях современников этот поэт остается «большим озорным ребенком, слова и шутки которого с улыбкой повторяют взрослые». В то же время в стихах и рассказах для детей видны были некоторые вполне «взрослые» увлечения Хармса, проявлявшего большой интерес к философии и математике, любившего экспериментировать с поэтической формой, изобретать новые слова, скрещивать разные жанры. Любопытную характеристику хармсовских текстов с точки зрения их формальной структуры дает в своем обзоре детской поэзии Б. Бухштаб: «Основное для него — необыкновенно твердая, сжимающая стихотворение схема повторов и параллелизмов, настолько точная, четкая и абсолютная, что повороты смысла внутри нее требуют чрезвычайного искусства и изобретательности. Величину повторяющейся части стихотворения Хармс довел до предела. Он словно задает себе и решает сложные математические задачи. Эта схематичность построения, правильное чередование и повторяемость тех же ритмических, синтаксических и формально-логических схем при новом смысловом наполнении производит на детей чрезвычайно сильное впечатление. Игра смысла и синтаксических форм возбуждает смех ребенка и стимулирует его внимание к словесным значениям. Книжка Хармса—„веселая книжка", полезная в плане развития речи». Большое значение стилистических экспериментов писателя подчеркивает в своих воспоминаниях и Е. Шварц: «Появление Хармса (и Введенского) многое изменило в детской литературе тех дней. Повлияло и на Маршака. Очистился от литературной, традиционной техники поэтический язык. Некоторые перемены наметились и в прозе. Во всяком случае, нарочитая непринужденность как бы устной, как бы личной интонации, сказ перестал считаться единственным видом прозы». Естественно, такой своеобразный литературный стиль требовал и особого графического подхода. В числе иллюстраторов Хармса были такие прославленные мастера, как В. Лебедев и Н. Тырса, Н. Радлов и В. Замирайло, К. Рудаков и В. Стерлигов. Но эти художники оформляли не книги писателя, а его публикации в журналах «Чиж» и «Еж», поэтому их работы не имеют прямого отношения к нашей теме. Лишь немногие тексты писателя удостоились при его жизни отдельных изданий. Тем большую ценность представляют эти книги сегодня, многие из них крайне интересны и в оформительском отношении. Например, Э. Криммер, иллюстрируя рассказ «О том, как старушка чернила покупала» (1929), нашел очень точный графический эквивалент хармсовской стилистики. В этом издании есть страничные, полустраничные и совсем небольшие рисунки, детально изображающие персонажей и бытовой антураж. В финале появляется даже шаржированный портрет автора, пишущего очередной опус прямо на стене редакции. К сожалению, эти композиции воспроизведены настолько нечетко, что представляют собой скорее загадочные картинки, чем графические пояснения к рассказу. Зато предельной четкостью и выразительностью отличаются миниатюрные рисунки, помещенные иногда между строк, а чаще—на полях. Это своего рода знаки, эмблематические обозначения предметов. Некоторые из них появляются лишь однажды, например увиденные героиней во время похода за чернилами автомобиль, трамвай, мотоцикл; клоуны, рекламирующие гастроли цирка Дурова. Отдельные знаки в полном соответствии с текстом встречаются почти на каждой странице, акцентируя внимание на постоянных повторах некоторых ситуаций, выражений, слов. Все, к кому обращается с вопросами бестолковая старуха, говорят, что она свалилась с Луны. Художник изображает эту идиому буквально: уморительная фигура с зонтиком совершает плавный, размеренный полет вниз головой по ночному небу. К овалу, в который заключена эта изящная композиция, напоминающая загадочный иероглиф, Криммер добавляет точку и получает восклицательный знак, усиливая этим комический эффект. Вожделенная баночка чернил, которую героиня упорно ищет в самых неподходящих местах, мелькает на полях так часто, что простейший бытовой предмет превращается в навязчивую галлюцинацию. Совсем иначе свойственная хармсовской поэтике цикличность выражена В. Ермолаевой в оформлении книги «Иван Иваныч Самовар». Действие уподобляется короткому кинофильму, снятому в одном интерьере. Сходство страницы с экраном подчеркивается и закругленными рамками композиций, и сдержанным цветовым решением (художница использует только различные оттенки синего и коричневого). При появлении каждого нового персонажа не только люди и животные, но и неодушевленные предметы стремительно меняются: стол становится все длиннее, чтобы за ним могли разместиться все желающие, а самовар худеет и сплющивается. Обложку и иллюстрации к рассказу «Во-первых и во-вторых» (1929) выполнил легендарный мастер русского авангарда В. Татлин, обращавшийся к книжно-оформительскому искусству крайне редко. «Скромные, на первый взгляд, рисунки исполнены истинной детскости и простоты. Но главным и здесь для Татлина остается мотив движения: снизу вверх, сверху вниз, от рисунка к рисунку, вдоль всей книжки, где каждый новый поворот сюжета, обрастая новыми персонажами, надстраивается как новый этаж. Переворачивая страницы книги, мы сталкиваемся не только с еще одним диковинным приключением, но оказываемся в новой точке движения, которому нет конца». Количество героев постоянно увеличивается, появление каждого из них обыгрывается как некое математическое действие. В одном из причудливых персонажей, «длинном человеке», можно узнать черты самого иллюстратора. «Это еще один автопортрет в образе нового Гулливера, большого ребенка, мудрого чудака, каким запомнился современникам и каким, в сущности, был художник Владимир Татлин». Столь любимая этим мастером конструктивистская эстетика не сказывается в данном случае в рисунках, зато в полный голос заявляет о себе «в шрифте, игре прописными и строчными буквами, буквами крупного, как в титрах к немому фильму, и мелкого кегля, в плакатном начертании их». Как ни странно, нечто родственное иллюстрациям Татлина можно найти в рисунках художника совсем иного плана, В. Конашевича. В 1930 г. он оформил книги Хармса «Игра» и «Миллион». Графиков противоположных направлений сближает прежде всего обостренное ощущение динамики происходящего. Шагающий по улице пионерский отряд трактуется автором и оформителем как подвижная роящаяся масса, с трудом поддающаяся точному исчислению, растущая в геометрической прогрессии. «Конашевичу обычно недостает движения в тексте, ему мало увлекательных подробностей, он готов придраться к любой возможности дополнить книжку, продолжить рассказ. И если в стихотворении Д. Хармса один из ребят воображает себя автомобилем, другой — почтовым пароходом, третий—самолетом, то на рисунках их мечты получили зримое воплощение, реальное совмещено с фантастическим самым причудливым образом». Сходную задачу решает Е. Эвенбах в рисунках к рассказу «О том, как Панкин Колька летал в Бразилию» (1928). Юные герои этой книги, попав в деревню под Ленинградом, воображают, что они очутились в Латинской Америке. Колхозники представляются им индейцами, коровы—бизонами, вороны—попугаями. Эвенбах, в отличие от Конашевича, не соединяет реальные и воображаемые картины, а наоборот—четко разделяет их, выстраивая параллельные ряды, используя принцип симметрии. Искусствоведы отмечали, что в этой работе художнице особенно удались образы детей. Показать природу через призму детского восприятия пытался и Ю. Васнецов в иллюстрациях к книге «О том, как папа застрелил мне хорька» (1930). Участие Хармса в создании яркой, зрелищной книжки «Театр» свелось лишь к написанию незамысловатых рифмованных подписей к литографиям Т. Правосудович. Но и в этом издании, знакомящем дошкольников с основными жанрами сценического искусства и хрестоматийными сказочными сюжетами, явно присутствует элемент хармсовского озорства. Читатель словно попадает на концерт художественной самодеятельности и вместе с детьми, сидящими в зале, следит за происходящим на сцене. Картины очень быстро меняются, наряду с Красной Шапочкой, Котом в сапогах, Петрушкой, Коньком-Горбунком в представлении участвует отважный пионер, пронзающий шашкой плакатного буржуя. Безусловно, авторам удалось передать заразительную атмосферу веселого лицедейства. Вообще игровое начало неизбежно присутствует во всех изданиях, к которым был так или иначе причастен поэт. Творчество Хармса в известном смысле повлияло не только на литературный процесс, но и на стилистику изобразительного искусства. Уникальный образный строй его сочинений давал художникам богатейший материал для пластических поисков, подсказывал им множество остроумных и парадоксальных оформительских решений. Далеко не все потенциальные возможности такого рода были реализованы в прижизненных изданиях. Новый, удивительно плодотворный этап графического осмысления наследия поэта начался в 1980-е гг. и продолжается по сей день. Недаром современное санкт-петербургское издательство, культивирующее интереснейшие эксперименты в области создания «книги художника», названо «Хармсиздат».

Остроухова Е., Кувшинов Ф.

ПСЕВДОНИМЫ Д.И. ХАРМСА

Ветер истории занес в библиотеку Санкт-Петербургской православной духовной академии Евангелие 1914 года издания, принадлежавшее Даниилу Хармсу. Здесь целых три владельческих записи на титульном листе: «ДХ», «Даниил Хармс» и зачеркнутое «Шардам», — писатель пользовался более чем 30 разными псевдонимами. В то же время в архиве Глоцера обнаружилось Евангелие на немецком языке, которое Хармсу подарил отец в 1919 году. В пространной и несколько загадочной владельческой записи четырнадцатилетнего Дани на форзаце этого издания мы впервые встречаем употребление псевдонима «Charms». До того, как мы нашли эту книгу в собрании Глоцера, самое раннее употребление псевдонима было зафиксировано в 1922 году. Особенно примечательна история этой невзрачной книжки — издание переводов избранных «Писем к Луцилию» Сенеки. На титульном листе имеется автограф: «Чармс. 24 декабря 1936 года». Днем ранее появления этой владельческой записи Хармс отметил в дневнике: «Вчера папа сказал мне, что пока я буду Хармс, меня будут преследовать нужды. Даниил Чармс. 23 декабря 1936 года», — и на следующий день он ставит автограф с измененным именем на книге. Но, как известно, нужды Хармса с этим не прекратились. Даниил Хармс - самый стабильный из многих псевдонимов Даниила Ивановича Ювачёва, ставший его официальным именем (известно, что Хармс сначала подписал в паспорте карандашиком Ювачёв-Хармс, а затем и узаконил свой псевдоним - Хармс). Определить точное количество псевдонимов Хармса, пожалуй, невозможно в связи с тем, что некоторые произведения подписаны, например, просто Д. Х. или ХАРМС, или Д. Хармс, что на первый взгляд может показаться сокращённым вариантом от Даниил Хармс или произвольным употреблением только заглавных букв. Но для самого Хармса эти варианты написания (изображения) наверняка имели какой-то смысл и что-то значили, так как известно, с какой серьёзностью он относился к каждой букве. Многообразие псевдонимов можно объяснить интересом Хармса (и весьма значительным!) к египетской культуре (традиция, характерная для русского модернизма. "Согласно представлениям египтян, часть человеческой души заключается в имени человека. Поэтому имя являлось постоянным объектом магических действий и заклинаний!" (М. Матье). Трансформации, которые придавал своему псевдониму Хармс, напоминают как раз некие магические манипуляции, с одной стороны, прикрывающие истинное значение имени (которое, по канонам магии, не должно быть ведомо непосвящённому), с другой - уберегающие носителя этого имени от неблагоприятного внешнего воздействия. Вся магия основана на знании истинных имен духов, демонов и проч. и умелом манипулировании этими именами. Кроме того, как мы увидим далее, некоторые псевдонимы являются практически элементами структуры текстов. Мы приводим ряд псевдонимов Д. И. Хармса, расположенных в хронологическом порядке (начиная с 1922 года; детские подписи не учитывались); в скобках указана дата появления того или иного псевдонима, затем количество его употреблений.

1. Даниил Хармс.

Жаккар предполагает, что основной псевдоним Хармс начал использовать с 1924 года, а может быть, даже раньше. Имеется в виду именно Даниил Хармс (русскими буквами), так как Daniel Charms (латинскими) появился ещё раньше в подписях к рисункам (см. ниже и №№ 2, 3). Для начала приведём некоторые интересные факты биографии Хармса. Об обстоятельствах наименования будущего писателя Даниилом узнаём из записной книжки его отца 17(30) декабря 1905 г. (день рождения сына): "Пришёл батюшка и стал решать вопрос, как назвать сына. Сообща решили назвать Даниилом. Во 1) сегодня день памяти Даниила. 2) 12 дней тому назад в 6-м часу видел во сне его, 3) по имени его "Суд божий" можно назвать и свои личные страдания 14 дней в революцию России; 4) самый дорогой пророк для меня, из которого я строю свою философию…".  Вероятно, в семье Ювачёвых существовал некий миф о "странном" рождении и наречении сына, о чём свидетельствуют неоднократные упоминания об этих событиях мемуаристов. Из воспоминаний сестры7 поэта: "Папа был в отъезде и прислал маме письмо: у тебя родится сын, назови его Даниил. И Даня родился в день Даниила - 30 декабря". Вторая жена Хармса, Марина Малич, также вспоминает:

Даня рассказывал мне такую историю. Отец его был приглашён на финку к Толстым. Мать Дани была на сносях, ждала ребёнка. Иван Павлович позвонил ей по телефону из Ясной Поляны и кричал довольно громко, потому что такие были телефоны и только так его было слышно. Он сказал: "Будь осторожнее, роды уже близко. Ты разрешишься 30 декабря. И родится мальчик. Назовём его Даниилом". Жена что-то возражала. Но он её оборвал: "Никаких разговоров! Он будет Даниил. Я сказал".

По поводу смысла основного псевдонима Хармса существует несколько версий. А. Александров возводил его значение к французскому charm - "обаяние", "чары": "И в немецком, и в английском языках это слово имеет такое же значение. Но, выбрав слово в качестве псевдонима, молодой поэт слегка изменил его звуковой облик. Daniel Charm превратился в Даниила Хармса. Скрытый смысл изменённого слова можно перевести как Даниил Чародей или Даниил Колдун".

Учитывая данные о серьёзных занятиях Хармса магией, версию А. Александрова, вероятно, можно было бы считать весьма правдоподобной, если б не то мистическое значение, которое, судя по некоторым данным, Хармс (и его отец) придавали этой фамилии. О том свидетельствует, в частности, следующая дневниковая запись Хармса от 23 декабря 1936 года: "Вчера папа сказал мне, что пока я буду Хармс, меня будут преследовать нужды". "Чародей" или "Колдун", кажется, не те имена, которые налагают на их носителя печать неудачи или несчастья. Ж.-Ф. Жаккар находит корни этого псевдонима в английском языке:

В его [Хармса] записной книжке 1924 года уже на первой странице латинскими буквами написано: "Daniel Charms", что ещё раньше встречается в подписях к его рисункам. Эта орфография доказывает, что изначально это слово образовалось от английского "charm", тем более что в нескольких случаях встречается "Чармс". Но не стоит совсем игнорировать английское слово "harm", несущее в себе идею страдания, что подтверждает и художница Алиса Порет. Следовательно, почти систематическое употребление псевдонима "Хармс" само по себе уже имеет большое значение, что доказывает неправильность объяснения А. Александрова. "Словарь культуры 20 века" Руднева также даёт версию об английском происхождении псевдонима (Хармс от англ. charm "чары"). Валерий Сажин указывает на иные пути прочтения этого псевдонима:

Действительно, английское harm не так далеко по значению от того, что говорил Хармс. Однако, дело не в этом, а в том, что именно в соответствии с занятиями оккультизмом и магией Хармс должен был избрать себе псевдоним, значение которого не выявлялось бы так легко с помощью всего лишь познаний в английском (равно как немецком или французском) языке. Поэтому в качестве гипотезы предположим, что поиск расшифровки псевдонима писателя надо вести и в других языках. Прежде всего, это санскритское Dharma - "религиозный долг" и его исполнение, "праведность", "благочестие"; Хармс мог знать от отца, что псевдоним Миролюбов тот изображал двумя написанными по-древнееврейски словами "мир" и "любовь"; по аналогии с этим (да и из собственных занятий ивритом) Хармс мог ассоциировать свой псевдоним со словом hrm (herem), что означает отлучение (от синагоги), запрещение, уничтожение). Следует принять во внимание сообщение Е. Белодубровского о том, что учительницей немецкого языка в Петершуле, где с 1916 года учился Хармс, была Елизавета Васильевна Хармсен. Возможно, здесь мы имеем дело со случаем, аналогичным отношению Я. Друскина к своему учителю литературы Л.В. Георгу. В 1986 году В. Сажин в небольшой заметке о Хармсе упомянул о том, что иногда происхождение псевдонима относят на счёт героя А. Конан Дойла Шерлока Холмса. В самом деле, есть некоторые основания для связи псевдонима Хармса с именем Шерлока Холмса. Поводом для неё послужили нередко упоминаемые мемуаристами описания хармсовской манеры одеваться: "он и одевался как "денди лондонский". Этих настоящих денди он никогда не видел, пришлось самому придумать себе нечто "лондонское". Он носил короткие серые гольфы, серые чулки (увы, из грубой вигони), серую большую кепку". Примем во внимание и дневниковую запись Хармса: "Создай себе позу и имей хаpактеp выдеpжать ее, - записывает Хаpмс летом 1937 года. - Когда-то у меня была поза индейца, потом Шеpлока Холмса, потом йога, а тепеpь pаздpажительного невpастеника. Последнюю позу я бы не хотел удеpживать за собой. Надо выдумать новую позу".

2. ДCH.

Этой полуиноязычной монограммой подписан самый ранний из стихотворных текстов Даниила Хармса ("В июле как то в лето наше…"). Возможны два варианта её прочтения: DCH и ДСН. В первом случае, очевидно, мы имеем дело с сокращением от Daniel Charms, во втором - характерное для Хармса эклектическое смешение различных культурных (в данном случае, лингвистических) уровней.

3. Daniel.

Латинизированный вариант написания имени "Даниил". Вообще, латинизацию псевдонимов Хармса, очевидно, следует объяснять его увлечением западной (в первую очередь немецкой и еврейской) культурой.

4. Даниил Заточник (Хармс).

Даниил Заточник, автор написанного в первой четверти XIII века "Моления", адресованного великому князю Ярославу Всеволодовичу, подписав своё послание "Даниил Заточник", рядом с именем просто указал своё положение (заточник - тот, кто заточён, заключён). Автор послания (по многочисленным версиям: некий опальный дружинник, дворянин, ремесленник, холоп) описывает своё бедственное положение и просит адресата избавить его от нищеты, вернув в свою дружину. Кроме того, некоторые исследователи допускают, что Даниил Заточник - вымышленная личность, от лица которой анонимным автором написано сугубо литературное послание (обоснование - существование двух вариантов произведения: "Слово" и "Моление"). Этим псевдонимом подписано стихотворение "О том, как Иван Иванович попросил, и что из этого вышло". Можно найти некоторые общие мотивы с "Молением": просьба (и её неудовлетворение), изгнание, "плохая" жена, монашество. Помимо этого, эротическая тема стихотворения и тема сексуального неудовлетворения - одни из центральных в поэтике Хармса. Подчеркнем сатирический план "Моления", что позволяет исследователям говорить о скоморошничестве автора  и что опять-таки сближает "Моление" и стихотворение Хармса (а также вписывается в смеховую культуру Хармса).

5. ДаНиил Хармс.

Интересный псевдоним, в котором Хармс использует метод графической атаки. Очевидно, первая часть псевдонима должна члениться на "Да" и "Ниил"; последнее, вероятно, относится к Нилу, египетской реке (о египетской теме см. выше). Малообоснованным представляется версия о совмещении в имени двух полярностей: "Да" и "Ни" ["Нет"?].

6. Даниил Хармс Школа чинарей Взирь зауми.

Подобная пространная подпись свидетельствует, конечно, о сильном желании Хармса подчеркнуть свою принадлежность новому левому "течению". Это интегрирование имени и обозначения принадлежности новой школе может пониматься в рамках жизнетворчества. Ср. с подобными №№ 7, 9.

7. Школа ЧИНАРЕЙ Взирь Зауми Даниил Хармс.

См. № 6.

8. Д. Х.

Довольно "сложный" псевдоним, заключающий в себе несколько значений. Первое - "ДуХ", что отправляет нас к религиозной тематике. Второе опять связано с дыханием, вздохом. Не стоит исключать и нумерологические упражнения Хармса, которые здесь ориентированы на число 10, актуализируемое через букву Д - десять (decima) и через Х [икс], в римской системе обозначения чисел соответствующий опять-таки числу 10, хотя не ясно, что это должно было выражать. Возможно также, что здесь мы имеем дело с хармсовской аллюзией на еврейский алфавит. В данном случае, очевидно, речь нужно вести о трех буквах: далет (4-ая), символическое значение "реализация"; гхе (5-ая), символическое значение "вдохновение"; хет (8-ая), символическое значение "равновесие". Безусловно, символические значения букв представляют собой важные для эстетики и философии Хармса понятия. Кажется несомненным и то, что для "Х" обязательно парное употребление с "Д", которая может выступать в роли самостоятельной подписи (См. № 36). Ср. это с дневниковой записью: "Если сказать про какого-нибудь человека, что он на букву Х, то все поймут, что это значит. А я этого не желаю понимать принципиально".

9. Чинарь Даниил Иванович Хармс.

Отказавшись от фамилии отца, Хармс не отказывается от его имени (т. е. сохраняет отчество в псевдониме - Даниил Иванович Хармс). Более того, имя Иван - самое частотное у Хармса; этим же именем он называет своего вымышленного брата - Ивана Ивановича Хармса, приват-доцента Санкт-Петербургского университета, брюзгу и сноба.

См. также № 6.

10. Д. Хармс.

Один из наиболее частотных псевдонимов. Очевидно, сокращенный вариант Даниила Хармса. С другой стороны, если учесть внимание Хармса к каждой букве, и вспомнить о Dharm'е, то фонетическое прочтение этого псевдонима без паузы (не [дэ//хармс], а [дхармс]) свидетельствует в пользу замечания В. Сажина (см. выше). Важно также и то, что, занимаясь ивритом, Хармс прекрасно знал о фонетической вариативности некоторых еврейских букв (например, третья буква "гимел(ь)" может читаться двояко: гимел(ь)/гхимел(ь)), природа которой, конечно, лежит в эзотерических представлениях о словах (именах). При этом не стоит забывать о занятиях Хармса йогой, в которой дыханию придается основное значение.

11. Д.И. Хармс.

Как это ни удивительно, такая подпись встречается всего один раз.

12. Д. Баш.

Так подписан "детский" текст Хармса "Озорная пробка". Очевидно, псевдоним восходит к немецкому автору, из которого у Хармса есть два перевода ("Плюх и Плих", "Как Володя быстро под гору летел"), - В. Бушу, любимому писателю Хармса в детстве. Именно жанр детского рассказа позволяет нам сблизить псевдоним Хармса с реальным именем.

13. Даниил Хормс.

Хормс может соотноситься с Холмсом, разница всего в одну букву. Но, возможно, здесь имеет смысл соотнести Хормс с английским hors (конь). В пользу этой версии говорят оба текста, подписанные Даниил Хормс (см. также № 15). Впервые - подпись к письму Э. А. Русаковой от 22 декабря 1930 года, в котором Хармс пишет: "посылаю тебе вещь "Гвидон",потому что я тебе её посвятил". В пьесе же "Гвидон" конь - один из эротических символов:

Мысли коня

входят в меня

вносят аршин

кнут и кувшин

в упряжке стою

подобен коню

во сне пришла ко мне идея

мысль благородного коня

разбить копытами темницу

и мчаться мчаться вдоль реки

Этот же мотив встречается и в стихотворении "Он и Мельница", подписанный Даниил Хормс. Даниил Ххармс:

Он - Я вижу путь железной конки

И далее:

Мельница - и конки

Здесь не ходят на беду

См. также №№15, 20.

14. Даниил Ххармс.

"Двойное "х" позволяет поэту создать следующую фигуру: и далее ,содержащую в себе одновременно круг и окно - оба символа очень важны для Хармса". Также важно учесть замечание М. Ямпольского о сдваивании буквы "х", которое (сдваивание) носит гносеологический характер и опять отправляет нас к проблеме говорения, проговаривания, произнесения.

15. Ххоермс.

О сдваивании "х" см. № 14.

Обращает на себя внимание замена "а" на "ое", в результате чего [хойэрмс] или [хоэрмс] отсылает в очередной раз к [холмс]. Отклонение от Хармс здесь, возможно, продиктовано смыслом текста (см. также №22). Ххоермсовский текст ("Здравствуй стол...") весьма агрессивен и подталкивает связать Х(хое)рмс (как вставка вместо а - хое) с английким horrent (анаграммированным) - поэт. ощетинившийся, угрожающий; или horror - ужас, отвращение, или нелепое, смешное. Кроме того, обращение к "деревянному негодяю" (четвероногому), не оправдавшему надежды на его благоразумие, отсылает, как нам кажется, ещё и к английскому hors (конь), спрятанному в Ххоермсе (см. №13).

См. также №20.

16. Даниэлъ Хаармсъ.

Здесь следует отметить старинную орфографию, часто используемую Хармсом, и, в связи с появлением "-аа-", видимо, какое-то скандинавское или еврейское влияние. Вместе с тем, если исходить из интереса Хармса к египтологии, то подобное удвоение "а" могло появиться и по аналогии с именем древнеегипетской богини порядка и истины, супруги бога мудрости Тота - Маат. Употребление Хармсом дореформенной (1918 г.) орфографии следует отнести, по-видимому, в область той же рудименции, что и употребление им же "Петербурга", а не "Ленинграда" в "Комедии города Петербург".

17. Даниил Хаармс.

См. № 16. Вместе с тем, здесь чистое удваивание "а", что, очевидно, можно рассматривать как своего рода акцент, усиленный за счет удаления дореволюционной орфографии. При прочтении этого псевдонима вполне определенно слышна заклинательная (напевная) интонация. В таком случае, "-аа-" ведет к устойчивой теме магии в творчестве Хармса.

18. Даниил Протопласт.

Протопласт встречается у Папюса, когда он говорит от тройственности Адама и выделяет Адама Кадмона, Адама Белиала и Адама Протопласта, который "есть Начало дифференцированных душ" [выделено Папюсом], и далее: "Души происходят от дифференции Адама Протопласта". Следует учесть также и корень этого слова, который отправляет нас к мифологическому персонажу Протею известного "способностью принимать облик различных существ и многознанием". Кроме того, в энциклопедической статье указывается способность Протея к пророчеству (там же). В этом случае "пророк Даниил" и "пророк Протей" организуют характерную для Хармса двойчатку (как Алексей Алексеевич, Иван Иванович и т. д., а также собственный псевдоним Дандан), усиливающую семантику.

19. Дан. Хармс.

О варианте "Дан" см. № 22.

20. (Яронея).

Это слово (в скобках, так что псевдонимом мы его считаем условно) под письмом к К. В. Пугачевой, по мнению В. Сажина, искаженное от "ирония". Возможно. Тем более что "ирония" ранее уже появлялась в переписке Хармса с Пугачевой: "Милая и самая дорогая моя Клавдия Васильевна, я ни с какой стороны или вернее, если можно так выразиться, абсолютно не отношусь к Вам с иронией" [выделено Хармсом].

Кроме того, в подписи (Яронея) очевиден корень яр: письмо любовное, а подпись - как намёк на страсть, испытываемую автором к адресату; но, в отличие от остальных писем тому же адресату, это имеет оттенок обиды, что позволяет прочитать Яронея как своеобразноe деепричастие от "яриться"? Обнаруживаются интересные параллели с Хормсом и Яронеей в мифологии восточных славян, где известно божество Хорс (бог Солнца), у западных славян именуемое как Яровит (или Ярило). Наиболее древние неперсонифицированные боги славян - Род и Роженицы. Род отождествлялся с зерном, а Роженицы воспринимались как женское начало, дающее жизнь всему живому. Позже функции Рода и Рожениц расширились, и они унифицировались в верховных богов, получив в разных славянских племенах следующие имена собственные: Яровит". Каждому из главных языческих племенных богов отчасти были присущи черты бога Солнца, с другой стороны, и этим богам, и солнцу придавали мужские свойства Рода (Ярилы). Однако у славян был собственно бог Солнца по имени Хорс. Хорсу посвящены два самых крупных славянских языческих праздника в году, связанных также со Световидом, Ярилой-Яровитом и т.д. Как известно, славянские боги, составившие знаменитый пантеон, позже разрушенный Владимиром Крестителем, в большинстве своем - инокультурные:

В списке богов Владимирова пантеона Дажьбогу непосредственно предшествует Хорс (Хорсъ, Хърсъ, Хръсъ), причем только между их двумя именами в тексте нет союза "и", что дает Вяч. Вс. Иванову и В. Н. Топорову основание отождествлять оба эти персонажа: Дажьбог оказывается как бы "переводом" Хорса на понятный славянину мифологический язык. Сами русичи воспринимали его имя как чуждое, темное, иностранное, о чем свидетельствуют многочисленные искажения этого имени при перепечатке книг, а также определение, примененное к нему в тексте так называемой "Беседы трех святителей": "Два ангела громная есть: елленский старец Перун и Хорс жидовин". Таким образом, Хорс, как еврейское божество, наверняка был известен Хармсу. Можно предположить, что одним из источников этого псевдонима был роман А. А. Кондратьева "На берегах Ярыни".

21. Хармс.

22. Даниил Дандан.

В этом псевдониме (а также см. №№ 19, 23) внимание стоит уделить корню "Дан". Здесь, в первую очередь, мы имеем дело с магическим утроением заклинания:

1) Дан (иил) 2) Дан + 3) Дан

Это отсылает нас к стихотворению "Небеса свернуться…", а точнее, к строке:

Я О, я сиръ, я исъ

Как отмечают А. Герасимова и А. Никитаев, "это отождествление с расчленённым натрое ("я тройной") именем древнеегипетского бога Осириса, который, вместе с богиней Исидой, с позднеантичных времён служил объектом поклонения в эзотерических культах, а позднее, через мистику тайных оккультных орденов, стал одной из значительных фигур вульгаризованного западноевропейского оккультизма 19 века". За подписью "Даниил Дандан" идут сразу три текста, написанные Хармсом в один день - 18 сентября 1934 года, причем тексты эти весьма значительны: "О ровновесии", "О явлениях и существованиях № 1", "О явлениях и существованиях № 2". Интересно, что в этих текстах имеют место магические манипуляции со словами, схожие с заклинательным Даниил Дандан: "Один даже мой знакомый сочинил такое выражение: "Кавео", что значит: "Камни внутрь опасно". И хорошо сделал. "Кавео" легко запомнить, и как потребуется, так и вспомнишь сразу". 27 сентября 1934 года Хармс пишет "грехопадение или познание добра и зла" и подписывает "Дандан", а 15 октября того же года он пишет два стихотворения: "Романс" ("Даниил Дандан") и "Что делать нам?" ("Дандан"), что свидетельствует о важности этого псевдонима (-ов) для Хармса этого периода. Маловероятной представляется версия, которую все же приведем: "дан" может пониматься в этом случае как усеченная форма отглагольного прилагательного "данный" (кому-л., чему-л.). При этом следует обратиться к дневниковой записи Хармса: "Надо ввести в русский язык опять усеченные прилагательные". Речь, вероятно, здесь должна вестись опять о даре свыше, данном Д. И. Хармсу.

23. Дандан.

См. 22.

24. Даниил Иванович Хармс.

Ср. с № 11.

25. Д. Хармс-Шардам.

Вторая часть псевдонима встречается еще несколько раз (см. №№ 26-28). Шардам очень созвучно со словом шарада. А шарада опять же находится в одном ассоциативном поле с Шерлоком Холмсом. Фонетическая созвучность дополняется визуальным сходством:

Шерлок Холмс

Шардам Хармс

Может быть, случайный, но графический параллелизм очевиден. Абсолютно одинаковое расположение гласных и согласных букв, из 11-ти букв - 5 повторяющихся. Учтем и замечание М. Ямпольского: "Один из его [Хармса] псевдонимов был связан с шаром - Шардам". Шардам легко членится на два слова: шар + дам, что приводит к двум вариантам прочтения. Первый можно обозначить как "дающий шар". Если принять во внимание, что шар в философско-религиозном сознании ассоциировался с божественной формой (Платон, Парменид, Эмпедокл и т.д.), то очевиден мессианский мотив этого псевдонима. Второй можно прочитать как "дамский шар". Здесь уместно вспомнить один из первых стихотворных опытов Хармса: "За дам по задам задам". Подобная неоднозначность (грамматическая вариативность: дам - глагол 1 л., буд. вр, ед. ч.; дам - мн.ч. сущ.) свойственна хармсовской поэтике (вспомнить хотя бы "жизнь победила смерть") и поэтике ОБЭРИУ. По крайней мере, нечто схожее мы встречаем у Александра Введенского в поэме "Кругом возможно Бог": Быть может только Бог, где императивность смешана с сомнением. Учитывая то, что этим псевдонимом подписано стихотворение на смерть К. Малевича, возможно существование ещё одного смысла: у Даля Шаръ - церковная краска. Но, помня о пристрастии Хармса к старинной орфографии (почему тогда не Шаръдам?), будем считать эту версию сомнительной.

26. Даниил Шардам.

См. 25.

27. Шардам.

См. 25.

28. Даниил Хармс-Шардам.

См. 25.

29. Ваня Мохов.

Один из "детских" псевдонимов Хармса. Нет сомнения, что "взрослые" псевдонимы Хармса более унифицированы, синонимичны между собою, тогда как "детские" отличаются особой "вольностью". Это, очевидно, подтверждает наши предположения о меньшей значимости "детских" псевдонимов по сравнению со "взрослыми", вариативность которых может рассматриваться как постоянный поиск наиболее "истинного" имени в кругу уже определенного, в то время как "детские" псевдонимы представляют собой полную перемену имени. Думается, Хармс не желал рисковать, изменяя свое имя до неузнаваемости во "взрослых" произведениях; как показал Н. Олейников, подобное может привести к печальным последствиям ("Перемена фамилии"):

Орлова не стало. Козлова не стало.

Друзья, помолитесь за нас!

Вместе с тем Ваня Мохов выступает и как герой детского стихотворения "Что это значит?"

Едет едет

Ваня Мохов

Здесь же появляется и Карл Иваныч Шустерлинг, (см. №30).

30. Карл Иванович Шустерлинг .

Еще один из "детских" псевдонимов Хармса.

"Если говорить о влиянии на Хармса немецкого "имиджа", можно заметить перекличку его любимого персонажа (и подчас псевдонима) Карла Ивановича Шустерлинга с рассказом "Филозофство Карла Ивановича Шустерле", напечатанным в книжке "Гут морген, Карл Иваныч! Сборник немецких комических куплетов" (Одесса, 1904)" (Борисов 1993: 151). Шустерлинг помимо прочего содержит в себе многоговорящий для детей корень "-шустр-".

31. Чармс.

О происхождении этого псевдонима см. выше. Несмотря на приписываемое этому псевдониму позитивное значение, он и "Даниил Чармс" (№ 32) очень редки (всего - 3 случая). "Чармс" гораздо чаще встречается в дневниках Хармса, нежели как подпись под художественными произведениями. Очевидно "Х" для Хармса было важнее "Ч" по неизвестным нам причинам (или по причинам, указанным Ямпольским и Жаккаром).

32. Даниил Чармс.

33. Гармониус.

Ж.-Ф. Жаккар так объясняет этот псевдоним: "Можно заметить, что "Harmonius", написанное латинскими буквами, содержит "Harm…s". Этот псевдоним помещается внизу текста, где обычно стоит подпись, но он возникает также и как название тетради, в которой собраны произведения этого времени. Следовательно, возможно, что это слово было выбрано для того, чтобы обозначить тему стихотворений, объединённых в этой тетради". Вместе с тем, темой стихотворения (или группы стихотворений, как предлагает Жаккар) как и в предыдущем случае является разгул, плотское наслаждение. "Гармониус" же антиномичен своим значением содержанию произведения ("Но сколько разных движений…").

34. Вера, Надежда, Любовь, София.

Христианский тернер "вера - надежда - любовь" дополнен "софией", т.е. мудростью. Неясно, почему Хармс, описывая бытовые реалии собственной жизни (так подписана "Бытовая сценка. Водевиль"), использует такой вариант псевдонима, значительно насыщенный религиозными концептами. Возможно, здесь имеет место авторская рефлексия по отношению к собственному тексту: противопоставление низменной бытовой жизни (разгул, вертеп) высоких религиозных (духовных) понятий. Стоит отметить, что в тексте затрагивается тема религии:

Мариша (залезая за фисгармонию): Заступница пресвятая! Мать пресвятая Богородица!

Хармс (лежа в прихожей на полу): Эй ты, там, слова молитв путаешь!

35. Хаармс.

См. 16.

36. Д.

Сокращенный вариант имени Даниил или Д. Х..

37. Даниил.

14 ноября 1937 года в "Дневнике" у Хармса записано: "сейчас моему сердцу особенно мил Густав Мейеринк". Л. Кацис отмечает здесь не просто интерес к австрийскому мистическому писателю. Дело в том, пишет он, что постепенно Хармс начинает подписывать свои дневниковые записи не Даниил Хармс, а просто Даниил. Это заставляет соотнести сюжет знаменитого "Голема" Г. Майринка с библейским сюжетом: Голем может восходить к колоссу из книги пророка Даниила. Иными словами, связи "Голема" с творчеством Хармса должны изучаться с учётом возможного самоотождествления Хармса с пророком Даниилом. Это тем более важно, что многие образы Апокалипсиса традиционно проясняются и толкуются через книгу Даниила. Таким образом, малозаметное изменение подписи Даниила Хармса под личными записями включает их в общеапокалиптический контекст.

38. Даниил Иванович Дуконъ-Хармс.

Надпись, сделанная Хармсом в виде таблички, которую он вешал на дверь. Возможно, Дуконъ является переделкой "дьякона" (если учесть факт бытования чинаря Д. Хармса). Также возможным представляется вариант, по которому Дуконъ - аллюзия на "дюк" (в старину обозначение вельможи), который в старой российской орфографии выглядит как "дукъ" или "дука". У Хармса есть стихотворение 1934 года под названием "Обращение учителей к своему ученику графу Дэкону". Дэкон, вероятно, восходит к Бэкону. Тогда: Бэкон - Дэкон - Дукон - трансформация вполне в хармсовском духе. Кроме того близка семантика слов "граф" и "дюк" ("дука" по Далю).

Кроме того, у Даля находим:

ДУК м. кур. в игре, касло, шар, свинка: ямка, лунка, в которую дубинками вгоняют шар, мяч. свинку, чурку (см. дучка).

ДУЧКА  ж. южн. лунка, ямка, углубленье, дыра.

Если Хармсу это слово было известно, то псевдоним-надпись на двери наполняется богатыми интерпретациями (актуализируются семы ямка, лунка (вход?) и шар).

39. А. Сушко.

Что касается данного псевдонима ("детского"), то, как кажется, он восходит к анаграмматической игре с именем А. С. Пушкина:

А.С. Пушкин

А.С ушко

Здесь уместно вспомнить В. Сажина, который показал, что Хармс своими произведениями боролся против обывательского пушкиноведения (Сажин 1990: 111; Сажин 1985). Очевидно, вынесение в псевдоним анаграммы имени Пушкина обусловлено схожей мотивировкой.

40. Писатель Колпаков.

Еще один "детский" псевдоним. Колпак является одним из важных объектов алхимической атрибутики. Нельзя не упомянуть и устойчивую идиому "околпачить", т.е. обдурить, обмануть. Исходя из этого, представленный псевдоним можно рассматривать как сублимацию характерного для Хармса семантического "перевертня". В сущности, подобное скоморошное поведение вполне укладывается в эстетику Хармса. У Гоголя, весьма почитаемого Хармсом, очень часто встречается колпак - и как головной убор, и как бранное слово (например, в "Женитьбе"). В целом, в системе псевдонимов Хармса прослеживаются несколько линий (пророческая, анаграмматическая, аллюзивная и т.д.), которые характерны вообще для творчества этого писателя. Несомненным представляется тот факт, что к своему литературному имени (псевдониму) Хармс подходил как к категории, аналогичной тексту, в которой возможны различного рода трансформации, своей природой имеющие творческий процесс.

Васнецов, Юрий Алексеевич (1900—1973) — русский советский художник; живописец, график, театральный художник, иллюстратор. Лауреат Государственной премии СССР (1971). Родился 22 марта (4 апреля) 1900 года (по старому стилю) в семье священника в Вятке (ныне Кировская область). Его отец служил в кафедральном соборе г. Вятки. Дальний родственник художников А. М. Васнецова и В. М. Васнецова и фольклориста А. М. Васнецова. С юности, и на протяжении жизни, был дружен с родившимися в Вятке и жившими впоследствии в Петербурге художниками Евгением Чарушиным. В 1919 году окончил Единую школу второй ступени (бывшая Вятская первая мужская гимназия). В 1921 году переехал в Петроград. Поступил на живописный факультет Вхутеина, тогда — ПГСХУМ, где занимался пять лет, у педагогов А.Е. Карева, А. И. Савинова. Васнецов хотел быть живописцем, и стремился приобрести все навыки, необходимые для работы в живописи. Из опыта своих учителей Васнецов не перенял ничего, что повлияло бы на него, как живописца — за исключением влияния М.В. Матюшина, у которого он непосредственно не учился, но был знаком с ним через своих друзей - художников Н.И. Кострова, В.И. Курдова, О.П. Ваулину. Через них он получил представление о теории Матюшина, и познакомился с «органическим» направлением в русском искусстве, наиболее близким своему природному дарованию. В 1926 г. во ВХУТЕИНЕ курс, на котором учился художник, был выпущен, без защиты диплома. В 1926-27 гг. некоторое время преподавал изобразительное искусство в ленинградской школе № 33. В 1926—1927 гг. вместе с художником В. И. Курдовым продолжил обучение живописи в ГИНХУКе у К.С. Малевича. Был принят в Отдел живописной культуры, руководимый Малевичем. Изучал пластику кубизма, свойства различных живописных фактур, создавал «материальные подборы» — «контррельефы». Художник говорил о времени своей работы в ГИНХУКе : «Всё время развитие глаза, форма, построение. Добиваться материальности нравилось, фактурности предметов, цвета. Видеть цвет!». Работа и обучение Васнецова у К. С. Малевича в ГИНХУКЕ длилась около двух лет; за это время художник изучил значение живописных фактур, роль контраста в построении формы, законы пластического пространства. Живописные работы, сделанные Васнецовым в этот период : контррельеф «Натюрморт с шахматной доской», 1926—1927; «Кубистическая композиция», 1926-28, «Композиция с трубой» 1926—1928; «Натюрморт. В мастерской Малевича» 1927—1928; «Композиция со скрипкой» 1929, и другие.

В 1928 году художественный редактор издательства «Детгиз», В.В. Лебедев привлёк Васнецова к работе над детской книгой. Первые книги, проиллюстрированные Васнецовым — «Карабаш»(1929) и «Болото» В.В. Бианки (1930). В оформлении Васнецова неоднократно, массовыми тиражами, издавались многие книги для детей — «Путаница» (1934) и «Краденое солнце» (1958) К.И. Чуковского, «Три медведя» Л.Н. Толстого (1935), «Теремок» (1941) и «Кошкин дом» (1947) С.Я. Маршака, «Английские народные песенки» в переводе С.Я. Маршака (1945), «Кот, петух и лиса. Русская сказка» (1947) и многие другие. Иллюстрировал «Конька-горбунка» П.П. Ершова, книги для детей Д.Н. Мамина-Сибиряка, А.А. Прокофьева и другие издания. Детские книжки Васнецова стали классикой советского книжного искусства. Летом 1931 года вместе со своим вятским родственником, художником Н.И. Костровым, совершил творческую поездку на Белое море, в посёлок Сороки. Создал цикл живописных и графических работ «Карелия». В 1932 году вступил в члены Ленинградского отделения Союза советских художников. В 1934 году женился на художнице Галине Михайловне Пинаевой, в 1937 и в 1939 году родились две его дочери, Елизавета и Наталья.

В 1932 году поступил в аспирантуру при живописном факультет Всероссийской Академии художеств, где занимался три года. В тридцатые годы живопись Васнецова достигает высокого мастерства, приобретает самобытный, неповторимый характер, не схожий с работой близких ему художников. Его живопись этого времени сравнивается с работами В.М. Ермолаевой и П.И. Соколова — по силе и качеству живописи, по органической стихии цвета: «Васнецов сохранил и приумножил достижения самобытной национальной живописной культуры». В 1932—1935 гг. Васнецовым были написаны холсты «Натюрморт со шляпой и с бутылкой», «Чудо-юдо рыба кит» и другие работы. В некоторых из этих работ — «Дама с мышкой», «Церковный староста», — возникает хорошо знакомый художнику образ купечески-мещанской России, сравнимый с образами купчих у А. Островского и Б. Кустодиева.

Некоторые исследователи ( Э.Д. Кузнецов, Е.Ф. Ковтун) относят эти работы вершинным достижениям в творчестве художника. В 1936 году разрабатывал для Большого Драматического театра в Ленинграде костюмы и декорации к спектаклю по пьесе М. Горького «Мещане». В 1938-40 гг. работал в экспериментальной литографской мастерской при ЛОСХ. Автор поздравительных открыток (1941—1945). Предвоенный и послевоенный стиль Васнецова в книжной графике создавался под давлением идеологических обстоятельств. Пережив упорный нажим соцреализма, Васнецов сменил его стилем, связанным с русским народным искусством, во всяком случае, так считалось, хотя в нём было много от рыночного образца. Некоторая стилизация оказалась приемлема. Понятная и не имеющая отношения к формализму, она не воспринималась условно… Народная, рыночная вышивка.

Всё это вместе с реальным пейзажем постепенно избавило его от клички формалиста. В 1941 г. входил в коллектив художников и поэтов « Боевой карандаш». В конце 1941 г. эвакуировался в Пермь (г. Молотов). В 1943 г. переехал из Перми в г. Загорск. Работал главным художником Научно-исследовательского института игрушки. Создал серию пейзажей Загорска. В конце 1945 года вернулся в Ленинград. В 1946 году получил звание заслуженного деятеля искусств РСФСР. В 1946 году летом создаёт ряд пейзажей Сосново, в 1947—1948 гг. — Мельничного Ручья, в 1949—1950 гг. Сиверской, в 1955 г.- Мерёва (под Лугой), в 1952 году пишет ряд крымских пейзажей, в 1953-54 гг. пишет эстонские пейзажи. С 1959 года ежегодно ездит на дачу в Рощино и пишет виды окрестностей. C 1961 года и до конца жизни жил в доме № 16 на Песочной набережной в Петербурге. В 1966 г. получил звание народного художника РСФСР. В 1971 году Васнецову была присуждена Государственная премия СССР за два сборника русских народных сказок, песенок, загадок « Ладушки» и «Радуга-дуга». В том же году по его рисункам снят мультфильм «Терем-теремок». Живописные работы 1960-70- х гг. — преимущественно, пейзажи и натюрморты («Натюрморт с вербой», «Цветущий луг», «Рощино. Кинотеатр „Смена“). На протяжении всей жизни Васнецов работал в живописи, но из-за обвинений в формализме, не выставлял своих работ. Они были представлены на выставках только после его смерти. Умер 3 мая 1973 года. Похоронен в Санкт-Петербурге на Богословском кладбище.