Баннер

Сейчас на сайте

Сейчас 107 гостей онлайн

Ваше мнение

Самая дорогая книга России?
 

Мандельштам О. Кухня. Картинки В. Изенберга.

Москва-Ленинград: Радуга, гослитография им. тов. М. Томского, 1926. 10 с. Тираж 8000 экз. Цена 80 к. В издательской цв. литографированной обложке. Одна из лучших советских детских книг. Чрезвычайная редкость!

 

 

 

 

 


Кухня.

Гудит и пляшет розовый
Сухой огонь березовый
На кухне! На кухне!
Пекутся утром солнечным
На масле на подсолнечном
Оладьи! Оладьи!



Горят огни янтарные,
Сияют, как пожарные,
Кастрюли! Кастрюли!
Шумовки и кофейники,
И терки, и сотейники -
На полках! На полках!


И варится стирка
В котле-великане,
Как белые рыбы
В воде-океане:
Топорщится скатерть
Большим осетром,
Плывет белорыбицей,
Вздулась шаром.



А куда поставить студень?
На окно! На окно!
На большом на белом блюде -

И кисель с ним заодно.
С подоконника обидно
Воробьям, воробьям:
- И кисель, и студень видно -
Да не нам! Да не нам!



Хлебные, столовые, гибкие, стальные,
Все ножи зубчатые, все ножи кривые,
Нож не булавка:
Нужна ему правка!
И точильный камень льется
Журчеем.
Нож и ластится и вьется
Червяком.
- Вы ножи мои, ножи!
Серебристые ужи!



У точильщика, у Клима,
Замечательный нажим,
И от каждого нажима
Нож виляет, как налим.

Трудно с кухонным ножом,
С непослушным косарем;
А с мизинцем перочинным
Мы управимся потом!
- Вы ножи мои, ножи!
Серебристые ужи!


У Тимофеевны
Руки проворные -
Зерна кофейные
Черные-черные:
Лезут, толкаются
В узкое горло
И пробираются
В темное жерло.

Тонко намолото каждое зернышко,
Падает в ящик на темное донышко!



На столе лежат баранки,
Самовар уже кипит.
Черный чай в сухой жестянке
Словно гвоздики звенит:

- Приходите чаевать
Поскорее, гости,
И душистого опять
Чаю в чайник бросьте!

Мы, чаинки-шелестинки,
Словно гвоздики звеним.
Хватит нас на сто заварок,
На четыреста приварок:
Быть сухими не хотим!



Весело на противне
Масло зашипело -
То-то поработает
Сливочное, белое.
Все желтки яичные
Опрокинем сразу,
Сделаем яичницу
На четыре глаза.



Крупно ходит маятник -
Раз-два-три-четыре.
И к часам подвешены
Золотые гири.

Чтобы маятник с бородкой
Бегал крупною походкой,
Нужно гирю подтянуть -
ВОТ ТАК - НЕ ЗАБУДЬ!


1925-1926


"Авторы почти всех воспоминаний о Мандельштаме неизменно отмечают, что это был человек неистребимой веселости: шутки, остроты, эпиграммы от него можно было ожидать в любую минуту, вне всякой зависимости от тяготы внешних обстоятельств. Между шуточными и «серьезными» стихами он проводил четкую грань, но чем строже и аскетичней становилась его лирика, тем раскованней и своевольней писались шуточные стихи", – пишет П.М. Нерлер в комментариях к книге стихов Мандельштама.

Шуточными были и детские стихи 1924 – 1925 годов. "Все детские стихи пришлись на один год – мы переехали тогда в Ленинград и развлекались кухней, квартиркой и хозяйством", – вспоминала Надежда Яковлевна Мандельштам. 1924 год для Осипа был заполнен прежде всего каторжной переводческой работой и писанием «Шума времени». Пафос этой вещи в корне отличен от пафоса манделыптамовских статей начала двадцатых годов. Вспоминая эпоху, предшествующую возникновению и расцвету русского модернизма, Мандельштам подчеркивал ее творческую бесплодность и «глубокий провинциализм». Девяностые годы XIX века он назвал здесь «тихой заводью», варьируя образ из своего стихотворения 1910 года:

Из омута злого и вязкого

Я вырос, тростинкой шурша,

И страстно, и томно, и ласково

Запретною жизнью дыша.


Не случайно попытки «склеивания» и «сращения» страниц истории, бережно предпринимаемые в прежних мандельштамовских статьях, сменились в «Шуме времени» намеренно «разорванными картинами». Может быть, именно поэтому Мандельштам год спустя будет признаваться Анне Ахматовой и Павлу Лукницкому, что он «стыдится содержания» «Шума времени». Заключительные страницы своей новой прозы Мандельштам дописывал летом 1924 года, в доме отдыха ЦЕКУБУ, в подмосковной Апрелевке. По-видимому, тогда же «Шуму времени» было дано его заглавие, восходящее не только к знаменитому — fuga temporis — «бег времени», много позже подхваченному Ахматовой, но и к следующему фрагменту романа Андрея Белого «Серебряный голубь»: «...Август плывет себе в шуме и шелесте времени: слышишь — времени шум?». В конце июля Мандельштамы переехали на жительство в Ленинград. Поселились они в самом центре города, на Большой Морской, сняв две комнаты в квартире актрисы-конферансье М. Марадулиной. Сохранилось подробное описание мандельштамовского скромного жилья, выполненное дотошным П. Лукницким:

«От круглого стола — в другую комнату. Вот она: узкая, маленькая, по длине — 2 окна. От двери направо в углу — печь. По правой стене — диван, на диване — одеяло, на одеяле — подушка. У печки висят, кажется, рубашка и подштанники. От дивана, по поперечной стенке — стол. На нем лампа с зеленым абажуром, и больше ничего. На противоположной стене — между окон — род шкафа с множеством ящичков. Кресло. Все. Все чисто и хорошо, смущают только подштанники».


В Ленинграде поэт получил дополнительный источник дохода: по предложению Самуила Маршака Мандельштам взялся писать детские стихи. Это было закономерно, поскольку с детьми Осип Эмильевич почти всегда легко находил общий язык. «Он ведь был странный: не мог дотронуться ни до кошки, ни до собаки, ни до рыбы... — в 1940 году рассказывала Анна Ахматова Лидии Чуковской... — А детей любил. И где бы он ни жил, всегда рассказывал о каком-нибудь соседском ребеночке». Некоторые из детских стихотворений Мандельштама учитывали опыт «лесенки» Владимира Маяковского:

— А водопровод

Где

воду берет ?


Другие — приспосабливали для нужд детской поэзии нарочито инфантильную манеру мандельштамовского учителя — Иннокентия Анненского:

— Эх, голуби-шары

На белой нитке,

Распродам я вас, шары,

Буду не в убытке!

Топорщатся, пыжатся шары наливные —

Лиловые, красные и голубые...

(Мандельштам «Шары»)

Покупайте, сударики, шарики!

Шарики детски,

Красны, лиловы,

Очень дешевы!

(Анненский «Шарики детские»)


В одном из ленинградских издательств с Мандельштамом встретился будущий прославленный драматург, а тогда — начинающий поэт для детей Евгений Шварц, в чьем дневнике находим беглый набросок к мандельштамовскому портрету: «Озабоченный, худенький, как цыпленок, все вздергивающий голову в ответ своим мыслям, внушающий уважение». В сентябре в Ленинград на короткое время приехал Пастернак, который несколько раз заходил к Мандельштамам в гости. В письме, отправленном Осипу Эмильевичу 19 сентября уже из Москвы, Борис Леонидович сетовал, что ему так и не довелось послушать мандельштамовскую прозу. Дружеским и чуть шутливым жестом завершается второе пастернаковское письмо — от 24 октября: «Обнимаю Вас. Сердечный привет Надежде Яковлевне. Жена, с соответствующими перемещеньями, присоединяется». Рождество Мандельштамы справляли с Бенедиктом Лившицем и его женой. «Мы с Надей валялись в спальне на супружеской кровати и болтали, — вспоминала Екатерина Лившиц, — дверь была открыта, и нам было видно и слышно, как веселились наши мужья». Новый, 1925 год они встретили вместе с Б. Бабиным и его женой — знакомыми мандельштамовской юности. В середине января 1925 года на Морской впервые появилась Ольга Александровна Ваксель (1903—1932). В 1925 году «бытовое» христианство Мандельштама выльется в пронзительное трехстишие-молитву:

Помоги, Господь, эту ночь прожить,

Я за жизнь боюсь — за твою рабу...

В Петербурге жить — словно спать в гробу.


В середине ноября 1925 года Мандельштам уехал к Надежде Яковлевне в Ялту. В Ленинград он вернулся в начале февраля 1926 года, задержавшись на один день в Москве (из письма к Н. Я. Мандельштам от 2 февраля: «...В Москве меня заговорил Пастернак, и я опоздал на поезд. Вещи мои уехали в 9 ч. 30 м., а я, послав телеграмму в Клин, напутствуемый братом Шурой, выехал следующим в 11 ч.»). Стихи по-прежнему не писались, и это выбивало поэта из колеи. «Больше всего на свете Мандельштам боялся собственной немоты, называя ее удушьем. Когда она настигала его, он метался в ужасе и придумывал какие-то нелепые причины для объяснения этого бедствия» («Листки из дневника» Анны Ахматовой). Мечущимся по Ленинграду в поисках заработка вспоминают Мандельштама мемуаристы. Тем не менее он пытался держаться бодро, как и полагалось взрослому мужчине — кормильцу семьи: «...Я, дета, весело шагаю в папиной еврейской шубе и Шуриной ушанке. Свою кепку в дороге потерял. Привык к зиме. В трамвае читаю горлинские, то есть врученные для перевода или рецензии Александром Николаевичем Горлиным французские книжки» (из письма к жене от 9—10 февраля 1926 года). «Ты не поверишь: ни следа от невроза. На 6-й этаж поднимаюсь не замечая — мурлыкая» (из письма к ней же от 18 февраля 1926 года). За 1926 год Мандельштам написал 18 внутренних рецензий на иностранные книги; его переводы были опубликованы в 10 сборниках прозы и стихов, изданных в Москве, Киеве, Ленинграде. В 1925-1926 г.г. вышли четыре мандельштамовские книжечки стихов для детей: «Примус», «2 трамвая», «Кухня» и «Шары». Жил Мандельштам у брата Евгения на 8-й линии Васильевского острова. В конце марта он уехал в Киев, где на короткое время воссоединился с Надеждой Яковлевной. В начале апреля поэт вернулся в Ленинград, но уже через полмесяца он отправился к Надежде Яковлевне в Ялту. «...За многие годы это был первый месяц, когда мы с Надей действительно отдохнули, позабыв все.  У меня сейчас короткая остановка: оазис, а дальше опять будет трудно», — прозорливо писал Мандельштам отцу. С июня по середину сентября 1926 года Осип Эмильевич и Надежда Яковлевна жили в Детском Селе, где они снимали меблированные комнаты. По соседству с ними поселился Бенедикт Лившиц с женой и сыном. «В эту осень в Царское Село потянулись петербуржцы и особенно писатели, — 15 октября 1926 года сообщал Р. В. Разумник Андрею Белому. — Сологуб уехал, но в его комнатах теперь живет Ахматова, в лицее живет (заходил возобновить знакомство) Мандельштам, по-прежнему считающий себя первым поэтом современности». «В комнатах абсолютно не было никакой мебели и зияли дыры прогнивших полов», — вспоминала жилище Мандельштамов Ахматова. В середине сентября Надежда Яковлевна уехала в Коктебель.

Изенберг, Владимир Константинович (1895-1969) - скульптор, художник, работавший в журнальной и книжной графике, экслибрисе, плакате и декорационном искусстве. Сын Константина Васильевича Изенберга. Специального художественного образования не получил. Консультировался у М.И. Курилко. Жил: до середины 1920-х и с 1954 в Ленинграде, 1930-е в г. Куйбышев (ныне Самара), 1941 - 1945 в Муроме, 1945 - 1953 в Рязани. 1910-е рисовал для Петербургских журналов ("Солнце России" и др.).

С 1916 исполнял экслибрисы. 1920-е - иллюстрировал и оформлял книги для издательств "Мысль", Госиздат, 'Радуга". Работал в области политического плаката. Также художник-исполнитель в Одесском театре "Моссадром" и Севастопольском городском театре. 1930-е - участвовал в оформлении спектаклей в Куйбышевском драматическом театре. В 1954 году руководил работами по реставрации памятника «Стерегущему». I960-е - оформлял спектакли в Ленинградском театре кукол. 1969 - умер в Ленинграде.


Книжные сокровища России

Листая старые книги

Русские азбуки в картинках
Русские азбуки в картинках

Для просмотра и чтения книги нажмите на ее изображение, а затем на прямоугольник слева внизу. Также можно плавно перелистывать страницу, удерживая её левой кнопкой мышки.

Русские изящные издания
Русские изящные издания

Ваш прогноз

Ситуация на рынке антикварных книг?